Текст книги "Авиация и космонавтика 2012 09"

Автор книги: Авиация и космонавтика Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Объявления о первом полете Станислава Древницкого в Варшаве появились в городских газетах 8 сентября 1891 года. «Варшавский дневник» оповестил горожан об этом так: «Сегодня, в случае хорошей погоды, на Мокотовском поле совершит полет на воздушном шаре-монгольфьере г. Древницкий, который опустится при помощи парашюта системы покойного Леру». Газета также отметила, что в этот парашют Древницкий внес важные усовершенствования.

На Мокотовском поле, обширной свободной территории, издавна устраивались смотры войск и скачки. Оно же оказалось очень удобным местом для организации публичных подъемов на аэростатах и прыжков с парашютом.

Все содействовало успеху полета: и ясная, тихая погода, и быстрое, спокойное наполнение шара, и четкая работа помощников аэронавта. Описания этого важного в жизни Станислава Древницкого события поместили все варшавские газеты. Вот, например, сообщение «Варшавского дневника» (приведенное почти полностью): «В прошлое воскресенье, к пяти часам вечера на Мокотовском поле собралась многочисленная публика смотреть полет воздушного шара г. Древницкого, варшавянина, притом совершавшего первый опыт с усовершенствованным им самим парашютом.

В пять часов пополудни воздухоплаватель, сидя на трапеции и держа в руках конец парашюта, поднялся на значительную высоту. Затем он бросился вниз и плавно опустился на землю в близком расстоянии от того места, откуда поднялся.

Преимущество парашюта г. Древницкого заключается в том, что он развертывается почти тотчас же после отделения от шара, тогда как Шарлю Леру приходилось некоторое время пролететь стремглав, пока успевал раскрыться парашют».

Станислав поднимался ввысь по способу американского аэронавта (говорили: «а-ля Леру»), сидя на трапеции, маленьком сиденьице, висевшем на прочных веревках под шаром. Парашют был прикреплен сбоку шара при помощи простого пружинного зажима. Когда Древницкий высоко в воздухе соскакивал с трапеции, он силой своего веса срывал парашют, и тот через две-три секунды раскрывался. В этот момент аэронавта связывала с парашютом веревочная петля, продетая под мышки. Кроме того, он держался руками за кольцо, на котором сходились стропы парашюта.

Станислав Древницкий торопился отправиться в поездку по городам западного края России. Он чувствовал, что готов к этому, храбрости и решительности ему было не занимать, риск и опасности его не пугали. Вдобавок он уже вкусил славы. Как писала о нем одна газета, «аплодисменты, овации сделали свое дело».

Не прошло и недели после первого прыжка над Мокотовским полем, как Станислав Древницкий был уже в Вильне. Здесь, всего на третьем прыжке в его жизни, с Древницким произошла история, которая сделала молодого, начинающего аэронавта-парашютиста, известным не только в России, но и за ее пределами.

Сегодня трудно представить, каким волнующим событием был приезд в Вильну воздухоплавателя-парашютиста, предстоящий его полет, а главное, прыжок «из-под самых облаков»! Люди с удивлением читали и рассматривали яркие, цветные афиши, расклеенные по всему городу. На больших желтоватых листах был изображен воздушный шар, напоминающий грушу, а ниже – парашют, похожий на раскрытый зонтик, и держащийся за него человек.

В афишах подтверждалось, что 14 сентября 1891 года Станислав Древницкий поднимется на воздушном шаре– монгольфьере из Ботанического сада и затем с огромной высоты опустится под куполом парашюта. Вход в сад – платный, причем для детей и солдат входные билеты стоят в два раза дешевле.

Увы, вмешалась непогода, сильный ветер, заставивший перенести полет на следующий день.

Горожане быстро сообразили, что, поскольку главное действие произойдет высоко в небе, то полет и прыжок можно увидеть, не заходя в сад, а значит, бесплатно. И задолго до полета все пространство вокруг Ботанического сада, окружающие его горы и ближайшие улицы были запружены народом. Те, кто помоложе и посильнее, забирались на крыши домов, деревья и высокие заборы. Все же немало зрителей собралось и в саду, вокруг взлетной площадки, устроенной на большом кругу, там, где зимой заливали каток, а теперь наполняли огромный монгольфьер.

