Текст книги "Знание-сила, 2002 № 11 (905)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Послание XXI веку

Борис Чадов

Цивилизация подошла к знаменательному рубежу, когда социальные и политические события, включая крупнейшие – войны и революции, по силе воздействия на мировой порядок (ход истории) начинают уступать событиям культурным. Как знак наступающих перемен, как пророчество и послание XXI веку прозвучала в мире жизнь выдающегося человека, Н.В. Тимофеева-Ресовского.

Книга «Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский» В.В. Бабкова и Е.С. Саканян вышла в начале года в московском издательстве «Памятники исторической мысли» (замечательная обложка – Н.В. с закрытыми глазами в духе Борисова-Мусатова, грозовые облака).

Бабков – биолог, генетик и историк науки. Саканян – биолог и кинорежиссер. Оба, каждый по-своему, знали Тимофеева-Ресовского, оба оценили значимость его личности и приняли деятельное участие в представлении ее миру в истинном свете.

В том, как написана книга, в свою очередь, много тимофеевского.

Книга представлена как историческая панорама, состоящая из трех частей или слоев: научный вклад Н.В. Тимофеева-Ресовского в естествознание XX века; его жизнь и социальные потрясения столетия, прошедшие по его судьбе, высвеченные в драматической истории борьбы за его посмертную реабилитацию. Третий слой – архивные приложения – та же жизнь, но бесстрастно рассказанная слогом документа. В качестве виртуальных «приложений» к книге остаются знаменитые фильмы о Тимофееве-Ресовском, сделанные Е.С. Саканян, – кинотрилогия о Зубре: «Рядом с Зубром» (1988), «Окота на Зубра» (1990), «Герои и предатели» (1991) и итоговый видеофильм «Любовь и защита» (2000), и ряд публикаций о нем, сделанных при участии авторов. Полнота и многосторонность охвата соответствуют тимофеевской манере схватить и обозначить явление в общей форме.

Н. Н. Тимофеева-Ресовская с детьми. Слева неправо: Виктор, Николай, Вера, Владимир, 1906 год

Впервые Тимофеев-Ресовский появился на общественном российском небосклоне в образе «Зубра» – так его назвал Д. Гранин в документальной повести, сравнив с сильным, величественным и уходящим в небытие животным. («Зубр не приручаем», цитирует Саканян зубровода Михаила Заблоцкого.) Действительно, у многих знавших Тимофеева-Ресовского оставалось трудно определяемое ощущение «не современности» его натуры.

Одно указание на причину «не современности» мы помним из рассказов самого Н.В. Тимофеева-Ресовского. Он шутливо говорит, что предпочитает вести себя «по возможности барственно». Другое, согласное с первым, содержится в книге: в заключении к первой части авторы ссылаются на речь Герберта Уэллса «Человек науки как аристократ» 1941 года, включенной Н.В. Тимофеевым-Ресовским в его коллекцию оттисков. «Не важно, беден он или богат, неуклюж или потрепан, – говорит Уэллс. – Без какой либо претензии на ложную скромность он должен нести себя как аристократ не только внутри себя, но и среди равных ему, нравится это им или нет. Он ключевой человек Нового Мира».

Постоянное и не подлежащее сомнению ощущение ценности своей личности и аристократическое пренебрежение тем, что «говорят все», оказываются не порочными, а ценными свойствами для творчества. То общинное поведение и умонастроение, что прививались в советской России и стали частью каждого из нас, Тимофееву-Ресовскому были чужды. Если к этому добавить вежливость и учтивость, черты не советского происхождения, то «ископаемость» Н.В. в глазах современников становится понятной.

После реабилитации Тимофеева– Ресовского летом 1992 года всего за десяток лет возникла литература о нем. Изданы его «Избранные труды. Генетика. Эволюция. Биосфера» под редакцией О.Г. Газенко и В.И. Иванова (1996), сборник воспоминаний «Николай Владимирович Тимофеев– Ресовский. Очерки. Воспоминания.

