Текст книги "Дети с улицы Бузотеров"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

МЫ ЕДЕМ К БАБУШКЕ И ДЕДУШКЕ

Когда наступает лето, мы с мамой едем к бабушке и дедушке за город. Папа тоже приезжает туда, когда у него отпуск. К бабушке мы едем поездом, потому что мама не умеет водить машину.

– В поезде слушайтесь маму, чтобы ей не было с вами слишком трудно, – сказал папа на вокзале, когда мы нынешним летом ехали к бабушке и дедушке.

– Мы должны слушаться ее только в поезде? – спросил Юнас.

– Нет, всюду, – ответил папа.

– Ты сказал, что надо слушаться маму только в поезде, – настаивал Юнас.

Но тут как раз поезд тронулся, так что папа успел только помахать нам рукой, а мы тоже махали ему и кричали: «До свидания!»

Мы ехали почти что в отдельном маленьком купе. С нами ехал еще один старый дяденька – единственный, кто там еще поместился. Лотта взяла с собой Бамсе, а я – свою самую большую куклу, которую зовут Мауд Ивонн Марлен.

У этого дяденьки была на подбородке бородавка, и когда он вышел постоять немного у окна в коридоре, Лотта очень громко шепнула маме:

– У этого дяденьки бородавка на подбородке.

– Тихо, – шепнула в ответ мама, – он может услышать.

Тут Лотта очень удивилась и сказала:

– А разве он сам не знает, что у него на подбородке бородавка?

Потом пришел проводник и проверил билеты. Билеты были только у мамы и Юнаса, потому что мы с Лоттой ездим пока бесплатно.

– Сколько лет этой маленькой девочке? – спросил проводник, указывая на меня.

Я сказала, что мне скоро исполнится шесть лет. Он не спросил, сколько лет Лотте, ведь сразу видно: она слишком мала и ей никакой билет не нужен.

Но Лотта сказала:

– Мне четыре года, а маме тридцать два, а это – Бамсе.

Тут проводник засмеялся и сказал, что в этом поезде все мишки ездят бесплатно.

Мы только сперва сидели тихо и смотрели в окно, а потом нам это надоело. Мы с Юнасом пошли в коридор и зашли в чужое купе – поболтать с незнакомыми людьми. Но иногда мы возвращались к маме, чтобы она не беспокоилась. Мама без конца рассказывала сказки Лотте, чтобы она сидела смирно. Мама не позволяла Лотте выходить в коридор; ведь никогда не знаешь, что вздумается Лотте, говорит мама.

– Расскажи о козлах Брусе [1]1
  Народная сказка «Три козла Брусе, что на горное пастбище шли…» из сборника «Норвежские народные сказки» (1842) известных фольклористов Норвегии Пера Кристена Асбьёрнсена (1812–1885) и Йёргена Ингебретсена My (1813–1882).


[Закрыть], а не то я выйду в коридор, – угрожала маме Лотта.

В поезде мы ели бутерброды и пили лимонад. Внезапно Лотта сняла ломтик колбасы со своего бутерброда и прилепила его к стеклу.

Мама страшно рассердилась на нее за это и сказала:

– Ты зачем пачкаешь окно колбасой?

– А потому что она приклеивается гораздо лучше, чем фрикадельки, – сказала Лотта.

Тут мама еще сильнее рассердилась на нее. И маме пришлось долго-предолго тереть бумажной салфеткой окно, прежде чем оно стало чистым после ломтика колбасы, который приклеила Лотта.

Один раз, когда поезд остановился на станции, Юнас придумал, что нам с ним надо выйти из вагона подышать свежим воздухом. Мы не могли открыть дверь, но одна тетенька нам помогла.

– Вам в самом деле надо выйти на этой станции? – спросила она.

– Да, – сказали мы.

Потому что нам в самом деле надо было выйти, но надо было и вернуться назад.

