Текст книги "Темная половина"

Автор книги: Ашира Хаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

11. Безотказные аргументы

Эшер посмотрел на меня с интересом, но эту мысль комментировать не стал. Что было еще подозрительнее.

– Для начала постарайся пока пересекаться с ним поменьше. Он тебя не помнит, это нормально, и напоминать не надо.

– Почему?

Он снова не ответил, прислушиваясь к чему-то в доме. Честно говоря, мало что меня бесит больше, чем молчание в ответ на прямой вопрос. Но как-то так незаметно выходит, что уже второй день мало кого волнует, что меня там бесит.

Особенно начальников вампирских прайдов.

– Остальное потом, – вдруг сказал Эшер. Он сделал несколько шагов к двери, обернулся и смерил меня своим этим слишком пристальным взглядом, от которого не знаешь, куда деться:

– И хотя бы еще одну ночь проведи в подвале. Это рекомендация. А вот про Апреля – приказ.

– Люцию своему приказывайте, – пробормотала я чашке кофе, когда Эшер оборвал натянутую нить взглядов и выскользнул за дверь с тревожным выражением на лице.

За окном послышался звук двигателя. Очень мягкий, бархатный, как у самых дорогих машин. Потом еще и еще, они взревели сильнее, лязгнули ворота и звук постепенно стих. Машины я так и не увидела, хотя было любопытно.

Почему-то считается, что все долгоживущие существа очень богаты. Честно говоря, не понимаю, почему. Ну то есть, с одной стороны, можно бесконечно ставить на одни и те же номера в лотерее и победить теорию вероятностей. Или покупать маленькими порциями акции всего подряд, а через пятьдесят лет продавать удачные. Или положить деньги в швейцарский банк и забыть лет на сто. С другой – теоретически за столько лет можно научиться чему угодно. Научись хорошо петь, играть на пианино, рисовать, писать книги или хотя бы делать ремонт – и получи свои высокие гонорары. Но мне вот кажется, что при моих, скажем, нулевых способностях к бизнесу, я и за тысячу лет не научилась бы доживать до зарплаты с плюсовым балансом на счету.

А вдруг новичкам-вампирам, горцам, демонам и прочим бессмертным тварям прямо на входе выдают красивый пакетик с раздаточными материалами. Значок «Добро пожаловать в клуб Immortality», буклет «Как разбогатеть за неделю», фиджет-кубик с кнопками и колесиками, чтобы занять чем-то руки на бесконечное время и маленькая шоколадка. С мятой. А к Костику меня не пускают, чтобы я не украла буклет. Ну или шоколадку. Трудно без шоколадки с мятой, когда тебя ждет вечность.

Я фыркнула и отвернулась от окна, чтобы допить уже остывший кофе.

И уперлась в ледяной взгляд пронзительно-черных глаз неслышно севшего на место Эшера Люция.

Я на всякий случай даже проверила, не замерз ли кофе. Едва мой взгляд опустился на чашку, как Люций схватил ее и метнул в сторону раковины. Не отрывая взгляда от меня. Раздался звон и стену украсила коричневая гирлянда капель.

Я на всякий случай решила больше ни на что не смотреть. Но на Люция смотреть тоже было невозможно – его лицо искажало бешенство. Застывшее и молчаливое и оттого еще более страшное.

– Закончила завтракать? – процедил он сквозь зубы.

Я только кивнула. Человек такая зверюшка, что ко всему привыкает. Вот и я расслабилась – солнечное утро, нормальный собеседник, кофе… Забыла о том, что происходит.

– Молодец.

От его взгляда начало тошнить.

– Может быть, тебе еще круассан или омлет? Мне приготовить? – нежно-ледяным голосом поинтересовалось чудовище, поднимая брови.

Я не виновата в том, что тут же представила его у плиты. Я виновата в том, что позволила на секунду появиться улыбке.

Его руки просто лежали на столе, пальцы лишь слегка сжались, но по каменной столешнице поползла трещина.

