Текст книги "Седьмая пятница"
Автор книги: Артем Тихомиров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 18
В таком виде, не отвечающем, мягко говоря, привычным представлениям о психически здоровых людях, меня и застала Гермиона. Сердитым вихрем она влетела в библиотеку и проорала:
– Вот ты где! Они уже усаживаются! Тебя только и не хватает! Вставай!
Сладить с нею не было никакой возможности. Сестрица оторвала меня от стула, даже не подозревая, что я об этом думаю.
– Ты, глупый взрослый ребенок, и когда ты только возьмешься за ум! – возмутилась чародейка, протащив меня три метра по коридору. – Я устала с тобой нянькаться! Вот возьму и брошу – и выпутывайся сам! Знаешь, за эти годы столько накопилось! Я борюсь с искушением вылить это все на тебя. Хорошо хоть сегодня закончилась эта комедия!..
– Какая?
– С тобой и Талулой! Я устала держать язык за зубами! Для женщины молчать – одно из тяжелейших испытаний, какие только выпадают на ее долю. Изо дня в день тебя разрывают ценные сведения, эмоции, планы мести и тому подобное, а ты не имеешь права и рта раскрыть, потому что дала клятву! Больше никто не заставит меня помалкивать. Я буду горланить обо всем, что знаю, всегда и везде!
Гермиона остановилась и прислонила меня к стене. Я поехал вбок, но она вернула меня в прежнее положение.
Видя, что я по-прежнему вне кондиции, сестрица закатала рукава.
– Ну все, ты сам напросился! Пеняй на себя, дорогой!
– Что ты хочешь де…
– Предметная архивация!
– Что-о?
– Ты переполнил чашу моего терпения! К тому же я еще ни разу не пробовала это заклинание на людях. С мышами, впрочем, получалось неплохо, поэтому не волнуйся!
Я замахал руками, но защититься не сумел. Гермиона отступила на пару шагов, извлекая волшебную палочку из сумочки.
– Я не могу нести тебя на себе. Так или иначе, до столовой ты побудешь… чернильницей…
Взмах волшебной палочкой, повелительные нотки в словах заклинания, слабая вспышка – и вот я чувствую, что уменьшаюсь в размерах. Сестрица, наоборот, увеличивалась до тех пор, пока ее верхняя часть не исчезла в безумной выси, каковой и была высота человеческого роста для чернильницы, стоящей на полу.
– Получилось, смотри-ка ты! – Гермиона пару раз подпрыгнула на месте, хлопнула в ладоши. – А сколько бедных мышек окочурилось, пока я обрела сноровку!..
Ответить я не мог. Чернильницы, даже волшебные, редко разговаривают.
– Я похоронила их в нашем саду и положила на их могилку плиту из гранита, которую наколдовала по старому рецепту в книге…
Едва я услышал о трагической судьбе грызунов, мои волосы стали дыбом. Образно говоря, конечно, потому как волос сейчас у меня не было. Это, выходит, мне еще повезло? Я не окочурился, как те несчастные зверьки, и, значит, опыт можно считать удачным? А разве никто не говорил Гермионе, что обращать людей в неодушевленные предметы – дурной тон? Хотя наверняка говорили, но ей, разумеется, на условности плевать. Она бы, конечно, расстроилась, расплещись я по всему коридору, однако сожалела бы лишь о том, что испортила платье.
– Красота! – сказала юная волшебница, поднимая свой шедевр с пола и приближая к глазам. С моей точки зрения глаза эти были огромными, что твой дворец. – Как я раньше не додумалась? Всего-то и надо превратить тебя во что-нибудь, что легко переносить. Думаю, так ты можешь даже путешествовать… почтой, в посылке.
Я рассвирепел от негодования, а Гермиона сунула меня в карман и потекла к честной компании, готовой принять порцию-другую отличной жратвы.