Сойдя с поезда, мы все же добрались до самого последнего вагона и как раз перед тем, как поезд тронулся, вскочили на подножку этого последнего вагона и прошли весь состав, прежде чем оказались возле нашего собственного купе. И увидели, как мама вместе с тетенькой, что помогла нам открыть дверь вагона, разговаривают с проводником. И мама вдруг закричала:

– Остановите поезд, мои дети слезли на станции…

Но мы уже были возле нашего купе, и Юнас сказал:

– Хотя мы и снова влезли в вагон.

Тут мама заплакала, а проводник и тетенька, что помогла нам открыть дверь, стали нас ругать. Хотя зачем тетеньке ругаться, если она сама помогла нам открыть дверь?

– Сейчас же идите в купе к Лотте и с места не двигайтесь! – сказала мама.

Но Лотты в купе не было. Она исчезла. Тут мама чуть снова не заплакала, и мы все вместе пошли искать Лотту. В конце концов мы нашли ее в купе очень далеко от нашего, где она выступала перед толпой людей. Мы слушали, как она рассказывала:

– А в нашем купе едет дяденька, у которого бородавка, но он сам об этом не знает…

Тут мама крепко схватила Лотту за руку и потащила ее в наше собственное купе. И нам пришлось сидеть там тихо-претихо, потому что мама сердилась на нас и говорила, что легче углядеть за целым стадом бешеных телят, чем за нами.

И тут я подумала, что скоро увижу телят у бабушки с дедушкой. И мне стало так весело!

Когда мы приехали, бабушка с дедушкой встречали нас на веранде. А их пес, которого зовут Лукас, лаял и прыгал, а в саду пахло летом.

– Неужто это – мои маленькие золотые детки? – воскликнула бабушка.

– Да уж, это – чудные золотые детки, – сказала мама.

– Завтра утром поедете верхом на Буланке, – пообещал дедушка.

– Спуститесь со мной вниз, на гумно, и увидите котят Мурры, – сказала бабушка.

Лотта дернула бабушку за передник и спросила:

– Бабушка, а у тебя в шкафу осталось еще хоть несколько карамелек?

– О, да, вполне возможно, – ответила бабушка. – Может, у меня в шкафу еще найдется несколько маленьких карамелек.

Тут я почувствовала, что мы приехали домой, к дедушке и бабушке.

ЛОТТА ПРОИЗНОСИТ ПОЧТИ ЧТО БРАННЫЕ СЛОВА

У бабушки с дедушкой так интересно! Подумать только, на большом дереве, которое растет в саду, выстроена почти настоящая веранда. Высоко на дереве! Туда, на верхушку дерева, ведет лесенка, и если вскарабкаться по лесенке, то попадешь на веранду, и там стоит стол, а вокруг него – скамейки. И все огорожено заборчиком, чтобы не свалиться вниз. Бабушка называет эту веранду Зеленая Беседка. Изо всех мест на свете, где можно поесть, я больше всего люблю те, что на верхушке деревьев!

Как только мы проснулись в первый же день у бабушки с дедушкой, Юнас сразу же спросил:

– Бабушка, а нельзя ли нам есть только в Зеленой Беседке?

– Ой, ой, ой! – всполошилась бабушка. – А как по-твоему, что скажет Майкен, если ей придется три раза в день таскать еду по шаткой лесенке?

– Я скажу: нет и нет! – заявила Майкен.

Майкен – бабушкина прислуга, она такая добрая, но совсем не любит, когда едят на дереве.

– Но, бабушка, мы, верно, и сами можем носить нашу еду в Зеленую Беседку.

– А не то мы так рассердимся, – сказала Лотта.

Она ведь немножко дурочка, эта Лотта.

И тогда бабушка сказала: она не хочет, чтобы Лотта сердилась, и поэтому нам дадут с собой в Зеленую Беседку оладьи.

