Текст книги "Рыбалка на живца"

Автор книги: Артем Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Часть вторая
РЫБАЛКА НА ЖИВЦА

Глава I
НОВАЯ ВЕРСИЯ, НОВЫЙ ДРУГ

Со Светкой я помирился, Тамерлан нашелся, дачи не сожгли, и Козинов не имел ко мне претензий. Даже здоровался при случайной встрече, хотя на пляже я больше не появлялся. Видать, им здорово наваляли, и отец сумел за меня заступиться. Все бы хорошо, в том числе и то, что Козинов все-таки не убийца. Да ведь дело-то осталось, Коломенцева-то убили, и велосипед у Женьки украли, а я так ничего и не распутал. И чем больше я теперь думал об этом, все больше мне становилось непонятно.

Теперь никаких улик по делу об убийстве у меня в руках не осталось. А по делу о похищенном велосипеде у меня было-то только и всего, что два следа, один от шин, а второй от сапога, тот самый на глинистой площадке, который я так и не зарисовал. Я уж даже забывать начал, как он выглядит, но все равно был уверен, что, если увижу, – сразу узнаю. Память у меня уж больно хорошая, да и след был какой-то необычный, с нестандартным рисунком на подошве.

Между тем время шло своим чередом. Прошло уже три дня после того, как нашелся Тамерлашка. Три летних прекрасных дня. Пожалуй, в этом году, да и никогда прежде, у меня таких хороших дней еще не было. По утрам я ловил рыбу, днем катался с Женькой на велосипеде, а вечерами встречался со Светкой, два раза в Митяеве, и один раз на речке. А вот перед сном я часа по два сидел в своей комнате и все перечитывал скудные записи в рабочих тетрадках. Ничего-то я из этого чтения не вынес. Ничего у меня не получалось. Это было единственное, что отравляло мне жизнь. Оба дела опять зашли в тупик. Неужели я такой тупица?..

Иногда самые ничтожные, ничего не значащие в нашей жизни мелочи приводят к неожиданным грандиозным открытиям. Так уж устроен человеческий разум. Я и сам такое замечал, и папа мне говорил про то же.

Он называл это ассоциативным мышлением. Все дело в нестандартности наших ассоциаций. И в тот раз со мной случилось нечто подобное.

После трех прекрасных дней на четвертый еще с ночи небо прохудилось. Сначала лил сильный дождь, настоящий ливень. Я слышал, когда проснулся среди ночи, как он лупит за окном по зелени во дворе, по крыше и в оконные стекла. А с утра зарядил мелкий противный дождик, во время которого и носа-то на улицу высовывать неохота. И стало так холодно, будто на дворе уже осень.

Я позвонил по телефону Светке. Она сообщила, что будет сидеть дома, и если я хочу, то могу зайти к ней в гости. Я сказал, что, может, зайду, но попозже, а может, тоже буду сидеть дома, уж больно на улице противно. Так я, собственно, и сделал.

И вот сидел я и маялся дома. Правда, не один, а с Тамерлашкой и Тимофеем. Мама тоже, конечно, была, а отец, как водится, опять куда-то уехал. От нечего делать мы смотрели телевизор. Показывали древний детектив, да еще из сельской, то есть колхозной, жизни. Он так и назывался: "Деревенский детектив". А главного героя играл старый толстый Жаров, совсем не Сталлоне и не Хауэр. И стрельбы в фильме не было, и погонь, и даже драк, но почему-то он все-таки казался мне занятным. То ли от погоды, то ли артисты хорошо играли, то ли еще от чего-то, а может, я просто люблю детективы, даже деревенские. В этом фильме кто-то у кого-то украл аккордеон, а старый участковый милиционер Анискин, которого играл Жаров, этот аккордеон и его похитителя разыскивал. И вот в один из моментов фильма этого Анискина какой-то местный, еще советский начальник спрашивает: "Так, может, ты и аккордеон нашел?" – "Может, и нашел", – отвечает Анискин. – "Так кто ж его украл?" – "Кому надо, тот и украл", – отвечает скрытный, хитрый, старый участковый.

Тут-то меня и озарило. И мысль у меня сразу заработала, будто вдохновение снизошло. Я ведь фильм-то смотрел, а сам все о своем детективе думал. И тут вдруг до меня дошло: "Да ведь и велосипед украл тот, кому он был нужен". А кому он нужен? Лыка отпадает. Случайный прохожий – тем более, велосипеда-то во дворе с дороги не видно. Да и кто чужой ходит среди дождливой ночи по улицам Узорова? Кстати, и Мухтар не залаял! Значит, свой, как я сразу не допер, знакомый, выходит! Значит, вор-то из Узорова! Надо только понять, зачем ему велосипед-то был нужен? И зачем он не по дороге, а по реке поехал, кто его ночью на дороге-то увидит?

Я больше не мог усидеть на месте, вскочил и побежал на улицу, едва захватив куртку с капюшоном. Даже детектив не досмотрел.

– Ты куда? – удивилась мама.

– Надоело, пойду погуляю.

Тамерлан хотел со мной увязаться, но я его не взял. Знаю я его, он под дождем через десять минут скулить начнет.

Первым делом я рванул к Женькиному дому, проверить, видно ли с дороги то место, на котором в тот злополучный вечер Женька припарковал свой горный. Так и есть, место скрывалось за углом дома. Да еще кусты жасмина, да еще ночью – ни черта с дороги нельзя было заметить. Значит, вор знал, за чем лезет. Значит, точно свой, узоровский. Да еще его Мухтар знает. Только кто?

Домой я возвращаться не хотел и пошел на речку, как в тот раз, когда нашел следы велосипеда. Я шел тем же путем и все думал: "Кому, кому и зачем был нужен этот велик?" И тут меня осенила одна мысль, на первый взгляд довольно дурная: "Ведь я в тот день не только следы велосипеда нашел, но еще и покойника. А вдруг убийца Коломенцева приехал из Узорова на этом самом велосипеде?" Чушь вроде бы. Красть велосипед для того, чтобы совершить убийство, – это могло бы создать только лишние трудности. И все же я уже не мог остановиться.

Ведь может быть и так: убийца спешил, хотел быстро добраться до Митяева, сделать свое черное дело и поскорее вернуться обратно незамеченным. Пожалуй, тогда горный велосипед самый подходящий транспорт. Ночью вдоль берега реки, да еще в дождь, он только на нем и мог проехать, И тогда понятно, почему он не по шоссе поехал. Его могли бы случайно заметить в Митяеве, тот же Коломенцев или еще кто, когда он подъезжал бы к месту преступления по Новодачной улице.

Я сел на мокрое бревно, валявшееся на берегу, и задумался. Вдохновение меня не покидало. Все складывалось в стройную схему. Мне вдруг стало ясно, куда делся Женькин горный. Убийца на нем сначала съездил в Митяево, а затем вернулся в Узорово. Да ведь я и видел-то местами два следа велосипедных шин рядом! Только я решил тогда, что ездок вилял по грязи, и один след остался от переднего колеса, а второй – от заднего. Тут меня стало мучить сомнение, а остаются ли вообще два следа, если велосипед виляет, или все же один. Решил это проверить по возвращении в Узорово.

Теперь мне стало ясно, где надо искать Женькину пропажу. Наверняка этот велосипед валяется в каком-нибудь узоровском сарае. А хозяин сарая и есть убийца.

Я даже вспотел, несмотря на дождь и холодную погоду. Неплохая у меня получалась история. И почему я сразу не связал воедино оба эти преступления? Я стал вспоминать и сделал для себя еще одно открытие: кража и убийство действительно могли произойти в одну ночь. Отец говорил, что труп, который я нашел, пролежал денька два. Да я и сам видел следы разложения и трупные пятна; меня опять передернуло, когда я вспомнил страшную картину. И соседи Коломенцева не видели его два дня, вспомнил я их показания на месте преступления. И за два дня до моей находки у Женьки украли велосипед! Все совпадало. Теперь я был уже почти уверен, что вышел на верную дорогу. Оставалось сделать самое главное – найти убийцу.

Моросящий холодный дождь не унимался. За время своих размышлений я успел уже основательно подмокнуть и сверху, и снизу. Так что пришлось мне подняться и возвращаться домой, потому что я не хотел опять заболеть среди лета.

Все же, когда вернулся, сначала я провел следственный эксперимент. Вытащил свой велосипед и проехался по мокрому двору, старательно виляя по грязи. За моим велосипедом оставался один извилистый след, словно здесь проползла крупная змея. Значит, я прав" все сходилось. Убийца вернулся в Узорово на Женькином велосипеде. И преступника, и велосипед надо было искать здесь, не отходя далеко от дома.

Потрясенный сделанными открытиями, я закрылся в своей комнате и, переодевшись, засел за тетрадки, сводя дела воедино. Никуда я в тот день больше из дома не пошел, а все прорабатывал свою новую версию.

К утру дождик унялся, но на улице было по-прежнему холодно и сыро. Зато самая хорошая погода, чтобы гонять по грязи на горном велосипеде. Позавтракав, я тут же по-

ехал поскорее к Женьке позвать его кататься, к тому же мне не терпелось поделиться с кем-нибудь своими достижениями в расследовании дела.

Вскоре мы уже месили шинами грязь на узоровской улице, переговариваясь на ходу. Поначалу говорил больше я. Рассказывал, чем окончилась история с Козиновым, и излагал свою новую версию. Женька, как всегда, внимательно слушал. Прервал меня только однажды, когда я рассказывал про Андрея Николаевича, избегая упоминать Светку.

– Он что, отец той девчонки, которая была на речке, когда нас били, и к которой ты теперь в Митяево бегаешь?

Я опешил:

– Откуда ты знаешь? Женька усмехнулся.

– Слухом земля полнится. Ты где вообще живешь-то? Это ж Узорово. Здесь через полчаса всем про всех все известно. Да ладно, это здорово. Чего ты испугался? Давай ври дальше.

Я продолжил, а когда окончил, мы еще с минуту ехали молча. К этому времени мы уже пересекли Митяевское шоссе и двигались по ухабистой проселочной дороге, пролегавшей по краю поля, граничившего с лесом.

– Ты мне вселяешь надежду, – вынес наконец свой приговор Женька. – Может, и правда, велосипед в Узорове. Тогда он, может быть, и найдется.

Мы свернули в лес, чтобы разложить костер, мне хотелось обсудить с Женькой план дальнейших действий. Повсюду была мокрень, и мы с трудом наломали с елок более-менее сухих нижних ветвей. Валявшиеся же во мху на лесной подстилке сучья промокли напрочь. Костер долго не разгорался, но наконец нам удалось добиться цели. Правда, для этого я спалил свой носовой платок, единственную сухую тряпку, которую можно было использовать для разведения костра. Дыму от мокрых дров было много, жару мало, но хоть что-то.

Мы уселись у костра на полусгнившие остатки стволов деревьев, которые подтащили к огню, предварительно постелив на них свои куртки.

Только бы не оказались такой же туфтой, как и прежние.

– Все равно ведь надо отрабатывать какие-то версии, – возразил я, – так все делают. А эта версия, по-моему, похожа на правду. Я вот с чего хотел начать: давай подумай, кто мог знать, где ты оставляешь на ночь свой велосипед, и почему Мухтар на него не залаял?

– Мухтар старый, последний год спит много, – в раздумье ответил Женька, – мог и чужого проспать. Тем более дождь был, он в мокрую погоду из своей конуры и нос не кажет. А про велосипед многие знали, где ж его еще ставить, как не в сарае. Здесь все так делают.

– Ну все-таки, кто к вам ходил особенно часто?

– Да многие. К отцу двое его друзей ходят. К матери – соседки. К бабке тоже.

– Ну, бабок нам не надо, – вмешался я. Женька кивнул и продолжил:

– К деду тоже приятели заглядывают, что ты хочешь, он ведь с бабкой всю жизнь в Узонрове прожил.

– Деда тоже оставим. Кто еще? Женька подумал.

– У нас козы, ты знаешь. За молоком ходят, но немного, человек пять-шесть, в разные дни.

– Кто?

– Хотьковы, у них трехлетний ребенок. Дачники новые, разные, я их фамилии не знаю. Сема тоже молочко козье любит, говорит, полезное. И Залыгин. Вот и все вроде.

– Ты мне этих дачников, Жень, покажи всех, ладно?

– Ладно.

– И где дачи их, хорошо?

– Хорошо.

– Надо будет последить за ними всеми и за Семой тоже.

Женька быстро глянул на меня, а потом убежденно сказал:

– Не-е, Сема не будет. Не такой это парень. Он свое уже отстрелял в Афгане.

– Тем более, – значительно произнес я.

– Да ну, ерунду порешь.

– Ничего не ерунду. Тем, кому уже случалось убивать человека, пойти на второй такой шаг гораздо легче, чем остальным. А Сема небось не одного в Афгане-то кокнул.

– А ты откуда знаешь?

– Так ведь война была, а он служил в десанте.

– Да нет, – Женька смотрел на меня с насмешкой, – откуда ты знаешь, что второй раз убить человека легче?

– Но это известно. Так везде говорят и пишут. Да и понятно, если пройдена грань…

Тут я уж сам почувствовал, что говорю не своими словами, а стало быть, несу ахинею. Мне стало неловко, и я заткнулся.

Женька тоже больше не делал замечаний, только свесил голову, облокотившись локтями на колени, и поплевывал, по обычаю, в костер.

– Ты знаешь, – сказал он через некоторое время, – не обижайся. Дачников я тебе покажу. Сему и Залыгина ты сам знаешь, только не он это. А следить больше ни за кем не буду. Пустое все это. Не хочу больше время тратить, да и здесь в Узорове мне за кем-либо следить противно. Осенью пойду продавать в поездах и на вокзале газеты, а весной куплю новый. Так что не обижайся, ладно?

Я не обиделся. Что ж такого, если человеку не по душе это дело? Я бы и сам на его месте отказался. Тем более велосипед Женькин, ему и решать. А убийцу, наверное, милиция ищет. На том мы и порешили. Но сам я уже не мог бросить следствия, не знаю даже почему. Заело. Да и после вчерашних моих открытий мне снова стало интересно заниматься этим делом.

Еще посидев, мы раскидали костер, было так мокро, что можно было не опасаться лесного пожара. Потом сели на велосипеды и вернулись в Узорово. Там мне Женька показал дома дачников, тех, которые ходят к ним за козьим молоком, и мы распрощались. Оба пошли обедать.

После обеда я планировал поездку в Митяево…

У Светкиных родителей в тот день были гости, поэтому, когда я приехал, мы оставили их веселиться и ушли гулять на реку. Несмотря на прохладную погоду, Светка изъявила желание купаться. Я был не против. Купаться я начинаю в мае и заканчиваю в сентябре, так что один прохладный день не помехи.

Мы вышли на крутой бережок и возле воды увидели компанию. Я сразу узнал их. Это были трое из тех четверых, которые били нас с Женькой в начале лета. Светка, конечно, тоже их узнала, ведь она в тот раз сидела имеете с ними.

– Стой, Саш, не надо, – тревожно скалила она, дернув меня за рукав. – Давай лучше в другой раз.

– Это почему? – наигранно удивился я. – Ты же хотела купаться.

– Ты сам знаешь почему.

– Да ерунда, пошли,

– Саша, я прошу тебя, не надо, – еще раз попросила Светка, но я уже спускался к реке по косогору, и ей тоже ничего не оставалось, как подхватить на руки Ксюшу и последовать за мною.

Я вовсе не собирался нарываться. Не такой уж я дурак. Просто хотел пройти мимо и выкупаться где-нибудь в другом месте, ниже по течению. Но они меня не пропустили.

– Э, пойди сюда, – услышал я, когда поравнялся с ними.

Так как, кроме нас, на берегу больше никого не было, прикидываться, будто я не понял, к кому обращаются, не имело смысла, Я остановился, но подходить не стал. Пусть сами подходят, если надо.

– Ну, иди сюда, – еще раз повелительно крикнул тот парень, который в прошлый раз разговаривал с Женькой.

– Что такое? – в общем-то не грубо осведомился я.

– Опять здесь ходишь?

– А что?

– Тебе что, в прошлый раз мало показалось? Парень встал и двинулся в мою сторону сам.

– Чтобы я тебя тут больше не видел. Понял?

– Не понял, – неожиданно завелся я, хотя связываться было действительно глупо, Перевес сил у них был еще больше, чем в прошлый раз. Не надо быть провидцем, чтобы предсказать исход нашей встречи. Но, видимо, меня подогрело присутствие Светки.

– Чо? Не по-о-онял?

Парень угрожающе двинулся ко мне, его дружки тоже встали.

– Саша, уйдем, дурак. – Светка снова схватила меня за рукав. Но я выдернул руку.

Парень медленно приближался, а его дружки гораздо быстрее, так что ко мне они должны были подойти все вместе. Вдруг Светка, не выпуская из обьятий Ксюшу, вышла вперед и загородила меня.

– Витя, уйди! Я опять орать буду!

И тут этот придурок ее ударил. Вернее, больше толкнул, чем ударил, раскрытой ладонью в лоб. Но Светке и этого хватило. Она плюхнулась в траву, и Ксюша покатилась рядом, заливаясь лаем…

Я даже сам не понял, как я ему так врезал, только после моего удара парень отлетел на метр и шлепнулся на спину. Но двое других тут же в меня вцепились. Я никогда еще в жизни, наверное, так не дрался. Хоть они в сумме были и сильнее, но им тоже приходилось туго. А первому, Вите, я, по-моему, сразу зуб вышиб. Мы катались в траве и били друг друга. Но все равно исход был ясен, особенно после того, как оклемался Витя. И все же я не сдавался.

Витя схватил меня одной рукой за ворот, а второй бил по морде, но вдруг вскрикнул и куда-то исчез. Затем раздалась ругань того, кто наседал на меня слева, и он исчез тоже.

Почувствовав облегчение, я быстро справился с третьим и обернулся. Витя и его приятель корчились в траве, а над ними еще попрыгивал Лыка со сжатыми кулаками.

– Привет, Санек. Он махнул мне рукой и остановился, дело было сделано.

Я вспомнил о Светке. Она уже поднялась и поймала Ксюшу. Слава Богу, у нее не было на лбу даже шишки. Но она плакала от обиды и испуга и разговаривать со мной не хотела, только отворачивалась. Я еле уговорил ее не идти пока домой, а еще немного пройтись по речке. Лыка пошел, конечно, с нами. Я пожал ему руку.

– Пустое, Санек. Я этих ребят давно знаю, борзые очень. А тут вышел на речку, гляжу, тебя молотят. Ну и… Сам знаешь…

– Спасибо, Сережа, – сказала ему Светка, – а то этот дурак всюду лезет, потом ходит с разбитой рожей. И теперь у него синяки будут, а могло быть и хуже. Я его ведь просила, чтобы не ходил. Нет, поперся. И потом уйти было можно, а он встал, гордый…

Светку прорвало после испуга, она начала приходить в себя и теперь не могла остановиться.

– Да правильно он все сделал, – перебил се Лыков. – Всякая грязь указывать тут будет.

– Он, гад, еще и ее ударил, – встрял я и почувствовал, как опять наливаюсь злобой.

– Тем более надо бить, – убежденно поддержал меня Серега, – Только надо грамотно бить и держаться всем вместе, тогда никто нам ничего не скажет.

– Да ну вас, оба идиоты! – подвела итог Светка.

Мы еще погуляли втроем. Светка уже расхотела купаться, а я слазил в воду. Надо было охладиться, так что даже хорошо, что вода после дождя малость поостыла.

Затем мы проводили Светку до калитки, и она настаивала, чтобы мы возвращались домой вместе. Потом Серега пошел, а я еще задержался за поцелуем, что и получил на прощание.

Очередной рейсовый автобус не пришел, и мы с Лыковым отправились в Узорово пешком через взгорье. По дороге разговорились. Серега оказался хорошим парнем, и чего это мы с ним враждовали? Причем наша вражда началась в прошлом году как-то сразу, даже не из-за чего, без всякого повода. Тогда я набил ему морду, недавно он мне, получалось, квиты. А вот теперь вроде я ему должен. Со Светкой, оказалось, он знаком с прошлого года, его отец работал летом у Андрея Николаевича на стройке, Серега ему помогал и там познакомился со Светкой. Но они просто дружили, и только. Лыков сказал, что она не в его вкусе. Узнал я, и почему он часто бывает в Митяеве. Оказывается, у него там старая бабка, и он ездит из Узорова помогать ей по хозяйству. Дом бабки выходит прямо на реку, только по соседней с Новодачной улице, и Лыков часто перед возвращением в Узорово бегает искупаться. Так он меня в прошлый раз застал за ловлей рыбы, так и в этот, во время драки.

– Тебе надо походить к Семе, – убеждал меня Лыков, когда мы уже входили в Узорово. – Он клевый мужик, всему тебя научит бесплатно. Ты лучше меня будешь драться. И вообще с Семой стоит познакомиться поближе. Мужик, ну, очень интересный, это точно. Приходи прямо завтра утром, часиков в восемь, я за тебя скажу словечко.

– А чего так рано?

– Ну, придешь – увидишь.

"А ведь Сема-то тоже ходил за молоком к Женьке, – подумалось тогда мне. – Может, мне опять совместить приятное с полезным?" Я договорился с Лыкой встретиться завтра утром без пятнадцати восемь возле узоровской церкви и вместе пойти к Семе. На том мы и расстались.

Глава II
У СЕМЫ

Без пятнадцати восемь я был около узоровской церкви. Эта церковь известная, XVII века, построил ее крепостной архитектор князя Голицына. Чудо, а не церковь. Мама говорила, что она сделана в стиле барокко. Не знаю уж, какой там стиль, но церковь точно красивая. Стоит на высоком берегу, над Москвой-рекой, ее со всех сторон за версту видно. Я эту церковь в трех или четырех исторических фильмах видел и еще в рекламных клипах. Женькин дед говорил, что во время войны в ней склад устроили, а теперь она опять действующая. Правда" службы пока проводятся только по праздникам, а в остальные дни идет реставрация.

Почти одновременно со мной подошел Лыка, Мы поздоровались и пошли к Семе. От церкви до Семиного дома минута ходьбы, не больше. Я заметил, что кроме нас к воротам его участка подтягиваются и другие узоровские ребята. Во дворе у Семы собралось их вместе с нами семь человек, все мне были знакомы, кто больше, кто меньше. Но я удивился, был здесь и Женька. Он заулыбался и встал с лавочки к нам навстречу.

– Что ж не говорил, что сюда ходишь? – спросил я его вместо приветствия.

– Да я только третий раз, да и что говорить, когда ты сам сюда ходить не хотел.

– Может, с тобой и пошел бы. – Я немного обиделся.

Вскоре из дома вышел Сема в майке-тельняшке, которую носят десантники, и в спортивных брюках.

– О, новые лица, – обратил он на меня внимание во время приветствий, – давно пора. Все в сборе? – обратился он уже ко всем. И, получив утвердительный ответ, бодро скомандовал: – Побежали.

Я знал, что день Сема начинает с утренней пробежки" в которой принимают участие и ребята, которые ходят к нему заниматься карате. Я их не раз видел за этим занятием, когда ходил на речку рыбачить. Только сам я к такой пробежке готов не был. Мне только еще уроков физкультуры не хватало. Даже оделся не по-спортивному: в свитере, в джинсах, хорошо еще, всегда ношу кроссовки.

Сема бодрым бегом двинул на речку, остальные растянулись за ним змейкой. Я трусил следом за Лыкой, а за мной Женька. Сема впереди выбирал дорогу" и нет бы бежать ему по ровной тропинке, что пролегала у речки, он специально то взбегал по косогору, то спускался вниз, месил ногами по грязи, гнал нас по траве, заставлял прыгать с ходу через ямы. Прошло совсем еще немного времени, а дышать мне уже стало нечем" потом заболел бок, и я давно уже пристроился в конце бегущих. Но отставать совсем было стыдно. Второго дыхания что-то не открывалось, зато второй бок заболел тоже. Около получаса гонял нас Сема по родным просторам, а потом повернул к дому.

Когда мы уже подбегали, я думал, что сдохну, ноги еще как-то двигались, а вот дыхалка… Но не успел я еще отдышаться, Сема начал какие-то упражнения, всякие, и на координацию, и силовые. Я все ждал, когда он покажет приемы" но так и не дождался. После долгой и тяжелой зарядки Сема остановился.

