Текст книги "История вампиров (Главы 1 и 2)"

Автор книги: Август Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Мало кто из людей до сих пор не осознал того таинственного значения, которое придается крови, и примеры таких верований можно найти в истории любой страны. В том же духе высказывались и китайские исследователи, писавшие о колдовстве;[19]19
  Профессор И. И. М. де Гроот, «Религиозная система Китая», Лейден, 1882.


[Закрыть] так полагали и арабы;[20]20
  И. Вельхаузен, «Остатки арабского язычества», Берлин, 1887.


[Закрыть] об этом хорошо известно и из древнеримских преданий.[21]21
  Сервий ссылается на «Энеиду» (V, 77–79):


[Закрыть] Даже по отношению к животным считалось, что душа животного и, значит, сама его жизнь – в его крови, или, точнее, кровь – это и есть его душа. Вот перед нами божественное установление (Левит, XVII, 10–14):

„Если кто из дома Израилева и из пришельцев, которые живут между вами, будет есть какую-нибудь кровь, то обращу лице Мое на душу того, кто будет есть кровь, и истреблю ее из народа ее, потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает; потому Я и сказал сынам Израилевым: ни одна душа из вас не должна есть крови, и пришлец, живущий между вами, не должен есть крови. Если кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между вами, на ловле поймает зверя или птицу, которую можно есть, то он должен дать вытечь крови ее и покрыть ее землею, ибо душа всякого тела есть кровь его, она душа его; потому Я сказал сынам Израилевым: не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякого тела есть кровь его: всякий, кто будет есть ее, истребится“.[22]22
  Ср. «Книга Бытия», IX, 4, и 1 Царств (Книга пророка Самуила), XIV, 33.


[Закрыть]

Древнееврейское слово, которое переводится как „жизнь“,[23]23
  См. также «Версию Дуэ» и «Каноническую Версию».


[Закрыть] имеет также значение „душа“ – в данном отрывке и особенно во фразе „душа всякого тела есть кровь его“, и в Исправленной версии библии имеется пометка на полях: „евр. душа“. И коль скоро сама сущность жизни – более того, душа и дух каким-то таинственным образом заключены в крови, мы получаем исчерпывающее объяснение того факта, почему вампир вынужден стремиться оживить и омолодить свое мертвое тело путем высасывания крови из тела своих жертв.

Нелишне вспомнить о знаменитом некромантическом пассаже из „Одиссеи“.[24]24
  X, 487 и XI. Этот отрывок подробно разбирается в главе III настоящего издания.


[Закрыть] Когда Улисс в царстве мертвых вызывает призраков, то чтобы те обрели дар речи, ему приходится вырыть глубокий ров и заполнить его кровью жертвенных черных баранов. И лишь напившись досыта этой драгоценной жидкости, тени мертвых получают возможность разговаривать с Одиссеем и воспользоваться некоторыми из своих былых человеческих способностей.

Среди множества упоминаний о погребальных обычаях в Священном Писании есть одно, имеющее самое непосредственное отношение к подобной вере в то, что кровь может помочь умершим. Пророк Иеремия в своем предсказании полного краха евреев и окончательного опустошения их земли заявляет:

И умрут великие и малые на земле сей; и не будут погребены, и не будут оплакивать их, ни терзать себя, ни стричься ради них».[25]25
  Иеремия, XVI, 6.


[Закрыть]

И снова тот же пророк рассказывает нам, что после того, как евреев увели в вавилонский плен,

«пришли из Сихема, Силома и Самарии восемьдесят человек с обритыми бородами и в разодранных одеждах, и изранив себя, с дарами и Ливаном в руках для принесения их в дом Господень».[26]26
  Иеремия, XLI, 5.


[Закрыть]

Слово «squallentes», которое в версии Библии, принятой на Соборе в Дуэ, передается как «скорбящих», в канонической версии Библии переведено как «изранив себя», и идентичный вариант перевода дается в Исправленной версии библии. Подобные обычаи обривания части головы и сбривания бороды, о которых идет речь во фразе «ни стричься ради них» и особенно практика нанесения себе порезов и даже ран в знак траура – все это было строжайше запрещено как отдающее языческими заблуждениями. Так, в книге Левит (XIX, 28) мы читаем: «Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен. Я Господь [Бог ваш]». И снова (XXI, 5) навязывается предписание насчет траура: «Они не должны брить головы своей и подстригать края бороды своей и делать нарезы на теле своем». Однако св. Иероним рассказывает нам, что обычай этот продолжал существовать, и в своем Комментарии к Иеремии (XVI. 6), датируемом, вероятно, 415–420 годами,[27]27
  Пьер де Лабриоль, «История христианской литературы на латыни», Париж, 1920, Обзор № 7(43).


