Текст книги "Философия науки и техники: конспект лекций"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Тема 2. Возникновение науки и основные стадии ее исторической эволюции

2.1. Преднаука и наука. Становление первых форм теоретической мысли

Основной проблемой данной темы является проблема генезиса рационального мышления. Как бы ни трактовалась рациональность, очевидно, что на первых этапах человеческой истории и в дальнейшем она несла на себе глубокую печать мифологического мышления. Отсюда вытекает закономерный вопрос: что является критерием рациональности? Может быть, количество мифологических элементов, ассоциаций, образов и т.п., которые содержит та или иная доктрина? Нет. Здесь важен сам глубинный способ мышления, который является показателем степени рациональности той или иной доктрины. Иными словами, мы должны исходить не из содержания, а из логической формы (структуры) исследуемого исторического текста. В этом плане нас интересует проблема перехода от мифа к логосу.

Греческое mythos (миф) означает речь, слово, разговор, беседу, замысел, план. Однако миф и слово – не тождественны. Миф выходит далеко за рамки словесных выражений, повествований, сюжетов. Миф, каким он существовал в первобытной общине, – это не история, которую рассказывают, а реальность, которой живут; это не интеллектуальное упражнение или воображение художественной фантазии, а практическое руководство первобытных верований и поведения. Он не может быть понят вне контекста всей жизни первобытной общины.

Первобытное мышление не знает абстракции. Миф, будучи «хранителем» коллективного опыта родовой общины, являлся регулятором поведения. Он был органически связан с ритуалом, и они нередко выступали вместе. Ритуалы и мифы, передаваемые из поколения в поколение, беспрекословно соблюдались. В этом смысле вера первобытного человека – это не религиозная вера, а доверие через внушение (суггестию). Отсюда чувство принадлежности индивида к коллективу общины и восприятие себя через «Мы», а значит, и возможность «веры на слово», заблуждений, абсурдов. Коллективная власть в мифе и ритуале осуществлялась над индивидом в символически-авторитарной форме. Это определяло важную роль предка – тотема. Функция мифа состояла в мобилизации сил коллектива для сплоченности, от которой зависело выживание общины, рода. Миф был призван максимально подчинить жизнь индивида интересам сплочения. Слова мифа тождественны формам поведения: любое изменение в словах ведет к хаосу.

Первобытная мифология имеет свои исторические периоды: 1) тотемный период (в центре мифологического внимания акт поедания животного); 2) родовой период (господствует мотив производительного акта: посева, жатвы и т.д.). Но и в первом и во втором случае поклонение фетишам, тотемам и божествам – еще не религиозное поклонение. Боги в мифологическом сознании выполняют иные функции, нежели в религии. Фетиши, тотемы, предметы табу – это знаки, регулирующие поведение («окрики», «команды» и т.п.). Отношение к божествам в этот период еще не сакральное. Известны бесчисленные описания в мифах актов разрывания и пожирания своего тотема (основателя рода) или бога (например, греческого Диониса, папуасских богов). Боги ведут себя как люди, а люди чувствуют себя наравне с богами, проявляя к ним мало почтения. Человек может стать богом, получить его силу, только поглотив тотема, съев его. А бог может стать и человеком, и собакой, и акулой.

Клод Леви-Стросс (1908–2000) утверждал, что архаический миф имеет познавательную функцию. Так ли это? Дело в том, что жизнедеятельность первобытного общества синкретична (нерасчленена), целостна. Первобытная трудовая деятельность, быт, изготовление орудий труда проникнуты мифологическим сознанием. Производительная деятельность первобытного человека еще не обособилась в самостоятельную область и существует как момент целостного образа жизни; она так рутинна и проста, что не требует осмысления, т.е. она не является предметом рефлексии, которая невозможна в силу отсутствия абстрактного мышления. Орудийная деятельность первобытного человека не осознается им как что-то особенное и не отделяется от таких действий, как ходьба, бег, плавание. Мелкие технические усовершенствования быта осуществлялись на протяжении столетий столь медленно, что общественное сознание не было способно выделить их, остановить на них свое внимание. Конечно, первобытный человек искусно делает предметы быта: корзины, ткани, украшения, удивительные по тонкости и точности исполнения. Но это не более чем ловкость, искусность, которая образовалась в результате упражнения. В целом индивид первобытной эпохи не отделяет себя от рода, не рефлектирует над собой. В качестве примера можно привести исследования А. Ф. Лосевым (1893–1988) структуры корякского, алеутского и чукотского языков. Выяснилось, что здесь мышление с трудом расчленяет вещи; мифология же либо отсутствует, либо находится в стадии становления.

