Текст книги "Одиночество-12"

Автор книги: Арсен Ревазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Я подумал, что Антону покажется интересным, что он собирается работать в организации, устроенной по образу и подобию Римской католической церкви.

– Есть ли у вас какие-то данные о связи хатов с одним индейским племенем, живущим в верховьях Амазонки, с шуарами? Их еще называют охотниками за черепами. Они делают такие сувениры – уменьшенные головы.

Матвей, долгое время сидевший молча и внимательно поглядывавший на ватиканцев неожиданно вошел в разговор. Ватиканцы переглянулись. Прокуратор пожал плечами. Ответить решил отец Джозеф. Он говорил медленне и осторожней обычного.

– У нас нет данных о прямой связи между хатами и шуарами. Хотя мы знаем про некоторые обряды шуаров. Сейчас, как минимум, две наших миссии находятся там. В районе реки Упанга, на востоке Эквадора. Какую вы видите связь с хатами?

– Это же элементарно, джентльмены! Дедукция. У шуаров есть яд, не оставляющий следов в организме, есть растительный аналог калипсола. Корень мандрагоры. И они тоже отрезают головы. Потом они их высушивают и пропорционально уменьшают. Причем никто знает, как им это удается.

Ватиканцы значительно переглянулись. Отец Джозеф вопросительно посмотрел на Прокуратора. Тот чуть заметно кивнул.

– Это так. Вы немного ошиблись в названии. Шуаров называют не охотниками за черепами, а охотниками за головами. В отрезанной и высушенной голове, тсантсе, уже нет черепа. Шуары отрезают голову, делают тонкий надрез на коже, острожно ее снимают, зашивают надрез, зашивают губы, потом обрабатывают кожу в дубящем растворе, а затем набивают ее нагретыми маленькими камнями. Затем коптят в течение нескольких недель. Голова уменьшается.

– Вы неплохо знаете шуарские обычаи, – искренне удивился Матвей, хороня репутацию крутого переговорщика. – Я был уверен, что секрет уменьшения головы – нераскрытая тайна.

– Мы находимся в кабинете префекта Священной конгрегации по делам учения о вере. – Прокуратор наклонил голову в сторону белой тени, о существовании которой я уже успел забыть. – Все суеверия и ритуалы, которые с ними связаны, находятся в сфере наших непосредственных интересов.

Тут белая тень, резко развернулась к нам лицом, немного взвив сутану, и подошла, встав прямо за Прокуратором. На ее груди сиял золотой наперстный крест. Лицо у нее оказалось длинным, даже вытянутым. Лоб высокий, в красных крапинках. Глаза – рыбьи.

– У меня есть несколько вопросов к этим джентельменам.

Великий Инквизитор, он же префект Священной конгрегации по вопросам веры, он же выскочка Вышинский говорил тихим немного шепелявящим голосом с польским акцентом.

– Мне кажется, – он довольно сердито оглядел всех присутствующих, – что теперь наша очередь спрашивать. Как в старые времена. Хотя мы больше никого не сжигаем.

Я понял, что это шутка, хотя голос у него был совершенно серьезный и никто не улыбнулся. Мы покорно кивнули.

– Зачем вы вообще ввязались в это дело?

– Умер наш друг. Потом его жена.

– По-моему, такими вещами должна заниматься полиция, а не друзья.

– Но русская полиция, то есть милиция не смогла бы ничего сделать…

– А как вы можете доказать, что вы сами не связаны с хатами?

Он обвел внимательным взглядом всех присутствующих в комнате, и я вздрогнул. Вот ведь казуистика во плоти! Вот она – говорящая фамилия. И молчание спустилось на нас, как по команде. При этом мы замолчали, как минимум, на минуту. Минута молчания – это очень много. Особенно, когда никого не хоронят.

Мне особенно не понравилось, что после слов Вышинского все перестали смотреть друг на друга. Я понял, что ситуация уже в третий раз за два дня выходит из под контроля и начал поминать нехорошим словом Антона с его Демой. Хотя с другой стороны, Дема же нас предупреждал…

– Мы связаны с хатами, – неожиданно подал голос Матвей. Мы получили от них PR-заказ. Они убили наших друзей. И связали себя с нами.

Вышинский, не дослушав ответа до конца, заговорил на латыни. Прокуратор и Джозеф его слушали. Прокуратор – устало. Джозеф – внимательно. Речь его длилась несколько минут. Я, естественно, не понял ни слова. Потом он резко отвернулся от нас, произнес: «In Nomine Domini», – и отошел к своему окну.

