Текст книги "И снова о нас, детях из Бюллербю"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Прославленный конькобежец из Бюллербю проваливается в прорубь

Если пересечь загон, где летом пасутся коровы Анны и Бритты, выйдешь прямо к небольшому озеру. Зимой мы там катаемся на коньках. В этом году лёд на озере был особенно гладкий. Но мама запретила ходить на озеро, потому что там сделали прорубь, когда рубили лёд для нашего погреба. Я сказала маме:

– Да ведь её оградили можжевельником, мы его увидим и не станем подходить близко.

И мама нас отпустила.

Но на Лассе иногда находит дурь. Особенно, когда ему хочется, чтобы все обратили на него внимание. Так было и на этот раз. Лассе стал кататься у самой проруби.

– Смотрите на прославленного конькобежца из Бюллербю! – кричал он, подъезжая к самой проруби и сворачивая в последнюю секунду.

– Осторожней, Лассе! – предупредил его Улле.

Мы стали бранить Лассе, но это не помогло. Он катался вокруг проруби и выделывал всякие кренделя. Лассе умеет ездить даже задом наперёд!

– Вот как мчится великий конькобежец из Бюллербю! – крикнул он снова.

В самом деле, Лассе мчался задом наперёд, спиной к проруби. На этот раз он не успел свернуть и плюхнулся в воду. Мы, конечно, заорали. И Лассе тоже, даже ещё громче, чем мы. Мы очень испугались, что он утонет. Но потом мы легли на лёд цепочкой и ухватили друг друга за ноги. Ближе всех к проруби лежал Боссе, Улле держал его за ноги, а мы держали Улле. Боссе протянул Лассе руку, помог ему выбраться на лёд, и мы со всех ног пустились домой. Лассе почти плакал, но всё-таки не по-настоящему.

– А если бы ты сейчас был усопленником, как бы ты пришёл домой? – спросил Боссе.

– Дурак, не усопленником, а утопленником! – огрызнулся Лассе.

Но конечно, он был благодарен Боссе за то, что тот помог ему выбраться из проруби. Иначе он ни за что не подарил бы ему всех своих оловянных солдатиков.

Мама ужасно рассердилась на Лассе. Она заставила его лечь в постель и выпить горячего молока. И не разрешила встать до самого вечера. «Пусть полежит и подумает о своих грехах», – сказала мама. Вот после того как Лассе полежал и подумал, он и подарил Боссе своих солдатиков.

А вечером, когда мы строили снежные крепости и бросались снежками, Лассе был уже с нами. У нас с Бриттой и Анной была одна крепость, а у мальчишек – другая. Но вообще-то мы не любим играть с мальчишками в снежки. У них снежки слишком твёрдые, и бросают они их слишком сильно. Они ринулись на нашу крепость, и Лассе орал во всё горло:

– Смерть или победа! На вас идёт Гроза Севера!

Бритта крикнула ему в ответ:

– Какая ещё Гроза? А где же прославленный конькобежец из Бюллербю, который провалился в прорубь?

И Лассе замолчал.

Но крепость нашу они захватили, а нас взяли в плен и под страхом смертной казни приказали весь вечер лепить снежки.

– Зачем вам столько снежков? – спросила Анна.

– Запас на лето! Сама знаешь, летом снежков не достать, – ответил Лассе.

– До лета ты ещё раз сто провалишься в прорубь! – сказала Анна.

Но вскоре мы с Бриттой и Анной замёрз, и побежали в хлев греться. Там было тепло и уютно. Мы стали играть в шарики. Мальчишки тоже пришли в хлев. Коровы смотрели на нас во все глаза. Наверно, они не понимали, зачем люди играют в шарики. Конечно, это не очень умная игра, но играть в неё весело.

А потом пришёл папа и запретил нам шуметь. Он сказал, что одна корова вот-вот отелится. Эту корову звали Лотта. Мы стали смотреть на Лотту. Когда телёнок родился, папа принял его на руки. Это был маленький хорошенький бычок. Счастливая Лотта начала его облизывать. Папа попросил нас придумать телёнку имя.