Я вскочила:

– Пойду-ка я обратно! Здесь как-то жарко, посижу в своем подвале.

– С-с-стоять…

Я замерла. Иллюзий, что я успею сбежать и запереться изнутри в ненавистном еще час назад подвале, у меня не было. Хотя помечтать было приятно.

Поворачиваться было как-то совсем страшно и я не стала. Просто стояла на месте и затылком ощущала, как Люций идет ко мне. Шаги не было слышно, дыхания не было слышно – но каким-то образом я чувствовала каждое его медленное движение и волоски на коже вставали дыбом от ужаса. Он мог бы оказаться рядом со мной мгновенно, но прошло не меньше минуты, пока он сделал эти несколько шагов и у моего уха раздался свистящий шепот:

– У тебя в роду самоубийцы были?

– Нет, только я.

– Снова наглеешь? Есть повод?

Не говорить же ему, что тут уже куча народу от меня чего-то хочет.

– Ты обещал меня убить, если я буду плохо себя вести.

Тихий замораживающий смешок у самого уха. Ледяное дыхание.

– Я обещал вернуть тебя в обычную жизнь. Туда, где ты снова останешься со своей мечтой, которая могла сбыться – но ты отказалась. Почувствовала ее вкус, запах, дотронулась и пожила в ней и снова очутилась на берегу. На этот раз без надежды.

Меня взяли за плечи и довольно грубо развернули.

– И если ты еще раз! – Люций был не просто в гневе, он был в ярости. – Еще хоть один раз сделаешь не так, как я тебе сказал – я так и сделаю. И оставлю метку, чтобы ты каждый гребаный день помнила обо мне! Доброе утро, юный падаван, вы как раз вовремя!

Я, ошеломленная внезапной сменой тона, повернулась и увидела вошедшего на кухню Костика. Апреля. Костика. Черт.

Он смотрел на нас – Люций сжимает мои плечи, его лицо вплотную к моему, мы оба яростно взъерошены – и явно смущался. И думал всякое. И даже собирался развернуться и уйти. И это к лучшему, Эшер, как я поняла, плохого не посоветует. Но пришлось вернуться, чтобы вежливо ответить Люцию.

– Да, с добрым утром. Я тут Мари искал… Уже вижу, ее нет, – и он уже собрался уходить.

Я отчаянно ловила его движения и жесты, наплевав на сумасшедшего вампира рядом. Я все еще не верила в это все. Ни в смерть, ни в такую вечную жизнь. Я должна была убедиться, что это он, настоящий он. Вот так он сплетает пальцы, вот так откидывает челку с глаз, вот его настоящая улыбка – смущенно-теплая. Может ли быть, что он забыл меня за прошедшие пять лет? Мы были лучшими друзьями до того, как я поняла, что у меня это совсем не дружба. Вряд ли. Он не забыл бы.

Чего я не замечала, так это наблюдающих за моими реакциями адски-черных глаз. А зря. Люций снова крутанул меня в руках и толкнул в сторону Костика так, что я практически упала на него. И прокомментировал:

– У нас тут гостья, Апрель. Побудь хорошим хозяином, покажи ей дом. А Мари с Эшером уехали по делам, все равно до вечера не появятся.

Костик аккуратно отстранил меня, помогая обрести равновесие и посмотрел – как с досадой смотрят на невовремя свалившихся родственников.

– Да, конечно, – кивнул он.

– Нет, не надо! – пискнула я. И заткнулась, увидев жестокую ухмылку Люция.

Окей. Он убедительнее Эшера.

– Не бойтесь, – по-своему истолковал мои слова Костик. – Я уже умею себя контролировать.

«Уже»?!

12. В апреле

Но больше всего мне не понравилось, как ловко нас свел Люций. Где-то тут я заподозрила, что рассуждения про «похуй, не ты, так другая» – не совсем правда. Возможно, кроме меня и некому больше.

Костик по широкому коридору вышел в холл с дверью наружу, на которую я тут же хищно посмотрела. Он заметил это и извиняющимся тоном сказал:

– Дверь не заперта, но ворота открываются только из дома, и до трассы довольно далеко. И по трассе до ближайшей деревне километров двадцать.

