Текст книги "Пятьсот лет на Марсе (СИ)"

Автор книги: Арника Крайнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Он не заметил, как отступили потемки. Но лучше бы темнота не пропадала. Привлеченное разговорами людей, рядом мерцало еще одно таурионное свечение, и в этот раз его источник не прятался в тенях пещеры, а медленно направлялся к Дэну. Потом энергосгусток разделился на меньшие сгустки, и надо было сойти с траектории их движения.

Уклоняясь, Дэн стал искать какой-нибудь ход или проем, но ходов и проемов дальше не было. Пришлось отступать тем же путем, которым он спустился в галерею.

Так вот на что она была похожа, ксеноидная защита Странников – что, как всегда, работала без сбоев. Сгустки оказались не просто смешениями таурионов. Растворяясь в живых людях, эти энергии как-то меняли их помыслы и поступки, устраивали обвалы и отнимали память. Сообразив, что сгусток решил вести его прямиком к лавовым кольперам, на верную гибель, Дэн достал сиггарджетс. Лучше погибнуть от небольшого взрыва, чем позволить оттеснить себя к гейзерам и грунтам, которые дымились от лавовых всплесков. И Дэн открыл стрельбу.

Там, в приозерной пещере, ему это в прошлый раз помешали сделать своды, что могли обрушиться. Но в сейтовом речище сводов не было, одни только стены и над ними темнота.

Дэн потерял счет выстрелам. Энергосгусток остановился. Какое-то время он отражал заряды, один за другим. Потом его свечение начало понемногу слабеть.

– Что, думаете, я поверю, что все это создали не люди? Странникам я не нужен. Вы что-то здесь изменили.

На записи был кто-то, кто повел обреченных прямо на свечения, но сиггарджетс был заряжен как нельзя лучше. Стрелять можно было хоть целый день.

Единственное, о чем сожалел Дэн – это о тех несчастных, которых он нашел у входа в озерную пещеру. У них не было при себе лучевых пистолетов, чтобы отражать атаки энергосгустков. Прошло так много лет, а многие из астронавтов, уходя в пустыню или в скалы, до сих пор оставляли лучевое оружие в вездеходе или в шаттле.

Наконец, таурионный сгусток поддался и стал постепенно угасать. Следовало ожидать, что в скором времени на подмогу к нему поспешат другие свечения. Но пока что-то в нем изменялось, Дэн мог позволить себе еще немного побороться за жизнь.

Энергосгусток почти потерял светимость. Скоро от него совсем ничего не останется. Зато теперь стало понятно, что спрашивать с Дарстэна было нечего. Если сгусток стал частью его энергополя, то за все, что он сделал, он уже не отвечал. Дороги вселенной начинались с Марса. И все эти дороги были неизведаны.

Стрельба завершилась совсем не так, как того хотелось Дэну. Теряясь во вновь наступивших потемках, сгусток сделался настолько мал и настолько ускорился, что стал уклоняться от выстрелов. Теперь, сколько бы Дэн ни старался, попасть в него он больше не мог.

Сгусток ударялся о базальты, оставлял в них тлеющие следы из протоплазмы, метался по галерее, как живой, улетал и снова возвращался. Противопоставить ему было больше нечего. В последней попытке защититься от энергофлуктуаций Дэн схватил райтскринер и активировал в нем энграммы энергополя со щитовыми функциями.

Таурионный шар остановился. Прямо над Дэном и его райтскринером – или, точнее, только над его райтскринером. И завис в воздухе, слегка раскачиваясь и незначительно меняя светимость. Наверное, все дело было в вещах Дарстэна. Захватив с собой его райтскринер и геомаятник, Дэн так или иначе обрек себя на гибель. Но если бы он этого не сделал – то как бы он тогда искал в этих подземельях сейтомаячки? Ему пришлось чем-то рисковать. Когда тахионные реакции Сектора атаковали стрелами Горгон шельфовую геотектонику, поступить по-другому значило вернуться ни с чем.

