Текст книги "Дуэт со случайным хором"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава V
В Вестминстерском Аббатстве

Они беседовали об отделке комнат в их новом доме, о своей свадьбе, о том, как Мод будет заниматься хозяйством, о свадебных подарках, о достоинствах Брайтона, о том, что такое любовь, о лаун-теннисе (Мод была лучшим игроком одного из кружков этой игры), о сезонных билетах, о судьбах вселенной и еще о тысяче разных вещей. За обедом Франк потребовал маленькую бутылку «Перрие Джует». Без сомнения, это неэкономно, но то была их последняя совместная прогулка перед свадьбой; и так они пили за дорогие дни прошлого и за еще более дорогие дни будущего. Франк и Мод не только любили друг друга, они в то же время были хорошими друзьями и говорили обо всем свободно и охотно. Франк вовсе не думал о том, чтобы «занимать» свою спутницу приличными разговорами, и Мод понимала и ценила это. Они оба предпочитали молчание разговору «ради приличия».

– Мы отправимся туда после завтрака, – сказал Франк, платя по счету, – ты ведь еще не видала австралийцев?

– Нет, дорогой, я их видела в Клифтоне четыре года тому назад.

– Нет, это совсем другое. Большинство их еще ни разу не играли в Англии.

– Они, кажется, очень сильные игроки?

– О, да. Они играют превосходно. Сухое лето много помогает им. Они еще не привыкли как следует к нашим условиям игры. Итак, идем… О, Боже, какая жалость!

Поднимаясь, он взглянул в окно и увидел одну из тех маленьких неожиданностей, которыми природа разнообразит монотонную жизнь этих островов. Солнца не было видно, из-за реки надвигалась темная туча и настойчиво барабанил мелкий дождь, обещая затянуться на очень долгое время.

– Две чашки кофе и две рюмки бенедиктину, – крикнул Франк, снова опускаясь на стул. Но прошло полчаса, а небо все более темнело, и дождь шел все сильнее и сильнее. Река медленно катила свои свинцовые волны. За окном блестела мостовая площади, а за нею возвышалось громадное черное Вестминстерское аббатство.

– Была ли ты когда-нибудь в Аббатстве, Мод?

– Нет, Франк, но мне очень хотелось бы.

– Стыдно сознаваться, но я там был всего только один раз. Ну не грешно ли, что мы, молодые англичане, превосходно знаем все веселые места в Лондоне и в то же время совершенно незнакомы с этим сердцем Британской расы, этим самым великим и замечательным памятником, которым когда-либо обладал, народ. Шестьсот лет тому назад англичане смотрели на него, как на священный народный храм. С тех пор все наши знаменитые полководцы, ученые, поэты находили здесь, вечный приют. И теперь в огромном аббатстве едва ли найдется еще хоть одно свободное место. Хочешь пойдем, проведем там часок?

У Мод и Франка был только один зонтик, поэтому они почти бегом направились к ближайшему входу в Аббатство.

– Скажи, Франк, кому принадлежит это Аббатство?

– Тебе и мне.

– Нет, серьезно.

– Совершенно серьезно. Оно целиком принадлежит британцам, платящим налоги. Ты, вероятно, слышала историю о шотландце, явившемся на один из наших броненосцев и спросившим, не может ли он видеть начальника судна. «Как прикажете доложить»? – спросил часовой. «Один из владельцев», – отвечал шотландец. Совершенно такое же положение занимаем и мы по отношению к Аббатству. Итак, давай осматривать наши владения.

Входя, они улыбались, но улыбка исчезла с их лиц, как только за ними затворилась дверь. Эта святая святых, это великое народное хранилище производило величавое, торжественное впечатление, которому не мог не подчиниться даже самый легкомысленный человек. Франк и Мод стояли в немом благоговении. Громадные своды, прямые и тонкие, красивыми рядами поднимались с каждой стороны, и их изгибы нежными узорами сплетались высоко наверху.