Но первобытная община тоже не отделяет себя от окружающего мира, природы. Мифологическое сознание не знает удвоения «мир – человек». Дж. Дж. Фрезер (1854–1941) в известной работе «Золотая ветвь» говорит о том, что первобытный человек не знает причин возникновения многих явлений, хотя в процессе тысячелетней истории он добился определенных успехов, например добыл огонь трением деревяшки о деревяшку. Так, автор описывает, насколько были шокированы христианские священники-миссионеры высокомерной самонадеянностью колдунов, уверенных в своей способности воздействовать на природу, принуждать ее поступать так, как им надо. Эрнст Кассирер (1874–1945) также говорит об устойчивом и постоянном отрицании феномена смерти мифом, т.е. природа не существует в мифологическом сознании как внешний мир, противостоящий человеку. Отсюда вопрос: каким образом в этом случае возможно познание, если отсутствует его предмет? Здесь следует различать понятия «мышление» и «познание». Мышление шире познания. Первобытный человек мыслит, и результат его мышления выражается в предмет ной деятельности. Но познание существует пока в неявной форме. Познание – это следующий этап в развитии мышления, который обязательно должен создать момент его вербализации, а значит, критического к себе отношения (рефлексия). У первобытного же человека знание не существует как нечто объективное, т.е. не зависящее от его субъективности. Представления о знании формируются только в античной культуре. (Так, Сократ говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю», но тут же добавлял: гораздо печальнее осознавать тот факт, что «его судьи не знают даже этого».)

Английский философ, один из основателей постпозитивизма Майкл Полани (1891–1976) ввел в обиход категорию неявного знания. По мнению автора, человек владеет как явным знанием, которое выражает в словах личный опыт, так и неявным знанием, которое по своему характеру имперсонально, целостно, не вербализуемо. Неявное (периферическое) знание акцентирует внимание не на структуре объекта, а на его функции. Это некритическое знание. Миф не знает в этом смысле диалога, в котором содержится требование критики противоположных точек зрения. Отсюда вывод: раз у первобытного человека нет сомнений в незнании, значит, он все знает, а это равносильно тому, что он ничего не знает. Мышление становится познанием, когда начинает рефлектировать над собой. Автор доказывает, что формально вышколенный ум, не приобщенный к живым родникам «личного знания», бесполезен для науки[4]4
  См.: Полани М. Личностное знание / М. Полани. – М., 1985.


[Закрыть] .

Мифологическое мышление не объясняет, а внушает. Однако можно говорить о познании применительно к первобытному обществу, но только в том смысле, что оно выступает в виде мироощущения. Сама же этимология слова «знать» в русском и греческом языках восходит к чувственному ощущению (восприятию). Одно из значений слова «знать» в русском языке – испытывать какое-то чувство, переживать. А, например, у Гомера есть выражения «мыслить глазами», «мыслить диафрагмой», «мыслить зрением». Следовательно, набор то го, что должен знать первобытный человек сводится к запретам (не вступать в брак внутри рода, не совершать инцеста, не убивать человека, относящегося к его роду), т.е. содержание знания – это то, что запрещено. В период господства мифологического мышления еще не возникла потребность в специальном научном знании. Но тог да возникает другой вопрос: обладает ли миф этнологической функцией? Отчасти да. Так, например, многие мыслители Античности нередко прибегали к мифологемам в целях объяснения социальных и природных явлений. Это случалось тогда, когда не было рационального толкования феноменов (вспомним миф о пещере Платона).

Но каково же отношение религии к знанию? Гегель называл мифологическое сознание «непосредственной», «естественной» религией. Но очень трудно определить границу между мифологией и религией. Роднит их культ, который в обоих случаях авторитарен и абсолютен. В то же время много между ними различий.

1. Миф – это универсальная, единственная на определенном этапе форма общественного сознания. Религия же появляется вместе с искусством, политическим сознанием, с выделением умственного труда в самостоятельную специализированную деятельность.

2. Носителем мифологического сознания является общество в целом. Религия же возникает на основе образования специальных групп священнослужителей (жрецов), занимающихся производством религиозной идеологии профессионально.

3. Имеются различия в формах регуляции поведения. Миф существует тогда, когда индивиды не отделяют себя друг от друга, а поведение регулируется непосредственно через запреты. Религия существует в условиях дифференциации общины, появления частной собственности. Поведение в данном случае регулируется опосредованно через воздействие на духовный мир. Действует религия уже наряду с политико-правовыми регуляторами. Она вырастает в специальный социальный институт.