Или он тоже читает мысли, или у меня на лице слишком хорошо все написано. Надо как-то маскироваться.

– Я вовсе не собиралась… – бормочу, а сама смотрю на него и не могу насмотреться.

В гробу он лежал очень бледный, заштукатуренный донельзя, но это и понятно. Ребята говорили – его нашли всего избитого, места живого не было. Работникам морга пришлось постараться, чтобы не хоронили в закрытом гробу. А мне тогда так хотелось еще раз увидеть его глаза…

Теперь смотри – не хочу. Светло-коричневые, цвета слабо заваренного чая. И когда на него вот так падает солнце, в них вспыхивают золотые звезды.

Я помню, мы шли весной в гости к Никите, бешено орали воробьи, вовсю звенела капель, и мы были совершенно беспричинно счастливы, болтая обо всякой ерунде. Я повернулась к нему, остановилась, чтобы что-то показать, я даже помню фразу: «Ну вот на таком расстоянии…», хотя и начисто не помню, про что это. Взяла его руки, чтобы показать расстояние и вдруг замерла, глядя на эти звезды. Почему-то до сих пор я не замечала, какие у него необычные глаза. Захотелось рассмотреть их повнимательнее. И он мне совершенно не мешал, стоял и терпеливо ждал, пока я насмотрюсь, почему-то не требуя, чтобы я закончила фразу.

И так мы простояли долго, очень долго, глядя друг на друга, пока не раздался велосипедный звонок и я не опустила глаза в землю и не выдернула у него пальцы, которые он тихонько поглаживал. И мы пошли дальше.

Но меня было уже не спасти.

Сейчас глаза первым опустил он. Светло-русые волосы упали на лицо, он отвел их до боли знакомым движением.

– В левом крыле столовая, за ней кухня, мы оттуда пришли, в правом большая гостиная и зимний сад. Пойдемте.

И он повернулся и пошел, не сомневаясь, что я последую за ним. И что мне оставалось делать? Забавно, что в моих вампирских книгах и фильмах красивыми обращенные становились, когда перевоплощались в вампиров, а до этого были вполне обычными. И всякое бла-бла про то, что вампиры идеальные хищники и охотники на людей, а люди ловятся на красоту. А судя по Костику, который кажется вот вообще не изменился, я могу закатать губу обратно. Если Люций все-таки смилостивится, жить вечность я буду в своей средних качеств тушке. Ну может быть, макияж научусь накладывать лет за сто. А может, меня в вампиры не возьмут, потому что по конкурсу не пройду.

Гостиная мне была знакома – окна, шторы, тяжелая мебель, вазы с цветами. Снова со свежими цветами. Вечером были розы, сейчас полевое разнотравье. Я кивнула, когда Костик взглядом спросил, открывать ли двери в зимний сад. Вошла и закашлялась. Там было душно и влажно, казалось в воздухе висит водяная пыль.

– Летом тут выращивают тропические растения, для которых московский климат недостаточно жаркий, а зимой переселяют некоторые деревья из сада, – сообщил Костик, предлагая жестом пройтись, но я замотала головой.

Песчаная дорожка соблазнительно уходила в глубину сада, над ней свешивались плети лиан с огромными яркими цветами и что-то едва слышно журчало, но мне было плохо от жары уже на пороге.

Костик пожал плечами и закрыл двери.

– Иногда в Москве такое лето, что сюда ходишь погреться, – улыбнулся он.

Я замерла от этой улыбки, но увидев тень тревоги на его лице, быстро отвернулась. Эшер сказал, что он меня не помнит, поэтому то, как я себя веду, выглядит слегка неадекватно. Но кто бы вел себя по-другому?

– А ты… вы давно тут живете? Мне говорили, что вы новенький, но вы так уверенно рассуждаете о годах…

– Около пяти лет, – он прошел гостиную насквозь и открыл двери на террасу. Оттуда же лестница вела наверх. – Первые десять лет вампира не считают полноценным, слишком высокая смертность. Говорят, со мной еще слишком возятся, Эшер не любит умирающих младенцев. Идемте наверх.

