Текст книги "Воля Луу-Тенгри (СИ)"

Автор книги: Артём Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Братцы! В сей день Господь будет на нашей стороне, ибо святое дело делаем – от супостатов землю Рязанскую защищаем! Не посрамим же честь наших отцов и дедов!

Тут же, словно огромная волна в бурлящем котле шторма, по стенам города пронёсся дружный воинственный клич. Но не долго длилось ликование: как только возглас дружинников растворился в снежной вьюге, рязанцы заметили, как выехавший вперед ордынский воин, потянув узды, развернул резвого жеребца и, вскинув вверх острую саблю, издал громкий воинственный крик. Орда дружно подхватила призыв, оскалив серебристый луг из острейших сабель и наконечников копий. Пехотинцы схватили лестницы. Стрелки натянули тетивы. В воздухе завис запах предстоящего сражения. И вот, как только всадник отдал приказ атаковать, огромные массы пехоты с оглушительным воинственным кличем ринулись на приступ города. Тяжеловооруженная пехота, размахивая саблями и шамширами, словно стая голодных собак, возжелавшая разорвать в клочья беззащитного волка, стремительно неслась в сторону деревянных стен, взметая ураган снежных хлопьев.

Осознав, что медлить нельзя ни секунды, Олег обнажил острый булатный меч и воскликнул:

Несите рогатины! Они не должны зацепиться за стены!

Первым принял приказ Юрий. Собрав нескольких дружинников, он убрал меч в ножны и помчался в одну из башен. Хранитель Добра, видя, как монгольские воины волна за волной подбегают к стенам, ощетинившимся оперением из остроконечных стрел, схватил единственную рогатину и кинулся к первой лестнице, вокруг которой столпились десятки жаждущих крови татар. Но не успел он зацепить рогатиной верхнюю ступень, как перед ним внезапно появился разъяренный монгол, занёсший саблю над головой Хранителя Добра. Реакция не подвела дракона: превратив руку в когтистую лапу, он молниеносно полоснул пятью острыми перстами глотку монгола. В мгновение ока когти, как острый плуг, распороли кожу и мышцы, разорвав сухожилия и артерии. Монгол закатил глаза и обливаясь кровью, безжизненно рухнул вниз, обагрив деревянные стены ярко-алой рекой.

Подняв рогатину, наш герой зацепил верхнюю ступень лестницы, и не успел новый монгольский тяжеловооруженный воин появиться в проеме, как Хранитель Добра оттолкнул лестницу от стены. Видя, как монголы в панике спрыгивают со ступеней, падая на снег и корчась от боли сломанных костей, наш герой вновь превратил лапу в человеческую руку и, схватив щит убитого дружинника, ринулся в бой. Увидев вдалеке отчаянно сражавшегося с окружающими его монголами Юрия, Хранитель Добра молниеносно проскочил среди сражавшихся воинов и подставил щит под удар как раз в тот момент, когда подкравшийся сзади монгольский воин намеревался обрушить шамшир на голову Юрия. Клинок с глухим стуком ударился о щит, распоров ярко-красную облицовку. Князь, заметив угрозу сзади, поспешил на помощь своему тиуну – вытащив окровавленный меч из раздробленной грудной клетки поверженного воина, Юрий с воинственным криком что есть силы обрушил рубящий удар на голову врага. Меч прошёл по касательной и, зацепив шлем, рассёк переносицу и левый глаз монгольского пехотинца. Из рваной раны хлынула горячая кровь, смешавшись с вытекшим глазом. В ту же секунду, испустив дух, супостат рухнул на впитавшие кровь промёрзшие доски стены.