Материалы» под ред. Н.Н. Воронцова (1993), книга А.Н. Тюрюканова и В.М. Федорова «Н.В. Тимофеев– Ресовский: Биосферные раздумья» (1996), сборник воспоминаний «Н.В. Тимофеев-Ресовский на Урале» (1998) и, наконец, «Н. Тимофеев-Ресовский. Истории, рассказанные им самим, с письмами, фотографиями и документами» (2000). В этом ряду книга В. В. Бабкова и Е.С. Саканян – итоговая.

В отличие от всех других в этой книге личность Н.В. Тимофеева-Ресовского предстает в нескольких ракурсах. Книга необычна по композиции: на строгое изложение научного наследия Тимофеева-Ресовского последовательно наслаивается как история его жизни, так и архивный материал, включая и «говорящий», драматургически выстроенный фоторяд. Каждый из трех слоев особенный и интересен по-своему, но вместе они дают потрясающий эффект: создается ощущение реальной жизни и включенности в события. Ощущение полноты создается не только разнородностью материала, но и сочетанием двух подходов к теме: рационального (научного, документального) и образного – художнического. Как литературное произведение книга уникальна.

Семья Тимофеевых– Ресовских, 1931 год

Первая часть книги – это первая и в то же время полная научная биография Тимофеева-Ресовского. Она восполняет серьезный пробел в литературе по истории естествознания XX века. Для современных исследователей, на мой взгляд, особый интерес представят главы: вторая (феноменология реализации генов), четвертая (популяции и микроэволюция) и седьмая (радиационная биогеоценология): в них речь идет о проблемах сегодняшнего дня биологии. Постановка Тимофеевым-Ресовским этих проблем и его подходы интересны и поучительны. В книге Бабкова и Саканян наука предстает в виде культурного феномена; так науку воспринимал Тимофеев, так ее воспринимали его великие учителя и круг его друзей.

Резюмируя научную деятельность героя, Бабков утверждает, что «целью научной жизни Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского было создание основ для будущей теоретической биологии». С этим нельзя не согласиться. На деле, он и был биологом-теоретиком. Подход, характерный для теоретической физики, он применял к проблемам, встающим в биологии, – а это большая редкость. Биолог-экспериментатор и биолог-теоретик – разные типы (мозги разные). Один стремится к решающему опыту и утверждению на его основе одной из гипотез. Другой – к концептуальной точности и аксиоматизации своей области. Без сомнения, контакты Тимофеева– Ресовского с физиками и математиками объясняют то, что ему был близок их стиль мышления. Большинству биологов такой стиль мышления чужд.

Этот стиль его мозговой деятельности. как показано в книге, был органично связан с другой его отличительной чертой: публичностью творчества. Семинары, лекции, трепы, школы, общение и беседы с множеством людей – размышление на людях. Это размышление отличается от размышления в одиночестве тем, что оно использует эмоциональный допинг, возникающий в аудитории. Так вести себя может по преимуществу теоретик. Экспериментатор считает, что опыт говорит сам за себя, и не будет спорить: он пойдет проводить такой эксперимент, который «сразит всех своей убедительностью». Тимофеев– Ресовский действительно был теоретиком, работающим на подпитывающем эмоциональном фоне открытой дискуссии.

Он работал со своей мыслью на людях, и прервать его рассуждения было вряд ли кому доступно: вставить слово слушателю или оппоненту он давал тогда, когда сам считал нужным. Такие публичные размышления были важны для воспитания культуры мышления у слушателей, наблюдавших, как исходная мысль становится формулой.

Н. В. Тимофеев-Ресовский возле вивария. Берлин– Бух, 1935 год

Н. В. Тимофеев-Ресовский у термостата с дрозофилами, 1935 год

Его ерничанье по поводу увлечения ДНК – «ДНКаканье» – в 60-е годы многих удивляло. Трудно было предположить, чтобы Н.В. не оценивал значимости открытия химической природы вещества наследственности. Дело было все в той же его теоретической натуре: заклинания ДНКой слишком часто прикрывали леность мысли и уводили отдела.