Мне показалось, что угроза миновала и встреча подходит к концу.

– Можем ли мы рассчитывать на сотрудничество с вами при дальнейшем расследования?

– Нет.

Вот такое обрывистое, военное «нет».

– Но…

Прокуратор перестал быть добродушным средневековым священником. Глаза его стали желтыми и жесткими. Хриплый голос звучал как команда.

– Не лезьте в это дело. Оно – большое и грязное. Вашего друга и его жену – не воскресить. Души их, да упокоятся на небесах. А ваш земной путь еще не кончен. И не надо сокращать его лишними знаниями. Как говорит Екклезиаст: in multa sapientia multa sit indignatio et qui addit scientiam addat et laborem. По-английски: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания – умножает скорбь. Вы женаты? – он обратился ко мне, неожиданно снова возвращаясь к образу доброго пастыря.

– Нет, – растерянно сказал я.

– Плохо. А вы? – он требовательно посмотрел на Матвея.

– Тоже нет.

– Также плохо. Все равно, поберегите свою жизнь. Женитесь, родите детей и не лезьте к хатам.

Отец Джозеф поднялся, указав на завершение аудиенции.

– Можно последний вопрос?

– Разумеется.

(Мне показалось, он сейчас добавит «…сын мой».)

– Копты сказали, что вы спрашивали их о чем-то несколько сот лет назад. Это тоже как-то касалось хатов.

– Да. Почти восемьсот лет назад в одном из наших монастырей на севере Италии случилась очень неприятная история, связанная с хатами. К сожалению, копты тогда не помогли нам. Мы могли бы остановить эту заразу еще в 13-ом веке. У нас тогда было больше силы. Гораздо больше. Но вот вам еще раз мой совет, – теперь это, действительно, звучало как совет, а не как приказ, – оставьте это дело. Не лезьте в него. Предоставьте это организациям значительно более серьезным. Хотя и у них, как видите, не все получается.

– А как же история о Давиде и Голиафе? – решил подшутить я.

– Это было другое время, другая страна и другой народ.

Он сделал паузу, и прикрыл на мгновенье глаза, как будто пытался что-то вспомнить.

– Возможно, вам больше подходит история про Иосифа и его братьев.

– Но у меня нет братьев!

– Все равно. Прочтите еще раз Бытие, главы с 37 по 50. Желаю удачи!

Мы поклонились и вышли. Белый кардинал даже не оглянулся. Отец Джозеф проводил нас до главного входа. Матвей сказал, что хотел бы получить средневековые материалы о коптах.

Отец Джозеф колебался, но Матвей твердо, даже с моей точки зрения, агрессивно напомнил ему про договоренность в кафе.

– Хорошо. Я пришлю вам документ, о котором говорил Креспо. Но мне кажется, что он утратил актуальность несколько сот лет назад. Это скорее литературный памятник. Детективная готическая новелла.

– Если это самые свежие документы по хатам, которыми вы готовы делиться с нами, то мы согласны. Пусть это будет на вашей совести.

– Если быть честными, вы тоже не предоставили нам много новой информации о хатах. Очередное злодеяние не вселенского масштаба… Далеко не Вселенского. Странно, что вы так далеко продвинулись в своем расследовании, что дошли до нас.

– Странно, что вы не хотите помогать нам больше чем литературными памятниками.

– Нам не нужна ваша помощь. А вам, если вы последуете совету забыть обо всем, что вы узнали, не потребуется ни наша помощь, ни чья бы то ни было еще.

Тем не менее, он записал наши адреса и, подтвердил, что вышлет на них «Готическую Новеллу», предупредив, что она, естественно, написана на латыни.

Матвей успокоил его, сказав, что я в совершенстве владею латынью. Отец Джозеф с удивлением на меня посмотрел, но не стал развивать тему. Он поклонился нам, повернулся как по команде «кругом», и исчез в коридорах Апостольсокого дворца.

Мы пошли в не очень понятном мне направлении, раздумывая каждый о своем. Через какое-то время я заговорил первым.

– Послушай, Мотя! У меня есть к тебе один вопрос.

– Ну?

– Как граждане Ватикана размножаются?

– ???

– Ватикан – государство. У него есть граждане. С тремя из них мы только что беседовали. А граждане – стареют и умирают. При этом – у всех этих граждан – целибат. Они не могут жениться. Вопрос: откуда берутся новые граждане Ватикана?