Хранитель Добра и князь посмотрели друг на друга. В глазах обоих промелькнула тонкая нить смятения, но лишь для того, чтобы огонь отваги вновь смог воспылать в их отважных сердцах. Схватив монгольский шамшир, наш герой покрепче обхватил щит и посмотрел на князя. Тот лишь молча кивнул и, поправив шлем, приготовился к сражению. Не успела первая волна врагов устлать окровавленными телами дубовые стены, как за ними, желая утолить жажду крови, ринулись новые. Море щитов и мечей вновь всколыхнулось, лес из копий снова ощетинился перед стенами, захлестывая обожженные деревянные перегородки. Мощные ворота сотрясали удары тарана, волны стрел взмывали в небо, затмевая небеса своей необъятной чёрной плотью. Небо застлал густой дым пожаров, из горячего от пролитой крови снега сочился прозрачный пар. Юрий и Хранитель Добра, встав друг к другу спинами, кромсали нескончаемые полчища монголов, словно свирепый шквал, разбивавшиеся о скалы непоколебимого духа отваги и мужества. Устали руки и не в силах держать больше меч. Удар, удар, удар... Режет булатный клинок врагов, окропляя стены красным багрянцем. Вокруг крики, стоны, хрипы и лязг мечей, звенящий в ушах, словно нескончаемый набат. Бьются отважные защитники Рязани, не зная страха, но тают их ряды, много славных воинов уж полегло, и ярко-алая кровь тонкими ручьями стекает по обезображенным рубцами стенам.

Хранитель Добра всё рубил и рубил потоки вражеского полчища. Один за другим падали монголы, сражённые его острым булатным клинком. Всадив острый шамшир в тело появившегося на стене монгола по самую рукоять и окропив жаром крови свою побледневшую кожу, наш герой почувствовал, как зубы человеческого обличия начинают принимать свой истинный облик: раздвоенный змеиный язык ощутил острые, словно самурайский меч, клыки, готовые вонзиться в плоть врагов. Бросив рукоять, наш герой с яростным криком набросился на очередного монгольского воина и вцепился ему в шею. Набиравшие силу руки сдавливали горло перепуганного молодого монгола, дрожащими обмякшими ладонями пытавшегося удержать саблю. Ярость затмевала глаза нашего героя, он чувствовал, как природная ярость хищника пробуждается в нём, как инстинкты подавляют разум. Дракон уже было хотел разорвать воина на куски, как вдруг в отражении круглого щита он заметил своё тёмное отражение. Дрожь пробежала по телу нашего героя: спустя тысячи лет призрак его слепой ярости и животного начала вернулся, готовясь затмить разум и поглотить светлую душу Хранителя Добра. Отражение улыбнулось, и звонкое эхо минувших дней раздалось в голове дракона: "...Разорви меня в клочья! Ты же этого хочешь, не так ли? Ты этого хочешь!" В страхе отпрянув назад, наш герой отпустил монгола и, тяжело дыша, медленно прислонился спиной к стене, уставившись в пустоту. Тот, в спешке спотыкаясь о трупы защитников и нападавших, поспешил вниз по лестнице за отступающими воинами Субедея. Звук горна об отступлении помутненно пронесся сквозь сознание, свидетельствовавший о том, что первый приступ монгольской орды был успешно отбит. По стенам пронёсся дружный восторженный возглас защитников.

Оправившись от неожиданного ступора, Хранитель Добра в ужасе проверил язык и зубы. Как только пульс успокоился и учащенное дыхание перешло на размеренный темп, наш герой почувствовал, как под силой его мысли острые белые клыки вновь стали обычными человеческими зубами, а раздвоенный кончик языка вновь соединился в один.

Добромир! – знакомый голос заставил дракона встрепенуться и вскочить с места. Перед ним стоял Юрий, который, убрав острый булатный клинок в ножны, держал в руке исполосованный ударами каплевидный щит, из которого торчали наконечники обломанных стрел. – Мы отбили приступ! Бегут басурмане!

Вижу, княже, – кивнул наш герой, наблюдая, как с поля боя убегают остатки монгольской орды и как на пушистый окровавленный снег падают скидываемые защитниками лестницы. Вытерев с лица маску ярко-алой крови и поморгав глазами, Хранитель Добра посмотрел на заходящее солнце, скрывающееся за макушками деревьев: – Как Олег? Не ранен ли?