Утверждения лектора, читающего научный доклад, подлежат демократическому обсуждению, а утверждения профессора авторитарны, принимаются без обсуждения – таков закон жанра. В своих выступлениях Н.В. сильно, выпукло и образно выделял, что правильно, а что нет. Многое, о чем мы судим сейчас, говорилось им с позиции человека, в силу колоссального опыта и возраста склонного к менторству. Но этот тон искупался возможностью прикоснуться к работе мысли – вот сейчас, в этот момент времени.

Потребность в аудитории для Николая Владимировича сочеталась с потребностью аудитории в нем. Существует одна сторона научной деятельности, которой следует уделить внимание: это восприятие мысли в научной среде. Мысль, чтобы су шествовать, должна жить в головах и делах многих. Форма открытой научной деятельности, которая была характерна для Тимофеева-Ресовского, особенно способствовала восприятию, атмосфере сотворчества.

Центральным драматическим событием в судьбе Тимофеева, полно отраженным в книге, является, на мой взгляд, его жизнь в Германии, находящейся в состоянии войны с Советским Союзом. Нет сомнения в том, что жизнь в государстве, воюющем с его народом, глубоко им переживалась. Оказавшись в России, он не делал попыток разъяснять ситуацию. Он рассчитывал только на понимание. И понимание было.

Он не симпатизировал советской власти ни до отъезда в Германию, ни по возвращении. Живя и работая в Советском Союзе, он четко отличал государство – со всеми его отрицательными чертами – от его любимой родины. Он не служил нацизму, хотя находился в нацистской Германии. Родины он не предавал, хотя его склоняли к этому. Это теперь доказано в книге Бабкова и Саканян.

Фотография из уголовного дела, 1945 -1946 гг.

Стандартные сценарии на тему науки – «научная идея» и «научный гений». В стороне остается тема научного народа, научного сообщества. Но именно научному сообществу и гений и не гений представляют свои труды, оно их оценивает, и им решается их судьба: быть подхваченным и стать прорывом или быть отброшенными на долгое время. Бабков рассказал мне, что в разговорах с исполнительным директором Нобелевского комитета (о номинации в 1950 году Н.В. Тимофеева-Ресовского) был затронут вопрос о малом числе лауреатов среди ученых России. Ответ шокировал меня: советские ученые не выдвигали своих коллег – российский научный народ не ценит своих талантов и гениев!

К чести российской, бывшей советской, научной общественности, во всяком случае большой ее части, надо сказать, что она безошибочно оценила Тимофеева-Ресовского как свое научное достояние, несмотря на «германское пятно» и официальное отчетливо холодное отношение к нему. Доверие к Тимофееву-Ресовскому людей, не знавших подробностей его пребывания в военной Германии, но отлично осведомленных о зверствах нацистов на родной земле, свидетельствовало и об их интеллектуальной глубине, и об их человеческой интуиции, и о большом сердце. Это доверие не могло не смягчать «несения креста».

Борьба за Тимофеева, как справедливо пишет Е.С. Саканян, была борьбой и за идеалы российского научного сообщества. И началась она еще при его жизни. События, связанные с реабилитацией, ярко описанные в книге, свидетельствуют об очень важном: здоровые силы в культурной и интеллектуальной среде России есть.

Двадцатый век оказался для России неблагоприятным в том отношении, что для ярких личностей вероятность выживания приближалась к нулю. Таким, чтобы выжить, надо было быть героями. Тимофеев-Ресовский оказался одним из них – благодаря мощи личности, талантам, способности к научному творчеству в любых условиях, включая тюрьму. Двум тоталитарным режимам пришлось терпеть выдающуюся личность из-за ее масштаба и из-за его причастности к передовой науке, в ведении которой находились и атомная энергия, и генетический код. Время значимости науки наступало.

Лекция по генетике, 1956 год

Николай Владимирович и Татьяна Булгакова на летней школе биологов. Можайское море. Лето 1966 года. Фото В. Адонд

Ценность личности Тимофеева– Ресовского для человеческой цивилизации признана мировым сообществом. 2000 год отмечался ЮНЕСКО как год его 100-летнего юбилея. Кроме уроков, которые преподносят великие личности каждому из нас, жизнь Тимофеева особенно поучительна для ученых и управителей России. Роль науки в обществе растет стремительно, а в новом российском обществе пока нет осознания того, что развитие науки – показатель умственного здоровья нации.

