Текст книги "Искатель. 1970. Выпуск №4"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Владимир Малов,Виктор Егоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА IX. ДЕЛО ПРОЯСНЯЕТСЯ

Как только Юсуф вернулся из поездки к Расулову, Гордеев вызвал немедленно Волкова и Мехтиева к себе.

– Докладывай, – сухо приказал он Юсуфу.

Рассказ Мехтиева был лаконичным, но весьма содержательным. Старый Гасан не преувеличивал, что принес с той стороны очень важные новости. Мурсал-киши, встречавшийся с Расуловым в лавке тавризского купца, поручил ему увидеться с Гейдар-агой и предложить тому воспользоваться тайным складом оружия, оставленным англичанами на территории Азербайджана во время второй интервенции, больше десяти лет назад. Старому Гасану дали и координаты склада. По словам Мурсала-киши, запасов на этом складе достаточно, чтобы поставить под ружье полноценный батальон. Получив склад, Гейдар-ага убедился бы в реальности помощи англичан. После этого Расулову поручалось передать главарю банды пожелание английских друзей об установлении с ним регулярной и надежной связи. Для этого Гейдар-аге следовало в первых числах следующего месяца направить одного из наиболее преданных ему людей в Баку. Этот человек должен будет позвонить по телефону 45–44 с 9 до 10 утра и, услышав мужской голос, назвать себя Гюрзой-заде. Ему назначат встречу.

– Анатолий Максимович, быстро выясни, чей это телефон, – выслушав доклад распорядился Гордеев.

И не успел Мехтиев доложить свои впечатления о поведении самого Расулова, как Волков возвратился, откровенно сияя.

– Ну, Николай Семенович, – забасил он, – английской разведке пятьсот лет от роду, а мы только-только…

Гордеев глянул на него так, что Анатолий Максимович разом осекся.

– Выяснил?

– Да, 45–44 – это телефон конторы, в которой работает Гусейнов. По словам наших ребят, наблюдавших за ним, он там единственный мужчина, остальные сотрудники – женщины. Аппарат висит на стене у его стола.

С минуту Гордеев молчал, потом мотнул головой, как боксер, стряхивающий темную пелену нокдауна:

– Ладно. Давай дальше.

Но Юсуфу больше было нечего докладывать. Расулов остался у себя в селе и ждал указаний. По вполне понятным причинам задерживаться там ему не стоило.

– Введи Мехтиева в курс дела, – не поднимая головы, сказал Гордеев, и Анатолий Максимович, не вдаваясь в детали, посвятил Юсуфа в результаты своей поездки и события последних двух дней.

– Ну, что будем предпринимать, товарищи?

Поломать голову было над чем. Тот факт, что Коллинз доверил судьбу склада еще недостаточно проверенному агенту, каким в его глазах должен был быть Расулов, с очевидностью говорил по крайней мере о двух важных обстоятельствах. Прежде всего о том, что какой-то надежной, действенной связи между Коллинзом и лесными бандами пока нет и что с установлением ее англичане очень торопятся.

Полученные данные позволяли сделать и еще один вывод, хотя не столь уж неожиданный, но теперь получивший прямое и окончательное подтверждение. Гейдар-ага должен был стать не исполнителем какой-то отдельной, частной акции, а центральной фигурой будущего выступления. А это, в свою очередь, в какой-то мере раскрывало и его задачи.

Если до этого Гордеев мог только догадываться о том, какая роль отводится Гейдар-аге в предстоящих событиях (сведения о них, хотя и очень скудные, поступили и из других источников), то теперь достаточно точно можно было представить себе и то, в чем будут заключаться будущие действия кулацких банд.

Разумеется, и до этого Николай Семенович не питал каких-либо иллюзий в отношении своих противников, знал, что они способны на самую изощренную и жестокую провокацию. Но заведомая обреченность игры, в которую вовлекали своих лесных партнеров Коллинз и его руководители, бессмысленность того, что должно было свершиться, даже с их собственной точки зрения, заставило Гордеева ощутить приступ такой бешеной ярости, какой не испытывал он, пожалуй, за все годы своей работы в органах.

Но что конкретно можно было предпринять, чтобы сорвать планы противника?

