Текст книги "И верь в сей ладан"

Автор книги: Артур Вадалеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Артур Вадалеев
И верь в сей ладан

Моим родителям посвящается…

«У меня есть я. Мы справимся».

Часть I

Глава 1

Свой первый день Рождения я встретил один.

Инстинкт самосохранения от полного исчезновения заставляет человека оставлять о себе память в том или ином виде, чтобы оставшиеся жить вольно-невольно вспоминали о нем, чтобы сама Природа, материальная или метафизическая, хранила в себе следы его пребывания на земле. Самый доступный способ – родить ребенка, передав ему частичку себя. Также можно создать шедевр, стать персонажем учебников истории или пройти свой путь, ничего особенного не делая, и подсознательно надеяться, что через сотни лет какой-нибудь археолог раскопает твои пластиковые водительские права, опишет их, как полагается, внесет в базу данных, и ты будешь учтен.

Однако самое неприятное – это неумолимо растущее понимание, что после смерти твоя личность исчезнет субъективно, навсегда. Некому будет вспомнить прожитые годы, даже те тайные моменты, которые так никто и не узнал. Человек прячет эту мысль глубоко в себе, чтобы не вспоминать и не задумываться о ней, а если она все-таки вырывается, то старается отшутиться. Тем не менее врожденное чувство надежды, что есть после смерти некое личное продолжение – сохраняется.

Однако как со всем этим быть мне, если я не человек?

Я оказался в этом мире просто: вдруг осознал, что сегодня самый первый день. Иногда мне снились сны, значит я существовал здесь ранее, но кроме них ничего не помню. Пробуждению также способствовала теплая цветная волна, которая возникла сразу повсюду, окутала меня мелкой рябью, вспыхнула и улетучилась. Перед мной появилось небольшое светлое пятно, и в этот момент стало понятно – теперь я вижу. Похоже, сон был очень долгим, поскольку слабость одолела настолько, что я с трудом могу пошевелиться. Ничего, поправимо, бывало вовсе не просыпался, так и уходил, не открыв глаз, но в тоже время до безумия страшно задаваться вопросом, сколько уже таких пробуждений могло произойти, так и не достигнув своей Главной Цели.

Здесь довольно неуютно и мрачно: вроде родился, а как будто умер, но все же лучше такая явь, чем пустота с фрагментами сновидений. Вокруг полная темнота, что неудивительно, раз уж она является одной из двух первооснов, даже свет возникает в ней и на фоне нее, как это круглое пятно размером с полную луну на ночном небе. Это не зрительная иллюзия после вспышки. Пятно реально, существует объективно, я могу зажмуриться, отвернуться, и его не будет, однако оно единственное, что можно увидеть здесь, а значит лишь благодаря ему я не только ощущаю себя в пространстве, но и осознаю действительность.

Мне понадобилось приложить немало усилий, чтобы придвинуться к пятну поближе и получше разглядеть его. К моему удивлению оно тоже приблизилось, буквально чуть-чуть, стало немного больше, и в нем, как на экране для проектора при наведении резкости, проявились некие размытые очертания. Я пригляделся и распознал ночную природу: деревья, берег озера, дом, беседку, шум дождя и плюс шестнадцать. Что это? Был еще человек, хороший, с характерной аурой, которая в данный момент необычно пульсировала – съеживалась и расширялась, испуская при этом в пространство разноцветные брызги, привлекая невесть чье внимание из вне. Вокруг все шевелилось и угрожающе менялось, хотя злых намерений не имело, во всяком случае пока.

Потрясающе, да ведь это оно – окно в воплощение! Ну, наконец-то!

Я затаился. Что-то во всем этом было не так, совсем не так, как прежде. Ракурс очертаний в окне изменился, и я увидел со стороны…себя, свою проекцию в физическом мире, мутную, но без сомнения свою. Рядом со мной был тот самый хороший человек, и мы оба пульсировали, а все вокруг извивалось и будто «присматривалось». Тоже самое происходило и внутри какого-то дома.

А…вот значит, что за волна… Ну, здравствуйте, приятно познакомиться. Хорошо, что я уже проснулся, но мог бы и значительно раньше, если бы ты почаще прислушивался ко мне, как в последнее время – меня бы пробудили твои шаги навстречу. Ты хоть понимаешь сколько внимательных глаз смотрит на тебя сейчас? Ты даже не представляешь, куда ты вторгаешься! Это мир вещей в себе, самой их сути, мир царства разумной и слишком любопытной материи, это та область запредельного, которая может быть опасна для человека без защиты. Ладно, обошлось, могло быть и хуже.

