Текст книги "Мы были подонками: Закладка 2"

Автор книги: Артур Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Артур Сербин
Мы были подонками: Закладка 2

Глава 1

Утром всех свидетелей отпустили, взяли подписку о невыезде. В течение недели парней дважды вызывали к следователю. Дело начало принимать для них неприятный оборот. Их обвиняли в избиении хозяина квартиры, а тот в состоянии аффекта на фоне алкогольного опьянения применил холодное оружие – кухонный нож. Парней больше не выпустили на свободу, взяв под арест. На восьмой день они узнали, что Василий повесился на шнурке в камере. Дело было прекращено. Друзья с облегчением вздохнули: их выпустили. Откуда у Василия оказался длинный шнурок, оставалось только гадать. Тем более Игорь намекнул: я был в курсе, что примерно так и будет. Или его брат постарался, которого знали все урки в камерах, или его денежные родители. А может, и тот и те. А возможно, Ладан просто понтанулся. Так и осталось тайной.

Алексея похоронили на третий день. Друзья тогда ещё ошивались дома. Но на погребение не ходили. Игорь и Эдик не сочли нужным, так как знали Слона мало, видели всего два раза. Мансур считал себя виноватым: он должен был предугадать, на что мог оказаться способен этот тип. Всё-таки бывший мент. Да любой на его месте мог такое сотворить. Вадим не хотел встречаться с матерью Алексея, неприятно видеть её слёзы и слышать: как, что, почему? Он боялся этих вопросов.

За восемь дней Мансур и Шпана лишь один раз переговорили по телефону. Когда Артём рассказал, что с ним произошло и как выглядит, Вадим злобно проскрипел зубами и первое, что пришло на ум, промолвил:

– Надо мстить. – После чего сказал с огромной иронией в голосе, в которой сквозило ещё большее ехидство, чтобы хлеще пил и больше получал люлей. Шпана был полностью с другом согласен. Сам же Артём, когда узнал о гибели Слона, был настолько потрясён, что решил вернуться домой и устроиться работать хотя бы на месяц, чтобы спокойно уйти в армию.

Всю неделю Шпана прозябал словно в трансе. Он вернулся домой к матери, бабушка к себе. На следующий день рано встал и поехал устраиваться на завод, где ещё недавно работал Слон. Там определили, что его возьмут учеником токаря, всучили нужные бумаги и послали проходить медицинскую комиссию. Неделю Артём пропадал в поликлинике, собирая подписи врачей. У стоматолога поставили две пломбы, рассверлив в зубах кратеры. Странно, но никаких дырок в зубах Шпана не замечал. Флюорографию пришлось проходить дважды. В первый раз увидели пятно, навели паники, объявили его больным туберкулёзом. Синяки почти прошли, оставив большие жёлтые островки. Вечерами Артём брал первую попавшуюся книгу, садился на кресло возле окна и зачитывался допоздна. Ему ещё раз позвонил Вадим и сообщил, что уезжает на Байкал с матерью по её непредвиденным делам. Когда вернётся, у него будет к нему серьёзный разговор.

Мать Шпаны не могла нарадоваться. Она сходила в военкомат и попросила, чтобы сыну побыстрее прислали повестку. Из армии он придёт повзрослевшим и человеком, повторяла она. С отчимом Артём вообще не вёл никакие беседы. У них это было взаимно. Все ждали одного, чтобы он спокойно и поскорее ушёл служить.

В пятницу Шпана вышел на работу – в первый раз в первую смену. Перед его лицом поставили ящик болванок, на которые он должен нарезать резьбу с обоих концов. Чем больше сделает, тем больше получит копеек.

Вечером мать поздравила сына с первым рабочим днём в его жизни. Собрала стол. Поставила бутылку водки. Вчетвером – мать, отчим, Артём и сестра – отметили это событие. Перед сном отчим соизволил заговорить с пасынком и сказал, что правильно сделал, что пошёл на завод. Одумался. Мужик должен зарабатывать, а не быть дармоедом и не вести осёдлость на чужой шее.

Оба выходных дня Шпана просидел за телевизором. На улицу ни разу не выходил. В понедельник проснулся рано. Разбудила сестра, собиравшаяся в школу. Она попросила у него, если есть, пару сигареток. Артём посмотрел широко удивлёнными глазами: ничего себе сестрёнка даёт, такая малая, а курить начала. На что она ответила: не быть же белой вороной в классе.