[Закрыть] говорит: «У древних был обычай, и среди некоторых иудеев он сохраняется до сих пор, расцарапывать руки, наносить на них порезы и вырывать себе волосы».[28]28
  Минь, «Patrologia Latina», vol. XXIV, column 782.


[Закрыть] Но, как мы заметили, эти обряды уже запрещались самым строгим образом, причем неоднократно и весьма настойчиво. Так, во Второзаконии они резко порицаются как грубейшее заблуждение: «He ешьте с кровью; не ворожите и не гадайте. Не стригите бороды вашей кругом и не портите края бороды своей. Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен. Я Господь [Бог ваш]».[29]29
  На самом деле данный пассаж, в отличие от следующего, взят не из Второзакония, а из книги Левит, XIX, 26–28.


[Закрыть] «Вы сыны Господа Бога вашего; не делайте нарезов на теле вашем и не выстригайте волос над глазами по умершем; ибо ты народ святой у Господа Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным его народом из всех народов, которые на земле»..[30]30
  Второзаконие, XIV, 1–2.


[Закрыть]

Таким образом, вероятно, эти два обычая были среди евреев строжайше запрещены как заимствованные у язычников, которые в порыве отчаяния действительно способны на такую экстравагантную и даже непристойную демонстрацию своей скорби по умершим, однако среди избранного народа Иеговы подобная практика должна была считаться по крайней мере весьма неприличной. Конечно, в этих обрядах, даже если не вдаваться в них глубоко, явно сквозит жестокость, и они унизительны – неудивительно, что указы, запрещающие их отправление, встречаются и среди других народов. Взять, к примеру, свод законов Солона в Древних Афинах, содержащий запрет плакальщицам расцарапывать лица – свои и чужие. Аналогичные положения библейских десяти заповедей также основаны на более ранних законах, не позволяющих женщинам расцарапывать и всячески обезображивать себе лица во время похоронных ритуалов. Эти два обычая – обривать голову и расцарапывать лицо – встречаются в мире повсюду, во все времена и среди любых народов. Первая из данных традиций нас здесь едва ли интересует, однако весьма любопытно исследовать идею, лежащую в основе «нарезов на теле ради умерших». Подобные обычаи существовали в древности у ассирийцев, арабов, скифов и таких народов, как моавитяне, филистимляне и финикийцы.[31]31
  Ср.: горе Анны в связи со смертью царицы Дидоны («Энеида», IV, 673): В кровь расцарапав лицо, кулаками в грудь ударяя.


[Закрыть] Иордан сообщает, что Аттилу оплакивали «не женскими стенаниями, не пустопорожними похоронными песнями и слезами, но кровью воинов и силачей».[32]32
  «О происхождении и деяниях племени готов»), ed. Theodor Mommsen, Berlin, 1882, p. 124.


[Закрыть] Среди многих африканских племен, среди полинезийцев Таити, Сандвичевых островов и всей Океании, среди аборигенов Австралии, Новой Зеландии и Тасмании, жителей Патагонии, индейцев Калифорнии и Северной Америки, равно как и среди множества других народов оплакивание умерших всегда сопровождается расцарапыванием тела вплоть до обильного кровотечения. Небезызвестно также, что родственники покойных причиняют себе ужасные увечья, и считается, что тот, кто наиболее жесток и безжалостен по отношению к себе, демонстрирует наибольший почет и уважение к покойному. Важная деталь: обязательно должна пролиться кровь. Это действо, видимо, равносильно заключению своеобразного договора с умершим. Добровольное предоставление покойнику того, в чем он нуждается, предотвращает его возвращение с целью взять это насильно, да еще и при самых ужасающих обстоятельствах. Если люди не пожелают немного подкормить мертвеца своей кровью, то он вернется и заберет ее полностью. Поэтому естественно предположить, что гораздо лучше поделиться ею и тем самым заслужить покровительство со стороны призрака, нежели отказывать ему в том, что он все равно неизбежно отнимет, будучи охвачен яростью и жаждой мщения.

Многие австралийские племена считали кровь лучшим лекарством для больных и ослабленных людей. Разумеется, в этом представлении нет ни крупицы истины, если рассматривать его в свете научного метода переливания крови в том виде, в каком его в настоящее время то и дело применяют врачи (имеется и немало примеров использования этого средства в Средние века и в медицине более позднего периода).[33]33
  Есть знаменитый пример такого рода, связанный с папой Иннокентием VIII. Как сообщает Инфессура, когда папа лежал при смерти, к нему явился некий врач-еврей и предложил излечить его, сделав ему переливание свежей, молодой крови. Для подобного эксперимента выбрали трех молодых, пышущих здоровьем парней. Каждому из них заплатили по одному дукату. «Вскоре все трое юношей скончались; означенный иудей бежал, а папа так и не выздоровел».


