Текст книги "Русская жизнь. Скандалы (декабрь 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

***

Хорошая новость: в Ивановской области закрылись два детских дома. Количество казенных детей стремительно сокращается: 73 процента всех сирот устроены в приемные семьи. Втрое превышены показатели прошлого года по количеству приемных семей, работают центры для приемных родителей. Но есть еще, не для фанфар, тихий процесс скрытого усыновления. Недавно в разговоре мать двоих детей призналась, что один из ее младенцев – приемный. Отказницу удочерили прямо в роддоме простейшим способом: попросили биологическую мать вписать будущего приемного отца как родного. Таких случаев я знаю несколько, и все они – не ради тайны усыновления, но для сокращения бюрократических процедур. «А то будут решать – достойны мы или недостойны».

***

В большинстве регионов цены на коммунальные услуги поднимаются в среднем на 20-25 процентов, – и это ввергает уволенных и сокращенных в панику. Недавно прозвучало уточнение, что обещанное президентом пособие по безработице в 4 900 рублей – не минимум, а максимум; минимальной же остается сумма в 850 рублей. Немолодая женщина в троллейбусе говорит о грядущем отключении света и газа как о чем-то вполне решенном, но на вопрос: «Не выселят ли?» твердо отвечает: «Нет. Государство не допустит».

***

Покупаю сигареты, продавщица средних лет – перманент, кольца – плаксиво просит найти мелочь, долго считает, жалуется на сволочей, дающих сплошные тысячи да пятисотки, откуда у них столько денег в кризис, воруют, наверное, или мужей доят, есть такие мужья; выйдя на улицу, понимаю, что сигареты я так и не взяла. Возвращаюсь. С горестным лицом она достает сигареты, вздыхает:

– Еще и покупки забывают! Да что же это такое, в кризис покупки забывают, ну как же так!

Выхожу от нее в скорби, склонив голову, с чувством непонятной, но ужасной вины.

Евгения Долгинова

Анекдоты
Дембель убил призывника

Выксунским межрайонным следственным отделом СУ СК при прокуратуре РФ по Нижегородской области возбуждено уголовное дело по ст. 105 ч. 1 УК РФ по факту убийства 18-летнего призывника на проводах в армию.

Установлено, что в общежитии, расположенном на ул. Чкалова города Выкса Нижегородской области, родственники отмечали призыв в армию.

Среди приглашенных на проводы находился сводный брат призывника, который недавно демобилизовался из армии. В ходе примерки призывником «дембельского» обмундирования между братьями произошел конфликт, в ходе которого отслуживший армию брат нанес ножевое ранение в сердце призывнику, от которого тот скончался на месте.

Виновному предъявлено обвинение в совершении убийства и в отношении него избрана мера пресечения – арест. Проводится расследование.

– Ну, давай, Сань, за тебя. Чтоб служилось хорошо. Чтоб все нормально было.

– Давай, Серег, спасибо.

– Ты там, это самое… Если что – сразу в харю. В таблище!

– Да ясен пень, Серег. Ты ж меня знаешь.

– В армии, это самое, там главное – себя поставить. А то зачморят. Бей в таблище сразу! На губе отсидишь, уважать будут.

– Да говно вопрос. Серег, форма у тебя классная. Ну-ка… Это че, аксельбант?

– Э-э, ты клешнями своими не лапай, запачкаешь!

– Да ладно, не ссы. Это как ты так сделал?

– Руками, говорю, не трогай!

– Да че ты… Че ты трясешься-то над ней?

– Ты у меня щас cам затрясешься! Это дембельская форма, урод!

– Кто урод? Я урод?

– Не, ну а чего ты тут это самое? Че ты там руками-то своими?

– Да ладно, Серег, ну интересно просто. Я аккуратно. Дай померяю.

– Я тебе померяю щас! Отслужишь, тогда померяешь! Ну-ка, повесил на место!

– Да че тебе, Серег, жалко что-ли?

– Повесил быстро на место!

– Да я померяю просто. Че ты.

– Че-че, через плечо. Повесил на место!

– Да от… бись ты. Дембель, блин.

