Текст книги "Нет войне конца (антология)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Через эти врата мог пройти титан. Возможно, в свое время, так и случится.

– Для чего они? – спросил гость.

Вопрос казался преждевременным. На завершение портала потребуются десятилетия. Его громадная конструкция выходила просто на голую скалу. Это была дверь в никуда, созданная ценой колоссальных затрат и в условиях абсолютной секретности.

– Почему ты здесь, Мортарион? – спросил как можно мягче Малкадор.

– Для чего они? – повторил примарх.

Первый лорд положил сухую руку на спину Мортариона, собираясь выпроводить его, но при этом прекрасно понимая, что того не стоит подталкивать.

– Пойдем со мной. Нам надо поговорить.

Примарх сердито взглянул на него, на обезображенном токсинами лице отчетливо читалось презрение.

– Однажды, старик, – сказал он, сжав кулак, – один из нас заставит тебя глотать пыль. Возможно, это буду я.

– Ты, несомненно, прав. А теперь, пожалуйста, уйдем отсюда.

– Почему? Врата опасны?

Малкадор не взглянул на них. Ему это никогда не нравилось.

– Пока нет, – ответил регент.

Лермента не бросилась тут же бежать. Как только она увидела подтверждение первых авгурных данных, то сразу поняла, что это конец. В качестве одного из высокопоставленных чиновников архивного отдела администрации она была посвящена в недоступные другим дела, хотя сегодня поняла, что не находила в этом никакого удовольствия.

Женщина быстро спустилась по главному статистическому шпилю, миновала многочисленные ряды книжных шкафов, позволив себе мимолетный приступ сожаления, глядя на исчезающие во мраке названия книг. К моменту, когда зазвучали сирены предупреждения, Лермента вышла наружу. Она посмотрел вверх, словно знала, что может увидеть корабли, которые занимали позиции над планетой. Утреннее небо было обычного для сезона десятины тускло-зеленого цвета. Как и многое на Тераталионе, оно всегда отличалось редкой красотой.

Сейчас ее стерли окаймленные пламенем грозы, проливавшие кислотные слезы. Все смердело кордитом вперемешку с запахом раскаленного металла, свойственного плазменным разрядам. Женщина кралась в тени разрушенного медицинского блока, коченея от холода даже среди пожара. Сильный ветер трепал прилипшую к телу одежду научного сотрудника.

Лермента видела истребительные команды космодесантников, продвигающихся через городские зоны и уничтожающих выживших с пугающим мастерством. За исключением хруста сапог по костям и грубого лая их огромных болтеров, воины не издавали ни звука.

Они не пугали ее, но вот остальные люди от страха сходили с ума. Те, кто продолжали бежать к границам города, наверняка надеялись, что у них появится шанс, если они смогут выбраться из зон высадки.

Лермента следила за ними из своего жалкого убежища. Люди шли на поводу своих инстинктов, хотя из-за этого становились ужасающе легкими мишенями. Она могла только наблюдать за тем, как мужчин, женщин и детей расстреливали, вырезали или же давили гусеницами танков, доставленных огромными грузовыми судами. Тераталион был домом для миллиардов людей, и даже Легионес Астартес понадобится время, чтобы выследить их всех.

Она шла, пригнувшись и прижимаясь к остовам уцелевших зданий. Нагретый рокрит обжигал через подошвы сандалей. У женщины не было плана. Когда всю планету разрывали на куски, возможностей что-нибудь придумать было очень мало, и все, что оставалось – животное желание чуть дольше оставаться живой.

Лермента отправилась на юг к старому руслу реки, где находились промышленные бункеры для торговли драгоценными камнями. Строения соорудили из пластали и адамантия, благодаря чему они выдерживали температуру плавильных печей, так что некоторые из них должно были быть целыми. Пробегая между участками пустотелой стены, Лермента чувствовала, как короткими и быстрыми ударами стучит в груди сердце.

Она так погрузилась в выбор маршрута, что слишком поздно услышала звуки шагов. Выругавшись про себя, она сделала то же, что и остальные – бросилась бежать. Оборачиваться женщина не стала.