– Квирсел разнюхивает обстановку, – сказала Гермиона, дуя по коридору со скоростью почтового дилижанса. – Судя по его морде, что пару раз промелькнула на моем горизонте, ему удалось что-то нарыть. Правда, сейчас, после вновь открывшихся обстоятельств, не знаю, пригодятся ли нам его сведения. Нам известно, что Талула и Изенгрим состоят в… некоем обществе… и оно призвано предотвратить вселенский катаклизм. Ох, побыстрее бы завтра наступило! Я так хочу узнать все до мелочей! Это так… есть такое слово, Браул, – «заводит». Его употребляют мещане, охочие до разнузданных удовольствий. И они правы, в том смысле, что это словечко весьма подходит для описания моего душевного настроя. Меня так заводит это дельце, что я готова из платья выпрыгнуть!..
Может, и хорошо, что я чернильница. Нет, я определенно шокирован! Юная аристократка (пусть и прогрессивная) выражается как дочь чокнутого шляпника, вы только подумайте! Заводит ее, видите ли! Из платья выпрыгнуть… Нет, я все понимаю – возраст у Гермионы в самый раз для страстной любви и всего такого прочего, с этим связанного, но всему же есть предел.
«Браул, – сказал внутренний голос, – ты становишься брюзгой и ханжой!»
Я мысленно зарычал. Гермиона вошла в раж и трещала как сорока:
– Чем больше я об этом думаю, чем больше сопоставляю, тем сильнее мне кажется, что все неспроста. Мы теперь знаем правду о твоем походе в пустой дом, знаем о блокноте и шифре – кстати, я отдала их Талуле – но тут, я думаю, взаимосвязи более глубокие… Космические и судьбоносные, я бы сказала…
И далее в таком же духе. Хотя голов у чернильниц не бывает, но я вполне явственно ощущал, что она зверски раскалывается.
Наконец путешествие по дому закончилось, и Гермиона влетела в столовую, где уже собралась вся поттеровская шайка. Говоря «вся», я имею в виду, что прогульщиков не было, семейство предстало в полном составе.
Помимо Талулы и Зубастика, за столом сидели младшие отпрыски чародейской фамилии: близнецы Ортун и Зепирон, а также рыжая девица Карла шестнадцати лет от роду, замыкающая вереницу новоиспеченных волшебников. Ортун и Зепирон успели распрощаться со школьными годами и потому выглядели, словно молодые задорные петушки, уверенные, что им море по колено. Я помнил их тощими пронырливыми двоечниками и удивился, как сильно они возмужали внешне. Внутри, впрочем, оба остались теми же шалопаями, прячущими в кармане рогатку. У Карлы, отставшей от близнецов на три года, выпускные экзамены на право называться чародейкой были впереди, и это обстоятельство, судя по ее виду, ничуть бедняжку не радовало. Девица не отрывала взгляд от стола и вспыхивала, как фаербол, с периодичностью в двадцать секунд. Спровоцировать очередной приступ застенчивости могло, по моим наблюдениям, все что угодно, даже взрыв громкого смеха. Реакцией было красное половодье, заливавшее Карлу до корней волос, и дрожащие руки, из которых то и дело выпадала ложка. Будущая чародейка была единственным человеком в семье Поттеров, кто не разделял всеобщей любви к шуму и веселью. Печаль и сосредоточенная задумчивость были уделом Карлы. Глядя на нее, ваш покорный слуга испытывал жалость. Точно так же я сочувствую мокнущему под проливным дождем котенку и ничего с этим поделать не могу.
Поттеры приветствовали Гермиону ревом и улюлюканьем. Зубастик тут же поинтересовался, почему она пришла одна, и сестрица, всплеснув руками (это она нарочно!) сказала, что «совсем позабыла».
Вытащив меня из кармана, чародейка сделала несколько пассов и выговорила заклинание. Сразу после этого я сообразил, что уже стою на ковре рядом со столом, живой и здоровый, и слышу бурные овации. Гермионин фокус пришелся Поттерам по душе. Даже Карла, эта умирающая лебедица, осмелилась оторвать взгляд от столешницы, воздела очи на гостью и стала красной, словно свежесорванный цветок мака. На Гермиону девица взирала с неподдельным восхищением и, верно, мечтала, что станет такой же. Увы, рыжее дитя, Гермионой Скоппендэйл надо родиться. Воспитать ее в себе невозможно.