– Ты отслужи сначала, душара! Ты даже еще не душара, ты вообще никто! Ноль! Ты еще обычную форму не заслужил, а это дембельская!

– Да пох…! Сказал померяю, значит померяю. Щас мой праздник!

– Щас тебе будет праздник! На, сучара!

Хрясь.

Один не пойдет теперь ни в армию, ни куда-либо еще. А другой – из армии прямо в тюрьму. Из-за дембельской формы, из-за белого аксельбанта.

Счастливая судьба пьяного следователя

По требованию прокурора судом Верх-Исетского района г. Екатеринбурга вынесен обвинительный приговор в отношении бывшего следователя следственного управления при Железнодорожном РУВД г. Екатеринбурга 24-летнего Вячеслава Зырянова, изобличенного в совершении преступления, предусмотренного частью 1 статьи 264 УК РФ (нарушение правил дорожного движения и эксплуатации автотранспортных средств, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека).

Прокурором в судебном заседании представлены убедительные доказательства того, что 24 октября 2006 года около часа ночи Зырянов, находясь в состоянии алкогольного опьянения, управлял личной автомашиной марки «Хонда», в салоне которой находилось трое пассажиров. Двигаясь по ул. Черепанова в г. Екатеринбурге, он, грубо нарушив правила дорожного движения, выехал на встречную полосу и совершил лобовое столкновение с автомашиной ВАЗ-21093, в результате чего автомашину Зырянова отбросило на движущийся автомобиль марки УАЗ, который перевернулся на крышу и, продолжая движение по инерции, столкнулся с автомобилем марки ВАЗ-2115.

С целью сокрытия совершенного преступления Зырянов до приезда сотрудников ГИБДД переместил на водительское место одну из своих пассажирок, находящуюся в бессознательном состоянии, а сам с места ДТП скрылся. В результате аварии тяжело пострадали 22-летний водитель ВАЗ-21093 и 26-летняя пассажирка «Хонды», которые стали инвалидами. Кроме того, повреждения различной степени тяжести получили водители и пассажиры автомашин УАЗ и ВАЗ-2115.

Основываясь на позиции прокурора, суд определил Зырянову наказание в виде 1 года лишения свободы в колонии-поселении, а также лишил его права управлять транспортным средством сроком на 3 года.

Прочитал и не понял. Человек напивается, садится пьяным за руль, выезжает на «встречку», устраивает аварию с участием трех (помимо его собственной) машин, калечит несколько человек, скрывается с места аварии. Да еще и свою знакомую, пассажирку свою (то ли пьяную «в ноль», то ли потерявшую сознание от столкновения) сажает вместо себя за руль. То есть, человек за один вечер таких делов наворотил, две жизни, фактически, испортил, травмы людям причинил, три машины побил… И год колонии-поселения.

Один год за все эти подвиги. Колониипоселения (а не общего и не строгого режима).

Еще раз перечитал. А, следователь. Понятно. Бывший, правда, но следователи, как и представители некоторых других профессий, бывшими не бывают. Следователю – можно. Работа тяжелая, стрессогенная, на страже закона человек стоит, понимать нужно.

Через три года ему опять водить можно будет. Девчонки, выпить не желаете? Ваше здоровье! Эх, прокачу! Поехали!

Под дружеское ржание

В Козловке (Чувашия) на аллее Cлавы участников Великой Отечественной войны местные подростки разрисовали черным маркером фотографии героев тех лет. На портретах фронтовиков появились свастика и оскорбительные надписи. Вандалов задержали патрульные, которые в 23 часа проезжали через аллею. Убегая, хулиганы выбросили «орудие преступления», но это вряд ли им поможет, говорят милиционеры. Как показало предварительное расследование, фотопортреты разрисовывал один из подростков – ученик средней общеобразовательной школы № 1 города Козловки – под одобрительное «ржание» всей компании.

В отделение милиции было доставлено шесть подозреваемых, пятеро из которых еще учатся в школе. Никто из задержанных до этого не попадал в поле зрения стражей порядка – обычные ребята из благополучных семей, одна из родительниц сама является педагогом.