Мотя объяснил в нескольких нецензурных словах, до какой именно степени его беспокоит демографическая ситуация в Ватикане. По его словам, выходило, что она его совершенно не беспокоит. Беспокоило его совершенно другое.

– Эти ребята хотят, чтобы мы слили. Зачем?

– По-моему, они нас просто жалеют.

– Вряд ли. Зачем тогда вызывали нас к себе? Мы же рассказали все этому Джозефу еще в кафе.

– Не знаю. Зачем?

– Чтоб посмотреть на нас и решить, можно ли иметь с нами дело.

– Ну?

– Они посмотрели и решили, что нельзя. Они нас ни во что не ставят, понимаешь?

– Мотя, но…

– Они ошибаются. Они, блядь, очень ошибаются. И когда они поймут, что они ошиблись, они заебутся извиняться перед нами.

– Мотя, но мне кажется, что они правы. Они считают, что мы мало что можем сделать с этим тайным обществом, которое старше нашей, в общем-то, немолодой страны в три с лишним раза. Тем более, теперь, когда мы знаем, кто убил Химика и Лилю, мы можем себе…

– Нет мы не знаем, кто убил Химика и Лилю. Я имею в виду, кто именно. И тем более мы не знаем за что их убило это сраное Братство. Но что еще хуже: эти ватиканские кастраты не верят, что мы можем что-нибудь сделать с хатами. А мы можем. Мы до хера чего можем сделать с этими отмороженными ублюдками. Как и с любыми другими.

Я не стал спорить с заведенным до предела Мотей. Хотя, честно говоря, его реакция меня удивила. Лично мне казалось, что наша миссия выполнена. Причем выполнена на сто с лишним процентов.

Мы не без труда, не без риска и не без интуитивно верных шагов вычислили организацию, убившую наших друзей. А выносить ей приговор и, тем более, приводить его в исполнение… Извините! Для этого существуют специально обученные люди.

Да и визг от проворачивающихся на асфальте шин белого Мерседеса еще стоял у меня в ушах. Но всего этого я Моте не сказал, решив дождаться более удобного случая.

Самолет в Москву улетал завтра утром. Сегодня было времени хоть отбавляй. Мы отправились гулять по Риму. В музыкальном магазине я купил по просьбе Антона только что вышедший альбом Celtic Women. От нечего делать, я вставил его в CD-player и стал слушать. Пели, как и обещало название, женщины. Сначала, если бы не некий налет языческого варварства и совершенно непонятный язык, я бы сказал, что это очень похоже на американский спиричуэлс. Потом с помощью скрытой плещущей энергии варварство победило с заметным музыкальным преимуществом. Тут сказать мне уже было нечего. Особенно про An Gabhar Ban.

Разве, что кельтскую музыку в Риме слушать глупо. Лучше бы уж поставить Челентано. На худой конец, Тато Кутуньо с его Italiano Vero.

Потом я, вдруг, понял, что не прав. А кого же ставить в Риме, как не кельтов? Единственный народ, захвативший Рим на росте римской военной славы… Вандалы и готы завоевывали, уставший, пресыщенный, обрюзгший и все повидавший Рим. А кельты – молодой, крепнущий и дрезкий. Тем более, что настоящей латинской музыки не осталось. А кельтская – пока есть.

 
Sa tsean ghleann thiar a bhi si raibh
Go dti gur fhas na hadharc' uirthi
Bliain is cead is corradh laethe
Go dtainig an aois go trean uirthi
Bhi si gcro bheag ins an cheo
Go dtainig feil'Eoin is gur ealaigh si
Thart an rod san bealach mor
Gur lean a toir go gear uirthi…[29]29
  Она всегда была маленькой и держалась указанных границ, пока не протрубил рог и она не поняла, что ждать до ста с лишним лет – это очень долго. Тогда в день святого Иоанна она сбежала вниз по дороге. И все было бы хорошо, но ее начали преследовать… (кельт.)


[Закрыть]
 

Стало темнеть. Матвей предложил пойти поискать казино или ночной клуб. Ему хотелось оторваться. Я отказался. Тогда мы вернулись в «Эль-Греко», поужинали и отправились в гостиницу.

Мы пошли к стойке регистрации гостиницы и подтвердили билеты на завтра на утренний рейс. Матвей выглядел очень раздраженным и чуть не наорал на черноглазую длинноногую итальянку за то, что записала его фамилию с ошибкой. Herasnov вместо Krasnov. Я еще подумал, что спать мне не светит.