– Все, – сказал он, – вечером как обычно. А сейчас все к самовару.

Народ радостно зашумел, уже, видимо, знали распорядок. Сема пошел в дом и вернулся с огромным старинным самоваром. Не с электрической подделкой, а с настоящим, с большой ржавой трубой. Правда, сам самовар был начищен до блеска.

Кто-то сбегал за водой, кто-то притащил корзинку сосновых шишек, кто-то настрогал лучины. Сема разводил огонь в самоваре. Я никогда еще не видел, как это делается, и наблюдал с интересом. Сначала он поджег и сунул в брюхо самовара лучины, а затем, когда те разгорелись, накидал сверху шишек, закрыл самовар крышкой и укрепил кривую трубу.

В ожидании чая все уселись за стол, вкопанный во дворе у Семы под навесом. Навес – крыша на четырех столбах, крытая серым от времени рубероидом. Такой же стол, только без навеса, стоял у него за воротами перед участком. Единственная девочка, Наташка Хотькова, которая тоже была здесь и даже вполне на равных участвовала в пробежке, притащила из Семиного дома разнокалиберные стаканы, чашки и кружки. Откуда-то появилась банка варенья, сахар и пара батонов хлеба. Позже я узнал, что кое-что покупал Сема, а кое-что притаскивали ребята.

Самовар закипел, чай Сема заварил, все расселись за столом, на котором возвышался медный блестящий толстяк, напоминавший мне какого-то средневекового рыцаря в сверкающих доспехах.

Я впервые пил чай из настоящего самовара, и мне понравилось. Мало того, что заварка у Семы была хорошей, он еще пах дымком, ничего подобного я раньше не пробовал. Да еще сельская тишина, и чистый утренний воздух, и птицы поют, тишину эту не нарушая, и усталость в теле после утренней разминки – все хорошо, спокойно.

За столом меж тем развернулась беседа. Говорили о кладах, видно, эта тема поднималась и раньше.

– Да какие сейчас клады! – горячился Витька Фомин. – Ну откуда им тут взяться?

– А бывшая дворянская усадьба князей Голицыных, – возражала Наташка.

– Так нету уж этой усадьбы, нету! Одна церковь осталась. Ты что, в церкви хочешь копать?

– Ну и что, что усадьбы нету, а клады могли остаться в земле, в дуплах деревьев.

Витька даже заржал.

– Ну да, князь Голицын собственноручно зарыл свои бабки в землю, или нет, он в дупло от жены заначку спрятал.

Тут уже все заржали.

– Сейчас искать какие-то клады – полная безнадега, – категорично подвел итог Витька.

– Ну уж и безнадега, – вмешался Сема, – все время ведь что-нибудь находят. Надо только искать со смыслом.

– Да со смыслом, без смысла, – не сдавался Витька, – в Узорове ни черта ноту.

– Может, и нету, а может, и есть. – Сема даже значительно поднял палец. – Вот я расскажу вам случай из жизни.

Я заметил, что все замолчали. Они приготовились слушать Сему, Да, он обладал тут немалым авторитетом. Сема начал:

– У меня в кладоискательстве опыт небольшой, но все же есть, Когда я был вот таким же, как вы, то есть было мне лет тринадцать. Жил я в деревне Аксиньино, там я и родился. Сейчас эта деревня вошла в состав Москвы, недалеко от Речного вокзала. Так вот, были у меня там два друга, и мы начитались приключенческих книг и тоже решили искать клад. Ну где клад искать? Мы, конечно, копать решили. Так себе представляли, вроде Наташки, что все деньги и сокровища в землю зарывают. Другое дело, где копать? Тут надо было подумать.

В нашей деревне не было ни усадьбы, ни каких-то значительных строений, церковь, правда, была. Она и сейчас есть, даже действующая, как раз неподалеку от станции метро "Речной вокзал", на краю Парка Дружбы. Хотя мы были пионерами и потому тогда еще думали, что "жадные попы" могли укрывать сокровища в церкви или церковном дворе, но эта церковь и тогда была действующей, стало быть, копать на виду у священнослужителей или церковного сторожа было просто невозможно. Однако в нашей деревне было много пустующих старых домов. Некоторые пустовали так давно, что даже наши родители уже не помнили, кто в них когда-то жил. Мы решили поискать спрятанные сокровища в них. Причем, по-моему, вполне резонно, решили в первую очередь обследовать самые старые.