«У меня возникло полное ощущение, что они вообще не понимают, что натворили, – возмущается начальник ОВД по Козловскому району Юрий Желтухин. – Им говоришь, а они только ухмыляются в ответ. Страшно… А ведь это потомки тех самых защитников родины, заплативших такую большую цену, чтобы „поколение NEXT“ ни в чем не знало нужды».

По данному факту возбуждено уголовное дело по статье «Вандализм». В заведения, где обучаются «манкурты», будут направлены соответствующие представления.

Изуродованные фотографии в ближайшее время будут отреставрированы. Руководство местной милиции обратилось в администрацию района с предложением установить видеонаблюдение в районе ЧП.

Аллея, блин, Славы. Прикинь. Рожи какие. Пиво есть еще? Дай-ка… Вечная память героям, ха-ха! Герои, е-мое. Иванов Петр Сергеевич. Танкист. Три танкиста, три веселых друга. Пестряев Иван Иванович. Артиллерист. Погиб в 42 году. Прикольная фамилия. Во, гляди, Петр Петрович Петров, прикинь! Вообще. Ахметзянов Дамир Ахметович. Связист. Татарин, небось. Во рожи! Совки, блин. Герои. Че воевали, дурачье? Немцы, они, это самое… Нормальный народ. Мерседесы, пиво. Сидим тут в говне. Жили бы, как люди. Да ладно, родина. Уродина. Ну и чего, Гитлер? Гитлер – он нормальный мужик был, за белых людей, чтобы вот этих вот всех не было… Я тут в интернете читал. Слышь, там у тебя маркер был. Ну-ка, дай-ка… В какую сторону свастика рисуется? В эту? Ага… Вот тебе, Дамир Ахметович, татарская морда. Ха-ха-ха! Вот тебе, Петр Петрович, герой совка. Умора! Иван Иванович Пестряев, чего лыбишься, щас тебе тоже нарисую. А как хайль гитлер пишется? Hayl… как там у них мягкий знак будет? Ладно, haylь gitler, вот. Че, прикольно! Эй, слышь, менты! С… бываем!

Пороть. Пороть. Пороть. Желательно публично.

Спрятался в шкафу

Судебные приставы Чувашии нашли должника-чебоксарца в шкафу. Житель одного из домов по ул. Богдана Хмельницкого пытался таким образом уйти от оплаты задолженности на сумму 6 тыс. рублей. По решению суда, еще два месяца назад он обязан был выплатить штраф. Судебным приставам, которые прибыли навестить должника по месту его проживания, открыла дверь родственница и уверяла, что не знает о его местонахождении. Однако при проверке имущественного положения штрафника тот неожиданно обнаружил себя в одежном шкафу. «Думал, не найдете», – оправдывался потом должник и наотрез отказывался расплачиваться.

Судебные приставы арестовали и изъяли его компьютер, который вскоре может быть передан для последующей реализации в счет погашения долга.

Смешно, конечно, очень смешно. Сцена обнаружения должника, наверное, очень смешная была. «Думал, не найдете». Обхохочешься.

Но и жалко очень этого человека, жителя одного из домов по улице Богдана Хмельницкого. Денег, наверное, совсем нет, и компьютер, наверное, старенький совсем, какой-нибудь второй пентиум, с защитным экраном на древнем маленьком мониторе, с оглушительно урчащим жестким диском, с вечно заедающим сидиромом. Этот древний компьютер будут мучительно реализовывать, и никто его не купит, кому он нужен… Мелкая вялая маета. Унылое болото бедности.

Дмитрий Данилов

* БЫЛОЕ *
Записки с Восточного фронта

Русско-японская война глазами рядовых. Часть первая

Печатается по: Серые книжки. Воспоминания двух солдат о Японской войне. Типография Казанской Амвросиевской женской пустыни. Шамордино, Калужской губ., 1913 г.

К ЧИТАТЕЛЯМ

В Москве на Волхонке, в небольшом лазарете, устроенном на частные средства, лежало в зиму 1904/5 года, в Японскую войну, около двенадцати человек солдат, раненых на войне. Двое из них написали свои записки, которые мы и печатаем в этой книжке без изменений.