Несмотря на увиденное, я ощутил удовлетворение, ведь, что ни говори, а главное – проснуться, снять с глаз пелену морфея, чтобы можно было, наконец, начать действовать. Всё, что происходило «до» – отодвинуть от себя подальше, как лишнее, ибо что может быть ценного в бесполезном? Нужны прозрение и подвиги – большие и маленькие, для мира и над собой, свершаемые ежедневно: только так можно что-то изменить самому, повлияв на судьбу, и времени для таких шагов не так уж много, учитывая наполовину прожитую в пустую жизнь. Время всегда очень важно.

Я проснулся уже взрослым, что не совсем справедливо, да еще в темноте и взаперти. Я ли в этом виноват? Ну, конечно, и не ты тоже, ведь ты ведать не ведал, разве что иногда замирало всё внутри, только сердце начинало чаще биться – это я ворочался во сне. В те моменты, когда я видел в сновидении явь, сильно впечатлившую тебя, я пытался заявить о себе, и если бы ты не боролся с собой тогда, как бы проявляя мужественность, а позволил бы отпустить чувства и проследовать за ними, то смог бы прийти к нечто большему, чем к новым убеждениям или прописным истинам. Весь мир мог бы стать тебе другом и открыть путь к бессмертию. Есть только одна проблема – свобода.

Ты вообразил себя свободным, мол, хочу делаю то, хочу делаю это, но ни разу не подумал о том, что вся твоя свобода заключается в необходимости выбора наиболее разумного действия в конкретное мгновение жизни, иногда с перспективой на будущее, а значит, говорить о какой-то там независимости, в принципе, не приходится. Настоящая Свобода – это тотальное отсутствие необходимости, а не возможность делать выбор, преодолевая какую-либо проблему, пусть даже незначительную, пустяковую. Разве есть в жизни ситуация, которая возникала бы без надобности? Человек пребывает в рабстве у обстоятельств, поэтому свободы не существует, но можно бросить вызов судьбе, чтобы попытаться обрести свободу вопреки и насладиться ей еще до наступления Великого Окончания.

С другой стороны, ты уже давно не ребенок, однако терзающие сомнения и страхи в правильности выбора нередко заставляли тебя действовать наугад в надежде на удачное стечение обстоятельств, и ты продолжал малодушно плыть по течению. Дело даже не в том, что далеко не всё хорошо складывалось самотеком. Ты так и не понял, что таким образом предавал саму идею Свободы, подменяя её надуманной неведомой силой, которая якобы должна сделать всё как надо, и в результате многократных повторений таких трусливых решений ты уверовал, что так и должно быть. Играя в «Орла или решку», ты отказал себе в способности делать выбор, едва не уничтожив свою волю. В непростых случая достаточно отпустить сложную ситуацию, немного выждать, посмотреть, как она начнет развиваться, и если что-то пойдет наперекосяк, обязательно вмешаться в нее, чтобы обозначить себя творцом. Только так можно противостоять предопределению.

Свобода – вот наша цель, но сперва мне надо выбраться отсюда, из этого темного карцера, а тебе – проснуться тоже и осознать, что я и есть то личное продолжение, которое остается после смерти. Я – не галлюцинация!

Глава 2. Пробуждение

Медленно и мучительно выплывал из беспокойного сна Данила. Ему снился какой-то мрачный лабиринт, из которого не было возможности выбраться, к тому же становилось все труднее дышать: видимо, нехватка воздуха и побудила к пробуждению. Данила пришел в себя ранним утром с диким похмельем и острым желанием умереть сию же минуту. Еще в состоянии близком к сонному параличу отчетливо проявилась вся гамма последствий алкогольного беспредела: ломило голову, знобило, во рту невыносимо высохло, ощущались тяжесть в животе и слабость в теле. Данила разлепил впавшие глаза и тихо захрипел.

«Вот бы здорово морса сейчас, – подумал он. – Холодненького».