Нужно было проявить еще немного соображения, чтобы выяснить, насколько устойчивым окажется энергосгусток. Своими выстрелами из сиггарджетса Дэн сделал из таурионной эктоплазмы пульсар. При сигтелеметрии, почти в стиле Рефтнера, тау-пульсар мог взорваться и оставить на Элинорском шельфе еще один Гранд-Каньон. Это избавило бы Марс от тахионного Сектора, но могли погибнуть люди, а Дэн этого не хотел. Поэтому пока пульсар случайно запутался в энграммных полях, Дэн должен был как можно быстрее составить в райтскринере рефтнеровскую последовательность реакций. Воздействуя на таурионные заряды сиггуратной энтигмацией в условиях тахионного излучения, можно было получить еще одну развертку эктерионов. Все просто, а светящийся пылевой туман подземелий все деактивирует.

* * *

Геады смогут заново переписать геоскрипты таурионной экспоненты, чтобы реконструировать то, что было утрачено в праэпохи. Останется только довершить палеотексты, что были найдены в марсианском Гранд-Каньоне в глубинных скальных захоронениях вместе с древними останками пятнадцати человек.

Дэну лишь однажды представился случай взглянуть на те легендарные кости.

Останки были пропитаны смесями радиоактивных изотопов и веществ, состав которых определить не удалось. В погребении находились астронавты. Костные материалы останков ничем не отличались от ныне существующих, а изменения в них выказывали людей, привычных к длительным перелетам. Их звездолет попал под излучение в зоне Сектора – из чего следовало, что на Марсе люди остались по воле случая. Берглаев как-то признался Дэну, что после того, как на Спутнике закончили исследования костей, в одном из городов на Плутоне случился обвал, и несколько обсерваторных башен рухнули в пропасть. Дэн тогда подумал: в террагалактических системах современники никого не встретили. Древние цивилизации, побывавшие на Марсе, продолжили свое существование где-то бесконечно далеко от тех планет, что могли принадлежать людям из далекого прошлого.

На черепах и фрагментах костей были выточены очень странные астрофизические константы и символьные формулы. По способу нанесения надписей Дэн установил, что послание принадлежало бортовой геаде. Геада долгое время выживала на резервной энергии звездолета, и свое существование прекратила последней.

Надписи на черепах – это и были геоскрипты, дошедшие до наших дней не в свитках и камнях, а в людских останках. После Дэна их изучали Рефтнер и Астергауд. Но то было триста лет тому, и о геоскриптах давно никто не вспоминал.

Дэн упомянул о них в своем последнем сообщении к Горбовскому, когда был на озере. "Останки астронавтов могут быть тау-нестабильны, вызывая обрушения обсерваторий и оставляя колеи или воронки тринитации, похожие на кратеры. Вот что мы нашли. Все потому, что каждый геоскрипт наносился излучением таурионного пульсара. Геада, что создавала тау-пульсары, надеялась на тау-энергии прожить в подземельях долгие годы и дождаться помощи. Наверное, за ней не вернулись".

Вспоминая об этом, Дэн больше не противостоял преобразованному свечению.

Зачем? Все равно скоро наберет смертельную дозу. И не от Сектора – от тау-пульсара. "Излучение тау-пульсаров убивает геад", – завершил он тогда свое сообщение. Уставший, он сдвинул райтскринер на камнях вместе с тау-пульсаром немного в сторону, ощущая от свечения такое же протолучевое тепло, как и от пламени догоравшего костра. Вот он, костерок, случайно разведенный им в темноте пещеры. Тау-пульсар и полыхал теперь так же, как огонь. Пещера светилась, но теней в ней было не найти. Возможно, потому что в амберволнах теней не бывает.

"Оставь райтскринер Дарстэна. Тебе лучше уйти раньше, чем Дарстэн до тебя доберется", – сказали ему голоса.

Уйти? После всего, что он натворил своими выстрелами из сиггарджетса?

Нет, пока он не убедится, что тау-пульсар теряет свою светимость, он не имеет права никуда уходить. Сети энграммных полей сохраняли тау-пульсару стабильность, но эктерионы в тау-реакциях необходимо было отправить в прошлое, не отходя от райтскринера. Долина Маринера, еще одна, вот что останется от шельфа, если Дэн ничего не предпримет.

"Когда уйдешь, тау-пульсар погаснет. Защита его обезвредит".

– Докажите, что погаснет. Докажите, что обезвредит, – потребовал Дэн у голосов.