Затем мы пошли в гостиничный бар. Матвей заказал коньяк. Мне совершенно не хотелось никакого алкоголя. Я пил зеленый чай.

– Значит, ты за то, чтобы смотать удочки? – мрачно спросил Матвей.

– Ну если так советует сам Папа Римский… Послушай, у них больше опыта, денег и связей. Им бороться с хатами проще. Сподручней. Понимаешь, каждый должен делать свое дело.

– Да я все понимаю. Только это как-то… Не круто.

– Мотя! Я придумаю, как смотать удочки круто. И, вообще, рано решать. У нас же концессия. Давай послушаем Антона. Завтра мы будем в Москве и все обсудим.

На самом деле, на Антона я особенно не надеялся. Если для Моти пробным камнем было «круто-не-круто», то для Антона больше волновало «честно-не-честно». Точнее, fair-not-fair.

Мы пошли в номер. В номере Матвей в минуту опустошил алкогольную часть мини-бара, позвонил в room service, заказав добавки и завел пластинку под названием «ненавижу хатов и баб». Я устал от пьяного Матвея вместе с его финдиректриссой, и пошел в душ.

У каких-то японцев я читал, что холодная вода закаляет, горячая – расслабляет, а еле теплая – тонизирует. В самый разгар водных процедур мне показалось, что зазвонил гостиничный телефон. Для одиннадцати по европейскому времени и часу ночи по Москве это было поздновато.

Я остановил воду, чтоб хоть что-то услышать и закричал:

– Мотя, если это room service, скажи им, чтоб добавили к заказу чаю. Зеленого! Слышишь?!

– Да я им сейчас все скажу! – прозвучало мне в ответ.

Я понял, что позвонившему не повезло: у Матвея боевое настроение. Кроме room service и Антона все равно звонить в наш номер никто не мог, а их обоих мне было не жалко. Но вскоре я решил, что Антон скорее всего бы позвонил на мобильный, а для room service беседа затянулась.

Поэтому мне захотелось выйти и послушать, с кем там беседует Матвей. Но то, что я услышал еще из ванной, просто выключив воду, заставило меня пулей вылететь оттуда. Дословно текст звучал так: «Да какое, блядь, предупреждение? Ты что, запугать меня вздумал? Я тебя сам так предупрежу, козел вонючий! И не надо мне больше звонить, ты понял меня? Нет, блядь, ты понял?»

На этом месте Матвей элегантно бросил трубку на телефон (попал), откинулся в кресле и потянулся за сигаретой.

Поскольку к последней фразе мой бег трусцой из ванной перешел в запоздалый прыжок, то Матвей удивленно оглянулся на мое голое тело.

– Матвей, – тихо сказал я, восстановив равновесие. – Ты с кем говорил?

– Да хрен его знает. Козел какой-то. Он думал, что говорит с тобой. Пугать нас вздумал, ублюдок.

– А… так это был не Антон? А что… Что тебе сказали?

Я говорил медленно, вкрадчиво и почти шепотом. Мне становилось страшно.

– Что я, то есть ты, далеко зашел и он надеется, что двух предупреждений мне, ну то есть, тебе, хватит. Что третьего не будет. Короче, тупой наезд. Надо было четко реагировать и отбиваться.

Я качнул головой, как бы в благодарность за исчерпывающий ответ, и почувствовал что тело, на котором еще не успела высохнуть вода, покрывается холодным потом.

– Спасибо Матвей! Ты мне очень помог. И нашей концессии тоже…

Затем я взял телефон, нашел номер ФФ и набрал его, лихорадочно придумывая, что я скажу. Я скажу, что нам кто-то позвонил, что взял трубку мой пьяный друг, а я не успел добежать до телефона. Если звонил не он, то просто извинюсь за беспокойство.

Не успев додумать, как я оказался в Риме и почему звоню именно ему, я выслушал металлический голос автоответчика, сообщающего мне, что «абонент не отвечает или временно не доступен».

Тогда я вышел на балкон, чтоб Матвей меня не услышал и позвонил Антону. Сначала я извинился за поздний звонок. Потом поблагодарил за присланного мне в помощь Матвея и высказал уверенность, что поездка пошла ему на пользу.

Потом я взорвался. Антон выдержал взрыв. Потом осуждающе сказал: «Какой кошмар!». Потом примирительно сказал: «Ладно, возвращайтесь, в Москве разберемся».