Возможно, они не увидели ее. В таком случае у нее был шанс выбраться отсюда, пробираясь в тени зданий.

«Возможно, они не увидели ее».

Абсурдность мысли вопреки тому, что она предвещала, позабавила женщину. Они же космодесантники. Они слышали и видели все. И все же Лермента продолжала бежать, задыхаясь в насыщенном пеплом воздухе и петляя через руины заводского склада. Она резко повернула за угол, заскользив на мокрых от дождя камнях.

Перед ней уходила вдаль длинная аллея, вдоль которой тянулись пустые оболочки механизмов.

В дальнем конце Лермента увидела его.

Он был огромен, намного больше, чем она себе представляла, и излучал ауру такой ошеломляющей психической власти, что ей захотелось сказать об этом вслух. Казалось, сама стихия избегает его, хотя по энергетическому лезвию его косы стекала кипящие струи дождя. Ей хотелось отвернуться, но желтые глаза приковали ее взгляд к себе. Он медленно шел к женщине, вырисовываясь через колышущуюся пелену дыма и раскалывая поверхность дороги тяжелой поступью.

Пристально следя за его приближением, Лермента на миг особенно поразилась одной детали.

Боли. Серое лицо примарха скривилось в постоянную гримасу боли, частично скрытую шипением вдыхаемого через дыхательную маску воздуха.

– Что тебе нужно здесь? – смогла она выпалить, услышав, как за спиной приближаются Гвардейцы Смерти.

Мортарион метнул в нее испепеляющий взгляд, словно желая сказать: «Не пытайся проделать это со мной». Он взял пальцами в искусно сделанной перчатке ее подбородок и поднял, несколько секунд пристально глядя ей в глаза. У женщины возникло ощущение, будто ей в легкие погрузили ножи. Затем отпустил. Он сделал знак свите, и Лермента почувствовала, как ее схватили за плечи.

– Она у нас, – заявил Повелитель Смерти своим воинам. Его голос звучал так, словно по ржавому железу провели цепью. – Я возвращаюсь на корабль. Вы можете уничтожить то, что осталось.

Малкадор отвел Мортариона в личные покои на высоких склонах, что возвышались над огромным скоплением величественных залов и шпилей дворца. Сигиллит провел больше времени, чем отмерено смертному, чтобы украсить это место и превратить в святилище, но Мортарион, казалось, едва обратил внимание на содержимое покоев. Примарх просто стоял на полированном мраморе, издавая грубый скрежет дыхания и источая испарения.

– Я хочу увидеть отца.

– Император недоступен, – ответил Малкадор.

– Где он?

– Я не знаю.

Мортарион фыркнул.

– Ты знаешь все, о чем он думает и что делает.

– Нет. Это никому неведомо.

Мортарион начал шагать по комнате, отбрасывая попадающие под ноги бесценные образцы старинной мебели.

– Он больше не может удерживать меня здесь. Мое терпение на пределе.

– Твой Легион ждет тебя, сейчас осуществляются последние приготовления. Ты присоединишься к нему очень скоро.

Мортарион повернулся к нему, глаза сверкали бессильным гневом.

– Тогда зачем неволить меня? Он поступал так с кем-нибудь из братьев?

Малкадор уловил проблеск безумия в лице гостя и задумался, стало ли тому хуже. Все генетические детища Великого проекта пострадали, когда их разбросало по галактике, но Мортарион – сильнее остальных. Ангрон получил физические увечья, а разум Кёрза погрузился во тьму, но Мортарион видимо унаследовал оба недуга. Желание Императора держать его некоторое время на Терре, прежде чем отправить в крестовый поход, было продиктовано высшими побуждениями, так же как и все решения, которые Он принимал совместно с Сигиллитом. Это не означало, что решение было верным, как и то, что безумие можно было излечить.

– Вы все получили разные таланты, – терпеливо пояснил Малкадор. – И у всех были разные испытания.

– Никому не досталось больше, чем мне, – пробормотал Мортарион.

– Я знаю, что ты так считаешь.