Первый полет и прыжок в Вильне прошли как нельзя лучше. Древницкий поднялся в воздух при громких аплодисментах многотысячной толпы.

Шар взлетел высоко и унесся за реку Вилию. Там Древницкий отделился с парашютом и благополучно опустился на землю.

Публика с нетерпением ожидала возвращения смелого аэронавта. «Прошло около пятнадцати минут, – писала газета, – и г. Древницкий, махая шапкою во все стороны на сыпавшиеся ему приветствия и крики "ура!", въехал в коляске в сад».

Второй полет в Вильне был объявлен на 19 сентября. Время шло к вечеру, когда в Ботаническом саду опять начались хлопотные приготовления к полету. Станиславу Древницкому помогал брат Юзеф, руководя наполнением шара теплым воздухом.

Три десятка солдат, приглашенных из местного гарнизона, удерживали шар. Одни, низко присев, держали его за вшитый внизу канат. Другие – за боковые оттяжки, пришитые к вершине оболочки.

Через много лет Юзеф Маврикиевич вспоминал: «Мы с братом были тогда еще молодыми воздухоплавателями. Все наше внимание было обращено на главное: чтобы как можно лучше наполнить шар. Не удивительно, что многие, на первый взгляд, мелочи мы упускали из виду».

Младший Древницкий ходил вокруг шара, отдавал солдатам команды и не заметил, что один из них, желая облегчить себе труд держать шар, завязал на конце оттяжки петлю и наступил на нее ногой.

В последний момент перед стартом, когда Станислав Древницкий занял свое место на трапеции под шаром, солдат забыл про петлю и так же спешно, как и другие его сослуживцы, выполнял приказания Юзефа Древницкого.

По команде шар был поднят над землей на высоту человеческого роста. Петля на ноге солдата соскользнула вверх и остановилась у бедра. Прозвучала команда «пускай!». Юзеф Древницкий вспоминал: «Шар быстро рванулся с места, сделал прыжок и плавно пошел вверх при громких аплодисментах многочисленной публики. Вдруг гром рукоплесканий разом прекратился, и воздух стали оглашать тревожные крики.

Я взглянул наверх, по направлению к летящему шару, и замер. Сбоку шара на тонкой веревке висел человек, солдат, и вертелся во все стороны, как кукла на резинке».

Так поднимался в воздух и прыгал с парашютом Станислав Древницкий

Взлет монгольфьера с аэронавтом-парашютисгом

Монгольфьер был сильно наклонен. Публику охватила паника. «Погибнет! Разобьется!», – неслось со всех сторон. Катастрофа казалась неминуемой. Злосчастная веревка была пришита к оболочке шара простыми нитками, не рассчитанными на вес человека.

Могла также не выдержать и вырваться вместе с веревкой часть оболочки. Наконец, шар под тяжестью солдата мог накрениться еще больше. Тогда горячий воздух вышел бы из него, и пустая оболочка стремительно упала бы вместе с людьми на землю.

Станислав Древницкий заметил своего неожиданного спутника лишь после того, как вдруг резко оборвались аплодисменты зрителей и с земли донеслись тревожные крики.

Тысячи людей, следивших за опасным полетом, стояли словно оцепеневшие. Не растерялся лишь тот, кому грозила смертельная опасность, – Станислав Древницкий. Конечно, он мог покинуть шар и опуститься с парашютом. Но тогда гибель солдата стала бы тогда неминуемой.

Мысль воспользоваться парашютом Древницкий отверг сразу же. С земли заметили, что он начал раскачивать трапецию, на которой сидел, пытаясь дотянуться до несчастного солдата. Не сразу, но это ему удалось сделать. Он схватил солдата за руку и притянул его к себе.