По завершении XX столетия приходится только пожалеть о самых грандиозных его «свершениях»: десятках миллионов загубленных жизней и колоссальных средствах, затраченных на соперничество в мировом масштабе. И ничего нового по этой части по сравнению с XIX, XVIII и т. д. веками. Новое, что приносит каждый век, в другом – в организованном творческом труде и нравственном совершенствовании. В них надежда и спасение человечества. Об этом и книга.

Особенности личности героя, представленные в книге, очень важны для современного исследователя: обыкновенность, столь удобная для обладателя и поощряемая обществом, отрицательно коррелирует с творческими успехами.

Еще живы многие люди, которые были знакомы с Тимофеевым-Ресовским или слышали о нем. В вышедшей книге они найдут материал, многократно превышающий их личные сведения, и еще раз порадуются, что жизнь свела их с этим замечательным человеком.

Книга обращена по преимуществу к научной молодежи. Содержание науки меняется, и первая четверть XXI века, по-видимому, существенно изменит картину научной проблематики. Но те, кто будут строить науку XXI века, смогут опереться на вдохновляющий пример, который дал нам всем Николай Владимирович Тимофеев– Ресовский.

СКЕПТИК

Владмир Скриппкин

Может быть, это карта?

«Фирменным знаком» крито-микенской цивилизации был лабиринт. И частенько он принимал формы спирали.

Но почему? Почему Минос, пустившийся в погоню за Дедалом, всем местным царькам, подозревавшимся в его укрывательстве, предлагал загадку со спиралью? Почему покинувшие гибнущую крито-микенскую цивилизацию жители выкладывали в местах своих стоянок и новых поселений лабиринты из камней, формой напоминающие спираль?

Хотя, конечно, спирали были везде – в природе в виде разнообразнейших раковин, в форме водоворотов, смерчей, облаков в небе. Значение спирали в мифе, культуре, религии, философии трудно переоценить. Но «фирменный знак», символ?

Для начала я взял все населенные пункты в материковой Греции, Пелопоннесе, островах Эгейского моря, начинаюшиеся на Агиос (Агиос – Эвстратис – сегодняшнее название древнего острова Огигия, «пупа моря»), и отметил на карте. Их оказалось очень много, и все с различными окончаниями: Агиос-Николаос, Агиос-Петроос и т.д.

«Агиос» переводится с греческого как «святой». Более ранее значение этого слова – «возвышенный», «стоящий над другими», «отличающийся». Христиане называли так людей, творящих духовные подвиги. А еще до христианства, в более ранние времена, так называли населенные пункты, стояшие возле самых больших вершин гор. Иногда в районе такого знака находилось два поселения с почти однотипным названием. Согласитесь, вечную скалу все же естественней считать топонимом (знаком), чем подверженный всем превратностям судьбы человеческий поселок или город.

Мои рассуждения шли примерно так: раз название Агиос, Аги, Ахи ведет нас к восхищенному первовысказыванию в виде «Ах», то все объекты, созданные людьми или природой и начинающиеся с этого слова, должны быть необычны в данном районе, отмечены каким-то одним, свойственным всем им своеобразием. Ими должны восхищаться и признавать их главенство над другими.

Итак, обозначив на карте все самые высокие горы материковой Греции, Пелопоннеса, островов Эгейского моря, Малой Азии, юга Болгарии и Румынии, я получил целую топографическую сеть. И когда по точкам ее я провел кривую с началом от острова Огигия, перед моим изумленным взором легла более или менее правильная спираль.

Чтобы это значило? Да пока ничего. Красиво, интересно, здорово – и все. Но тут мне на глаза попались публикации о Фестском диске – литой глиняной толстой лепешке, около двадцати сантиметров в поперечнике, выкопанной в развалинах древнейшего города Феста на Крите. Диск покрывали загадочные письмена. Их пытались прочитать многие поколения ученых, но не преуспели.

