Текст книги "Продавец грез"

Автор книги: Августо Кури

В этот момент специально приглашенные фотокорреспонденты сделали множество снимков. Очень красивая манекенщица подошла к учителю и вручила диплом. Организаторы продумали все, даже мельчайшие детали. Это было невероятно, но диплом он принял. Принял очень вежливо. Ученики были смущены, зрители – парализованы. Многотысячная толпа молчала.

Мускулы моего лица оставались неподвижными, размышления зашли в тупик, рассудок извергал вопросы: «Идеи, которые мы слышали и которыми восхищались, были порождением больного ума. Как такое возможно? Что я сделал со своей жизнью? Бросился в море грез или кошмаров? Ушел от физического самоубийства и пришел к самоубийству интеллектуальному?»

Психопат или мыслитель?

После демонстрации доказательства того, что пациент из фильма и человек, за которым мы идем, одно лицо, устроители мероприятия с удовольствием повернулись к нам, чтобы сообщить, что мы – всего-навсего шайка растяп, группа самых доверчивых болванов, каких когда-либо знало общество. Казалось, они пытались отомстить нам. Но за что? Что стояло за всей этой ловушкой? Зачем было публично поносить человека? Что за мотив стоит за яростью, проявленной по отношению к человеку, несомненно, безобидному?

Только позднее мы узнали, что по вине учителя, посвятившего одну из самых смелых своих лекций теме моды, произошло катастрофическое падение курса акций международного гиганта «Ля Фам», принадлежащего концерну «Мегасофт».

Обвал курса акций произошел вскоре после того, как учитель энергично рекомендовал в этом храме моды, чтобы на этикетках товаров и в магазинах одежды повесили объявления о том, что красота не может стандартизироваться, что любая женщина красива по-своему и что никогда не следует равняться на манекенщиц, являющихся генетическим исключением из рода человеческого.

Важно было то, что директор-президент гиганта моды, который был одним из организаторов мероприятия на стадионе, выступил в прессе, заявив, что подобное предложение абсурдно и выдвинуто безумцем. Мало того, он совершил оплошность, приведя в своей заметке неудачную фразу одного блестящего поэта, фразу, которая способствовала краху «синдрома Барби»: «Да простят меня дурнушки, но красота важнее всего». Эта статейка обошла весь мир не только через печать, но и через Интернет, вызывая жаркие дискуссии в СМИ и порождая цепную реакцию отторжения по отношению к этому предприятию. Группа «Ля Фам» получила тысячи писем от людей, противопоставляющих себя ее философии.

В результате курс акций предприятия за два месяца упал на тридцать процентов, что привело к потере более полутора миллиардов долларов. Это был несчастный случай экономического характера. Феномен отмщения, который присущ только людям, показал свои когти. Разоблачить человека, нанесшего такой ущерб, стало для руководителей предприятия делом чести, вопросом жизни и смерти. Чтобы восстановить доверие к себе, они решили, что разоблачение должно быть публичным.

Все еще сидя на стадионе, мы не знали, куда девать лица. Мы потеряли смелость, привлекательность и энтузиазм. Я научился боготворить этого человека, но моя энергия иссякла. Теперь я понял боль, звучащую в простенькой и бьющей прямо в цель фразе Джона Леннона, произнесенной им в день распада группы «Битлз»: «Мечте конец». «Наше движение тоже неизбежно распадется», – думал я. Но когда я допустил, что такое чувство владеет всей группой, меня удивили женщины, Моника и Журема. Были ли они сильнее мужчин? Не знаю. Знаю лишь то, что они проявили какой-то иррациональный романтизм, заявив:

– Неважно, был учитель сумасшедшим или остается таковым по сей день. Мы были с ним, когда в его честь звучали аплодисменты, и останемся с ним, когда его освистывают.

Двое мужчин тоже продемонстрировали аналогичную преданность.

– Я еще безумнее шефа. Куда мне идти? – сказал совершенно растерявшийся Бартоломеу.

Не захотел отставать от него и Барнабе.