Шар сразу же выпрямился, полетел в сторону реки и плавно опустился на противоположном ее берегу с Древницким и солдатом. Вскоре за ними приехали. На извозчичьих дрожках оба воздухоплавателя возвратились в сад, где были радостно встречены зрителями, с тревогой ожидавшими развязки этой ужасной истории.

Невольным воздухоплавателем оказался рядовой 1-й роты 17-го резервного батальона по фамилии Путырчик, рассудок которого не выдержал ужасного напряжения. Для Станислава Древницкого этот полет также не прошел бесследно: в его черных волосах заблестели, как писал Юзеф Древницкий, «серебряные нити преждевременной седины».

Однако история с Путырчиком на этом не закончилась. В одном из интервью Юзеф Древницкий рассказал, что спустя года три после того злосчастного полета ему с братом довелось побывать в городе Ковно (ныне Каунас). Однажды к ним пришел человек и попросил взять его в полет.

Понятно, что ему вежливо было отказано. И вдруг неожиданный посетитель, обращаясь к Станиславу, сказал: «Да ведь я уже летал с вами, ваше благородие». К своему удивлению, аэронавты узнали в пришедшем старого знакомого, Путырчика, конечно, сильно изменившегося! Оказалось, что он выздоровел и, как говорил Юзеф Древницкий, «нисколько не потерял охоты еще раз испытать на себе сильное ощущение».

После первых полетов в городах северо-западного края России Станислав отправился в заграничное турне, в частности, по Италии. Он летал в Венеции, Неаполе, Флоренции. Последним был Бари – город и порт в Южной Италии. Последним потому, что в нем русский аэронавт потерпел тяжелую аварию.

Неудачно приземлившись, Станислав Древницкий сломал обе ноги. Там же, в Бари, ему была сделана операция. К счастью, она оказалась удачной. Пролежав в больнице около месяца, Станислав Маврикиевич возвратился в Россию, но только к лету 1893 года оправился настолько, что смог опять продолжать полеты.

Опасных аварий Станислав Древницкий пережил немало. Да иначе и быть не могло. Одна из них произошла в Минске 1 октября 1891 года. Перед самым полетом поднялся сильный ветер – этот злейший враг воздухоплавателей. Отпущенный шар снесло на высокое дерево. Парашют зацепился за ветви и оторвался. Древницкий соскочил с трапеции (другого выхода у него просто не было) и с высоты нескольких метров упал на крышу летнего театра.

Зрители ахнули, бросились на помощь аэронавту, помогли ему слезть на землю. Станислав Древницкий разбил себе голову и поранил руку. Но могло произойти и гораздо хуже.

Позже, в Гродно, к ужасу публики, Древницкий падал с нераскрытым парашютом большую часть расстояния до земли. Лишь на высоте нескольких десятков метров купол все-таки наполнился воздухом, падение замедлилось. «Можно предположить, – писали "Гродненские губернские ведомости», – что, если бы скачок был сделан с меньшей высоты, смелый воздухоплаватель разбился бы вдребезги».

Никто тогда не мог знать, насколько эти слова окажутся пророческими.

«Несмотря на сильную усталость и громадное нравственное напряжение, – писали "Витебские губернские ведомости", – воздухоплаватель сразу же возвратился в сад, где публика встретила его громкими аплодисментами, горячо выражая свою радость по поводу благополучного исхода полета».

Жизнь странствующих аэронавтов-парашютистов напоминала хождение по канату, натянутому над пропастью. Каждый очередной полет, каждый прыжок мог закончиться падением, увечьем или очень вероятной гибелью. И такое не раз случалось. Беда ждала их и на земле. В любую секунду дорогостоящий монгольфьер – главное богатство аэронавта – при наполнении мог загореться и превратиться в пепел. Такое пережил Станислав Древницкий в Вильне весной 1894 года.

Первый его полет должен был состояться 18 апреля из городского Побернардинского сада. Четвертая часть сбора от проданных билетов отчислялась на благотворительные цели.