Немного полежав, он попытался приподняться, но локти онемели. Тогда он решил для начала перевернуться, чтобы хоть как-то зашевелиться и заставить бегать кровь по венам. Не без труда ему все же удалось это сделать, и через несколько тяжелых секунд Данила с нечеловеческим усилием сел на диване. Кровь, действительно, забегала: боль запульсировала, став острей в висках, а на плечах ожила голова огнедышащего дракона. Помутневшим взглядом темная комната воспринималась, как склеп. Естественно, все вещи были знакомы, находились на своем месте, но выглядели они мрачно и трагично под стать лицу хозяина. Данила аккуратно встал, дотянулся до настольной лампы. Свет резанул по глазам так, что еще с минуту в них не прекращался поток темных, вызывающих тошноту пятен. Данила сощурился, мужественно стиснув зубы. Подняв с пола джинсы, он бессильно швырнул их в кресло и поволочился на кухню.

Штормило. Холодильник разнообразием не порадовал: кроме уксуса другой жидкости в нем не оказалось.

– Тебя тут хранить необязательно, – хлопнув дверцей, проворчал Данила, но тут же увидел на столе целый литр томатного сока – не морс, конечно, но хоть что-то.

Данила криво улыбнулся. Трясущимися руками, будто пораженный болезнью Паркинсона, он с трудом отвинтил неподатливую крышечку и наполнил стакан, предусмотрительно не до краев. Сок был теплым и не особо вкусным, но пился с наслаждением до последнего глотка. Живот бодро заурчал. Данила наплескал второй стакан, но успел выпить только половину, после чего бросился к унитазу, окрасив его фонтаном отвратительного паскудства. Стоя на коленях со слезами на глазах, Данила несколько минут кряду проклинал сегодняшнее утро со вчерашним вечером, который не помнил совсем.

Цитрамон! Эта мысль пришла во время умывания. Найдя нужный блистер в аптечке, Данила опять побрел на кухню, но запивать лекарство решил строго водой.

Таблетки были большими и о том, чтобы глотать их целиком, не могло быть и речи. Единственный выход – хотя бы располовинить одну, но как ни силился Данила, таблетка не ломалась, и все время выпадала из рук. Измучившись, он взял большой нож, коснулся им середины таблетки и со словами «А вот так!» надавил со всей силы. Послышался стук металла о стол, и Данила едва не потерял сознание: половина цитрамона улетела в сторону, а лезвие, вильнув, прошлось по указательному пальцу, срезав до мяса кончик ногтя. Данилу словно ударило электрошокером. Невероятно, чтобы такая маленькая ранка могла причинить столько страдания! Держа нож в побелевшем от напряжения кулаке, Данила даже не смог выматериться, зато от всей души провыл «У-у-у!». Осатанев от боли и невезения, он наполнил кружку водой, разжевал две таблетки целиком и залпом запил горькую кашицу. Отдышавшись, он пошел на перевязку, зажимая ноготь большим пальцем так, будто показывая кому-то, что всё «Окей», хотя лицо выражало отчаянное бешенство. Со второй попытки лейкопластырь аккуратно лег на фалангу пальца, после чего Данила без чувств рухнул на диван и, наконец-то, снова заснул, успев пробормотать народную мудрость про то, что утро добрым не бывает, пропади оно пропадом.

Последние два месяца Данила нередко просыпался в подобном состоянии, правда, не в таком критическом. Причиной тому был кризис в личной жизни. С тех пор как в паспорте появился штамп о разводе, алкоголь стал едва ли не единственным средством от депрессии. Произошедшая с Данилой история, казалась ему настолько ужасной и неестественной, что, порой, вообще было не понятно реально ли все вокруг? От него ушла жена с малолетним ребенком, Полиной, которой едва исполнилось полтора года. Теперь она будет расти в другой семье, даже не подозревая о существовании истинного биологического отца, и не важно, что однажды дочка назвала его папой. Так все и было задумано. Мария долго объясняла мужу, что девочке лучше не знать его совсем, потому что воспитывать ее будет новый отец. Полина быстро привыкнет к нему, а регулярное появление незнакомого дяди может негативно отразиться на детской психике. Мария так и сказала – незнакомого дяди. Учитывая возраст дочки, доводы жены звучали вполне логично и обоснованно, так что в итоге Данила, с неприятным чувством в груди, согласился отказаться от отцовства. Несколько раз он пытался написать заявление, но никак не мог унять дрожь в руках: выходило коряво, некрасиво, с ошибками, один раз на лист упала слеза. В конце концов, Данила набрал текст на ноутбуке, распечатал и махнул, не глядя, подпись, а потом долго смотрел в окно на предательский морозный вечер. А тот, другой, удочерил Полину, и стал для нее новым папой. Имущество поделили просто: Мария забрала автомобиль и дачный участок со скромным домиком, а Даниле осталась двухкомнатная квартира, которая и так была его. Весной вся эта судебная канитель, длившаяся почти четыре месяца, закончилась и настолько вымотала Данилу, что он уволился с работы, прежде чем уйти в запой: четырехнедельного отпуска явно не хватило бы, чтобы хоть как-то оправиться от такого удара и, желательно, разобраться в том, зачем нужна вся эта жизнь.