Егор Антонов Хрестин, написавший «Подробное описание во время войны», поправился довольно скоро и уехал домой в Пензенскую губернию.

Тимофей Петров Голованов долго пролежал в лазарете; теперь он имеет хорошую службу на станции Рязань, но рана на ноге по временам вновь открывается и беспокоит его. На картинке он сидит с краю, на груди у него Георгиевский крест.

Хрестин выписался раньше, и на этой фотографии его нет.

М. Б.

29 июня 1913 г.

«Подробное описание во время войны»

Русский солдат к своему делу всегда готов. Вот японский император русскому Царю объявил войну в 1904 г. Но наш батюшка Царь Николай Александрович надеется на Бога и на своего верного слугу, который должен всегда помнить присягу, и всегда готов помереть за веру православную и батюшку Царя. Hе щадя своего живота и крови, всяк готов помереть.

В назначенное время вышли мы на плац, выстроились резервным порядком для объезда Государя Императора со свитой. К Его приезду собралось народу видимо-невидимо. Объехал ряды всех войск, здоровался. Потом проходим церемониальным маршем, и наш Государь мимо проходивших благодарил. По окончании церемониала опять выстроились, как прежде были, и Государь подъехал к каждой части, объяснял, для чего он нас созвал, и просил постараться, идти на выручку наших братцев, которые переживают трудные минуты на Дальнем Востоке, обороняются от врага нашего, Японца: благословил нас иконою, пожелал нам вернуться здравым и поехал от нас в собор, где его встречал Apxиерей с крестом в руках. И мы пошли по своим квартирам.

Heдолго после этого прожили в городе. Дождавшись назначенного времени для отправления на Дальний Восток, приготовились и пошли на вокзал, где уж для нас поезд был готов. Во время отправления сколько было народу, сколько пролито было слез посторонними лицами! И мы без всякого огорчения сели на поезд и отправились в далекий путь. Ехали мы и днем и ночью. Где на главных станциях назначено обедать, там нас кормят солдатской пищей. Пообедавши опять садимся и продолжаем путь дальше. Говорить нечего, дорогой все было. И радость, когда удастся где-нибудь на дорога горелочки захватить! Ну только плохо было: везде казенки были заперты; ну, добрые люди, заготовивши раньше, выносили, и мы платили вдвойне, а все-таки свое горе ей утоляли. Некоторый раз вздумаешь, что у тебя остались сироты дома, поплачешь; ну, а радости все-таки было больше. Несколько раз остановлялись дневать, водили в бани помыться; переднюешь, и опять с Богом в путь, дальше.

Доехали до Байкала, и нам нужно переправиться через него на ту сторону. Сели мы на Ледокол; обоз поставили внутрь, прямо в вагонах, а людей и лошадей наверх, на палубу. Знамя поставили впереди, и тронулись по воде. Заиграла музыка; просто весело у всех на душе, воодушевленная радость. Командир полка вызвал желающих на пляску, и четыре человека вышли; под музыку играют трепачка, стали плясать; поокончивши своего дела полковник подарил плясунам 20 рублей.

Переехали мы Байкал. Только вышли с Ледокола, нам объяснили великую радость, которая и для батюшки Царя и всей Pоссии; всех одушевило, когда народился Наследник. Нас построили и отслужили радостный молебен с многолетием нашему Императору Николаю Александровичу и всему Царскому дому и Христолюбивому воинству. По окончании молебна, с криком «ура», поздравил нас полковник с радостью; и повели нас на обед, где нам готовился к нашему прибытию.

Пришли с обеду, сели на поезд и опять дальше поехали. Проезжали много всякой местности, какую никогда не видали. И горы, и равнины, и леса: даже такие горы, что на нее поглядишь – шапка с головы валится! Даже около дороги, где идет машина, висят каменные скалы; попадались туннели, ведущие под каменные горы. Все в диковинку; а в Манчжурии одна туннель около трех верст. Когда стали в нее въезжать, вагоны все заперли, чтобы не выглянул никто, как бы не оторвало голову.