Никакого ответа.

А может, он этот ответ знал?

Можно было, конечно, еще их послушать и понадеяться на то, что в энграммных полях пульсарные амберволны себя исчерпают. Но Дэну в это не верилось. Имело бы смысл и в райтскринере поискать данные по реакциям, и со свечением еще побороться.

И тут ему вспомнилось: алмаз. Тот самый, который он нашел, выбираясь из распадка. Возможно, за все время существования подземелий таурионные свечения не повреждали всех участков Сектора, потому что алмазы были для них и замедлителями полей и проточастиц, и антидотами реакций. Чтобы докопаться до правды, нужно было сунуться с этим алмазом в костер. Предоставить энергиям антидот, рискуя взамен получить что угодно: вспышку, взрыв, конвергенцию. Некому, конечно, будет оттащить его потом на лед, как однажды на Плутоне, потому что тут больше не осталось никакого льда. Но зато судьба пребывания людей на Марсе не была бы так беспросветна.

Наверное, голоса Сектора были такой же частью ксеноидной защиты, как и тау-свечения. А ксенозащита была чужда знаниям людей настолько, что можно было лишь догадываться, как она действовала. Дэн сейчас находился там, где ни один человек не должен был находиться, так что... Пятьсот лет люди вторгались на Марс, и людям тут не мешали, почти не создавали помех. И Рефтнер тоже сумел как-то договориться с Сектором, и остался жив.

Остальные астрофизики давно покинули Марс по собственной воле, – а вот с Дэном было не так. Дэн со всей уверенностью мог сказать, что его сюда что-то привело. Что-то еще, кроме его собственных намерений предотвратить катастрофу в ледниках.

Он поместил алмаз в какой-то выемке в базальтах, достал сиггарджетс и выстрелил в райтскринер.

Райтскринер сразу оказался пробит насквозь: блеснул напоследок россыпью кристаллических сверхпроводников, и все металлы сразу распались. Остались только кристаллы. Тау-пульсар встрепенулся и рухнул прямо на них, притянутый полыхавшим в них пламенем, и погас, словно его и не было.

Дэн ринулся к кристаллам, что еще тлели, и стал ворошить их стволом сиггарджетса.

Такого он не ждал. Нутро райтскринера должно было выглядеть совсем по-другому, а тут... Кристаллы, из которых одни были побольше, а другие напоминали марсианский песок, – и еще немного светящейся микрокристаллической пыли.

– Удивлен? – услышал он вдруг хорошо ему знакомый голос.

Помертвевшей рукой сжимая оружие, он обернулся на звук.

В нескольких шагах от него стоял Элизар Дарстэн.

– И вы так быстро меня нашли? – едва слышно проговорил изумленный Дэн.

– Не быстро. На все про все три дня. Тебе нужно было вернуть вот эту вещицу.

И Дарстэну как-то незаметно удалось покласть на базальтовый выступ дейтролитовый кулон с триптовером допуска в Сектор, названный на Плутоне философским камнем.

Сейчас ничего не будет, – подумал Дэн. Аксинуация часто сопровождалась приходом друзей. Дэн хотел, чтобы за ним пришли – и за ним пришли. Он сожалел об утраченном философском камне, который отдал Дарстэну, чтобы спасти ему жизнь, – и философский камень к нему вернулся. Но только все это было не по-настоящему.

"Триптовер... Твой кристалл... Твой философский камень..." – говорили Дэну голоса, растекаясь по всей пещере.

Впрочем, Дарстэн немного изменился. Совсем как в реальности. Скамандер такой же легкий, но совсем другой. Накидка-паллиум для защиты от облучения, которой раньше на нем не было, немного светится от базальтовой пыли. И капюшон откинут; и на лице и в волосах пещерная пыль смешалась с реголитовой грунтовой, как будто еще совсем недавно он побывал на песчаном фарсидском ветру. На его лице больше не было изморози, и внешне Дарстэн оказался чем-то похож на самого Дэна в те дни, когда Дэн впервые прибыл на Марс. Дарстэн был такой же светловолосый, смуглый от солнечной радиации, сухощавый и невысокий. А в базальты рядом с философским камнем водружен был хорошо заряженный аллювир, что давал вдоволь света и уверенности в том, что Дарстэн был вовсе не призрак, и Дэна одного погибать он не бросит.