– Антон, хотелось бы услышать больше оптимизма в твоих словах! А то я по твоей просьбе поработал для Моти психотерпевтом. А вот теперь ты утешь меня. Чем можешь. Потому что нам только что перезвонили хаты. И я не хочу даже думать, как они узнали номер телефона в нашем отеле. Я почему-то верю им, что третьего предупреждения не будет.

– Утешить тебя легче, тем тебе кажется. Есть сразу три анекдота на эту тему. Первый: «Плюнь в лицо вождю»,[30]30
  Ковбой, попав к индейцам в плен, читает статью в брошюре «Как вести себя с индейцами», доходит до места «плюнь в лицо вождю», плюет, переворачивает страницу и видит фразу: «Продолжение в следующем номере».


[Закрыть] второй – «Вася, расскажи пацанам, как ты колдуна на х… послал».[31]31
  Три новых русских обсуждают, как они отдохнули в экзотических странах. Один говорит: «Ну, пацаны… Таиланд – это фишка. Телки, короче, намыливаются специальной пеной и ползут по тебе. А ты…» Второй говорит: «Не, бля. Филлипины – это ваще… Телке 12 лет, а она тебе – все…» Третий: «Я думаю, Кения – круче». Лениво лезет в карман, вынимает из него четвертого нового русского. Все как надо. Голда. Малиновый пиджак. Только очень маленькие. Вынимает и говорит: «Вася! А расскажи пацанам, как ты колдуна на хер послал!»


[Закрыть] А третий – это уже на тему ФФ. «Волк! Не поверишь – извиняться пришел».[32]32
  Очень неприличный. См.: anekdot.ru 29/11/2004, анекдот № 18.


[Закрыть]

– Я смотрю тебе, Антон, весело!

– Ты сам хотел психотерапию.

– Хорошо. Спасибо и на этом. До завтра!

– Я вас встречаю. Не убей Матвея во сне.

– Ничего-ничего. У тебя и некролог на него получится веселым. Спокойной ночи.

Вот теперь я совсем не знал, что делать. Я остался на балконе и минут пятнадцать медитировал на Вечный Город.

Я смотрел на подсвеченный Колизей и пытался подсчитать, сколько гладиаторов рассталось там с жизнью. Если, как писал Тацит, по пятьдесят человек в день, а игровых дней за сезон там было под сто, то получается пять тысяч в год. Это значит, полмиллиона за сто лет. Интересный способ для здания проводить время.

Потом я вернулся в комнату. Матвея не было. Зато какой-то человек в белой рубашке и черных брюках стоял прямо посредине номера. В руках у него было что-то накрытое белым полотенцем. На секунду наши взгляды встретились. Мой – испуганно нервный и его холодно-равнодушный. Взгляд человека, выполняющего свою работу. Я подумал, что пора закрыть глаза. Умирать с открытыми глазами – привелегия слишком смелых людей.

Человек сказал: «Your order, Sir», – снял белое полотенце, на котором стояли как игрушечные солдатики четыре маленькие пузатые бутылочки Henessy VSOP. Я выдохнул воздух и сел на кресло. Человек подошел ко мне с бумажкой, которую я подписал не глядя, и изчез. Я огляделся. Матвей спал, свернувшись калачиком на угловом диване.

Я выпил залпом бутылочку Henessy из горлышка. Потом вторую. Потом третью. Потом четвертую. Потом я взял плейер и включил «Нирвану». Диск почему-то начал крутиться с Silver. Может, самой издерганной и фрейдистской песни. Хотя в этом весь Кобейн.

 
Said why don't you stop your crying
go outside and ride your bike
thats what i did, i killed my toes
Grandma take me home
Grandma take me home
Grandma take me home
Grandma take me home
Grandma take me home
I wanna be alone.[33]33
  (Мама) сказала, почему бы мне не заткнуться? Пойди вон и погоняй на велике! Я так и сделал. Убил все игрушки. Бабушка, отведи меня домой! Я хочу быть один. (англ.).


[Закрыть]
 

Когда я был в Лондоне, то видел на блошином рынке Кемпден, как продавался восковой муляж простреленной головы Кобейна. Муляж был реалистичный до тошноты. Небритый подбородок, желтоватая кожа, полчерепа снесено, серые мозги плавают в черепной корбке, оставшиеся волосы слиплись в крови, один глаз удивленно смотрит на тебя, другой выбит пулей и на его месте – темно-синяя слипшаяся дыра.

