Текст книги "И верь в сей ладан"

Автор книги: Артур Вадалеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Его также называют «Другой», «Дубль», «Второй», – продолжила Ксения. – Его можно развить вплоть до того, что он станет твоей совершенной копией, благодаря которой ты сможешь находиться в двух местах одновременно. Например, пить чай дома и встречаться с кем-нибудь в другой стране. Наяву, понимаешь. Одновременно. Для этого надо провести колоссальную работу над собой, но для начала поверить, что такое возможно.

– Да ну, бред сивой кобылы, – отрезал Жора, но тут же спохватился, поняв, что выразился несколько оскорбительно после слов женщины. – Ну, в смысле, я хотел сказать, ерунда это все. В общем, нашей милой Ксюше больше не наливать. И Дане тоже. Это же противоречит всем законам физики и здравому смыслу!

Ксения изобразила шутливо-надменный взгляд и выдохнула сигаретный дым Жоре в лицо. Тот подыграл: набрал в легкие побольше дыма, щелкнул пальцами и затаил дыхание. Данила подавил смешок, но из ноздрей предательски надулись сопливые пузыри. Тут же шмыгнув носом, он спрятал их обратно, так что этого маленького неприглядного происшествия никто, кажется, не заметил. Что-то похожее, о чем говорила Ксения, он уже слышал, но не помнил откуда.

– Я не про копию, – возразил Данила, ощутив как сигарета запускает «вертолет». – Я изначально немного неправильно выразился. Не второе Я, а точнее другое Я что ли. «Другой», наверно, ближе всего по смыслу, хотя…

Ксения кивнула:

– У человека несколько тел. Помимо физического, которое видят все, есть еще эфирное, астральное, ментальное и другие. Всего их семь. Каждое имеет свою функцию, каждое проявляет себя по-разному, поэтому тебе может казаться это другим Я, но все же это ты. Понимаешь?

Таня и Жора громко рассмеялись.

– Ой, капец какой-то, – выдохнула Таня. – Ну, подруга, ты завернула: ты, я, вы, мы. А вроде кроме алкоголя ничего больше.

Данила начал жалеть, что поднял эту тему. Во-первых, мешали сосредоточиться насмешки равнодушных к этой теме людей – Жоры и Тани, во-вторых, Ксения будто бы не совсем понимала, о чем именно идет речь и еще больше все запутывала, а в-третьих, он сам никак не мог точно высказаться не только вслух, но даже мысленно, хотя где-то на подсознательном уровне все было кристально ясно: «Тот внутри, не энергетическая копия физического тела и мысли, а некто не поддающийся тренировке. Чужой, но как бы свой. Ты, и в тоже время не ты. Не состоящий из нескольких видов тел, а цельный, обладающий собственным разумом и волей, сидящий в тебе, как в тюрьме».

Данила потушил окурок и посмотрел на Ксению. Какая же она все-таки красивая.

– Я знаю про эти другие тела, это не то… То, о чем я хочу сказать, очень хорошо когда-то сочинил Высоцкий. Помните там про два полюса планеты, про…про балеты, другой стремиться на бега. Что-то такое.

Ксения пожала плечами:

– Не слышала, я не фанатка Высоцкого.

– Ну и ладно. А из какого именно тела состоит «дубль»? Или изо всех сразу?

Ксения задумалась, но ответить не успела: распахнулась дверь, и в кухню вошел Матвей.

– Во надымили, хоть топор вешай. У вас тут рэп-баттл? Стихи какие-то слышны.

– Да это у Дани некое второе Я проснулось, – махнув рукой, ответил Жора.

– Ого, – усмехнулся Матвей и прикурил сигарету. – Раздвоение личности что ли? Типа доктор Бэннер и Халк великолепный?

– Нет, типа доктор Джекилл и мистер Хайт, – съязвил Данила.

– Кто это? – удивился Матвей.

– Где Рома? – спросила Таня.

– Ушел.

– Как ушел? – в один голос удивились женщины.

– По-английски. Решил, что пора, оделся и ушел.

– Мог бы попрощаться, – сказала Ксения. – Он ведь русский.