[Закрыть]

Бонней, австралийский путешественник, рассказывает, что среди некоторых племен, проживающих по берегам реки Дарлинг в Новом Южном Уэльсе, «очень больных или ослабленных людей принято подкармливать кровью. В данном случае своей кровью делятся с ними друзья. Это делается уже описанным ранее способом»,[34]34
  Ф. Бонней, «О некоторых обычаях аборигенов долины реки Дарлинг. Новый Южный Уэльс». Журнал антропологического института, XIII, 1884, с. 132.


[Закрыть] т. е. человек вскрывает себе вену на предплечье и подставляет под руку деревянную чашу или какой-либо похожий сосуд, куда стекает кровь. «Когда кровь загустевает, превращаясь в желеобразную массу, больной пальцами отправляет ее в себе в рот». Следует помнить: аборигены верят, что душа продолжает жить после смерти тела, и если при жизни человека кровь оказывается для него самым полезным и питательным продуктом, то она сохраняет свои животворные качества, когда ее даруют ушедшему в мир иной (эти люди не ощущают смерть как безвозвратный уход и вечную разлуку).

Все это определенно дает нам ключ к пониманию тех представлений, что лежат в основе обычая до крови расцарапывать себе тело в знак траура. Смысл данного обычая со временем окутался мраком, и подобные кровопускания стали восприниматься всего-навсего как доказательство скорби в связи с тяжелой утратой, но не вызывает сомнений, что плакальщики, как правило, старались кровью подпитать умершего, дабы он набрался сил и энергии в своем новом состоянии.[35]35
  Не может быть никаких сомнений в том, что путем срезания волос рассчитывали помочь больному восстановить жизненную энергию и поправиться. У многих народов волосы считались вместилищем силы. Ср. историю Самсона и Далилы.


[Закрыть] Эти обряды к тому же стали подразумевать желание как-то умилостивить покойного и более того – установить с ним тесную связь; они носят явно некромантический характер, к тому же от них так и веет вампиризмом: дело в том, что люди верят, будто умерший способен поддерживать в себе какую-то полужизнь, похищая жизненную энергию, т. е. выпивая кровь у живых людей. И, соответственно, мы вполне можем понять, почему эти варварские, если не сказать хуже, обычаи так непреклонно запрещались Моисеевыми законами, которые не просто являлись запретами на совершенно непристойные горестные оплакивания, окрашенные язычеством, – надо смотреть гораздо глубже: подобные ритуалы не были свободны от жутких черномагических суеверий, от стремления подпитывать вампира горячей соленой кровью до тех пор, пока он, насосавшись ее досыта, сам не отвалится, подобно какой-то дьявольской пиявке.

Слово «вампир» пришло к нам из венгерского языка, где оно бытует в форме vampir, но вообще это слово скорее славянского происхождения. У славян оно встречается в аналогичной форме в русском, польском, чешском, сербском языках, сосуществуя с такими вариантами, как болгарское слово вапир, вепир, рутенское vepir, vopir, русское упырь, польское upier. Миклошич[36]36
  Этимологический словарь славянских языков.


[Закрыть] в качестве одного из возможных вариантов происхождения слова «вампир» предлагает турецкое слово uber – «ведьма». Еще один вариант, но менее вероятный – образование от корня pi– (пи-) – «пить» при помощи приставки va– (ва-) или ау-(ав-). От корня pi– образуется древнегреческое «пью»; некоторые временные формы этого глагола образуются от корня ро– (по-), такие как перфектная форма,[37]37
  Эсхил, «Семеро против Фив», 820–821: Да, город цел. Но кровь его правителей, Друг друга погубивших, вся в песок ушла.


[Закрыть] будущее время пассивного залога,[38]38
  Аристофан, «Осы», 1502.


[Закрыть] следует добавить сюда перфектный инфинитив, встречающийся у Феогнида.[39]39
  I.447.


[Закрыть] Отсюда же возникло слово, имеющее значение «свежая, питьевая вода».[40]40
  Между тем, согласно древним географическим представлениям, Океан сам по себе является рекой, тогда как Гомер считал его великой рекой, омывающей земной диск и втекающей в саму себя, и Океану даются все эпитеты, характерные для реки.


[Закрыть]

Санскритские формы – pa, pi, pi-bami (латинское bibo – «пью»), pa-nam (лат. potus), pa-tra (лат. poculum); латинские – po-tus, po-to, po-culum, и т. д., с которыми связан глагол bibo и многие его простые и составные формы (корень Ы-); славянское pi-ti/пи-ть (лат. bibere); литовское po-ta (лат. ebriositas – пьянство) и огромное количество других вариантов.