Словом, все как в столетиями повторявшихся снах, что уводили Дэна на Марс.

С тем лишь отличием, что Дэну всегда казалось, будто Дарстэн – это он и есть.

Дэн сказал Дарстэну:

– Триптовер не возвращают – его отдают. Без страха погибнуть одному. На добрую память.

И Дарстэн в ответ быстрым движением вложил философский камень Дэну в ладонь, в которой от облучения почти не осталось тепла, и накрыл руку Дэна своей рукой.

– Согласен, что отдают. Ты выживешь, – сказал Дарстэн.

– Выживет из нас лишь кто-то один, и это будешь ты... – хрипло произнес Дэн.

Все было реальным. Осязаемым. Руки Дэна слегка светились – как всегда после стрельбы из сиггарджетса; светился энерготоками и философский камень под дейтролитовой поверхностью триптовера.

Дарстэн, конечно, от этих энергий облучался, но ему было не привыкать.

– С тобой все хорошо? – спросил Дарстэн. – Ты понимаешь, где мы и что с тобой было раньше?

– Я в здравом уме, – утвердительно ответил Дэн.

И быстрым движением одернул рукав противолучевой накидки Дарстэна, и так же ловко сдвинул рукав его скамандера.

Рука Дарстэна была разукрашена геоскриптами, и они тоже светились.

Символы, знаки и формулы, Дэну неведомые. Внеземные заклятия, побеждавшие время. И по пещере сразу пронесся как бы ветер. Наверное, потому что поток тахионного излучения стал немного интенсивнее.

Получалось, Дэн все-таки разгадал в Дарстэне пришельца, Странника и чужака.

И совсем скоро Дэн снова отпустил его, вновь приняв от него кулон из камня, что был древнее Марса. Пришельцы... Они совсем как люди. Земляне за пятьсот лет узнали все, что было необходимо, чтобы ни в чем не уступать марсеитам. Значит, надо постараться убедить Дарстэна оставить тут, в подземельях, все как было с древнейших времен. Уговорить его остановить реакции в Секторе или не мешать это сделать землянам.

Но тут Дэну вспомнился Астергауд, дромон с плененными людьми и спуск в заброшенные шахты Аида и Плутона.

Наверное, Астергауд тоже сражался с Дарстэном из-за Сектора. И не смог победить. Но и Дарстэн был бы обречен на гибель, если бы Дэн не принес ему философский камень.

– Ты уже знаешь, что имел дело с тау-пульсаром? – спросил его Дарстэн.

– Догадался. Давно.

– Свечения преследовали всю нашу группу до самого дромона. Нас не атаковали, а только сопровождали туда, где был выход к озерной пещере...

Дарстэн еще что-то говорил, может, даже оправдывался, но Дэн его почти не слушал.

Пока это были лишь чужие правила, подходящие для оправдания всех катастроф. Мол, людям рано или поздно все равно придется оставить Марс навсегда; сухие песчаные бури, вместо обещанных рек и озер, вернулись не просто так; а взрывам ледников Дэн первый должен будет найти естественное объяснение. Если сможет. И если выживет. Потом Дэн поговорит с Горбовским и расскажет ему, что он узнал о Странниках. Потом Становский найдет еще геоскрипты на Плутоне, и в них энергии будут мощнее, а знания людям понятнее.

– Нам надо уходить, – подобно голосам, напомнил Дарстэн Дэну; наверное, не слишком сокрушаясь о том, что Дэн нашел на его руке марсеитские геоскрипты. – В геотектонике вот-вот начнутся необратимые процессы. В долине гейзеров тысячелетиями все разрушалось под излучением.

Не имело никакого значения, кто вывел из строя привезенный с Плутона эктиатор, Дарстэн или кто-то еще, – подумал Дэн. Важно было убедить Дарстэна перейти на сторону тех людей, которые остались на Марсе и могли погибнуть ни за что, если эктиатор снова не заработает. Иначе Дарстэн найдет способ, как помешать экспедиторам пробраться в подземелья.