– Вы же знаете его характер, – сказал Матвей. – Он д’Артаньян, а мы все пидорасы.

– Да господи, в первый раз что ли? Для Пионера это нормально. – Жора зевнул, потер глаз и посмотрел на часы. – Тоже надо скоро собираться, почти одиннадцать уже.

– На меня, наверно, обиделся, – сказал Данила. – Мы же с ним чутка поцапались, а он натура ранимая.

– Да хрен с ним. Пойдемте в комнату, – предложил Жора. – Надоело стоять.

– Меня-то подождите, – попросил Матвей.

– Лучше догоняй, – сказала Ксения. – Мы уже тут замерзли.

В комнате было заметно теплее, чем на кухне. Данила тяжело опустился в кресло. Матвей ждать себя не заставил, видимо, его поторопила жена. Жора разлил алкоголь, все чокнулись, выпили за оставшихся, за самых стойких. Эта стопка у Данилы пошла плохо, он закашлялся и приложил усилие, чтобы подавить рвотные позывы. Дело шло к окончанию застолья.

Матвей внимательно посмотрел на Данилу, угадав его настроение, и сказал:

– Не, не, не, мы пока сегодня не умрем – не разойдемся.

– Я «за», – кивнул Жора, хотя у самого глаза уже собрались в кучу. – Назло всяким беглецам.

– Да ладно вам. – Таня поставила бокал на стол. – Может ему плохо стало.

– Непохоже было, – ответил Матвей.

– Знаешь, Даня, – сказала Ксения, приблизившись к Даниле, – раз ты ощутил в себе внутренний позыв, то надо действовать. Поверь мне.

«Надеюсь, она не про тошноту», – подумал Данила.

– А что мне это даст? – спросил он.

– Облегчение.

– Ты вообще про что?

– Ты ведь хочешь быть счастливым? Да все этого хотят.

– С деньгами счастье обеспечено однозначно, а без них – пятьдесят на пятьдесят, и то вряд ли, – вклинился Матвей.

– Нет, – помотал головой Жора, – все намного проще: чтобы все были счастливы, надо убить всех несчастных.

Громче и дольше всех смеялся Матвей и в итоге чуть не упал со стула.

– Не слушай этих ущербных, – перевела дух Ксения.

– Не надо мне никакого счастья, – сказал Данила. – Просто пусть меня оставят в покое все плохие люди, нелюди эти. Пусть даже живут, хер с ними.

– Лучше оставь в покое свое эго. Когда-то надо начинать новую жизнь… – ответила Ксения, но Данила прервал ее:

– Ага, новую со старыми дырками.

Все опять рассмеялись, а Таня произнесла «фу». Данила поймал себя на мысли, что сам же дает повод перевести беседу на развод с Марией.

Отсмеявшись, Ксения отпила мартини.

– Дурак, сам-то понял, что сказал?

– Сами вы дураки. Как известно, каждый думает в меру своей испорченности, – парировал Данила. – Ну хорошо, и как мне ее начать, жизнь эту новую?

– Например, медитация, йога. Посещай семинары, мастер-классы, тренинги по духовному развитию. Было бы желание, остальное не проблема.

Данила усмехнулся. Он покосился на друзей – те о чем-то разговаривали между собой.

– Легко сказать.

Ксения удивилась:

– А в чем, собственно, трудности? Я вот если чего-нибудь захочу – сразу беру быка за рога. Ну разве я не молодец? Главное, не смотреть на все, как на непреодолимую преграду.