В связи с этим непременно следует процитировать Рэлстона, хотя стоит иметь в виду, что в некоторых деталях он немного устарел. Его работа «Песни русского народа», откуда я привожу следующий отрывок, была опубликована в начале 1872 года. Вот что Рэлстон пишет о вампирах: «Это название никогда не могли удовлетворительно объяснить. Слово „вампир“ именно в этой его форме – vampir – южнорусское upuir, upir до сих пор сравнивали с литовским wempti = „пить“ и wempti, wampiti = „рычать“, „ворчать“ и выводили его из корня pi– (пить) с префиксом u = av, va. Если эта деривация верна, то главную особенность вампира можно истолковать как подобие опьянения кровью. В соответствии с этими представлениями хорваты называют вампира pijavica (пиявица), а сербы говорят о человеке с лицом, красным от постоянного пьянства, что он „багровый, как вампир“; сербы it словаки именуют горького пьяницу словом vlkodlak (влкод-члак, т. е. вурдалак). Словенцы и кашубы называют vieszey– это название аналогично тому, которое в нашем родном языке, как, впрочем, и в русском, дают человеку, рожденному ведьмой. Поляки именуют вампира upior или upir, причем последний вариант бытует и среди чехов. В Греции для вампира есть местные названия: „облачившийся в плоть“ (Кипр); „готовый встать из могилы“ (Тенос); „неразложившийся“ (Кифнос)». Даже такой авторитет в области изучения Греции, как мистер Дж. К. Лоусон, считает, что они не поддаются анализу. Ньютон в своей работе «Левант: путешествия и открытия» и особенно Пэшли в «Путешествиях по Криту» упоминают название, которое в ходу на Родосе, а еще более употребительно на Крите. Его этимология не установлена. Пэшли полагает, что оно может означать «разрушитель», «уничтожитель», однако мистер Аоусон связывает его с «зеваю» или «широко разеваю рот», что наводит на мысль о кровожадно распахнутой пасти вампира – «os hians, dentes can-didi» («пасть разверстая, клыки белоснежные»), как говорит Леоне Аллаччи.

Сент-Клэр и Броуфи в книге «Двенадцать лет изучения восточного вопроса в Болгарии» (1877) отмечают: «Чистые болгары называют это существо [вампира] исконно славянским словом upior, гагаузы же (т. е. болгары, смешавшиеся с турками) – турецким словом obour (обур); в Далмации вампиры известны под именем Wrikodlaki, которое представляется просто искаженным новогреческим словом».

В самой Греции слово «вампир» явно неизвестно, общеупотребительным названием является слово, которое можно транслитерировать как vrykolakas (вриколакас), множественное число vrykolakes (вриколакес). Тозер приводит в качестве турецкого варианта vurkolak (вурколак). А в Македонии, где греческое население постоянно контактирует со своими славянскими соседями, особенно в районе Меленик на северо-востоке, греки переняли другие формы[41]41
  Эббот, «Македонский фольклор», с. 217.


[Закрыть] и используют их как синонимы названия вриколакас в его обычном греческом значении. Однако довольно странно, что, за этим единственным исключением, в масштабах всей континентальной Греции и многочисленных греческих островов форма «вампир» нигде не встречается. Кораес отрицает славянское происхождение слова вриколакас и пытается соотнести один из местных вариантов с гипотетическим древнегреческим словом, утверждая, что оно является эквивалентом слова, которое использовал географ Страбон,[42]42
  Geographica, ed. Casaubon, p. 19.


[Закрыть] и другого, подобного, употребленного Арианом Никомедийским в «Рассуждениях Эпиктета»,[43]43
  Apud Schweighauser, «Epictetoe Philosophicoe Monumenta», vol. III.


[Закрыть] а также с более употребительным,[44]44
  В древних рукописях встречается и другая форма.


[Закрыть] встречающимся у Аристофана в «Женщинах на празднике Фесмофорий». Оно также попадается еще и у Платона в диалоге «Федон».[45]45
  77, Е. Platonis Opera, «recognovit loannes Buenet», vol. I.


[Закрыть] Это дериват, уменьшительное от «мормо», что значило «домовой», «чертенок», но иногда и хуже: «кровосос с отвратительной внешностью». Гипотеза весьма оригинальна и патриотична, однако Бернард Шмидт и все прочие авторитеты сходятся на том, что она полностью ошибочна и что греческое слово вриколакас, несомненно, «следует отождествить со словом, общим для всей славянской группы языков. Это словенское сложное слово, встречающееся в вариантах volkodlak, vukodlak, vulkodlak (волкодлак, вукодлак, вулкодлак). Первая его часть имеет значение „волк“, тогда как вторую часть соотнесли, хотя подлинное родство не вполне доказуемо, с blaka (блака), что в старославянском языке и в новославянских языках, в частности в сербском, означает „волосы“ на теле коровы или лошади или же конскую гриву.[46]46
  Bernard Schmidt, «Das Volksleben der Neugriechen», p. 159.