– Ты хочешь предложить мне гибель остальных в обмен на одного спасенного. На меня самого, – сказал Дэн. – Откуда ты знаешь, что мне захочется сдаться?

– У тебя есть вода? – спросил Дарстэн.

– Ты не сможешь меня убедить просить воду у пришельцев, – засмеялся Дэн.

И Дарстэн поспешно развинтил фляжку и протянул ее Дэну.

– Тебе придется принять воду в дар и выпить, чтобы не потерять моего недолгого благорасположения, – сказал Дарстэн.

Фляжка, впрочем, была необычной – она ничего не весила и сама подплыла к Дэну по воздуху. Такими же невесомыми были и одежды чужака. Все у них как-то... слишком досконально продумано, иначе не назовешь. Но Дэн все равно никогда не простит им чужих смертей. И, сделав несколько глотков, он подтолкнул фляжку по воздуху обратно к Дарстэну. Тот схватил ее и тоже отпил немного. Наверное, от волнения. Обычного волнения всех чужаков, за которыми они могли скрывать враждебность, которой от прежних времен в этих подземельях осталось немало. Вспомнить хотя бы тех погибших из двадцать первого века, что упокоились на входе... Четверо мужчин и женщина. Все астронавты, и все земляне. И тела их не разлагались, потому что так было нужно марсеитам.

– Что с людьми? Ты их вывел к меонгаэдре? – бросил Дэн испытывающий взгляд на геоскрипты Дарстэна.

– Они уже три дня, как на Земле.

– Значит, мне пришлось пробыть тут немного дольше. А что случилось с эктиатором? Почему он не заработал?

Дэн пытался говорить с Дарстэном, как с человеком, не скрывая перед ним того, что он о нем знал.

– Мне пришлось выбирать. Вернуться к эктиатору или вначале найти тебя.

Конечно. Ксенозащита, свечения или обвал. Хуже всего было бы, если бы эктиатор накрыло камнями, и чтобы людям пришлось долго разбирать завалы.

Но как же все это было далеко от понятных людям правил...

Возможно, летающая по воздуху фляжка специально предназначалась для того, чтобы Дэн поверил не пойми во что. И вытащив сиггарджетс и наведя его на Дарстэна, как на обычного землянина, Дэн вдруг потребовал от него:

– Забудь о том, что нашел меня, и не мешай мне.

Тот отшатнулся. Значит, действительно не был человеком.

А возле гейзеров уже дымилась земля.

* * *

Предположения Дэна вовсе не были надуманными. В живых он остался потому, что при нем был сиггарджетс. Однако это не значило, что Элизар говорил неправду. Для людей он сделал все, что требовалось: отвез в меонгаэдре всех на Землю, потом захватил во фляжке какой-нибудь пробиотик для облученных и вернулся за Дэном. Берглаев ему бы точно поверил. Но только не Дэн.

Дэн знал, чем Дарстэн себя выдал. Если Дарстэн тут появился – значит, верный путь к эктиатору был где-то неподалеку. И опять же, кто-то из пришельцев запретил Дарстэну рисковать, чтобы люди не сделали Дэна потом героем. Но реальная опасность всегда гораздо лучше любых разговоров, в которых Дарстэн давно не слушал доводов Дэна – а Дэн, конечно, почти не слушал его. Поэтому, возможно, в долине лавовых гейзеров, где могли находиться эктопроталы пришельцев, все станет намного понятнее.

Будь Дарстэн землянином, утратившим веру в будущее – Дэн и тогда, не задумываясь, остался бы здесь навсегда, только чтобы вернуть ему эту веру. Днем больше, днем меньше побыть среди живых – для Дэна это не имело никакого значения, все равно он был облучен Сектором и свечениями. И может, после всего, что Дарстэн сам пережил в этих подземельях, гибель Дэна на него как-то подействует, и у Горбовского будет еще несколько лет, чтобы обезопасить Сектор.

Уверенности в том, что все именно так и будет, у Дэна не было никакой. Но и тягаться с Дарстэном в борьбе и перестрелке он бы уже не смог. Дэн слишком долго пробыл без воды и насквозь пропитался светящейся микрокристаллической пылью. Кроме того, у Дарстэна был доступ к защите Сектора, а у Дэна его не было. Значит, остановить реакции можно было только вместе с Дарстэном – или же Дарстэн должен был сделать это сам.