4. В отличие от мифа религия расщепляет, удваивает мир на мир священный (сакральный) и мирской (профанный). В религии уже невозможно общение с богом на равных.

5. В религии имеет место и другое удвоение – на мир естественный и мир сверхъестественный (чудесный). Мифологическое сознание не знает такого различия. Так, евангелисты подчеркивают способность Христа творить чудеса, дабы отличить его от тех, кто причастен к естественному ходу жизни и смерти; его деяния – исключения из правил.

6. В религии изменяется функция Бога. Мифологические боги не знают морали, к ним неприложимы этические оценки. Бог же религий антропоморфен. В то же время он священен, ибо является носителем высших этических принципов. Религиозная этика возводит моральные императивы в абсолют, так как считает, что релятивизм в морали неизбежно ведет к аморализму, самоистреблению человечества. Так, например, Моисей соизмеряет свою деятельность в соответствии с десятью заповедями, сформулированными как общечеловеческие «категорические императивы» и составляющими основу автономной морали.

Гегель считал религию формой знания, но это ошибка. Религия в своем генезисе не подчинена функции производства знания в объективной форме; она не обладает познавательными функция ми. Религия – преемница мифологии и не производит знания в систематизированной, и тем более теоретической, форме. (Самое слабое место даже самых репрезентативных религий – христианства, буддизма, ислама – их понимание природы и человеческого мышления.) Природный, растительный и животный мир для раннего христианства, например, не представляет самостоятельного интереса, а служит в качестве аллегории для описания человеческого поведения и человеческой морали. Функции религии преимущественно регулятивные, достигаемые на психологической суггестивной и сакральной основе. Что же касается науки, то ее можно определить как производство знаний. Но проблема в том, что рациональное познание, которое зиждется на противопоставлении объекта и субъекта, привносит в мир много негативного. Наука считает, что смысл в мир вносит только человек (человеческое сообщество, культура)? Следствием же такой рода подхода является лишение природы ее онтологического значения. Это, в частности, выражается в превращении природы технотронной цивилизацией в своего рода «сырье». Но как же решить проблему рационализации и порождаемые ею различного рода кризисы, например, экологический? Экологический кризис – это не главным образом продукт индустриальной цивилизации в ее предметно-вещественной форме (в виде машин, фабрик, заводов, электро– и атомных станций и т.п.); это продукт особого, характерного для Нового времени типа ментальности, определяющего и наше сегодняшнее отношение к природе, и понимание ее. Концепция Нового времени сводилась к тому, что природа – это объект, используемый человеком в своих целях. Человек же – это преобразователь, насильник. В этом случае из природы изымается «целевая причина». Вот почему столь важным является философское переосмысление проблемы рациональности.

2.2. Становление опытной науки в новоевропейской культуре

Университеты, школы, рациональная автономия схоластики, постепенно подрывая устои Средневековья, стали «вписываться» в условия промышленного развития Нового времени. Университеты постепенно становились «народными», туда мог поступить учиться всякий желающий. Возникали корпорации студентов и магистров без различия сословной принадлежности. Старейшие университеты в Болонье (1158), Париже (1215), Оксфорде (1206) постепенно избавлялись от римских папских запретов на преподавание естествознания, философии. Передовые позиции в процессе обновления занимал Оксфордский университет, где для развития естественных наук традиционно существовала благоприятная среда. В университетах этого времени преподавался так называемый квадриум, объединяющий арифметику, геометрию, астрономию и музыку. В этот период была переосмыслена роль опытного знания. Сочинения стали издаваться без упоминания Бога. Было восстановлено в правах научное наследие Аристотеля. Девизом эпохи стали слова Роджера Бэкона «Истина – дитя своего времени, а наука – дочь не одного или двоих, а всего человечества». Изменились и методы научных поисков: Аристотелева дедукция уступила место индукции. Но инквизиция все еще продолжала бороться за свои принципы. Так, научный подвиг Р. Бэкона, который занимался оптикой, астрономией, алхимией, предвосхитил многие позднейшие открытия, был «оценен» ею в 15 лет тюремного заключения, а труды ученого были сожжены.