Наполнение монгольфьера Юзефа Древницкого

Как всегда, на взлетной площадке была построена кирпичная печь. Привезли целый воз соломы. На веревке, протянутой между шестами, подвешена оболочка шара. Тихая, теплая весенняя погода обещала удачное воздушное путешествие и замечательное зрелище. Наполнение шара нагретым воздухом тоже протекало ровно, по многократно отработанным правилам и вскоре было завершено. Оставалось лишь, сняв наполненный монгольфьер с печи, отвести его в сторону. Как раз в этот момент и случилось чрезвычайное происшествие.

От неловкого движения одного из солдат, удерживавших воздушный шар, оболочка коснулась огня, вырвавшегося из печи, и загорелась. Пламя быстро охватило всю нижнюю часть огромного шара. Потушить пожар не было никакой возможности. Вскоре он распространился по всему монгольфьеру, оседавшему на глазах.

«Публика, явившаяся в сад смотреть полет г. Древницкого, – писал "Виленский вестник", – увидела совершенно другое зрелище: картину пожара, невольного аутодафе, которому подвергся шар аэронавта… Прошло несколько минут, и шара не стало».

Будущая писательница Александра Яковлевна Бруштейн была свидетелем пожара в Побернардинском саду: «Вот когда все увидели, что и Древницкий может побледнеть, – вспоминала она. – Он смотрел на гибель своего шара, и кровь явственно отливалась от его смелого лица». В эти ужасные минуты Древницкий увидел также и то, насколько отзывчивыми на чужую беду могут быть зрители, пришедшие в сад на его полет.

Не сговариваясь, повинуясь велению души, они тотчас начали собирать средства Древницкому на новый монгольфьер. Давали, кто сколько может. За считанные минуты было собрано несколько сотен рублей. Генерал-губернатор, тоже находившийся в это время в саду, пожертвовал от себя сто рублей.

Александра Бруштейн вспоминала: «Шар сгорел, толпа стояла безмолвная, сам Древницкий словно оцепенел. Кто-то в толпе снял с головы фуражку, положил в нее рубль: «Древницкому на новый шар!». И фуражка пошла из рук в руки. Давали охотно, горячо. Стоявшая возле меня скромно одетая женщина, заплакав, вынула из ушей дешевые бирюзовые сережки и положила их в фуражку».

На эти, действительно народные деньги, Станислав Древницкий быстро, за неделю, смог изготовить новый шар и 1 мая совершить полет в Вильне.

С этим городом у него были какие-то особые связи. Не случайно именно в Вильне, незадолго до пожара, он издал свою небольшую книжку, точнее, брошюру всего в восемь страниц, с длинным точным названием: «Программа аэростатического представления воздухоплавателя Станислава Древницкого и краткое описание воздушного шара и парашюта».

Брошюра была напечатана в типографии М.Н. Жирмунского на Немецкой улице и продавалась по цене в десять копеек. На обратной стороне мягкой обложки указывалось: «Дозволено цензурою 20 марта 1894 года. Вильна».

Юзеф Древницкий опускается с парашютом. Вверху – падающий монгольфьер

Это не рекламное издание, как можно подумать. У него была совсем другая задача. Станиславу Древницкому захотелось высказать свой взгляд на развитие воздухоплавания в самом широком смысле этого слова. И начинает он совсем не с воздушных шаров, а с крылатых машин тяжелее воздуха, в то время еще не существовавших.

«Человек, благодаря его знаниям и полученному свыше дару, уже давно привык владеть морем, но опыт воздухоплавания сделан впервые лишь в конце прошлого столетия», – писал Станислав Древницкий. По его мнению, люди совершили большую ошибку, направив свои силы прежде всего на изобретение аэростатов. Между тем, в природе царствует другой принцип летания. Примером этого могут служить полеты многочисленных живых существ: насекомых, птиц, летучих мышей. Эти примеры, считает Древницкий (аэронавт!), позволяют прийти к заключению, что «воздушный шар не может иметь будущности». Чувствуется, что Станислав Древницкий хорошо знал заслуги и достижения современных ему ученых, сторонников крылатых летательных машин. В частности, работы американского физика и астронома Сэмюэля Ленгли, сделавшего одну из первых попыток создать аэроплан и очень близко подошедшего к решению этой вековой задачи.