Подменить Расулова кем-то из чекистов было очень соблазнительно. И все же от этой мысли пришлось отказаться. Хотя Гейдар-ага в прошлом сам и не встречался с Расуловым, но кое-что о Гасане он знал, направлял к нему брата, когда тот собрался уйти за границу, был осведомлен о его профессии. Да и по возрасту своему старый контрабандист должен был меньше насторожить подозрительного главаря бандитов. Идти в лес должен был все-таки сам старый Гасан.

В преданности Расулова чекисты не сомневались. Но хватит ли у него выдержки, умения, чтобы самостоятельно вывести банду под удар?

А вот как поступить со складом? Ликвидировать, вывезти оружие? Но Гейдар-ага почти наверняка захочет предварительно удостовериться в его наличии, и если склада не обнаружит, Расулову будет угрожать смертельная опасность. Оставить пока в неприкосновенности, использовать как приманку? Но если бандиты, сделав какой-то непредвиденный маневр, сумеют завладеть складом?

Нужно было найти какой-то ход, позволяющий совместить несовместимое – обеспечить безопасность старому Гасану, установить надежный контроль за складом, гарантировать захват Гейдар-аги.

На решение этих вопросов ушла неделя. Выяснилось много нового. Сначала Шарафов нашел своего Наджафова и вышел, наконец, из игры. Потом вернулся из Закатал обескураженный Расулов. Он рассказал Гордееву о своих долгих мытарствах в поисках возможности связаться с Гейдар-агой. Сделать это никак не удавалось до тех пор, пока старый Гасан не познакомился с местным муллой, который, как оказалось, встречался с главарем банды. Мулла повидался с Гейдар-агой и объявил Расулову, что главарь знает Расулова, но примет его лишь при условии, что тот явится вместе со своим сыном. Сказав мулле, что поедет за Касумом, старый Га-сан поспешил в Баку.

Он дал понять Гордееву, что не хотел бы втягивать в это опасное дело сына, ставить на карту его жизнь. Возникла новая сложная задача.

ГЛАВА X. В ЛОГОВЕ «БАРСА»

Затяжной осенний дождь мелкой водяной пылью ложился на тугой зеленый шатер Закатальского леса. Отроги хребта, скрытые тесно сомкнувшимися кронами, сменялись узкими, но глубокими ложбинками, где деревья росли не так густо. И от этого казалось, что на краю Алазенской долины растянулся, отдыхая, гигантский, многолапый, мохнатый зверь.

Впрочем, увидеть все это мог лишь тот, кто поднялся бы наверх, к субальпийским лугам, сейчас безжизненным, утратившим фантастическую яркость своей палитры, выжженным солнцем, отмытым дождями. А в самом лесу…

Кряжисто, подобно ржавым утесам, стояли грубокорые карагачи, у их подножий застывшими волнами расплескалось море орешника, дикой яблони, алычи. Даже зоркий глаз не смог бы ничего рассмотреть и на расстоянии в сто метров – настолько плотен был «ворс» этой растительной шубы, настолько густ ее «подшерсток».

Лесной кордон – просторное приземистое здание, сложенное из каменной твердости дубовых стволов, стояло на поляне, задней своей стеной приткнувшись к отвесному склону утеса. Подход к нему открывался лишь с одной стороны – поляна была длинной и узкой, да и дом внешне изрядно смахивал на старинный блокгауз.

Фундамент, выложенный из неотесанных валунов, скрепленных известью, с примесью крупного щебня, выглядел надежней любой баррикады. Выходившие на три стороны отдушины подвала могли служить отличными бойницами. На веранде, обнесенной низенькой, из крупного плитняка балюстрадой, свободно могли расположиться полтора десятка стрелков.

Сейчас на веранде было всего четверо. Гейдар-ага, привычно настороженный, даже здесь не расстегнувший ремней снаряжения, жилистый горбоносый старик в запачканной копотью белой бурке и длиннорукий Керим, палач банды, еще более оборванный и неряшливый, чем в тот день, когда он покинул родную деревню. Четвертый, хлопотавший около подносов с пловом и фруктами, бритый толстяк в простой крестьянской одежде, некогда лесничий и егерь местного бека, теперь не то чтоб кулак, просто крепкий хозяин себе на уме. С одинаковым лицемерным радушием раздобревшего холуя он принимал бы тут любого из тех, с кем ссориться было небезопасно.

