Текст книги "Цена"

Автор книги: Артур Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ВИКТОР смотрит на брата: на лице УОЛТЕРА деликатность, но чувствуется, что он может вот-вот взорваться.

Ну, теперь ты должно быть видишь, что няньчиться с ним было нечего. Такой-то ценой!

ВИКТОР не отвечает.

ЭСТЕР(с грустью). Он понимает.

УОЛТЕР(чтобы сгладить углы и прийти к примирению). Мы можем работать вместе. Знаю, что можем. И я бы хотел попробовать. Твой ответ?

Длинная пауза. ВИКТОР теперь смотрит на ЭСТЕР, стараясь увидеть выражение её лица. Он понимает, что она хочет, чтобы он согласился. Его вот-вот начнет тошнить. В конце концов он поворачивается к УОЛТЕРУ и новое выражение (он знает!) появляется в его голосе.

ВИКТОР. Почему ты не сказал мне, что у него были деньги?

УОЛТЕР. Я сказал, когда ты пришел у меня занимать.

ВИКТОР. «Спроси отца»?

УОЛТЕР. Именно!

ВИКТОР. Но разве я пришёл бы к тебе, если б имел хотя бы отдаленное представление, что у него под задницей четыре тысячи. Так что эти твои слова – все равно что ничего.

УОЛТЕР. Подожди секунду… (Показывает на арфу).

ВИКТОР. Кончай, Уолтер… Прости, но это даже оскорбительно, мне же не пять лет! И для чего это мне сейчас! Знать, что у него есть деньги, приходить сюда столько раз, сидеть и смотреть на меня в этом мундире? А теперь ожидать от меня…

УОЛТЕР(резко). Но ты и сам знал, что у него есть кое-что, Виктор!

ВИКТОР. Чего тебе от нас надо? Чего тебе?

УОЛТЕР. Я бы на твоем месте не сидел бы здесь и не ел бы гадость – она-то ведь была! (Показывает на арфу). Даже в самом худшем случае за неё дали бы пару сотен, а, может, и больше! И ты бы получил свой диплом. И диплом, а может, кое-что еще.

ВИКТОР дрожит и не отвечает.

Но если ты продолжаешь верить в придуманную тобой картину, продолжай. Боже, у меня и своих фантазий достаточно. (Идёт за пальто).

ВИКТОР. Фантазия…

УОЛТЕР. Это фантазия, Виктор. Что твой отец сидит без гроша, что твой брат – сукин сын, а ты во всем этот даже не участвуешь. Я сказал «спроси отца», потому что он сидел перед тобой и ты мог видеть, что у него есть деньги. Ты это знал, и наверняка знаешь это и сейчас.

ВИКТОР. По-твоему, если у него что-то и оставалось, то…

УОЛТЕР. Что значит что-то?

ВИКТОР(пытаясь отступить). Я же не знал, что он…

УОЛТЕР. Но ты знал, что у него есть деньги?

ВИКТОР(его поймали; словно во сне, где ничего нельзя объяснить). Я этого не говорил.

ЭСТЕР. Тогда что ты сказал?

ВИКТОР(показывая на УОЛТЕРА). А у него ты не хочешь спросить?

ЭСТЕР. Я хочу понять тебя. Ты знал, что у него есть деньги?

ВИКТОР. Не четыре ты…

ЭСТЕР. У него хватало на жизнь?

ВИКТОР(кричит от ярости и для облегчения). Я что, должен был припереть его к стенке? Он сказал, у него ничего нет!

ЭСТЕР(спрашивая и утверждая). Но ты ведь знал, что есть!

ВИКТОР. Не помню, – знал – не знал. (Сказал это и удивился своему голосу и своим словам. Он сидит, уставившись в одну точку, не в состоянии бороться с чувствами, которые на него нахлынули).

ЭСТЕР. Но это же фарс! Какой-то дьявольский фарс!

ВИКТОР. Нет, не говори так.

ЭСТЕР. Фарс! Заткнуть нас в эту меблированную комнату только затем, чтобы ты оплачивал его существование? Даже после свадьбы ты ему что-то посылал! Не иметь больше детей, жить как мыши в норе – и все это время знать, что у него… Виктор, я пытаюсь понять тебя. Виктор, Виктор!

ВИКТОР(мучаясь, рычит). Прекрати!

Молчание.

Господи, но так же нельзя. Этот человек был похож на побитую собаку, ему стыдно было выйти на улицу. Так как же можно было просить у него последний грош?