Приехали мы в город Харбин. Там войска видимо-невидимо, даже сколько путей на станции, наполненные воинскими поездами; там распределяют по разным дорогам. Которых на Владивосток, которых в Мукден. Суток двое простояли в Харбине; там достали мы «ханжи» (китайской горелки), маленько повеселились. Поехали мы дальше на Мукден, очень опять медленно. Стали показываться китайские деревни. Стали всматриваться, как растет у китайцев, что такое высокое, как его назвать не знали; оказался тот самый «гаолян», который, что дальше ехали, и все его больше стало попадаться.

Пришедши в Ляоян, его мы прошли по главным торговым улицам; но время было жаркое, и так как к мерзости и дурному, странному воздуху не привычны, начало рвать с души каждого солдата; даже не чаяли, когда пройдем этот зловонный город, но прошли.

Вышедши из города остановились, сделали привал; и стали вести и тащить пострадавших, раненых солдатиков, и у нас от сожаления своих братьев у некоторых потекли слезы, и даже каменеет сердце, а к каждому хочется идти вперед для помощи. Мы, дождавши кухонь, которые следовали за нами (и дорогой варилась пища), пообедавши стали ожидать приказания двигаться вперед, но вышло иначе: получили приказ, нам идти обратным путем, на левый фланг всей армии, по замечанию, что неприятель стал делать обход, а силы нашей там мало, и чтобы мы своим сделали большую помощь, и задержать противника, не дать ему ходу. Пошли мы обратным путем, и шли до самой ночи, а все торопимся. Нас застала ночь; хотя застигла нас ночь, свой назначенный поход исполнили, собрались около рассвета на назначенный пункт. Этот день от устали нам дали передохнуть. И в это время приехал к нам главнокомандующий, Его Превосходительство генерал-адъютант Куропаткин, поздоровался с войсками и с благословением предложил идти на помощь нашей маленькой горсточке православных воинов, и просил постоять за Веpy и Царя и матушку Poccию, не щадя своего живота. И мы с криком «ура» объяснили: «Во что бы ни стало постараемся, задержим неприятеля!» Чем главнокомандующий остался доволен.

Стали ожидать противника, чтобы незаметно нам встретить его и отразить огнем и чтобы воспользоваться случаем подраться в рукопашный бой. Так мы простояли с полмесяца. Хорошо было. День занятие бывает, чтобы солдатики не скучали, а ночь по очереди ходили занимать сторожевое охранение, то есть аванпосты. Вдруг вблизи начнется перестрелка; бросаешь работу и берешь ружье и ожидаешь, вот-вот наткнется. У всех солдат делается отчаянный вид; только и хочется скорей бы подраться со врагом.

Раз было дело так, что мы, весь батальон, вышли вперед, и стали делать себе окоп для цельного батальона. И вдруг на передовых постах началась перестрелка. Так что пули начали попадать к нам в редут. Мы стали ожидать к себе гостей, готовимся к бою. Но так как он к нам не пошел, только пострелял в нас; но мы, как заметили, что его здесь только одни разъезды и немного пехоты, и не стали открывать огня, чтобы не обнаружить себя.

Стало смеркаться, и мы, одна полурота, выдвинулись вперед для обороны. При темноте ночи привезли нам ужинать; но кухню подвезти нельзя близко, и сделали так: послали несколько солдат, которые могли принести для себя и для своего товарища, и тут немного подкрепили силы. Но только плохо насчет курения: хочется покурить, но опасно; если чиркнешь спичку, то при темноте можно заметить издалека. Но солдаты ухитрились так, что если нужно закурить, то один приклоняется к земле, а товарищи его накрывают шинелью, чтобы не просияло; а тогда друг от друга утыкаются в рукав и прижигают.

Всю ночь сторожили, все ожидали неприятеля. Но ожидание наше вышло напрасно. Только стало светать, и нас тронули вперед и вправо, с намерением сделать обход с правого фланга.

1 октября, на Покров Пресвятой Богородицы, мы пошли. Наша артиллерия выехала на позицию и стала из нескольких орудий палить в кумирню, где мы узнали, что находился обоз неприятеля. А пехота пошла боевым порядком в наступление; и мы наступали до самой ночи. Вспрыснул дождь, немного намочило. Но мы в самых сумерках вошли в кумирню, осмотрели; никого нет. И Бузулукского полка отдали приказание, чтобы развести огня и немного обсушиться.

