Текст книги "Пятьсот лет на Марсе (СИ)"

Автор книги: Арника Крайнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Крайнева Арника Анатольевна

Крайнева Арника Анатольевна

Пятьсот лет на Марсе

Пятьсот лет на Марсе

Многовековое излучение микроминералов, осыпавшихся со стен чем-то вроде летучего песка, обратило поверхности покрытых дискразией магматических базальтов в шарповый пепел. Шарп состоял из пыли и отслоений, нестойких не только к прикосновению, но даже к случайным воздушным шорохам. Дискразия – наледь, основу которой они раньше составляли, из-за излучения пещер больше не была наледью, и при неверном освещении, под скользящим лучом фонаря-аллювира разрушалась с невероятной быстротой. Подземелья оставались нерушимы лишь потому, что базальт был столбчатым, и его ступенчатые и призмовидные колонны и перемычки удерживали все, что могло бы обрушиться со стен, в беспорядочных нагромождениях и надстройках.

Подземные каньоны базальтовых пещер растекались остывшими лавовыми руслами в направлении кимберлитовых спусков и пропастей, и оставляли по себе до самого верха сточенные временем расщелины и пустоты. В них пораженные излучением ферросиликаты впитывали аллювирную светимость фонарей и долго не угасали. Когда мерцание достигало ледниковых прослоек наверху, шлифы льда в камнях тоже отсвечивали. И потом все преломлялось в надрельефных энтрузивных породах, где в камнях кристаллизовались минералы, в щитовых льдах и акантитовой темноте.

Глубоко под смерзшимися силикатными грунтами Арведдар был совсем другим. Марс был другим. Под обломочным скалистым шельфом, в кимберлитах, его подземелья постепенно переходили в рудничные лабиринты и спуски-воронки, оставшие в эндотектонике от малоизученных процессов ферровулканизации. Все геособытия грунтах и шельфах Марса из-за ферропород протекали тут совсем не так, как когда-то на Плутоне. Вулканическое излучение Арведдара исходило из-под земли и усиливалось в определенные годы, и для него не находилось ни экспериментально определяемых источников, ни предсказуемых эктионных георитмов для его нестабильных сейсмополей. Исследователи-сейсмологи из Сиэтла, на сотни лет ставшие добровольными пленниками этих подземелий, предотвратили когда-то крушение многих падавших на Арведдар звездолетов. Но глубоко в шельфовых лабиринтах разрушений было гораздо больше, и это значительно затрудняло изучение превоисточников сейсмополя.

В глубинных руслах-сомберах путь преграждали завалы, а любое облученное снаряжение и техника могли легко вспыхнуть, поэтому в определенных секторах под землей находиться было почти невозможно. За весь период освоения Марса, за все пятьсот лет испытаний на выживаемость – данных по сейсмополям, что изменяли периодичность пылевых бурь и магнетизм планеты, все еще было недостаточно. И Дэн Деррейк Киммерстоун был одним из последних, кто решился оставить убежища Фарсиды и вернуться в подземелья, когда эктионное излучение преобразовывалось над Арведдаром в неконтролируемые всплески.

Возле самой поверхности, в пещерных атриумах у ледникового озера, по-прежнему полыхали таурионные источники.

Таурионные свечения вылетали к поверхности, чтобы уничтожить любого пришельца где-то на половине пути, в древних туннелях на спуске в шельфы. Поэтому необходимо было или знать, где обходной путь, или догадаться, как к нему выйти. Где-то в другой части Арведдарской гряды старый безопасный вход был погребен под завалами. Однако добытчики минералов, захватившие подземелья после исследователей, долгое время выживали на Марсе в убежищах возле генераторной станции, что осталась над озером. Зная об этом, Дэн влез в оставленные ими на риберийских археостоянках вездеходы, и по данным расхода энергии смог определить, где на подлете к Арведдару можно было избежать обстрела с земли, и в какой части озерного побережья находился ход в последний уцелевший спусковой дромон. В дромоне он вернул к жизни нескольких экспедиторов из ГСП, которые ничего о нападении не помнили, и сутки тому отдал освобожденным свой небольшой трехкрылый звездолет-призрак. Экспедиторы вернулись на Землю, и гаэдра-призрак вылетела к Плутону, чтобы, пока Дэн будет находиться в подземельях, обеспечить ему защиту со Спутника. В это же самое время экспедиция с Цереры прибыла в марсианскую Фарсиду и вылетела в Риберийские скалы, чтобы тоже начать спуск в подземелья Арведдара. Но на этот раз не со стороны ледникового озера – а через горные перевалы, по земле, потому что недолгая пылевая буря над Элинором сменилась на безветрие еще ночью.