Мортарион вернулся к созерцанию панорамы дворца, сощурившись от яркого света.

– С тех пор, как меня доставили сюда, ты только и делаешь, что поучаешь. Говоришь об Имперской Истине, и, в то же время, по уши погряз в колдовстве.

Он скривился, от чего серая кожа на висках сморщилась.

– Я чувствую его в тебе. Как только я уйду, ты вернешься к своей книге заклинаний.

Малкадор подавил вздох. Снова об этом.

– Никаких заклинаний нет, Мортарион. Ты знаешь об этом.

– Что за врата вы здесь строите?

– Я не говорил, что это врата.

– У них восемь сторон. Они окружены нумерологическими символами. Я почувствовал ладан.

– У твоего отца много проектов.

Примарх кивнул.

– Верно. Он начинает много дел и забрасывает их, когда теряет к ним интерес. Иногда я думаю, что Он, возможно, начал слишком многое и потом пожалеет об этом.

– У Него есть цель, – ответил Малкадор. – План. Кое-что он может объяснить сейчас, остальное – позже. Все, что мы просим и всегда просили – это немного доверия.

Мортарион отреагировал удивительно быстро.

Он развернулся и молниеносным броском руки схватил хилого лорда за шею, крепко сжав ее. Малкадор задыхался, глядя на маску внезапно вспыхнувшей ненависти, которая нависала над ним. Доспех примарха все еще смердел Барбарусом.

– Доверия? – прошипел Мортарион. – Я вижу твою грязь так же отчетливо, как и солнце. Ты – колдун, старик, и от этого смрада меня тошнит.

Теперь Малкадору пришлось подбирать нужные слова. Он мог воспользоваться в целях самозащиты своим искусством, но это еще больше бы разъярило примарха. На кону было столько нюансов – природа псайкера, должное использование человеческого разума, но такие аргументы было сложно сформулировать, когда твое горло сжато в генетически созданном кулаке.

Мортарион отпустил Первого лорда так же неожиданно, как и схватил. Примарх презрительно фыркнул, видя, как Малкадор едва удержался на ногах.

– Ты, должно быть, считаешь меня глупцом, – прорычал он. – Деревенщиной с Барбаруса, недостойной идти тем же путем, что и мои прославленные братья. Но я вижу тебя насквозь, старик. Я вижу, каков ты, и скажу тебе вот что: я никогда не стану служить в твоем крестовом походе, пока среди нас есть колдуны.

Изуродованный ядами голос Мортариона дрожал от ярости, но Малкадор был спокоен. В разное время все примархи играли в его присутствии мускулами. Им, видимо, нравилось демонстрировать физическое превосходство над регентом, словно из-за постоянного недовольства его привилегированным положением подле их отца. Он привык не обращать внимания на пренебрежительное отношение к себе.

– Ты и… в самом деле… так считаешь? – сумел спросить Малкадор. Свирепый взгляд Мортариона стал тем подтверждением, в котором он нуждался. – Хорошо. Я рассчитывал показать тебе это позже… когда степень готовности будет выше… но, возможно, подойдет и этот момент.

Он поправил одежду, пытаясь не показывать, сколько боли причинила ему удушающая хватка Мортариона, и указал на двери из красного дерева, которые вели в комнату, в которую обычно могли входить только он и Император.

– После тебя. Думаю, тебе это будет… интересно.

В каюте примарха на «Стойкости» царил беспорядок. Лермента пробежалась глазами по помещению, обратив внимание на груды старых устройств, разбросанных по полу из черного спрессованного металла. Наверное, раньше оно было превосходно оборудовано и украшено великолепными предметами, больше подходящими личным покоям сына Императора. Теперь же оно походило на владения человека, балансирующего на грани безумия. Скомканные свитки пергамента лежали разбросанными среди собраний предметов с тысячи миров – набитых голов ксеносов, астролябий, гадальных досок из палисандра и железа, переплетенных в кожу рукописей по нумерологии и перевязанных бечевкой кремневых ножей разных размеров.