Бабушка испекла целую горку оладий и положила их вместе с пакетиком сахарного песку и баночкой джема в корзиночку; туда же она положила тарелки с вилками, бутылку молока и три жестяных кружечки. А потом мы вскарабкались в Зеленую Беседку. Первым карабкался Юнас с корзиночкой, потом поднималась я, а последней – Лотта.

– Если ты уронишь корзиночку, Юнас, я буду ужасно смеяться, – сказала Лотта.

Но Юнас не уронил корзиночку, и мы накрыли стол на верхушке дерева и поставили туда все, что принесли с собой. Потом сели на скамейки и стали есть наши оладьи, намазанные джемом и щедро посыпанные сахарным песком, и запивать все это молоком. А дерево все время шелестело! Оладий было ужасно много, и Лотта не в силах была съесть свои. И – подумать только! – она взяла тогда оладьи и развесила на ветках дерева!

– Я играю, будто оладьи – это листья! – сказала Лотта.

А оладьи качались взад-вперед, когда дул ветер, и были почти похожи на листья.

– Смотри берегись, если мама об этом узнает, – сказала я.

Но Лотта – она не обратила внимания на мои слова. Она только смотрела на свои оладьи и пела песню, которую обычно поет папа и которая начинается словами: «Привет! Как шелестит листва!»

Вскоре она опять проголодалась и тогда откусила по половинке всех оладий, так что на дереве остались висеть только их другие половинки.

– Я играю в маленькую овечку, которая пасется в лесу и ест листья, – сказала она.

Вдруг прилетела какая-то птица, и Лотта сказала ей:

– Ты, пожалуйста, ешь мои оладьи, главное, чтоб их не съели Юнас и Миа Мария.

Хотя птица оладьи вовсе не хотела; а мы с Юнасом сильно проголодались! Тогда я протянула руку к Лотте и сказала:

– Подай мне милостыню!

И тогда Лотта дала мне оладью, от которой она уже откусила. Я посыпала оладью сахарным песком и положила сверху джем. И хотя оставалась только половинка оладьи, она была очень вкусная. Юнасу тоже достались оладьи от Лотты, когда он сказал: «Подай мне милостыню!» – потому что Лотте нравится, когда хоть чуть-чуточку дурачатся. В конце концов мы съели все оладьи Лотты, и тогда она сказала:

– Теперь оладьи-листья кончились. Теперь будем есть просто зеленые листья!

И она нарвала полный кулачок зеленых листьев и потребовала, чтобы мы их ели, но Юнас и я сказали, что мы сыты.

– Ничего! Если с сахарным песком и джемом, то пойдет, – сказала Лотта.

И, посыпав зеленые листья сахарным песком и намазав их джемом, она съела листья.

– Берегись! Смотри, нет ли в листьях какого-нибудь червяка, – сказал Юнас.

– Пусть червяк сам бережется, – возразила Лотта.

«У этой малышки столько идей!» – говорит дедушка.

Подумать только! Вот, например, что случилось на следующей день в воскресенье, когда у нас на обед была салака, а потом рыбные фрикадельки, хуже которых для Лотты ничего нет. Погода была такая прекрасная, а в таких случаях бабушка с дедушкой всегда едят в саду за столом, который стоит под самым высоким деревом, какое там только есть. И все мы вместе сидели за столом – бабушка и дедушка, и мама, и Юнас, и я; однако Лотта играла с кошкой и не шла к столу, хотя мама много раз звала ее. В конце концов она пришла и, когда увидела салаку, сказала:

– Салака в воскресенье? Фи, фарао!

Тут мама так на нее рассердилась! Ведь она тысячу раз учила Лотту, что нельзя говорить «фи, фарао!», так как это чуть ли не бранные слова. И значит, «фи, фарао!» не только «фи, фарао!», но еще и «черт побери!». И мама заявила, что если Лотта еще хоть один-единственный раз скажет «фи, фарао!», она больше у бабушки с дедушкой не останется, а вернется домой в город.