Ответ не заставил себя долго ждать: вскоре из толпы дружинников на залитом кровью участке стены показался целый и невредимый князь, который, убрав меч в ножны и сняв с головы запачканный кровью шлем, сказал:

Бог миловал, Добромир. Отбили натиск супостатов! Вот только надолго ли? – Олег посмотрел в сторону монгольского лагеря, куда постепенно стягивались остатки отступающего войска неприятеля. Вытерев окропленный ярко-красной кровью булатный клинок с византийским символом, он продолжил: – Пока они дали нам небольшую передышку. Быть может они более не решаться атаковать нас до следующего утра.

Надо помочь раненым и отдохнуть как следует, – предложил Юрий, вытерев со лба похолодевшие струйки пота. Заметив вдалеке тысяцкого, князь тут же окликнул его: – Мирослав!

Да, княже? – тысяцкий обернулся на зов князя, вынув запачканный кровью меч из груди мёртвого монгола.

Труби отбой. Столкни со своими дружинниками последние лестницы и расставь дозорных по стенам, – приказал Юрий. – Супостаты могут вернуться в любой момент.

Да будет так, – ответил Мирослав и, схватив боевой рог, огласил Рязань громким кличем горна. В ту же секунду на стенах началась суета: обессиленные, уставшие, изнеможенные защитники медленно, еле волоча налитые свинцом ноги, начали спускаться с залитых кровью стен, помогая раненым товарищам и унося мёртвые тела. Хранитель Добра, подойдя к одной из бойниц, обратил свой взор на горизонт.

На город уже опускался мягкий вечерний полумрак: солнце медленно утопало в бескрайнем море лесов, пронизывая густые лапы ельника блёклым рыжеватым светом; облака окрасились в ярко-малиновый цвет, провожая утомлённого рыжеликого Ярило на покой в объятия вечности; на небосводе потихоньку зажигались сотни маленьких звёзд, ожидавших прибытия светлой старушки-Луны. Монголы в это время зализывали раны в стане: Хранитель Добра видел, как в лагерь стягиваются последние отряды прихрамывавших пехотинцев, придерживая друг друга, и всадников, понуро ведших своих закованных в броню коней в наспех сооруженные стойла. Перед Рязанью осталось лишь пустынное заснеженное поле, в нежной белоснежной перине которого беспробудным сном спали убитые воины Романа Ингваревича, которым было не суждено доехать с князем до места назначения. Нашего героя всё никак не покидала мысль о своём страшном мороке прошлого, о его кровожадном альтер-эго, "оно", которое чуть не вырвалось из запечатанных чертогов смирения и душевного покоя. Призрак животного начала всё ещё был жив в его душе, но разум успешно подавлял все попытки вырваться наружу. И в ту самую ночь, смотря на сверкающий небосвод, усыпанный звёздами-блёстками, дракон молил судьбу о том, чтобы в нём остались силы, чтобы "Сверх-Я" смогло удержать бастион светлого рассудка.

***

Тёмная морозная ночь вот уже в пятый раз приветствовала осаждённый город, отбивший бесчестное количество атак неутомимого врага. В Рязани не было слышно ни звука – все оставшиеся в живых дружинники спали, как убитые, у согревающих уютных костров не в силах подняться с места. Многие защитники были истощены настолько, что не могли удержать мечи и копья, наконечники и лезвия которых покрылись толстым слоем запекшейся крови захватчиков. В искорёженных осадными орудиями башнях, у маленьких костров стояли дозорные, неусыпно следившие за монгольским станом, в котором вовсю кипела жизнь: кровожадные степные кочевники уже предвкушали скорую победу, поэтому со стороны лагеря раздавался дружный, беззаботный раскатистый хохот батыйского войска.

Хранитель Добра, вернувшись с ночной охоты, незаметно взлетел на затемнённый участок стены и с гордостью посмотрел на свою добычу: в его руках были пять прекрасных белопёрых куропаток, которые достались нашему герою в награду после удачной охоты. Аппетитно облизнув раздвоенным языком свои острые зубы, он вдруг услышал хруст чьих-то шагов по снегу за спиной. Быстро приняв человеческое обличие и обернувшись назад, наш герой в смятении застыл на месте как вкопанный с дичью в руках. Из башни, освещенной тусклым светом факелов, показался князь Юрий. К счастью для нашего героя, в момент его превращения князь на мгновение потупил взгляд в землю, тяжело вздохнув и задумавшись о чём-то. Когда же светлые очи князя оторвали взгляд от деревянных стен, Хранитель Добра уже стоял перед Юрием в облике обычного русского дружинника Добромира, стараясь не подавать никаких признаков беспокойства.

Добромир? – князь удивленно посмотрел на княжеского тиуна, отпустив рукоять меча. – Господь с тобой! Я уж было подумал, что басурмане на стену лезут. Ну и напугал же ты меня...

Не вели казнить, княже, – учтиво поклонился наш герой. – Да вели слово молвить. Я на охоте был. Вот, – Хранитель Добра показал свою добычу. – Свежие ещё совсем.

Как ты... – ошарашенно посмотрел на своего товарища Юрий, указав на упитанные тушки куропаток. – Как ты их достал? Тут же повсюду татары шастают!

Что ж поделать – головушка у меня буйная, – засмеялся наш герой. – Так что же – накормим дружину?

Князь, недоверчиво посмотрев на Добромира, улыбнулся, убрал булатный клинок в ножны и одобрительно кивнул головой. Через некоторое время часть дружинников уже потчевала у большого костра возле сторожевой башни и утоляла голод зажаренными кусками грудки куропаток. Все наперебой нахваливали охотничий талант Добромира, не в силах поверить, как наш герой смог так быстро расставить ловушки, не привлекая внимания монголов. Юрий занял место у входа в башню, подстелив под себя широкий войлок, и подавленно смотрел, как яркие языки пламени облизывали трещавшие дрова. На его лице читалась неимоверная усталость и слабость, вызванная непрерывными штурмами монгольских орд. Не лучше выглядели и остальные: немногочисленные дружинники, сотские, десяцкие и тысяцкие, облокотившись на украшенные рубцами каплевидные щиты, еле слышно перешёптывались и прислушивались к ночной тишине, в надежде услышать рог прибывших подкреплений из Владимира.

Как думаешь, княже, – спросил один из дружинников, подбросив в костёр несколько сухих веток, – добрался Роман до Владимира?

Это только одному Богу известно, Белослав, – вздохнул Юрий. – Коли смиловались богородица над ним, то добрался.

Думаю, монголы за ним угнаться не успели – не до него им сейчас, – вмешался в разговор Хранитель Добра. – Надо как-то жителей уводить поскорее.

Ага! Как же. Подымай хоругви – и пошлёпал в лаптях по морозу! – сокрушенно усмехнулся Олег. – Трубеж никогда до конца не замерзает. Чуть народ двинется – сгинут все под лёд, и поминай, как звали. Монголы ж тоже не дураки – будет у нас здесь вторая Калка... Тебе ли этого не знать, Добромир!

Да, ты прав, княже, – закивал головой наш герой. Огромный груз тоски свалился на его многострадальную душу. – Значит мы должны продержаться до подхода Романа с Евпатием.

Ладно, други, чай поздно уже – завтра вновь с басурманами биться, – Олег встал с земли и посмотрел в сторону небольшой избушки, в которой всё ещё горел тусклый свет лучины. Ещё до наступления ночи, когда не успели монголы отойти в лагерь, все жители Рязани, от мала до велика, уносили тяжелораненых защитников в ту крошечную лачужку священника, который на протяжении всех дней осады отпевал усопших. – Юрий, ты говорил, что Добромир – врачеватель. Так ли это?

Так, Олег, – кивнул князь, посмотрев на нашего героя. Хранитель Добра поднялся с места и окинул беспокойным взглядом уставившихся на него дружинников. "Неужели время пришло?" – рой мыслей зажужжал в голове, словно свирепая пурга. – "А что если мне придётся принять свой истинный облик? Что если глаза вдруг выдадут моё истинное "я"? Они убьют меня? Повесят? Сожгут?"

Нам дорог каждый воин, – сказал Олег, посмотрев прямо в глаза нашему герою. – Ты ведь знаешь нашего знахаря, не так ли?