Я кивнула.

– На этом этаже в основном гостевые спальни, малая гостиная и тренажерный зал. В гостиной проектор и игровые приставки, хотите?

Я помотала головой. Вот еще игр мне не хватало в вампирском доме. Зачем играть в то, что происходит в реальности?

– А в тренажерном зале сейчас Доминго, он не любит, когда его отвлекают, – извиняющимся тоном произнес Костик. – Тогда на третий?

Что за безумная экскурсия. Я украдкой оглянулась, но Люция было не видно. Зачем бы он нас не послал вместе гулять по этому вампирскому гнезду, он, кажется, был уверен, что мы справимся и без его поддержки.

Я пока справлялась только с тем, чтобы не хватать Костика за руки и не пытаться его обнять и зарыдать у него на груди. Я слишком долго по нему скучала. Слишком невыносимо было знать, что нет никаких шансов еще раз его увидеть. Когда он женился, я знала, что он жив, он дышит, он счастлив и однажды… Однажды все может сложиться иначе, жизнь длинная.

– А вы что-нибудь помните из своей прежней жизни? – я не забыла предупреждение Эшера, но не могла иначе.

Мы уже поднялись на третий этаж с огромным холлом, плавно переходящим в огромный же балкон. Внутренних стен здесь не было – только тонкие изящные колонны, поддерживающие потолок. Окон тоже – они все были дверьми, которые превращали холл с балконом в единый… бальный зал?

Темно-красные квадраты паркета сменялись квадратами цвета топленого молока, тяжелые портьеры цвета запекшейся крови были собраны, впуская яркое солнце.

Опять эти чертовы звездочки в его глазах! И он смотрит на меня и хмурится, будто действительно старается припомнить что-то из своей настоящей жизни. Может быть, меня?

– Н-нет… Но Эшер говорит, память вернется, когда перестанет быть такой болезненной. Я знаю, что у меня была жена и дочь, но не помню их, – хмуро отвечает Костик.

– Вы не пытались их увидеть?

Что ж я такое делаю… Эшер меня убьет.

Хотя пусть убивает, вот Люций взбесится.

– Нет.

Он ответил слишком быстро и слишком резко, я аж задохнулась, поняв, что он соврал. Я-то его знаю. Я всегда знала, когда он врет. И он знал, что я знаю. И почему-то это нам нисколько не мешало.

Не сейчас.

– А почему вам дали такое странное имя – Апрель?

Действительно, почему? Почему тебя назвали именем моего любимого месяца в году? Того месяца, когда мы однажды сошли с ума и на секунду оторвавшись от тетрадей, в которых делали алгебру, как сейчас помню, сидя на ступеньках районной библиотеки, вдруг потянулись друг к другу. Того месяца, в котором с тех пор случалось все самое чудесное в моей жизни. Того месяца, когда ты родился…

– Просто меня обратили в апреле, ничего особенного.

…и когда умер.

13. Память

Кажется, я всхлипнула. Отвернулась, надеясь, что у него пока нет усиленного слуха, и вышла на балкон. Или террасу – она была не меньше бального зала внутри. До изящного ограждения из белого мрамора было не меньше пятнадцати шагов. Слезы застилали глаза, но я прошла эти шаги и судорожно вцепилась в холодные перила.

Костик подошел гораздо медленнее, встал рядом, задрал голову, глядя в синее небо.

– Вы ведь меня знаете, да?

Я ничего не ответила. У меня не было ни единой причины отвечать. Мне и Эшер запретил, и Люций и сама я совсем не хотела быть той, кто ему расскажет про его смерть.

Он наклонился, стараясь заглянуть мне в лицо. Каланча белобрысая. Когда мы целовались в яблоневом саду у школы, через две недели после того первого раза, ему приходилось сгибаться в три погибели, я едва доставала ему до груди.