И Лотте не позволили с нами обедать только потому, что она опять так сказала, и тогда она стала бегать по всему саду и непрерывно кричать, пока мы ели.

Потом ей пришлось одной сидеть за столом, но она не ела, а только кричала. Мама прогнала нас с Юнасом и сказала, чтобы мы шли играть, так как Лотте надо побыть одной, пока она снова не станет послушной девочкой-паинькой. Но мы остановились за углом и смотрели на Лотту, которая все кричала и кричала. И под конец она смолкла. Однако только потому, что ей снова пришла в голову одна из ее чудных идей. Она взяла салаку, лежавшую на тарелке, подошла к бочке под водосточной трубой и сунула салаку в воду. Тут как раз пришла мама и увидела, что она делает, а Лотта вдобавок сказала:

– Фи, фарао! Пусть салака хоть немножко поплавает!

– Лотта, помнишь, что я тебе говорила? – спросила мама.

Тогда Лотта кивнула и пошла в дом, а вскоре снова появилась со своим дорожным чемоданчиком в руке. А из чемоданчика торчал поясок, который волочился за ней следом, когда она шла. И все мы – и мама, и бабушка, и дедушка, и Юнас, и я – смотрели на Лотту, собравшуюся уезжать. Она подошла к бабушке с дедушкой, сделала им книксен и сказала:

– Я уезжаю домой к папе, потому что он гораздо добрее мамы.

Она не попрощалась ни с мамой, ни даже с Юнасом и со мной. Мы смотрели, как она идет, а следом за ней волочится поясок. Но, спустившись вниз, к калитке, она остановилась и довольно долго стояла совершенно молча. И тогда мама подошла к ней и спросила:

– Ну, малышка Лотта, ты уже не едешь?

И тогда Лотта ответила:

– Да, но… мама, не могу же я, – фи, фарао! – ехать одна в поезде!

И тогда мама взяла Лотту на руки и сказала: пожалуй, лучше Лотте остаться, потому что все мы очень огорчимся, если она уедет. И Лотта повисла на шее у мамы, и плакала, и не желала разговаривать с Юнасом и со мной, хотя мы хотели утешить ее и поцеловать.

Но вечером, когда мы легли спать, бабушка пришла к нам и стала рассказывать разные библейские истории и показывать картинки из красивой Библии. А на одной картинке был изображен некто по имени Иосиф. И бабушка сказала, что Иосиф получил красивый-прекрасивый перстень от фарао – фараона Земли Египетской.

И тогда Лотта сказала:

– Ай-ай-ай, бабушка, что ты такое только что говорила?

Но сама Лотта больше почти никогда не произносит «фи, фарао!».

У ЛОТТЫ «НЕЧИСЛИВЫЙ» ДЕНЬ

Однако почти самое занятное, что есть у бабушки с дедушкой, – это игрушечный домик, в котором играли еще мама и ее сестра Кайса, когда были маленькими. Домик красный и стоит в углу сада, и туда ведет узкая маленькая тропинка, а перед домиком лужайка, где растут маргаритки. В домике стоит белая мебель – стол, и стулья, и шкаф, а в шкафу кукольный сервиз и маленькая сковородка для оладий, и игрушечный утюжок для кукольных платьев, и маленький графин со стаканчиками для сока. В игрушечном домике живут куклы мамы и тети Кайсы. И еще там есть табуреточка, на которой сидела бабушка, когда была маленькой. Подумать только, неужели табуретки могут быть такими старыми!

Однажды, когда мы были в гостях у бабушки с дедушкой, мы играли в игрушечном домике. Мы играли в «дочки-матери». Юнас был папой, а я – мамой, а Лотта – нашей прислугой, и звали ее Майкен.

– А сейчас папа пойдет гулять с Крошкой, – тут же сказал Юнас и, взяв кукольную колясочку, в которой лежала кукла-младенец (с ней играла еще тетя Кайса), направился в сад.

– А я тогда вымою пол в кухне, – сказала Лотта.

