Текст книги "Русалка. Русская баллада"

Автор книги: авторов Коллектив

Иван Алексеевич Бунин

Александр в Египте

 
К оракулу и капищу Сиваха
Шел Александр. Дыханием костра
Дул ветер из пустыни. Тучи праха
Темнили свет и рвали ткань шатра.
 
 
Из-под шатра с верблюда, в тучах пыли,
Он различал своих проводников:
Два ворона на синих крыльях плыли,
Борясь с косыми вихрями песков.
 
 
И вдруг упали вихри. И верблюды
Остановились: медленно идет
Песками змей, весь черный. Изумруды
Горят на нем. Глаза – как мутный лед.
 
 
Идет – и вот их двое: он, Великий,
И змей, дрожащий в солнечном огне,
Рогатый, мутноглазый, черноликий,
Весь в самоцветах пышных, как в броне.
 
 
«Склони чело и дай дорогу змею!» —
Вещает змей. И замер царь… О да!
Кто назовет вселенную своею?
Кто властелином будет? И когда?
 
 
Он символ и зловещий страж Востока,
Он тоже царь: кто ж примет власть богов?
Не вы, враги. Грядущий бог далеко,
Но он придет, друг темных рыбаков!
 

Белый олень

 
Едет стрелок в зеленые луга,
В тех ли лугах осока да куга,
В тех ли лугах все чемёр да цветы,
Вешней водою низы налиты.
– Белый Олень, Золотые Рога!
Ты не топчи заливные луга.
 
 
Прянул Олень, увидавши стрелка,
Конь богатырский шатнулся слегка,
Плеткой стрелок по Оленю стебнул,
Крепкой рукой самострел натянул,
Да опустилась на гриву рука:
Белый Олень, погубил ты стрелка!
 
 
– Ты не стебай, не стреляй, молодец,
Примешь ты скоро заветный венец,
В некое время сгожусь я тебе,
С луга к веселой приду я избе:
Тут и забавам стрелецким конец —
Будешь ты дома сидеть, молодец.
 
 
Стану, Олень, на дворе я с утра,
Златом рогов освечу полдвора,
Сладким вином поезжан напою,
Всех особливей невесту твою:
Чтоб не мочила слезами лица,
Чтоб не боялась кольца и венца.
 

Алисафия

 
На песок у моря синего
Золотая верба клонится.
Алисафия за братьями
По песку морскому гонится.
 
 
– Что ж вы, братья, меня кинули?
Где же это в свете видано?
– Покорись, сестра: ты батюшкой
За морского Змея выдана.
 
 
– Воротитесь, братья милые!
Хоть еще раз попрощаемся!
– Не гонись, сестра: мы к мачехе
Поспешаем, ворочаемся.
 
 
Золотая верба по ветру
Во все стороны клонилася.
На сырой песок у берега
Алисафия садилася.
 
 
Вот и солнце опускается
В огневую зыбь помория,
Вот и видит Алисафия:
Белый конь несет Егория.
 
 
Он с коня слезает весело,
Отдает ей повод с плеткою:
– Дай уснуть мне, Алисафия,
Под твоей защитой кроткою.
 
 
Лег и спит, и дрогнет с холоду
Алисафия покорная.
Тяжелеет солнце рдяное,
Стала зыбь к закату черная.
 
 
Закипела она пеною,
Зашумела, закурчавилась:
– Встань, проснись, Егорий-батюшка!
Шуму на море прибавилось.
 
 
Поднялась волна и на берег
Шибко мчит глаза змеиные:
– Ой, проснись, – не медли, суженый,
Ни минуты ни единые!
 
 
Он не слышит, спит, покоится,
И заплакала, закрылася
Алисафия – и тяжкая
По щеке слеза скатилася.
 
 
И упала на Егория,
На лицо его, как олово.
И вскочил Егорий на ноги
И срубил он Змею голову.
 