Над озером, где был сплошной шарповый ледник, шаттлы, что вылетали на шельф, все еще могли попасть под излучение. И только на перевалах можно было обойти противовоздушную защиту, спрятанную глубоко в силикатной гряде.

Но Дэн и без обещанной спецгруппы уже сделал все, что надо. Пробил выстрелами лед в дверном проеме, что вел в дромон, и нашел людей.

Из них Дэну удалось уговорить содействовать только Элизара Дарстэна.

Потом Дэн вернулся в подземелья. А Дарстэн подогнал звездолет-меонгаэдру к самому входу в пещеры и помог перебраться на борт всем выжившим. И об этом он сообщил Дэну.

Взлетая, Дарстэн успел сказать ему главное. Дромон разрушался потому, что в него пробиралось излучение. Вымощенный когда-то противотахионными блоками, теперь он был весь в проломах то ли от излучения, то ли от выстрелов. Значит, дромон был единственным верным путем к разрушенным секторам подземелий, что были оставлены людьми триста лет тому.

Прошлое там понемногу становилось все более неотделимым от настоящего. Геомаятник повсюду находил микроминералы, мельчайшие частички которых излучали эммерсионную радиоактивность во всех известных энергоспектрах, от тахионов до эктерионов, – и зараженным льдам все не было конца. За десять часов Дэн успел уйти неведомо как далеко, с трудом разбирая показатели эктополя в антралитах геомаятника, принадлежавшего раньше Дарстэну. Останкам Дэна было триста лет, и на Земле щупальца биомашин заново сделали из них живого человека, устойчивого к излучению Странников. Но беспрепятственно прохаживаясь под сводами из шарповой наледи, Дэн слишком поздно понял, что совершенно выдохся без воды. Ее каким-то образом уничтожило излучение. А повсюду было вдоволь чистейшего облученного льда – и этот лед, вопреки всем законам геофизики, проводил аллювирную светимость.

Эктерионным микроминералам могло быть сотни лет – а могли они мерцать тут еще в праэпохи. Их геологическая праистория пока не поддавалась определению, но было и так понятно: немного такого льда, растопленного дыханием ради того, чтобы добыть воду – и в тканях начнутся необратимые процессы, напоминающие тление. И если бы не Дэн, сейсмологов из ГСП ждала бы та же участь. Оставляя людей в дромоне и запечатывая вход ледяным заграждением, кто-то хорошо постарался, чтобы после их гибели все выглядело правдоподобным.

Базальт, разрушавшийся под излучением вместе со льдом, был явленим нечастым даже для Марса. Каждый раз, когда Дэн случайно задевал противотахионной накидкой призмоподобный хальпит, сухой лед соскальзывал летучим пылевым облаком и растекался силикатным газом. И тогда Дэн кутался в противолучевую куртку, надетую поверх накидки из трехсотлетних обсерваторий, и старался побыстрее ускользнуть от эктерионного облака, пока оно не затянуло в пропасти.

На пути из дромона в базальтовые подземелья, сейты, изученных ходов было немало, и все были обледеневшие. И лед там был искусственный, как будто пещеры кто-то запечатывал. Разрушая его, Дэн нашел прослойки более давней мерзлоты. Это значило, что понемногу излучение тут стало таким, что уводящие в сейты туннели пришлось забросить, и людей тут не было уже очень давно. А вот пришли ли спасенные Дэном сейсмологи сюда сами или их кто-то привел, – было пока непонятно.