Я вовсе не хотела продолжать это все – у Костика была девушка, а я уже привыкла к безответным влюбленностям. Но мы были друзьями, у нас были деньги всего на одну бутылку пива на двоих и мы просто слишком близко наклонились друг другу. Казалось, что он магнит, а я железная стружка – меня тянуло к нему физически, непреодолимо.

Как и сейчас.

Кажется, магнит тоже не может сопротивляться, когда к нему тянет железную стружку.

Мне почудился вкус светлого пива на его губах. Запах цветущих яблонь. Его ладони, такие большие, что когда он обнимает меня за талию, я кажусь себе тоненькой статуэткой. Соленый привкус слез – тоже как тогда. Потому что в шестнадцать целоваться с чужим парнем кажется безнадежным падением и отчаянием на грани тьмы. Его губы стали теплее, а ладони совсем горячие.

– Алинка… – вдруг выдохнул он и посмотрел мне в лицо расширившимися глазами. – А где Машка? Она должна была приехать, мне там сказали… – и его глаза стали расширяться от ужаса.

Он начал вспоминать. Мамочки, что я наделала!

– Апрель! – прогремело эхо над террасой. Я отшатнулась и из-за плеча заслонившего меня собой Костика увидела Эшера.

В гневе уравновешенные люди страшнее психов, я давно заметила. В отличие от Люция Эшер не рычал, не орал, не бросался вещами, не показывал клыки. Он просто шел, такой же спокойный, как и раньше, но в мягкой кошачьей походке появились хищные нотки, а лицо застыло, превратившись в маску. Он не торопился. Он тщательно осмотрел меня, ни единым движением или взглядом не передав никакого послания, а потом его взгляд перекинулся на Костика и тот даже отступил на шаг, чуть не наткнувшись на меня.

Со стороны лестницы спешила Мари. Вот у идеальной леди на лице было написано буквально все: страх, злость, беспокойство, досада, решимость, сочувствие. Последнее – Эшеру, который не поворачиваясь, бросил ей:

– Найди Люция.

Я кажется единственная видела как мелькнули белоснежные волосы на краю крыши, почувствовала взгляд. Мне положено, у меня метка.

– Алина, отойди от него.

С радостью, господи. Я бы еще и домой уехала. Нет? Не выйдет?

Рука Костика дернулась схватить меня, но я уже отступала к лестнице вниз. Если удастся сбежать – первым делом в родной подвал, запру дверь и что-нибудь к ней придвину. Вода есть, еда есть, выковыривать меня будете, только разобрав дом до основания.

Я уже почти дошла до лестницы и даже не смотрю, что происходит дальше на террасе, у меня свои задачи, когда ледяная ладонь зажала мне рот, а голос Люция прошептал в самое ухо тихо, почти неотличимо от моих собственных мыслей:

– Молчим и отходим.

Я не успела даже испугаться, когда вдруг поняла, что он… доволен? Я не могла понять это по голосу, так он был тих, но видимо метка работает и в обратную сторону тоже. Я не чувствую в нем обычной раздраженной злости, я чувствую торжество.

Вот я молодец, вот просто умница – помогла самому неадекватному вампиру в городе! Хотя тут конечно самое время подумать о том, как я дошла до жизни такой, что отличаю адекватных и неадекватных вампиров. Потом подумаю. Сейчас наши цели с неадекватным совпадают – максимально незаметно смыться из горячей точки.

И нам почти удается – но у лестницы стоит Макс, весь такой в черном, перстни сверкают, клыки сверкают, волосы развеваются и вообще всем своим видом показывает «Ты не пройдешь». Ну Люций, допустим, пройдет, я в него верю, а вот я и правда нет. Люций демонстративно глубоко вздыхает у меня за спиной и даже не видя его лица, я представляю, как он закатывает глаза.

– Алина, иди, – и Макс сделал мне приглашающий жест. – А тебя ищет Эш.

Еще один приглашающий жест – уже Люцию, на балкон.