Оценив по достоинству труды французских инженеров Шарля Ренара и Артура Кребса, построивших первый управляемый аэростат с электрическим двигателем, Станислав Древницкий снова возвращается к утверждению, что только «при перемене самого принципа полета можно будет ждать радикальных усовершенствований» в воздухоплавании. Тем более, замечает он, что достигнуты существенные улучшения в конструкции двигателей внутреннего сгорания, а такой легкий материал, как алюминий, стал доступнее и дешевле.

Лишь воздав должное будущим аэропланам, Станислав Древницкий переходит к воздушным шарам. Он говорит о братьях Монгольфье, вспоминает, что русские безуспешно пытались применить аэростаты для бомбардировки неприятеля в войну 1812 года, а австрийцы – под Венецией в 1849 году, что французы использовали воздушные шары во время франко-прусской войны для переправки писем и депеш из осажденного Парижа.

Только в самом конце брошюры он рассказывает о своем воздушном шаре и парашюте. Он пишет, что купол парашюта – двенадцати метров в диаметре, что сшит он из двадцати четырех частей в форме клиньев и в центре имеет отверстие диаметром сорок сантиметров.

«Сначала воздухоплаватель падает, словно камень, – описывает он свой прыжок, – но парашют мало-помалу открывается, и человек уже безопасно приближается к своей матушке-земле». Так заканчивается эта брошюра – единственная печатная работа Станислава Древницкого.

Своему шару Станислав Древницкий дал название «Сирена», конечно, в честь Варшавы. Известно, что статуя Сирены, сказочной женщины, служит символом и покровительницей этого города. Но корреспондент «Минского листка» увидел в названии монгольфьера совсем другой смысл. «Бедный Древницкий! – сокрушался репортер после аварии аэронавта в Минске. – Недаром он назвал свой шар "Сиреной". Сирены заманивают людей с целью погубить их, и "Сирена" Древницкого тоже манит его и, наверное, рано или поздно погубит».

В 1895 году Станислав Древницкий прибыл в Витебск со своей ученицей, Марией Николини. По городу были расклеены афиши, извещавшие, что 2 июля состоится ее полет из городского Летнего сада.

Выступления воздухоплавательниц-парашютисток всегда вызывали особый интерес. Так было и на этот раз. К семи часам вечера в сад толпами устремились жители Витебска, чтобы своими глазами увидеть полет отважной аэронавтки.

Как обычно, на взлетной площадке была построена печь и врыты два шеста, необходимых при наполнении шара. Спустя около часа монгольфьер, удерживаемый солдатами, рвался ввысь.

Уже перед самым полетом было объявлено, что по причине болезни Мария Николини отправиться в полет не сможет, и ее заменит Станислав Древницкий. Это неожиданное объявление публика встретила недовольными возгласами и ропотом. Все ждали полета женщины, и такая перемена программы многим не понравилась.

Быть может, по этой причине зрители вели себя крайне развязно и вольно. «Погода стояла жаркая, почти безветренная, – вспоминал Юзеф Древницкий. – Во время наполнения шара брат мой неоднократно обращался к публике с просьбой оставаться на своих местах и соблюдать возможную тишину». Но тщетно. Зрители продолжали шуметь и смеяться по любому пустячному поводу, бросать шутливые реплики, вмешиваться в распоряжения воздухоплавателя и толпиться вокруг шара.

Стесненный живым забором, Станислав Древницкий не смог отвести наполненный шар на достаточное расстояние от печи и шестов. К тому же, как рассказывали очевидцы, некоторые солдаты отпустили шар на секунду позже других. Монгольфьер накренился и зацепил за шест. Было слышно, как рвется материя оболочки. Из разорванного шара повалил черный дым.