Челосвет не справляется? – уловил ход мыслей князя Хранитель Добра.

Именно, – глубоко вздохнул рязанский князь. – Раны их жестоки, много крови утекло с их вен... У меня каждый воин на счету.

Ты сможешь помочь? – с надеждой спросил Юрий, положив руку на плечо Хранителю Добра. Наш герой растерянно потупил взгляд в землю. Страх сковал его тело. Какая-то странная растерянность сдавила его грудь и немала голосу пройти сквозь заслон связок. Он вспомнил тот день. Вспомнил, как на его руках умирала девочка. Руки в крови... Кругом огонь... Горит форум, великий город сотен эпох превращается в пепел, над Колизеем – бордовое зарево из пламени варварского огня... И она... Её глаза... Её маленькие, беззащитные глазёнки, в которых на мгновение, на одно лишь мгновение пробежала ниточка угасающий жизни, оборванной острым мечом гота. Один из множества ночных кошмаров пробудился от оков сознания. Скупая слеза прокатилась по щеке Хранителя Добра.

Веди, – лаконично отрезал наш герой. Юрий переглянулся между своими соратниками и, кивнув в ответ, направился в сторону избы. Наш герой молча последовал за ним. Хруст снега под сапогами незримой ширмой ограждал Хранителя Добра от спокойствия холодной зимней ночи. Меж домов завывала метель, стучась в тёмные окна теремов и изб. Вскоре, миновав бесчисленные вереницы улиц, князь привёл нашего героя к небольшой покосившейся избушке, из окон которой лился тусклый свет лампады. На окруженном крохотным забором дворе виднелся колодец, возле которого была раскидана разная домашняя утварь. На крыльце лежал большой чёрный пёс, чем-то напоминавший волка, и мирно спал возле двери. Из трубы валил дым, сквозь густые клубы которого раздавалось отрывистое бормотание старца. Как только наши герои открыли калитку и ступили на участок, пёс встрепенулся и тут же зарычал, оскалив острые белые зубы.

А ну цыц, глупый! – раздался звонкий приглушенный голос из избушки, за которым последовал топот шагов по скрипящему полу. – Всех гостей только распугаешь. А если там князь? Вот оставлю тебя без завтрака, будешь знать, как на добрых людей лаять!

Через секунду дверь отворилась, и перед князем и Хранителем Добра предстал низкорослый бородатый волхв. На его потрёпанной белой вышиванке различались множество пятен от масла и различных снадобий, пролитых в ходе приготовления лекарств. На груди болтались причудливые амулеты и кресты, оставшиеся ещё во времен торговли на пути "из варяг в греки". В руке старец держал искусно-вырезанный посох, на нижнем конце которого виднелся тонкий слой застывшего целебного варева. Удивленно посмотрев на Хранителя Добра, который в ответ на столь пристальный взгляд лишь ответил приятной улыбкой, волхв поприветствовал князя сиплым голосом:

Будь здрав, князь. Кого ты привёл в мой дом? Уж не один ли это из тиунов твоих?

Всё верно, Челосвет, – ответил Юрий, представив своего товарища. Наш герой учтиво поклонился. – Это Добромир. Он сможет тебе помочь. Много ли осталось живых?

Только трое, – с сожалением промолвил знахарь. – Раны их жестоки, крови утекло много. Я сделал всё, что в моих силах. Их очи более не блещут жизнью: недолго им осталось. Пусть лучше в церкви помрут, вместе с господом. Да примет он их души...

Рано их хоронить ещё, – сказал Хранитель Добра, посмотрев в мягкий полумрак избы, освещенный тлеющей лучиной. – Княже, можешь ли ты исполнить мою просьбу?

Говори, Добромир, – уверенно ответил Юрий. – Ты спас мою жизнь. Я на веки в долгу перед тобой.

Приведи сюда всех, кто нуждается в помощи: кто ранен, кто болен, кто истекает кровью, кто сил уже в душе не имеет. Я постараюсь помочь.

Хорошо, Добромир, – кивнул князь и, попрощавшись со знахарем, направился в сторону стены. Проводив взглядом князя, Добромир вновь обратился к знахарю:

Челосвет, прошу тебя лишь об одном: когда я буду лечить воинов, ты должен звонить в колокол, что в часовни нашей висит – так Богородица услышит наши мольбы. Обрати свои молитвы к Богу, молись усердно, ибо в твоих устах сила божья ниспадёт на нашу землю.

Как пожелаешь, Добромир, – сказал знахарь и, напоследок перекрестившись, удалился из избы, оставив нашего героя наедине с ранеными. Хранитель Добра осмотрелся вокруг. Дом знахаря был уставлен множеством снадобий и иконами, лики святых на которых неусыпно наблюдали за каждым новым гостем, что когда-либо заглядывал на огонек в это неприметное место. Под потолком висели сушёные овощи и мешочки с различными травами, которые старец использовал для приготовления лечебных снадобий. В углу большой комнаты стояла покрытая копотью печка, на которой коротал суровые зимние ночи хозяин дома. Осмотревшись вокруг, наш герой приметил дверь по левую руку. За ней доносились стоны раненых, сквозь которые еле слышно проскальзывало бормотание молитвы. Осторожно приоткрыв дверь, Хранитель Добра увидел трёх княжеских воинов, лежавших на скрепленных между собой крепких дубовых скамьях. Пол возле них был пропитан кровью – на досках виднелись тёмно-алые пятна. Дружинники тяжело дышали: из груди выдавливались крошечные струйки воздуха, растворявшиеся в тусклом свете лампад. Наш герой всеми фибрами своей души ощущал, как вокруг витает смерть, отсчитывая последние секунды жизни доблестных защитников города. Двое бредили, не в силах более бороться за жизнь. И только один – бородатый муж, сжимавший в руке маленький деревянный крест, – пристально смотрел на икону богородицы, висевшую прямо перед скамьёй. На его лице читалась невыносимая боль, смешанная с отчаянием и страхом, которую искусно скрывало несгибаемая воинская честь. Но Хранитель Добра почувствовал в нём что-то иное, что-то во истину крепкое и твердое, как гранит, как несгибаемый дуб на лихом ветру. Медленно подойдя к скамье воина, наш герой присел на корточки и положил руку на грудь умирающему.

Как тебя зовут, воин? – еле слышно спросил Хранитель Добра. Муж тяжело вздохнул и медленно повернул голову в сторону собеседника. Сделав короткий вдох, он выдавил:

Мстислав. А ты, видать, Добромир. Славное имя... Достойное.

Мне оно тоже любо, – ответил наш герой. – Но только не с рождения оно у меня. Дали мне его. А сейчас скажи мне, Мстислав, – слышишь ли ты колокола звон, что в часовне висит?

Слышу, Добромир, – обреченно прошептал Мстислав. – Видать смерть моя пришла. Не жить мне на белом свете...

Нет, друг мой, – улыбнулся наш герой. – То звон чуда Божьего.

В этот момент изумленный Мстислав почувствовал, будто боль улетучивается сама собой, растворяется в бесконечном потоке благодати и спокойствия. Но не смерти было то прикосновение, а нечто светлого, тёплого, по истине святого. Будто сама богородица дотронулась перстами своими до страшного увечья. С недоумением бросив взгляд на свою рану, воин остолбенел: из руки Добромира ровным, стройным потоком лился ярко-белый свет, который затмевал рану своим блеском; сквозь лучи света было видно, как страшное увечье исчезает с кожи, как разрубленные сосуды срастется воедино и наполняются здоровой кровью, как страшные рубцы превращаются в ровные кожные складки. Тело наполнялось энергией сотен богатырей – Мстислав был готов свернуть горы, срубить вековые дубы одним лишь взмахом своего меча. Как только Хранитель Добра наконец убрал свою длань и свет вновь исчез в глубине кожных складок, дружинник потрясенно ахнул, встал со скамьи и дрожащими руками дотронулся до лица нашего героя.

Кто ты такой? – сквозь слёзы счастья прошептал Мстислав, положив руки на плечи нашему герою. Хранитель Добра лишь улыбнулся и ответил:

Давай оставим это в тайне, хорошо?

Дружинник кивнул головой и засмеялся.

А теперь позови своих братьев, – Добромир похлопал воина по спине, провожая его из тускло-освещенной горлицы. – Нужно много всего успеть: завтрашний день обещает быть трудным.

Мстислав ничего не ответил. Он лишь кивнул, улыбнулся и вышел из горлицы, чтобы рассказать людям о чуде. Чуде, которое явил им тиун великого князя Олега, чуде, которого им так не хватало в изнурительные дни осады, чуде, которое станет для защитником Рязани знаком, что Господь был на их стороне и что святая Богоматерь не оставит их в роковой час, что звон церковного колокола, что раздавался сквозь вьюгу, вселит в их сердца отвагу и мужество, даст веру в победу и поможет выстоять ещё один день в схватке с беспощадным врагом, что уже на рассвете готовился сравнять непокорный город с лица земли. В ту ночь гревшиеся у своих занесенных снегом юрт монголы с долей страха и изумления видели яркие вспышки света, что освещал темноту морозной зимней ночи. Каждый видел, как сотни людей с крохотными свечками в руках тянулись в сторону единственного источника света, что мерцал вдалеке, словно константинопольский маяк. Монголы не пели песни, не кричали, не заливались раскатистым хохотом, предвкушая скорую победу. Они просто стояли и молча наблюдали за необъяснимым явлением. Наблюдали и даже не представляли, что преподнесёт им последний день осады непокорного южного города.

***

Пятый день осады подходил к концу. На горизонте виднелись тысячи факелов монгольского войска, готового вот-вот обрушить последний натиск на непокорную столицу южного славянского княжества. Оставшиеся в живых защитники при свете лучин целовали на прощание жён и детей, успокаивали проливавших горькие слёзы матерей и внимали последним советам седовласых отцов. После увиденного прошлой ночью чуда, каждый дружинник, каждый ополченец, каждый, кто мог держать оружие, был готов защищать родной город до последней капли крови.

Хранитель Добра, одетый в прочную кольчугу и вооружившись крепким каплевидным щитом и острым булатным клинком, стоял возле забора дряхлой, неприметной избы волхва, наблюдая, как мимо него под тусклым светом факелов проходят измотанные, уставшие, обессилившие, но несломленные защитники Рязани. Каждый из них с благодарностью смотрел на нашего героя, словно на святого, словно Добромир был той последней каплей надежды, той спасительной веточкой в страшном чреве надвигающегося урагана. А наш герой тем временем смотрел на небо, освещенное ярко-малиновым закатным солнцем, уходившим на покой в широкие холмистые равнины. Он понимал, что долго сдержать осаду не удасться: дозорные уже сообщили об онаграх, баллистах и таранах, что этим днём достигли стана Батыя и сейчас были готовы обрушить всю свою разрушительную мощь на многострадальные рязанские стены. "И всё-таки Лингун не успел... – подумал Хранитель Добра, понимая, что вся мощь китайских осадных машин Тангутского царства была нацелена против истощённой Рязани. Погруженный в свои мысли, Добромир не заметил, как к нему подошёл Юрий Игоревич.

Олег уже в караульном помещении, – сказал князь. – Лучники попытаются поджечь тараны и задержать осадные лестницы.

Хорошо, – согласился Хранитель Добра. – Юрий, есть одна вещь, о которой я должен тебе сказать, – в этот момент князь напрягся и с тревогой посмотрел на своего тиуна. – Нам нужно уводить горожан. Они не пощадят никого.

Я знаю, Добромир, – закивал головой князь, положив руку на плечо нашему герою. – Но шансов на спасение нет: монголы настигнут их ещё до переправы через Трубеж, а там... – князь махнул рукой. – Ты и сам знаешь.

Наступила гробовая тишина – ни один слог не слетел с уст двух отважных героев. Их взгляды пересеклись. Каждый понял другого без единого слова. "Сбереги кого сможешь, прошу тебя", – в глазах князя промелькнула ниточка страха, пробравшаяся сквозь бастион несгибаемого духа. "Обещаю, княже", – ответ Хранителя Добра читался в его излучающем спокойствие взгляде. Так, не проронив ни слова, двое отважных медленно направились в сторону стен многострадальной Рязани, готовой встретить свой последний бой один на один с беспощадным воинством врага.