ЭСТЕР. Опять ты своё? Да у него же были четыре тысячи!

Он умолкает.

И всё это игра. Побитая собака – он просто был расчетливый обманщик! И в душе ты это знал!

Он молчит, потому что этот факт пока представляется ему непостижимым.

Понятно, почему ты молчишь – да за все эти годы ты слову-то ни одному своему не верил! Все эти годы мы жили с тобой, а ты врал мне каждый день! Каждый день коту под хвост, каждый день, каждый…. И всё чтобы покрывать этого жалкого манипулятора! И не удивительно, что жизнь для меня была как сон, только сон этот какой-то дьявольский, кошмарный сон! Я знала, что всё это не имело никакого отношения к действительности, знала и не вмешивалась. Но больше так я уже не смогу – ни одного дня. Умирать мне ещё рано… (Идёт за сумкой. Садится. Пауза).

ВИКТОР(к ней не подходит – не в состоянии. Стоит от нее в нескольких шагах). Но ведь это тоже неправда.

ЭСТЕР. А правда, что лучше умереть.

ВИКТОР. Я сейчас расскажу всё как было, послушайте.

Она чувствует, что он объяснит все слишком просто и потом защиты уже не будет. Он отходит, собирается с силами, смотрит на кресло в центре, потом на УОЛТЕРА.

Я ведь передал ему твои слова и всё выяснил. (Умолкает и смотрит на кресло). Не то чтобы выяснил, просто сказал: «Уолтер посоветовал мне тебя спросить.» (Пауза. Его взгляд устремлен на кресло в центре; он вспоминает, и последняя реплика была обращена к креслу).

УОЛТЕР. И что он ответил?

ВИКТОР(спокойно). Он засмеялся, а что дальше – я не знаю. По правде говоря, Эстер, я слышал этот смех примерно раз в неделю, словно над моей шуткой, что мы едим отбросы.

Пауза.

Я не знал, что дальше, поэтому взял и ушёл. Я пошёл… (Садится, глядя на кресло)…в Брайонт-парк за публичной библиотекой. Там на траве сидело много людей – словно поле боя или какая-то огромная ночлежка под открытым небом. И это были не бродяги – некоторые в начищенных ботинках и дорогих шляпах – это были разорившиеся бизнесмены, адвокаты, квалифицированные рабочие. Да я их видел сотни раз. Но вдруг – слышите? – вдруг я понял.

Небольшая пауза.

Что милосердия-то нет. Нигде. (Смотрит на кресло у стола). Сегодня ты глава дома, глава фирмы, и вдруг превратился в говно. За один день. И тогда я вспомнил этот его смех: как же он мог их зажать, ведь он так меня любит!

ЭСТЕР. Любит!

ВИКТОР(в его голосе резкий протест). Да, Эстер, любит! Значит, просто не хочет кончить вот так, на траве! Понимаешь, тут уже не любовь, тут главное – выжить. Мы-то это знаем – и очень хорошо!

Чувствуя язвительность его тона, она не отвечает.

Мы делали то, что должны. (Говоря это, широким жестом показывает на ЭСТЕР, УОЛТЕРА и на себя). Так о чём тогда речь? Если даже у него что-то и было…

ЭСТЕР. «Если было»…

ВИКТОР. Что это меняет? Я знаю, это идиотская мысль, но что это меняет? Он больше уже ни в кого не верил – и этого я вынести не мог! (Кажется, что неожиданный возврат его прежних чувств ему не слишком по нраву. О УОЛТЕРЕ). А он на него наплевал. А мать… (Говорит в сторону УОЛТЕРА. Паузы почти нет). Вечером, когда он сказал нам, что стал банкротом, мать… Это было вон на том диване. Она была разодета, по-моему они собирались куда-то в гости, её волосы были завязаны в пучок, и длинные серьги… А он был в смокинге. Мы все сели – и он это сказал. А она как начнёт блевать… (Небольшая пауза. В его голосе к ужасу примешивается жалость). И прямо ему на руки, ему на руки. Тридцать пять лет – а я и сейчас это вижу. А он сидел, и от него воняло как от помойки. А на лице такое выражение – я такого ни у кого не видел. Сидел и ждал, когда это высохнет. (Пауза. Он поворачивается к ЭСТЕР). И какая разница, знаешь ты – не знаешь. Если знаешь, что всегда делаешь? (Он отводит глаза, но его чувства ей уже понятны). Это, конечно, его не извиняет, какой идиотизм, я и сам прекрасно понимаю. Но нас же учили верить друг другу, пичкали подобным дерьмом – и теперь ты по-другому просто не можешь, так? Я решил: буду с ним возиться, вот он увидит, что кто-то все еще… (Так и не объяснившись, умолкает и садится). Не могу объяснить, ну, словом… я не хотел чтобы…всё развалилось. Я… (Глядя в пространство, умолкает).