– Сумасшедший он или нет, мне неведомо, знаю только одно: он дал мне почувствовать, что я человек. И я его не покину. Я тоже безумнее его, – сказал он и, желая уколоть Бартоломеу, добавил: – Но менее безумен, чем ты, Краснобайчик.

– Thank you, дружок, – ответил тот, решив, что его похвалили.

Учитель собрался уходить. Он повернулся к нам спиной и направился в сторону выхода. Толпа ликовала. Нам показалось, что его собираются линчевать. Потом мы услышали, как люди начали скандировать:

– Говорите! Говорите! Говорите!

Казалось, стадион вот-вот рухнет. Руководители предприятий, крайне обеспокоенные и не желающие спровоцировать серьезный инцидент с публичными беспорядками, сделали роковую ошибку. Они снова прикрепили к пиджаку учителя микрофон и попросили его вернуться и сказать что-нибудь. Они, конечно же, думали, что он запачкает себя поверхностными объяснениями и ничем не обоснованными оправданиями. Таким образом они показали, что не боятся душевнобольного человека, которого только что опозорили. Просто они не знали его по-настоящему.

Внимательно осмотрев всю аудиторию и отдельно группу людей, следовавших за ним, он мягким голосом, не боясь ни себя, ни того имиджа, который ему создали, произвел публичное исследование собственной биографии, как специалист микрохирургии, производя вскрытие, исследует каждый нерв и каждый кровеносный сосуд.

Он деликатно рассказал нам историю, еще более драматичную, чем та, которую я уже слышал. Только теперь это было не иносказание, а реальная, жестокая, неприкрашенная история его жизни. Человек, за которым я шел, впервые познакомил нас с особенностями своей личности. Пришло осознание того, что я его тоже не знал по-настоящему.

– Да, я был душевнобольным, а может, и остаюсь таковым. Судить об этом должны психиатры и психологи, а также вы. Меня поместили в лечебницу, потому что у меня началась тяжелейшая депрессия, сопровождавшаяся спутанностью сознания и галлюцинациями. Мой депрессивный криз осложнялся сильнейшим чувством вины. Вины за ошибки, которые я совершил по отношению к людям, которых любил чрезвычайно.

В этот момент учитель сделал паузу, чтобы перевести дух. Казалось, ему хочется собрать воедино свое растерзанное существо, упорядочить мыслительный процесс, чтобы рассказать о своей полной страданий жизни. «Какие ошибки совершил продавец грез, что вывело его из равновесия? – рассуждал я. – Неужели он не был сильным и добрым? Разве он не жил, исповедуя солидарность и терпимость?» К нашему удивлению, он заявил:

– Я был человеком богатым, очень богатым, а также могущественным. Я превзошел всех людей моего поколения. Молодые и старые, все шли ко мне за советом. К чему бы я ни приложил руку, все процветало. Меня прозвали Мидасом. Я был изобретателен, смел, мечтателен, проницателен, не боялся вторгаться в неизведанные еще области. Моя способность адаптироваться к неблагоприятным условиям и жестко отвечать на удары судьбы повергала всех в глубокое изумление. Однако вскоре успех, который я всегда одерживал и который всегда находился под моим контролем, начал контролировать меня самого, он отравил меня, проник в самые сокровенные уголки моего сознания. Так, не замечая того, я потерял свою простоту и превратился в бога, в бога фальшивого.

От его слов мы все пришли в оцепенение. А я раздумывал: «В самом ли деле он был богат? Каким могуществом он обладал? Не бредит ли он сейчас снова? Не ходил ли он в рванине? Не зависели ли мы от сострадания других?» Настроение у Бартоломеу, прослушавшего откровения учителя, резко изменилось.

– Вот это мой шеф! Попал прямо в цель. Я знал, что он миллионер, – проговорил он, но тут же пришел в себя, почесал затылок и недоверчиво спросил: – Тогда почему же мы жили в таких суровых условиях?