– Возьми сколько нужно в кармане куртки. На вешалке, – сказал Артём. Когда сестра ушла, он пробовал уснуть, но сон прошёл. Сегодня работал во вторую смену с четырёх часов. Артём поднялся на постели, как всегда, посмотрел в окно, чтобы увидеть погоду: пасмурно, но без дождя. Он почесал затылок, широко зевнул, издав длинный скулящий звук. В туалете, сидя на толчке, слушал, как мать разговаривала сама с собой, прошла на кухню, погремела кастрюлями, вошла в ванную. Зашумели краны.

Шпана вышел из туалета, подошёл к своей куртке. Из кармана вытащил пачку, заглянул и хмыкнул: сестра выгребла половину сигарет. Достал одну, на кухне наклонился к горящей конфорке, стал прикуривать. Раздалось слабое «спсс», Артём вмиг поднял голову. Запахло палёным. Он подошёл к зеркалу в прихожей. Волосы на бровях слегка опалились. Шпана яро потёр лоб, нашёптывая ругательства. Дверь ванной открылась, вышла мать.

– Ты куришь? А ну, иди быстро на кухню, а то дым в комнату пойдёт, а там папа спит.

Артём брезгливо поморщился.

Зачем она так сказала? Ведь прекрасно знает, что он никогда не называл его папой и не признавал в этом амплуа. Видно, совсем решила, что стал паинькой, пока не свалит служить.

Мать прошла на балкон. Шпана приоткрыл дверь в комнату, где спал отчим, быстро делая затяжку за затяжкой, выдул целую сигарету в комнату и прикрыл дверь.

– Спи, папаня, – прошептал Артём. Выкинул окурок в унитаз и довольный пошёл умываться. Залез в ванную, минуту постоял и поорал под ледяным душем, после чего докрасна обтёрся полотенцем. Взбодрившись, Шпана вышел из ванной и подошёл к холодильнику. Вытащил бидон с молоком и, проливая на живот, насладился несколькими большими глотками.

Мать вернулась с балкона.

– Я смотрю вы сегодня дома? – спросил Артём.

– Да что-то приболела, взяла отгул. А отец с нынешнего дня в отпуске.

Шпану всего передёрнуло. Ему было неприятно всё это слышать. Этот никогда ранее несуществующий эвфемизм – отец, папа.

– Понятно, – сказал он и прошёл к себе в комнату, снял со стула рубашку, надел. Потом натянул джинсы, которые недавно купил и после случая в автобусе еле отстирал от крови и грязи. Слабые бурые пятна так и остались. Артём взял расчёску, фен и пошёл укладывать взрыв на голове к маленькому зеркалу над умывальником в ванной. Он недовольно лицезрел своё отражение, смачивал водой короткие волосы и гневно устанавливал ежом.

В прихожей защебетала трель звонка.

– Я открою, – быстро сказала мать и подошла к двери.

Шпана услышал, что пришли к нему и как мать сообщила, что сына нет дома.

– Как нет? – выбежал Артём. – Зачем врёшь? Дома я. – Он протиснулся к двери. За порогом ухмылялся довольный Мансур. Друзья радостно поприветствовали друг друга.

– Я сейчас, – сказал Шпана, – колёса только натяну.

– Ему сегодня на работу, – поведала мать Вадиму, пока сын обувался – яростно привязывал оторвавшийся шнурок.

– Как-нибудь сам разберусь, – огрызнулся Артём и вышел за дверь к другу, потянул за собой стальную ручку.

– Ты что так вышел? – спросил Мансур. – Давай скорее одевайся. Я тебя внизу с ребятами в машине подожду. Сегодня на свадьбу поедем.

– Ну ты дал. Вот так появляешься неожиданно, две недели не виделись. Плюс неделю по тюрягам ошивался, где-то ещё катался. И с ходу погоняешь, не даёшь опомниться. Я же на работу устроился.

– Да какая работа? – возмутился Вадим. – Ты что, опух? За копейки вкалывать. Повестка вот-вот придёт.

– Кстати, я не понял, в понедельник разве свадьбы бывают?

– Это на посёлке. Сегодня третий день гудеть будут и ещё месяц похмеляться.

– А внизу Игорь с Эдиком на своей тачке?

– Да. И Олег ещё.

– Ладно, – радостно согласился Шпана. – Я быстро. Свитер и куртку надену. – Он вернулся в квартиру. В прихожей ждала мать. Артём быстро прошёл мимо неё в комнату, достал из гардероба синий пуловер.