Сестрица усадила меня на стул и положила на колени салфетку. Видя, что со мной возятся, словно с малым дитем, Поттеры хохотали во все горло и тыкали пальцами. Даже Талула, моя любовь, находила это забавным, так что говорить о других. Оставалось стоически сжать зубы, готовясь к продолжению.
И оно последовало – уже через минуту ваш покорный слуга стал гвоздем программы. Вы не представляете, сколько поттеровского юмора вылили на меня за тот час, пока мы сидели за столом и наполняли чрева разными блюдами. Поттеры полагали, что не имеют никакого права унывать и даже просто быть серьезными, если компанию им составляет такой рохля. В чем-то они были правы, ведь только рохля может позволить троюродной сестре носить себя в кармане, но против такой логики восставала моя гордость. Я как мог заталкивал ее глубже в себя, боясь, что душевная буря способна вмиг превратиться в настоящую и разнести этот проклятый дом по кирпичику. Вот был бы пассаж.
Наконец пытка закончилась. Я ощутил, как побочное действие заклинания уходит, и понял, что, несмотря на сыплющиеся со всех сторон удары, сумел съесть почти все, что подавали на стол. Странно, а я думал, не смогу впихнуть в себя ни кусочка.
Меня со всей силы долбанули по плечу, едва не опрокинув на пол. Чуть не получив разрыв сердца, я обернулся и понял, что стою возле своего стула и вижу Сида Поттера. Старик подобрался ко мне в ту минуту, когда публика покинула столовую и мигрировала в гостиную хлебнуть чего-нибудь эдакого.
– Браул! Я очень рад, – сказал чародей.
– Я тоже, – отозвался ваш покорный. – А чему?
– Ну ты знаешь! – Сид Поттер подмигнул и обнял меня за плечо.
Я кивнул, хотя не имел представления, о чем он.
– Мы со своей стороны заверяем тебя, что согласны. Хотя это, конечно, пока не официально…
– Конечно…
– Но я хочу, чтобы ты знал.
– Теперь знаю.
– Отлично, Браул! Идем, выпьем чего-нибудь.
Не дожидаясь ответа, Сид схватил меня за руку и повел в гостиную. Гадая, что происходит и что я такое опять пропустил, я шел за ним с овечьей покорностью.
Расслабляться было, как выяснилось, рано. Второе отделение началось уже в гостиной, где компания поглощала спиртные напитки. В течение сорока с лишним минут Гермиона рассказывала истории о моих прошлых злоключениях и раз за разом срывала аплодисменты. Надо полагать, скоро эти байки станут модными в свете анекдотами, а имя мое – нарицательным. Чего, собственно, и следовало ожидать…
Под конец я понял, что сил моих больше нет, и удалился. Служанка провела меня в комнату, где мне предстояло дождаться утра. Оглушенный тишиной и отсутствием поблизости Поттеров, я молча прошел к постели и плюхнулся на нее. Служанка закрыла дверь, дав мне познать чувства покойника, запертого на веки вечные в склепе. Но именно это мне и нужно было: тишина и одиночество. Ими я наслаждался до тех пор, пока не уснул.
Глава 19
Когда я продрал глаза, на часах была половина первого ночи. Циферблат я видел неплохо благодаря лунному свету, льющемуся в щелку между шторами, но остальная часть помещения тонула в первобытной тьме.
Беспамятство мое длилось долго, и я успел забыть, где нахожусь и что этому предшествовало. Я был в одежде, кровать – совершенно мне не знакомая. А еще тишина, будто уши мне не только заткнули ватой, но и залили первоклассным воском.
Крутя головой по сторонам, я испытывал священный трепет, знакомый всем тем, кто хоть раз просыпался после попойки в незнакомом месте и в полном одиночестве. Какие только мысли не лезут в голову в такие тревожные минуты.
Я слез с ложа и направился в сторону, как мне показалось, столика с лампой.
На пути мне попался стул, о который я брякнулся коленкой и взвыл, будто смертельно раненный оборотень. Свалившись на пол, ваш покорный вспомнил все в тот же миг. Потирая коленку, я обругал тайные общества, спасение вселенной, богов и духов, не забыв пройтись по изобретателям блокнотов и шифрованного письма. Кто бы они ни были, в своих могилах они перевернулись не раз и не два, это уж точно. Если бы не их фокусы, сейчас я почивал бы дома, в своей милой постельке.