Ответа не последовало. «Вероятно, он разорился, как многие предприниматели, – думал я. – Но может ли финансовый крах вызвать такое серьезное психическое заболевание? Может ли он разрушить нормальную психику и ввергнуть ее в безумие?» Прервав мои размышления, учитель продолжал свой рассказ и осмелился сделать признание:

– Идти вперед, вести конкурентную борьбу, быть первым, быть лучшим, хотя и в этически дозволенных рамках, – такова была цель моей жизни. Я не хотел быть «еще одним», я хотел быть единственным. Я превратился в превосходную машину для производства денег. Проблема состоит не в том, чтобы владеть деньгами, хотя и большим их количеством, а в том, что рано или поздно деньги начинают владеть нами. Когда это случилось со мной, я понял, что деньги могут сделать человека нищим. Я превратился в наибеднейшего человека.

Слушая его, я удивлялся могущественному человеку, сбросившему маску и со всей правдивостью отдавшемуся самокритике. На память пришли имена известных политиков, но не было ни одного такого, который обладал бы подобной смелостью. Подумал я и о себе и понял, что у меня такого мужества тоже нет. Его смелая речь начала вдохновлять меня. Я снова начал восхищаться человеком, за которым мы шли. Затем он рассказал, что он, его жена, дети и еще две семьи его лучших друзей решили во время отпуска совершить экологический турпоход, волнующее путешествие по одному из крупных лесных массивов планеты, который еще оставался нетронутым.

Однако ему никогда не хватало времени, говорил он. Поэтому он спланировал путешествие за много месяцев, записав эту дату в своем календаре. Все шло нормально, но, как всегда, неожиданно возникла необходимость срочно устроить международную видеоконференцию для вкладчиков. Речь шла об очень больших деньгах. Его семья и друзья отложили путешествие на один день, решив подождать его. На следующий день потребовалось срочно завершить одну сделку: купить еще одно крупное предприятие; в противном случае им завладели бы конкуренты. На кону стояли сотни миллионов долларов. Путешествие еще раз отложили. В день, когда путешествие должно было начаться, совет директоров его нефтяной компании доложил о вновь возникших проблемах. Следовало принять важнейшие решения. После этих слов учитель с горечью сообщил собравшимся:

– Чтобы еще раз не откладывать, я принес тысячу извинений и предложил детям, жене и друзьям отправляться в дорогу без меня, пообещав, что присоединюсь к ним позднее, воспользовавшись частным самолетом. Моя любимая жена была не согласна. Жульета, моя любимая дочка семи лет от роду, несмотря на то что была опечалена, поцеловала меня и сказала: «Ты лучший папа в мире». Мой любимый девятилетний сын Фернандо тоже поцеловал меня и сказал: «Ты лучший папа в мире, но и самый занятой». Я им ответил: «Спасибо, дети мои, но однажды у папы появится больше времени для лучших детей в мире». – В этот момент выражение лица учителя изменилось, он горестно вздохнул, сделал паузу и заплакал. Дальше, обращаясь к своим потрясенным слушателям, он заговорил срывающимся голосом:

– Когда я находился на служебном совещании, – это было через несколько часов после того, как они взлетели, – меня прервала секретарша. Она сообщила о падении большого самолета. У меня сильно забилось сердце. Прослушав телевизионные новости, я потерял всякую надежду, так как в них говорилось о том, что самолет упал в густой лесной массив и известий о выживших нет. Это был тот самый самолет, на котором они вылетели. Меня оставили силы, я непрестанно плакал. Я потерял все, что имел. Воздух мне нужен был лишь для того, чтобы дышать, идти и жить. Испытывая сильные душевные муки, я собрал поисково-спасательные группы, но тел так и не нашли; самолет сгорел. Я даже не имел возможности попрощаться с самыми важными людьми в моей жизни, посмотреть им в глаза и прикоснуться к ним. Создавалось такое впечатление, что они вообще не уходили.

Человек, которому завидовали, в одночасье превратился в человека, которому соболезновали. Человек, не знавший поражений, превратился в самое слабое существо. А в довершение к постоянным душевным страданиям добавилось мучительное сознание вины.