Уходя из пещеры, Дэн обернулся и выстрелил в стены, оставив после себя небольшое препятствие из завалившихся камней. Но теперь уже не в темноте: он захватил с собой аллювир Дарстэна, чтобы как следует просвечивать ненадежный грунт. А потом последовал отдаленный грохот – это свечения привычно взорвали для Дарстэна завал. Когда это случилось, Дэн уже добрался до лавового ручья, за которым начиналась клокочущая протока. Немного дальше над этой протокой взлетали и опадали на стены каньона бесформенные огненные брызги, и вулканические ферросиликаты в них имели необычный красноватый оттенок. Дэн воткнул аллювир в скалу и встал на краю ручья, наводя сиггарджетс в том направлении, откуда должен был прийти Дарстэн.

"Ты еще можешь обезвредить его разрядом и выяснить, где эктиатор. Ты можешь применить тайные знания, ты знаешь, что он не сильнее тебя. Под разрядом он бы не стал ничего утаивать..." – снова ожили голоса. Можно было согласиться и признать Дарстэна опысным. Или объяснить все аксинуацией, состоянием, в котором любой человек, и теперь это был Дарстэн, мог воспринимать чужую волю как свою собственную. Благодаря Горбовскому, у Дэна были варианты, как с ним поступить. Но он их почему-то сразу все отверг.

– Пойдешь за мной дальше, и наткнешься на разряд! Возвращайся к своим пришельцам, – крикнул Дэн, завидев Дарстэна.

Дарстэн сразу отступил и спрятался за выступом в скале.

– Почему ты решил, что я твой враг? – спросил он у Дэна из своего укрытия.

Что-то не так. Он слишком в себе уверен. А может, вправду искатель, а никакой не пришелец?

– Вас было одиннадцать, и одного ты убил, – сказал Дэн.

– Ты не можешь ничего знать точно.

– Скажи, для чего ты за мной вернулся? Кто там, в Сиэтле, вызвал тебя с Плутона?

Чувствовалось: Дарстэн знал куда больше, чем сейсмологи. Знал, возможно, и тех, кто поручил ему впустить Дэна в Сектор. И вряд ли за всем стояли пришельцы.

– Вернуться за тобой значило остаться для тебя чужаком, – Дарстэн не сдавался. – Живым, почти земным и вдобавок тобой самим спасенным – но все равно искателем. Там, дальше, гейзеры. Или, ты думаешь, на Спутниках искателям все равно, что может произойти с тобой в подземельях.

– Вас было одиннадцать. На записях прерывался один голосовой график. А Астергауд ждал вас в дромоне, пока вы закончите установку и вернетесь из подземелий. Не говори мне, что этого не было.

– Один из наших погиб в свечениях, когда стрелял по ним из обычного карабина. Да, Астергауд должен был ждать нас в дромоне, но когда мы пришли, его там не было. А сигнал нашего корабля мы потеряли еще до того, как начали спуск в подземелья. Как только вошли в Сектор.

– А что произошло в заброшенной шахте под дромоном?

– Мне дважды доводилось выводить людей из подземелий. Но о шахте я ничего не знаю.

Тогда почему голоса при его приближении так оживились, убеждая Дэна в него выстрелить?

Все в порядке, – сказал он сам себе. Голоса – просто одна из функций защиты Сектора. Слушать их или не слушать – всегда решал тот, кто с ними взаимодействовал.

– Дэн, ты почти в ловушке. Ручей слишком растекся, – вдруг спохватился Дарстэн. – Я брошу тебе несколько анкеров, а ты закрепи их на скале и попробуй пройти по уступу над землей, где кромка затвердевшей лавы...

Дэн взглянул на землю. Ручей и вправду растекся, но грунт пока не дымился.

Откуда Дарстэн знал, что пройти тудой было уже нельзя? Придется теперь поверить, что Дарстэн – пришелец он или нет – вернулся сюда по доброй воле. И если бы не его анкеры... Какое-то время, пока Дэн карабкался вдоль скалы, ему казалось, что уступ вот-вот обломится, но уступ не обломился. Выбравшись, Дэн сдался. Все равно за жизнь ему осталось бороться совсем недолго. День, а может, и того меньше.