– Не-а, сначала мы приготовим сыр, – сказала я, потому что ведь в доме распоряжалась я, поскольку была мамой.

– Никакого сыра не будет, пока я не вымою пол! – заявила Лотта.

Но тут мы с Юнасом сказали, что мы с ней не играем, раз она нас не слушается. А потом мы приготовили сыр. Когда готовят сыр, берут смородину и малину, кладут их в носовой платок, а потом выжимают сок. Из гущи же, которая остается в платке, делают маленькие круглые сыры, жутко кислые.

– Ну, можно наконец вымыть пол в кухне? – спросила Лотта.

Она взяла ведро для мытья полов и пошла в бабушкину кухню за водой, и почти всю воду из ведра вылила на пол в игрушечном домике. Затем стала тереть пол щеткой, на которую плеснула жидким мылом. Сама Лотта стала уже мокрой с головы до пят.

– Ты плаваешь или еще чем-то занимаешься? – спросил Юнас, который уже нагулялся с Крошкой в саду.

– Я мою кухню, – ответила Лотта. – Потому что кухню мыть надо, и веселее этого ничего на свете нет.

Однако нам с Юнасом пришлось вытирать пол. Сама Лотта этого делать не желала. Она только стояла рядом и смотрела.

Майкен, взаправдашняя Майкен, она обычно поет и танцует, она дрыгает ногами и поет. «Тра-раль-лян-раль-лян-лей-ле, я думаю о тебе» – вот что поет Майкен.

Лотта делала все точь-в-точь как Майкен: она дрыгала ногами и пела: «Тра-раль-лян-раль-лян-лей-ля, как брызну на тебя!» И, пропев слово «брызну!», Лотта схватила метелку, висевшую на стене в игрушечном домике, окунула ее в ведро и обрушила целый водопад брызг на нас с Юнасом, а сама что есть сил расхохоталась. Тогда мы рассердились и сказали, что раз она такая дурочка, пусть вытирает пол сама. Но Лотта только по-прежнему дрыгала ногами и распевала: «Как брызну на тебя!» От жидкого мыла пол был совершенно скользким, и, когда Лотта уже в полном неистовстве дрыгала ногами, она упала и стукнулась головой о шкаф. Бедняжка Лотта! Тут она закричала:

– И вовсе не весело играть в Майкен!

Потом она вышла в сад, чтобы вместо игры в Майкен узнать, где кошка. А мы с Юнасом играли вдвоем и приготовили шпинат из лепестков сирени, и ели сыр со шпинатом, вернее ели понарошку.

Вдруг мы услышали, как в саду кричит Лотта, и когда выглянули из окошка в сад, то увидели, что она тащит кошку за хвост, а кошка злится и царапает ее. Тогда Лотта примчалась к нам в игрушечный домик и закричала:

– Я только подержала ее за кончик хвоста, а она меня поцарапала!

Мамы с бабушкой дома не было, и мы пошли узнать, где Майкен, чтобы взять у нее пластырь для Лотты. Майкен в кухне не было. Но эта Лотта! Она забыла закрыть кран на кухне, когда брала воду, и я должна сказать, что на кухонном полу воды было в десять раз больше, чем в игрушечном домике, когда Лотта мыла пол. Юнас прошлепал по воде к крану и закрыл его, и тут как раз появилась Майкен.

Всплеснув руками, она закричала:

– Что ты делаешь, Юнас?

– Он плавает, – сказала Лотта и неудержимо расхохоталась.

Но Майкен хотела узнать, кто оставил кран открытым, и тогда Лотта сказала:

– Это сделала я!

– А почему ты это сделала? – спросила Майкен.

– Потому что у меня сегодня нечисливый день.

Когда Лотта говорит «нечисливый день», она имеет в виду несчастливый день, когда все не ладится. Мне кажется, что у Лотты почти все дни – несчастливые.