– Ты на завод пойдёшь? – спросила мать, сузив глаза.

– Пойду, пойду, – отмахнулся Шпана, снял с вешалки куртку. За воротник приподнял, начал проверять содержимое карманов, повернулся к матери спиной, чтобы не видела. Она с подозрением наблюдала и сильно сомневалась, что её дитятко сегодня пойдёт пахать, обливаться потом, стараться перевыполнить план, чтобы заработать лишнюю медяшку. Артём зачем-то решил переложить пачку с сигаретами из одного кармана в другой и когда вытаскивал ладонь, обронил на пол деньги. Несколько скрученных двадцатипятирублёвок упали возле ног матери. Он быстро поднял и сунул в карманы джинсов.

Сомнения улетучились. Мать поняла, что в голове сына и намёка быть не может ни о каком заводе.

– Ну-ка стой, – сказала она. – Откуда у тебя столько денег? Вы кого-то ограбили? Или воровать начал? – Она вырвала куртку из рук Шпаны и стала вытаскивать всё из карманов, швырять перед собой на пол: мелочь, бумажки, несколько купюр разного достоинства, сигареты, семечки, выкидной нож, окровавленный платок. Артём давно собирался выкинуть, но всё как-то забывал.

Мать выпучила глаза, истерично закричала:

– Ты кого-то убил?! Зарезал?! Почему у тебя платок в крови? И зачем тебе этот зэковский нож? Откуда ты его взял? Только бандюги с такими ходят. Тоже вышел на большую дорогу?

– Да. Я, может быть, и есть бандит, – ответил Шпана.

Мать поджала губы, словно до этого споткнулась на слове и забыла, как разговаривать.

– Что? – тихо переспросила она. – Так, раздевайся, никуда не пойдёшь. Я сейчас вызову милицию, пускай возьмут твоих друзей и разбираются, что вы натворили.

– Ты что, дура? – спокойным голосом спросил Артём. – Совсем с катушек съехала? Это кровь моя. Ясно? Ты же видела, когда я пришёл, у меня были синяки. Это меня побили. – Шпана собрал с пола свои вещи. Не хотел он с матерью ругаться, но, кажется, не вышло. Из комнаты появился отчим в одном трико и тапочках.

– Ты как с матерью разговариваешь? – спросил он повышенным тоном. – Если не пойдёшь на работу, можешь идти на все четыре стороны. Я не позволю в моей квартире на моей шее всяким тунеядцам ошиваться. Всё. Хватит. Мы с тобой не раз об этом толковали.

Артём опешил от такой наглости. Квартиру от завода получала мать, когда ещё был жив отец. А этого мудозвона в помине не утруждались звать.

– А это кто такой? – спросил Шпана у матери, небрежно тыкая большой палец руки в сторону. – Пусть свой рот закроет. А то несёт как из придорожного сортира.

Отчим дёрнулся в сторону Артёма и замахнулся кулаком. Шпана ждал, успел отскочить в проём на кухню. Удар пришёлся об угол стены. «Названный папой» зарычал от боли, ещё больше взбесился, кинулся на пасынка, готовый смести.

Артём схватил лежавший на столе нож и резко выставил лезвием вперёд. Отчим чуть-чуть не напоролся пузом на кухонную сталь. Мать истерично запричитала, чтобы Шпана уходил из дома. Остриё огромного лезвия касалось живота ненавистного отчима. Артём с силой сжал рукоятку обеими ладонями, держал нож на вытянутую руку. Отчим бледнел в дверном проёме на кухню, поднял пальцы на уровень головы, словно собирался сдаваться. Он боялся шелохнуться, не сводил глаз с блестящего ножа, который сам недавно сделал и очень остро наточил. И теперь раздумывал – успеет перехватить руку или лучше отскочить назад, при этом резко открыть дверь ванной, чтобы как-то защититься и преградить путь пасынку. Он не знал на что этот малый может сейчас решиться, но надеялся, что не пхнёт лезвием вперёд. От напряжения на лице выступили капли пота.

– Что, папаша? – Руки Шпаны подрагивали. – Может, сделать тебе, как там в песне поётся, дырочку в правом боку? – Артём кольнул в пупок. Отчим непроизвольно дёрнул руками, коротко отшагнул. – Тихо! – крикнул Шпана и быстро поднёс остриё лезвия к подбородку, слегка надавил. – Шелохнёшься и твои мозги обнимут кончик этого ножичка.