В попытке все выяснить Дэн задал в райтскринере интегму на поиск артефактов из того снаряжения, что могло бы принадлежать Дарстэну или кому-то из его сотоварищей. И в антралитах сразу обозначился сигнал от целой россыпи сейтомаячков, что были установлены где-то далеко в лабиринтах.

Значит, сами пришли.

И потом их подстерегли и отконвоировали в дромон.

В спусковой шахте, что находилась совсем рядом, не осталось ни живых, ни мертвецов. Но кто всех предал еще от самого Плутона? Кому все доверяли? Тому, кого запомнил Дарстэн? Даффару Астергауду, третьему известному ученому-астрофизику после Рефтнера и Эрмантрауда?

И внезапно Дэн остановился, будто впереди него встали целые полчища неуловимых призраков.

Шахта. Сразу можно было догадаться.

На спуске в шахту обвалились перекрытия и все припало рудничной пылью.

Заграждающая сеть была там вся разворочена, и на сплетениях обугленного металла еще не успел намерзнуть лед. Уходя, добытчики минералов могли даже с бывшими сообщниками поступить не лучшим образом, а о том, что имел в виду Дарстэн со своей поврежденной памятью, можно было только догадываться. Может, он хотел сказать, что Астергауд один принял на себя все негодование старателей, по причине чего и был спущен в шахту. И может, Астергауд ушел из шахты в подземелья и все еще был жив.

И Дэн подумал, что еще несколько лет тому он бы оставил в подземельях свои поиски не пойми чего и вернулся за Астергаудом. Но будучи заложником нескольких дней, оставшихся до разрушения Сектора Спутника на Марсе, Дэн не мог позволить тахионной ксеноидной защите, что триста лет тому вернулась в эти подземелья, одолеть его предположениями.

Некому будет пройти в тот Сектор, за Странниками, если через несколько дней в Арведдаре взорвется ледник, и подземелья будут погребены под завалами. И у Дэна не было с собой спускового снаряжения, чтобы спуститься в шахту. А сигнал от маячков, оставленных сейсмологами с Плутона, звал его совсем в другую сторону. Не к Астергауду.

Допустим, Астергауда он найдет раньше, чем поисковая спецгруппа. Но у него не было меонгаэдры, чтобы раньше них отсюда улететь.

* * *

В следующие несколько часов ему пришлось нелегко.

Излучение отнимало дыхание, аллювир едва тлел, а однажды ему довелось упасть в хальпиты, в гущу эктерионной пыли.

Не спасала даже маска. Лучше без нее, чем с опутавшими горло трубками с нестабильным от излучения конденсатом. Хотелось сбросить с себя эту маску и куда-то бежать. И правильно: при таком излучении конденсат мог вспыхнуть или взорваться. Движения светящегося пыльного воздуха постоянно изменялись, расходясь волнами по пещерным галереям до самых разломов и верхних уступов и пустот. Свечения то нарастали, то ослабевали. И пренебрегши осторожностью, Дэн пошел почти наугад – не за показателями геомаятника, а за свечениями столбчатых базальтов.

Удивительно, но в подземельях был воздух. Под действием изотопных смесей разлагался ледник, и, значит, освобождался кислород.

Зато не было воды.

А потом понемногу пропали почти все ощущения, и осталась только землистая поверхность стен, покрытая эммерсионным реголитом, и чувство обреченности и опустошения.

Какие-то отголоски в сознании еще убеждали вернуться, но Дэн им не верил.

Он не успел даже заменить, когда случилось так, что он перестал сопротивляться видениям аксинуации и побрел наугад.

А потом сдался, и, перестав что-либо понимать, почему-то стал что есть силы, вслух, звать Элизара Дарстэна.

Но как-то совсем не так, как в обычной жизни. Даже его имя он теперь произносил по-другому:

– Элеазар, ангел Плутона. Научи меня, что сделать, и подскажи, кого здесь искать.

Потом он стрелял в кого-то из сиггарджетса, и пропадая в безвестности, разряды не встречали никаких препятствий.