В полумраке кое-где неслышно двигались немногие посетители; вдоль стен длинными рядами стояли мраморные гробницы, внутри которых покоились бренные останки великих людей. Снаружи бессмертный мрамор увековечивал их память. Знаменитые имена были подписаны внизу. Глубокая тишина царила в этом пристанище великих усопших; кое-где слышались только глухие шаги или подавленный шепот. Мод опустилась на колени и закрыла лицо руками. Франк тоже молился той молитвой, что выражается не словами, а одним только чувством.

Окончив осмотр этой части Аббатства, Франк и Мод начали бесцельно бродить около гробниц. Их точно давило величие всего виденного. Каждая из стен этих могил была достойна поклонения, но трудно поднять свою душу настолько, чтобы быть в состоянии оценить их все.

Чей-то голос, раздавшийся вблизи, вернул их к действительности.

– Сюда, пожалуйста, здесь короли, – говорил голос. – Они отправляются теперь осматривать королей.

«Они» оказались очень любопытной смешанной группой, состоявшей из высокого рыжебородого человека с сильным шотландским акцентом и маленькой нежной женой, затем из американца – отца с двумя веселыми восторженными дочерьми, маленького морского офицера в форме, двух молодых людей, внимание которых было больше сосредоточено на хорошеньких американках, и дюжины других путешественников различных возрастов и наций. Франк и Мод присоединились к группе.

– Сюда пожалуйте, господа, – повторил проводник, молодой краснощекий парень. Остановившись перед первой гробницей, на которой лежала высеченная из мрамора женщина с усталым скорбным лицом, он произнес:

– Мария, королева шотландцев; самая красивая женщина своего времени. Этот памятник воздвигнут сыном ее, Яковом I.

– Не правда ли, как она прелестна? – воскликнула одна из американских девиц.

– Я ожидала большего, – ответила другая.

– Удивительно, как она сохранила свою красоту, несмотря на все те ужасные страдания, который ей пришлось пережить, – заметил отец. – А позвольте спросить, – обратился он к проводнику, – сколько лет было этой леди?

– Ей было сорок четыре года, когда ее казнили, – ответил тот.

– Ну, она выглядит молодой для своих лет, – проговорил шотландец, и все направились дальше. Но Мод и Франк медлили отойти от гробницы. Им обоим хотелось все сильнее запечатлеть в памяти образ несчастной королевы, этого нежного французского мотылька, прилетевшего из света и тепла в мрачную страну крови и псалмов.

В другом конце часовни проводник продолжал называть имена похороненных. «Здесь погребена королева Анна, рядом с нею лежит Мария, супруга Вильгельма III. Там позади, под сводами, покоятся тридцать восемь Стюартов.»

Тридцать восемь Стюартов! Принцы, епископы, генералы, когда-то самые могущественные на свете люди свалены были теперь в одну кучу под общим именем тридцати восьми Стюартов. Так смерть и время превращают самое великое в самое ничтожное!

Затем все последовали за проводником в другую маленькую часовню, над дверями которой стояло имя Генриха VII. Эта часовня была знаменита своей скульптурной отделкой. Трудно даже и в наши дни найти что-нибудь более изящное, художественное, утонченное. Проводник прочел им отрывок из завещания короля, в котором тот приказывает похоронить его «с должным уважением к его Королевскому достоинству, но без проклятых торжественных церемоний и без оскорбительных излишеств!» Даже в этих немногих словах сказывалась горячая кровь Тюдоров.

Они взглянули на маленького Георга П, последнего короля, который сам повел свое войско на бой, и постепенно дошли до уголка Невинных, где были погребены нежные кости бедных детей, убитых в Тауэре.

В это время проводник собрал всю группу вокруг себя, и по его лицу можно было догадаться, что он собирается показать нечто особенное.

– Поднимитесь на ступеньку, чтобы лучше видеть, – сказал он. – Это великая королева Елизавета.

– Она великолепна, – сказал Франк.

– Она ужасна, – сказала Мод.