Полсотни ульев, надежно спрятанных в лесной глуши, хорошея отара, не обложенная никакими налогами (ее до самых снегов выгуливал на горных пастбищах старший сын), огород и небольшой кусок пашни, на которых работали два других сына и снохи, делали его двор более чем просто зажиточным. Хозяин кордона числился в лесниках, исправно выполнял все распоряжения сельских властей, вспоминавших о нем не слишком часто. А представься случай, он сам перерезал бы горло любому из представителей этой власти.

Не с большой любовью относился он и к Гейдар-аге, которого потчевал теперь так усердно. Но поскольку ссориться с главарем банды явно не имело смысла, закатальский «барс», как сам себя называл Гейдар-ага, нередко находил на кордоне теплый прием, сытный стол и спокойный ночлег. А с приближением осени нужда в этом ощущалась все острее.

Сегодня Гейдар-ага приехал на кордон не для отдыха. Два дня назад местный мулла передал через верного человека, что Гейдар-агу разыскивает контрабандист Расулов, принесший из-за рубежа важные вести.

Сокрушаясь и разводя руками: почтенные гости совсем не кушали плов, толстяк хозяин убрал действительно почти нетронутое блюдо, заискивающе предложил:

– Становится прохладно. Может быть, Гейдар-ага и его уважаемые друзья пройдут в комнаты?

– Нет, мешади, – Гейдар-ага бросил на хозяина быстрый подозрительный взгляд. – Я хочу сам увидеть, с какими глазами подойдут они к дому.

– Но твои люди охраняют дорогу, а Керим ястреба бьет пулей на лету. В моем доме тебе нечего опасаться. – В голосе хозяина притворная обида смешалась с плохо скрытым испугом.

Гейдар-ага коротко усмехнулся, сузил глаза, погладил рукоять лежащего рядом маузера.

– Пусть опасаются те, кто захочет меня обмануть. Я должен знать, с какими глазами подойдут они к этому дому.

– Воля гостя – закон для хозяина. Всегда все пусть будет так, как ты сказал. Кушайте виноград, пожалуйста. Сейчас принесу чай, – толстяк с неожиданной для него легкостью проскользнул в полуоткрытую дверь с подкосом в руках.

– Охо-хо, – ни к кому не обращаясь, вздохнул старик, сидевший рядом с главарем. – Сейчас бы ко мне домой…

– Ты прав, Новруз-бек, – голос Гейдар-аги немного смягчился. – Твой дом был просторен, уютен. А сколько слуг… Иншалла, скоро ты опять войдешь туда как хозяин.

Новруз-бек поплотнее стянул завязки наброшенной на плечи бурки, поежился. Взгляд его стал рассеянным, почти мечтательным.

– Какой дом! Его строил еще мой прадед… – заговорил он протяжно, почти нараспев, чуть покачиваясь корпусом взад и вперед. – А сколько земли – не окинешь глазом. А сад, а табуны коней… Теперь все это называется – совхоз имени Алиева. Когда я все это подарил Алиеву? Я не помню, когда я это дарил! – неожиданно выкрикнул старик и замолчал, злобно оскалившись.

– Ну, ну. Успокойся, Новруз-бек. – Гейдар-ага огладил свою густую, давно не подстригавшуюся бороду. – Скоро, очень скоро все получишь обратно. А кто такой этот Алиев?

– Какой-то большевистский вожак. Я хотел бы видеть его на той чинаре. – Усы и верхняя губа у Новруз-бека подрагивали, как у пса, готового зарычать.

Коротко просвистав в воздухе, на вытоптанную площадку перед домом шлепнулся кусочек плитняка. Через мгновение, подхватив винтовки, все трое были уже на ногах.

– Керим! – Гейдар-ага рукой ткнул в сторону поляны. Длиннорукий Керим в два прыжка выскочил из-под навеса, поднял голову, всматриваясь куда-то наверх, и успокаивающе произнес, обращаясь к Гейдар-аге:

– Зейтун их видит. Едут. Только трое.

– Мешади! – Даже в это почтительное обращение к паломнику, совершившему путешествие к гробу пророка, Гейдар-ага сумел вложить все, что должно быть в команде. – Ты встретишь гостей.

Молча поклонившись, толстяк заспешил с веранды.

– Керим! – еще жест в сторону полуоткрытой двери. – Будешь держать их под прицелом. – И Гейдар-ага вновь опустился на место, спокойный, невозмутимый, каким и должен быть почтенный гость в ожидании запоздалых гостей.