Бр… Сколько ему было? Двадцать семь? Маршал Ланн, один из лучших Наполеновских маршалов, герой Аустерлица говорил: «Гусар, который дожил до тридцати лет – дерьмо, а не гусар». Сам Ланн погиб в Испании как раз в тридцатилетнем возрасте. Не дожил до Русского похода. Ладно. Возраст маршала Ланна я пережил. Пора в Москву.

Глава 11

Всю обратную дорогу Мотя виновато молчал. Я старался сохранять строгое выражение лица, что было очень просто, потому что я не выспался. Нас встречал Антон.

– Все в порядке, – спросил он?

Я неопределенно хмыкнул.

– Едем в «Баскервиль», – сказал Антон. – Отличный английский ресторан.

– Разве у англичан есть кухня? По-моему, на пудинге их взнос в кулинарную сокровищницу человечества закончился. А, ну еще овсянка…

– Иосиф, что за негативизм?

После заказа Антон аккурантно разложил салфетку у себя на коленях и сказал: «Рассказывайте!»

Я решил, что первый ход лучше оставить за Мотей. Но Мотя выжидательно посмотрел на меня. Мне пришлось начать.

– Химика убили хаты. Некое тайное общество, называющее себя Братством. С длинной историей и непонятными принципами. Но какое-то очень мощное и зловредное. Ватикан отказался нам помогать и рекомендовал прекратить заниматься детективной самодеятельностью. Мне уже поступило несколько сходных предложений от этих хатов, общий смысл которых совпадает с коптскими и ватиканскими рекомендациями, а форма – гораздо убедительней.

Я специально был краток, чтобы иметь моральное право взять слово еще раз. Настала очередь Моти.

– У меня три мысли. Первая. Ватикан официально отказался нам помогать, но отец Джозеф лично обещал прислать какой-то средневековый латинский текст. Думаю, что мы сможем раскрутить его и на большее. Вторая. У нас убили друга. Его жена покончила с собой. Мы не можем поджать хвост и отползти в сторону. А если и можем, то не должны. Третья. Эти братья нам угрожают. Отлично! Но возможно, они угрожают не только нам, но и всем. – Матвей выразительно обвел взглядом немногочисленных посетителей ресторана. – Считаю, что сдаваться без боя нельзя.

Возникла пауза. Я посмотрел на Антона, все еще надеясь на лучшее.

– С боем все не так просто. Я вчера получил ответ «Микрософта». Меня берут в штат, – задумчиво сказал Антон. – При этом я должен пройти там, в Рэдмонде трехмесячный тренинг. Улетаю завтра утром. Думаю, что Иосиф прав. Я не понимаю, что мы можем сделать одни против такой организации. Поэтому, с одной стороны, у нас ходов нет, а с другой, – такими предложениями от «Микрософта» не разбрасываются. Предлагаю отложить бой как минимум до моего возвращения. А пока всем занять исходные позиции.

От радости мне пришла в голову идея.

– Я согласен с Матвеем. Мы не будем сдаваться без боя. Мы передадим дело по инстанции.

– Что ты имеешь в виду?

– Надо составить документ, подробно описывающий все, что мы смогли раскопать. Изложить все факты, все мысли, все версии, все цепочки рассуждений. И отправить его основным спецслужбам мира. ЦРУ, ФБР, ФСБ, ГРУ, Intilligence Service, Ми-6, Мосад. Кто там еще? Я не специалист. Раз это Братство – международная террористическая организация, то пусть ею занимаются спецслужбы. В конце-концов, это их работа. Антон, твоих связей достаточно, чтобы разослать это правильным людям? Чтоб письмо не выкинули, как бред сумасшедшего, а отнеслись бы к нему внимательно.

– Моих связей хватит. Но использовать их для этого я не хочу. Если такое письмо писать, то нужно делать его анонимным. А так через эти мои связи спецслужбы, а то и хаты, у них там наверняка есть свои люди, на нас выйдут. При этом спецслужбы станут использовать нас в качестве живцов. А хаты просто отрежут нам головы.

– Антон, но ты же сам предложил «Одиночество-12» и расследование?!

– И ошибся. Я думал – это кучка маньяков. На худой конец – продажная фармакологическая корпорация. А это международная организация, которой побаивается Ватиканская тайная полиция. Ситуация оказалась серьезней, чем я думал.