Ну и молодчина же Майкен! Она вытерла пол, и наложила Лотте пластырь, и налила нам какао, и поставила на кухонный стол булочки, и станцевала для нас, и подрыгала ногами, и спела «Тра-раль-лян-раль-лян-лей-ле, я думаю о тебе!»

Лотта съела пять булочек, и Юнас съел четыре, а я – три.

– Получается такой хороший «нечисливый» день! – сказала Лотта.

И она крепко-крепко, что есть сил, обняла Майкен и спела: «Тра-раль-лян-раль-лян-лей-ля, целую я – тебя!»

И тут же поцеловала Майкен. И Майкен сказала, что Лотта славная малышка.

ЛОТТА – РАБЫНЯ-НЕГРИТЯНКА

У нас с Юнасом и Лоттой есть кузина и кузен; они – дети тети Кайсы. Когда этим летом мы жили за городом у бабушки и дедушки, туда приехали и тетя Кайса, а с ней Анна Клара и Тотте. Анна Клара и Тотте и есть наши кузина и кузен. Анне Кларе столько же лет, сколько Юнасу, а Тотте такой же совсем новенький ребенок, как Лотта. Анна Клара, бывает, лупит Юнаса, потому что она такая сильная, и к тому же еще она такая распоряжала… И Лотте отлупить Тотте – тоже ничего не стоит, что она не раз и делала, хотя мама ей запретила.

– Почему ты бьешь Тотте, ведь он такой паинька? – спросила мама Лотту.

– Потому что он такой миленький, когда плачет, – ответила Лотта.

Тогда Лотту заставили сидеть одну в игрушечном домике, чтобы и она была паинькой. И тогда Анна Клара придумала такую игру, будто Лотта сидит в тюрьме, а мы ее спасаем.

– Сначала передадим ей тайком немного еды, – сказала Анна Клара. – Потому что в тюрьме одна только вода да хлеб.

И мы пошли в кухню и выпросили у Майкен холодных фрикаделек. Анна Клара положила фрикадельки в маленькую корзинку, в которую мы собираем ягоды. Потом Юнас и Анна Клара влезли на крышу игрушечного домика и крикнули Лотте, что мы спустим ей фрикадельки через дымовую трубу. Но тут Лотта высунула голову в окошко и спросила, почему нельзя передать их ей через окошко или дверь.

– А разве дверь не заперта? – спросила Анна Клара.

– Не-а, это не тюрьма, а просто курам на смех, – сказала Лотта. – Выкладывайте фрикадельки!

Но тут Анна Клара рассердилась на Лотту и сказала, что, когда сидят в тюрьме, фрикадельки спускают через дымовую трубу!

– Вот так-то! – заявила Анна Клара.

– Тогда спускайте! – согласилась Лотта.

У Анны Клары была привязана к корзинке длинная веревка, и она спустила корзинку через дымовую трубу. Юнас тоже помогал ей, хотя и не очень. А мы с Тотте только глазели на них снизу.

– Фрикадельки едут! – закричала из домика Лотта. – И еще – очень много сажи! – добавила она.

Тотте и я смотрели в окошко и видели, как Лотта ела фрикадельки. Но на них было очень много сажи, так что лицо и руки у Лотты совершенно почернели. Анна Клара сказала, что это просто здорово, ведь теперь Лотта – пленная рабыня-негритянка, которую мы спасаем. И Лотта еще больше перемазалась сажей, чтобы стать взаправдашней рабыней-негритянкой. Но Тотте заплакал, так как думал, что рабыни-негритянки опасны.

– Они не опасны, – сказала Анна Клара.

– Но они опасны с виду, – возразил Тотте.

И еще громче заплакал.

Довольная этим Лотта корчила страшные гримасы Тотте, а потом сказала:

– Некоторые рабыни-негритянки довольно опасны.

А потом добавила:

– Спасайте меня чичас же, потому что я хочу бегать вокруг и пугать людей. Я люблю, когда меня боятся.