Древницкий висел на стропах парашюта, прикрепленного под шаром. Воздухоплаватель ударился о шест и на высоте пятиэтажного дома оторвался от шара. Парашют, понятно, на такой высоте раскрыться не успел.

Аэронавт упал в двух шагах от публики, замершей в ужасе. Усилиями нескольких врачей, оказавшихся среди зрителей, Станислав Древницкий был приведен в чувство. Еще с признаками жизни его внесли в один из садовых павильонов. Он попросил воды и, простонав «тяжело мне, тяжело», через несколько минут скончался.

Врачи констатировали смерть от сильного сотрясения мозга. Кроме того, у Древницкого были сломаны несколько ребер. По приказанию полицмейстера тело аэронавта на военных носилках солдаты отнесли в морг городской больницы.

Ходили слухи, что в день рокового полета Станислав Древницкий чувствовал себя необыкновенно подавленным. Словно предвидя катастрофу, не хотел лететь и решился на это лишь потому, что не желал быть в долгу перед публикой.

«На всех присутствовавших столь ужасный случай произвел самое тяжелое впечатление», – писал «Минский листок». И сокрушенно добавлял: «Впрочем, это общая участь всех воздухоплавателей, и, по очень меткому выражению столичной газеты, всякий подобный полет есть покушение на самоубийство».

Похороны Станислава Древницкого состоялись на следующий день после катастрофы на одном из витебских кладбищ. Явились на похороны погибшего аэронавта сотни людей, не знавших его, но пришедших проводить в последний путь из уважения к смелости покорителя воздуха, погибшего так трагически.

Артистическое товарищество Витебска на гроб покойного возложило венок (странствующие аэронавты считались своего рода артистами). По случаю ужасного события спектакль, намеченный на 2 июля в городском театре был отменен. Станислав Маврикиевич Древницкий погиб в возрасте тридцати четырех лет. Его последний полет был сто двадцать четвертым по счету.

Эдуард Лискевич

Летающая чета

Третьим «варшавским аэронавтом» стал Эдуард Лискевич. Впервые он поднялся в небо 26 апреля 1892 года с Мокотовского поля. «Стечение зрителей, – писал „Варшавский дневник“, – было громадное: платные места заняли около пяти тысяч человек».

Правда это или нет, но, по словам Лискевича, аэронавтом он стал совершенно случайно, заключив однажды пари, что сможет, не имея никакого опыта, подняться на воздушном шаре и прыгнуть с парашютом. Пари Лискевич выиграл и так увлекся после этого воздухоплаванием, что вскоре превратился в профессионального аэронавта-парашютиста.

В середине мая 1892 года он совершил в Варшаве еще один полет. А дальше, подобно своим предшественникам Дзиковскому и Станиславу Древницкому, отправился на полеты в другие города.

Сначала он побывал в Вильне, городе, почему-то особенно привлекавшем странствующих аэронавтов. Лискевич приехал не один. Газета «Виленский вестник» писала: «До сих пор на поприще аэронавтики со спусками при помощи парашютов подвизались лишь мужчины, но теперь начинают это делать и женщины. В недалеком будущем в Ботаническом саду состоится воздушный подъем на аэростате молодой дамы, некой г-жи Жедик».

Молодая дама была спутницей Эдуарда Лискевича, воздухоплавательницей и парашютисткой. Первым полетел Лискевич. Но зрителей пришло в сад так мало, сбор оказался таким мизерным, что воздухоплаватели решили не продолжать полеты в Вильне и переехать в Ковно. Здесь не только Лискевич, но и Жедик поднялась на монгольфьере и прыгнула с парашютом.

Два дня спустя в «Ковенских губернских ведомостях» появилась статья под заголовком «Аэронавтка», в которой описывался полет и прыжок отважной воздухоплавательницы. Ковенцы узнали, что она – не только партнерша, но и жена Лискевича.

«Но вот шар стал принимать грушевидную форму, – писал автор статьи, – и г. Лискевич, супруг г-жи Жедик, решил, что время отправиться за женой.