Как жаль, что меня не поразила клиническая амнезия! Я вспомнил такое, что с трудом подавил в себе протестующий вопль. Навалилось все разом. История с походом в пустой дом, говорящее тряпье, носящее странное имя Спящий Толкователь, ужин у Поттеров, объяснение с Талулой и странные, двусмысленные намеки папаши Сида… Это были лишь основные вехи хроники ужаса, частью которой я стал, а впереди – нет причин сомневаться – меня ждали сюрпризы похлеще.
Через секунду я понял, что открывается дверь, и замер на полу, прикидываясь мертвым.
– Браул, ты здесь? Эй! Я знаю, что здесь – нюхом чую!
– Квирсел?! Провалиться тебе на этом месте! Ты меня перепугал до смерти! Я думал, ко мне явилось привидение!
Мопс, невидимый в темноте, прошелся по комнате. Его голос зазвучал теперь сзади меня, у окна.
– Насколько я могу судить, в «Юных девах» нет привидений!
– Успокоил, – проворчал я, обретая прежнюю смелость или то, что я подразумеваю под этим словом. – Зато здесь живут Поттеры.
– Верно замечено. Они… шумные. Я бы так определил.
– Шумные?
– Тихо ты, разбудишь кого-нибудь! – шикнул мопс, расхаживая взад и вперед. Его голос перемещался вместе с ним из угла в угол, – В этом отсеке ночует Карла.
– Я просто хочу сказать, что… ладно, не будем. Пускай Поттеры остаются одной из неразрешимых загадок мироздания. Их нужно переживать, как летнюю грозу, теша себя мыслью, что скоро она закончится.
– Но, судя по всему, – хмыкнул чародей, – тебе так не повезет…
– Что ты имеешь в виду?
– Талулу, конечно. Ты не забыл, что она тоже Поттер?
– Не понял.
– Вот, о чем я и говорил. Твои мозги, ущербные изначально, просто не в состоянии адекватно реагировать на события во внешнем мире…
– Хватит! – прошипел я, поднимаясь при помощи комода, который нашел в темноте справа от себя. Карабкаться, держась за его выпуклости, было все равно что покорять пик в десять тысяч метров.
– Брюзга, – вынес вердикт Квирсел.
– Ладно, объясни тупому чародею, что ты имел в виду.
– Я видел, как папаша Сид с тобой перемигивался. Как, по-твоему, что это означает?
– Не знаю. Нервный тик?
– Не в этом случае. Он явно имел в виду что-то важное.
– Например?
Я шарил по комоду в поисках лампы. Лампы там не было. Тогда ощупью я стал продвигаться в северном направлении, к столику, существование которого до сих пор было под сомнением. Но мне повезло. Убедившись в истинности своей догадки, я чиркнул спичкой и запалил внутри стеклянного колпака масло.
Комната озарилась густым желтым сиянием, порождающим таинственность и резкие глубокие тени.
– Ну так что, по-твоему, имел в виду папаша Сид? – спросил я, поворачиваясь к ерзающему в кресле перед письменным столом мопсу.
– Проще пареной репы, Браул. Твою женитьбу.
Лампа выпала из моей руки и, брякнувшись об ковер, потухла.
– Не ори, – сказал чародей, – разбудишь дом!
– К демонам дом и всех его обитателей!
– Всех? А как же Талула? Насколько я понимаю, ваши переговоры закончились благополучно, иначе зачем ей рассказывать батюшке о вашей скорой помолвке?
Я прикусил губу. Вот чего я не предусмотрел, признаваясь ей в своих чувствах. Решил быть честным и благородным – и вот результат, меня тут же записали в женихи.
О женщины! Никто из них не умеет хранить секреты, каждая считает, что радостную весть нужно в ту же секунду растрезвонить по всему миру. И невдомек болтушке, что признание отнюдь не означает в дальнейшем счастливый брак. И брак вообще…
Пожара не случилось потому, что лампа не разбилась и горящее масло не вытекло. Дрожащими руками я снова зажег ее и поставил на комод. В голове моей что-то звенело. Может, свадебные колокола?