Только прошел огонь, как вдруг в этот огонь неприятель сделал залп из нескольких ружей, так что одного убило насмерть и двух ранило. В момент огонь погасили и успокоились; никакого шуму не было, только выслали вперед сторожевое охранение, а остальные люди стали отдыхать; не составляя ружей, проводили ночь прямо под открытым небом.

Лишь только рассветало, слышим, к нам летит гостья, «бяк» о землю, но благодаря Бога попала на порожнее место и никого не ранила. Потом одна по одной и стали часто летать друг за другом. Но мы в недоразумении находимся: каждый думает, что с этой стороны должны быть наши войска, но по тому только можно разобрать, если упадет стакан от шрапнели, видно, что не наши. И я сидел на корне срезанного дерева, обросший мелкими кустами; наложил свою трубочку и покуриваю спокойно себе. Смотрю, летит индюшка; не долетела – разорвалась; ничего не повредило. Другая – перелет. Но и начали сыпать вчастую, и одна пролегла около нас, разорвалась и напугала меня немного. Так что у меня над ногами все кусты ссекло, повалило, но ноги не задало. Тут я немного оробел, но вся моя робкость скоро отошла; и покуривши трубку, достал из мешка сухарей и начал грызть; к случаю в баклаге была водичка; я начал размачивать и немного подкрепил силенки, и думаю: «теперь хоть и убьют», сытому будет хорошо.

Потом нам приказали сойти с этого места и уйти в кумирню. Туда мы зашли за каменные стены, стали в котелках кипятить себе чай; а он так и сыплет туда, но солдаты уж привыкли и перестали опасаться японских индюшек, даже стали ходить по открытому месту. Смотрим – приехали кухни и привезли обед. Во время сильного сражения трудно было доставлять, но тут наши кашевары осмелились и доставили прямо на позицию, несмотря на выстрелы неприятельских снарядов. Но мы тут покушали, слава Богу. Только что-то на животе стало неладно, наверное, что давно не ели горячей пищи. А я, как меня начало тошнить, давай курить трубку. Хоть горько, а все курю.

Вот, подходит к нам полковник Бузулукского полка и говорит нашим офицерам:

«Господа, нужно нам покормить солдат».

А они говорят:

«Да чем же, чем прикажете?»

«Заколоть китайских свиней, и чтобы варили, кто как может, в котелках, в фанзах есть больше котлы».

Но мы это сделали; накололи свиней и только хотели варить, но не пришло: приехал с приказанием, чтобы дождаться начала сумерек и незаметно оставить это место. Уйти обратным путем и зайти с фронта, присоединиться к 6-му корпусу. Так что ему стало задерживать не в силах.

Шли мы с вечера и всю ночь, до самого утра. Думаем, что как рассветает, и мы пойдем прямо в бой. Но нас повели еще дальше; перешли мы реку Шах по понтонному мосту. Только остановились, составили ружья, подали команду обедать. Солдаты кто обед набирает, кто хлеб получает; а там кричат: «В ружье, стройся!» Ну, тут не до обеда, скорей каждый берет свое снаряжение, разбирают ружья, становятся в строй. В пять минут уже все готовы. Только тронулись идти, и нам приказали оставить всю амуницию; и только с собой взяли патроны, что всего дороже для каждого, да кто хлеба запас, и пошли вперед.

Так что шли порядочно. И нас вовсе близко к неприятелю остановили, и священник отслужил молебен. С крестом в руках обходил все ряды, и с пением «Спаси, Господи, люди твоя!» благословлял. По окончании молебна рассыпались в боевой порядок и с Богом пошли наступать.

Артиллерия начала стрелять, выпустила несколько снарядов в одну деревню, а он на наши выстрелы не ответил. А мы все вперед и вперед, начали близко подвигаться. И как он начал в нас сыпать, точно мужик горох рассевает! А мы ничего не страшимся, все продолжаем наступать, а пули, точно Божьи пчелки, жужжат, летя мимо тебя.