[Закрыть] Но к каким бы результатам ни привели попытки установить точное значение этого сложного слова аналитическим путем, синтетическое его употребление во всех славянских языках, за исключением сербского, эквивалентно английскому слову „werewolf“ (уэрвулф), шотландскому „warwulf“ (уарвулф), немецкому „Werwolf“ (вервольф) и французскому „loup-garou“ (лупгару). В сербском языке это слово имеет значение „вампир“.[47]47
  Лоусон, «Современный греческий фольклор», р. 159.


[Закрыть] Но в связи с этим следует отметить: среди славянских народов, и особенно среди сербов, бытует поверье, будто человек, бывший при жизни вервольфом, оборотнем, после смерти становится вампиром; таким образом, оба эти значения тесно связаны.[48]48
  Рэлстои, «Песни русского народа», р. 409.


[Закрыть] В некоторых районах, особенно в Элиде,[49]49
  Стоит вспомнить историю зверски убиенного Пелопса, которого его отец Тантал зажарил и подал богам в качестве пиршественного блюда. Боги, однако, поняли, в чем дело, и только Деметра, поглощенная скорбью по своей пропав шей дочери Персефоне, не заметила и съела плечо зажаренного юноши. История эта происходит из Элиды. Боги оживили парня, и Деметра тогда заменила ему недостающее плечо другим, сделанным из слоновой кости. Эту реликвию принято было демонстрировать в Элиде еще в древности, и Плиний сообщает: «В Элиде имели обыкновение показывать ребро Пелопса, утверждая, что оно из слоновой кости»). «Historia Naturalis», XXVIII, 4, vij, ed. Gabriel Brotier, Barbou, 1779, vol. V, p. 112. Слово «costa» в данном отрывке вполне можно понимать в значениях «плечо» и «бок». Но Бротье приводит глоссу: "В первом издании было написано: «копье Пелопса, а издатели исправили на „ребро Пелопса“, Лучше читать „плечо“, чему свидетель Вергилий». («Георгики», III, 7): …Пелоп, с плечом из кости слоновой Конник лихой… Можно предположить, что в первом издании «копье» употреблялось как метафора пениса; подобные «военные» сравнения встречаются нередко. См. у Авзония, «Cepto nuptialis», 117, «Мечет муж сей копье, все силы напрягши».


[Закрыть] даже верили, будто тот, кто отведал мяса овцы, которую загрыз волк, после смерти превращается в вампира.[50]50
  Это поверье присуще, видимо, преимущественно Элиде. Curtius Wachsmutt, Das alte Griechenland im Neiien, p. 117.


[Закрыть] Однако необходимо помнить, что хотя суеверия, касающиеся вервольфов и вампиров, во многих отношениях совпадают, а в некоторых моментах и полностью идентичны, все же, особенно в славянских преданиях, между ними наблюдаются весьма существенные различия. Ведь Славяне четко определяют вампира как неразложившееся и ожившее мертвое тело, возвращающееся на землю из своей могилы – в противном случае его нельзя, строго говоря, назвать вампиром. Вероятно, не будет преувеличением сказать (и нам еще выпадет случай это пронаблюдать), что представления собственно о вампирах являются специфической особенностью славянских – и отчасти соседних с ними – народов. Особенно часто подобные поверья встречаются в балканских странах, в Греции, а также в России, в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии. Разумеется, существует множество вариантов такого рода поверий, как на Западе, так и на Востоке, и в других странах имеются свои предания о вампирах, в точности соответствующие славянским нормам, но только за пределами отмеченных нами районов явления вампиров достаточно редки, тогда как в своей Исконной вотчине вампиры и по сей день пользуются ужасающим влиянием, и люди там боятся не столько призраков, сколько возвращения этих мертвых тел, багровых и набухших, отвратительно раздувшихся от выпитой крови, наделенных способностью вести непонятную, омерзительную, дьявольскую жизнь.

В датском и шведском языках мы имеем форму vampyr, в голландском – vampir, во французском – le vampire, в итальянском, испанском и португальском языках – vampiro, в современной латыни – vampyrus.[51]51
  Слово Vampyrus не упоминают ни Дю Каюк, ни Форчеллини, изд. Forlanetto & De-Vit, 1871; нет этого слова и в «Petit Supplement» Шмидта, 1906.


[Закрыть] Оксфордский словарь дает вампиру следующее определение: „Сверхъестественное существо (согласно изначальным странным поверьям – оживший труп); считается, что оно добывает себе пропитание и причиняет тем самым вред, высасывая кровь у спящих; мужчина или женщина, наделенные аналогичными аномальными способностями“. Первым замеченным примером использования этого слова в литературе, является, видимо, упоминание о вампирах в „Путешествиях трех английских джентльменов“ – произведении, написанном около 1734 года и опубликованном в IV томе „Харлейского альманаха“ (1745); там встречается следующий пассаж: „Мы не должны упустить случая отметить здесь, что наш помещик [в Лаубахе], кажется, обратил определенное внимание на то, что рассказывал о вампирах барон Вальвазор, утверждавший, будто ими просто кишат отдельные части нашей страны. Считается, что эти вампиры представляют собой не что иное, как тела умерших людей, оживленные злыми духами. Эти трупы встают по ночам из могил и высасывают кровь из множества живых людей, уничтожая их таким образом“. Вскоре представления о вампирах и само это слово стали совершенно привычными, и Оливер Голдсмит в своем „Гражданине Мира“ (1760–1762) употребляет фразу, которая уже тогда воспринималась как вполне обычная: „От еды у него наступает пресыщение, и в конце концов он начинает сосать кровь, подобно вампиру“.

У Джонсона в издании Лэтэма (1870) мы находим: „Вампир. Существо, считающееся демоническим; утверждают, что оно с удовольствием пьет кровь у живых людей и оживляет умерших, которые, будучи извлечены из могил, якобы сохраняют вид цветущий и полнокровный“. А вот цитата из „Замечаний о революции 1688 года“ Формэна (1741), демонстрирующая, что уже очень скоро слово „вампир“ обрело и переносное значение: „Они – вампиры, сосущие кровь народа, и грабители королевства“. У Дэвида Мэллета в его произведении „Зефир, или Военная хитрость“ есть такие строки:

 
Сумеет ли Россия с вампирами венгерскими
И орды варваров с войсками имперскими —
Из этих сил одна – верх одержать
И наши похвалы заслуженно снискать?
 

В XVII веке о вампирах писали некоторые путешественники и ученые авторы. Так, имеется знаменитый трактат „De Graecorum hodie quorundam opinationibus“ Леоне Аллаччи;[52]52
  1586–1669.


[Закрыть] есть несколько подробных отчетов, содержащихся в „Relation de се qui s'est passe a Sant-Erini Isle de 1'Archipel“[53]53
  Relation de се qui s'est passe de plus remarquable a Sant-Erini Isle de rArchipel, depuis 1'etablissement des Peres de la compagnie de Jesus en icelle, Paris, MDCLVII.


[Закрыть] отца Франсуа Ришара, священника-иезуита с острова Санторини (Те-ра) – данная работа была опубликована в Париже в 1657 году. Поль Рико, одно время служивший английским консулом в Смирне, в своем труде „Современное положение греческой и армянской церквей Anno Christi“ (Лондон, 1679),[54]54
  Imprimatur, Hie Liber cui Titulus, The present State. Car. Trumball Rev. in "Christo Pat. ac Dom. Gul. Archiep. Cant, a Sac. Dom. Ex Aed. Lamb, 8 Feb, 1678–1689. Term Catalogues; Easter (May), 1629.


[Закрыть] упоминает о предании, приводя поразительный пример, но он фактически не употребляет слова „вампир“. В 1679 году Филип Pop[55]55
  Pop также написал в соавторстве с Иоганном Генрихом Румпелем работу De Spiritibus in fodinis apparentibus, seu de Virunculis metallicis; видимо, первое ее издание – г– ин кварто, 1668, но я видел только ее Лейпцигское издание 1672 года и переиздание 1677 года.


[Закрыть] опубликовал в Лейпциге свой трактат „De Masticatione Mortuorum“, за которым в XVIII веке последовала целая серия академических трактатов, таких как „Рассуждения о людях, после смерти ставших кровососами, в просторечии именуемых вампирами“; авторы Иоганн Христофор Роль и Иоганн Хертель, Лейпциг, 1732; „Dissertatio de cadaveribus sanguisugis“ (автор Иоганн Христиан Шток, Иен, 1732); „Dissertatio de Vampyris Serviensibus“ (авторы Иоганн Генрих Цопфиус и Карл Франциск ван Дален, 1733). Все эти трактаты, в определенном смысле, проложили дорогу знаменитому труду Иоганна Христиана Харенберга „Von Vampyren“ („О вампирах“).[56]56
  8vo, 1739. Он написал также «Phiksophicae et Christianae Cogitationis de Vampiris», 1739.


[Закрыть]

В 1744 году в Неаполе был издан „presso i fratelli Raimondi“[57]57
  «Издано братьями Раймонди» (итал.).


[Закрыть] широко известный „Трактат о вампирах“ Джузеппе Даванцати, архиепископа транийского. Эта книга уже широко ходила в рукописях – „Lа sua Dissertazione sopra i Vampiri s'era sparsa per tutta l'Italia benche manoscritta“,[58]58
  «Трактат его ходил по всей Италии еще в рукописях» (итал.).


[Закрыть] как сообщает анонимный биограф – и экземпляр ее даже подарили Святейшему Отцу, просвещенному папе Бенедикту XIV, который в своем письме от 12 января 1743 года любезно поблагодарил автора работы, не скупясь на похвалы в его адрес. „L'abbiamo subito letta con piacere, e nel medesimo Tempo ammirata si per la dottrina, che per vasta erudizione, di cui ella e fornita“[59]59
  «Мы его [трактат] прочли по случаю, причем с большим удовольствием и в восхищение пришли от великой учености и блестящей эрудиции автора, коими сия работа премного украшена» (итал.).


[Закрыть] – писал папа. Будет вполне уместно привести здесь наше собственное небольшое примечание к „Dissertazione sopra i Vampiri“, который, хотя и выдержал второе издание („Napoli. M. DCC. LXXXIX. Presso Filippo Raimondi“[60]60
  «Неаполь, M. DCC. LXXXIX. Издал Филиппо Раймонди» (итал.).


[Закрыть]), в Англии, видимо, совершенно неизвестен, и, что довольно странно, его экземпляра нет даже в Библиотеке Британского музея. По поводу этой книги хотелось бы заметить, что поскольку аргументы и умозаключения доброго архиепископа носят философский характер, то для нас, признающих его эрудицию и умение отстаивать свои позиции, все же допустимо не согласиться с ним, но придерживаться противоположных взглядов.

Джузеппе Даванцати родился в Бари 29 августа 1665 года. Начав учебу в иезуитском колледже в своем родном городе, он в возрасте пятнадцати лет перевелся в университет Неаполя. К тому времени юноша принял решение сделать карьеру священника, и по прошествии трех лет, когда родителей его уже не было в живых, он поступил в университет города Болонья, где весьма отличился в естественных науках и математике. Следующие несколько лет Джузеппе провел в путешествиях; в этот период в качестве основного своего места жительства он выбрал Париж, essendo molto innamorato delle maniere, e de' costumi de' Francesi.[61]61
  «Будучи в величайшем восторге от манер и обычаев французов» (итал.).


[Закрыть] Даванцати по очереди посетил Испанию, Португалию, Нидерланды, Германию, Швейцарию; рассказывают, что он неоднократно выражал желание перебраться в Англию, nobil sede dell' Arti e delle Scienze,[62]62
  «Благородное пристанище искусства и науки» (итал.).


[Закрыть] но по тому или иному стечению обстоятельств его желанию снова и снова не удавалось осуществиться. В начале правления папы Клемента XI (1700–1721) молодого человека призвали обратно в Италию. Будучи рукоположен в священники епископом Монтемартино (Салерно), Даванцати получил назначение на должность казначея в знаменитом святилище св. Николы в Бари. Его одаренность быстро привлекла внимание, и вскоре папа направил Даванцати легатом – чрезвычайным послом – к императору Карлу VI в Вену. С этой сложной и ответственной миссией новый посол справился столь блестяще, что в награду ему по возвращении пожаловали архиепископство в Трани и оказали многие другие почести. Этот благородный прелат продолжал быть в милости и у преемников папы Клемента XI: Иннокентия XIII (1721–1724), Бенедикта XIII (1724–1730) и Клемента XII (1730–1740); а после смерти этого (последнего) понтифика на его место избрали кардинала Просперо Лоренцо Ламбертини – старого и близкого друга Даванцати – ставшего Бенедиктом XIV. Хотя архиепископу Даванцати было уже семьдесят пять лет, он все же предпринял поездку в Рим, чтобы поцеловать туфлю нового папы, который принял его крайне радушно и со всеми подобающими почестями. После смерти монсеньора Криспи, архиепископа Феррары, верховный понтифик 2 августа 1746 года назначил Джузеппе Даванцати на должность архиепископа александрийского, которая оставалась вакантной в связи с кончиной вышеупомянутого прелата. В начале февраля 1755 года архиепископ Даванцати подхватил тяжелую простуду, перешедшую в воспаление легких. В ночь на шестнадцатое февраля, поддерживаемый церковными молитвами и благословениями, он упокоился с миром в возрасте 89 лет, 5 месяцев и 16 дней.

Толчком к написанию Dissertazione sopra i Vampiri послужили разнообразные дискуссии, проводившиеся на протяжении 1738–1739 годов в Риме в покоях кардинала Шраттембаха, епископа города Ольмютц. Шраттембах решил организовать эти дискуссии в связи с официальными докладами о случаях вампиризма, представленными ему собранием каноников его епархии. Кардинал ожидал советов и сотрудничества от различных ученых членов Священной Коллегии и других прелатов. Среди них был и Даванцати, который откровенно признается, что до тех пор, пока кардинал не обратился к нему за советом, подробно изложив суть дела, он не имел ни малейшего представления о вампирах.