Аналогичная судьба постигла итальянского ученого, одного из основателей точного естествознания, профессора математики Пизанского университета Галилео Галилея (1564–1642). Галилей заложил основы современной механики: выдвинул идею об относительности движения, установил законы инерции, свободного падения и движения тел по наклонной плоскости, сложения движений; открыл изохронность колебаний маятника; первым исследовал прочность балок; построил телескоп с 32-кратным увеличением и открыл горы на Луне, четыре спутника Юпитера, фазы у Венеры, пятна на Солнце. Он активно защищал гелиоцентрическую систему мира, за что был подвергнут суду инквизиции (1633), вынудившей его отречься от учения Н. Коперника. До конца жизни Галилей считался «узником инквизиции» и принужден был жить на своей вилле близ Флоренции.

Другой крупный подвиг в развитии науки был совершен современником Галилея, английским государственным деятелем и философом, родоначальником английского материализма Френсисом Бэконом (1561–1626). В своем трактате «Новый органон» (1620) Бэкон провозгласил целью науки увеличение власти человека над природой. Он выдвинул тезис «Знание – сила» и создал программу обобщения всего интеллектуального мира, предложил реформу научного метода: очищение разума от заблуждений, обращение к опыту и обработка его посредством индукции, основа которой – эксперимент. Бэконовская классификация наук, представлявшая альтернативу аристотелевской, долгое время признавалась основополагающей многими европейскими учеными и философами. В труде «О достоинстве и приумножении наук», опираясь на психологический критерий, Бэкон разделил науки на исторические, поэтические и философские. В то же время Бэкон признавал право на существование религиозного толкования истины. Ошибки в знании он называл «идолами познания».

Французский математик, физик и физиолог Рене Декарт (1596–1650) стал родоначальником рационализма в философии. В трактате «Правило для руководства ума» он сформулировал правила научного познания, составившие сущность метода познания Декарта:

1) принимать за истинное только то, что не дает никакого повода для сомнения;

2) разлагать сложные проблемы на простые компоненты;

3) располагать просты элементы в строгой последовательности;

4) составлять полные перечни и образы имеющихся элементов, чтобы быть уверенным в отсутствии допущений.

Началом познания Декарт считал интуицию, естественный свет разума, свидетельство познавательной способности; дедукция представлялась ему интуицией в действии. Декарт вошел в историю философии науки как представитель дуализма, признающий наличие двух самостоятельных субстанций – протяженности и мышления.

Возникновение новоевропейской науки стало возможным благодаря применению экспериментального метода и его соединению с математическим описанием. Выдающую роль в этом сыграли Г. Галилей, Ф. Бэкон и Р. Декарт.

Главным достижением Нового времени в науке явилось становление научного способа мышления, характеризующегося соединением эксперимента как метода изучения природы с математическим методом, и формирование теоретического естествознания. Все это оказало положительное влияние на динамику новоевропейской культуры. В этот период существенно укрепился и правовой статус науки. В 1662 г. в Лондоне на основе Королевской хартии учреждается Королевское общество естествоиспытателей, принимается его устав. В том же году в Париже создается Академия наук.

2.3. Формирование технических наук и становление философии техники

Термин «техника» (от греч. techne – искусство, ремесло, мастерство) объединяет в себе два основных аспекта: 1) орудия труда, инструменты, созданные человеком; 2) совокупность навыков, умений, приемов, методов, операций и т.п., необходимых для приведения в действие орудий труда (иногда их определяют термином «технология»). Философия техники как направление в философии науки стала привлекать к себе внимание в России лишь в конце ХХ века. Это было связано в первую очередь с девальвацией марксистской философии. Другая причина столь позднего интереса к данному направлению философской мысли связана со спецификой развития техники. По некоторым оценкам, вплоть до конца ХIХ века разрыв между теоретическими исследованиями и их воплощением в жизнь составлял не менее 150 лет, хотя история развития техники свидетельствует о нарастающей скорости технического освоения мира. В этом отношении показательна ситуация, сложившаяся в ХХ в. В этот период открытия следовали лавинообразно: полет первого самолета, изобретение холодильника, танка, открытие пенициллина, создание радиотелескопа, возникновение первой ЭВМ, открытие ДНК, выход человека в космос, клонирование и др. – таковы свидетельства эффективности человеческой деятельности. А вот и ее издержки: техника порабощает человека, разрушает его духовность, ведет к гибели цивилизации. Для того чтобы избежать негативных последствий технического освоения мира, техника и инженерная деятельность нуждаются в точных ориентирах, учитывающих масштабность и остроту проблем взаимодействия мира естественного и мира искусственного.