На полу были вытравлены концентричные круги, каждый из которых отмечала отдельная руна. Со сводчатого потолка свисали на цепях так же маркированные железные ромбы, тихо поворачиваясь в тусклом свете мерцающих факелов. Воздух был спертым и горячим, как кровь.

Кисти, шею и лодыжки Лерменты крепко приковали к железной раме, которая стояла лицом к кругам в дальнем конце комнаты.

Женщине пришлось сильно повернуть голову, чтобы взглянуть на примарха. Слева от нее находился иллюминатор в форме глаза, занимавший почти всю высоту стены. Через бронестекло был виден Тераталион, все еще ярко светящийся в пустоте и почти не выдававший продолжающуюся агонию. Мортарион стоял перед окном, глубоко дыша и наблюдая за смертью планеты. Время от времени он дергался, или же сжимал руки, а дыхательная маска издавала тихий хрип выдыхаемого воздуха. Примарх стоял там больше часа. С момента, как слуги Легиона приковали ее к раме и оставили их наедине, он не произнес ни слова.

– Так значит, ты все это устроил, чтобы найти меня? – спросила Лермента, устав от вынужденного молчания.

Мортарион медленно повернулся к ней. Каждое его движение было неторопливым, словно отягощенное ужасной усталостью. На таком близком расстоянии Лермента заметила в тени капюшона едва зажившие раны.

«Кто мог ранить его? Да даже поцарапать такого?»

– Не все, – прохрипел он, дыхательная маска щелкала, отфильтровывая слова. – Уничтожение мира полезно. Оно очищает душу.

Лермента подняла бровь. Голос примарха как-то странно дрожал.

Прихрамывая, он прошел мимо нее и остановился в центре рунических кругов. Сложив руки, примарх посмотрел на нее.

– Долгое время, – начал он, – я верил в то, что говорил мне мой новый отец. Я убедил себя, что вы были мифом.

– Что ж, ты видишь, что это не так.

– Я вижу смертную женщину, – сказал Мортарион. – И могу сломать твою шею кончиками пальцев.

– Просто очаровательно.

Мортарион подошел к ней, его измученное лицо выглядело необычно встревоженным. Он уставился на нее, как человек на только что найденную опухоль.

– Сколько времени ты провела здесь?

– Двадцать пять лет, – ответила она.

– А смертная, которую ты сожрала?

– Я забыла и не могу ее больше спросить – она быстро сошла с ума.

– Зачем тебя прислали?

– Меня не присылали, – резко ответила Лермента. – Я сама пошла на это. Здесь были бесценные вещи, а теперь вы все уничтожили. Когда твой брат Магнус вернется, он будет зол.

– Не говори мне о моих братьях. Ни об одном из них.

Мортарион внимательно изучал ее. На таком близком расстоянии Лермента почувствовала химический запах систем доспеха, уловила оттенок зловония в дыхании примарха, увидела крошечные черточки зрачков и легкое, едва заметное подергивание вокруг рта.

– Ты мне омерзительна, – наконец, заявил он.

Лермента поклонилась, насколько ее позволили оковы.

– А вот ты меня просто изумляешь. Я восхищена. Я и в самом деле не ожидала протянуть настолько долго, чтобы увидеть тебя в такой… обстановке.

Лесть не подействовала – Мортарион настолько привык презирать все и вся, что больше не видел ничего, кроме скрытого презрения. Лермента почти слышала, как пульсирует в разуме изводящая его паранойя, вцепившись в могучую израненную душу.

– Мои братья уже используют твоих сородичей, – сказал Мортарион. – Они говорят, что Лоргар охотно заражает своих воинов. А еще Фулгрим.

Мортарион вздрогнул.

– Я поразился этому лицемерию.

– Не стоило. Они увидели естественный порядок и приняли его.

Мортарион безрадостно улыбнулся за своей маской. Он повернулся и указал на собрание эзотерики в своих покоях.

– Это обереги, – сказал он. – Защита против тьмы. Колдовство – болезнь. Мы должны защищаться от него. Избавиться.

Он подошел к одному из свитков и лениво провел пальцем по тексту.