Я сел на кровать.
– Ты скверно выглядишь в этом желтом свете, – заметил Квирсел. – Тебе надо чаще бывать на воздухе.
– Отстань ты от меня со своим воздухом! – воскликнул я, борясь с желанием запустить в мопса тапкой. – Я бы выглядел так же при любом освещении! Это невероятно! Женитьба! Поттеры! Изенгрим станет моим родственником! Кошмар!
Я зажмурился. Это не помогло. Суровая реальность никуда не исчезла.
– Значит, ты не хочешь?
– Не… не знаю… Талула – это одно, а Поттеры другое. И потом – что будет с моей тихой мирной жизнью, Квирсел?
– Догадайся.
– Уже. Именно это и наводит меня на мысль о немедленном бегстве из королевства. Ты не знаешь расписание кораблей, отплывающих в дальние края из порта Таниленн?
– Не имею представления. Это не мой мир, – ответил мопс. – Но на твоем месте я бы отбросил эту идею. Лучше будь мужественным и смирись.
– Тебе легко говорить!
– Не отрицаю. Ну… тогда поговори с Талулой, выработай стратегию… пусть знает, что все в этом деле не так однозначно.
Я посидел немного, а потом вскочил с кровати и бросился к письменному столу.
– Лучше написать ей письмо! А ты отнесешь!
– Ладно, – зевнул Квирсел.
– Так… я объясню ей, что… не надо так торопиться…
Мусоля перо и бумагу, я погрузился в мир букв и предложений, но через несколько минут понял, что послания любимой девушке писать разучился. Тут важно взять первую ноту, и если она будет удачной, вся остальная партитура пойдет как по маслу.
Десять листов я испортил корявым вступлением и не продвинулся дальше первого предложения. В том состоянии, какое захватило власть над моим телом и душой, было невозможно сосредоточиться. В итоге я уронил голову на столешницу и затих неподвижно, изредка вздрагивая.
– Сходи к ней сам, – предложил мопс. – Прямо сейчас.
– Что? Ночью?
– Да, сейчас ночь. Но вопрос, как я понимаю, не терпит отлагательств.
– Ты прав! Тысячу раз, чтоб меня разорвало! Только сейчас! С глазу на глаз – как делает дрессировщик, отчитывающий тигра за лень! Я войду в клетку и… Лишь бы только Талула не поменяла местоположение. Наверное, она живет в той же самой комнате.
– Ну…
Что хотел сказать Квирсел, не знаю, но в тот же миг я вылетел за дверь. Через минуту, когда я пробежал почти весь длинный коридор, интуиция подсказала мне, что лампа осталась в комнате. И тут же – удивительно! – стало ясно, что в доме царит кромешная темень. Каким образом мне удалось пронестись вихрем метров тридцать и не врезаться во что-нибудь, осталось загадкой.
Я остановился, прислушиваясь. Прислушиваться, собственно, было не к чему, но это единственное, что мне оставалось в ситуации, когда повсюду клубился непроницаемый мрак.
«Совсем как в том доме на улице Висельников, правда?» – заметил внутренний голос.
Это замечание никоим образом не помогло мне успокоиться. Даже наоборот, я почувствовал, как под одежду заползает знакомый по недавним событиям ужас. Умом-то я понимал, что «Юные девы» – не обитель зла и ни с чем таким я столкнуться здесь не могу, но сердце все равно отказывалось стучать ровно.
Протянув обе руки во мрак, я мелкими шажками двинулся к стене. По счастью, она была на своем месте.
«Итак, что дальше? Браул, ты в двух шагах от того, чтобы снова влипнуть в какую-нибудь историю! Чуешь, как знакомо подрагивает под ложечкой?..»
Мысли беспорядочно носились у меня в черепушке.
«Нужно какое-нибудь осветительное заклинание! Пора показать кое-кому, что я не просто болван, заслуживший это звание по праву, но и чародей, причем не слабый…»
Хорошо, согласен.