Пауза.

УОЛТЕР(спокойно). Что-то тут не так, Вик.

ВИКТОР смотрит на него, затем он обращается к ЭСТЕР.

Ты же видишь, ведь речь-то шла не об этом. (ВИКТОРУ). Понимаешь?

ВИКТОР(спокойно, с желанием продолжать). Что понимаю?

УОЛТЕР(развивая свою идею). И всё действительно развалилось? И нас в самом деле учили друг другу верить? И стремиться к успеху, не так ли? А ведь уважал-то он меня, а не тебя, а? Так что же развалилось? Чему было разваливаться?

ВИКТОР смотрит в окно на распускающиеся почки.

А разве в доме вообще была любовь? Вот, когда она действительно стала ему нужна, тогда ее и потянуло блевать. А когда он был нужен тебе – он смеялся. Невыносимо не то, что все развалилось, а то, что и разваливаться было нечему.

ВИКТОР отворачивается. На его лице страх.

ЭСТЕР(словно и ей приходится участвовать в разбирательстве). Но как… как же можно в этом признаться, Уолтер?

УОЛТЕР(ей). Нужно! (ВИКТОРУ). И то, что ты видел за библиотекой, малыш, происходило не от того, что в мире нет милосердия, а только от того, что в этом доме не было любви. Не было верности. Не было ничего – кроме денежного соглашения. Вот что невыносимо. А ты всё это видел и пытался заставить себя забыть.

ВИКТОР(с ужасным беспокойством). Заставить забыть…

УОЛТЕР. Вик, я же участвовал в этой игре. Участвовал тридцать лет – старался спасти себя от этой трагедии. А когда понял, что никакой трагедии не было и нет – тогда и вышел, слава Богу, живым. Да они никогда не любили друг друга: она тысячу раз повторяла, что их брак погубил ее музыкальную карьеру. Я понял, что тут и разваливаться нечему, и эта блевотина на его руках меня не преследует. И теперь я не ищу нигде никаких козней, время целиком принадлежит мне, и теперь я смело могу людям верить. Я всегда хотел только одного – заниматься наукой, но сделал себя удачливым добытчиком. Ты же… (ЭСТЕР с теплой улыбкой). Он всегда боялся вида крови. Такой был застенчивый, чуткий… (ВИКТОРУ). И чем ты занимаешься? Выбрать одну из самых жестоких профессий? Так мы, Вик, себя и делаем кем-то, и все для того, чтобы заставить забыть то, что знаем. Ты сделал из себя жертву, а свою жизнь – долгом, но нельзя утверждать то, чего не существует. Но ты даже не утверждаешь, ты отрицаешь, отрицаешь, что знал про них всё. И о себе тоже. Вот что стоит между нами сейчас – иллюзия, Вик. Что я на них наплевал, а ты, не в пример мне, их поддерживал. Но я ещё тогда понял то, что ты сейчас: там и предавать было некого. И я тебе не враг, Это тоже иллюзии, и если ты сможешь от неё избавиться, тогда мы могли бы вместе… (Его стремление к миру написано на нём). Вот почему – и я это уже говорил – в больнице меня так резануло: ведь мы же… мы же братья! Только шли по двум разным дорогам, но из одной западни. Мы почти как… (Улыбается тепло, но еще не слишком уверенно)…половинка одного и того же существа. И головой можем двигать только вместе. Никогда не чувствовал?

ВИКТОР не отвечает.

Вик!

ВИКТОР. Сейчас отвечу. Уолтер, бывают дни, когда я сам не могу припомнить – что я имею против тебя. (Сквозь ничего не выражающий смешок видно, как он страдает). Это давит как камень. Я смотрю на себя в витрины и вижу, как лысею. Я брожу по улицам, но понять почему – не могу. И когда все причины отпадают, прямо сходишь с ума: даже ненавидеть не умеешь!

УОЛТЕР. Потому что все они вымышленные, Вик, и в глубине души ты понимаешь, что так оно и есть.

ВИКТОР. А что невымышленное?

УОЛТЕР. Как тебе сказать..