Данила почувствовал раздражение: и это говорит человек, который не обременен работой; который вряд ли когда-нибудь знал, что такое нужда и борьба с экзистенциальными страхами; который, при желании, может у себя на даче построить полноценный дацан для личного пользования; который живет, как у бога за пазухой. Легко писать в социальных сетях заметочки о том, что надо быть смелее, не бояться сделать шаг в неизвестность и начать новую жизнь, что есть только «сейчас», а не «потом» и прочее романтическое вдохновение, когда в заначке имеется пара миллионов, когда точно знаешь, что, если потерпишь фиаско, то есть куда вернуться и продолжить жизнь, как и раньше, а не сгинуть подобно Гогену на Таити. И очевидно, еще легче снабжать эти свои «мудрые» посты курортными фотографиями, комментируя каждую так, будто претендуешь на крылатый афоризм о смысле жизни. Уже десять тысяч залила на свою страничку. Зачем? Для кого? Покрасоваться? Позлить тех, кто не может себе это позволить? А ведь ты, как верующая, должна быть скромна и сострадательна. Опомнись, Ксения Николаевна! Конечно же, говорить все это в лицо милой женщине не хотелось, но неужели она сама не видит разницу в возможностях людей?

– Знаешь, Ксюша, – сказал Данила, – я вот прихожу уставший с работы, поем, прилягу на диван отдохнуть, и глаза сами закрываются. Иногда засыпаю незапланированно и просыпаюсь только ночью, как, например, вчера. Какие там семинары, о чем ты?

– Ну, не знаю… Надо как-то рационально использовать время и силы. Есть выходные, отпуск.

– Выходные, отпуск – куча других бытовых дел найдется. Да и семинары всякие не бесплатно же.

– Не так уж дорого они стоят.

«Что есть для тебя недорого? – подумал Данила. – Молодец ты, ничего сказать, живешь за чужой счет и в ус не дуешь. А тут от зарплаты до зарплаты маешься, даже накопить на что-то не всегда получается». Один раз Данила откладывал деньги для поездки на юг, так как назло оборвался ГРМ двигателя в автомобиле со всеми вытекающими, еще и в долг пришлось влезть; другой раз произошел скачок напряжения в квартире – сгорели холодильник, телевизор и роутер; просто зуб разболится, сразу тысяч пять, если не больше, вынь да положь.

– А ты, значит, духовно развиваешься… Есть успехи? Может третий глаз открылся? – спросил Данила.

Ксения посмотрела на него укоризненно.

– Ты думаешь это так просто? Я хотя бы стараюсь. У меня все впереди, я уверена, что на правильном пути.

Данила поспешил ее успокоить:

– Не сомневаюсь, у тебя все получится.

Разговор с Ксенией вышел, по сути, пустой. Кроме прописных истин ничего нового Данила не услышал, что подтвердило его давнюю догадку о поверхностном знании Ксенией предмета тонких материй, несмотря на ее немалый практический опыт и беседы с разными гуру. В теории все мы молодцы. Стало очевидно, что для Ксении это не более чем экзотический вид тусовки, банальное участие в модном тренде среди определенных обеспеченных слоев общества.

Минут через тридцать за Ксенией приехал муж, и она, расцеловав всех, ушла. Следом засобирался Жора, Данила тоже вызвал такси. «На ход ноги» пили трижды, хотя уже после первого раза мир перед Данилой все-таки раздвоился; после второго все закурили прямо в комнате и дружно спели «Черного ворона», а после третьего Данилу вырвало в туалете. Это было последнее, что запомнилось в тот вечер.

Глава 6

С приятным удивлением отметил, что после очередного сна ощутил прилив сил. Совсем немного, но я уже могу двигаться, хотя и осторожно, точнее вращать вокруг себя пространство как угодно. Окно еще увеличилось, и теперь передо мной будто большой телевизор на комфортном расстоянии. Изображение на экране озарило значительную часть пространства вокруг, но кроме света, тающего во тьме по мере удаления от окна, ничего не появилось. Очевидно, есть только я и ты: я здесь, ты же в окне, в своей реальности.

Правильно сказала Ксения: для начала надо поверить. Поверить и умом, и сердцем, и душой, искренне и без сомнений даже в те трудные минуты, когда обстоятельства складываются против, а впереди только тревога и безнадежность. Так истинный верующий убежден, что впереди его ждет только удача.

Ты тоже правильно понял: сижу здесь, как в тюрьме. Как благородная птица в клетке. Мне следует освободится из нее, то есть пробудиться окончательно и больше не проваливаться в сон, чтобы связь между нами не прерывалась. Так ты сможешь совершить Поступок, если отважишься бросить вызов судьбе. Вопреки предопределению человек может изменить судьбу, создать свою точку отсчета в жизни благодаря непоколебимой вере, бесконечная сила которой проявляется через меня от самого Высшего Источника. Я тот самый, кто открывает Его дары. Я твое бессмертное начало навеки вечные. Я тот единственный, кому ты всегда можешь довериться.