Сиггуратной реакции в пещерах не было, и тау-время и сигтелеметрия были невозможны. И прошлое, и будущее были тут так разобщены, что сиггуратная реакция не выявляла ничего. Люди вернулись на Марс не в свое время, и праэпохи затаились, затерялись в субсинуарности и не давали в сигтелеметрии никаких ответов.

Лишь хальпиты раз за разом озарялись свечением и снова угасали, – пока с последним выстрелом Дэна не отбросило на скалы силовым разрядом. Он долго катился по каким-то отлогим скалам, пока не оказался на земле, в распадке, среди камней и льдов, – а очнувшись, обнаружил, что сиггарджетса при падении так и не выпустил. И он подумал, что над измененным таурионами временем никакие эктополя ничего уже по сути изменить бы не смогли, – и спрятал сиггарджетс в карман куртки.

Отдышавшись, он замерил излучение в распадке. И оказалось, что тут была почти норма. Будто в туннелях Аида, на уровнях нижних катакомб, что были лучше защищены от излучения.

Так откуда пришел Дарстэн?

– В Арведдаре люди больше не могут понять друг друга, Элизар, – сказал он Дарстэну. – Ты согласен со мной? Мы захватили в своих целях Туннельные Спутники, а нас все равно испытывают и уводят обратно.

Не было смысла ждать ответа.

– Поэтому ты стоишь там, наверху обрыва, и ждешь, пока я уйду. Я прав? Ты ждешь от меня беспамятства. А у меня есть преимущество в несколько дней. К тахионной эммерсии у меня устойчивость. Ты выпроваживал меня подальше от Марса все три столетия. А из тебя взамен вытряхнули весь здравый смысл тем лучевым пистолетом, нейтрослеттером – чтобы не дать тебе возможности вспомнить в последние дни даже себя.

И Дэн, преодолевая непонятные увещевания голосов беречь силы в тени излучения, – стал взбираться наверх.

Отвоевывая у сумерек неумолимо утекавшее время, он перебирал вслух имена исследователей с Плутона, которые предсказывали когда-то, что Марс может быть еще раз утрачен. А после трехсот лет борьбы за выживание, что осталось людям на Марсе? Не озера и не воздух. Бури, вихри и ветра, которым и раньше не было конца.

Пустыня уже сотню лет как побеждала, и ничего не менялось. Исследователи ушли в свободный поиск к другим солнечным системам, и Марс перестал быть еще одним обитаемым континентом. Остался непокоренным, как раньше, и изогнял все недолговечное, пронизанный по всей геотектонике шельфа тахионным излучением. Сто лет тому вдруг сами по себе вступили в действие процессы геоинкарнации марсианского ядра. Верхние слои ядра в определенные столетия понемногу растапливались, и все могло закончиться взрывами подземных ледников. Значит, людей здесь тоже скоро не останется. И некому будет избавить Марс от такой участи.

Дарстэну разрядами слеттера выжгли всю память, а Астергауда еще раньше сбросили в шахту. И если Дэн вовремя не добудет для себя хотя бы глотка воды, то и для него тоже очень скоро все закончится.

Он потянулся к какому-то каменистому сростку и проследил, как небольшой кусок плоти соскользнул с его руки сам собой, словно его и не было. На тыльной стороне ладони сразу обнажились кости, которые почему-то приобрели необычный амальгамический отблеск. Не может быть, – подумал Дэн. Пройдя через излучение, он не мог не заметить геополей, в которых ткани разрушались бы настолько быстро. Или же он чего-то не понимал.

Тем временем хальпитовый сросток, что поначалу выглядел нерушимым, на удивление легко поддался и отломился от уступа.

Дэн выбрался вместе с ним из распадка и посветил на него аллювиром.

Это оказался увесистый марсианский алмаз. Добытчикам из Сиэтла было ради чего рисковать своими жизнями: излучение Арведдара никакому другому камню не позволило бы превзойти его по красоте. А в Иминэкси, Институте минералогии нетеррабиальных экзосистем, по нескольким таким образцам смогли выяснить, что происходило с марсианским излучением в праэпохи.