– Кажется это та самая леди, которая казнила другую леди, королеву Шотландии? – спросил американец у проводника.

– Да, это именно она.

– Самая подходящая леди для подобного дела. Она была незамужняя, кажется?

– Она была девицей.

– Большое счастье для кого-то. Я убежден, что мужу такой женщины приходилось бы плохо.

– Молчи, папа! – крикнули обе дочери, и процессия двинулась дальше.

Осмотрели самую старинную и самую святую часовню, где были погребены короли Плантагенеты с святым королем Эдуардом посередине. Затем проводник опять привлек внимание всей группы, торжественно провозгласив:

– Господа, пожалуйте сюда, сейчас я покажу вам одну из самых замечательных вещей во всем Аббатстве.

Это было не что иное, как самый простой квадратный кусок камня, на котором стояло старое кресло.

– Это священный камень из Сконы, на котором с незапамятных времен короновались Шотландские короли. Когда Эдуард I, шестьсот лет тому назад напал на Шотландию, он приказал перенести этот камень сюда, и с тех пор на нем сидели все монархи Англии во время коронации. Предание говорит, что на этот камень клал свою голову Иаков, когда ложился отдыхать, но геологи доказали, что этот красный песочный камень – из Шотландии.

– А тот, другой трон, вероятно, шотландский? – спросил американец.

– Нет, у Шотландии и Англии всего один трон. Но во времена Вильгельма короновался не только король, но и королева. Поэтому понадобился второй камень. Но он, конечно, не был старинным.

– Да, ему теперь всего каких-нибудь двести лет. Кстати, о нем довольно мало заботятся. Кто-то уже успел нацарапать на нем свое имя.

– Один из вестминстерских мальчиков поспорил со своими товарищами, что проспит ночь среди гробниц, и в виде доказательства нацарапал свое имя на троне.

– Неужели! – воскликнул американец. – Однако он высоко летает, этот мальчишка.

– Долетит, пожалуй, до виселицы, – проворчал Франк.

Раздался сдержанный смех, но проводник поспешил пройти дальше: он должен был охранять суровое достоинство Аббатства.

Понемногу все вышли из старинной часовни королей Плантагенетов и стали быстро переходить из одного отделения в другое. История Англии проносилась перед ними с ошеломляющей стремительностью. Франк и Мод долго не могли оторвать взгляда от величественной, ужасной группы «Нападение Смерти». Группа изображала какое-то чудовище, протягивающее костлявую руку к потерявшей сознание женщине лет двадцати восьми. Между чудовищем и молодой женщиной стоял, защищая последнюю, ее муж с искаженным от ужаса лицом.

– Мне это теперь будет сниться, – прошептала Мод. Она побледнела, как и многие другие женщины, перед этим памятником.

– Ужасная группа, – согласился и Франк, отступая назад и будучи не в силах оторвать взгляда от памятника. – Чья она?

– Рубильяк – имя скульптора, – прочла Мод надпись на пьедестале памятника.

– Француз или человек французского происхождения. Не правда ли, как характерно! Единственный памятник, что произвел на нас такое сильное впечатление своею гениальностью, принадлежит руке иностранца. В нас этого нет. Мы боимся выказывать свои чувства.

– Если мы не создаем памятников, то мы создаем людей, достойных этих памятников, – сказала Мод и Франк записал этот афоризм на своем манжете.

– Мы слишком холодны, чтобы быть великими артистами, – продолжал Франк, – но мне кажется, что мировую работу нации должны разделить между собой согласно способностям каждой из них. Пусть Франция и Италия украшают нас; взамен – мы будем организовывать французские колонии и упорядочим итальянские финансы.

Проводник, нетерпеливо звякая ключами, давно уже ждал их у выхода. Мод поблагодарила его, чем вызвала улыбку на лице человека, все дни проводившего среди гробниц.