Бросить вызов судьбе, значит не только вмешаться в ее план, но и возможность получить Пропуск напрямую к Свободе, минуя последующие перерождения, необходимые для полноты Опыта. Пропуск – единственный Подарок в жизни, который выдается только за Поступок, ибо нет ничего величественней, чем совершить то, что будет направленно Волей наперекор установленному Порядку ради благородной цели. Пропуск дарит способность сразу после смерти сделать с моего уровня решающий рывок к Свободе, и в твоих интересах, чтобы так закончилась нынешнее воплощение – только в этом случае можно сохранить себя навсегда и наслаждаться раем лично.

Нужен Поступок, и не важно его содержание. Он способен преобразить внутренне, провести переоценку ценностей, окончательно отбросив всякую шелуху. Он вдохновляет даже тогда, когда будущее предвещает тоску и обреченность. Настоящий Поступок никогда не приводит к гибели, однако по накалу сродни подвигу, поскольку тоже включает в себя самопожертвование, после которого и освобождается место для Пропуска. Однако любое мероприятие, малое или грандиозное, не станет Поступком без меня, поскольку в нем не будет частицы Высшего Источника, того маяка, который выделяет достойного человека. Обыкновенный поступок если и обладает Силой, то его значимости все равно не хватит, чтобы наполниться Опытом – такой поступок станет лишь весомым дополнением для следующей жизни, которая окажется в распоряжении уже другого человека.

Чтобы Поступок стал самим собой необходимо совершить путешествие, поскольку оно дает необходимые навыки для главного Путешествия после Великого Окончания, когда больше не останется привязанностей к чему бы то ни было, а повсюду будет простилаться безграничный океан удивительных открытий во множестве миров. Земное путешествие – это упражнение на выносливость к преодолению расстояния, овладение самообладанием перед случайностями в дороге и одновременно способ показать свою готовность двигаться навстречу неизведанному.

Путешествие нельзя путать с поездкой, которая зачастую вынуждена только внешними обстоятельствами, а не внутренним велением, и совершается без воодушевления. Путешествию также не свойственна рутинность – одни и те же проторенные тропы давно потеряли новизну. В таких условиях не появится охота к приключениям, не воспылает сердце страстью к манящим далям, не пробудится жажда познания, а значит (на уровне куда более выше, чем мой, на уровне принадлежащий Ангелам) не запустится тонкий механизм настройки навыков. Впрочем, может случится так – и замечательно, что во время поездки без всякой надежды на Поступок и Пропуск, радость сменит безучастие, и с этой минуты прежде пустой путь станет правильным. Как солнечный свет рассеивает ночные иллюзии, так и радость высвечивает собой настоящее путешествие среди ложных.

Очень важно совершить в жизни хотя бы одно путешествие, пусть даже очень короткое, что доступно любому. Иногда достаточно только однажды отправится в путь, чтобы заявить о себе Высшему Источнику. Дорога может вести к врачу или на другой континент, вдоль реки или через горы, по тротуару или полю, к морю или в лес. Какая разница, если мы будем вместе? Ведь цель наша – найти свой счастливый случай совершить Поступок. Можно отправиться спонтанно или по расписанию, налегке или с чемоданами, под парусом или на воздушном шаре, самостоятельно или «посылкой» по турпутевке. И как бы не сложились обстоятельства, на каждом метре, с каждым вдохом и каждое мгновение – всё на пути будет способствовать удаче, когда и ветер, и солнце, и всякий новый день станут союзниками.