– Древние терране верили в одного бога. Бесконечного. Всемогущего. Вера обернулась головоломкой – как описать совершенство? Какие слова могли быть для этого достаточны?

Мортарион сжал пергамент в кулаке. Пальцы почти дрожали.

– Все, на что они согласились – это негативная теология, отрицающая все определения бога. И когда люди исчерпали все, что было неистинно, неизученным осталась его природа.

Примарх снова взглянул на женщину, и неприкрытая ненависть вернулась.

– Я окружаю себя всем, что не имеет отношения к варпу, потому что он ненавистен мне. То, что остается – это порча. Я выискиваю ее. И уничтожаю.

– И, тем не менее, – сказала Лермента, – из всех людей этого мира ты решил спасти меня.

Правый глаз примарха дернулся.

– Пока что.

– Почему?

Он снова приблизился, и все, что могла сделать скованная Лермента – не отпрянуть.

– Я окружен проклятыми, – сказал он. – Джагатай был прав – я сам по себе. Эфир оскверняет все, к чему прикасается. Но я пойму его. И одолею.

– О, сочувствую. Никому это не под силу.

– Все можно одолеть, – прошипел он. – Твое последнее задание, демон – показать мне как.

Примарх навис над ней, затененное лицо горело очень старым негодованием.

Малкадор провел Мортариона в узкое помещение. Единственным предметом мебели был длинный низкий стол, накрытый черным шелком. Когда за ними закрылась дверь, комната погрузилась в мягкую темноту.

Одно движение указательным пальцем Малкадора и над столом появился гололит. В воздухе засветились крошечные, напоминавшие бриллианты точки света. Гололит показывал трехмерную карту галактического сектора.

– Нам понадобилось много времени, чтобы найти подходящее место, – сказал Малкадор, пока изображение постепенно увеличивалось. – Очень много.

Он наблюдал за тем, как проницательный и недоверчивый взгляд Мортариона оценивает каждую деталь – отметки траектории прибывающего корабля и данные полетного листа, которые мерцали в прокручиваемых списках.

– Затем последовали переговоры с Марсом. Я рассчитывал, что они с удовольствием помогут, но всегда появляются трудности. Но рад сказать, что работа продвигается.

Вращающийся гололит продолжал увеличивать масштаб. Появилась планета, ее поверхность была изрезана тектоническими разломами.

– Где это? – спросил Мортарион.

– Ты говорил, что откажешься служить, если в Легионах сохранится психический потенциал, – сказал Малкадор, следя за увеличением масштаба изображения. – Я верю тебе. Многие поколения Император размышлял над этой проблемой. Преодолевая сложности, Он посвятил ей значительную часть своих трудов. То, что ты видишь – часть из них.

Мортарион пристально взглянул на планету. На низкой орбите зависли зернистые образы огромных пустотных машин Механикума, а через бурную атмосферу спускались терраформирующие краулеры. Замерцали новые проекции: из пустынного вулканического ландшафта поднимался огромный комплекс, основой которой была громадная центральная арена.

– Представь, – продолжил Малкадор. – Если бы нашли способ исключить варп из коммуникаций Империума. Если бы армии человечества могли перемещаться без использования гена навигатора. Если бы из Легионов постепенно и осторожно удалили псайкеров. Мы уже начали готовиться к этому дню. Это будет непросто, так как нам противостоят могучие силы, как внутри, так и вовне.

Малкадор остановил увеличение масштаба, гололит показывал недостроенную арену. Строение было колоссальным, вполне себе дворцом, высеченным из вулкана другого мира.

– Это Никея, Мортарион. Судьбоносный мир, и ты сыграешь там свою роль.

Мортарион, по-видимому, оказался перед сложным выбором – вечное недоверие уравновешивалось бесспорным любопытством.

– О чем ты говоришь? – неохотно спросил он.

– О том, что тебя ценят, Мортарион. Ты будешь могуч, силен, как кости земли, и станешь оплотом мечты своего Отца.

Малкадор рискнул положить руку на огромное запястье примарха.