От ледника и глубинных шельфовых пород кто-то, когда-то избавлялся совсем по-другому. Только процессы нуклеарного дендрирования смоги бы оставить под землей нескончаемые разломы и речища, и при этом на нужной глубине не повредить ценных минералов. Но тут затаилось что-то еще. То, что разрушало сиггуратную синуарность, не давая Дэну никакой возможности изучить эктопрошлое так, как это было на ледниковом озере.

Дэн взглянул наверх, где повсюду возвышались своды одного большого подземного каньона.

Светимости на стенах почти не было: аллювир угасал, потому что излучение разрушало и его.

Образцы алмазов и базальтов, конечно, когда-нибудь еще немало всего прояснят. Но в теориях... – и тут Дэн закашлялся точно так, как Элизар тогда, в дромоне. Закашлялся от базальтовой пыли. В теориях ему, похоже, придется разбираться самому, испытав их разрушительное воздействие на себе. Но он об этом не сожалел. Зато он, по крайней мере, смог узнать, что Дарстэн точно спускался несколько дней тому в эти подземелья. И бродил по ним без маски и, наверное, без всякой защиты.

А чтоб им, этим теориям.

В теории Внеземных Туннельных Спутников, на Марсе, весь этот кимберлитово-базальтовый лабиринт был неизученным подземным Тау-Сектором Спутника. А у арведдарских столбчатых базальтов и кристаллов было когда-то совсем другое назначение – изменять тау-реакции в Секторе.

Терралогический возраст Сектора – сотни миллионов лет, зона тектонической анизотропии – весь Элинорский шельф.

Такие же Сектора остались на Церере, на Плутоне и на Хароне. И все были разрушены, как многие Спутники на околицах Солнечной системы, а вот на Марсе – нет. Пока еще нет. И чем дальше Дэн уходил в лабиринты, тем смертоноснее становилось излучение Сектора, сражавшее, словно стрелы Горгон.

Может, Сектор знал о его присутствии. И наращивал интенсивность эктерионных выбросов в нужных каньонах, понемногу отыскивая Дэна и предотвращая его переговоры со Странниками.

И тогда версия с праисторией людей на Марсе и случайно поврежденными корабельными сверхпроводниками отпадала, и сиггуратные излучатели тут тоже были бесполезны. Солнечная система принадлежала кому-то еще задолго до того, как стала принадлежать людям, и в Секторе Спутника людям было бы очень непросто что-то изменить в тау-времени.

Вспомнить хотя бы эстуарии, летающие звезды над шельфом. Им так и не нашлось объяснения.

Дэн стоял в Тахионном Секторе Спутника, – не на земле, как ему казалось раньше, а в Секторе Спутника, – и думал о том, что теория Странников была на Марсе единственной из всех теорий, для которой найшлось сколько угодно доказательств.

* * *

От него требовалось выжить.

Как-то выгадать для себя на Марсе еще несколько дней без сухих бурь, когда он вернется к людям из подземелий.

Там, вне Сектора, еще осталось немало всего незавершенного. Спуск в шахту, в которой мог находиться Астергауд, отчеты в Иминэкси, возвращение гаэдры со Спутника над Плутоном – и разговоры с теми, кто был спасен вместе с Элизаром Дарстэном. Геофизикам и сейсмологам предстояло вспомнить, что привело их с Плутона в Арведдар. А для экспедиторов с Цереры хватит и тех образцов, которые Дэн принесет с собой из подземелий.

В остальном, он все сделал: совершил спуск в Сектор и выяснил, что теория Горбовского в Арведдаре подтверждалась.

Больше не было смысла приводить сюда героев. Ощущение, что Сектор Спутника его изучал, у Дэна не пропадало: под первым же завалом, под излучением, люди будут обречены.

В подземелья нужно будет направить летающие септоподы. Управляемые геадами, эти зонды добудут гораздо больше данных, чем Дэн, Астергауд или Дарстэн, и тогда стратегии для дезактивации Сектора будут найдены и риска больше никакого не будет.

Пора было искать выход, но Дэн почему-то медлил.