На краю Аксиньина один из пустующих домов был настолько ветх, что, в общем-то, уже завалился. С него мы и начали свои раскопки.

Рано утром мы выбрались из дома, захватив с собой лопату и большой мешок для сокровищ. Некоторые бабки уже проснулись, выгоняли пасти скотину, но до нас им не было никакого дела. Так что, можно считать, мы дошли до выбранного нами дома незамеченными. Вошли. Пол весь прогнил, так что даже не надо было вскрывать доски.

"Ну и где рыть будем?" – спросил тогда мой друг Юрка. Он имел в виду, что дом-то большой, не всю же землю под ним перекапывать. Специалисты сейчас ищут клады с искателями металлов, а у нас, кроме лопаты, ничего не было. Тогда я почему-то указал на самый гнилой, завалившийся угол и предложил копать там. Юрка молча взял лопату, подошел и три раза копнул. На третий раз лопата обо что-то стукнулась. Он опустился на колени и вытащил из земли металлическую коробку еще царской работы. Когда-то в ной были конфеты, но, открыв ее, мы нашли внутри вовсе не леденцы, а серебряные деньги. Там было четыре царских серебряных рубля, двадцать первых советских серебряных полтинников и два Георгиевских креста, которые давали в царской армии солдатам за проявленную в бою храбрость. Вот так, – Сема обернулся к Витьке, – а ты говоришь, "безнадега"… Тот только пожал плечами.

– А что вы сделали с кладом? – поинтересовалась Наташка.

– Как что, поделили, естественно. Моя доля и по сей день у меня. Правда, по закону полагалось сдать найденный клад государству, и тогда получили бы только двадцать пять процентов, но мы никому из взрослых ничего не сказали, даже родителям. Ну, а перед пацанами хвастались, конечно. Через неделю вся земля внутри и вокруг всех старых заброшенных домов в Аксиньине была перерыта, переворочена, будто там пахал трактор. Но это уже не мы рыли, а те, кому мы хвастались, только ничего они больше не нашли.

– Сейчас, наверное, эти полтиннички прилично стоят, – заметил Игорь.

– Да нет, не очень, – возразил Сема. – Я хотел было их продать, когда здесь дом строил, да, когда оценил, не стал. Уж лучше они у меня останутся, как память. А деньги тогда занял. Кое-что у покойного Коломейцева, так все и не отдал, уж больно большие проценты он требовал.

"Ни фига себе Сема!" – подумал тогда я и значительно глянул на Женьку, но тот специально отвернулся.

– Сейчас, погодите. Сема встал из-за стола и ушел в дом. Через пару минут, во время которых шли жаркие споры, в каком конце Узорова лучше искать клад, Сема вернулся.

– Вот эта коробка. – Он положил на стол ржавую истертую металлическую квадратную коробку с царским гербом на крышке и плохо читаемой надписью старыми русскими буквами "МОНПАНСЬЕ". – А вот и моя доля. – Сема приоткрыл крышку и выложил на стол два серебряных креста и семь полтинников с изображением рабочего, перековывающего меч на орало.

– А где же рубли? – поинтересовался Игорь.

– Да я вместо них кресты взял, мне тогда все, что как-то связано с армией, нравилось. А тут очень уважаемая в России боевая награда. Между прочим, не прогадал, эти кресты сейчас гораздо дороже тех рублей стоят. Но их-то я никогда не продам.

Чаепитие еще некоторое время продолжалось. И все это время тема кладоискательства не иссякала. Сема рассказывал, как и где ищут клады настоящие кладоискатели. Он, оказывается, читал об этом книгу, уже когда стал взрослым. В заключение Сема еще раз сходил в дом и принес оттуда эту самую книженцию. Ее тут же взял почитать Игорь. И я был уверен, что скоро увижу его где-нибудь на липовой аллее князей Голицыных с лопатой в руке и в сопровождении Наташки.

Попив чаю, все стали расходиться, предварительно вымыв посуду. Сема подошел ко мне. – Приходи вечером, – сказал он, – будем карате заниматься.