– Ладно, – согласился я, посматривая на недовольно качающего головой Матвея. – Пусть документ будет анонимным. Кто его составит и как его рассылать? И что мне делать с ФФ?

– Составь его сам. Ты же все это расследовал. Рассылать – не надо. Пришли мне на мой секретный ящик, я этим займусь. С ФФ – ничего не делай. Веди себя как ни в чем не бывало. Все, ребята, пора идти. Мне еще собираться в дорогу. Я развезу вас по домам.

Мы вышли. В машине Матвей сказал, то о чем я как раз думал:

– Знаешь, Антон! Я всю жизнь полагал, что самым, – он запнулся, подбирая слово, – осторожным из нас всегда был Иосиф. А теперь, я понимаю, – что ошибался.

– Хм… Разумеется, ты ошибался. Иосиф еще полжизни назад повел себя по-геройски. В Крыму. Когда спасал Химика от аборигенов на дискотеке. А я – осторожный. Так что? У меня – Дина.

В голосе Антона появились странные интонации. Мне показалось, что за его обычным скептицизмом в этот раз кроется какая-то фальшь. Он был еще мрачнее и задумчивее, чем обычно.

– А ничего, – сказал Матвей. – Мне терять нечего. У меня даже финдиректриссы нет.

Мне стало на душе полегче. Я не струсил. История заканчивается. Мне почему-то показалось, что с ФФ я все решу без проблем. Он сделает вид, что ничего не было. Я сделаю вид, что ничего не было. Может, даже заказ останется. Я осмелел и набрал его мобильный. Он взял трубку.

– Федор Федорович! Я тут в Турцию ездил. Отдохнуть на несколько дней. Вот вернулся. Как там у нас дела? Все в порядке?

– Да, я пока доволен, – сказал он своим монотонным голосом. – Я перевел вам еще 12 тысяч.

– Ну и отлично. Подъедете за отчетом?

– Нет, попозже. Работайте!

– Всего хорошего.

И я с облегчением нажал на отбой.

– Он делает вид, что все порядке.

– Что и требовалось доказать, – меланхолично заметил Антон. – Это значит, что ты им очень нужен, и не сильно достал их своими расследованиями. Кстати – мы подъехали. Тебе помочь донести вещи?

– Не, я сам. Пока, Матвей! Легкой посадки, Антон!

* * *

Я бросил сумку посередине комнаты и набрал Машу. Маша обещала приехать. Затем я поговорил с Крысой.

Крыса подтвердила, что все тихо и спокойно. Деньги на счет пришли. Публикации выходят. Журналисты ни о чем не подозревают. Взяли на работу еще одну девочку за триста долларов в месяц на мониторинг выходящих публикаций. Так что теперь у нас в штате уже четыре человека. Не считая меня. Судя по интонации, меня едва ли можно было считать за человека. Ехидно спросила, как я отдохнул. Я ответил: «Так хорошо мне еще не было никогда!». Она попыталась пошипеть, но я вежливо попрощался и полез в ванну – смыть дорожную грязь.

После ванны с целью предстать перед Машей очень хозяйственным я приготовил наскоро обед. Гороховый суп из пакетика, в который я добавил суповую приправу, аджику и порезал сохранившуюся в холодильнике ветчину. Я вообще стараюсь казаться Маше лучше, чем я есть на самом деле. Даже успел спуститься вниз в овощной и купить виноград, клубнику, груши и арбуз.

Пришла Маша. Подарила белую рубашку от Армани в стиле гусарского исподнего белья. С открытым воротом и широкими рукавами. Восхитилась обедом, точнее супом. Второго не было и мы сразу перешли к фруктам.

– Как ты съездил?

– Познавательно.

Я кратко рассказал про Иерусалим и Ватикан. Сваливая всю вину на Антона, объяснил, почему мы решили завязать. Маша полностью поддержала Антона.

– Слушай, – сказал я. – А чего ты была такой стервой в ОГИ? Не верила ни единому слову. Все критиковала. Ведь я же был тогда прав!

– Ты был тогда дурак. И остаешься им. Я очень за тебя беспокоилась. Я сразу поняла: здесь что-то очень опасное. И хотела тебя удержать, как могла.

– Что же сразу не сказала?

– Ты бы только завелся от моих слов, как петух. Боевой.

Мне стало приятно, что уже второй человек за день считает меня смелым. Даже отчаянным.