Только стали понемногу редеть ряды, и смотришь, около тебя тоже падают солдатики. Но ожесточенные все идут дальше. Только мы подошли вовсе на близкое расстояние, стали уж друг друга видеть, и он начал сыпать из пулеметов и орудий. Но и мы начали стрелять в него залпами; но он сидел за китайскими оградами, и мы, как дашь залпом, – только из ограды пыль столбом поднимается. Но сколько меня ни встречало пуль, все летали мимо; я те считал добросовестными. Так что они меня не трогали, а одна злодейка прежде, наверное, ударилась о землю, а потом задела и меня, да не как люди, и ударила, а плашмя поперек ноги; и перебила мне кость, и сама впилась. Но я почувствовал удар, и кровь начала сильно течь; и я только вскричал, что меня ранило. И хотелось мне сделать перевязку. Только я повернулся назад, чтобы немного отойти, и тут же другая еще, а все в эту ногу.

Я стал делать перевязку, а пули летят ко мне, но ни одна во время перевязки не зацепила. И ко мне подошел санитар нашей роты и помог мне; сказал, что «я тебя отведу на перевязочный».

Но я сказал, что хочу вернуться опять в строй. Когда я встал на ноги и мне наступать стало очень больно, и я ему говорю:

«Ты оставайся, еще кому-нибудь поможешь, а я как-нибудь пойду сам». И пошел. Жаль было оставить своих товарищей. И я немного отошел; слышу, позади меня что-то бурчит; я оглянулся: вслед за мной, как шар, катится с гусиное яйцо, перепрыгивает, стукает о землю; это была граната, которая не могла разорваться. Но я остановился, и дожидаюсь себе гостей; но она проскочила мимо, и меня не тронула. И я вслед сказал ей: «С Богом, ступай дальше!» Смотрю, меня догоняет один солдатик, и начал мне помогать идти. И пошли мы вдвоем; отошли порядочно, и я очень устал. Сели отдохнуть. Идет мимо нас солдатик, кричит дуром. Ему пуля попала в грудь навылет, и у него сильно течет кровь из груди и спины. Я его подозвал к себе, говорю:

«У тебя есть пакет для перевязки?»

Он вынул из кармана и сел на колени, чтобы мне удобней было. Я его разорвал, достал бинт, которым можно дать помощь. Я велел своему солдату снять с него мундир и поднять рубашку. Он это исполнил. Я оторвал кусочек бинта и отер ему груде и спину, чтобы видные были раны; наложил марлю на раны и начал бинтовать. Я сделал перевязку, тогда солдат пошел себе свободно, и мы с моим помощником пошли. Мне очень хочется пить. Подходим к деревне, видим, фанза дымится. Я говорю: «Пойдем, напьемся». Вошли в фанзу. Там одни китайки варят себе пищу, и они нас напугались. Но я им начал показывать знаком, что хочу пить. И мне одна китайка подала воды. Я напился; и она посмотрела, у меня баклага порожняя; она налила.

Только пошли вдоль деревни, и неприятель заметил эскадрон кавалерии в деревне; начал сыпать шрапнелями туда, и деваться некуда. Пришлось выходить в чисто поле. Смотрю, гонят наши двуколки, в которые начал сильно стрелять противник; даже некоторым колеса перебило. С одними оглоблями бегут лошади. Но я был счастлив: ко мне подъехал казачок и говорит:

«Можешь ехать верхом?»

А я говорю:

«Пожалуйста, нельзя ли посадить, немного подвезти, а то у меня уж мочи нет дальше идти».

Он меня посадил, а сам повел лошадь; говорит мне, чтобы я держался крепче за седло. Еду я на лошади, держусь крепко. Смотрю на ногу, и сквозь сапог начала кровь протекать. Мне что-то повеселело, я и затянул песенку, да легонько посвистываю.

Добрались мы с моим казачком до перевязочного пункта. Там раненых натаскано сколько – даже не успевают делать перевязку.

Ссадил меня казачок с лошади, а сам опять погнал, дать помощь другому. К несчастью попал я не на свой перевязочный; хотя меня и тут приняли. Ну, только спросили:

«Можешь дальше потерпеть, до своего пункта?»