Взобравшись по заледенелым ступеням на стену, деревянные стволы которой впитали в себя реки крови нескончаемых сражений, Хранитель Добра и князь направились в сторону освещенного светом факелов караульного помещения. Их сверлили слабые взгляды изнеможённых, выбившихся из сил, но несломленных воинов, в чьих душах пылал огонь отваги и желания биться с врагом до последнего вздоха. В голове нашего героя заискрились воспоминания давно минувших дней, когда ему приходилось так же стоять среди людей, защищавших свои города, дома, семьи, когда смерть маячила на горизонте, готовясь собрать кровавый урожай, когда он был тем единственным, кто мог стать лучом надежды в тёмном царстве безысходности и отчаяния.

Юрий, Добромир, – из караульного помещения, вооружившись мечом, вышел князь Олег. – Всё готово? Как воины?

Готовы биться до последнего, княже, – ответил Юрий. – Костьми лягут, но врагу без боя Рязань не сдадут.

А что Евпатий? – спросил Олег. – Нет ли от него вестей?

Нет, – сказал Хранитель Добра. – Ни одной весточки.

Что ж... – обреченно вздохнул Олег. – Значит, мы сами по себе.

Они заряжают онагры, – тихо сказал Хранитель Добра, наблюдая, как дюжие монгольские артиллеристы опускают пращи и кладут в них увесистые камни. В то же время чуть поодаль от онагров расчёты баллист клали большие длинные стрелы на ложа, крутя повторные механизмы. Из стройных чёрных рядов ощетинившегося копьями и саблями войска показался массивный таран, который толкали крепкие ордынские богатыри. Субедей намеревался взять непокорный город во что бы то ни стало и продолжить свой опустошительный поход в глубь русских земель. Наступило напряженное ожидание. Лишь отдаленное ржание лошадей и шум от развевающихся стягов нарушал гробовую тишину поля брани перед городом.

Сейчас стрелять начнут! – воскликнул Юрий. – Держитесь, братья! Загоним в могилу супостатов!

И раздался клич отваги по изрубленным осадами стенам, и пронесся тот клич за дубравы густые, за реки бурные, по равнинам просторным да по буреломам непролазным. И узнали враги, что запенилась в сердцах защитников отвага воинская, что не сдастся Рязань без боя, что не падёт сей град до тех пор, пока не рухнет о земь последний его защитник. И вот, когда напряженное ожидание достигло своего апогея, со стороны огромного тумена раздался приказ о начале штурма. И озарили вечернее небо десятки огненных шаров, и засвистели стрелы огромные, затмевая пламенем своим свет ярких звёзд, что на небе сияли. Не успел Хранитель Добра закричать: "В укрытие!" – как деревянные стены города содрогнулись от ударов огненных шаров. Раздался жуткий треск деревянных бревен, и защитники узрели, как справа от них огромный огненный шар разнёс в щепки участок стены. Шар пробил крышу и раздробил основание стены, упав в рыхлую землю. Секунда, и ещё один огненный шар разнёс в щепки основание сторожевой башни, опалив её края ярко-красным пламенем. Хранитель Добра посмотрел на горизонт и ужаснулся: навстречу стенам, застилая небеса едким чёрным смрадом, неслись огромные огненные булыжники, разрезая воздух с пронзающим свистом. Шары падали на стены, дома, улицы, убивая всё живое на своём пути. Дрогнули башни. Задрожали стены. Испугались люди. В городе началась паника. За камнями онагров полетели огромные подоженные стрелы баллист, проламывая крыши стен и пронзая насквозь кольчуги защитников города. Крики и стоны раненых слились в ужасающую симфонию смерти, приготовившуюся пожирать плоды своего веселья. Защитники падали один за другим, захлебываясь в собственной крови из разорванных вен и артерий. Деревянные стены стали красными от крови и чёрными, словно уголь, от огня.