ВИКТОР. Сейчас я тебя не виню, я просто спрашиваю. Я могу понять, почему ты ушёл и тысячу раз жалел, что не сделал того же. Но прийти сюда, когда столько лет знал и молчал?

УОЛТЕР. А если я скажу, Виктор, скажу, что у меня всегда было желание тебя вернуть, что тебе это даст?

ВИКТОР. Ты действительно этого хотел? Уолтер, скажи же правду!

УОЛТЕР. Чтобы работать мне нужна была свобода, и ты хочешь сказать, что испортил тебе жизнь. (Встает и кричит). Ты ведь сам всё выбрал, Виктор, что ж, а теперь пожинай плоды!

ВИКТОР. А что пожинаешь ты? Пытаешься превратить меня в ходячего пятидесятилетнего неудачника? Ты уйдёшь – а нам с ней жить и смотреть друг другу в глаза. Это твои плоды?

УОЛТЕР. Я предложил тебе всё, что мог.

ВИКТОР. Если б ты пришёл с чем-нибудь хорошим, я бы почувствовал. Я бы почувствовал!

УОЛТЕР(идёт за пальто). Но ты не хочешь правды, ты хочешь безобразия.

ВИКТОР. Ты пришёл повидаться, так? Очень хорошо!

В дверях УОЛТЕР останавливается.

А уходишь с уважением, карьерой, деньгами и тем, чего тебе никто не скажет, а значит, можно поверить: что ты чертовски хороший парень и в своей жизни никогда и мухи не обидел! Но даже если ты мне это скажешь – я тебе этого не скажу!

УОЛТЕР. А ты? Разве у тебя нет ко мне ненависти? Разве ты никогда не мечтал увидеть, как я терплю крушение? Мечтал меня сокрушить, сокрушить с помощью своей священной жертвы, этой пародии на жертву! Её ты мне можешь предложить?

ВИКТОР. Никакой жертвы у меня нет. Больше нет. И ты мне ее тоже не можешь принести. Не можешь ничего – теперь я это понял. Я просто не хотел, чтобы он кончил на траве. И он не кончил. Вот и всё – и больше мне ничего не надо. Я не могу с тобой работать, Уолтер, Я тебе не верю.

УОЛТЕР. Месть. До самого конца. (ЭСТЕР). Он пожертвовал своей жизнью ради мести.

ЭСТЕР. Ничем он не пожертвовал.

УОЛТЕР(ВИКТОРУ). И ещё повесится на моей двери, чтобы доказать, какой я вероломный сукин сын!

ЭСТЕР. Оставь его, Уолтер, пожалуйста, не говори ничего!

УОЛТЕР(его унизили; он в ярости и делает незапланированный шаг к двери). Вы сдались – вы оба! (Ей и ВИКТОРУ). Задрать лапы и сдаться – вот вся ваша философия. А какая зависть!

Входит СОЛОМОН – он сразу же всё понимает и переводит взгляд с одного на другого.

Но до сегодняшнего дня у вас даже духу не хватало это признать! Но то, что вы неудачники, это не дает вам никакого морального преимущества! Только не передо мной! Свои деньги я заработал, и по улицам ходят люди, которых не было бы в живых – если б не я. Именно так. (Идёт к двери, затем показывает на кресло в центре сцены). Он был умнее всех нас, он видел, к чему ты стремишься, и он тебе это дал! (Неожиданно обеими руками хватает СОЛОМОНА за голову и смеётся). Давай, старый дурак, грабь их, им это нравится! (Опускает руки и поворачивается к ВИКТОРУ). И ты никогда, никогда больше не заставишь меня каяться! (Большими шагами идет к двери и вдруг замечает лежащее на обеденном столике вечернее платье – при его виде на какой-то момент удивленно застывает. Затем сгребает его и бросается к ВИКТОРУ, с криком швыряя платье в него).

От этой дикой выходки ВИКТОР отступает.

ВИКТОР. Уолтер!

Тень оскорблённой улыбки появляется на лице УОЛТЕРА. Он хотел бы раствориться в воздухе – поворачивается, едва глядя на ВИКТОРА, идёт к двери и, распрямляясь, выходит. ВИКТОР, помедлив, нерешительно идёт к двери.

Может, не надо было ему на улицу в таком…

СОЛОМОН(движением руки его останавливая). Пусть идёт.

ВИКТОР неуверенно поворачивается к СОЛОМОНУ.

И что теперь будет?

ЭСТЕР. Ха, сами видели.

СОЛОМОН поворачивается, вопросительно на неё глядя.

Вы-то верите собственным глазам.