– Идет! Идет! – раздались голоса.

Аэронавтка, одетая по-мужски в голубую шелковую одежду, с букетом цветов, под звуки марша грациозно вошла в круг. Начались последние приготовления». Быстро прицепили парашют. Шару дали свободу, и он устремился к небесам.

Бесстрашная аэронавтка, взлетев из городского сада, была отнесена ветром к возвышенности, Зеленой горе, где и опустилась без происшествий (чего нельзя сказать о Лискевиче, которому пришлось приводниться с парашютом в реке Немане).

После спуска Жедик встречали с восторгом. Лискевич снял жену с извозчичьих дрожек и почти бегом увел ее от восторженной толпы, кричавшей «ура!», «браво!», «качать ее!». Духовой оркестр играл туш…»

В конце августа аэронавты прибыли в Ригу. В первом же полете Эдуарда Лискевича из Верманского парка 27 августа едва не произошла катастрофа.

Солдаты с трудом удерживали наполненный монгольфьер. Когда он, наконец, был отпущен, повторилось то, что случилось год назад при полете в Вильне Станислава Древницкого. Один из солдат зазевался, не отпустил веревку и был поднят в воздух. К счастью, это вовремя заметили другие солдаты. «И не стащи его за ноги товарищи, – писала газета "Рижский вестник", – дорого обошлась бы ему эта оплошность».

После полета Жедик 30 августа стало известно, что аэронавтку зовут Бронислава, что родом она из Гродненской губернии и летает, как и ее муж, первый год.

В беседе с корреспондентом «Рижского вестника» Бронислава не скрывала, что очень боится спусков на крыши домов. «Я уверена, что у меня не хватит присутствия духа своевременно освободиться от парашюта, и он наверняка сбросит меня вниз. Поэтому для спусков я стараюсь выбрать ровное место».

Супруги поднимались в воздух по очереди. Каждый совершил в Риге по два полета. Третий полет у Брониславы Жедик не удался. Наполнение монгольфьера уже заканчивалось, как вдруг оболочка его с треском разорвалась. Солдаты, державшие шар, с криком шарахнулись в стороны. Повалил черный дым, и оболочка шара упала прямо на горящую печь. Шар успели убрать, он не загорелся, но полет пришлось перенести на другой день.

В июне 1893 года прыжок Лискевича увидели киевляне. На берега Днепра он приехал без Брониславы Жедик. Видно, она оставила аэронавтику, столь богатую опасными происшествиями. Не обошлось без приключения и в Киеве. Лискевич опустился в увеселительный сад, расположенный у обрыва. Парашют зацепился за ограждение, и аэронавт повис над «пропастью». Трудно сказать, как вышел бы он из этого небезопасного положения, не поспеши к нему на помощь посетители сада.

Газета «Киевлянин» писала: «Лискевич не новичок в аэронавтике. Совершенный им 3 июня воздушный полет был сорок вторым в его практике».

Вслед за Жедик оставил воздухоплавание и Эдуард Лискевич. Пожалуй, 1893 год был для него последним, когда он поднимался на воздушном шаре.

Объявление о полете Эдуарда Лискевича в Риге

Спуск с парашютом Элизы Горнерен

Бесстрашная Янина Мей

Надо сказать, что первые женщины-парашютистки появились еще во времена Жака Гарнерена. Среди них самой известной была его племянница, Элиза Гарнерен. Как и ее знаменитый дядя, она выступала в разных странах Европы и совершила несколько десятков прыжков с парашютом, в том числе прыжок над морем.

Почти одновременно с Древницкими начала летать на аэростатах и прыгать с парашютом Кетти Паулюс, ученица немецкого аэронавта-парашютиста Германа Латтеманна. Она бросалась вниз с парашютами, упакованными в свертки, которые при падении разворачивались. После трагической гибели своего учителя Паулюс продолжала летать одна и до Первой мировой войны совершила более шестидесяти прыжков. Таким образом, в парашютном деле женщины не отставали от мужчин. Первой ученицей Станислава Древницкого стала Янина Мей. Биография ее, к сожалению, неизвестна, как и настоящая фамилия. В то время Янине было около двадцати лет. «Ее родина – Варшава, – писала одна газета, – ее прошлое – роман, заставивший прибегнуть к воздухоплаванию как средству забыться или умереть».