– Не трогай его! – заорала мать, набирая номер на телефоне. – Сейчас милиция приедет.

Артёму стало тоскливо и обидно. За короткое время родная мать собиралась его сажать – дважды. Всё никак не могут избавиться от него. А ведь он не собирался никого резать или что-либо ещё плохого делать. Сами всё затеяли. Вот так и рождают преступников, нарекая их отребьем, не замечая самих себя.

За окном на улице раздался свист. Прокричали имя Артёма.

– Вот, твоя шпана тебя зовёт, – плакала мать. – Выметайся отсюда. И чтобы духу твоего здесь больше не было. Пропадай как знаешь. Я отказываюсь от тебя. Ты мне больше не сын. Будь ты проклят!

– Всю жизнь только и делаешь, что меня проклинаешь. Освободи дорогу, – спокойным тоном сказал Артём отчиму. – И вы меня больше не увидите.

Отчим медленно отошёл к матери. Шпана подошёл к входной двери, продолжая держать вытянутую руку с ножом. Взял куртку с трельяжа, кинул нож на пол, сплюнул туда же и тихо вышел. Он сбежал на улицу вовремя. Мансур вышел из машины и собирался за ним подниматься.

– Что застрял?

– Отчим взбунтовался, пришлось осадить. Надо бы ему как-то почки опустить ниже ляжек. А?

– Хорошо. Давай оформим, – согласился Вадим. Друзья сели в машину. Артём со всеми поздоровался.

– Короче, – громко сказал Игорь, тронув «пятёрку» с места. – В общем, здесь такая тема. На свадьбу куда мы сейчас едем, невеста… я с ней три года пролазил. Седьмой, восьмой, девятый классы. Целку ей рвал. Она с нашего посёлка. Олег и Эдик её знают. – Ребята кивнули. – Потом она от меня свалила там к одному пентюху. Его мы, конечно, наказали. А с ней… все же знают моего брата, он сделал так, что её отымело половина посёлка. Мы её даже с братом вдвоём фигачили. А один раз она ужралась, мы решили её сфоткать во всяких разностях. Сейчас покажу.

– Что, правда? – обрадовался Бритый. – Давай оценим. Что раньше не говорил?

Игорь открыл бардачок, достал свёрнутый полупрозрачный пакет, через который можно смутно разглядеть наличие фотографий. Вадим взял у Игоря свёрток, развернул и стал рассматривать домашнюю порнушку. Другие с интересом и нетерпением ждали. Фотографии пошли по кругу. Все молча таращились.

– В принципе, не хилая тёлка. Да? – Ладан заглянул в фотографию, которую рассматривал Вадим.

– Угу, – отозвался Олег, качнув головой.

Игорь продолжил:

– Так вот. Мы с братом, когда не было баб, а хотелось, свободно цепляли её и пользовались. Она у нас была как ручная. Без нашего согласия ни с кем. У нас был уговор, если найдёт кого-то и захочет замуж, то скажет нам. И после отступного мы благословляем её…

Эдик и Олег громко рассмеялись.

– И отпускаем, – договорил Ладан.

– Что за отступной? – поинтересовался Шпана.

– А это – она должна прийти на одну хату. И кто там будет – сделать всем по кругу, кто что пожелает. Здесь же. При всех.

Мансур обернулся и взглянул на Артёма, потом на Игоря:

– А если вас человек двадцать? Ничего себе ты изверг. И это за то, что она тебя променяла?

Игорь не обратил внимания на последние слова.

– Больше пяти, шести человек там не бывает, – и добавил, – мужиков. Изредка наберётся с десяток. Она постепенно такая прорва стала. Ей десятком больше, десятком меньше, всё как одного.

Друзья тихо рассмеялись.

– Так главное – она никому не сказала, что замуж выходит. Брата посадили, а я как-то перестал ею пользоваться. Как женился. Даже раньше.

– Тебя жена когда дома видит? Скоро родит? – спросил Олег.

– Через три месяца. И тогда я с ней разведусь. За что боролась на то и напоролась. – Помолчав в размышлении, Ладан продолжил про невесту. – Видно, она подумала, что все забыли и с неё сойдёт. А может, оборзела. У неё жених в Горьком третий год в школе милиции учится.