– Гроза Севера! – тут же предложил Лассе, который признавал только старинные имена.

Я сказала, что глупо давать такое имя хорошенькому телёночку.

– А может, он вырастет в злющего быка! – сказал Лассе.

Улле предложил назвать нашего телёнка Петером, и папа согласился, что такое имя телёнку подходит гораздо больше.

– Тогда пусть его зовут Северный Петер, – попросил Лассе.

Потом мы побежали к дедушке и рассказали ему, что Лотта принесла телёночка.

И вот наконец пришла пора ложиться спать. Когда мы с Лассе и Боссе поднялись на чердак и я собиралась уйти в свою комнату, Лассе сказал:

– А мне всё-таки здорово повезло, что я не утонул!

– Смотри не провались ещё раз! – сказал ему Боссе.

Как Бритта была учительницей и как мы первого апреля обманули настоящую учительницу

Каникулы кончились, и мы снова пошли в школу. Вернее, не пошли, а поехали. На финских санках. У нас трое финских саней. Иногда мы составляем их вместе, и у нас получаются одни длинные санки с тремя сиденьями.

Учительница сказала, что рада нас видеть. Я тоже была рада увидеть её после каникул. Она такая добрая. В честь первого дня занятий она угостила всех детей карамелью. Карамель она купила в Стокгольме, куда уезжала, пока у нас были каникулы. До этого я ни разу не ела карамели, купленной в Стокгольме.

Увидеться с детьми из Большой деревни тоже было приятно. На переменках мы обменивались глянцевыми картинками. Конечно, только девочки. В нашем классе учится девочка, её зовут Анна-Грета. У неё очень много глянцевых картинок. Мы с ней поменялись картинками на первой же переменке после каникул. Я дала ей корзину с цветами и томте, а она мне – принцессу. Это почти самая красивая картинка из всех, какие я видела. Так что я не прогадала.

А мальчишки на переменках только и делают, что бросаются снежками. Это зимой. Весной они играют в шарики, а мы прыгаем в классики. Когда им совсем уж нечем заняться, они дерутся. И шумят на уроках. Впрочем, шумят они в любое время года. Учительница говорит, что у них руки так и чешутся, чтобы напроказить. У нашего Лассе они наверняка чешутся сильнее, чем у всех, это уж точно. Однажды он, знаете, что проделал? Боссе подарил ему резинового поросёнка, которого можно было надувать. Когда из поросёнка выходил воздух, поросёнок громко пищал. Лассе принёс поросёнка в школу. Мы с Лассе учимся в разных классах, но сидят все классы в одном помещении, потому что в школе всего двадцать три ученика и всего одно помещение. И учительница тоже только одна. Поэтому я знаю, как всё было.

У нашего класса было чтение. Это мой любимый предмет. Мы читали про короля Густава Васу. Подошла моя очередь читать.

– «Тогда король разразился слезами», – прочла я, и тут же раздался громкий печальный писк. Как будто заплакал сам Густав Васа. Но это был не Густав Васа. Это в парте у Лассе пищал поросёнок. Дети засмеялись. И нам показалось, что учительница тоже засмеётся, но она не засмеялась, а поставила Лассе в угол. Вместе с поросёнком.

Но не только Лассе шалит на уроках. Все мальчишки шалят. Однажды нашей учительнице нужно было уйти на совещание. Она велела нам самостоятельно считать и рисовать. А Бритту попросила пересесть за её стол и быть за учительницу. Это потому, что Бритта учится лучше всех.

Не успела учительница выйти за дверь, как мальчишки начали шуметь.

– Эй, учительница! Учительница! – кричали они Бритте и тянули вверх руки.

– Чего вам? – спросила Бритта.

– Нам нужно выйти! – закричали они хором.

А Стиг поднял руку и спросил:

– Скажите, пожалуйста, сколько котлет получается из одной коровы?

А Боссе спросил:

– Вы, наверно, слышали, что в нынешнем году будет урожай на картошку?