Второй раз Данила проснулся совсем в другом настроении: голова успокоилась до состояния легкого сотрясения мозга, палец саднило не сильно, живот утих, сухость во рту стала вполне терпимой. Данила также одобрил развитие современной фармакологии и, насколько это возможно, остался собой доволен. За окном уже рассвело, и косой луч солнца, проникший в комнату между штор, разделил диван примерно по диагонали – значит, около одиннадцати. Но вставать не хотелось, тем более было чем заняться. Данила зевнул и начал вспоминать, что с ним произошло накануне.

* * *

Два дня назад, вечером, он приехал на дачу к своему товарищу Ивану: доехал на рейсовом автобусе до поселка с воодушевляющим названием «Добрый путь», затем минут двадцать шел по бугристой грунтовке вдоль лесополосы, за которой скрывались домики деревенской архитектуры разной степени богатства. Весь путь занял час с небольшим, а потому не утомил. Иван, одетый в темные поношенные джинсы и серую футболку, стоял у калитки. В сгущающихся сумерках он едва выделялся на фоне кустарника зацветающей сирени. Это был худощавый, высокий двадцатисемилетний парень, с русыми, в меру длинными волосами и короткой бородкой. Рядом с ним Даниле всегда было приятно находится, правда, встречались они редко, да и познакомились только пять лет назад, смешно сказать, на похоронах. Иван был едва ли не единственным из всех друзей, кто не стал дебильно шутить про алименты, которых удалось избежать в связи с отказом от отцовства. Вынужденным отказом.

Иван принялся наигранно обниматься и приговаривать:

– Друг мой взрослый, Данилушка, сколько лет, сколько зим. – Он расплылся в улыбке. – Молодец, что приехал. Пойдем в дом, дело есть.

Последний раз Данила видел его перед запоем, в загсе, куда приехал Иван, чтобы поддержать друга, а заодно отвезти его в пивную.

В доме пахло деревом и теплой печкой. Простой интерьер и уходящая на второй этаж лестница добавляли очарование дачному уюту. Друзья сели на диван перед журнальным столиком. Иван открыл маленькую декоративную шкатулку, в которой оказались два сахарных кубика, и сделал приглашающий жест.

– Ты позвал меня поесть сахар? – вскинув брови, улыбнулся Данила.

– Это – ЛСД. Сахар пропитанный кислотой. Нас ждет необыкновенное путешествие, – сказал Иван и взял кубик. – В магазине такой не продается.

От неожиданности Данила замер, переводя удивленный взгляд с Ивана на шкатулку и обратно.

– ЛСД? – наконец, проговорил он. – Откуда?

– Подвернулся случай достать, – отмахнулся Иван и подмигнул. – Ну так как, ты со мной?

– Страшновато…ни разу не пробовал.

– Самое страшное с тобой уже произошло, и ты с этим справился, – приободрил Иван, но приглядевшись к помятому от частого пьянства лицу, добавил, – более-менее. Все когда-то происходит впервые, ты же знаешь.

– Сам-то пробовал?

– Давно.

– И как?

– Впечатляет.

Данила нервно почесал затылок и решился:

– А, ладно, давай!

– С богом, – поддержал Иван.

Сквозь сладость проступила легкая горечь, хотя Данила ожидал некой кислинки. Когда последние крупинки растворились, он спросил:

– Что теперь делать? Сколько ждать?

– Просто расслабься и жди. Минут тридцать, сорок, пятьдесят. Давно ел?

– Перед выездом перекусил немного. Часа два назад.

– Значит, скоро.

– И долго будет…эээ…действовать?

– Всю ночь, дружище, всю ночь.