Франк и Мод вышли на улицу. Небо было ясно, и летнее солнце сияло и ярко блестело на мокрой мостовой. На лужайках, покрытых свежей зеленью, сверкали дождевые капли; воробьи радостно чирикали. Тротуары были полны гуляющей публики. И над всем господствовали блестящие великолепные здания Парламента, вид которых напоминал Франку его горькие слова по поводу английской архитектуры. Они стояли и любовались открывшимся видом. Было так странно перенестись из великой страны прошлого в еще более великолепную страну настоящего. Это была жизнь, ради которой жили и умерли эти великие люди, оставшиеся позади.

– Сейчас начало четвертого, – сказал Франк. – В какое мрачное место я тебя завел! Боже мой, нам предстояло провести целый день вместе, а я привел тебя на кладбище. Не отправиться ли нам куда-нибудь на утренний спектакль, чтобы хоть немного развеяться?

Но Мод положила свою руку на руку Франка.

– За свою жизнь я еще ни разу не научилась за один час столь многому, как теперь. Это был великий час, я его никогда не забуду. Пожалуйста, не думай, что если мы вместе, мы должны только веселиться. Нет, я буду сопровождать тебя всюду. Теперь, Франк, прежде чем покинуть Аббатство, обещай мне, что ты всю свою жизнь будешь стремиться к высшему и лучшему и никогда не будешь опускаться до меня!

– Могу поручиться, что последнего никогда не будет, – отвечал Франк. – В твоей душе есть такие уголки, до которых мне, кажется, никогда не добраться, хотя я и буду всю жизнь стремиться к этому. Но ты всегда будешь моим лучшим другом и моей любимой женой. А теперь Мод, что ты предпочитаешь, театр или крикет?

– Тебе очень хочется куда-нибудь пойти?

– Конечно, только при условии, что и тебе этого хочется.

– Мне кажется, что и театр и крикет явились бы какой-то профанацией после Аббатства. Пойдем лучше к реке, посидим там на одной из скамеек, полюбуемся, как волны блестят на солнце и потолкуем обо всем, что мы сегодня видели.

Глава VI
Два соло и дуэт

В последний вечер перед свадьбой Франк Кросс и его шафер Руптон Хэль обедали в клубе с братом Мод, Джеком Сельби, молодым поручиком одного из гусарских полков. Джек был долговязый, немного вульгарный спортсмен, которому в сущности было очень мало дела до Франка, но замужество своей сестры он одобрил, как только узнал, что его будущий шурин большой любитель спорта.

– Чего тебе еще надо? – сказал он сестре. – Княгиней, конечно, ты не будешь, но в спорте займешь видное место.

И Мод, не вполне понимая мотивы этого одобрения, поцеловала Джека и назвала его лучшим из братьев.

Венчание должно было состояться в одиннадцать часов утра в церкви Св. Моники, и семья Сельби остановилась в Ланггэме. Франк занял комнату в Метрополе, и так же сделал Руптон Хэль. Они оба поднялись рано и, благодаря вчерашнему гостеприимству Джека Сельби, чувствовали себя очень скверно. Франк не мог завтракать, и так как ему не хотелось показываться одетым к венцу, то они остались в гостиной наверху. Франк сидел у окна, барабанил пальцами по стеклу и смотрел на расстилавшуюся перед ним улицу. В воображении он часто рисовал себе этот день, и ему казалось, что он должен был бы быть непременно ярким, солнечным; что будет много цветов и все вокруг будет светло и радостно. Но природа оказалась недостойной этого дня. Густой туман, сырой и дымный, расстилался по городу, и шел дождь; мелкий, частый, настойчивый. Далеко внизу на мокрой, грязной улице виднелись ряди извозчичьих карет, похожих на каких-то гигантских жуков с блестящими спинами. Мелькали черные зонтики.