Я должен быть непосредственным участником путешествия. Недостаточно убедить себя в моем присутствии, ведь это не более, чем мысленный мираж, даже несмотря на долгие размышления и выведенные доказательства. Опознать меня в физическом мире несложно, я всегда ощущаюсь как потепление в животе, но иногда тревожным напряжением, чтобы предупредить об опасности. Пока я не выберусь из клетки, то смогу появляться только временно, иногда совсем на чуть-чуть, но обязательно буду возвращаться вновь – главное не забывать обо мне за множеством проблем бытовой суеты. Ко мне надо идти постоянно, пока тепло в животе не станет нормой.

Настоящий Поступок, тот, который совершен при моем участии, всегда выделяется странностью, осуждаемым безумием, легким налетом волшебства, и, кажется, будто все, что происходит в данный момент – нереально. Разве может быть иначе, если я, не присущий физическому миру, влияю на него?

Бросить вызов судьбе, совершив Поступок, имеющий отношение к путешествию – значит получить Пропуск к Свободе.

Вперед! Стремление к совершенству – вот наш удел и твое спасение.

Глава 7. Родственники

– Алё.

– Сынуля, привет. Ты еще спишь? Я тебя разбудила?

– Не, только проснулся, за минуту до твоего звонка. – Данила зевнул и приподнялся на подушке. – Как дела, ма?

– У меня все хорошо. Как ты? Не замерз?

– Да нет…

– На улице уже холодно. А в квартире тепло? Батареи горячие?

– Теплые, в квартире тоже тепло. А у тебя?

– И у меня тепло.

Еще несколько лет назад такой разговор выглядел бы примерно так:

– Да.

– Сынуля, привет. Ты еще спишь? Я тебя разбудила?

– Есть немного. Чего, ма?

– Переживаю, ты не замерз?

– Ну с чего вдруг замерз-то? Что за фантазии?

– На улице уже холодно. А в квартире тепло? Батареи горячие?

– Горячие, горячие, я в порядке. Ты за этим позвонила что ли ни свет ни заря?

С годами человек становится сентиментальней и даже от душевного эпизода в фильме может вдруг пустить слезу: остывает после бурной молодости, смотрит вокруг поумневшим взглядом и понимает, что все могло быть намного лучше. Прошлое не вернуть.

Однажды Данила пересматривал старенький семейный альбом и загляделся на мамину портретную фотографию тридцатилетней давности. На него смотрела молодая красивая женщина с добрым и уверенным взглядом: на лице ни морщинки, на голове ни одного седого волоса. Данила уже и забыл, как мама тогда выглядела. За, казалось бы, неспешным ходом времени трудно увидеть текущие изменения, пока не остановишься в определенной точке, чтобы оглянуться. Тогда отец еще был жив, а старшая сестра не вышла замуж. С тех пор мама сильно постарела, стала бабушкой, и теперь любой день может стать роковым. «Неизбежно придет тот час, когда мамин голос перестанет звучать», – подумал Данила, и сердце его дрогнуло.

Отец ушел из жизни рано – Даниле всего-то было десять лет. В памяти сохранилось только два ярких воспоминания, связанных с отцом, если не считать тягостных похорон. Первое – родом из детского сада, куда папа пришел вечером забрать сына домой, а Данила и еще двое мальчишек, дурачась, переоделись в девочек. Увидев сына в таком обличье, папа посуровел. Не было слышно, что он высказывал воспитательнице, но та как-то неуверенно оправдывалась. Помогая же Даниле переодеваться, папа его отчитывал:

– Что это тебе такое взбрело в голову? Ты мальчик, будущий мужчина, защитник родины и опора для всей семьи. У меня уже есть дочь, а ты – мой сын. Чтобы больше такого не было, понятно? Посмотри на меня и скажи, что тебе понятно.

Взгляд отца был требовательный, но любящий.

– Я понял, па, больше не буду.

Много позже Данила проникся тревогой отца, ведь в то время он мог и не знать, что помимо геев существуют еще трансгендеры. И если бы отец не заявил тогда свой решительный протест, неизвестно что отложилось бы в подсознании ребенка и как бы это потом вылезло наружу. Данила давно понял, что «голубых» в мире немало, но только на четвертом десятке осознал, как их, на самом деле, много. А они считают, что это нормально. «Если тебе очень нравится какой-то мужчина, – рассуждал как-то Данила, глядя в потолок, – можно просто дружить. И не надо более глубоких отношений, тем более с практической точки зрения это непродуктивно и бессмысленно, хотя, возможно, кому-то в кайф. Тьфу».