– Много ты всего натворил, прежде чем понял, что пришел твой черед бороться с трудностями? – спросил он у Дарстэна, с трудом спускаясь на твердую землю.

И сразу подумал, насколько безукоризненно Дарстэн поначалу дал себя победить – а потом с таким же знанием дела одолел Дэна. Все было почти сверхъестественным. Анкеры будто сами собой входили в скалу. И сама по себе сквозь каждый из них протянулась металлическая цепь: руки Дэна были повреждены излучением, и если бы не эта цепь, Дэн на скале ни за что бы не удержался. Теперь бы в шаттл, а потом в город, и чтобы больше никаких смертей.

И Дарстэн как будто угадал его мысли.

– У меня есть с собой биопротекторы. Безопасные болеутоляющие капсулы. Будешь?

Да-да, у Дэна тоже были такие с собой на борту. Стандартные, когда-то на Марсе такие были у каждого. Но все, что затмевало восприятие, для борьбы с излучением не годилось. Спускаясь в подземелья, Дэн их с собой не взял.

– Не буду и тебе не советую. Подумай, что с нами сделают тау-пульсары, когда поймут, что мы больше не можем в них попасть.

Вообще Дарстэн был прав. Излучение неумолимо, но верно разрушало тело Дэна, а чувствовать, как твое тело само по себе истлевает под одеждой – нет, наверное, ничего хуже и страшнее. И только необходимость справляться с трудностями помогала выживать дольше, чем позволяли биоресурсы.

Хорошо, что Дарстэн пока был в порядке. Казалось, ему излучение повредить не может. Марсеитские геоскрипты на нем, должно быть, так и светились под его противолучевыми одеждами. И если не будет внезапного выброса тахионной радиации – то Дарстэн, выбравшись из этих подземелий, может, еще и выживет.

– Ты там это... Когда вернешься в Сиэтл или еще куда-нибудь... Скажи им там, что ты все сделал как надо, – попросил его Дэн. – Скажи, что это я вернул эктиатор к работе, а ты нашел меня уже мертвым.

– Ты еще сам за себя скажешь.

Утешает? Значит, точно марсеит, что выдает себя за искателя. Утешения всегда обезоруживают, а Дэну было жизненно необходимо разобраться в происходящем.

– Ради чего ты провел среди землян триста лет? – Дэн упер сиггарджетс рукоятью в скалу, и говорил к Дарстэну будто из раскопанного археологами погребения.

– Можно не вспоминать о своей прошлой судьбе и отказаться от любых воспоминаний, но общность с духом своего времени сохранить, – чувствовалось, Дарстэн повторял ответы, которые не менялись тысячелетиями. – Вы призвали нас на Марс, и мы пришли. Вы лучше других должны понимать, зачем мы были вам нужны. Ты за меня там, у нас, долго дрался. Пока тебя не отозвали в те столетия и годы, что предшествуют марсианской катастрофе. Не помнишь?

– Не будет никакой катастрофы. Это были просто годы, которые я провел вместе с землянами и все, – ничуть не сожалея о необходимости признаваться во всем чужаку, ответил Дэн. – Не только мне пришлось сражаться за землян по доброй воле. Погибнет кто-то из нас – невелика потеря. А пропавших землян заменить будет некому. Ты не поверишь, но триста лет тому я был почти как ты.

– Мы были на Плутоне. Столетия прошли за считанные годы. Когда тебя нашли, тебя не предали...

Тебя бы на Землю, Дарстэн. Первым же рейсом, когда начнется эвакуация марсианского Сиэтла.

Сотню лет над Марсом бушевали песчаные бури, но огни Сиэтла можно было разглядеть даже с Земли. Сложно будет представить, что эти огни погаснут. Погаснут на несколько дней, пока люди туда вернутся. Или лет. Там уж как получится.

* * *

В былые времена подъемник должен был выглядеть, как на авиастанциях: опознавательные маячки, и на ромбической решетке замысловатый литой орнамент в виде ракет. Но за годы его стены насквозь изрешетили выстрелами добытчики, и с трудом верилось, что он сдвинется с места.