Франк отошел от окна и осмотрел себя в зеркале. Его черный фрак и серые брюки сидели на нем хорошо и выгодно обрисовывали его красивую сильную фигуру. Его блестящая шляпа, перчатки и светло-голубой галстук были также безукоризненны. И все-таки он не был доволен: для Мод он был слишком плох. Как глупо было с его стороны пить вчера так много вина! В этот великий для них обоих день он должен был бы быть лучше, чем всегда. Франк беспокоился и нервничал. Он дорого дал бы за папиросу, но ему не хотелось, чтобы от него пахло табаком. Когда он брился, то немного порезался, а от игры в крикет в жаркую погоду на носу у него слегка лупилась кожа. И как это он мог выставлять свой нос в такую жару перед самым венчанием! Быть может Мод, увидев его – нет, она конечно не порвет с ним, – но возможно, что ей будет за него стыдно. В конце концов эти мысли довели его до лихорадочного состояния.

– На вас лица нет, Кросс, – заметил ему его шафер.

– Я сейчас думал о том, как безобразно выглядит мой нос.

– Пустяки, все сойдет благополучно.

Руптон Хэль был угрюмый человек, хотя и верный друг и товарищ; и вид у него был также мрачный. Его глухой голос, лондонский дождь, слякоть на улицах и расходившиеся нервы – все это вместе делало Франка прямо несчастным. К счастью, Джек Сельби, точно светлый луч солнца, появился в комнате. При виде его розового, улыбающегося лица, жених немного успокоился. Может быть в лице Джека он уловил неясные черты, напоминающие Мод.

– Здорово, Кросс, как живете, Хэль? Простите мне мои манеры! Батя мой хотел послать за вами, но я знал ваше состояние. Вид-то у вас неважный, милый человек.

– Да, чувствую себя не совсем в порядке.

– Так всегда бывает от этого дешевого шампанского. Не хотите стакан виски с содовой? Нет? Хэль, вы должны встряхнуть его, иначе вам от всех достанется. По правде сказать, мы вчера вечером немного пересолили. Что, не могли есть завтрака? Я тоже не мог. Выпейте хотя рюмку настойки и стакан содовой воды.

– Ну как они там все в Ланггэме? – спросил нетерпеливо Франк.

– О, великолепно! Мод готовится к параду. Мать, конечно, волнуется; пришлось подтянуть ее, чтобы она не распускалась.

Франк взглядывал на медленно подвигавшуюся минутную стрелку. Не было еще и десяти часов.

– Я думаю, мне будет лучше отправиться навестить их.

– Бог мой, ни за что! Против всяких правил, Хэль, смотрите за ним! Да ну же, милый, успокойтесь!

– Это не годится, Кросс, совсем не годится, – сказал Хэль торжественно.

– Какая чепуха! Здесь я ничего не сделаю, а там я мог бы помочь ей, подбодрить ее. Пошлите за извозчиком.

– Да нельзя же, милый человек, говорят вам, что нельзя. Хэль, он на вашем попечении, смотрите за ним!

Франк повалился в кресло и пробормотал что-то про нелепые приличия.

– Тут уж ничем нельзя помочь, дорогой мой. Это уж так принято.

– Да встряхнитесь же, Кросс. Вы увидите, что все дело пойдет, как по маслу.

Франк угрюмо сидел в своем кресле, не спуская глаз с часов и прислушиваясь к веселой болтовне молодого поручика и более серьезным ответам своего шафера. Наконец он вскочил и схватил шляпу и перчатки.

– Половина одиннадцатого, – сказал он. – Идемте! Я не могу больше ждать. Я должен что-нибудь делать. Пора отправляться в церковь.

– Идемте! – воскликнул Джек. – Погодите минуту. Я недавно сам был шафером и отлично знаю всю эту музыку. Хэль, осмотрите-ка его со всех сторон. Чтобы все было по уставу. Кольцо? На месте. Деньги священнику? Правильно. Мелочи? Отлично. Равнение направо, скорым шагом!

Теперь, когда он кое-что все же делал, Франк быстро оправился. Даже эта езда по залитым водой улицам не действовала на него удручающе. В конце концов он совсем развеселился и оживленно болтал с Джеком.

– А ведь он теперь в полной боевой готовности, – воскликнул Джек в восторге. – Значит не зря мы с ним возились целые сутки. Люблю таких людей! Право, молодец, и кровь горячая. Ну, вот мы и приехали.