Я спросил:

«Далеко?»

Они мне ответили, что в соседней деревне, отсюдова будет с версту. Я сказал, что могу; хотел идти, но дальше не могу двигаться ногой. К моему счастью, нашей роты солдатик привел своего земляка, и он ранен в грудь навылет, идти может сам: а ведущий его взял меня себе на спину и поволок дальше.

Мне его жалко, что он так тяжело несет, говорю ему:

«Веди меня так, а то ты умучаешься».

Он говорите, что: «ничего, сиди».

А тут еще один солдат нес от раненого барабанщика барабан и все вооружение и снаряжение; так что их стало трое. Один из них собрал все, навешал на себя, а двое посадили меня на ружье и понесли. Принесли меня на свой перевязочный пункт. Уже солнце закатилось. Меня там приняли, стали делать перевязку.

Ведущий меня солдатик, державший мою шинель, которую я с трудом донес сам, не бросил, положил около меня ее, а сам куда-то отошел. Пока мне делали перевязку, кто-то мою шинель свистнул, значит, украл; так как, наверное, свою бросил, а моей воспользовался. Сделали мне перевязку. Я немного зазяб, спросил своего помощника, который привел меня: «Дай мне мою шинель».

Он ответил:

«Она лежит около тебя».

Я посмотрел кругом – нигде не нашел ее. Тогда мне немного сгрустнулось, что при такой тяжелой минуте не бросил, принес, а сейчас украли свои товарищи; тогда я заплакал, и говорю:

«Ну, Бог с ним! Может, я больше не буду зябнуть».

Стал дожидаться, когда меня посадят на линейку, которые возят раненых в полевой госпиталь. Так мне ходить очень трудно. Попалось чье-то ружье, и я при помощи его стал немного двигаться с места на место. Мне жалко, что я с своим ружьем расстался, и мне хотелось его найти; там было их наставлено много около забора, а ночь темная, – как его найти! Но я воспользовался тем, что у моего ружья была заметка такая: нижний угол приклада сшиблен немного. Когда я его нашел, обрадовался; а чужое оставил там.

И я стал дожидаться приезда линейки. Дождался; меня посадили; я и ружье взял с собой. Когда нас повезли прямо по пашне, а китайские борозды глубоки, начала прыгать наша повозка. Трясет; просто не в сутерпь, кричат, которые тяжело ранены; но я приспособился с кучером на козлах и терпел всю дорогу.

Верст пятнадцать было до подвижного госпиталя. Ну, как-нибудь доехали. Приехали туда, а там натаскано раненых, вся площадь завалена. Впереди нас много подвод было.

Я слез с повозки и хотел идти сам, но нога моя отказалась, не хочет служить мне: я стал просить себе пораненных.

Подошел ко мне санитар и довел меня с трудом до лежащих раненых. Там я сел около огня, горящий гаолян, и угрелся и заснул от утомления, раньше не спамши.

И ночью, прозябши сильно, проснулся и как-то поднялся. Стало меня трясти, точно лихорадка; но я не дожидался, чтобы подвезти поближе; не могу даже ни стоять, ни сесть; если станешь ложиться, и можно упасть на лежащих товарищей. Меня заметил санитар, схватил меня в беремя и отнес в палатку. И я крепко заснул, так что проспал до утра.

Потом утром проснулся, смотрю, в другой стороне лежал мой ротный командир, тоже раненый, и он усмотрел меня, стал мне говорить:

«Развe ты здесь?»

Я говорю:

«Точно так, ваш благородие». Спросил, во что ранен. Я говорю, что в ногу, ниже правого колена, двумя пулями. И в свою очередь спросил и его. Он мне ответил: «Тоже перебило ноги». Тогда он спросил: «Не знаешь ли, сколько у нас осталось живых в строю?» Но я сказал: «Когда меня ранило, еще наших много было здоровых, продолжали стрелять». Спросил: «Ну, а раненых тут кто еще есть?» Я говорю, что тоже порядочно. Только мы с ним переговорили, его унесли на носилках в теплую фанзу, и только сказал мне: