Текст книги "Музы светлого Дома изящной словесности (СИ)"

Автор книги: АВ Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА VIII. Прогулка

Камушки белоснежной тропинки почти неслышно поскрипывали под ногами. Вит и Серафима степенно, под ручку, как образцовая супружеская пара, шли в непонятном направлении.

– Они весело топали по мостовой, – говорил Вит, размахивая свободной рукой, – и она летела им навстречу россыпью пыли и камней. Солнце, уже почти скрытое крышами невысоких домов, отчаянно краснело, закатываясь. Волшебная тень падала на город. Наступало время целомудренных поцелуев и случайных авантюристов.

– И ещё – путешественников, – улыбнулась Серафима.

– Да, – удивлённо подтвердил Вит. – Ты читаешь мои мысли?

– Нам нужно серьёзно поговорить, – сказала Серафима.

– Я слушаю.

– Я не хочу, что ты встречался с Гуагурой!

– С кем?! – Вит даже остановился от удивления.

– Это та дамочка, которой ты улыбался.

– А-а-а, – догадался Вит. – Это которая с японкой приходила?

– Да.

– А зачем мне с ней встречаться? Мы даже незнакомы.

– А мне показалось, что ты с ней любезничал.

– Просто вспомнил фамилию. И книгу. Я её когда-то пытался читать.

– Я не хочу, чтобы ты с ней встречался, – повторила Серафима.

– Если от этого зависят встречи с тобой, – преувеличенно серьёзным тоном сказал Вит, – то никаких встреч не будет!

– Вениамин! Я не шучу!

Неожиданно перед Серафимой вместо Волкова появилась нескладная фигура Гуагуровой, которая чужим механическим голосом сказала:

– Если говорить про этого мужика…

И тут же фигура распалась, превращаясь обратно в улыбающегося, даже хохочущего Вита.

– Я не намерен с ней встречаться, Серафима.

– Хорошо, – эта интермедия почему-то её успокоила. – Я тебе верю. А ты, оказывается, сильный автор. И цветы в сон протащить сумел, и знакомых очень точно копируешь.

– Далеко не всех, – Волков попытался оценить себя объективно. – Просто у этой женщины очень характерный образ, легко воспроизвести. Но не будем о ней.

– Да, – согласилась Серафима. – Будем говорить о литературе. О чём ты собираешься писать наш роман?

Вит задумался.

– О нас. О том, как мы с тобой встретились. О чём же ещё?

– Но… – засомневалась Серафима. – Про подобное написаны тысячи книг. Ты думаешь, что это будет кому-нибудь интересно?

– Я не хочу думать, – сознался Волков. – Это интересно мне. И потом, я уверен, что про нас с тобой ещё никто не писал…

Серафима улыбнулась.

– Герой должен быть смелым и решительным. Он может быть немножко грубым. И он должен совершать неожиданные поступки.

– Например, – Вит тоже улыбнулся, – хватать обаятельную героиню и волочь в кусты…

– Возможно, – согласилась Серафима. – Если так требуется по сюжету. И если это не нарушает правил приличия.

– Смелые и решительные, – уверенно сказал Вит, – говорят: «К чёрту сюжет! К чёрту приличия!». Они хватают героиню и волокут.

И Вит действительно обхватил Серафиму и увлёк в сторону от тропинки к густым хвойным деревьям.

– Я буду кричать, – прошептала Серафима.

– Тс-с-с, – Вит приложил палец к губам.

– Почему ты стал чёртом? – спросила Серафима.

– Тс-с-с, – повторил Вит. – Смотри, кого я нашёл.

Сквозь кусты виднелась другая аллея. На скамейке сидела юная Муза Юлия и ещё одна девушка.

– Я её знаю, – прошептала Серафима. – Это авторша. Она утром спрашивала Юлию, не хочет ли она стать её Музой.

– И вот этот гад, – Вит и Серафима услышали слова авторши, – говорит мне: «Ты – очкастая дура! Я с тобой встречаюсь только из-за твоей подружки!».

– Сволочь, – сочувствовала Муза.

– Я хотела дать ему по морде, но побоялась испортить отношения. А потом, когда он напился и полез целоваться, я не сумела ему отказать. Я не знаю, на что надеялась. Так всё и произошло.

– Вот и мой говорил, – тон в тон подхватила юная Муза, – что он талантлив, что мы вместе напишем крутой роман. А сам, когда до дела дошло, выбрал Наташу или Преподобную Фредерику. Такого наговорил! Я думала, что умру от стыда.

– Наташа, – спросила авторша, – это такая яркая брюнетка с чувственными губами? А она для него не старовата?

– Так он хотел опытную, – с отчаяньем воскликнула Юлия, – зрелую, чтобы она его всему научила!

– Такое впечатление, – заявила авторша, – что он не Музу себе выбирал, а шалаву для тусовки. Муза это ведь как друг. К ней необходимо доверие.

– Я тоже так думаю, – всхлипнула Юлия.

– Пойдём, не будем им мешать, – тихо сказал Вит.

– Подожди, – шептала Серафима. – Давай ещё послушаем. Интересно же!

– Нет там ничего интересного, – Волков увлёк Серафиму обратно на белоснежную тропинку. – Одни девчачьи страдания. Если хочешь, я включу этот диалог в нашу книгу.

– Я хочу, – Серафима потыкала кулачком Виту в рёбра, – чтобы ты рассказал мне, как стал чёртом? Пойдём в Добрый парк, будем гулять и слушать твою историю.

– Хорошо, – согласился Вит. – Пойдём. Черти… Это от моих родителей, наверное. Они увлекались живописью. Видели меня художником, но рисовать я так и не научился. Палка, палка, огуречик… На большее я оказался не способен. У нас на нижней полке шкафа стоял огромный альбом с репродукциями картин, я его часто рассматривал. Там был рай и ад, черти и ангелы. Я был уверен, что ангелы просто спихнули на чертей всю грязную работу, а сами погрязли в праздности. Даже проповеди бабушки меня ни в чём не убедили. Я и сейчас думаю, что черти – это божественный пролетариат, а ангелы – это эксплуататоры их труда.

– Необычно.

– И первую книжку я задумал о том, как одна чертовка влюбилась в грешника и помогла ему совершить из ада побег, а ангелы заставили других чертей их найти и убить.

– Написал? – спросила Серафима.

– Нет. Это так и осталось замыслом.

В это время из-за высокой живой изгороди, вдоль которой они шли, послышалось странное утробное завывание:

– Уа-гу-гУ– ГУ-У-а!

– Это ещё что?! – удивилась Серафима. – Надо проверить.

Они нашли проход в высоких кустах, который вывел их на поляну, где резвилось небольшое привидение. Оно подпрыгивало, голосило, размахивало руками, спрятанными под простынёй, кривило нарисованные глаза и рот.

– Стоп! – скомандовала Серафима. – Что здесь происходит?

– Это опять я, – на месте привидения возник уже знакомый Серафиме персонаж. – Прикольно же! Тренируюсь. И я ни на кого не наскакиваю!

– Тренируешься, значит, – зло прошипела Серафима. – А ты в курсе, что в доброй части сквера с авторами ничего плохого случиться не должно? Их никто не должен пугать!

– Я не в курсе, но теперь буду знать, – быстро сориентировался парень.

– Познакомься, – обращаясь к Виту, сказала Серафима. – Джером К… Тьфу! Чувак К. Чувак. Автор.

– Крутой ник, – одобрил Вит озвученный псевдоним и подал парню руку. – Вениамин. Можно просто Вит. Очень приятно.

– Чувак К. Чувак, писатель, – принял пожатие недавний хулиган. – Тоже приятно. А я здесь развлекаюсь, чтобы никому не мешать. Про то, что сквер разделён на части, я не знал. Но я немедленно перенесу свои тренировки в злую часть. Там, как я понимаю, людей пугать можно. Где она, кстати, находится, эта часть?

– В Злом сквере, – нехотя признала Серафима, игнорируя вопрос парня, – с авторами могут происходить неожиданные приключения. Но это не значит, что их можно целенаправленно пугать.

– Хорошо, – покладисто заверил Чувак К. Чувак. – Встреча с доброжелательным привидением, может быть, никого и не испугает. А как вы думаете, Вит, если я преобразуюсь в Карлсона, то смогу летать?

– Не знаю, – честно ответил Вит. – Не уверен даже, что вы встретите Малыша.

– Я предупрежу местное ПВО, – абсолютно серьёзно сказала Серафима. – Чтобы сбивали Карлсонов с особой жестокостью.

Вит удивлённо посмотрел на неё.

– Вот спасибо за ласку! – елейным тоном ответил Чувак К. Чувак.

– Всегда пожалуйста!

Парень немедленно включил свой бархатный баритон и демонстративно продекламировал:

– Мадам! Чем я заслужил ваше недоверие?

– Да так, – сморщилась Серафима и погрозила ему пальцем. – Хулиганишь много. Смотри у меня!

Вит отметил для себя, что его спутница болезненно отреагировала на обращение «мадам».

– Всегда! – вытянулся в струнку Чувак К. Чувак. – Никогда! От винта! Подавится мне барбарисом!

– Шут, – прошептала Серафима, отходя.

– Надо было расставить руки улиткой, – шутливо заметил Вит, – и пригрозить: мол, смотри, парень, мои глаза следят за тобой!

– Да вот…

Дальше они некоторое время шли молча, слушая тишину.

– Подожди, – вдруг воскликнула Серафима. – Мне показалось, что там, на драконьей полянке, мелькнули зелёные волосы. Давай посмотрим! Сегодня какой-то день встреч.

– Просто тут ограниченная территория, – пытался пояснить Вит, едва поспевая за Серафимой, – поэтому все друг с другом часто встречаются.

Драконья полянка, как и все полянки волшебных существ в зоопарке Дома изящной словесности, была необычным местом. Живая изгородь отделяла её от пешеходной аллеи парка. На самой поляне располагались ряды прямоугольных постаментов с прозрачными шарами наверху. В каждом шарике сидело по дракону. Они были маленькие и очень напоминали голубей в клетках. Людей на поляне не было.

– Я вроде видел здесь только что здорового мужика, – сказал Вит.

– Т-с-с, – оборвала его Серафима. – Здесь были Лулу и Лёля. Это молодая писательница и её Муз. Они теперь вместе и они единственные, кому сегодня повезло.

– Единственные?! – изумился Вит.

– Т-с-с, вот они.

Серафима указала на один из шаров. В его глубине рядом с драконом виднелись маленькие фигурки зеленоволосой девочки и огромного негра.

– Да-а, – обрадовался Вит. – Нашли! Но как туда попасть? Внутрь. Мне всё как-то было некогда с этим разобраться.

Серафима взяла руку Виту и приложила свою и его ладони к шару. Миг – и они оказались внутри. Вокруг громоздились камни, валялись стволы гигантских деревьев, переплетённые лианами. Летали яркие бабочки. Дракон, ставший значительно крупнее, находился совсем недалеко. Девочка и негр суетились вокруг.

– Это дракониха, ты что, не видишь? – сердилась Лёля. – Ей хочется быть красивой и женственной, правда?

– Да-а-а, – прогудела дракониха.

– Они разговаривают! – поразился Вит.

– Тише! – шикнула на него Серафима. – Все существа на волшебных полянах разговаривают. Иначе как они расскажут авторам о себе?

– Для красоты ей нужны украшения, – сказала зеленоволосая девочка. – Серьги, корона…

– Серьги? – недоверчиво скривился огромный негр.

– Хочу ожерелье, – заявила дракониха, – из рыцарских шлемов с пёстрыми пёрышками.

– С пёрышками, да? – уточнил Лулу. – А куда мы денем рыцарские головы, которые были в шлемах до ожерелья?

– Можно сварить из них суп или холодец, – важно ответила дракониха. – Но лучше оставить их внутри. Со временем они превратятся в черепушки и будут весело громыхать…

– Но ведь тогда, – огорчилась Лёля, – все поймут, что ты злая дракониха!

– А я должна быть доброй? – удивилась дракониха. – Просто если я голодная, то про доброту забываю.

– Конечно же, ты должна быть доброй! – убеждённо заявила Лёля. – Доброй и милой! Тебя будут кормить. Хранительницу мира должны кормить!

– Тогда такое ожерелье мне не подойдёт, – огорчилась дракониха.

– Сделаем ей макияж! – предложил негр.

– Да какой макияж! – всплеснула руками Лёля. – Губы ей мазать? Щёки? Чем?

Дракониха тоже скривилась, давя понять – что она думает о предложении чернокожего Муза. Но он не сдавался. Он ткнул пальцем в драконью пасть.

– А вот! Зуб всё время снаружи торчит.

– Это пронзающий и разрывающий клык! – с гордостью пояснила дракониха. – Жевательные зубы у меня расположены глубже.

– Вот он и будет драконий макияж! – торжественно заявил негр. – Нарисуем на нём золотом красивую букву «Д». Чтобы сверкала в темноте…

– Лучше нарисовать котёнка, – высказала своё пожелание дракониха.

– Да! – обрадовалась Лёля. – И сразу станет понятно, что наша дракониха добрая! И красивая.

– Тогда уж лучше муху, – давясь от смеха, прошептал Вит. – Мол, моя дракоша мухи не обидит, а та, что на зубе, сама к нему как-то прилипла…

– Баран, – шутливо упрекнула его Серафима, – ты не понимаешь…

– Рисование на драконьих зубах – это ноу-хау, – заявила Лёля. – Такого я нигде не читала.

– Пойдём, – Серафима потянула своего спутника за рукав. – А то нас заметят.

– И сожгут! – продолжал давиться от смеха Вит.

– И сожгут! – серьёзно подтвердила Серафима. – Если признают лишними. Или заморозят. Или отправят в тень. Или поразят молнией – смотря какой это дракон. Они ведь все разные. Пусть здесь и нет смерти, но наше свидание закончится. Ты проснёшься у себя дома, а я возникну где-нибудь на территории Дома.

Вит перестал смеяться.

– Пойдём, – согласился он.

Они выбрались обратно на аллею парка.

– Мы всё время почему-то подслушиваем… подглядываем…

– А скажи мне… – Серафима хотела продолжить разговор о будущем романе, но в этот момент прямо на них спикировал бумажный голубь.

– Ой! – оторопел Вит.

– Это от Аделаиды, – подобралась Серафима. – Наверное, что-то случилась. Мне надо спешить.

Вит Волков взял Серафима за руку.

– Если надо спешить, то надо спешить! Побежали!

И они понеслись тихими аллеями, освещаемыми звёздами и луной. Понеслись, конечно, громко сказано…

– Каблуки не мешают? – пыхтел Вит.

– Мешают, – кряхтела Серафима.

ГЛАВА IX. Предестинация!!!

На ступеньках Приёмной творца сидел небритый дед в кепке. Перед ним стояли Аделаида и разбитная деваха, типичная «ночная бабочка», каких часто можно встретить в ночных клубах (крашенная блондинка, симпатичная, в «боевой» раскраске; короткое синие платье; колготки, имитирующие чулки; вычурные туфли со стразами).

– Что ты творишь, старый хрен?! – отчитывала Аделаида деда. – Тебе Муза для чего была нужна?

– Да! – возмущённо поддакивала девица.

А дед водил руками и заплетающимся языком пояснял:

– Муза мне, чтобы писать. Я герой войны! Я понять хочу – почему это мои побасёнки никому не нужны, а тыкалово паскудное в тренде? Женечка моя ничего в этом тыкалове не понимает! Нет, она хорошая, ласковая, двадцать лет вместе. Но не понимает она паскудство, понимаете?! А мне нужно знать…

– Он что, пьяный? – брезгливо спросила Серафима.

– Да, – ответила деваха. – Это у него не сон, а пьяный бред! Платье мне порвал. «Раздевайся, – говорит, – современные тренды изучать будем!». И как ему объяснить, что я не такая, как выгляжу? Нет, словами всё пояснить, на пальцах показать, стриптиз продемонстрировать – это пожалуйста. Но не с каждым же! Я вообще больше по молодёжной линии. Ошибся творец!

– Возвертаю эту шалашовку! – торжественно заявил дед. – Профнепригодная она. Вдохновения ни на хрен! Расторгай контракт.

– Кто-нибудь мне чего-нибудь объяснит толком? – спросила Серафима.

– Главного редактора заменили, – раздался тихий женский голос сзади, из темноты, – она его военные рассказы сняла с печати. Сказала, что у читателей другие тренды и издательство будет им соответствовать. Посоветовала пикантные истории из фронтовой жизни вспомнить.

Волков, Серафима оглянулись, отступили чуть в сторону. В круг света от фонаря, висевшего перед входом в домик творца, вступила невысокая аккуратная девушка в военной форме.

– Женечка, – всхлипнул старик.

– Женевьева, – то ли приветствуя, то ли с неприязнью произнесла деваха-блондинка.

– Катюха, – ответила тем же тоном военнослужащая и продолжила рассказ. – Он напился…

– Напился! – подтвердил дед. – Ведь этот капитан был полная погань! Он, как под пули попал, так в штаны и наложил! И тогда в тылу, ворюга, пристроился, шуры-муры вертел подлые, пока не удавили гниду по-тихому. А я про него истории писать должен?! Что он – пример! Ворюга и герой-ловелас! Да я застрелюсь лучше!

– Ты почему его бросила? – строго спросила Серафима девушку в военной форме. – Двадцать лет вместе пишите. Это что, ничего не значит?!

– Да кто же его бросал?! – в отчаянье воскликнула девушка. – Его же, старого чёрта не переспоришь! Напился, крушить всё начал. Мне сказал, что я устарела! И творец туда же: «Предписываю назначить в качестве эксперимента Музу Катюху.». А меня – в отставку. Доэкспериментировались!

– Это когда было такое? – удивилась Серафима.

– Вы тогда к Овечкиной ушли, – неохотно пояснила Аделаида. – Меня дежурить оставили.

– Понятно, – тяжело вздохнула Серафима. – Пойдёмте в кабинет.

Дед, кряхтя, начал подниматься. Муза Женевьева кинулась ему помогать. Катюха и Аделаида терпеливо ждали. Аделаида при этом внимательно, можно сказать, с нездоровым любопытством рассматривала обольстительную Катюху.

– Ты чего? – смутилась та.

– Смотрю, – с непонятным выражением ответила Аделаида.

– Ты можешь не присутствовать при разбирательстве, если не хочешь – тихонько сказала Серафима Виту.

– Не говори ерунды, – так же тихо ответил он. – Я тебя не брошу. Ругань ещё не началась, ты уже расстроилась, а у меня новый носовой платок есть.

И Волков достал из кармана платок. Обычный, клетчатый, вроде как даже чистый.

– Спасибо, – тихо вздохнула Серафима.

– Значит, что тут у нас?

Все заинтересованные лица расселись в небольшом кабинете с творец-машиной. Вопрос Серафимы повис в воздухе.

– Жалоба автора, жалоба Музы, – после паузы подсказала Аделаида.

– Заявления? – официальным тоном произнесла Серафима.

– Женечка, – попросил дед, – ты напиши там, что возвращаю я творцу эту непутёвую Катюху, а тебя обратно хочу. Напиши, что я старый дурак, что погорячился, что я это… рамсы попутал.

– Хорошо, – тихо ответила Женевьева, выводя аккуратные буковки.

– Будем опять как в молодости, – бормотал дед, – резюме рассылать, наградами трясти, уговаривать, жаловаться… На одной глупой бабе свет клином не сошёлся…

Катюха же, как умеют только крашеные блондинки, одновременно и строчила что-то на листе бумаги, и мечтательно глядела в невидимую даль, и крутила левой рукой собственный «локон страсти».

– Вы вообще ничего не написали вместе? – спросила Серафима.

– Написали, – фыркнула Катюха, отвлекаясь. – Великую женскую мудрость.

– Какую?

Дед скривился, словно от зубной боли, а разбитная блондинка преднамеренно нудным тоном процитировала:

Правильно воспитанная грудь становится бюстом! Запущенная – обычными сиськами. Откормленная – сисяндрами. Любая девушка должна помнить об этом.

Повисла тишина.

– В принципе, это справедливо, – заметила Аделаида. – Только за такие слова…

– Глупости это, – покраснела Женевьева, поправляя гимнастёрку. – Вот наше заявление.

Творец-машина съела представленное заявление, но продолжала гудеть. Тихо-тихо, на пределе слышимости.

– Второго заявления ждёт, – пояснила Серафима.

– Зачитать? – нагло спросила Катюха.

– Дай, посмотрю, – протянула руку Серафима и замерла, изучая написанное. – Так… Катюха, Муза, специалист по гетерам, проституткам, гейшам, оторвам, курвам и прочее…волнующие танцы, тантрические обряды… гадание, мистика, нетрадиционные отношения, молодёжка… Ты считаешь, значит, что автор нарушил договор, заставляя тебя делать что-то против воли. Справедливо. Ты пишешь, что в квартире вонь и грязь. Что на уборку автор не вдохновляется…

– Он инвалид! Там, у себя, – вскинулась Женевьева. – Инвалид! Понимаете?

– Порядка в доме это не отменяет, – запальчиво ответила Катюха. – Нет чистоты в доме – нет порядка в произведении.

– Нет чистоты в ДУШЕ – нет порядка в произведении! – возразила Женевьева.

– СТОП! – прервала словесную перепалку Серафима. – Продолжаем. Ты считаешь, что как человек он козлина, как автор – ноль, пишешь, что вёл себя неадекватно, разоблачался, хватал тебя за волосы, порвал платье… Пишешь, что его воображаемый писюн – крохотный… Короче, тебе такой автор не нужен и ты настаиваешь на разрыве союза?

– Да, – подтвердила Катюха.

– Дура! – в сердцах сказала Женевьева. – Стерва!

– Сама дура! – огрызнулась Муза. – Написала как есть.

– Да что «как есть»! – внезапно возмутилась Аделаида. – Ты, Катюха, совсем не соображаешь! Творцу про писюны пишешь! Вот у него других дел нет!

– Я правду написала! – обиделась Катюха.

– Стоп! – опять вмешалась Серафима, отправляя второе заявление в творец-машину. – Ждём вердикта молча.

Все затихли, слушая монотонное гудение. Однако на листе, выползшем из недр творец-машины, было написано следующее:

Вопрос к автору. Вы признаёте, что покушались на честь Музы Катюхи?

– Покушался, чего уж там, – вздохнул дед. – Поди на неё не покусись, раз она такая раздетая. Но я не только из похоти покушался, а и для искусства ещё, чтобы тренды эротические понять.

Творец-машина затянула бумажку с вопросом обратно. Погудела. Затем выдала текст, который был зачитан вслух Серафимой. Вердикт гласил:

Эксперимент признан неудачным. Союз постановляю разорвать. Автор, виновный в покушении на честь Музы, наказывается прокрастинацией на одну неделю.

– На неделю! – ахнула Женевьева. – Серафима Андреевна! Он столько не выдержит. У него, кроме творчества, ничего и никого нет. А союз? Про союз со мной ничего не сказано!

– Во время прокрастинации, – мрачно сказала Аделаида, – союз невозможен.

– Но он же опять пить начнёт! – воскликнула Муза.

– Да не лебези ты, Женька! – оборвал её дед. – Виноват я. Перед тобой прежде всего. Жёстко, конечно. Уборкой займусь, телевизор посмотрю. Ну и выпью немного, наверное… Как такое без выпивки пережить?!

– Я же говорила! – заломила руки Женевьева.

После этих слов творец-машина выдала новую бумагу:

Муза Катюха! Вы удовлетворены вердиктом? Или тоже считаете его слишком жёстким? Учтите, что оставить без наказания покушение на честь Музы я не могу.

– Неделя, – задумчиво проговорила Катюха, – это и правда как-то слишком. Я же не дура, я всё понимаю. Автор без творчества – это как каша без кастрюли. Если наказание обязательно, то пусть сутки будут.

– А совсем без наказания нельзя? – воскликнула Женевьева.

Назначено наказание – сутки прокрастинации.

После того, как эти слова были зачитаны, наступила внезапная тишина. Дед застыл, парализованный. В правой руке Серафимы появилась огромная сияющая печать. Она проверила клише на торце – «1 сутки». Затем, прямо сквозь кепку, она опустила её на лоб пожилого автора. Все, находящиеся в комнате, вздрогнули. Сияние печати разлилось по деду, его фигура начала исчезать. Печать в руке Серафимы тоже в буквальном смысле испарилась, истаяла.

– Вот и всё, – безнадёжно сказала Женевьева. – Вот и всё. Сутки…

Она, шатаясь, вышла из комнаты. Шаги её слышались недолго. Из окна кабинета было видно, что она вышла из домика и слепо побрела по тропинке.

– Вот и всё, – повторила её слова Катюха. – Свобода, девы. Приглашаю всех в рифмобар, там сейчас самая тусовка начинается.

Серафима уселась в своё кресло. Вид у неё был мрачный, замученный. Вит подошёл, осторожно погладил по голове, как маленькую девочку.

– Сложная у тебя работа, – тихо сказал он.

Аделаида, внимательно разглядывая Катюху, посторонилась, приглашая и её выйти из кабинета.

– Аделаида, – сказала Катюха, – ты чего весь вечер мои ноги разглядываешь? Я тебя даже бояться начала.

– Это у тебя что? – обвиняюще спросила могучая заместительница Серафимы, тыкнув пальцем в край короткого платья Музы.

– В каком смысле – что? – удивилась Катюха. – Где – что?

– Это у тебя колготы или чулки?

– А-а-а, – Муза Катюха приняла очень таинственный вид. – Это у меня чулки.

– А как они держатся? – допытывалась Аделаида. – Подвязок нет, ремней нет.

– Их держит любовь! – заявила Катюха.

– За дуру меня принимаешь? – возмутилась Аделада.

– Ладно, – сжалилась Катюха. – Колготки это. Просто фасон такой. Ты зачем интересуешься? Хочешь свой гардероб обновить?

– Как ты себя в них чувствуешь? Они жмут или нет?

Катюха с удивлением посмотрела на Аделаиду.

– Где они должны жать?

Но Аделаида продолжала смотреть на неё требовательным недоверчивым взглядом.

– Я, кажется, поняла, – хихикнула Катюха. – Хочешь попробовать такие же надеть, но чего-то боишься, да?

– Может быть, они мне не подойдут, – прошептала Аделаида. – Девочки говорили, что они везде жмут.

– Та-ак, – решительно сказала Катюха. – Где тут у вас бельё?

– В гардеробной.

– Пойдём! Не надо думать, надо просто примерить. Попробовать…

Когда Аделаида с Катюхой ушли, Серафима пожаловалась Виту:

– Сколько раз уже приходилось клеймить авторов прокрастинацией, а всё не могу привыкнуть.

– Нелегко это, – согласился Вит. – А вот скажи: а Катюхе никакого наказания не полагается?

– Её-то за что наказывать?

– Ну как сказать…

Вит немного помялся, но потом решительно спросил:

– Ответь, только честно. Если Музы рождаются талантами, то для каких таких великих произведений была рождена Муза Катюха? В тёмном Доме таки Муз и Музов через одного… Или через одну.

– Ты к ней несправедлив, – вспыхнула Серафима. – Ты тоже судишь по внешнему виду.

– А по чём я должен судить?

– По произведениям! Например, у неё было очень интересное сотрудничество с одной больной девочкой. «Личная жизнь молекул». Не встречал такую книжку?

– Не помню, – сознался Вит. – Фурора она точно не произвела.

– Ещё у Катюхи была пьеса, очень известная, про любовь лука, сыра и грибов в пицце. У авторши ещё псевдоним был очень странный…

– «Пицца и жар любви»? – удивился Вит. – Нетта Та? Или Та Нетта, как её чаще называли.

– Да, она. Точно.

– Интересная вещица, смотрел, её к нам на гастроли привозил кто-то.

– Ну вот видишь! Катюха – настоящая Муза.

– Ладно. Что это я, в самом деле? – стушевался Вит. – Взялся судить о том, чего не знаю…

– Давай не будем ссорится из-за ерунды, Вит…

– Есть! – в комнату, потрясая конвертом упаковки, ввалилась радостная Аделаида. – Подобрали с Катюхой мне обновку! Говорит, жать не будут.

Вит и Серафима встали и одновременно изобразили на лицах улыбку.

– Рада за тебя, – сказала Серафима.

– Можно посмотреть, – попросил Вит. – Очень странная расцветка у упаковки.

– Конечно, – Аделаида торжественно протянула Виту заветный конвертик. – Хотя это только для девочек, но мужчины тоже должны быть в курсе…

Вит рассмотрел упаковку, хмыкнул и, не в силах сдержать смех, согнулся, присел на стул. Его скорчило в судорогах.

– Что не так? – обиделась Аделаида.

– Боюсь, – Вит едва мог говорить сквозь смех. – Боюсь, Катюха пошутила над вами, Аделаида. Вам нужен такой же размер, наверное, но колготки должны быть обычные, не компрессионные. А эти… жать бу… будут…

И его опять скрутил приступ смеха.

– А она говорит: жать не будут, – растерянно сказала Аделаида. – Надевай, говорит, и приходи в рифмобар веселится…

– Не получится, – Вит всё не мог успокоиться. – Второй номер компрессии. Весело вам не будет, наверное…

– А где, интересно, Ухрюп-яга? – неожиданно спросила Аделаида.

Чувствовалось, что она разгневана.

– Закрываем приём, идём в рифмобар, – решилась Серафима. – Вит, сиди здесь. Аделаида, успокойся. Пойдём, я помогу тебе выбрать нормальные…

На этих словах творец-машина опять загудела, выдавая очередную бумагу. Серафима приняла её, зачитала вслух.

Поступил запрос от светлого Дома вкусной еды. Готовится фестиваль. Шеф-повар мероприятия, Некоторый Сергей Николаевич, хотел бы ангажировать для собственного вдохновения Музу Аделаиду. Я разрешаю ему визит в светлый Дом изящной словесности и переговоры с Музами.

– Ну вот, – обратилась к своему секретарю Серафима, – и ты понадобилась. Знаком тебе этот Некоторый?

Гнев Аделаиды моментально прошёл, она покраснела, обрадовалась.

– Это Серёга! – пояснила она. – Толстяк, шалун, лоботряс! Люблю его! Он у нас уже был.

– Почему-то я этого не помню, – растерянно сказала Серафима.

– Потому что я его скрывала, – честно созналась Аделаида. – Повар он от творца, а вот с выражением собственных мыслей у него туго, автор он никакой. И ещё он ленивый, как медведь! Обещал закончить книгу про особенности приготовления креветок и других морских гадов, но так и не сподобился. Но теперь-то я ему устрою! День и ночь у меня пахать будет.

– Так тебя, по-моему, – заметила Серафима, – приготовление еды на пищевом празднике вдохновлять приглашают, а не для произведения.

– Еда готовится днём, – пояснила Аделаида, – а ночью можно и книги писать…

– И десятки печей, запылав адским пламенем, исторгли из своих недр тысячи пирожков… – совсем-совсем неслышно прошептал Вит.