Артём услышал название города, хотел сказать, что почти каждое лето туда ездил, но передумал.

– Защиту нашла, – вставил свою версию Олег, – вот и положила нечистые ляжки всем на рожу. Из тухлой грязи в свирепые князи.

– Наверное. Думает, ещё не родившийся мент её защитит. Но пока она находится в родном посёлке, ей есть чего бояться. Кинуть захотела своего первого парня. Первую любовь! – с иронией прокричал Игорь, и надавил педаль газа. – Но не тут-то было! – Он полез в боковой карман куртки, достал две фотографии.

Как всё напоминало Артёму его первую любовь, в смерти которой он косвенно, а может, и напрямую – это как посчитать – был повинен.

Бритый, когда увидел, что на них изображено, выдернул карточки из рук Ладана.

– Что ж не сказал, что ей рот распечатал? Лишил весь посёлок такого удовольствия. – Эдик протянул фотокарточки Олегу.

– Я ей матерью поклялся, что никому не расскажу. Она меня умоляла. Это получилось в последний год, когда мы дружили. На мой день рождения. Мы упились вусмерть. Она сама предложила сделать, и чтобы я сфотографировал. Это был её подарок мне. В общем-то, она думала, когда нам исполниться по восемнадцать – мы поженимся. Утром она ничего не помнила. А когда я сделал фотографии и показал, она впала в шок. Я пообещал, что никто не узнает и порвал у неё на глазах. Она успокоилась. А вот про плёнку она не подумала. Хрен ли, курица без мозгов.

– Как же теперь? – спросил Мансур. – Ты матерью поклялся, а сам показал.

– Всё это мура. Тем более клялся ей. А кто она такая? Не пойдёт же она мать мою убивать.

– И что теперь? – спросил возбуждённый Эдик. – Мы едем долг забирать?

– Да. Причём по обоюдному согласию. С каждым. Если упрётся в землю рогом, то картинки заново ей покажу и скажу, что жених сможет взять себе на вечную память, повесить в дубовые рамки и любоваться. Никуда она не денется, – заключил Ладан, – отвечаю.

– Рылом поворотит для порядочности, но разденется, – добавил Бритый.

– С тобой что произошло? – спросил Олег, повернув лицо к Артёму.

Шпана в подробностях поведал о своём происшествии.

– Кстати, Вадим, я вспомнил, где видел этого второго, маленького мужика.

– Ну и?

– Я как-то поехал…

– Не тяни, – с нетерпением перебил Мансур. – Ты скажи – мы можем его достать?

– Если только ещё там работает. Он сторож. Кооперативные дачи охраняет. У него есть ружьё.

– Всё, – решительно сказал Вадим. – Завтра поедем. Если там, изуродуем. Его ружьё ему в зад запихаем. Конечно, если ты хочешь за себя отомстить? А? – Мансур повернулся к Шпане и пристально посмотрел в лицо, сузив глаза и сжав губы в тонкую линию.

– Сам прекрасно знаешь, что не собираюсь прощать. Тем более в курсе, где найти. Но больше я бы хотел увидеть другого. Который помоложе и поздоровее. Вот кому бы я глаз выколол.

– И его найдём. Выбьем дознание у сторожа, – уверил Вадим.

– И не только дознание, – вставил Эдик, – и зубы.

Все рассмеялись: по-своему мерит.

– А подруг твоих посадим на вертолёт, – вспомнил ранее рассказанную тему Олег довольный собой. – Пусть по небу стрекочут.

– Свету не надо, – заступился Артём. – Всё-таки я к ней неравнодушен. А вот Эмму – обязательно.

– Слушайте! – встрепенулся Бритый. – Лёха жаловался, что ему там какая-то Инна нахамила. Он её девочкой назвал. Она ему, типа, где ты раньше был, когда я ею была. Лёха ей, типа, давай амбразуру на-гора. В чём проблема? Наверстаем упущенное. И она его обидела, сказала – с толстыми не вожусь. Так что в память Лёхи её тоже надо зацепить. Проверить, какая она не девочка. Раз хлещется этим, где ты был… вот мы и пришли.

– Что за девка, Артём? – спросил Ладан. – Красивая?

– Да. Очень даже.

Вадим усмехнулся:

– Любая тёлка, которая – так себе, у Шпаны – очень даже.

– Парни, давайте после свадьбы к Лёхе на кладбище заедем, – больше попросил, чем предложил Артём. – Помянем, – тихо добавил он, глубоко вздохнул, остановил взгляд на приближающемся дорожном знаке.