– Да, слышала, – ответила Бритта.

– Какой у вас тонкий слух! – сказал Боссе.

Потом поднял руку Лассе и спросил, можно ли показать «учительнице» свой рисунок. Он подошёл к столу и показал лист бумаги, весь закрашенный чёрной краской.

– Это что такое? – спросила Бритта.

– А это пять негров в тёмной комнате, – ответил Лассе.

Бритте ни капельки не понравилось быть учительницей. Она очень обрадовалась, когда урок наконец закончился. И учительнице она честно сказала, что мальчишки её не слушались.

Учительница выбранила мальчишек и оставила их на час после уроков решать примеры. А на перемене Стиг обозвал Бритту ябедой и стукнул портфелем. Нет, быть учительницей очень трудно.

По дороге домой Бритта сказала нам с Анной, что она больше никогда в жизни не будет учительницей.

В тот день мы плелись домой еле-еле, чтобы Лассе, Боссе и Улле успели догнать нас. Ведь если бы они пришли на целый час позже, чем мы, наши мамы сразу догадались бы, в чём дело, и наказали бы их ещё раз. А мы решили, что они уже достаточно наказаны.

Но однажды мы провинились целым классом. Это было первого апреля. Мы обманули нашу учительницу. Конечно, так делать не следует, но первого апреля за это никого не наказывают.

Обычно занятия у нас начинаются в восемь часов. Но мы договорились, что первого апреля придём в школу в шесть. У нас в классе висят стенные часы. После уроков Лассе прокрался в класс и перевёл стрелки классных часов на два часа вперёд.

Поэтому первого апреля, когда мы пришли в школу в шесть часов, часы на стене показывали уже восемь.

Мы нарочно громко топали и шумели в сенях, чтобы разбудить учительницу. Лассе побежал к ней наверх и постучал в дверь. Учительница спросила сонным голосом:

– Кто там?

– Это Лассе! – ответил он. – А у нас будут сегодня занятия?

– Ой, дети, ведь я проспала! – воскликнула учительница. – Подождите минутку, я сейчас приду!

У учительницы наверху есть другие часы, но она так спешила, что даже не взглянула на них. Она впустила нас в класс, когда часы на стене показывали двадцать минут девятого.

– Ничего не понимаю, – сказал она. – Должно быть, мой будильник испортился.

Мы с трудом удерживались от смеха. Первый урок у нас был арифметика. В конце урока наверху у учительницы зазвенел будильник. Ведь по-настоящему было только семь часов, хотя часы в классе показывали девять.

– Что это? – удивилась учительница.

Мы закричали:

 
Первого апреля
Никому не верю!
 

– Ах, дети, дети! – сказала учительница и покачала головой.

Но так обманывать учителей можно только первого апреля!

Когда кончились все уроки, какие были у нас по расписанию, мы, конечно, собрались домой. Но учительница сказала:

 
Первого апреля
Расписанию не верю!
 

И оставила нас ещё на один урок. Но это было не очень строгое наказание, потому что весь урок она читала нам разные смешные рассказы.

По дороге домой Улле спросил у Лассе:

– Где это ты так штаны разорвал? Смотри, какая дыра!

Лассе чуть не свернул себе шею, чтобы увидеть эту дыру, а Улле закричал:

 
Первого апреля
Никому не верю!
 

Улле страшно обрадовался, что ему удалось обмануть самого Лассе. Потом мы встретили злого сапожника, и Улле захотелось обмануть и его.

– Господин сапожник, смотрите, там под кустом сидит лиса! – закричал он.

Но сапожник даже не взглянул в ту сторону.

– Не вижу никого, кроме шести сопляков! – сказал он.

Тут уж захохотал Лассе.

А дома, после того как мы сделали уроки, Лассе побежал к Улле и сказал:

– Давай скорей! К Бритте и Анне пришёл старьёвщик. Он покупает камни.

– Какие камни? – спросил Улле, он совсем забыл про первое апреля.

– Обыкновенные, какие всюду валяются, – ответил Лассе.

Улле бросился собирать булыжники. Он собрал их столько, что с трудом дотащил. На кухне у Бритты и Анны в самом деле сидел старьёвщик, но скупал он только пустые бутылки и тряпьё.

– Дяденька, вот я вам камней притащил, – сказал запыхавшийся Улле и пока зал на свой мешок.

– Каких ещё камней? – удивился старьёвщик.

– Обыкновенных, – сияя, ответил Улле – Булыжников. Я их у нас в саду набрал.

– Ах вот оно что! – сказал старьёвщик. – Ну, дружок, на этот раз ты дал маху.

Тогда Улле вспомнил про первое апреля. Он покраснел как рак, схватил свой мешок и потащил его прочь. А Лассе стоял за изгородью и орал во всю глотку:

 
Первого апреля
Никому не верю!
 

Пасха в Бюллербю

А сейчас я вам расскажу, как мы в Бюллербю праздновали Пасху.

В среду на Страстной неделе Бритта и Анна пришли ко мне рано утром, потому что мы собирались делать так называемые страстные паспорта. Это такие бумажки, которые незаметно прикрепляют людям на спины. Мы нарезали много-много бумажек и нарисовали на них смешных человечков. На одном мы написали «Сердитый орангутанг», на другом: «Берегитесь собак!», и всё в таком духе. В комнате Лассе и Боссе стоял страшный шум. Они тоже делали страстные паспорта. Улле, конечно, был с ними и помогал им.

Мы набили этими паспортами свои карманы и пошли к Лассе, Боссе и Улле и позвали их поиграть с нами на улице. Только затем, чтобы при случае прикрепить на них сделанные нами паспорта.

Мы побежали к лесопильне в Северной усадьбе и стали там лазить по доскам. И всё время старались изловчиться и прикрепить друг другу страстные паспорта. Но это было бесполезно – все боялись поворачиваться спиной друг к другу. Вскоре пришла Агда, наша служанка и позвала нас домой обедать. Лассе первый спрыгнул с досок, догнал Агду и пошёл рядом с ней, что-то оживлённо ей рассказывая. Агда даже не заметила, как он прикрепил ей на спину паспорт. «Я до смерти люблю Оскара!» было написано на этом паспорте. Оскар – это наш работник. Когда Оскар пришёл на кухню обедать, Агда ходила по кухне и на спине у неё красовалась бумажка с надписью: «Я до смерти люблю Оскара!» Оскар увидел надпись, хлопнул себя по колену и сказал:

– Молодец, Агдочка, молодец!

Лассе, Боссе и я захохотали во всё горло. Наконец Агда сообразила, какой сегодня день, пощупала свою спину, сорвала бумажку и бросила её в печку. Но она тоже смеялась.

Когда мы поели, мне удалось прикрепить страстной паспорт Лассе на куртку, которая висела на стуле. Он надел куртку и ничего не заметил. Мы вернулись на лесопилку, Лассе снова залез на доски с белым паспортом на спине, на котором было написано: «Я так глуп, что меня все жалеют». Ой, как мы смеялись! Ведь Лассе всегда говорил, что ещё не родился тот человек, который сумел бы прикрепить ему на спину страстной паспорт.

А в страстной четверг мы играли в пасхальных ведьм. Все нарядились в женские платья. И мальчишки тоже. Я повязала на голову Агдин клетчатый платок, надела её полосатый передник и длинную чёрную юбку. А кочерга служила мне лошадкой. А Лассе взял из амбара большую метлу. Я поехала в Северную усадьбу и отвезла Бритте и Анне пасхальное письмо «Старая ведьма собирается ехать на Лысую гору и желает вам весёлой Пасхи!»

Папа в это время жёг в нашем саду прошлогодние листья и мы все, пасхальные ведьмы, стали прыгать через кучки листьев, в которых тлел огонь, и играли, будто мы находимся на Лысой горе. В саду пахло весной. Когда жгут листья, всегда пахнет весной. Мы с Анной даже решили на днях пойти и посмотреть, не распустились ли уже фиалки на нашем заветном местечке за прачечной.

На Пасху папа с мамой были приглашены в гости к пастору в Большую деревню, а нам разрешили устроить яичный пир и пригласить на него Бритту, Анну и Улле. Ведь у мамы куриная ферма, так что яиц у нас предостаточно. Правда, Боссе считает, что почти все яйца несёт его Альбертина, но он ошибается.

– Тебе, наверно, кажется, что твоя Альбертина строчит яйцами, как пулемёт? – спросил у него Лассе.

Пировать мы собирались на кухне. По случаю праздника стол был накрыт синей скатертью, и мама разрешила нам взять жёлтые пасхальные тарелки. В вазе стояли берёзовые ветки. И все яйца были выкрашены в красный, жёлтый и зелёный цвет, потому что крашеные яйца гораздо вкуснее некрашеных. Мы даже написали на яйцах стихи. Например:

 
Это яйцо предназначено Анне.
Съешь его вместо оладий в сметане.
 

Придумал это стихотворение, конечно, Лассе, но Боссе оно не понравилось.

– При чём тут оладьи в сметане? – сказал он. – Нас и не собирались ими кормить.

– А откуда ты знаешь, вместо чего мы будем есть эти яйца? – возразил Лассе. – Но если хочешь, давай напишем иначе:

 
Это яйцо предназначено Анне.
Съешь его вместо котлеты в сметане.
 

Боссе и это стихотворение не понравилось. Но больше мы ничего придумать не успели. Пришли Анна, Бритта и Улле, и мы сели пировать. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше яиц. Я смогла съесть только три яйца, а вот Улле съел шесть.

– Альбертина – незаменимая курица, что бы мы без неё делали? – сказал Боссе после пира.

А потом мы стали искать пасхальные яйца с карамелью, которые мама нарочно от нас спрятала. Каждую Пасху Лассе, Боссе и я получаем от мамы с папой по большому пасхальному яйцу с карамелью. Но в этом году мама сказала, что если мы согласимся получить не такие большие яйца, как всегда, то она купит такие же яйца для Анны, Бритты и Улле. Это будет им сюрприз. Конечно, мы согласились. Мама очень ловко спрятала эти яйца в шкафу, где стояли кастрюли. Яйца были серебряные с маленькими цветочками. Такие хорошенькие! В каждом лежал цыплёнок из марципана и много карамели.

Дома никого не было. И нам разрешили лечь спать, когда мы захотим. Агда ушла куда-то с Оскаром. Мы погасили свет и стали в темноте играть в прятки. Сперва мы посчитались – эппель-пеппель-пирум-парум, – и водить выпало Боссе. Я спряталась очень хорошо: в гостиной на подоконнике за занавеской. Боссе несколько раз прошёл мимо и ничего не заметил. Но оказалось, что Бритта спряталась ещё лучше. У нас в сенях стоят папины резиновые сапоги, и над ними висит плащ, который папа надевает по утрам, когда возит молоко в Большую деревню. Бритта влезла в эти сапоги и прикрылась плащом. Боссе долго-долго не мог её найти. В конце концов мы даже зажгли свет и стали искать её все вместе. Мы кричали: «Бритта, выходи!», но она молчала и не выходила. А заглянуть за плащ никому и в голову не пришло, кто же знал, что она прячется там внутри.

– Наверно, она умерла и уже никогда нам не ответит, – сказал Улле.

Но тут из-за плаща раздался смех, и перед нами появилась живая Бритта в папиных сапогах.

Бритта предложила нам сыграть в «Кота в сапогах», ей, конечно, хотелось быть котом, но Анна сказала, что лучше пойти к дедушке и угостить его гоголем-моголем. Мы взяли стаканы, яйца и сахарный песок и побежали к дедушке. Он, как всегда, сидел в качалке перед печкой, и очень нам обрадовался. Мы уселись на полу и стали взбивать гоголь-моголь так, что брызги летели по всей комнате.

Анна сбила гоголь-моголь и для дедушки, ведь сам он почти слепой и ничего не видит. Она взбивала, а он рассказывал нам про старую жизнь. В то время дети даже не знали, что такое карамель.

Я ужасно люблю слушать, как дедушка рассказывает про старую жизнь. Подумайте только, однажды, когда дедушка был совсем маленький, на Пасху стоял такой мороз, что его папе пришлось пестиком от ступки разбить лёд в бочке с водой, стоявшей у них на кухне. Это надо же! И никаких пасхальных яиц. Бедные дети!

Как мы с Анной ходили за покупками

Лавка, где мы покупаем сахар, кофе и вообще всё, что нужно, находится в Большой деревне, рядом со школой. Мама часто просит меня зайти в лавку после уроков. Но однажды она попросила меня сходить за покупками во время весенних каникул.

День был солнечный, и я была не прочь прогуляться в Большую деревню. Я спросила у мамы:

– А что нужно купить?

Мама хотела составить список, но мы не нашли карандаша, и я сказала:

– Подумаешь, я могу и так всё запомнить!

И мама начала перечислять, что я должна купить: палочку дрожжей, кусок варёной колбасы, пакетик имбиря, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

– Дрожжи, колбаса, имбирь, анчоусы, миндаль и уксус – всё, я запомнила! – сказала я маме.

В это время к нам прибежала Анна и спросила, не пойду ли я вместе с ней в лавку.

– Ха-ха-ха! А я как раз собиралась позвать тебя! – сказала я.

На Анне была новая красная шапка с кисточкой, а в руке – корзинка. Я тоже надела новую зелёную шапку с кисточкой и взяла корзинку.

Анна должна была купить кусок мыла, пачку хрустящих хлебцев, полкилограмма кофе, килограмм рафинада, два метра резинки для продёржки и кусок варёной колбасы, так же, как я. Списка у Анны тоже не было.

Перед уходом мы поднялись к дедушке узнать, не нужно ли и ему чего-нибудь в лавке. Дедушка попросил нас купить ему леденцов и баночку камфарной мази.

Когда мы вышли за калитку, на крыльцо выбежала тётя Лиза, Уллина мама.

– Вы в лавку? – крикнула она нам.

– Да! – ответили мы.

– Мне тоже кое-что надо, – сказала она.

– Пожалуйста, мы всё купим! – сказали мы.

Тётя Лиза попросила купить ей катушку белых ниток № 40 и ванильного сахара.

– И что-то мне было нужно ещё, только никак не припомню, – сказала она, наморщив лоб.

– Наверно, кусок варёной колбасы, – сказала я.

– Верно! – обрадовалась тётя Лиза. – А как ты догадалась?

И мы с Анной отправились в лавку.

Всё-таки мы боялись чего-нибудь забыть и потому по нескольку раз перечислили друг другу всё, что нас просили купить, но потом нам это надоело. Мы шли, взявшись за руки и размахивая корзинками. Сверкало солнце, сладко, по-весеннему, пахли деревья. «И варёной колбасы, самой, самой вкусной!» – пели мы во всё горло. Так у нас получилась песня про колбасу. Мы пели её на разные лады, даже на мотив марша. А под конец мы придумали такую печальную мелодию, что чуть сами не заплакали.

– Какая грустная колбаса! – сказала Анна. – Хорошо, что мы уже пришли.

В лавке было много народу, и нам пришлось бы долго стоять в очереди, если б нас не выручил дядя Эмиль, наш лавочник. Ведь взрослые считают, что детям спешить некуда, и норовят пролезть вперёд. Но дядя Эмиль нас хорошо знает, и ему было интересно, как поживают все обитатели Бюллербю, сколько яиц мы съели на Пасху и скоро ли мы с Анной выйдем замуж.

– Ещё не скоро, – сказали мы.

– А что уважаемые барышни желают купить?

Он всегда шутит с нами и очень нам нравится. У него маленькие рыжие усики и карандаш за ухом. И он всегда угощает нас леденцами из большой банки.