Ивану позвонила жена, и он разговорился с ней, надолго выйдя в другую комнату. Данила включил телевизор и уставился в экран: начались вечерние новости. США опять в чем-то обвинили Россию с Китаем и пригрозили санкциями; в Европе очередные воины Аллаха напали с ножами на прохожих; КНДР провела еще один успешный запуск баллистической ракеты; такие-сякие арабы обвалили цену на нефть; на Украине выложили самый большой в мире трезубец из бутербродов с салом.

«А у нас все замечательно, – облокотившись на стол, подумал Данила и спрятал лицо в ладонях. – Остановите Землю, я сойду».

Испытывая нетерпение, он прошелся несколько раз по комнате, сжимая-разжимая кулаки, затем умылся в ванной и вернулся на диван. Прогноз плохой погоды прервал Иван.

– Ну, как ты? – радостно спросил он, потирая руки. – Меня уже накрывает.

Накрывало и Данилу. Тело постепенно наполнялось жаром, а вокруг становилось ярче. Новости, наконец-то, закончились. Выключив телевизор, Иван подошел к синтезатору, и через минуту из больших колонок зазвучал Goa Trance.

– Другое дело, – одобрительно сказал Иван. – Так, мне надо отойти ненадолго, постиранное белье в сарае развесить. Лиза напомнила. Не успел до твоего приезда. Пока я в состоянии это сделать.

– Помочь? Она приедет?

– Да не. На следующей неделе.

– Ну ты это…быстрей возвращайся.

– Конечно.

Иван ушел, а комнату буквально заполонила психоделическая музыка, словно обретя объем – чувства заметно обострились. Одновременно, все, что находилось в комнате, «ожило» и с постепенно возрастающей амплитудой начало двигаться и изгибаться, как под толщей неспокойной воды. Когда Данила сосредоточивался на какой-нибудь конкретной вещи, то степень ее «оживания» становилась слишком натуральной и от того пугающей, но любопытство приковывало взгляд к нереальным изменениям. Стены куда-то поползли. Акустические колонки, пульсируя, то принимали форму пузыря, то вытягивались в струну. Висевшая на крючке куртка, задергалась рывками в такт музыки, совсем как человек; в какой-то момент стало совсем не по себе от того, что куртка, как показалось, заговорила, правда, ни одного слова разобрать не удалось. Пот прошиб Данилу. Он вжался в диван, и ошарашено пробормотал:

– Охренеть. Вот это я вляпался, на всю ночь.

Наконец, вернулся Иван и разрядил обстановку. Смеясь, он рассказал, как сначала не мог прикурить гибкую сигарету, затем, как «убегало» белье, и в завершении, как чарующе шелестят листья на ветру.

– Пойдем в беседку к озеру, – предложил Иван. – Там по-настоящему волшебно.

На улице окончательно стемнело, и шел дождь. Жар быстро сменился ознобом, и Данила подумал, что так недолго заболеть. Однако, как только он уселся в беседке, тепло снова растеклось с головы до ног.

Вокруг было сказочно красиво, и тоже все извивалось. За озером чернел лес, над которым дышащее оранжевое зарево от луны, притаившейся за тучами, осветило полнеба. Данила видел, как растущие вокруг деревья и кустарники, исполняя какие-то неземные танцы, словно тянулись к нему ветвями. Немало пугало и то, что среди темной зелени мерещилось множество чьих-то ярко светящихся глаз, которые сразу исчезали, как только он пытался их разглядеть. В какую-то минуту даже пришло понимание, что он вторгся в потусторонний мир, существующий параллельно, и его, Данилу, пристально разглядывают неведомые местные создания. Весь этот фэнтезийный пейзаж дополняли обезумевшие своей громкостью звуки, которые стали отчетливо слышаться по отдельности: стучал дождь по крыше и листьям, капала вода с растений в лужи, лились потоки струй с водоотливов на землю, шумел камыш, волновалось озеро, квакали лягушки, пищали комары. Во всем этом разнообразии особенно завлекала вода, но как только Данила понимал, что прислушивание заходит слишком далеко, одергивал себя, боясь сойти с ума.