Тот прошипел что-то ругательное и толкнул меня прямо на Макса. Он поймал меня и тут же направил дальше, к лестнице, замешкавшись всего на мгновение, но Люцию его хватило, чтобы взлететь под самый потолок бального зала. Макс развернулся и взмыл следом.

И уже сбегая вниз по лестнице, я услышала скрежет, вой и звуки ударов. Едва удержалась от ехидной улыбки. Ну что, белобрысенький, и на тебя найдется управа. А я пока в подвал!

14. В любой тьме есть свет

Не так уж это было легко – найти вход в подвал в этом доме. То есть примерно я помнила – тут холл, тут зимний сад, где-то внизу кухня, а проводили меня мимо гостиной, так где же в это время года в трехэтажном особняке, полном вампиров, может располагаться вход в подвал? Я понадеялась, что на кухне. Но проверить, что прячется за низкой дверью в углу не успела. За столом, где я пила кофе теперь сидела золотоволосая женщина с огромными кукольными глазами и разбирала по букетам охапки цветов. Так вот кто этим занимается. Интересно, это прислуга или кто?

– Привет, – сказала она, не глядя на меня. – Хочешь поесть нормально? Я поставила круассаны в духовку, через десять минут будут, но могу сделать тебе киш или шакшуку.

– П-п-привет.

Надо же, вторая женщина в этом дурдоме. Почему я не видела ее вечером в гостиной?

– Меня зовут Уля, я жена Эшера! – она наконец посмотрела на меня сияющими голубыми глазами.

Она выглядела как волшебная принцесса. И уж точно не Эшеру жаловаться на то, что у вампиров плохой пиар. Куда ему еще белозубых теннисисток, когда у него такая жена.

– А Мари тогда кто? – не подумав, ляпнула я. – Ой, нет, я же помню про прайд. Но не помню, как там все устроено, если честно.

– Мари главсамка, а я просто… – она пожала плечами и отложила почти собранный букет из белоснежных астр с вкраплениями мелких темных цветов, названия которых я не знала. – Я просто жена.

Она встала со стула и подошла к духовке. Простое голубое платье по колено, перевязанное на талии широкой шелковой лентой, туфельки на низком каблуке. Она выглядела как идеальная американская домохозяйка пятидесятых. Но в них всегда было что-то жутковатое, даже до «Степфордских жен», а она была такой светлой и искренней как… как весь этот дом по утрам.

– Ты тоже вампирша? – не могла не полюбопытствовать я.

– Ну конечно! – Уля достала противень с румяными круассанами и ловко стряхнула их на облитое глазурью глиняное блюдо. – Так ты будешь только круассаны?

– Да, спасибо, – я села за стол и автоматически цапнула стоящую там чашку. Уля моментально налила в нее чай.

– Не за что! – лучезарно улыбнулась она. – Мальчики всегда забывают про нужды обычных людей. Поголодать успеешь, когда тебя обратят.

Я вздрогнула.

– Этот голод… он действительно такой ужасный? – это было главным минусом бытия вампиром в моем представлении. Остальные аргументы меня не смущали: отвергнутые богом демонические создания? Я атеистка. Убивать людей плохо? Давайте вы почитаете проповеди главам государств. Проклятие вечной жизни? Пока я переделаю все дела в мире и заскучаю, люди придумают новые. Пережить родных? Да ладно, а в чем подвох? А голод…

Уля улыбнулась. Мне бы насторожиться, напрячься, задуматься о том, что такая светлая девушка в обители мрака и порока – довольно подозрительно. Но она не вызывала вообще никаких опасений. Совершенно.

– Ты когда-нибудь сидела на диете? – она рассмеялась, увидев, как я набираю воздух в легкие, чтобы сказать все, что думаю. – Ну конечно, сидела. Все девочки делают это. Так вот, поверь мне, самый страшный голод по крови не сравнится с третьим днем разгрузочной недели на кефире и яблоках. Мальчики просто никогда не терпели такие вещи добровольно, вот им и кажется, что это – невыносимая жажда. Не бойся!