Сперва Анна перечисляла всё, что просили купить её мама и дедушка, а дядя Эмиль складывал покупки в корзину. Потом настал мой черёд, и я сказала дяде Эмилю всё, что было нужно моей маме и тёте Лизе. Нам казалось, что мы ничего не забыли. На прощание дядя Эмиль угостил нас кислыми леденцами, и мы зашагали домой.

Когда мы дошли до развилки, где дорога сворачивает на Бюллербю, я спросили:

– Ты не помнишь, я купила дрожжи или нет?

Но Анна не помнила, купила ли я дрожжи, и мы стали ощупывать все пакеты в моей корзине. Дрожжей там не оказалось. Пришлось вернуться в лавку. Дядя Эмиль засмеялся, отпустил мне дрожжи и снова угостил нас кислыми леденцами. И мы ушли.

Когда мы снова подошли к развилке, Анна воскликнула:

– А камфарная мазь для дедушки!

И мы опять вернулись в лавку. Дядя Эмиль посмеялся над нами, дал нам камфарную мазь и снова угостил нас кислыми леденцами.

Когда мы в третий раз подошли к развилке, у Анны вдруг сделалось такое лицо, что мне стало её жалко.

– Лиза, – прошептала она, – а рафинад?

Мы перещупали все пакеты в наших корзинах, но рафинада там не было.

Дядя Эмиль чуть не упал за прилавок, когда вновь нас увидел. Он дал нам рафинаду и кислых леденцов.

– Наверно, мне стоит заранее принести ещё одну банку леденцов. Боюсь, этих не хватит, – сказал дядя Эмиль.

– Не надо, – сказала Анна. – Больше мы уже не придём!

Когда вдали показалась развилка, я сказала Анне:

– Давай пробежим мимо этого места, иначе мы опять что-нибудь вспомним.

И мы пробежали мимо развилки.

– Это ты хорошо придумала, – сказала Анна.

Наконец-то мы были уже почти дома. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинами. Но не очень сильно, чтобы ничего не потерять. Сверкало солнце. В лесу пахло по-весеннему сладко.

– Давай споём про колбасу, – предложила Анна.

Нам так нравилась эта песня, что Анна решила обязательно спеть её в школе. Мы распевали во всё горло, поднимаясь к Бюллербю: «И варёной колбасы, самой, самой вкусной!»

Вдруг Анна остановилась.

– Лиза! – с ужасом закричала она. – Мы забыли купить колбасу!

Мы опустились на обочину и долго-долго молчали.

Наконец Анна сказала:

– Не понимаю, зачем люди придумали колбасу? Неужели нельзя вместо колбасы есть сосиски?

– Зря мы пробежали мимо развилки, – вздохнула я.

Пришлось нам повернуть назад. Больше мы не пели. Мы шли, и шли, и шли. Анна сказала, что песня про колбасу, пожалуй, не подходит для школы.

– Да, – согласилась я, – глупая песня. Она вообще никуда не годится.

Когда дядя Эмиль увидел нас, он схватился за голову и побежал за новой банкой леденцов. Но мы от них отказались, теперь мы даже смотреть на них не могли.

– Три куска варёной колбасы, – сказала я.

– Даже за самой лучшей варёной колбасой не стоит столько ходить, – проворчала Анна.

И мы поплелись домой. На развилке Анна оглянулась и сказала:

– А вон едет мельник Юхан на своей Буланке.

Мельница Юхана находится ещё дальше, за Бюллербю.

– Пожалуйста, подвезите нас! – попросили мы Юхана, когда он поравнялся с нами.

– Садитесь, – сказал Юхан.

Мы забрались в телегу позади Юхана, и он довёз нас до самого дома.

Я стала напевать песню про колбасу, но Анна сказала:

– Если ты сейчас же не замолчишь, я столкну тебя с телеги!

Когда я пришла домой, мама спросила:

– Почему вы так долго?

– Столько колбасы быстро не купишь, – ответила я.

Мама выложила покупки на стол и похвалила меня:

– Вот молодчина, ничего не забыла!