Но рядом с Иваном было не страшно, а иногда очень весело, когда заходил разговор о том о сем, хотя красиво сформулированные в уме мысли оказалось трудно произносить: некоторые слова, буквально, на выходе изо рта терялись, другие же в хаотичном порядке менялись местами так, что получалась совершенная белиберда. Впрочем, Иван не всегда был рядом, и временами Данила оставался один. Вот тогда ему и становилось по-настоящему жутко, особенно в период плато кислотного прихода. Будь то на улице или в доме Даниле каждый раз начинало казаться, что рядом находится еще кто-то: то за деревом, то в камышах, то за печкой или приоткрытой дверью, но самое страшное – за спиной. Ощущение чьего-то незримого присутствия будоражило не на шутку. Кто это, если не человек? И какие у него намерения? Данила озирался, но, конечно, никого не видел. Он понимал, что все это галлюцинация, но в тоже время был убежден, что она порождена не органами чувств. Тогда какого она рода? Откуда она взялась? И что-то подсказывало ему, что зародилась она глубоко внутри него самого. Такой вывод подкреплялся тем, что Данила начал чувствовать едва уловимое странного рода потепление в животе, которое длилось, впрочем, недолго. В конце концов, Данила поделился этим наблюдением с Иваном, чтобы узнать его мнение.

– Представляешь… Это… Когда я один…мне начинает казаться, что рядом еще кто-то есть.

Иван удивился, но неожиданно произнес:

– Так это хорошо!

Ответ рассмешил Данилу, и тревога улетучилась в тот же миг.

К утру, наконец-то, начался отходняк, в котором присутствовало мистическое умиротворение. На улице рассвело, «танцующий мир» постепенно угомонился, а загадочный преследователь растворился с первыми лучами солнца. От выкуренных сигарет стало гадко, как будто была съедена целая пепельница вонючих окурков. Хотелось чистоты и свежести, и, видимо, поэтому Данилу вырвало. От грязи тянуло избавиться не только физически, но и духовно. Он только теперь ясно осознал, что его жизнь какая-то неправильная и до того разгильдяйская, что тягостный развод с плачевным концом казался вполне логичным итогом пустого дурацкого существования. «Нельзя так, – думал Данила перед сном, пребывая в неведомом ранее блаженстве. – Это прозябание, надо что-то менять. Ведь все может быть совсем иначе. Можно отнять у человека всё, от чего-то избавиться самому, лишь бы осталась свобода, благодаря которой каждый волен делать, что угодно: хоть умереть, хоть отправиться на край света». Немало таким мыслям способствовала песня «Дорога в облака», которую включил Иван на своем синтезаторе. Прочувствовав, что она написана словно про него, охваченный одновременно радостью и печалью, Данила трижды просил друга повторить это гениальное творение группы «Браво».

Вечером приехали двое знакомых Ивана, с которыми Данила крепко напился, и все встало на свои места. Еще вспомнилась поездка в такси с прихваченной со стола бутылкой томатного сока.

И вот наступило утро.

* * *

Данила зевнул, потянулся и решительно встал с дивана: хотелось пить, принять душ и поесть.

Традиционное начало дня – развалившись в уютном кресле на лоджии с сигареткой под чашечку кофе – в этот раз не состоялось по причине отсутствия и того и другого. В карманах куртки нашлась только пустая смятая пачка, а зерна закончились еще позавчера. Впрочем, сигареты всегда плохо сочетаются с похмельем, поэтому Данила спокойно прихлебывал горячее каркаде и смотрел на улицу через распахнутую створку. Из окон его квартиры, расположенной на «счастливом» тринадцатом этаже, открывался прекрасный вид на реку. По берегам тянулся частный сектор, а ближе к горизонту начиналась уплотнительная застройка огромного города с дымящими, как паровоз, трубами ТЭЦ.

«Куда мчим? – подумал Данила. – В светлое будущее?».

Сегодня было солнечно. Жить в области, в многоэтажном доме, характерном для мегаполиса, Данилу, в целом, устраивало: вокруг много зелени, воздух чище, малолюдно, спокойно, да и есть все блага цивилизации. Правда, за развлечениями надо ездить в город, до которого рукой подать, если, конечно, на автомобиле.

Вспомнив свой старенький «Мерседес», Данила поморщился.

Из-за угла дома показался белый четырехпалубный теплоход, увозивший пассажиров в многодневное путешествие. Навигация нравилась Даниле тем, что с ее началом по реке начинали ходить разные суда всевозможных размеров, форм и назначений. И все по-своему красивые. Особенно радовали яхты. Данила видел в них символ истинной свободы; на яхте можно было хоть одному уплыть далеко от земли, на которой скопилось так много тупости и грязи, на которой уже становится трудно дышать и невыносимо жить. Вот только свобода эта стоит несколько миллионов рублей.