Это была низкая старинная серая церковь. Входная дверь в готическом стиле и ниши по обеим сторонам напоминали о давно прошедших днях.

– Какая старая ободранная церковь, – прошептал Джек. – И все-таки на вид она очень веселенькая, точно ледяной домик. А вот, кстати, идет какой-то дружественный нам туземец. Хэль, это ваш человек, спросите его.

Псаломщик не был в хорошем расположении духа.

– Начнется без четверти четыре, – ответил он спросившему его Хэлю.

– Нет, нет, это в одиннадцать.

– Говорят вам, что в четыре без четверти. Так священник сказал.

– Да нет же, это невозможно!

– У нас они бывают во всякое время.

– Кто они?

– Да похороны.

– Но это свадьба!

– О, сударь, ради Бога простите. Когда я вас увидел, я подумал, что вы пришли на похороны ребенка. В выражении лица у вас было что-то такое, сударь… Простите за ошибку. У нас сегодня три свадьбы – это которая?

– Кросс и Сельби.

Псаломщик справился в старой, растрепанной записной книге.

– Правильно, сударь, вот оно. Господин Кросс с госпожой Сельби. Ровно в одиннадцать часов. Священник очень аккуратный человек, и я предложил бы вам занять ваши места.

– Что нибудь неладно? – нервно спросил Франк у возвратившегося к ним Хэля.

– Нет, нет.

– О чем же он толковал?

– Пустяки, у него маленькая путаница в голове.

– Ну что же, идем?

– Да, пора идти.

Звук их шагов гулко разносился по пустой церкви, когда они проходили вперед. Все трое остановились перед алтарем, не зная, что делать. Франк беспокойно оглядывался вокруг и нащупывал кольцо в кармане жилета. Деньги для священника он тоже положил в такое место, чтобы их можно было сразу легко найти. В это время одна из боковых дверей с шумом распахнулась, и Франк, весь вспыхнув, вскочил. Но в церковь вошла какая-то толстая баба с ведром и шваброй.

– Фальшивая тревога, – шепнул Джек Хэлю, подмигнув в сторону Франка.

Но почти в то же мгновенье с противоположной стороны в церковь вошла семья Сельби. Господин Сельби с красивым лицом и пушистыми бакенбардами вел Мод под руку. Мод была прелестна. Бледная, с торжественным выражением лица, она шла, низко опустив голову. За нею шли ее младшая сестра Мэри и их хорошенькая подруга Нелли Шеридан, обе в розовых платьях и больших розовых шляпках с белыми перьями. Сама невеста была в сером платье, которое Франк уже знал по описаниям в письме. И невеста, и ее платье были восхитительны. Позади всех шла мать невесты, все еще молодая и изящная, похожая на Мод. При их появлении Франк уже не мог больше сдерживаться.

– Держи его! – возбужденно шепнул Джек шаферу, но жених уже спешил поздороваться с Мод. Он провел ее к алтарю, и все разместились маленькими группами с счастливой четой в середине. В то же мгновение над ними раздался звон церковного колокола, и показался священник в светлом облачении. Для него все это было такой пустой и неважной вещью, что Франк и Мод были оба поражены тем равнодушным видом, с которым он достал молитвенник и приступил к исполнению церемонии. Перед ними стоял живой, маленький человечек, очевидно, простуженный, и соединяющий их с таким же деловым видом, с каким лавочник связывает вместе два пакета. Но нужно сознаться, что проделывать эту церемонию священнику приходилось тысячу раз в год, и он не мог поэтому быть слишком расточителен в проявлении своих чувств.

Служба началась. Были прочитаны наставления и объяснения, одни величественные и красивые, другие просто нелепые. Затем маленький священник обратился к Франку:

– Хочешь ли ты иметь эту женщину своею законною женою, жить с нею в святом супружестве согласно заповедям Божим? Будешь ли любить ее, почитать, помогать в болезни и здоровье, будешь ли верен ей всю жизнь свою?