Положившись на удачу, я приступил к делу. Несколько пассов, сбивчивых формул и чуток концентрации – и вот уже парящий фиал освещает коридор не хуже давешней лампы. Только свет, источаемый им, был сине-зеленым, но исправлять его не было ни времени, ни желания. Хорошо, что вообще получилось, ибо в моем состоянии колдовать трудно и даже опасно. По уровню побитости я был близок к боксеру, получившему хорошую взбучку длиной в двенадцать раундов.
Приободрившись, ваш покорный подумал, что идти к Талуле уже не так страшно. Дорога мне хорошо известна, значит, не пролетит и десяти минут, как я окажусь наедине с чародейкой. А там… ладно, не будем загадывать.
Просто идем. Идем, идем, поворачиваем, на цыпочках поднимаемся по лестнице, преследуемые летающим сгустком света, и натыкаемся на… квадратного верзилу с физиономией, какую, наверное, должен иметь носорог, превращенный в человека. В общем, мягко говоря, несимпатичной.
«Ну вот, я предупреждал», – философски заметил внутренний голос.
– До… брый вечер, – сказал я, уставившись на верзилу. Тот выглядел задумчивым и даже каким-то умиротворенным, невзирая на то, что в правой руке (или лапе?) держал дубину с шипами.
– Браул Невергор…
Ох, он еще и разговаривает! Никогда бы не подумал, что этот рот (или пасть) способен исторгать членораздельные звуки.
– Вы правы… я…
Кто он такой? И зачем дубина? Неужели в доме гостит кто-то кроме нас с Гермионой? Хм… Мысль интересная и вполне допустимая, учитывая столь высокий уровень эксцентричности Поттеров, но возникает вопрос, почему сей господин, будто слепленный искусным скульптором из сырой глины (и без штанов!), не спустился к ужину?
По всему выходит, это не гость. А раз так, то дела мои плохи…
– Не надо с ним рассусоливать!
Это сказал не я, и даже не человек со странным лицом, способным сделать нормального заикой, а заике помочь излечиться от своего недуга. Автором реплики была худенькая стройная девушка, прятавшаяся за спиной монстра.
Она выскочила из-за страшилища и замахала на меня руками. В одной из них, как следовало ожидать, что-то сверкнуло. Я успел заметить, что это розовый камень, источающий свет.
Не успел я и слова сказать – хотел поприветствовать симпатичное создание – как мне залепили каким-то колдовством так, что я одеревенел. Рот словно склеили – на тот случай, если бы я захотел заорать. Что ж, предусмотрительно. Я как раз собирался протрубить на всю округу пожарную тревогу, но сейчас мог издавать лишь мычание.
– Вот ты какой, супчик! – сказала девица, прыгая вокруг меня. – Вот ты какой!
Я вытаращил глаза. Вопросительно-протестующее мычание мое не производило никакого эффекта. Совершенно ясно, что меня с кем-то спутали, но как довести это до сведения странной парочки?
– Хватай его и неси! – приказала худышка страшному. Страшный кивнул. – Пока ночь не кончилась!
«А что будет, когда она кончится? – спросил я мысленно. – Вот в чем вопрос!»
Дальше произошло нечто уж совсем возмутительное с моей точки зрения. Меня взяли и положили на плечо страшилища, словно я мешок, набитый грязным бельем.
Это уже наглость! Если ко мне есть какие-то вопросы, почему бы не поговорить как цивилизованным людям? За чашечкой чая, например, или стаканчиком грога. Всякое в жизни бывает, но чтобы аристократа таскать столь неподобающим манером?.. И чего потом удивляться, что мультиверсум собирается провалиться в бездну и сгинуть навеки? По заслугам и расчет, говорим мы, умудренные опытом мигонцы.
В общем, меня куда-то понесли. Голова моя свесилась вдоль спины верзилы, и ничего интересного, находясь в этом положении, я видеть не мог. Только изредка тонкие ножки странной девицы. Кстати, она слегка косолапила, и это было даже мило.
Поставив себе задачу замечать за неимением лучшего все, что только можно, с задачей я все-таки не справился. Уже через минуту вашего покорного стало клонить в сон.
«Магия! Усыпляют!» – вскричал внутренний голос, но об этом я догадался и без него.
Что ж, пускай, решил я. Переживем и это.
Надеюсь.