И Анна Клара с Юнасом придумали, что мы спасем Лотту через окошко с задней стороны игрушечного домика. Мы притащили доску от качелей, так как Анна Клара сказала, что доска будет мостом над пропастью, которая перед тюрьмой. Мы приставили доску от качелей к окошку, и Анна Клара с Юнасом и я влезли в окошко, чтобы спасти рабыню-негритянку. Влезли все, кроме Тотте. Он только смотрел и плакал.

Когда мы оказались в игрушечном домике, Лотты там уже не было. Анна Клара ужасно рассердилась.

– Куда пропал этот ребенок? – закричала она.

– Я бежала, – сказала Лотта, когда мы наконец схватили ее.

Она сидела в кустах смородины и ела ягоды.

– Мы ведь собирались спасти тебя, – сказала Анна Клара.

– А я сама спаслась, – ответила Лотта.

– С тобой никогда не поиграешь, – заявил Юнас.

– Ха-ха, – засмеялась Лотта.

Тут пришла мама и увидела, что Лотты в игрушечном домике нет.

– Ну, ты теперь – паинька, Лотта? – спросила мама.

– Да-а-а… Хотя и черная, – сказала Лотта. Мама, наверно, тоже боялась рабынь-негритянок, потому что, всплеснув руками, она сказала:

– Боже мой, ну и вид у тебя!

И Лотте пришлось пойти в прачечную и отмываться там целых полчаса.

После полудня мы взяли с собой корзинку из-под фрикаделек и стали собирать в нее землянику. На лужайках у бабушки и дедушки так много земляники! Но ой, мы так испугались, когда собирали землянику, потому что увидели змею! Один лишь Тотте не испугался.

– Смотрите, вон – хвост без собачки! – заявил Тотте.

Ой не понял, что это не хвост, а змея.

Мы пришли домой, и Анна Клара поделила всю землянику так, что нам всем досталось совершенно поровну. Хотя Анне Кларе достались самые большие и самые спелые ягоды. Тотте и Лотта уселись на веранде со своей земляникой. И вдруг мы услыхали, что Тотте заплакал. Тетя Кайса сунула голову за дверь и спросила:

– Почему плачет Тотте?

– Он плачет потому, что ему не дают попробовать мою землянику, – ответила Лотта.

– А его собственная земляника уже вся? – спросила тетя Кайса.

– Да, – сказала Лотта, – она совсем вся. И он заплакал, когда я съела ее тоже.

Тут пришла мама, отобрала у Лотты землянику и отдала ее Тотте, а Лотта запела:

– Тра-ля-ля-гу, пойду-ка я лягу!

– Это, пожалуй, будет лучше всего, – согласилась мама. – Ты, верно, устала сегодня, Лотта?

– Вовсе нет, – сказала Лотта, – у меня столько попрыгунчиков в ногах! Но я все-таки пойду и лягу!

Правда, вечером Лотта была так добра к Тотте! Тотте хотели уложить спать совсем одного, в маленькой комнатке для гостей.

А он испугался темноты, заплакал и захотел, чтобы дверь оставили открытой. Тетя Кайса сказала:

– Но, милый Тотте, дома ведь ты никогда не боишься спать в темноте.

Тут вмешалась Лотта:

– Ты что, не понимаешь, тетя Кайса? Дома – это его собственная темнота. Ты что – не понимаешь, что он не привык к бабушкиной темноте?

И тогда Тотте уложили спать в той же самой комнате, где спали мы с Юнасом и Лоттой. И Лотта поцеловала его, подоткнула под него одеяльце и сказала:

– Теперь я спою тебе, и ты не будешь бояться.

И Лотта запели песенку, как это обычно делает мама:

 
И ангелочки Божьи кружат,
Крылья простирают.
Вокруг ребенка стоят —
Сон его охраняют.
 

– Лотта тебя охраняет, – сказала Лотта. – Она, а вовсе не рабыня-негритянка.