Отовсюду вздымались под излучением скальные отвалы и стены глубинных каньонов и речищ. Тау-Сектор не имел определенных границ, он был рассредоточен по всему шельфу, и может, Дэн еще просто не успел прийти в сектора поражения, оберегаемые ксеноидной защитой. Таурионные источники вроде тех, что подстерегли его в озерных пещерах, могли и тут начать летать вместо септопод. И если он случайно придет в эти сектора, от него ничего не останется. Совсем ничего, и даже никакого воспоминания.

Но что-то его не отпускало, хотя узнав всю правду о Секторе, он просто обязан был снова выйти к людям, чтобы среди экспедиторов не было больше погибших.

А может, он собрал недостаточно образцов?

Хотя что еще могло быть нужно? В Иминэкси давно определили, что эктерионные алмазы Арведдара были замедлителями каких-то реакций. Марс не всегда принадлежал людям, и благодаря Карягину об этом помнил любой исследователь. Грабя Сектор, добытчики минералов тем самым, скорее всего, и привели его в действие на всем шельфе.

Романтизировать тут было нечего: не та эпоха. Все было очень жестко продумано. Три сотни лет заговорщики добывали в Арведдаре тахионные кристаллы-замедлители. Сбивая шаттлы, добытчики проникали на звездолеты-призраки, захватывали на призраках топливо и геад, и продолжали взрывать под Арведдаром породу. Их выдавало одно: на Марсе никто из них надолго не оставался, они вылетали на Плутон и планеты ГСП. Постепенно, добытчиков в Арведдаре становилось все меньше, но Сектора на планетах ГСП требовали особой осторожности. Излучение Сектора на разных планетах всегда выявляло себя по-разному. И получалось, что Становский, Карягин и Берглаев, а также Рита и Эстелла, не могли быть в ответе за всех добытчиков и искателей, что вылетали в свободный поиск.

"Ты многого хочешь, – шептали ему голоса. – И многого не учитываешь. Марс для людей всегда был пристанищем недолгим. Вы выжили, ушли в свободный поиск и сделали на Марсе все, что требовалось от землян в последние пятьсот лет. Зачем вам битва за Сектор".

Дэн оглянулся – никого.

Когда-то Берглаев говорил о точно таких же голосах. Они одолевали его еще в Сиэне, на башне. Он называл их голосами Сектора. Все прекращалось, когда он возвращался к людям. О том, насколько его слова были похожи на правду, догадаться было легко, но разобраться и всему найти разгадку пока не удавалось. В Секторе все было разрушено избыточным излучением, подточено изменчивой геотектоникой или повреждено добычей кристаллов. Микрокристаллические минералы во льду и базальтах были и топливом, что разлетелось по подземельям; и дендролитами, предохранявшим подземелья от ледников. Потом сплавы где-то впечатались в камень, а где-то камень стал продолжением тахионных схем. Настолько, что за окаменелостями было уже не разобрать, где были у Странников тахионные конструкции, а где базальты.

Предположительно, основой для микрокристаллического топлива стала когда-то геоэммерсионная руда.

Теперь такой руды на шельфе было не найти. Под воздействием дискразий и постепенным смещением ледников георуда стала микрокристаллическим реголитом. И Дэн взглянул на реголитовый грунт, где он прошел. Грунт был весь мягкий, рассыпчатый и перемешанный с обломочной породой: шарповыми камешками. На обратном пути он бы не заплутал, если бы только не наткнулся на внезапные обрушения породы. Тогда, пытаясь обойти завал, он бы остался тут надолго, и без единого глотка воды.

Необходимо было найти лед, свободный от реголита. Может, такой был на самом верху? На верхних уступах некоторых каньонов светимость льда пропадала, и микрокристаллов там почти не было. Туда, конечно, не взобраться без снаряжения. Или, может, получится карабкаться по накренившимся призматическим столбам? Но ему вдруг представилось, как он срывается вниз из-за того, что его плоть больше не держится на костях и сама обращается в базальтовую пыль. Такое могло случиться, Дэн давно уже не был обычным человеком. Он все еще сопротивлялся необратимым изменениям, еще мог что-то предполагать и даже разговаривать вслух не пойми с кем. Но силы приходилось беречь, а противолучевая накидка и куртка уже давно казались ему непривычно тяжелыми. Воздух со стен был пригоден, но обычный глоток воды с тех же стен мог забрать у него дня три на беспамятство и сделать то же, что с Дарстэном, – а мог стать последним.