И поскольку я только что занимался спиралями Средиземноморья, то тут же увидел эту спираль на диске. Поразительно! Спираль, проходящая по поверхности Фестского диска, как две капли воды была похожа на проложенную мною по горным вершинам Греции. Родоп. Малой Азии и островов Эгеи! Сравнивая две спирали, я стал думать. А что если поперечные черточки на диске, рубящие спираль на части, не знаки, обозначающие конец слова, как предполагали исследователи, а топографические линии, идущие от одной горы к другой, от вехи к вехе? Тогда, быть может, Фестский диск-топографическая карта этого района, привязанная к ее горным вершинам? Немного помудрствовав и соединив вершины гор на современной карте прямыми линиями, как они были соединены, по моему мнению, на Фестском диске, я получил мир, поделенный на неправильные четырехугольники.

Мысль о Фестском диске как о карте крепла, я был почти уверен, что на диске обозначено деление земли на участки. Так делим мы страны на административные районы. Но тогда наши представления о размерах крито-микенской цивилизации, мягко выражаясь, оказались искаженными. Передо мной лежал Фестский диск, и это была целая вселенная минойиев, поделенная на районы. И районы эти были поразительно точно, адекватно топонимам, расположенным на земле, обозначены.

На Фестском диске каждый такой район был заполнен надписью – рисунком. Всего районов было 31. Греки через тысячу лет разбили страну точно так же на 30 районов – номов, и каждый назвали именем бога-покровителя.

Наверняка, люди во все времена хотели как-то обозначить, представить землю, на которой они жили. И возможно, первые топографические системы и были таким обозначением – представлением. Карта! Если каждый четырехугольник на Фестском диске был административной единицей, быть может, надпись означала его название? Или иначе. Каждый район имел своего бога– покровителя, и тогда, возможно, по мифу, надпись в первом четырехугольнике, с которого начинается спираль, должна быть – Атлант! Так как именно он был первым владетелем Огигии и прилегающих к нему земель…

Шло время. Занятия Фестским диском не были главным делом моей жизни, и потому почти случайно я узнал, что диск имеет точно такую же спираль с другой стороны. Но в тех же самых четырехугольниках были проставлены уже совсем другие надписи. Похоже, диск был не просто картой, а неким глобусом, космогонической моделью минойского космоса. А что если подумать о карте звездного неба?

Фестский диск (лицевая сторона)

Фестский диск (оборотная сторона)

Как мореходный народ, они знали его хорошо. Об этом говорит множество найденных печатей, на которых помимо изображения незнакомых нам богов выпуклыми точками с треугольными лучами сияют вечные звезды. На некоторых печатях можно даже увидеть созвездия, знакомые нам сейчас.

Мысль эта показалась мне очень заманчивой, но… пока это – лишь предположение. Согласитесь – любопытное.

Знаки Фестскогс диска

Но что кажется явным – подтвердилось главное мое предположение, что древний остров Огигия является географическим центром крито-микенской цивилизации.

Далее. Огромность территории, охватываемой Фестским диском, убеждала, что минойцы знали землю лучше, чем это казалось. Одно дело – видеть стоящие на горизонте горы, и совсем другое – превратить хаотически стоящие вершины в знаки (топонимы), точки отсчета гигантской модели мира.

Ясно, что политическое и экономическое влияние крито-микенской цивилизации было гораздо значительнее, чем думалось, и простиралось далеко в глубь не только материковой Греции, но и в глубь Балкан и Малой Азии. Иначе зачем было составлять такой точный и трудоемкий документ, как Фестский диск.

Чтобы обозначить и осмыслить такой огромный массив горных хребтов, долин, рек, окружающий Эгейское море с его тысячами разнообразнейших островов, требовалось не одно и не два поколения исследователей. Составить карту страны, привязанную к топонимам на земле такого объема, могла только долгоживущая цивилизация, исследования которой в этом направлении шли многие-многие годы.

Этот факт не следует упрощать, так как за ним стоит не просто поиск необычных точек на земле (в виде гор), но и создание на базе этих точек новой системности, не имеющей аналогов в мире– Поэтому, когда в результате разрушительной деятельности вулкана Санторин жизнь внутри цивилизации подошла к опасному пределу, миграция ее народов из центра к окраинам страны произошла не только безопасно, но и достаточно незаметно. Она шла долго и привычно и была естественной для того времени. Люди уходили, зная, куда. Уходили, принося на периферию страны обычаи, культуру, навыки строительства, методы добычи и обработки металлов, новейшую технологию ремесел, что заложило основу многих будущих цивилизаций Средиземного моря, таких как хетская, греческая, этрусская, римская.