Второе хорошо запомнившееся событие произошло незадолго до смерти отца. Папа вернулся после двухмесячной командировки, уставший, небритый, с отпущенными усами и взлохмаченной головой. Он зашел в квартиру с сумкой на плече и, увидев всю семью, собравшуюся перед дверью при звуке открывающегося замка, широко разулыбался. Первым кинулся к отцу радостный Данила, обнял его и почувствовал, как от папиной одежды пахнет бензином и еще чем-то автомобильным. Позже, после праздничного ужина, вся семья собралась за столом в гостиной, и папа вывалил из сумки целую кучу денег, заработанных им за тысячи километров от дома. Мама, Данила и сестра весело считали разноцветные купюры, складывая их по разным стопкам, а отец, вытянув ноги, небрежно сидел в кресле и довольный собой рассказывал о том, как по всем скучал, как ему жилось и работалось в командировке. Тот летний день был для Данилы одним из самых счастливых в детстве. Осенью папы не стало – погиб в ДТП.

Через два года мама снова вышла замуж. Отчим, Вадим Степанович, был неплохим человеком, однако ничем особым не запомнился. Он любил и маму, и пасынка и падчерицу, но ни Данила, ни тем более сестра ни разу не назвали отчима «папой», хотя, похоже, ему было бы приятно это услышать. Однако они уже были не маленькие, чтобы настолько забыть отца. Время шло, на небе солнце сменяло луну, гасли и загорались звезды. Когда Данила служил в армии, скоропостижно скончался Вадим Степанович, его буквально за три месяца сожрал «рак». С тех пор мама решила, что отныне будет одна, никто ей больше не нужен, кроме детей, слава богу, уже ставшие к этому времени взрослыми. Вдобавок появилась и радость – дочь родила ей внука, которого назвали, как и деда, Сергеем.

На сегодня мама пригласила в гости; она решила запечь гуся, которого привезла ей из деревни подруга. Приедет сестра, племянник и, возможно, зять. Причина ужина была понятна без слов – маме хотелось в очередной раз увидеть милых сердцу людей. Лично для Данилы не надо было и поводов ни в виде аппетитных блюд или празднеств каких-нибудь, он и так бы приехал, если мама заскучает и просто захочет посмотреть на него. Она уже тринадцать лет жила в своей квартире одна.

Дорога была не столь длинная, как к Матвею. У выхода из метро располагался цветочный магазинчик, и Данила решил купить гербер; затем он подумал с минуту, помялся и купил еще хризантем для сестры. С опустевшим кошельком он направился во двор, размышляя о цветочной мафии и неоправданно завышенных ценах на ее товар.

В квартире вкусно пахло едой. Мама была одета по-домашнему – в халате. Увидев перед собой букет, она просияла:

– О, мои любимые! Спасибо, мой хороший, дай я тебя обниму.

Данила вспомнил старую фотографию и, пожалуй, только сейчас, прижав маму к себе, обратил внимание на то, что она стала еще и как будто-то ниже ростом. «Господи, – подумал Данила, – наступит тот час, когда я не только больше не услышу ее, но и не смогу обнять».

– Это для дочери? Давай отнесу.

– Да, чтобы ей не было обидно. Держи. Они еще не пришли?

– Нет. Должны скоро, час назад созванивались, они выходили из дома.

– Полным составом?

– Без зятя. У него вчера температура поднялась, дохает. Пусть лечится, нечего нас заражать.

– Правильно, нам больше достанется.

– Еще как достанется, гусь такой большой оказался, видать от души кормили. – Мама подала вешалку. – Ну, раздевайся, мой руки.

Квадратный стол был сервирован тарелками, вилками, ножами, стаканами, бокалами – всего на четыре персоны.

– Фрукты и салатик в холодильнике, я так понимаю? – спросил Данила, радостно потирая руки.

– И бутылка красного вина охлаждается там, – сказала мама, нежно глядя то на цветы, то на сына.