"Ты должен был вернуться в Сиэтл вместе с Дарстэном..." – не отпускали его голоса.

Дарстэн. И Дэн извлек его райтскринер, чтобы покопаться немного в его записях. Записи были с Плутона, и лишь последняя была сделана в подземельях шельфа. И из нее следовало, что Дарстэн и прочие экспедиторы столкнулись тут с той же проблемой, что и Дэн. Пытаясь найти очаги излучения, они углубились в Сектор и остались без воды. А на обратном пути дорогу им преградил завал. Совсем недавний, пыль еще клубилась в воздухе, а дальше все было или стерто, или повреждено излучением. И непонятно было, как они пришли потом в дромон. А оказавшись в дромоне и поддавшись неизбежным для таких случаев страхам, люди просто не догадались сокрушить последнее препятствие – сломать лед, заграждавший выход. Возможно, на этот раз и не было никаких добытчиков. Была только аксинуация, что проявляла себя в голосах Сектора. Корабль с Плутона, принадлежавший сейсмологам, тем временем совершил снижение где-нибудь в Риберийских скалах. Но даже недалеко от поверхности, в дромоне, связь с этим кораблем почему-то отсутствовала. Поэтому Дэн отправил свою гаэдру к одному из Туннельных Спутников Плутона. Чтобы через Спутник начать изучать Сектор.

Возможно, Сектор не уничтожал людей, и если сейсмологи смогли отсюда выбраться – то, значит, сможет и Дэн.

А может, маячки, оставленные Дарстэном, вернее выведут, куда нужно? Может, там, где были маячки, еще остались запасы воды? Аллювир совершенно погас, и Дэн его отбросил в сторону. И свечение базальтовых стен, что медленно распространялось во льдах, тут же пропало.

* * *

Энергии райтскринера должно было хватить на обратный путь, но свечения во льдах от него не было, и в почти кромешной темноте распадки и пустоты сделали подземелья похожими на пересеченную оврагами пустынь. Отыскивать дорогу стало гораздо труднее, но Дэн не сдавался.

Он больше не думал об излучении и не следил за показателями геомаятника. Он даже не мог сказать, идет ли он обратно или уходит все дальше в подземелья. Пробирается ли к туннелям, выводящим к поверхности, или углубляется в речища шельфовых пород. Верил он только райтскринеру. Он не чувствовал времени, и не вел счет дням. Он только представлял себе, что рано или поздно обязательно выйдет на глубинный ледник, не пораженный эммерсионными микрокристаллами, и сможет добыть воду.

Но все произошло совсем по-другому. Спустившись к остывшему лавовому руслу, он заметил вдалеке какие-то светящиеся протоки, и дальше на него повеяло теплым воздухом. Это значило, что участки наибольших разрушений в Секторе он прошел. Прошел и подповерхностные шельфовые породы. Дальше сейсмополя могли источать лавовые гейзеры. И, понятное дело, тут не было никакого ледника.

Марс никогда не был остывшей планетой. Об этом знали древние, об этом знали и люди, что впервые исследовали марсианские пещеры. Знали, для чего бушуют бури и вихри, в которых для свободного пребывания на Марсе землянам отведено пятьсот лет. Люди, прилетавшие на Марс, несколько столетий отдали террагидрации. Для того и нужна была спецгруппа с Цереры, для того и прибыли сюда сейсмологи и геофизики с Плутона. Но никакие силы на ученых советах не смогли навсегда избавить Марс от пылевых бурь. После ста лет затишья сухие бури снова вернулись. Потому Дэна и встретили на Фарсиде настолько настороженно. А он как будто знал, что нужно говорить, для того чтобы его не приняли за чужака. У землян давно были приведены в действие свои стратегии по спасению Марса, так было и в этот год, и на пути в Арведдар Дэна никто не стал останавливать.