– Психологи, которые меня лечили, намеревались устранить владевшее мной чувство вины. Пытались внушить мне, что я не могу нести ответственности за эту потерю. Напрямую – нет, косвенно – да. Они пытались защитить меня вместо того, чтобы позволить противостоять этому монстру вины, взять его на себя, поработать над ним, использовать его, приручить его. Я прошел также определенный курс психотерапии. Медикаменты проникали в мой мозг, но обходили стороной область вины. Они не облегчали моего самобичевания. Врачи были хорошими профессионалами, но я сопротивлялся; ушел в себя.

Затем он продолжил рассказывать о необычных событиях своей жизни и стал спрашивать себя:

– Что я построил? Почему не занимался в первую очередь тем, что больше всего любил? Почему у меня никогда не хватало смелости резко изменить свой образ жизни? Когда приходит время снизить скорость? Можно ли откладывать на потом собственную жизнь? Что побуждает человека к тому, чтобы обрести все золото мира и лишиться жизни?

Какие потери! Какая эмоциональная нагрузка! Какая невыносимая боль! Когда я его слушал, то начал понимать, что чем больше мы преуспеваем, тем больше теряем. Никто не улетает навсегда в постоянно безоблачное небо, и никто не плавает постоянно по вечно тихой заводи. Одни теряют больше, другие – меньше, одни несут потери, которых можно избежать, другие – такие, которых избежать нельзя. Одни теряют в сфере социальной, другие – в сфере духовной. И если кому-то удается пройти через жизнь невредимым, то он все равно что-то потеряет, а именно – собственную молодость. Я был человеком теряющим и следовал за учителем теряющим. Однако внезапно вспомнились последние месяцы наших совместных походов, и я оцепенел. Этот человек, стоящий перед целым стадионом слушателей, – инвалид. Но как ему удавалось плясать? Почему он был самым веселым человеком среди нас? Почему его настроение заражало нас? Как ему удавалось проявлять терпимость, если жизнь проявила к нему такую нетерпимость? Как ему удавалось спокойно жить, неся в своей душе тяжелейший груз страданий?

Задавая себе эти вопросы, я незаметно посмотрел на организаторов мероприятия и увидел, что они буквально потрясены. Похоже, они совершенно не догадывались, какого человека разоблачили. Они не знали, что за личность стоит перед ними, и кто этот человек, над которым они потешались. Я посмотрел на слушателей и увидел, как некоторые люди плачут, то ли сочувствуя учителю, то ли потому, что сами прошли путем таких же потерь. Журема между тем взяла меня за руки, сжала их и взволновала меня еще больше, сказав:

– Но я знаю эту историю. Это он!

Она замолкла, а мое сознание совершенно потеряло покой, и я спросил, наклонившись к ее уху:

– Что вы говорите, профессор?

– Это он! Какие-то ничтожные сержанты устроили ловушку собственному генералу. Как это стало возможным? – говорила она с возмущением. Журема была так встревожена, что не смогла сказать ничего более конкретного.

– Я не понимаю! Кто наш учитель? – спросил я опять.

Она посмотрела внимательно на руководителей, организовавших мероприятие, и сказала то, что окончательно поставило меня в тупик.

– Это невероятно. Он стоит на принадлежащей ему же сцене, – произнесла она и замолчала.

Мое сознание вошло в штопор, подобно тому, как входит в свободное падение воздушный змей, когда рвется нить, удерживающая его в воздухе. Повторив последнюю фразу – «Он стоит на принадлежащей ему же сцене», – я начал понимать, что имела в виду профессор. «Но это невероятно! Этот человек – владелец могущественной группы «Мегасофт»? Сержанты готовят ловушку собственному генералу, думая, что перед ними простой солдат? Ну не абсурдно ли это? Но ведь он мертв? Или где-то скрывался? – думал я. – Однако учитель не подвергал резкой критике руководителя этой группы, когда мы ужинали в доме Журемы. Это невозможно! Мы просто бредим».

В моем сознании словно начала прокручиваться кинолента. Вспомнилось, что учитель участвовал во многих мероприятиях, связанных с этой корпорацией. Он спас меня на «Сан-Пабло» – здании, принадлежащем группе «Мегасофт». Его, по странному стечению обстоятельств, чуть не застрелили на этом же здании. Его избили в храме информатики явно по требованию ответственного работника этой группы, а он сохранял спокойствие. Его оклеветал журналист из СМИ, принадлежащих этой группе, а он промолчал. Сейчас над ним издевались руководители все той же корпорации, но он не возмущается. Что происходит? Что все это значит? Я глубоко дышал, пытаясь привести в порядок ураган мыслей. Закрыв лицо руками, я сказал себе: «Это не может быть правдой! Или может? Нет, нет, не может! Мы великие специалисты изобретать факты, когда испытываем сильный стресс». Потом я взял профессора Журему за руку и спросил:

– Как может один из наиболее могущественных людей планеты ночевать под мостами? Как может миллиардер доедать за кем-то остатки пищи? Да это же наивысшее проявление алогичного!

Профессор покачала головой, показывая, что находится в такой же растерянности, что и я.

И до того как я отважился еще сильнее запутаться в своих вопросах, человек, за которым мы шли, заговорил именно о том, что нас сейчас волновало, сообщил нам, что в связи с трагическими утратами, которые он понес, его кризы стали настолько интенсивными, что он начал терять рассудок. Он сказал, что его мысли совершенно смешались. Он отказывался от еды, рисковал жизнью и наконец был помещен в психиатрическую лечебницу. Там он стал видеть фантасмагорические картины, запечатленные на киноленте. Его голова, казалось, должна была вот-вот расколоться.

Перейдя на более уверенный тон, он снова обратился к истории, которую устроители мероприятия использовали для того, чтобы публично «раздеть» его. Он рассказал вторую часть, которая, конечно же, была им неизвестна.

– После мебели, сундука и других предметов, споривших между собой за право быть главным, послышались звуки из другой части дома, но на этот раз голос был мягким, ласковым и звучал искренне. Это был голос, который пробивался из-под земли и нисколько не пугал меня.

И, посмотрев на собравшихся, учитель сообщил:

– Это был голос фундамента. В отличие от прочих частей этого большого дома, фундамент не претендовал на то, чтобы быть главным, лучшим или на то, чтобы играть наиболее важную роль. Он лишь хотел, чтобы его считали равноправной составной частью целого.

Я изо всех сил старался понять, что хотел сказать загадочный человек, за которым я следовал, но это было трудно. Поясняя свою мысль, учитель добавил:

– Однако, услышав голос фундамента, все остальные части дома и мебель начали отчаянно клеймить его позором. Первым был сундук. Преисполнившись спеси, он сказал: «Ты нас позоришь, потому что являешься самой грязной частью дома». Потолок, опьяневший от высокомерия, унизил его, сказав: «Никто и никогда, входя в дом, не спрашивает о фундаменте. Ты не заслуживаешь внимания». Произведения искусства с большим самомнением объявили: «Ты недостоин предъявлять права на какое-то значение, прими как должное свое положение в самом низу». Мебель была категорична: «Ты ничего не значишь. Посмотри, где ты находишься». Так фундамент был отвергнут всеми остальными частями дома. Униженный, оскорбленный и лишенный возможности быть равным среди других частей дома, он решил покинуть его. Каков результат? – спросил учитель собравшихся.

– Дом обрушился, – ответил хором стадион, включая и подростков, которые там оказались.

– Да, дом рухнул. Мой дом, который суть отражение моей личности, рухнул, потому что я недооценил роль фундамента. Когда он обрушился, я поссорился с Богом. Я крикнул ему: «Кто Ты такой, молчаливо наблюдающий, в какой хаос я попал? Ты не вмешиваешься, потому что не существуешь? Или существуешь, но не придаешь никакого значения человечеству?» Я ссорился со своими психиатрами и психологами. Ссорился с психологическими теориями и с медикаментами. Ссорился с жизнью. Я находил, что она несправедлива ко мне, являясь источником сомнений. Ссорился с моим имуществом. Ссорился со временем. Иначе говоря, ссорился со всем и со всеми. Но когда фундамент проявил себя, я многое понял, пришло великое прозрение, и я понял, что глубоко ошибался. Прежде всего я поссорился со своим фундаментом. Выбросил на свалку свои фундаментальные ценности, свои приоритеты.

С этим пояснением мы начали немного понимать некоторые тайны, окружавшие образ этого удивительного продавца грез. Учитель без обиняков начал интерпретировать свои галлюцинации. Он сказал, что чрезвычайно ценил финансовое могущество, представленное сундуком. Придавал исключительное значение представленным потолком интеллектуальным способностям, обеспечивающим победы в конкурентной борьбе. Превозносил социальный престиж и славу, представленные произведениями искусства, жил в свое удовольствие, наслаждаясь жизненными удобствами, представленными мебелью.

– Но я предал и отверг свои основы. Поставил свои занятия и заботы выше любви детей и жены. Я дал им все. Забыл лишь дать то, что с моей точки зрения было мелочью, а с их точки зрения самым главным – самого себя. Мои друзья оставались на третьем плане, мои мечты – на последнем. Как можно быть хорошим отцом, хорошим любовником и хорошим другом, коль скоро люди, которых мы любим, не включены в перечень наших повседневных забот? Только ханжа мог поверить в это. И я был таким ханжой, известным лицемером, которым многие восхищались и в котором с радостью находили свои черты.

Учитель честно признался, что скрывал свои ошибки, промахи и глупости, которые представляли грязную часть его фундамента, но вместе с тем были важными составляющими его личности. Теперь мне ясно, что он хотел сказать, когда говорил: «Кто не признает темных пятен на своей репутации, тот имеет неоплатный долг перед самим собой, тот разрушает то человеческое, что в нем еще осталось».

Выслушав эти резкие слова, я начал понимать того, кто опутал меня чарами. Он не мог быть простым смертным. Ему следовало быть тем, кто выше мыслителя, выше человека блестящего ума и образования. Человек, обладающий такими качествами, мог быть объектом моего восхищения, но не мог бы захватить меня, не «выстругал» бы мое пораженное спесью «Я» по своей мерке. Он должен быть тем, кто побывал в полных препятствий долинах страха, кто увязал в болоте психических и социальных конфликтов, кого разрывали на куски хищники, пожирающие человеческий ум, кто терялся в лабиринтах безумия. И после всего этого он восстановил свои силы и написал роман о своем существовании. Да, как раз таким и является человек, за которым я иду.

Его мысли проникали в сознание, как мысли философа, а мир его души завораживал. Его реакции на жизненные ситуации были парадоксальными и колебались между двумя крайностями. С ним искали встречи кумиры современного социума, но он не делал различия между проституткой и пуританином, между интеллектуалом и психически больным. Его способность чувствовать поражала нас.

Каждый раз, когда я видел, что полиция кого-то арестовывает и при этом работают телекамеры, я всегда закрывал лицо, желая избежать огласки. Человек, который сейчас стоял передо мной, своего лица не прятал. Я вспомнил, что он сказал психиатру на крыше здания, где мы познакомились. Тогда он сказал, что существуют два типа сумасшествия. И не побоялся добавить, что его сумасшествие было очевидным. Теперь, когда ему, не без нашей помощи, подготовили самую отвратительную ловушку, он, отнюдь не стесняясь своего прошлого, снова заявил о своих ранах перед более чем пятьюдесятью тысячами зрителей. Его честность была кристальной.