В дальнем конце поляны показался пузатый, откормленный ишак. На нем восседал тщедушный человечек в большой, потемневшей от дождя чалме, казавшейся особенно нелепой над его хилым, обернутым накидкой телом. Немного позади легкой поступью вышагивал Расулов, еще на шаг-другой от него отстал Юсуф Мехтиев, в русских сапогах, брезентовом плаще, в круглой плоской крестьянской папахе.

Хозяин, подхватив ишака под уздцы, подвел гостей к веранде, почтительно помог мулле слезть со своего «скакуна». Вблизи служитель аллаха оказался еще невзрачнее с виду. Изможденный, морщинистый, со слезящимися глазами, длинной, но тощей бороденкой и такой же шеей старик. Следом за ним поднялся под навес и Расулов, который даже здоровяку Гейдар-аге, если б дело дошло до рукопашной, мог бы оказать сопротивление. Старый Гасан остановился у края ковра. Мехтиев, как и полагалось младшему, молча поклонился и отошел в дальний угол веранды.

Главарь окинул незнакомцев быстрым внимательным взглядом. «Да, – мысленно оценил он старшего гостя. – Этот станет ходить через границу. Похож на Новруз-бека, только покрепче. Такой на любое дело пойдет… И в гепеу тоже. Второй еще щенок! Я переломлю его одной рукой. А вот стал неудобно. Кериму не виден». Он указал Юсуфу место поближе, на краю ковра. Еще раз поклонившись, тот подошел и стал, ожидая, пока сядут старшие. «Обычай знает, – подумал Гейдар-ага, – почтителен, скромен, не поднимает глаз…»

– Да пошлет тебе аллах благополучия и успеха во всех твоих делах, – нараспев произнес мулла, здороваясь с главарем банды. Гейдар-ага склонил голову, приложив руку к сердцу, потом с приветственным жестом повернулся к Расулову.

– Тебя я тоже рад видеть, старший брат.

Мулла, подобрав полы накидки, опустился на ковер, оперся на подушку, подложенную ему хозяином.

– Плохие новости, совсем плохие, Гейдар-ага, – дребезжащим речитативом затянул он. – Разгневался на нас всевышний, смуту поселил в умах мусульман. Крестьяне забывают дорогу в мечеть, молодежь не слушает старших, женщины потеряли стыд. Не только в Закаталах – в селах снимают чадру, ходят в больницу, спорят с мужьями. Закон шариата уже не закон, – вещал мулла, ерзая на ковре, как курица, устраивающаяся на насесте.

Гейдар-ага с трудом сдерживал раздражение. Каноны восточной учтивости не позволяли, встретившись, сразу переходить к цели свидания, но болтовня старого пустомели злила его.

Подчеркнуто неторопливым жестом атаман расстегнул пояс с кинжалом, отложил в сторону. Испытующе глядя на Расулова, скинул с плеча перевязь маузера. Старый Гасан, приняв позу человека, собравшегося совершить омовение, раскрыл перед собой пустые ладони и медленно опустился на корточки рядом с муллой. «Умен», – подумал Гейдар-ага и неприметно покосился в сторону младшего гостя. Тот, помедлив, тоже присел, сложив на коленях скрещенные руки.

Хозяин поставил перед гостями стаканчики с чаем. Мулла торопливо схватил свой, стал греть о него озябшие руки, потом начал пить мелкими глоточками, причмокивая и отдуваясь. Воспользовавшись паузой, Гейдар-ага кивнул Расулову.

– Войдем в дом, там поговорим.

Поднявшись, оба вошли в комнату, расположенную рядом с той, откуда за встречей наблюдал Керим. В нее вела отдельная дверь, проем между обеими был прикрыт ситцевой занавеской.

– Я здесь в гостях, но ты будь как дома, пожалуйста, – доброжелательно произнес Гейдар-аге, усаживаясь на разбросанные по ковру подушки, и, не меняя тона, будто вскользь, спросил: – Где ты живешь?

– Я из Пойлы, что вблизи границы, – ответил старый Га-сан. – Ты должен знать Расуловых.

– Ты брат Наджаф-кули?

– Он умер пять лет тому назад. Надеюсь, аллах нашел ему место в раю.

– Но занимаешься его же ремеслом?

– Так принято у нас в семье, Гейдар-ага.