– Вау. А где гусь? Пахнет, а не видно.

– В духовке доходит. Сынуля, я пока быстро душ приму, а ты откроешь дверь, если я еще не выйду?

– Да, конечно, иди.

Оставшись один, Данила взял пульт и принялся переключать каналы телевизора. Мелькнули песни, новости, танцы, мультфильмы, черно-белый советский фильм, ток-шоу, глупая американская комедия, что-то про насекомых – ничего интересного. От нечего делать Данила приблизился к духовке, включил в ней внутренний свет. На противне кверху брюхом, окруженный золотистым картофелем, морковью и луком, красиво румянился гусь. Его ноги и крылья были стянуты ниткой, а из тушки выпирало сморщившиеся яблоко. Даже через закрытую дверцу отчетливо слышался дурманящий запах запекающейся птицы.

«Крылья такие длинные, – отчего то подумал Данила. – Большие и бесполезные. Домашние, вроде, не летают. Угодил ты, парень, в передрягу. Жил, никого не трогал, ел такой, спал, ходил взад-вперед, гоготал чего-то там, и вот такой финал…».

Внезапно Данила вспомнил вчерашний сон и сразу все опустошилось в груди, словно мигом вышел весь воздух, а сердце заколотилось с удвоенной силой, будто изнутри кто-то застучал; одновременно с этим потеплел и живот. «Опять? Двойник? Дубль? Или как там тебя еще?», – стараясь восстановить дыхание, подумал Данила.

Прошлой ночью ему приснилось какое-то темное помещение с большой клеткой, в которой сидел белоголовый орел. Поначалу он будто бы спал, но потом открыл глаза и принялся осматриваться, при этом Даниле показалось, что птица эта ему знакома. Орел издал жалобный крик и начал с трудом поворачиваться в клетке вокруг своей оси, то и дело просовывая голову между прутьев, как если бы хотел выбраться наружу. Клетка стала медленно раскачиваться, словно была подвешена на нитях. Видимо, не найдя выхода, орел принялся непрерывно кричать с надрывом и пытаться хлопать крыльями, хотя размеры клетки не позволяли им размахнуться полностью. Орел пришел в неистовство, и вот он сжимает мощными когтями прутья, кусает, стараясь разорвать их своим загнутым клювом, мотает головой, раскачивая клетку все больше и больше. Зрелище было поистине впечатляющим. Данила вспомнил, что до него даже доносился ветерок от буйства орла, а мелкие перья разлетались в стороны. В какой-то момент клетка сдается, срывается вниз, с грохотом падает наземь и ломается, а орел, выбравшись наконец, гордо посмотрел, показалось Даниле, прямо ему в душу, взмыл с победным криком и скрылся из виду…

Данила сглотнул. Гусь по-прежнему томился в духовке, напоминая своим видом о бренности и праздности существования. Вроде пыжишься, работаешь, что-то там делаешь на благо общества, но при этом являешься всего лишь звеном в длинной цепочке изменения мира, звеном настолько ничтожным и незначительным, а цепочки вряд ли такой уж существенной, что не покидает ощущение бессмысленности жизни, которая проходит быстро и растворяет человека без остатка. И на этом все, эпитафия.

От таких мыслей Даниле сразу захотелось выпить. Мелодичная трель дверного звонка смахнула с Данилы налет меланхолии, на душе сразу стало легче и позитивней. Одновременно из ванной вышла мама и, со словами «Во, как я вовремя» открыла дверь.

На пороге стояла сестра с бутылкой белого вина в руке, а рядом довольный восемнадцатилетний племянник ростом под метр восемьдесят, на голову выше своей матери. Сергей был худощав, сестра же, напротив, располнела, поэтому рядом они смотрелись довольно комично. Данила не видел их уже с полгода и успел сильно соскучиться по ним.

После приветственного церемониала все прошли на кухню, где Данила вручил сестре букет:

– Держи, Светка, и ни в чем себе не отказывай.

Сестра искренне удивилась сюрпризу, на щеках выступил румянец.

– Ого, – сказала она, чмокнув брата. – Спасибо! В честь чего?