СОЛОМОН(думая, что она его упрекает). Ну и что?

ЭСТЕР. Ничего – всё прекрасно. Может, потому, вы всё ещё уходите.

ВИКТОР поворачивается к ней – она смотрит на дверь.

Когда я впервые взошла по этой лестнице – мне было девятнадцать, сейчас это трудно представить. И у него был брат – самый умный и замечательный молодой доктор… на свете. Он скоре должен был им стать. Так или иначе. (Поворачивается к креслу в центре сцены). А этот довольно милый безобидный джентльмен вечно чего-то ждал… И на следующей неделе – Господи, мы никогда не видели и не слышали о том, как приходят: все разбивают и все уносят. И столько раз – я думала – он хотел только одного – поговорить со своим братом, и если б они поговорили… Но вот он пришел и ушел, а я всё ещё это чувствую – разве не ужас? Мне всегда казалось, что ещё один маленький шажок, и сюда снизойдет какое-то невероятное прощение – и всех возвысит. Так когда же ты перестанешь быть таким… дураком?

СОЛОМОН. У меня была дочь, мир её праху, она кончила самоубийством. Почти пятьдесят лет назад. И каждую ночь, как только я засыпаю, она уже сидит рядом. Я вижу ее так же ясно, как вижу вас. Но если бы произошло чудо и она бы вернулась к жизни, что бы я ей сказал? (Поворачивается к ВИКТОРУ и платит). Семь вы уже получили, вот я даю вам восемь, девять, десять, одиннадцать. (Роется в карманах и достает пятьдесят долларов). А вот и пятьдесят за арфу. А теперь извините – у меня сегодня еще столько работы! (Берет блокнот и карандаш и тщательно записывает каждую вещь).

ВИКТОР(складывая деньги). Если хочешь, мы ещё успеем в кино.

ЭСТЕР. Хорошо.

Он идёт к костюму и начинает развязывать упаковку.

Не волнуйся.

Он на неё смотрит – она поворачивается к СОЛОМОНУ.

До свидания, мистер Соломон.

СОЛОМОН(глядя на нее исподлобья). До свиданья, дорогая, мне так нравится этот костюм, такой он красивый! (Продолжает работать).

ЭСТЕР. Спасибо. (Уходит).

ВИКТОР(застёгивает портупею, завязывает галстук). Когда вы её заберете?

СОЛОМОН. С божьей помощью, если буду жив, это первое, что я сделаю завтра утром.

ВИКТОР. А это потом. Здесь моя рапира, маска и перчатки. (Надевает китель).

СОЛОМОН(продолжая работать). Не беспокойтесь, их я не трону.

ВИКТОР(протягивая руку). Рад был с вами познакомиться, Соломон.

СОЛОМОН. Взаимно. А я вас хотел бы поблагодарить.

ВИКТОР. За что?

СОЛОМОН(кивая в сторону мебели). За… ну кто бы поверил, что я этим снова займусь? (Обрывает себя). Но идите, уже идите. У меня здесь столько работы.

ВИКТОР(идя к двери, надевая фуражку). Счастливо оставаться.

СОЛОМОН. Оставаться или не оставаться – этого, мой мальчик, никогда не знаешь до самой последней минуты.

ВИКТОР(улыбаясь). Правда. Да. (Обводит комнату последним взглядом). Ну… до свидания.

СОЛОМОН(в то время, как ВИКТОР выходит). До свидания – до свидания. (Он остается один с блокнотом и карандашом в руке – берет карандаш и продолжает работать. Но вскоре перестаёт, осматривается и начинает понимать, что произошло. Теперь он в смятении и беспокойстве. Рука дотрагиваемся до щеки, подступает страх, глаза начинают бешено вращаться по комнате. Наконец его взгляд останавливается на граммофоне. Он встаёт, осматривает его, заводит, ставит мембрану на пластинку и нажимает на пуск. Играет пластинка – «комики». Как только они начинают шутить, его угнетенное состояние сменяется удивлением. Вот он уже улыбается, хихикает. Потом смех на пластинке кончается, и он кивает, что-то вспоминая. Но вот он вновь начинает смеяться, качает головой, будто говорит: «Нет, есть ещё порох…» Смех на пластинке и его собственный становятся громче, вот они уже сливаются. Он хватается за голову и не в состоянии перестать смеяться садится в кресло в центре сцены. Разваливается в нем – к его смеху теперь примешиваются слезы, и начинает отчаянно выть).

Занавес медленно опускается.

Конец