 
Золотая верба, звездами
Отягченная, склоняется,
С нареченным Алисафия
В Божью церковь собирается.
 

Валерий Яковлевич Брюсов

Предание о Луне
Баллада

 
В старинном замке Джэн Вальмор
Чуть ночь – звучат баллады.
 

К. Бальмонт

 
В былые дни луна была
Скиталицей-кометой.
С беспечной вольностью плыла
От света и до света.
Страна цветов, она цвела,
Вся листьями одета.
 
 
Там жили семьи, племена
Таинственных растений,
Им Богом мысль была дана
И произвол движений;
И шла меж царствами война,
Бессменный ряд сражений.
 
 
Трава глушила злобный лес,
Деревья мяли траву,
Душитель-плющ на пальму лез,
Шли ветви на облаву…
И ночью пред лицом небес
Шумели все про славу.
 
 
И в день заветный, в мире том
(Конечно, словом божьим)
Возрос цветок – смешной стеблем,
На братьев непохожим.
И, чуждый браням, жил он сном,
Всегда мечтой тревожим.
 
 
Он грезил о ином цветке,
Во всем себе подобном,
Что дремлет, дышит – вдалеке,
На берегу несходном,
И видит свой двойник в реке,
С предчувствием бесплодным.
 
 
И в эти дни вошла луна
В тот мир, где солнце властно,
И песнь планет была слышна
Хвалой единогласной,
Но с ней, как чуждая струна,
Сливался зов неясный.
 
 
Да! кто-то звал! да, кто-то смел
Нарушить хор предвечный!
Пел о тщете великих дел,
О жажде бесконечной;
Роптал, что всем мечтам предел
Так близко – пояс млечный!
 
 
Да! кто-то звал! да, кто-то пел
С томленьем постоянства!
И на цветке в ответ горел
Узор его убранства.
И вдруг, нарушив тяжесть тел,
Он ринулся в пространство.
 
 
Тянулся он, и рос, и рос,
Качаясь в темных безднах…
Доныне отблеск вольных грез
Дрожит в пучинах звездных,
А братья жили шумом гроз —
Забытых, бесполезных.
 
 
И вдруг ему в ответ – вдали
Другой качнулся стебель.
Кто звал его, – цветок с земли, —
Повис – в пучине ль, в небе ль?
И две мечты свой путь нашли:
Сплелся со стеблем стебель!
 
 
Восторгом пламенным дана
Победа – связи тленной.
Стеблем цветка укреплена,
Луна осталась пленной.
И с этих пор до нас – она
Наш спутник неизменный.
 
 
Цветы истлели в должный миг,
В веках, давно пройденных, —
Но жив тот свет, что раз возник
В мирах соединенных.
И озаряет лунный лик
Безумных и влюбленных.
 

Путник

 
По беломраморным ступеням
Царевна сходит в тихий сад —
Понежить грудь огнем осенним,
Сквозной листвой понежить взгляд.
 
 
Она аллеей к степи сходит,
С ней эфиопские рабы.
И солнце острый луч наводит
На их лоснящиеся лбы.
 
 
Где у границ безводной степи,
Замкнув предел цветов и влаг,
Стоят столбы и дремлют цепи, —
Царевна задержала шаг.
 
 
Лепечут пальмы; шум фонтанный
Так радостен издалека,
И ветер, весь благоуханный,
Летит в пустыню с цветника.
 
 
Царевна смотрит в детской дрожи,
В ее больших глазах – слеза.
Красивый юноша-прохожий
Простерся там, закрыв глаза.
 
 
На нем хитон простой и грубый,
У ног дорожная клюка.
Его запекшиеся губы
Скривила жажда и тоска.
 
 
Зовет царевна: «Брат безвестный,
Приди ко мне, сюда, сюда!
Вот здесь плоды в корзине тесной,
Вино и горная вода.
 
 
Я уведу тебя к фонтанам,
Рабыни умастят тебя.
В моем покое златотканом
К тебе я припаду, любя».
 