– Просто так.

– Даня, какой ты стал сердечный, заботливый, а ведь был хам хамом.

– Да не придумывай, – отмахнулся Данила. – Я всегда был хорошим, скажи, ма.

– Скажу!

Все расселись за столом, и под общий восторг мама достала из духовки противень с дымящимся гусем; аромат распространился на всю кухню. Данила исподлобья покосился на птицу, испытав к ней жалость.

Гусь оказался богатым на вкус, хотя мясо было жестковато, несмотря на десятичасовое маринование, как пояснила мама. Неожиданно Данила (еще совсем недавно подсознательно отождествивший себя с этой глупой птицей) принялся поедать мясо с особым, животным рвением, желая таким способом быстро и по возможности агрессивно, разделаться со своей никчемной жизнью, чтобы в кратчайшие сроки начать новую, осмысленную и стоящую, пока не поздно: как бы это не выглядело глупо, но в последнее время для него любая подобная чушь имела значение. Сестра и мама больше ели овощи, а племянник, осмелевший к совершеннолетию выпивать в открытую, с деловым видом сомелье дегустировал вино.

– Белое какое-то кислое, – морщась, сказал Сергей. – А вот красное куда приятней.

– Потому что белое – сухое, малолетний ты алкоголик, – пошутила сестра. – Подрастешь, поймешь.

Племянник, являясь типичным представителем молодежи, негромко парировал:

– Лол.

При этом выглядело все так, как если бы в тексте какой-нибудь пьесы стояла авторская ремарка – в сторону.

Наконец вдоволь наевшись, допив второй бокал вина и подавив отрыжку, Данила расположился к беседе.

– Ну что, Серега, как поживаешь? Поступил, значит, на платное. Юристом будешь?

– Ну да.

– Адвокатом или прокурором?

– Не знаю еще.

– Лично я, никогда не считал юриспруденцию, как и экономику, за науку. – Данила отпил апельсинового сока. – Психологию, кстати, тоже.

– Это почему? – удивился племянник.

– Потому что первые понапридумывали всякой всячины, что черт ногу сломит, тем самым себе работу обеспечили разруливать эти нагромождения, нужными себя сделали, хитрецы. А вторые вообще обман и надувательство громко назвали «экономический закон».

– А третьи? – спросила сестра.

– Третьи? Психология – это просто наблюдение за поведением человека с множеством выводов. Офигенная наука – полторы теории и сто пятьсот гипотез. Главное говорить с умным видом. Наука, насколько мне известно, это возможность провести эксперимент и получить однозначный результат.

– Ну, не знаю, – сказал племянник. – Ты не прав. А история?

– Тоже не наука. В ней вообще половина вранья. Кому как угодно, так и рассказывают.

Сергей вздохнул и сказал:

– История все же оперирует фактами, письменными и вещественными, археологическими находками, есть свой понятийный аппарат. Не фундаментальная наука, как физика, но все же. Юриспруденция примерно то же самое, она тесно связана с историей. Чуть ли не с первобытных племен стали появляться законы, которые постепенно множились, как люди после потопа. Не совсем наука, в классическом понимании…не знаю, как сказать… А вообще мне все равно, наука там что то или нет. Какая разница? Жиза такова, что все это есть и с этим надо разбираться. Короче, я не собираюсь становиться ученым.

Данила икнул. Как-то слишком внезапно для него племянник перестал быть малолеткой с глупыми юношескими суждениями и максималистскими взглядами. Похоже, самодовольная мысль «Неужели я был таким же дебилом» отныне стала не актуальна.

– А, ну ладно, – сказал Данила. – Не, это я к тому начал, что есть всякие кандидаты юридический наук, и так далее.

– И флаг им в руки. Вообще, я блоггером хочу быть.

– А кто это? – спросила мама.

– Это балабол, – пояснила Света. – Они в интернете обитают. Всякую ерунду рассказывают на камеру. Или показывают, как они что-то умеют делать. Красуются.

– Сразу видно – отсталый человек, – фыркнул Сергей. – Раскрученные блоггеры миллионы зарабатывают.