Первый публичный полет Янина Мей должна была совершить в Варшаве с Мокотовского поля, откуда начал свой путь в небо и ее руководитель, Станислав Древницкий. 23 августа 1892 года в газете «Варшавский дневник» появилось такое любопытное сообщение: «В течение последних лет несколько варшавян избрали своей профессией подъемы на воздушных шарах и прыжки с парашютом. Теперь Варшава выделяет из среды своих граждан воздухоплавательницу, девицу Янину, которая совершит первый полет сегодня, в семь часов вечера. Полет воздухоплавательницы– варшавянки, без сомнения, привлечет на Мокотовское поле многих».

Так и произошло. На просторной площади, где устраивались скачки, как говорится, негде было яблоку упасть. Воздушный шар-монгольфьер уже был наполнен и готов к полету, как вдруг хлынул проливной дождь. Монгольфьер быстро остыл, полет пришлось отменить.

Его перенесли на 27 августа, Однако в этот день погода тоже выдалась неблагоприятной. Еще на три дня отложили обещанный полет. Но и 30 августа ничего не вышло. То ли по неосторожности, то ли по неопытности команды солдат воздушный шар был отпущен раньше, чем к нему успели прицепить парашют, и монгольфьер улетел без аэронавтки.

Местным властям эти неудачи показались подозрительными. «Мы слышали, – писала газета, – что по распоряжению варшавского обер-полицмейстера г-же Янине Мей запрещено совершать в Варшаве полеты на воздушном шаре». Запрет мотивировался тем, что аэронавтка якобы «обнаружила полную неопытность по части воздухоплавания и незнание необходимых технических сторон в этом деле».

Добиваться права на полет в Варшаве Станислав Древницкий и Янина Мей не стали. Они отправились в Белосток, и там Янина совершила успешный полет и прыжок. Местная газета писала: «После возвращения в сад публика приняла смелую воздухоплавательницу с чрезвычайным энтузиазмом. Второй полет по желанию публики совершится на днях».

За короткий срок Станислав Древницкий сделал из Янины Мей умелую аэронавтку-парашютистку, а смелость у нее была от природы. Они объехали ряд городов северо-западного края и в мае 1893 года прибыли в Вильну. Виленцам Станислав Древницкий крепко запомнился своим злополучным полетом с солдатом Путырчиком год назад, полетом, едва не завершившимся катастрофой. Янина же, как аэронавтка была здесь впервые.

«В настоящее время у Древницкого нашлась уже компаньонка, воздухоплавательница, – известил горожан "Виленский вестник". – Она сопутствует аэронавту и также выполняет полеты на аэростате».

Нет ни портрета Янины Мей, ни ее жизнеописания, но, к счастью, писательница Александра Бруштейн видела полеты отважной воздухоплавательницы тогда, в 1893 году, в Вильне. «По моим воспоминаниям, – писала Александра Яковлевна автору книги, – она была очень красивой женщиной, высокой, стройной, одетой в нечто похожее на комбинезон (то есть юбка ее превратилась в подобие брюк), в шапке-жокейке с вуалью.

Один из моих дядей познакомился с Древницким и Яниной на веранде садового ресторана. Перед полетом Янина выпила коньяка и объяснила, что так поступает всегда».

В Вильне было совершено два полета, и оба Яниной Мей. Очевидно, переломы, полученные Станиславом Древницким в Италии, еще давали о себе знать. Потом была Рига, где он, наконец, после длительного перерыва рискнул подняться в воздух в тридцать седьмой раз в своей жизни. Летала и его отважная ученица. Рижане с тревогой наблюдали, как во время одного из прыжков Янины парашют так сильно раскачивался, что стало страшно за ее благополучный спуск.