– Будь верен нам, и Он дарует тебе такую возможность. Ты выступишь там, изложишь свои доводы перед глазами всего Империума, сбросишь бремя, которое сейчас несешь в одиночку. Сейчас мы в силу сложившихся обстоятельств должны строить империю запретными средствами. Но настанет день, когда во всем этом больше не будет необходимости

Глаза Мортариона не отрывались от арены. Он словно уже представлял себе, как стоит на ней.

Долгое время он молчал. Затем его поведение постепенно изменилось.

– Расскажи мне больше, – потребовал он.

– Ты глупец, – заявила Лермента, желая посмотреть, как далеко сможет подтолкнуть примарха. Она догадывалась, что осталось недолго – он уже балансировал над пропастью. Ей доводилось слышать, что с ним сделали на Барбарусе, и она не удивлялась тому чудовищу, которое из него сотворили. В какой-то мере было чудом, что он все еще сохранял рассудок.

– Я многому научился, – прохрипел Мортарион, указав на разбросанные по полу мистические предметы. – От твоих сородичей можно защититься. Вас можно связать. Использовать, как клинки, а затем отправить обратно в пекло, которое породило вас.

У Лерменты было ощущение, что она смеется ему в лицо. На протяжении эпох она слышала подобные нудные речи от тысяч смертных. Каждый из них уверял, что он один нашел способ договориться с богами, при этом ничего не заплатив.

– Позволь мне рассказать тебе об эмпиреях, – сказал она. – В эфире обитает множество могучих сил, и на ржавеющем троне одной из них выгравировано твое имя. Он ждет, и осталось недолго. Сколько ни тряси безделушками, тебе ничто не поможет. Ты принадлежишь ему.

– Я никому не принадлежу! – зарычал Мортарион. – Даже мой Отец не смог подчинить меня! Меня, виновного в отцеубийстве задолго до того, как семена предательства посеяли в сердце магистра войны. Я всех их пережил – тиранов, колдунов, ксеноотребье. Останусь только я – чистый и непорочный.

– Для меня ты не выглядишь непорочным.

Примарх свирепо взглянул на нее.

– Я могу подчинить тебя, демон. Я знаю слова, численные константы, которые связывают тебя, переводят из одной формы в другую. Я изучил все это. Это не колдовство, но научное обоснование.

В этот момент Лермента почувствовала к нему искреннее презрение. Ущербный человек перед ней обладал не истинным познанием, а всего лишь ложными надеждами и крупицами знаний. Фаворит ее хозяина – ах, этот Магнус – единственный, кто понимал тайны эмпиреев, и даже того обманули.

– Ты желаешь узнать истину? – спросила она.

Мортарион приблизился и прошипел:

– Я узнаю истину.

– Я могу показать тебе ее.

– Я уничтожил мир, чтобы найти тебя. Дай мне эти знания.

Лермента ласково улыбнулась.

– Отлично.

Задействовать свою силу было проще простого. Большинство оберегов и заклинаний, собранных Мортарионом, чтобы удерживать ее на месте, были смехотворно слабыми, и только один из них обладал силой, которая по-настоящему могла навредить ей.

– Вот она истина.

Ее оковы лопнули. Человеческая оболочка сошла, сброшенная, словно окровавленный плащ, и обнажившая гладкую насекомообразную «естественную форму». Она бросилась на примарха, отвратительно широко распахнув челюсть и размахивая клешнями.

Лермента застигла его врасплох. Это было ее единственным преимуществом, и она сполна воспользовалась им, разрывая доспех с потеками смазки и пытаясь впиться в плоть внутри него.

Он попытался ударом тяжелого кулака снести ей голову, но Лермента легко увернулась. Она вонзила клешню глубоко в живот примарха, вызвав у него рев боли.

О боги, как же она наслаждалась этим.

Мортарион обладал колоссальной физической силой, но это не помогало ему, так как Лермента была созданием антифизическим, скованным только законами того, что примарх страшился вызвать. Она снова ранила его, понукая им, словно громадным тауродоном, и разжигая гнев до состояния помешательства.

– Сгинь! – заревел примарх смеющемуся демону. – Изыди!