Я поделился с Машей только что пришедшей мне в голову идеей о том, что вся история с публикацией есть странная форма рекрутинга.

– Вряд ли, – сказала Маша. – Зачем им искать пополнение таким странным образом. Я думаю, это какое-то зомбирование всех нас. Ты же сам рассказывал про НЛП.

– Маша! Но я же собираюсь продолжать это делать. Помогать им то ли зомбировать, то ли рекрутировать невинных людей! Неужели деньги совсем не пахнут?

– Откажись, если хочешь. Но у тебя, наконец, появились деньги. И я за тебя рада.

Я вспомнил, как Антон в свое время сказал про Машу довольно циничную фразу: «Она придет к тебе, только когда у тебя будут деньги. И не потому что она блядь. Просто ей, как любой женщине, нужны стабильность и безопасность. В наше время и в нашем месте – это достигается деньгами. Поэтому не веди себя как Матвей, а работай и зарабатывай!»

Я с ним спорил, указывая, что Маше глубоко плевать на деньги, что ее сковывают странные обязательства, но Антон только качал головой. Ну а если Антон был прав, то ради Маши я соглашусь работать на черта. В полном смысле этого слова.

А уж на какое-то Братство с неопределенными целями… Да кто указал мне на неблаговидность этих целей? Инквизиторы? Люди, которые сожгли Джордано Бруно? Заставили отречься Галилея? Пытали мать Уленшпигеля?! Сжигали бедных индейцев? И эти люди теперь запрещают мне ковырять в носу?! А может, это именно Братство хатов, а не Римская церковь занимается настоящим спасением человечества?

Позвонил Матвей и сказал, что он тут неподалеку, явно напрашиваясь в гости.

– Заходи, – обрадовался я.

– Только я не один, – многозначительно сказал он.

– С финдиректриссой что ли?

– С ней.

– Так отлично! Я тут тоже с Машей. Вот и посидим по-семейному.

– Вот-вот, – сдержанно сказал Матвей. – Именно, по-семейному.

Они пришли минут через двадцать, и мы сели пить кофе, которое я приготовил по рецепту Аркана. Я смотрел на финдиректриссу внимательней чем всегда и пытался представить ее себе в постели. Пухленькую, мягенькую, безразличную, со скрещенными руками. Получалось неплохо. Она, действительно, была сексапильной, а холодное бездействие в постели ей определенно шло.

Разобраться в том, такая ли она умная, как расписывал Матвей или нет, было трудно, потому что финдиректрисса в основном молчала. Иногда тихо улыбалась. Матвей ползал перед ней как мазохист перед мастером. Смотреть на это было весело и непривычно.

– Оленька, а хочешь тортик? Не хочешь? Виноградик? А клубничку? Ты же любишь клубничку…

– Конечно, – не выдержал я. – Все девочки любят клубничку.

Матвей посмотрел на меня уничтожающим взглядом. Я смог удержаться от смеха и невинно потупил глаза.

Мы болтали о всякой ерунде. Мотя начал рассказывать, как в одном его бутике произошла забавная история. Я тут же посмотрел на финдиректриссу. С одной стороны, выражение «мой бутик» предназначалось ей, с другой, она лучше нас с Машей знала, что Моте принадлежало не больше 15 % этого бутика. Оля осталась совершенно невозмутимой. Как сфинкс.

Сама история заключалась в том, что в бутик приходит женщина лет тридцати. Модная, ухоженная, уверенная в себе. За ней плетется лысыватый неспортивный человек лет пятидесяти с золотыми часами на руке. Обручальные кольца у них одинаковые. Значит, муж. Выражение лица, как и должно быть у мужа в магазине женской одежды. Мягко выражаясь, тоскующее. Женщина выбирает самое дорогое платье, долго примеряет его и постепенно начинает стонать от удовольствия. Муж быстро устает от стонов и покупает это платье, тихо присвистнув от цены. Три тысячи долларов. Они уходят.

На следующий день эта женщина приходит с совершенно другим мужчиной. Молодым, спортивным, отлично одетым, Тоже, кстати, с обручальным кольцом. Но с другим. Любовник. Женщина берет точно такое же платье, что она купила вчера и начинает его опять мерить. Продавцы дисциплинированные люди. Вида не подают. Женщина снова начинает стонать от вожделения. На этот раз громче и убедительней. Мужчина долго колеблется, но в конце-концов разводится и отваливает три штуки. Женщина, преисполненная благодарности счастливо целует его в губы и они уходит.