Эшер точно лукавил. Пиарщика для вампиров он давно нашел. Ни один гламурный вампиризм в духе «Сумерек» не сравнится с умением этой женщины уговаривать. Если бы она предложила мне стать вампиром, а не Люций, не понадобилось бы и темных поцелуев до одури.

Но я решила проверить еще кое-что.

– А почему мне нельзя было рассказывать Апрелю о нашем знакомстве?

Я все-таки цапнула круассан и стала нервно его раскручивать, раздирая по волокнам. Безупречная улыбка Ули все-таки увяла и превратилась скорее в беспокойство.

– Ты заставила его вспомнить? – спросила она, устало садясь за стол и отпивая из второй чашки. Пахло мятой. Я сначала думала, что мята среди цветов, которые она разбирала, но теперь поняла, что это вампирша, которая пьет мятный чай. Ходячий анекдот.

Я кивнула.

– Плохо… – поежилась Уля. – Понимаешь, новенькие – они одновременно очень мощные и очень хрупкие. Они как подростки. Сила бурлит, нервы на пределе, сердце болит, а почему – непонятно. И пока они ничего не помнят, они учатся справляться с эмоциями и силой. А если напомнить – то в стремлении отомстить или даже защитить, они могут натворить дел.

– А почему нельзя было мне это нормально сказать? – разозлилась я.

– Ну посмотри на вещи здраво. Твой статус пока совершенно неясен. Это отдельная проблема с Люцием, мы с ним еще поговорим об этом. Но мы даже не уверены, что ты станешь одной из нас. Хотя я на это очень надеюсь! Ты мне понравилась, такая необычная.

И улыбка вновь расцвела на безупречно-розовых губах сказочной принцессы.

– А Люций… тоже еще молодой? – аккуратно спросила я.

И принцесса вдруг расхохоталась. Конечно, ее смех был похож на серебряные колокольчики и все такое, но смеялась Уля до слез, почти падая со стула, совершенно неприлично.

– Я смотрю, ты не скучаешь, – раздалось хриплое и злое позади меня. Даже солнце словно резко притухло. Да и Уля перестала хохотать, и взгляд ее стал тревожным.

Помянешь дьявола, и вот он.

Я обернулась и вздрогнула: видок у Люция был неважный. Белоснежные волосы потускнели и свисали неаккуратными сосульками, лицо осунулось, под глазами не круги – черные пропасти, скулы проступают так, словно готовы прорезать кожу. И руки такие же – кости скелета едва обтянутые сухой бледной кожей.

Не знаю, что с ним делал Эшер, но то, что ничего хорошего – ясно.

– Что, нравлюсь? – скривился он. – Да уж не похож на нашу сытую прекрасную принцессу.

Надо же, у нас с ним одни и те же ассоциации на тему Ули.

– Люций! – даже когда она обижена, Уля все равно прекрасна. Словно вот-вот расплачется крупными хрустальными слезами.

– На меня не действует, ягодка, – прохрипел Люций. – Мы с моей игрушкой уезжаем.

– Нет.

Эшер проскользнул из-за спины Люция, подхватил с блюда круассан и встал позади стула Ули, положив ладонь ей на плечо. Она по-кошачьи потерлась о его ладонь, по его губам скользнула улыбка, а я смущенно отвернулась. Если бы они занялись страстным сексом на столе, я бы смущалась меньше, чем увидев такую привычную домашнюю нежность.

– И почему? – Люций зашел мне за спину и скопировал позу Эшера. Только о его ладонь я тереться не стала. Впрочем, он сам провел неприятно холодными и шершавыми пальцами по моей шее. Такое извращенное темное отражение их счастливой пары.

– Ты не в состоянии, сейчас день, у нас еще запланирован разговор, – перечислил Эш.

– Не в состоянии я чьими стараниями? – прошипели над моим ухом.

– До ночи – никуда не отпущу, – спокойно подытожил Эшер. – Иди спать. Твоей подруге я тоже дам нормальную комнату. Подвал, как ты понимаешь, потерял всякий смысл.