– Наджаф-кули был другом моего двоюродного брата Мусы. Ты знал его?

– Гейдар-ага, я старый человек, зачем со мной играть, – нахмурясь, произнес Расулов. – Ты сам прислал ко мне Мусу Джебраилова. Я помог ему перейти границу. Хочешь узнать, с чем я пришел, – слушай. Не хочешь – разреши, мы уйдем.

Широкоскулая рябая маска ухмыльнулась, в черной бороде ослепительно блеснули зубы. Гейдар-ага умиротворяюще поднял открытую ладонь.

– Прости, старший брат. У меня нет гепеу, я сам должен вести эти разговоры. Ты сделал, как я просил, привел с собой сына, я верю тебе. Но ты слышал, как было под Шушей? Не сердись, скажи, кто тебя послал?

– Я говорил с Мурсал-киши, он дружит с англичанами. Они хотят тебе помочь.

– А что ждет Мурсал-киши? Зачем я ему?

– Он много знает о тебе. Знает, что ты хочешь собрать все лесные отряды, поднять знамя газавата. Мурсал-киши сказал так: если Гейдар-ага сможет договориться с Саттар-ханом, с Али Ниязом, мы дадим ему много оружия. Скажешь «да» – я тебе укажу, где находится оружейный склад.

– О каком складе говорит старший, брат? – Гейдар-ага поднял клочковатые, цвета полыни брови.

– Носить оружие через границу тяжело и опасно. Когда англичане были здесь, они оставили склад на десять таких отрядов, как твой. Мне точно объяснили, где он, я проверил, все на месте. У железной дороги, где станция Ганджа. Они думают так: будет у тебя оружие – сможешь собрать другие отряды, начнешь большую войну.

– Что в этом складе? – Гейдар-ага подался вперед. Новость ошеломила его, и сохранять равнодушный вид не хватило сил.

– Пулеметы, винтовки, маузеры, гранаты. Патроны тоже, конечно. Мне называли чего сколько, прости, не запомнил, только много

«Не запомнил?» – Гейдар-ага снова насторожился.

– А как с Мусой? Он перешел границу? И где сейчас? – Вопрос был задан неожиданно.

Но за годы занятий контрабандой старому Гасану не раз приходилось оказываться перед всякими неожиданностями, и он привык не теряться.

– Я думаю, где-нибудь в Ленкорани, – насмешливо улыбаясь, отвечал он. – Мурсал-киши хотел к тебе Мусу прислать. Тот деньги взял, границу перешел, но исчез куда-то.

Гейдар-ага ухмыльнулся.

– Муса неглупый человек, зачем ему в Закаталы идти? Здесь каждый милиционер его знает. Наверно, спрятался… – успокаиваясь, произнес атаман. – Хорошо, скажи теперь, ты склад покажешь, что потом?

– Потом в Баку мне надо ехать. Найти человека одного, сказать ему, как ты решил. Этот человек с Мурсал-киши связь имеет. По телеграфу, только без проволоки который. Ему все расскажу, к себе в Пойлу поеду. Если что надо за границей – пришли ко мне своего человека, я провожу.

– Да благословит тебя аллах за эту новость! – торжественно произнес Гейдар-ага, поднимаясь. – В Баку с тобой будут мои люди. А сейчас… Ты можешь ехать сразу?

– Для этого я шел сюда, Гейдар-ага. – Расулов тоже встал, лихорадочно соображая, можно ли задать вопрос, почему Гейдар-ага согласился встретиться с ним лишь в том случае, если Гасан придет на свидание вместе с сыном, или лучше от этого воздержаться. Но Гейдар-ага сам развеял эти сомнения.

– Оставишь сына здесь. Поедешь с Новруз-беком. Покажешь место, склад.

– Сына? – Расулов оскорбленно вскинул голову. – Ты мне не доверяешь? Не будет склада, ничего не покажу!

– Слушай, я говорю, почтенный Гасан, – Гейдар-ага подался вперед, свел глаза в узкие щелки. – Пусть моя осторожность не обидит тебя. Но два раза не надо, чтоб я говорил. Или будет, как я хочу, или будет нехорошо. Керим! – Длиннорукий, откинув стволом винтовки занавеску, вдвинулся в комнату. – Позови Новруз-бека!

– Да, Гейдар-ага.

Новруз-бек вошел, поддерживая рукой у шеи спадавшую бурку.

– Поедешь с нашим братом, куда он покажет, – обратился к нему главарь, не отрывая своих прищуренных глаз от Гасана. – Хорошо запомнишь место. Привезешь мне со склада гранаты и маузер. Скажешь нашему брату спасибо. Где меня потом найти, сам знаешь. Поедешь сейчас.

– Наконец-то аллах вспомнил о нас! – Глаза Новруз-бека радостно заблестели. – Будь покоен, Гейдар-ага, все сделаю как надо. – И повернувшись к Расулову: – Пойдем. Коня для тебя хозяин даст.

– Но потом ты отпустишь сына? – В голосе старого Гасана звучало неподдельное волнение.

– Потом… Потом, конечно, отпущу. Разве мусульманин платит злом за добро? – свистящим шепотом произнес Гейдар-ага.

ГЛАВА XI. ГОНКИ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

Вечером того самого дня, когда Гейдар-ага встретился со старым Гасаном, в кабинете Николая Семеновича резко, требовательно затрещал телефон. Гордеев, уже третьи сутки не выходивший из управления, схватил трубку.

– Докладывает Киреев. Гусейнов только что пришел на квартиру к Юдину. Продолжаю работу.

Прижав кнопку звонка, Николай Семенович не отпускал ее до тех пор, пока в комнату не влетел секретарь.

– Хентова ко мне!

Через несколько минут появился Хентов, носатый, похожий на грача брюнет в мятой гимнастерке. Плохо затянутый командирский ремень скособочился под тяжестью крупнокалиберного кольта, голенища были слишком просторны. Вид у него был непрезентабелен, но Хентов никогда не был в управлении мишенью для насмешек, так как специалистом он был великолепным. «Такой выйдет в эфир на спичечном коробке да на паре женских шпилек», – говорили о нем радисты. За виртуозное мастерство Хентову прощалась и внешняя расхлябанность, и полное отсутствие чувства юмора.

– Как у тебя? – Гордеев не скрывал своего беспокойства.

Хентов пожал плечами.

– Люди дежурят в должном радиусе, – негромко, чуть картавя, отвечал он, – заработает, рация, сразу засечем.

– Ты адрес-то, часом не перепутал?

– Зачем? – Хентов опять пожал плечами. – И сейчас хорошо помню. Третий Нижнеприютский, четырнадцать. Разрешите идти?

– Да, да, пожалуйста. И скажите там, чтобы Волкова ко мне прислали.

Хентов вышел. Анатолий Максимович появился почти тотчас же, видимо, ждал вызова. Сегодня он был в штатском, накладные плечи просторного пиджака подчеркивали громоздкость его корпуса.

– Так точно, – Волков привычно вытянулся. – Киреев, Бероев, Онищенко, Горчакова.

– Не простит тебе Юсуф, что девушку на такую операцию берешь, – одними губами скупо улыбнулся Гордеев. – Да ты садись давай. Все равно мне первому сообщат.

– Что вы, Николай Семенович, – опускаясь в кресло, отвечал Волков. – Юсуф гордиться будет. Горчакова в адресном неплохо себя показала, здесь посерьезнее дело будет. Хотя для нее опасности нет, дальше хозяйки ходить ей незачем.

– Слушай, – несколько смущенно начал Гордеев, – а как вообще у них. Ну… с Горчаковой? Ты не думай, Максимыч, я не потому спрашиваю, Юсуфу, как сыну, верю; просто хочется, чтоб у ребят было по-настоящему хорошо, а поговорить – спугнешь еще, обидишь…

– Смешные они, – Волков улыбчиво прикрыл тяжелыми веками выпуклый фарфор белков. – Друг от друга прячутся, таятся, а со стороны – оба как на ладони. Смотреть на них и завидно и смешно.

Оба замолчали. Большие кабинетные часы – гордость начальника управленческой хозяйственной части, недавно появившиеся в комнатах второго этажа, пощелкивали словно все чаще и чаще. Казалось, что стук маятника с ощутимой быстротой набирает темп, силу.

– Тошно до чего так сидеть, – не выдержал Анатолий Максимович.

– Куда уж, – начальник кивнул. – Только ему сейчас того тошнее. Как думаешь, возьмем без стрельбы?

– Кто-о их знает, – уклончиво протянул Волков. – Мужики вроде тертые. Постараемся.

Вдруг распахнулась дверь, и Хентов, еще более растрепанный чем полчаса назад, появился на пороге.

– Работает рация, товарищ… Николай Семенович. Она самая, ошибки нет. В Нижнеприютском,

– Ну, хоп, – по вынесенной еще из Средней Азии привычке бормотнул про себя Волков и, встав, одернул топорщившуюся над левым бедром полу пиджака. – Я спускаюсь, Николай Семенович?

– Да, выходите. Сейчас доложу, и поедем, – кивнул Гордеев, поднимая трубку.

…Потные, тяжело дышавшие Юдин и Гусейнов возились у печки, старательно заделывая опустошенный тайник. Рация, упакованная в вещевой мешок, стояла у двери, агент номер 015 заметал следы.

Каменщики и Юдин и Гусейнов, прямо сказать, были никудышные Когда работа, наконец, была завершена, пол оказался заляпанным раствором, у самой печи образовалась настоящая лужа, вещи покрылись налетом красной кирпичной пыли. Перед уборкой присели отдохнуть, закурили.

– Аркадий Иванович, – Гусейнов с отвращением оглядел неприбранную комнату, – и не зря мы все это затеяли?

– Нельзя долго работать на рации из одного места, – Юдин взъерошил свои редеющие волосы, потянулся, отхлебнул из стоявшей на столе початой бутылки. Почему-то неотвязно лезли в голову стереотипные слова в шифровках: «Да хранит вас бог. Уильям».

Гусейнов потянул к себе лежавшие на столе нарды и открыл их.

– А я думал, что мы успеем сыграть сегодня партию, – сказал он и, вынув из ящика обломанную половинку нардовской шашки, спросил – Что ты не заменишь целой эту гадость? Сколько времени она валяется здесь.

– Оставь, пожалуйста, – сердито буркнул Юдин и, выхватив из рук Гусейнова обломок, сунул его в карман.

Послышался робкий, хорошо знакомый обоим стук тети Даши в дверь. Юдин быстро встал, надел пиджак, сунул правую руку в наружный карман. Под натянутой материей ясно обозначилось револьверное дуло, шагнул к двери, прислушался, открыл. Старушка поманила его в коридор.

Беспокойство хозяина начало, видно, передаваться и гостю Поднявшись, Эюб подошел к окну, попробовал, крепко ли сидят в гнездах шпингалеты, поколебавшись, выдернул их, вернулся на свое место. Через минуту вошел и 015.

– Что там? – спросил его Эюб.

– Чертовщина какая-то. Нашу старуху срочно вызывают к племяннице. Есть у нее такая. Подружка пришла, говорит – та внезапно заболела. Не нравится это мне.

– Разве племянница не может болеть? Аркадий Иванович, клянусь своей головой, ты стал похож на человека, который боится своей тени. Нельзя так, слушай…

Юдин тяжелой походкой подошел к столу, взялся было за бутылку, потом отставил.

– Чувствую я, что наша проверка в адресном плохо обернется. Оттого и тороплюсь с переносом рации.

– Оставь, Аркадий Иванович. Ты же не тетя Даша, чтобы верить в черных кошек, тринадцатое число и прочую чепуху… Хотя я понимаю, что лучше быть пять минут трусом, чем всю жизнь покойником, но сейчас, думаю, зря расстраиваешься. Скажи лучше, что дальше делать?

– Там, под шторой, провод натянут. Сними-ка его, брат.

Легкой, пружинистой походкой Гусейнов пересек комнату и оказался у окна в тот самый момент, когда с треском распахнулась дверь и в комнату шагнули двое с оружием.

– Стоять! Не дви…

Выключатель был у окна, и реакция Гусейнова оказалась мгновенной. Ударив рукой по кнопке, он выключил свет, стремительно распахнул окно и выпрыгнул наружу. Волков, стелющимся вратарским прыжком метнулся к дивану. Глухо, словно за стеной, стукнул выстрел. Под окном послышался сдавленный вскрик, и все стихло.

Через секунду свет вспыхнул опять. Гордеев стоял у окна, наган вплотную прижат к бедру, средний палец на собачке, указательный вытянут вдоль ствола, левая рука на выключателе. Но только что прозвучавший единственный выстрел был направлен не в Волкова. Анатолий Максимович стоял у дивана, поддерживая обвисшее тело Юдина. Волков, нахмурясь, опустил Аркадия Ивановича. Нагнулся, взялся за пульс.