– Заедем, – сказал Вадим за всех. – Я всё хотел спросить, про какой вертолёт вы говорили?

– Не знаешь? – удивлённо вскрикнул Эдик. – Во даёт. Короче, один спереди, другой сзади, двое по бокам. Она у них руками отделывает. Полнейшая Камасутра. – Бритый хохотнул. – На пропеллер похоже. Вот и называется – вертушка, вертолёт.

– Конструктора. – Мансур хмыкнул, натянуто улыбнулся. Ему стало противно после разъяснений Бритого. Да и сам этот беззубый и почти белобрысый похожий на упыря недоросток малолетка вызывал у него чуть ли не анафилактический шок.

Посёлок начинался тремя возведёнными пять лет назад кирпичными пятиэтажками. Далее шли трёх и двухэтажные дома, бараки. По обочинам дорог стояли водопроводные колонки вперемежку с колодцами. Вразброс встречались частные домики. В конце посёлка, который заканчивался своеобразным тупиком и густыми лесопосадками, располагался в несколько рядов частный сектор. Не доезжая пятьдесят метров, Игорь вывернул руль направо, и «пятёрка» покатила в сторону грязно-серого двухподъездного дома, возвышавшегося на отшибе. С левого торца расположились несколько легковых машин. Видимо, там и происходила свадьба, а точнее, продолжение пьянкой. С этого же края дома на гравийной площадке мальчишки лет семи гоняли мяч. Иногда они нарочно старались попасть по стоящим рядом автомобилям.

Ладан резко крутанул руль, остановил «пятёрку» в десяти шагах от пацанят.

– Смотрите, вот уроды! – провизжал Эдик. – По машинам мячом бьют. Наверное, их от свадьбы не угостили, вот они и стараются напакостить.

– Э, щебень! – прокричал Игорь в открытое окно. – В мою машину будете пинать, заставлю толкать вместо двигателя.

Дети подобрали мяч и отошли несколько в сторону, бросали косые взгляды на пришельцев, кучковались и перешёптывались.

Друзья вышли из машины. Шпана замешкался на сиденье: между ног точно по центру из шва джинсов торчала нитка. Он дёрнул, чтобы оторвать. Нить лишь вытащилась длиннее. Чтобы не повторять печальный опыт, Артём достал выкидной нож, щёлкнув лезвием, отрезал нитку.

– У-у ништяк. Ну-ка дай зазырить! – провопил Бритый, увидев в руке Шпаны нож. Взял и сразу начал упрашивать подарить ему «выкидуху», а взамен он в долгу не останется. Если надо – подгонит какую-нибудь тёлочку.

Ладан и Олег рассмеялись.

– Ага, подгонит, – сказал Олег, слегка толкнув Игоря, кивнул в сторону Эдика. – Ту, его любимую. – Олег прыснул. – Жирную свиноматку, рыжую Соню.

Ребята в голос загоготали.

– Да я отвечаю! – запричитал Бритый. – Артём не слушай этих дятлов. На фига мне эта Соня, индюки сопатые. Теман… На спор… Э, вы… – Эдик крутил головой то в сторону Артёма, то в сторону смеющихся, доказывая себя. – Я найду! Я отвечаю!

Друзья засмеялись громче. Игорь от смеха прерывисто произнёс:

– Найдёт он тебе, Шпана, на помойке бомжу, да ещё конопатую, грязненькую, ржавую.

– Она не ржавая! – завопил Эдик. – Она красная! Рыжая!

Артём улыбался, покрутил «выкидуху» в руках. Нож всё равно плохой. Пластик с одной стороны ручки расколот. Пружина ослабла и лезвие не всегда выкидывалось и фиксировалось, пока резко не тряхнёшь в сторону и не доведёшь пальцем.

– Бери, – сказал он. – Дарю, не забудь – бабу. Только не ржавую.

Эдик с благодарным видом принял подарок и нежно вложил в карман брюк, едва от счастья не закатил глаза: мир в его глазах стал краше во сто крат.

– Бритый, мы свидетели, – сказал Олег. – Теперь тебе нужно найти девчонку Артёму. И не просто найти, а чтоб у него с ней не было проблем. Да побыстрее. А то не успеешь. Он уйдёт в армию. А долг приятным платежом красен.

– Ничего, если что – женится, то женой поделится, – пошутил Мансур насмехаясь.

– Ты чего?! Отвечаешь?! – заорал Эдик. Резво подбежал к Вадиму и толкнул в грудь.

Улыбка мгновенно сошла с лица Вадима. Он вскинул правую руку, согнутую в локте, и открытой ладонью с растопыренными пальцами пихнул Бритого в лицо, при этом шагнул вперёд и подсёк ногу.

– Ты чего, шавка? – произнёс Мансур спокойным тоном. – Сейчас будешь грязь с моих кроссовок слизывать и глотать.

Эдик больно ударился копчиком об камень. Взвыл. Он извивался несколько секунд на земле, отирая ладонями ушибленное место пока не полегчало. Потом вскочил на ноги, да так, будто черти из-под земли воткнули вилы в задницу, вытащил из кармана только что подаренный ему нож и нажал кнопку. Лезвие не выкидывалось. Бритый несколько раз тряхнул ладонью в сторону, стал пробовать подцепить и вытащить ногтями. В этот момент к нему подбежали Артём и Олег, подхватили за руки. Игорь подошёл к Вадиму.

– Хорош вам. Что сцепились? Мы для этого разве приехали, чтобы между собой подраться?

Мансур не слушал его. Он с ехидной усмешкой наблюдал за Бритым, как тот пытался наладить нож и вырваться из рук друзей.

– Я смотрю в твоих руках полк мух сношается. Мешают? – съязвил Вадим. – Так додумайся, как согнать. Я тебе сочок подарю, чтобы отлавливал перед тем, как свинья визжать.

Эдик стал рьяно вырываться, стиснув зубы, рычал и брызгал слюной:

– Лучше держите меня или я его прирежу!

Дети, игравшие в футбол, отбежали подальше, испуганно стали наблюдать за взбесившимся мужиком.

– Прекрати, Вадим, – сказал Ладан и подошёл к Бритому. – Ты, псих! – заорал он и влепил пощёчину. – Успокойся! – крикнул Игорь в самое ухо. – Шутки понимать надо. А если ещё хоть раз поднимешь нож на своих – уши отрежем и поставим в угол. Понял?

Эдик, словно из розетки вынули вилку, успокоился, приняв стойку смирно: вытянул руки вдоль ног и прижал ладони, опечаленно часто заморгал. Ему ещё бы горн в зубы и загудеть, подумал Артём улыбнувшись. Друзья отпустили локти Бритого. Он сунул нож обратно в карман, приблизился к Вадиму с вытянутой рукой для рукопожатия в знак примирения. Мансур неохотно протянул руку ладонью вниз и сдавил кисть Эдика.

Бритый вида не подал, что ему больно. В ответ он воздвиг слабое сопротивление, изо всех сил стараясь сжать будто тисками сдавливающую его ладонь. Вадим смотрел на Эдика, точно волк на ягнёнка. Его чёрные глаза выдавали его чёрные мысли. Бритый отвёл взгляд.

Ладан закрыл ключом двери машины.

– Пошли, – сказал он.

Мансур отпустил сложенную в хворост ладонь Бритого. Компания направилась к подъезду. Шпана окинул взором весь дом от края до края снизу доверху. Дом представлял собой двухэтажное здание. Двускатная крыша покрыта серой черепицей, нашпигована самодельными телевизионными антеннами. Штукатурили, наверное, ещё в древности. Во многих местах отделочного слоя на стенах попросту не было, в отверстиях виднелись сбитые наискось рейки, создавали кособокую решётку. Водосточные трубы поржавели до дыр, в некоторых местах вовсе отсутствовали.

Около входа куда друзья подошли по обе стороны вкопаны скамейки. Из подъезда неслись весёлые возгласы, играла гармонь, слышался топот, словно народ собирался проломить пол. Лестница и перила деревянные, высохшие, некрашеные, в крупных трещинах. На первый этаж вели всего три ступени. На входе под пролётом лестницы сооружено вроде неглубокого сарайчика, прикрытого самодельной дверью из широких досок, где в проушинах петель висел навесной замок.

– Ну что? – сказал Ладан, улыбаясь глазами. – Подождите здесь, я пойду вызову нашу любимую невесту.