Свое произведение Даванцати начинает с изложения широко известных и подкрепленных свидетельствами случаев вампиризма, особенно тех, что имели место в Германии на протяжении недавнего периода, в 1720–1739 годах. Он демонстрирует хорошее знание литературы на эту тему. Архиепископ решает, что данные феномены нельзя отнести к разряду видений и призраков, а следует объяснять каким-то совершений иным способом. Он находит, что, за редким исключением, как древние, так и современные философы, видимо, ничего не знают о вампиризме, который сам автор, подкрепляя свои доводы соответствующими ссылками на книгу „Malleus Malleficarum“ („Молот ведьм“) и на Дельрио, совершенно справедливо считает дьявольским по своему происхождению, независимо от того, является он иллюзией или нет. Далее Даванцати пускается в довольно пространные, занимающие несколько весьма интересных глав, рассуждения о степени демонической мощи. В главе XIII автор говорит „Delle forza della Fantasia“,[63]63
  «О силе воображения» (итал.).


[Закрыть] а в главе XIV он утверждает, „Che le apparizioni de' fantasmi, e dell' ombre de' Morti, di cui fanno menzione gli Storici, non siano altro che effetto di fantasia“.[64]64
  «Что явления призраков и теней умерших, о которых упоминают историки, не что иное, как плод воображения» (итал.).


[Закрыть] Здесь мы берем на себя смелость вступить в дискуссию с автором, и сегодня большинство исследователей согласится, что его аргументация по меньшей мере рискованна. Не можем мы принять и того, „что явление вампиров – это не более, чем игра воображения“. Истина лежит гораздо глубже, что хорошо знал Леоне Аллаччи. И тем не менее, при всех своих промахах и недостатках „Трактат о вампирах“ заслуживает серьезного изучения: многие материалы в нем поданы просто прекрасно, многое очень ценно, хотя в свете более полных исследований и более точных знаний выводы автора не могут получить надежного подтверждения.

Еще более громкую известность, чем книга Даванцати, получили „Рассуждения о явлениях ангелов, демонов и духов, а также призраков и вампиров в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии“, опубликованные в 1746 году в Париже издательством Дебюра старшего (в двух томах ин дуодецимо[65]65
  Я пользовался изданием «Nouvelle edition revue, corrigee et augmentee par 1'auteur». 2 vols., Paris, chez Debure 1'aine, 1751.


[Закрыть]). Работа эта неоднократно переиздавалась и была переведена в 1752 году на немецкий язык, а в 1759 – на английский; второе издание вышло в свет в 1757–1758 годах. В свое время книга пользовалась огромнейшим авторитетом, а поскольку на нее постоянно ссылаются и в наши дни, то будет весьма уместно вкратце рассказать о ее авторе – крупном специалисте в своей области.

Дон Огюстэн Кальмэ, прославившийся как толкователь Библии, родился в Мени-ла-Орнь, близ Коммерси (Лотарингия) 26 февраля 1672 года и скончался в аббатстве Сенон, близ Сен-Дье, 25 октября 1757 года. Он обучался у монахов бенедиктинского монастыря в местечке Брей, и в 1688 году сам вступил в этот просвещенный орден в аббатстве св. Мансюи. На следующий год его туда официально приняли, а 17 марта 1688 года посвятили в духовный сан. Вскоре в аббатстве Муайен-Мутье, где Огюстэн Кальмэ стал преподавать философию и теологию, он призвал всю общину помочь ему со сбором материалов для его обширного труда по Библии. Первый том его огромной книги комментариев „Буквальное толкование всех книг Ветхого и Нового заветов“ вышел в свет в 1707 году в Париже, а последний из двадцати трех томов форматом в 1/4 листа был опубликован лишь в 1716 году. На протяжении XVIII века появилось несколько наиболее значительных переизданий этой работы, включая две ее версии на латыни: первая в переводе Ф. Вечелли была выпущена издательствами в Венеции и во Франкфурте в шести томах ин-фолио в 1730 году, вторая – версия Манси Лукка, в девяти томах ин-фолио, вышла в свет в 1730–1733 годах; она впоследствии выдержала по крайней мере еще два издания. Вряд ли такой энциклопедический труд обошелся без отдельных мелких промахов, которые могут послужить поводом для критики, зато достоинства его непреходящи, а эрудиция автора воистину потрясает. И это лишь один из множества научных трудов на библейские темы, опубликованных доном Кальмэ; значение его работ современники ценили столь высоко, что трактаты Кальмэ сразу же переводились на латынь и основные современные европейские языки. Если добавить к этому его исторические и философские сочинения, то творческая плодовитость великого французского ученого кажется почти неправдоподобной. Столь выдающемуся человеку просто не могли не оказывать высокие почести в его собственной конгрегации, и лишь по убедительной просьбе самого Кальмэ папа Бенедикт XIII отказался от своих настойчивых попыток пожаловать ему кардинальскую митру, ибо этот понтифик неоднократно выражал горячее желание по достоинству оценить заслуги и ученость сенонского аббата.