– Вызвать «Скорую»? – спросил кто-то из сотрудников…

– Не надо, – покачал головой Анатолий Максимович. – Не захотел платить. Стрелял прямо в сердце.

– Все равно врач нужен. Акт составит. Вызывайте, – распорядился Гордеев. И, сдвинув штору, спросил у подошедшего к окну сотрудника: – Что там у вас?

– Похоже, ушел, – оба, и Киреев и Онищенко, старались не глядеть на начальника.

– С чем вас и поздравляю. Идите помогите при обыске, – распорядился Гордеев. Жестом предложив Волкову и Кирееву следовать за собой, Николай Семенович почти сбежал с веранды.

Волков, сняв с кровати покрывало, прикрыл им труп и вышел вслед за Гордеевым.

– Унес с собой всю агентуру. Теперь придется повозиться… – ни к кому не обращаясь, пробормотал он.

– Слушай, Максимыч, – быстро, будто диктуя стенографистке, заговорил Гордеев. – Бери Киреева. В машину – и к Гусейнову домой. Не медли. Ему из Баку выбраться надо, а одет неудачно. Рубашка пижонская, редкой расцветки, не дурак, обязательно сменит. Да и денег с собой может не быть. Я сейчас в управление, порт перекроем, на шоссе посты выставим, организуем в городе розыски. А ты, если дома не застанешь, давай по линии железной дороги. У него сейчас два пути. Хорошо, если к границе, А вдруг к Гейдар-аге? Перехватить его надо, во что бы то ни стало. Иначе… – Он не договорил.

…Громоздкий «бенц», рывком взяв с места, понесся в сторону Тазапирской улицы, на которой жил Гусейнов.

– Как же у тебя получилось, Павлуша? Ты ж под окном стоял, – отрывисто проговорил Волков.

– Дьявол его знает… – Киреев закурил, стараясь быть спокойным. – Он выскочил прямо на Онищенко. Тот упал, я думал – убит, я к нему… Ну и промедлил. Всего-то доля секунды, а тот уже в кусты и к пролому. Бероев у другого окна стоял, с него не спрос.

– Ловок, бестия. Между пальцев ускользнул. Если мы с тобой его не найдем, будет плохо, – Волков замолчал и, взявшись рукой за спинку сиденья, всем корпусом подался вперед, словно пытаясь ускорить этим бег машины.

Масьма Гусейнова была искренне удивлена, что Эюба в такую позднюю пору разыскивают друзья. Киреев, отлично говоривший по-азербайджански, минут десять беседовал с заспанной бабкой, убедился, что спрятаться в квартире невозможно, и быстро спустился к машине.

– Прежде чем на вокзал, давай еще один адрес проверим, – предложил он Волкову. – Старуха говорит, что Эюб дядю часто навещает. Мовсумов Дадаш, в торговле работает. Если действительно из дому без денег вышел…

– Давай на Завокзальную, Сережа, – Волков за эти дни успел запомнить всех родственников и знакомых Гусейнова.

Дадаш Мовсумов был заметно смущен визитом, но утверждал, что не видел Эюба уже больше месяца. Однако в доме, несмотря на поздний час, никто не спал, похоже было, что хозяева чем-то напуганы. В углу комнаты стоял наспех прикрытый незастегнутый чемодан.

– Ну вот что, – Анатолий Максимович решил не терять времени. – Ближе к делу. Я знаю: Гусейнов только что был здесь. Говорите, куда поехал?

В этот момент Киреев на всякий случай запустил руку за диван, пошарил там и извлек знакомую обоим яркую рубашку Эюба. Это выдало Мовсумова с головой. Разом ослабев, он опустился на стул.

– Воды хлебните, – сверкнул на него глазами Анатолий Максимович. – И рассказывайте. Быстро.

Уходя от преследования, Эюб Гусейнов успел сочинить историю, которая была встречена с сочувствием в доме Мовсумова. Бухгалтер рассказал, что на днях был арестован за растрату его коллега Юдин, до этого поссорившийся с Эюбом, и теперь Гусейнов опасается оговора. Дядя, видимо, достаточно хорошо знал, что подобное не совсем невозможно. Во всяком случае, он дал Эюбу пятьсот рублей, другую рубашку, пиджак, кепку и подсказал довольно безопасный маршрут.