 
И путник, взор подняв неспешно,
Глядит, как царь, на дочь царя.
Она – прекрасна и безгрешна,
Она – как юная заря.
 
 
Но он в ответ: «Сойди за цепи,
И кубок мне сама подай!»
Закрыл глаза бедняк из степи.
Фонтаны бьют. Лепечет рай.
 
 
Бледнеет и дрожит царевна.
Лежат невольники у ног.
Она растерянно и гневно
Бросает кубок на песок.
 
 
Идет к дворцу аллеей сада,
С ней эфиопские рабы…
И смех чуть слышен за оградой,
Где степь, и цепи, и столбы.
 

Медея

 
На позлащенной колеснице
Она свергает столу с плеч
И над детьми, безумной жрицей,
Возносит изощренный меч.
 
 
Узду грызущие драконы,
Взметая крылья, рвутся ввысь;
Сверкнул над ними бич червленый, —
С земли рванулись, понеслись.
 
 
Она летит, бросая в долы
Куски окровавленных тел,
И мчится с нею гимн веселый,
Как туча зазвеневших стрел.
 
 
«Вот он, вот он, ветер воли!
Здравствуй! в уши мне свисти!
Вижу бездну: море, поле —
С окрыленного пути.
 
 
Мне лишь снилось, что с людьми я,
Сон любви и счастья сон!
Дух мой, пятая стихия,
Снова сестрам возвращен.
 
 
Я ль, угодная Гекате,
Ей союзная, могла
Возлюбить тщету объятий,
Сопрягающих тела?
 
 
Мне ли, мощью чародейства,
Ночью зыблившей гроба,
Засыпать в тиши семейства,
Как простой жене раба?
 
 
Выше, звери! хмелем мести
Я дала себе вздохнуть.
Мой подарок – на невесте,
Жжет ей девственную грудь.
 
 
Я, дробя тела на части
И бросая наземь их,
Весь позор последней страсти
Отрясаю с плеч моих.
 
 
Выше, звери! взвейтесь выше!
Не склоню я вниз лица,
Но за морем вижу крыши,
Верх Ээтова дворца».
 
 
Вожжи брошены драконам,
Круче в воздухе стезя.
Поспешают за Язоном,
Обезумевшим, друзья.
 
 
Каждый шаг – пред ним гробница,
Он лобзает красный прах…
Но, как огненная птица,
Золотая колесница
В дымно-рдяных облаках.
 

Александр Александрович Блок

Сказка о петухе и старушке

 
Петуха упустила старушка,
Золотого, как день, петуха!
Не сама отворилась клетушка,
Долго ль в зимнюю ночь до греха!
 
 
И на белом узорном крылечке
Промелькнул золотой гребешок…
А старуха спускается с печки,
Всё не может найти посошок…
 
 
Вот – ударило светом в оконце,
Загорелся старушечий глаз…
На дворе – словно яркое солнце,
Деревенька стоит напоказ.
 
 
Эх, какая беда приключилась,
Впопыхах не нащупать клюки…
Ишь, проклятая, где завалилась!..
А у страха глаза велики:
 
 
Вон стоит он в углу, озаренный,
Из-под шапки таращит глаза…
А на улице снежной и сонной
Суматоха, возня, голоса…
 
 
Прибежали к старухину дому,
Захватили ведро, кто не глуп…
А уж в кучке золы – незнакомый
Робко съежился маленький труп…
 
 
Долго, бабушка, верно, искала,
Не сыскала ты свой посошок…
Петушка своего потеряла,
Ан, нашел тебя сам петушок!
 
 
Зимний ветер гуляет и свищет,
Всё играет с торчащей трубой…
Мертвый глаз будто всё еще ищет.
Где пропал петушок… золотой.
 
 
А над кучкой золы разметенной,
Где гулял и клевал петушок,
То погаснет, то вспыхнет червонный
Золотой, удалой гребешок.