– Буду, – отвечал Франк с убеждением.

– Хочешь ли ты иметь этого человека своим законным мужем, жить с ним в святом супружестве согласно заповедям Божим? Будешь ли повиноваться ему, служить, любить и почитать, помогать в болезни и в здоровье, будешь ли верна ему всю свою жизнь?

– Буду, – сказала Мод от всего сердца.

– Кто отдает эту женщину в супружество этому человеку?

– Я, Джон Сельби, ее отец, вы знаете.

Затем по очереди они повторили слова клятвы:

«Беру тебя и буду охранять и помогать тебе, отныне и во всю жизнь, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здоровье; буду любить тебя, почитать и повиноваться до самой смерти, согласно заповедям Божим, в чем и даю святую клятву».

– Кольцо! Кольцо! – сказал Хэль.

– Кольцо скорее, дубина! – прошептал Джек Сельби.

Франк бешено рылся в карманах. Кольцо нашлось, но денег нигде не было. Он помнил, что спрятал их в надежное место, но куда именно? Может быть в сапог или за подкладку шляпы? Нет, он наверное не мог придумать такой нелепости. Снова он принялся перебирать все карманы, по два сразу. Наступила томительная пауза.

– Можно после, – шепнул священник.

– Вот они! – воскликнул Франк, задыхаясь. Деньги оказались в том кармане, где он имел обыкновение носить часы и никогда не клал туда ничего другого. Вероятно поэтому-то он и спрятал туда деньги. Кольцо и банковый билет были вручены священнику, который проворно спрятал одно и возвратил другое. Мод протянула свою маленькую белую ручку, и Франк надел на ее средний палец золотое колечко.

– Этим кольцом я венчаюсь с тобою, – сказал Франк; – всем моим существом я чту тебя и обещаю заботиться о тебе всю жизнь.

Последовала молитва, и затем священник соединил две руки, – одну большую мужскую, загорелую, другую маленькую, белую, нежную, с новым сверкающим на ней кольцом.

– Пусть ни один человек не разъединит тех, кого соединил сам Господь, – произнес священник. – Так как Франк Кросс и Мод Сельби, оба, перед Богом и этими людьми изъявили согласие вступить в святое супружество, дали клятву верности друг другу и подтвердили это отданием и принятием кольца и соединением руки – я объявляю их законными мужем и женой.

Наконец-то свершилось! Отныне и на всю жизнь они были одно целое, нераздельное. Теперь они оба опустились на колени, между тем как священник торопливо читал молитвы. Но мысли Франка были далеко. Из-под опущенных ресниц он взглядом следил за изящной, почти детской фигурой, стоявшей рядом с ним. Ее склонившаяся головка, обрамленная черными кудрями, ласкала его взор. Такая нежная, красивая, тихая, добрая, – и вся его, вся и на всю жизнь. Его любовь была всегда страстною, но в это мгновенье она была героической по своему бескорыстию. Бог поможет ему сделать ее счастливой, он отдаст жизнь свою за это. Но если только он может быть причиной несчастья, то он просил у Бога немедленной смерти для себя. И так сильна и искренна была его молитва, что он взглянул на алтарь, точно ожидая неминуемой гибели.

Но служба уже окончилась, и все поднялись со своих мест. Священник отправился вперед остальные последовали за ним. Вокруг раздавался одобрительный шепот, слышались поздравления.

– Поздравляю от всего сердца, Кросс, – сказал Хэль.

– Браво, Мод, ты была великолепна! – воскликнул Джек, целуя сестру. – Вся церемония прошла замечательно гладко.

– Вы подпишитесь здесь и здесь, – указывал священник, – а свидетели пусть распишутся вот здесь. Благодарю вас. Желаю всякого счастья. Не буду задерживать вас более никакими формальностями.