Вопросы инстинктивного и сознательного в деятельности человека интересовали ученых задолго до первых экспериментов великого русского физиолога И. П. Павлова. Так, древнегреческий философ Анаксагор (500–428 до н.э.) считал, что применением рук человек превосходит всех остальных животных. Арабский историк и философ Ибн Хальдун (1332–1406), отвергая идею сотворения человека богом, рассматривал природу как великое взаимосвязанное и развивающееся целое, где мир минералов вплотную подводит к растительному миру, а этот последний – к царству животных. И все это – на основе принципа причинности. Человек, обладая рассудком и рукой, осваивает ремесла, чтобы сделать орудия труда, защитить себя. Эти рассуждения мыслителя легли в основу орудийной концепции формирования человека, которую вслед за Ибн Хальдуном развивали Бенджамин Франклин (1706–1790), Адам Смит (1723–1790) и др. Детальное изучение эта проблема получила в трудах Людвига Нуаре (1827–1897). В своих работах «Происхождение языка», «Орудие и его значение в историческом развитии человечества» он придерживался убеждения, согласно которому только с появлением орудий начинается подлинная человеческая история. Этот феномен Нуаре связывал с мышлением человека, выделяя две его особенности. Во-первых, орудия служат воле человека, его интеллекту. Сами же они есть создание разумного мышления. Иными словами, рука человека – это «орган мозга», орудие орудий! Процесс труда под воздействием орудий самым непосредственным образом сказывается на работе мозга и его развитии, в том числе и развитии всего человеческого организма: «Рука дает поучительные уроки глазу и разуму». Во-вторых, и это вытекает из предыдущего суждения, рука в процессе орудийной деятельности претерпевает существенные изменения, благодаря которым она становится мощным фактором развития разума в силу своей органической связи. А что же мышление? По мнению Нуаре, мышление лишь позднее достигает того, что уже значительно раньше было развито благодаря работе, которая идет впереди мышления, предшествует мышлению[5]5
  Подробнее см.: Нуаре Л. Орудие труда и его значение в истории развития человечества. Киев, 1925.


[Закрыть] .

Но подлинным родоначальником философии техники считается немецкий философ Эрнест Капп (1808–1896). Не удовлетворившись гегелевской философией, он начинает материалистически перерабатывать наследие Гегеля на базе антропологической концепции Людвига Фейербаха (1804–1872). Капп был первым, кто совершил смелый шаг, – в заголовке своей работы он соединил вместе два ранее казавшиеся несовместимыми понятия «философия» и «техника». В центре его книги «Основные направления философии техники» лежит принцип органопроекции: человек во всех своих созданиях бессознательно воспроизводит свои органы и сам познает себя, исходя из этих искусственных созданий. Подобно Нуаре, Капп акцентирует свое внимание на руке как особом органе («органе всех органов»). «Механическим» продолжением рук являются глаза, которые Капп называет полуконечностями, посредниками между внешним миром вещей и внутренним миром нервов. Подобная органическая проекция проявляет себя в том, что человек, творящий по своему образу и подобию, превращает тело в масштабы и эталоны для природы, в соответствии с которыми измеряет различные ее явления. Стопа, палец, его суставы, специально большой палец, кисть и рука, пядь, расстояние между идущими ногами и между распростертыми концами рук, ширина пальца и волоса – как мера длины; пригоршня, «полон-рот», кулак, голова, толщина руки, ноги, пальца и бедер – как мера вместимости и объема; мгновение (мигание) – как мера времени. Все это было и остается повсюду у молодых и стариков, у дикаря и культурного человека неизменно употребляющимися естественными мерами. По мнению Каппа, органопроекцию можно четко проследить не только в примитивных или простых ручных орудиях, но и в весьма сложных механизмах и технических конструкциях, таких, например, как паровые машины, железные дороги и т.д.

Теория органопроекции Каппа получила дальнейшее развитие в исследованиях французского социолога и философа Альфреда Эспинаса, немецкого философа Фреда Бона, рассматривающего технику как средство достижения человеческого счастья. Важный вклад в развитие отечественной философии техники внес русский инженер-механик Петр Климентьевич Энгельмейер. Его доклад на IV Международном конгрессе по философии в 1911 г. в Болонье был посвящен обоснованию права философии техники на существование как особого важного направления науки. Раскрывая сущность техники, Энгельмейер пишет: «Техника есть умение целесообразно действовать на материю. Техника есть искусство вызывать желательные явления. Техника вместе с искусством есть объективизирующая деятельность, т.е. такая, которая воплощает некоторую идею, осуществляет некоторый замысел... Техника есть реальный базис всей культуры человечества» (цит. по: Аль-Ани Н. М. Философия техники : учеб. пособие / Н. М. Аль-Ани. СПб., 2004).