– Спусковая шахта протянулась через весь шельф, – объяснил Дарстэн. – Над подземной долиной лавовых гейзеров и над Сектором. Заходи, сам убедишься. Выводит прямо на поверхность.

Теперь понятно было, почему Дарстэн настолько легко отыскал Дэна в подземельях по прошествии нескольких дней. Подземелья в своей основе имели некую упорядоченную систему и разделялись на определенное количество подуровней. А у Дэна был с собой райтскринер. Дарстэну оставалось лишь спуститься на нужный уровень, отследить сигнал и проследовать в нужный сектор. Потому-то он и оставил Дэна в подземельях со своим снаряжением, когда уводил людей к меонгаэдре. Не сомневался, что вернется и найдет его.

Но если Дарстэн так хорошо знал подземелья, то почему, добравшись до дромона, что был наверху, людей к подъемнику он не повел?

Что бы ни стало тому причиной, свечения или что-то еще, – попытался избавиться от опасений Дэн, – Дарстэн, похоже, преодолел свой страх. А Дэн, бродя по нутру древнего Сектора, может, и облучался-то зря. Церерианской спецгруппе и без него было известно, как добраться до лавовых гейзеров меньше чем за час. Впрочем, если бы не Дэн, некому было бы спросить у Дарстэна об эктиаторе.

В подъемник Дэн не вошел.

Он буквально вполз в него – первым, прильнув к земле и активировав в геомаятнике энграммную защиту. И сразу, едва он забрался внутрь, в центре подъемника вспыхнуло таурионное свечение, осенив все призрачным фосфоресцирующим светом.

Наверное, – подумал Дэн, – Дарстэн не только лучше других знал, где искать подъемник. У него был доступ к свечениям, и поэтому он не погиб. Но попробовав воду с ледника, Дарстэн стал уязвимым для Сектора и принял на себя разряд от свечения там, где этого совсем не ждал – прямо в подъемнике. И поэтому говорил много всего такого, во что Дэну верилось с трудом. Дарстэна нужно было как можно скорее доставить на Землю. А Дэн обязан был вытащить его из подземелий, оставаясь живым немного дольше отведенного ему срока. На Марсе, сделавшись мишенью для тех, кто был заинтересован в шельфовой катастрофе, Дарстэн был бы уже не жилец.

– Подожди, я разберусь с этим летающим шаром, – сказал Дэн, доставая сиггарджетс.

– Свечения называются дриадами, – сказал ему Дарстэн.

– Дриадами? Пускай будет дриадами...

Дэн бросил впереди себя свой дейтролит с философским камнем, после чего затеял яростную стрельбу. Древние знали, как защититься от дриад. А теперь знал и Дэн.

– Раньше думали, что на шельфе всему виной естественные процессы ферровулканизации, – сказал Дарстэн, запуская подъемник. Стало слышно, как снаружи, на верхних перекрытиях, что-то заскрежетало. Мелкие камни, что, сброшенные когда-то с высоты, так и не смогли разбить антигравиантные механизмы. – Из-за гейзеров озерная вода в подземельях постепенно насыщалась смесями нестабильных изотопов, и понемногу стала представлять наибольшую угрозу для Сектора. Потому шельфовые озера заинтересовали сейсмологов еще в прошлые столетия. Но изотопы утекли в озера по вине людей, а не гейзеров. Сразу, как только сюда добрались добытчики минералов.

– А что здесь было до подъемника? Не верю, чтобы люди пятьсот лет тому были способны проложить настолько глубокую спусковую шахту, – сказал Дэн.

– Шахту проложили точно не земляне, задолго до того, как мы пришли на Марс, – как ни в чем не бывало, ответил Дарстэн.

– Думаешь, первые астронавты все знали?

– Конечно.

– А что потом случилось в Секторе? Что привело его в действие?

– Защита Сектора отреагировала на присутствие людей по-своему. Одних оставляла в живых, других сживала со свету. В конце концов, лет эдак через двадцать, в двадцать первом веке, ученым пришлось отсюда уйти. От ксенозащиты невозможно было избавиться, не разобрав весь Сектор на составляющие. Мы даже сейчас не смогли бы ничего сделать. Поэтому исследования не просто скрыли – от них отказались.