Он без устали размахивал кулаками, пытаясь зацепить ее, сбить с ног. Лермента, как угорь проскальзывала меж пальцев, пуская ему кровь, добавляя новые зарубки уже потрепанному доспеху. Они отступили к кругу, и Лермента ощутила, как в воздухе накладываются друг на друга силы оберегов, впиваясь в ее плоть, когда прорывалась сквозь них.

– Давай! – дразнила она, влепив ему пощечину. – Делай то, за чем пришел!

Мортарион сопротивлялся, по-прежнему рассчитывая на огромную силу постчеловеческой мускулатуры и пытаясь разорвать ее на куски голыми руками.

Лермента плюнула в примарха, и кислотная слюна ослепила его на один глаз.

Это сработало.

– Барбарои! – заревел он, и выгравированные в комнате руны засветились. Из центра кругов неожиданно задул горячий ветер, цепляясь за открывшуюся истинную форму и терзая ее. – Гхараз! Бегхаммон’эчжаза!

Она не могла не закричать, хотя боль смешалась с холодным удовлетворением от удавшейся провокации.

Мортарион продолжил чтение, и теперь удары кулаками, окутанными варп-молниями, наносили настоящие увечья. Он отшвырнул ее на железную раму, нанося удары в защищенный панцирем живот.

– Ну вот он, наконец, пришел за тобой, – прошипела Лермента сквозь окровавленные клыки и усмехнулась. – Ты не смог воспротивиться.

Восхитительное зловоние усвоенного колдовства и тайной магии стало резким и неотвратимым. Ворожба была внутри примарха, и он использовал ее, вопреки своим же заявлениям.

– Никогда не насмехайся надо мной, – прорычал Мортарион, брызжа слюной через отверстия дыхательной маски. – Хейджаммека! Никогда не зли меня!

Лермента осела у стены, чувствуя, как ее душу затягивает в эмпиреи. Примарх разрывал ее на куски, яростно работая кулаками, изливая весь свой гнев на изломанную физическую оболочку. Было сложно не прийти в ужас от этого – она первой увидела фрагмент того, что, в конце концов, произойдет.

Здесь – над пылающими останками Тераталиона – зарождалось будущее Повелителя Смерти.

И когда Лермента умирала, а ее подлинное тело затягивало обратно в пасть эфира, она сумела насмешливо отсалютовать Мортариону.

– Приветствую, Владыка Чумы! – выкрикнула демон изувеченной пастью. – Клянусь богами, ты учишься быстро.

Затем смертная вселенная раскололась, и Лерменту захлестнул подобно приливу варп.

Тяжело дышавший Мортарион стоял над ее изувеченным телом и чувствовал запах ихора на перчатках, который оставлял такие же следы, что и кровь.

Сердца примарха бились в унисон, но он чувствовал отвращение от боя. Ему хотелось вырвать, избавиться от леденящей тошноты, которая давила тяжестью на желудок.

Но было что-то еще. Он вспомнил обещания Малкадора: казалось, регент произносил свои сладкие речи вечность назад.

«Настанет день, когда во всем этом больше не будет необходимости».

Сигиллит был неправ: ошибался или же просто лгал. Теперь этот день никогда не настанет, и притворяться не было никакого смысла. Возможно, теперь придется отвергнуть все прежние убеждения, даже самые ранние, сформировавшиеся в газовых облаках воспитавшего Мортариона мира, который он и любил, и ненавидел.

Он вспомнил и свои собственные слова.

«Я никогда не стану служить в вашем крестовом походе, пока среди нас есть колдуны».

Слишком долго его все использовали – Никея осталась в прошлом, а все данные там обещания оказались пустыми. Сейчас космос кипел колдовством, более смертоносным, чем когда-либо, и примарх чувствовал на себе хватку его щупалец.

Он посмотрел на покрытый гравировкой пол, на обереги, символы и руны. Он должен узнать больше. Он должен освоить все пути погибели. Он должен, возможно, давно зная об этом, стать тем самым существом, которое всегда ненавидел.