Артём, Олег и Эдик сели на скамью и закурили. Вадим отошёл в сторону, чтобы дым его не касался. Игорь собирался зайти в подъезд, когда сверху сорвалось множество голосов, будто сильно включили громкость, хлопнула дверь, вновь приглушила смех и веселье. По лестнице спускались, судя по голосам, несколько мужчин, о чём-то оживлённо договаривались и клялись. По речи было понятно, что они изрядно выпили.

Ладан обернулся к друзьям:

– По-моему, её папаша спускается. Даже лучше, – подмигнул он, – упрощает дело.

Двое мужиков в обнимку, третий следом за ними вышли на улицу. Все курили папиросы. Они кивками поздоровались с парнями, заседавшими на лавке, остановились перед их лицами и погрузились в свой пьяный разговор.

– Дядь Слав! – окрикнул Игорь одного из беседовавших.

Седобородый мужчина с впалыми щеками и в круглых очках обернулся.

– Я смотрю, ты зазнался. Никого не узнаёшь. Проходишь мимо, – высказал Ладан.

Отец невесты при виде Игоря растерялся. Открыл и закрыл беззвучно рот. Вжал голову и приподнял плечи, покачивая подбородком, изобразил глупую невинную улыбку. Глаза забегали.

– А-а, – волнообразно протянул он, – Игорёк. – Дядя Слава отошёл от своей компании, обеими ладонями обхватил руку Ладана и рьяно затряс. – Здравствуй, здравствуй. – Мужики отошли к другой лавке, продолжили разговор – больше спорить. – А ты… что это… не заходишь?

– Не приглашали, – ответил Игорь.

– Так ты эта… заходи.

– Не один я. Вон, – Игорь качнул головой в сторону друзей, сунул большие пальцы рук за ремень и слегка склонил голову набок, – с товарищами.

– А, ну ты, тогда вы эта… – Дядя Слава совсем растерялся, на лбу проступила испарина, нижняя челюсть эпизодически тряслась. Он знал про отношения своей дочери и Ладана, слышал, что про неё говорили, какие слухи ходили. Да и сам её частенько видел с парнями и мужиками, которых обычные люди побаивались. Дочь вязалась в основном с бывшими зэками и крутой шпаной. И виной тому был Игорь и, в частности, его старший брат, который не так давно сел третий раз по одной и той же статье – за грабёж. Его в посёлке знали все – от мала до велика.

– Сейчас мы вам всё вынесем, ребятки, – наконец сообразил отец невесты.

– Хорошо, – сказал Ладан. – И Тамарка пусть выйдет. Я хочу её поздравить.

– А, ну конечно, конечно. Я ей скажу, скажу. Обязательно. Сейчас выйдет. Усё будет, усё будет.

– Дядя Слава. – Игорь поманил пальцем и наклонился к его уху. – Только скажи ей, чтоб одна вышла. И чтобы никто не видел. И это скажи обязательно.

– А, ну хорошо. Всё сделаю. Жди, – заговорщически прошептал отец невесты, обратился к своим:

– Ну что, мужички, пойдёмте внутрь? – Он положил ладони на спины гостей, слегка надавливая, таким образом, приглашал побыстрее войти в дом. Слышно было, как они шумно поднимались, и мужские голоса спросили у хозяина про парней:

– Кто такие? Что им надо?

– Свои, поселковые, – ответил дядя Слава.

– Как настроение, парни? – спросил Ладан. – Сейчас нам вынесут и бухло, и жратву, и подстилочку.

– Насчёт первого и второго я даже не сомневаюсь, – сказал Шпана. – А вот насчёт куклы… – Он пожал плечами. – Да и где мы отходную принимать будем?

– Не парься, – лениво произнёс Игорь. – Вон, видишь под лестницей типа подсобки. Там у них лопаты для снега, веники и всякая мутотень для хозработ. Замок сейчас сшибём. Я думаю, места там хватит. – Он весело подмигнул Бритому. – Правильно я говорю?

– Ещё бы, – отозвался Эдик. – И не такие неудобства претерпевали.

Друзья завели разговор: воспоминания и впечатления прошедших амурных успехов.

Сверху грохнул топот ног. Из подъезда вышел ещё более пьяный покачивающийся дядя Слава. В каждой руке по большому полиэтиленовому пакету.

Ладан принял подношение, поставил на скамейку и заглянул внутрь. Бритый и Олег помогли ему в этом. Один пакет забит до отказа разными закусками, разложенными по маленьким прозрачным пакетикам. В другом – две полные полулитровые бутылки самогонки и одна водки и в придачу запечённая курица в фольге.