«Да уж, – подумал Данила. – Есть все, только плати, но прыгнуть выше средней зарплаты по стране, чтобы замахнуться на мечту, почти невозможно. Вот как специально, вашу мать! Гады всякие наворовались, за власть вцепились и не перестают же наглеть. А народ живет просто – не жирует, не голодает, в меру ворчит. Прям, золотая конфуцианская середина, оставаясь на которой о яхте можно только мечтать».

Поставив пустую кружку на подоконник, Данила вздохнул.

«Не жизнь, а говно, – начал заводиться он. – И все сука против меня! Почему? Зачем? Хотя, сам тоже хорош. Бездарность, лентяй, трус, гедонист чертов, воплощение упущенных возможностей и неиспользованных шансов. Фу, аж противно. Ни на что не способен. Ни одного стоящего дела не довел до конца. В моем возрасте люди добиваются успеха, уважения, совершают подвиги, счастливы! А я даже семью не спас. С другой стороны, сердцу этой твари не прикажешь. Или я чего-то не сделал? Не доработал где-то? Не смог найти подходящих слов? Другой бы ползал на коленях, плюнув на свою гордость, рыдал, как истеричная баба, или, наоборот, пригрозил убийством, но не позволил бы жене уйти».

С рождением Полины у Данилы оформилась конкретная цель – воспитать настоящего человека, найти и развить в нем таланты, а не оставить после себя банальную обыденность. Марии же отводилась роль, в первую очередь, сделать из дочки изысканную даму. Такие поначалу были мечты. Так можно было утешиться хотя бы тем, что после смерти не сгинешь в вечности бесследно. Теперь все потеряло смысл, и Данила не видел другой перспективы, как просто плыть по течению. Жить стало невыносимо скучно, не то что раньше, когда многое интересовало, энергия хлестала через край и не было проблем куда-то там сходить или съездить, даже спонтанно.

От горьких мыслей снова захотелось выпить.

«Что такое жопа в сущности? – подумал Данила на манер экзистенциалистов. – Это когда остается только один выход – повеситься. Или не повеситься. Какая, в сущности, разница. Все абсурд».

Потянуло в сон. Данила перешел с лоджии в комнату и следующие три часа проспал.

Потом он уныло переключал каналы телевизора, не видя ничего интересного, а когда и это надоело решил спуститься за выпивкой и сигаретами, так как больше делать было нечего; успел сходить за пятнадцать минут – магазин удобно располагался в соседнем подъезде, даже не стал переодеваться, и вышел в домашней одежде, сменив только тапочки на сандалии. К счастью, никто из знакомых не повстречался, кто мог бы задержать каким-нибудь бесполезным разговором. Впрочем, на такой случай всегда имелось несколько заготовок: в туалет хочу, или дома гости, или бульон варится и так далее. Вернувшись, Данила отложил бутылку «на потом», решив сперва поужинать, но сигарету выкурил сразу.

Он налил коньяк в пузатый бокал, когда за окном стемнело, и на небе показался острый месяц; к этому времени мерзостное ощущение похмелья прошло. Данила сделал глоток, закрыл глаза, прислушался к себе. Прекрасно! Внутренности слегка обожгло, и в груди начало расползаться доброе тепло. Отпив побольше, Данила закусил шоколадкой и вышел на лоджию покурить.

Вкусно пахло рекой вперемешку с доносившимися ароматами костра и жареного мяса – должно быть, на берегу готовили шашлык. Дул теплый ветерок, небо было звездное, в широкой ленте темной реки обильно отражались полосы света береговых фонарей. Тихо шумя, плыл теплоход, напоминающий в темноте четырехэтажный дом. Светящиеся каюты вызвали ассоциацию с множеством ярких глаз, появлявшихся на даче Ивана. Эмоции той ночи снова овладели Данилой: по большому счету, все галлюцинации и прочие эффекты отходили на второй план по сравнению с впечатляющим тайным присутствием кого-то и странным потеплением в животе. Определенно, пережитое запало в душу и породило два нехитрых вопроса: что это было и что бы это могло значить? Но в голове шумело, а мысли прыгали как мячик в порожней таре. В итоге, выкурив еще сигарету, Данила пришел к выводу, что для ответов и нескольких бутылок будет мало, а там посмотрим.