После трехсот лет изучения гептогеонных бурь Юпитера, геофизики привезли в Арведдар что-то с Плутона и оставили в подземельях. Возможно, это был триполярный эктиатор, необходимый для погашения тахионных реакций в Секторе. Эктиатор испытывали на надпланетных Спутниками на окраинах Солнечной системы, и если бы все прошло так, как было задумано, в Секторе Спутника на Марсе больше не осталось бы никакой угрозы. Но где-то возникли сложности.

Когда Дарстэн вместе с другими экспедиторами привезли эктиатор в сейтовые подеземлья, его геолокацию отметили маячками. Там, в Секторе, Дарстэн зачем-то использовал маячки на свое усмотрение, ничего не сказав о них Горбовскому. И когда эктиатор не заработал, на шельф прибыл Астергауд. А что случилось дальше, осталось неясным.

Потом прошло еще немного времени. С людьми пропала связь. А эктиатор или не был приведен в действие, или его кто-то деактивировал, отсоединив от системы. Добытчики минералов? Какая-нибудь потусторонняя сила или защита Сектора? Нет. Это сделал сам Дарстэн, когда попробовал воду с зараженного ледника. И после, блуждая по Сектору, это он устраивал завалы.

Два дня тому Дарстэн отправил из дромона сигнал бедствия.

Но Дэн нашел и вызволил людей раньше, чем они успели погибнуть, потом отправил сообщение Горбовскому, а после отдал людям свою меонгаэдру.

Дарстэн действительно не помнил, что с ним случилось, и не помнил, куда ушел Астергауд. Но, может, это уже не имело решающего значения. Сектор показал себя в действии, заставив исследователей сражаться за воду, пока земляне продолжали борьбу за спасение Марса. Когда стало понятно, что после глотка воды с базальтовых стен Дарстэна уже не вернуть, на шельф прибыла спецгруппа с Цереры. Может, они уже нашли по псевдокопиям на Фарсиде повреждения в триполярных схемах, и эктиатор распался на тысячи схем с данными на тау-восстановление, предназначенными для марсианского Сектора.

Но как бы там ни было, а Дэн уже прошел участки Сектора с наибольшим излучением и все еще находился на задании. Ему-то и предстояло справиться с той силой, которая уничтожала каждого, кто приходил в те подземелья, где никогда не прекращались тахионные реакции. Для того, чтобы навсегда остановить эти реакции, – кроме эктиатора, требовалась сиггуратная синуарность. Церерианцам об этом ничего не сказали. А Дэн все знал, еще с той поры, когда триста лет тому таким же способом восстановил двигатели "Кардарии".

Но если маячки и эктиатор находились в секторах таурионного излучения, то почему сигналы в райтскринере уводили Дэна прямиком к лавовым гейзерам? Что-то тут снова было не так. Дарстэн предал всех, но убивать никого не стал, по доброй воле оставив людям минимальные шансы на спасение. А может, в группе с Дарстэном действовал кто-то еще?

Чтобы хоть что-то понять, Дэн подвергнул декриптованию все записи и оказался прав. Голоса геофизиков звучали почти неразборчиво, но у каждого говорившего были свои графические частоты. В дромоне приозерной пещеры Дэн нашел десятерых, вместе с Дарстэном. На записях голосов тоже было одиннадцать. Двенадцатым должен был стать Астергауд, но его не было. Значит, спускаться в подземелья Астергауд не стал, и ни в какой шахте его не было.

В разломах, откуда вытекала лава, грунты были ненадежными, и Дэн свернул в какую-то галерею, чтобы уберечься теплых воздушных потоков. Галерея оказалась речищем, которым завершался еще один каньон. Сигнал маячков в нем пропадал, и Дэн подумал: признает сейчас, что заблудился – и потеряет все. Пытаясь определить, кто о чем говорил, он заново прослушал на записях обрывки разговоров. Но эммерсионное излучение создавало шумы, а люди просто переговаривались друг с другом и всё.