Когда он признавался в том, что предал свой фундамент, мой ум был переполнен мыслями о социологических феноменах. А кто не предатель? Какой пуританин в определенные моменты не является развратником по отношению к себе самому? Какой религиозный человек не предает своего Бога собственным высокомерием и низменными намерениями? Какой идеалист не наносит ущерб своим политическим взглядам во имя подпольных интересов? Какое человеческое существо не предает свое здоровье, работая сверх положенного времени? Кто не предает своих грез, превращая свою постель в ложе стрессов? Кто не предает детей в угоду собственным амбициям, утверждая при этом, что он работает на них? Кто не предает любовь единственной в его жизни женщины своими предубеждениями или нехваткой желания вести диалог, нехваткой терпимости?

Мы предаем науку своими абсолютными истинами, предаем своих учеников нашей неспособностью слушать их, предаем природу своим развитием. Как говорил нам учитель, мы предаем человечество, размахивая знаменами, свидетельствующими о том, что мы евреи, палестинцы, американцы, европейцы, китайцы, белые, черные, христиане, мусульмане. Все мы предатели, которым просто необходимо приобретать мечты. У всех нас где-то в глубине души сидит Иуда, мастерски прячущий свой фундамент под ковром активности, этики, морали и социальной справедливости.

Похоже, учитель читал мои мысли. Поняв, о чем я думал, он сначала внимательно посмотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на первые ряды слушателей и продолжал.

– Интерпретация видений, пусть кто-то назовет их галлюцинациями, позволила мне признаться себе в том, что мой психический недуг предшествовал моим потерям, – сказал учитель и, демонстрируя, что является существом человеческим, возродившимся из пепла, настроился на веселый лад и шутливо обратился к аудитории: – Осторожно, сеньоры, с вами разговаривает душевнобольной с большим стажем.

Первые ряды вышли из шокового состояния и заулыбались. Эту сцену трудно описать словами.

– Когда я понял, что предал фундамент, мне нужно было найти основы собственной жизни. Именно тогда я покинул лечебницу и надолго изолировал себя от общества для того, чтобы найти самого себя. Это был долгий путь. Я много раз сбивался с него. Но со временем я вышел из своего кокона и превратился в маленькую ласточку, парящую над улицами и проспектами, побуждая людей к поиску самих себя, – проговорил учитель и, снова повеселев, добавил: – Осторожно, друзья, это сумасшествие инфекционное!

Люди опять заулыбались и разразились аплодисментами, словно давно жаждали заразиться – такие люди, как я, Бартоломеу, Барнабе, Журема, Моника, Димас и многие другие. Я вспоминаю тот день, будто это случилось только сегодня, день, когда меня, желающего отказаться от всего, учитель ошеломил поэзией, прочитанным с чувством стихотворением, содержание которого заставило меня примириться с моими основами. Отдельные мысли, заложенные в этом стихотворении, до сих пор находят отклик в моем сознании.

 
Пусть будет вычеркнут из анналов истории день,
когда родился этот человек!
Пусть утром того дня высохнет роса,
что окропляет траву!
Пусть затуманится погожий день,
несущий радость путнику!
Пусть ночь, в которую был зачат этот человек,
будет беспокойной!
Пусть на небе этой ночью исчезнут звезды,
украшавшие его своим блеском!
Пусть забудутся улыбки и страхи его детских лет!
Пусть уйдут из его памяти все перипетии и происшествия!
Пусть будут вычеркнуты из летописи его зрелого возраста
мечты и ночные кошмары, обретения ума и глупости!
 

Мы заразились безумием одного продавца идей, научившего нас не отказываться от того, чем мы в сущности являемся. До этого мы все были «нормальными», то есть – совершенно больными. Нам хотелось быть своего рода богами, но мы не понимали, что это влекло за собой лишь постоянные перегрузки и стресс: ведущие к неврозу обязанности заботиться о своем общественном лице, отдавать должное мнению других, собираться с духом, подвергать себя наказанию, быть требовательным к себе и другим. Мы потеряли легкость бытия. Мы были похожи на болванов, погруженных в собственные ограниченные мыслишки. Нас научили работать, делать карьеру и, к сожалению, равным образом быть специалистами в предательстве собственной сути в тот короткий промежуток времени, который отпущен нам на существование.