К тому же миграция народов из Эгеиды позволила познакомиться с ней будущим ее завоевателям, народам, живущим относительно далеко и пока не помышляющим не о каких походах в другие земли.

Что же касается знаков-надписей, расположенных внутри прямоугольников-секторов, то, по современным представлениям, это древнейшее рисунчатое письмо. Что они обозначают, я не знаю, хотя уверен, что письмена в А1 читаются как «Атлант». Я не лингвист и передаю пальму первенства в расшифровке названий районов и богов крито-микенской цивилизации тебе, мой любопытный читатель. Думаю, что тебе это доставит огромное наслаждение, точно такое же, какое испытал я, расшифровывая спираль Фестского диска.

Топографический план деления крито-микенскоО цивилизации в соответствии с делениями на Фестском диске

ВО ВСЕМ МИРЕ

Побочный эффект

Как сообщает американская служба геологических исследований,за последние годы в реках США повысилось содержание эстрогеноподобных веществ. Их основной источник – тонны оральных контрацептивов, прошедших через организм американских женщин и попавших в сточные воды. Эти вещества, особенно в смеси с некоторыми пестицидами, оказывают специфическое влияние на животных. В частности, во Флориде наблюдается сморщивание пениса у самцов аллигаторов, а у некоторых рыб протеины, участвующие в формировании икры, стали производиться организмом не только самок, но и самцов. Страдают не только водные животные, но даже птицы: избыток женских половых гормонов, полученный ими с пищей, нарушает нормальное брачное поведение – растет число «холостяков», не умеющих правильно петь и привлекать самку, соответственно сокращается и численность популяций.

Долой очки!

Крошечное прозрачное кольцо, вживляемое в роговицу, может позволить близоруким навсегда забросить очки и не прибегать к лазерной хирургии.

В ходе 15-минутной операции, проводимой под местным наркозом, хирург делает крошечный надрез вокруг роговицы и вставляет кольцо. Оно изменяет кривизну роговицы, в результате чего лучи света фокусируются точно на задней стенке глаза, на сетчатке, которая передает зрительные сигналы в мозг.

После установки кольца пациенты не чувствуют боли или неприятных ощущений, причем кольцо изменяет внешний вид глаза не больше контактной линзы. Клинические испытания кольца для роговицы проводятся в десяти медицинских центрах США.

Когда у мозга и тела разный пол

Дебаты о первопричинах транссексуальности ведутся давно, и пока не выяснено, лежат в ее основе психологические или биологические факторы. Обнаружив подобные наклонности у знакомых или близких, знайте, что речь идет не об извращенцах или людях с расшатанной психикой. Голландские ученые из Netherlands Institute for Brain Research обнаружили в головном мозге человека, в гипоталамусе, область, отвечающую за сексуальное поведение. У обычных мужчин она обширнее женской. А вот у мужчин-транссексуалов размеры области такие же, как у женщин. В силу невыясненных пока причин головной мозг и тело транссексуалов изначально имеют разный пол. Это и побуждает их делать операцию.

Этим вымирание не грозит

Персонажи мультфильмов покемоны становятся объектом науки. Зоолог Эндрю Белмфорд из Кембриджа сравнил интересы восьми летних британцев в биологии и «покемонологии». Оказалось, что дети прекрасно разбираются в большинстве (до 90 процентов) видов покемонов и в особенностях их «биологии». Однако более половины самых обычных растений и животных им неизвестны. Дети плохо представляют себе проблемы охраны живой природы, хотя наслышаны о лабораторной науке, особенно о генетике и клонировании (чем, собственно, и «нашпигованы» сериалы). Выводы: создавая очередную «жвачку для ума», нужно не забывать направлять интерес детей на проблемы экологии и охраны природы.

ПОРТРЕТ НОМЕРА

Галина Бельская