– Да будет так, – прорычал он, вернувшись в центр колдовского круга. – Здесь все и начнется.

Джон Френч

ЧЕРНОЕ ОКО

За краем неба всегда ждет новый горизонт,

Всегда можно сделать еще один шаг и увидеть новое солнце.

– из «Стихов о зените Великого крестового похода» (Песнь XIX)

автор Кэл Квинт

Я знаю, что ты здесь. Я вижу тебя в темноте твоего сна. Мы пока не встретились и не встретимся еще какое-то время. Ты даже меня не слышишь, но это неважно. Можно не слушать, но все же услышать правду. Поэтому я объясню тебе. Объясню, потому что не могу показать. И тебе придется понять, потому что иначе я останусь наедине с этим даром – и этого я не выдержу.

Все началось с трех слов, произнесенных примархом.

– Мы идем внутрь.

Мы.

Идем.

Внутрь.

– Вот мой приказ. Выполнять. Немедленно.

Я должен подчиниться. Таковая моя функция. Такова моя жизнь. Я и корабль, и его курс, я направляюсь туда, куда прикажут. Я занял свое место и кожей ощутил тепло в металле навигационного трона. Мои поры сочились потом, ставшим розовым от крови.

Я был не один – соседние троны заняли мои братья. Их тела казались влажными и скользкими, словно у рыб, которые на солнце покрываются слизью.

Видишь ли, нужны были трое – трое таких, как я, чтобы направлять «Железную кровь» сквозь игольное ушко пути через варп. Один смотрит и следит, а другие следят за тем, что проследил первый. Первым был я. Я был старшим навигатором, и в варпе этот корабль принадлежал мне в той же мере, что и Железному Владыке. Да, он произнес приказ, но именно я отдал корабль черной звезде.

Я сел на трон, и заслонки смотрового экрана раскрылись.

Я увидел солнце.

Плоская белизна.

Звук. Осколки стекла звенят, ударяясь друг о друга.

Диск, сотворенный из ночи.

Черное солнце росло, а я сжимался на своем троне. Чувствовал, как звук вибрирует в горле. Резь в моих человеческих глазах. Едкие слезы на щеках.

Мы идем внутрь.

Я смотрю своим истинным зрением.

Не-свет этого солнца проникает в зрачок моего третьего глаза.

И я вижу.

Нас создали, чтобы видеть. Я навигатор из дома Тал, и наш дом лишь один из многих. Мы выглядим как люди, но ими не являемся. Мы – боковая ветвь, искусственные создания, продуманная реакция на необходимость, если угодно. Навигаторы могут смотреть в варп, различать его течения и вести корабли на расстояния, пересечь которые при соблюдении законов пространства и времени можно было бы лишь за тысячи лет. Ради этого мы и выведены, ради этого защищается наш генетический фонд, а дома получают привилегии. Третий глаз в моем черепе – портал между безумием варпа и человеческим сознанием. Мой разум способен смотреть на невозможное и не сломиться при этом.

Мне доводилось видеть кошмары и даже более страшные вещи – и я выжил. Я оставался собой.

До тех пор, пока служение IV легиону Астартес не привело меня к черной звезде в самом сердце раны, которую создало рождение бога.

Да, я говорю «бог».

Как еще мне их назвать? У нашего разума, у нашего понимания и языка есть предел. Поэтому я говорю «бог», зная, что он существует – что они существуют, – но все же понимаю, что этим словом не передать полностью их сущность. Они – сокрытая истина, закономерность в варпе, которую я так и не разглядел. Они – то, что ждет за порогом.

И я увидел их. Увидел самую суть.

Черная звезда приняла нас.

«Железная кровь» скользнула в жерло тьмы. Реальность истончилась до линии, проведенной на черном листе. Я слышал тишину, и она кричала. Свет обрел твердость. Твердость породила фигуры из света и отражений. Координаты, измерения – все рухнуло из реальности в бездну. Одно мгновение, быстрее мысли и бесконечнее времени, тянулось и тянулось, пока не обратилось в звук, всегда существовавший, но до сих пор неслышимый.