Под громовые звуки органа, игравшего свадебный марш, в каком-то странном полудремотном состоянии Франк и Мод направились к выходу, – он гордый, с высоко поднятой головой, она – нежная, робкая. Карета ожидала их. Франк усадил жену и сел сам, и они уехали, сопровождаемые одобрительным шепотом небольшой кучки зевак, собравшихся у церкви частью просто из любопытства, частью чтобы укрыться от дождя.

Мод и раньше ездила с Франком одна, но теперь она почувствовала себя смущенной, почти испуганной. Обряд венчания с его формальностями и наставлениями подействовал на нее угнетающе. Она не решалась взглянуть на мужа. Но он быстро привел ее в себя.

– Имя, пожалуйста.

– О, Франк!

– Имя, прошу, пожалуйста.

– Да ведь ты же знаешь.

– Скажи его.

– Мод.

– Это все?

– Мод Кросс… О, Франк!

– Господи Боже! Как это великолепно звучит! О, Мод, взгляни, как все хорошо вокруг. Как красиво идет дождик, как славно блестит мостовая! Все так красиво… И я самый счастливый человек на свете. О, Мод, я так невозможно счастлив. Дорогая девочка, дай твою руку. Вот она! Я чувствую ее под перчаткой. Славная моя, ты больше не боишься?

– Теперь нет.

– Но раньше боялась?

– Да, немного. О, Франк, я не надоем тебе? Нет? Ведь это убьет меня…

– Надоешь мне! О, Боже!.. Но ты ни за что не угадаешь, что я делал, пока священник читал нам что-то такое про Святого Павла.

– Я отлично знаю, что ты делал в это время. И ты не должен был этого делать.

– Что же я такое делал?

– Ты смотрел на меня.

– Ты, значит, это видела?

– Я чувствовала это.

– Правда, я смотрел на тебя, но в то же время и молился.

– Верно, Франк?

– Когда я видел тебя, стоявшую на коленях, такую светлую, нежную, чистую, – только в это мгновенье, кажется мне, я понял, что ты отдаешься мне навеки. И от всего сердца я стал тогда просить Бога, если мне когда-нибудь суждено оскорбить тебя мыслью, словом и делом, то пусть Он лучше пошлет мне немедленную смерть, прежде, нежели я успею оскорбить тебя.

– О, Франк, какая ужасная молитва.

– Да, но у меня было такое чувство, я ничего не мог поделать. Моя дорогая, ведь ты ангел, ты самое нежное, самое умное и красивое существо на свете, и с Божьей помощью я буду стремиться сохранить тебя такою и даже сделать тебя еще лучше, если это только возможно. И если когда-нибудь тебе покажется, что я словом или делом унижаю тебя, напомни мне об этой минуте, и этого будет достаточно, чтобы я опять пошел по правильному пути. Я же со своей стороны буду стремиться к тому, чтобы все более и более совершенствоваться самому, так как хочу быть достойным тебя и слиться с тобою душевно. Вот тот смысл, который я вижу в обряде венчания, и кроме того я вижу, что окна кареты совсем потускнели от дождя, и черт бы побрал этого кучера, но все-таки это ни с чем не сообразная чушь, что я не могу сейчас же поцеловать свою собственную жену.

Громадная шляпка с белым пером не долго могла служить препятствием молодому пылкому новобрачному, едущему с молодой женой, среди дождя, в карете. Остаток пути прошел очень бурно.

После грандиозного не то завтрака, не то обеда, молодые отправились на вокзал, чтобы с первым поездом выехать в Брайтон. Здесь их поджидали Джек Сельби и два полковых товарища. За здоровье новобрачных было выпито так много, что, кажется, бессмертие им было обеспечено. Офицеры готовились устроить грандиозные шумные проводы, но заметив, что Мод не расположена к этому, франк с самым простосердечным видом заманил всех троих в буфет, запер дверь снаружи, и, вручив ключ и золотую монету старшему носильщику, попросил его не выпускать пленников до отхода поезда.

И вот, тихо и спокойно, они отправились в свое первое путешествие. Оно было началом того великого жизненного пути, конец которого ни один человек предугадать не в силах.