Текст книги "Граница"

Автор книги: Аркадий Польшин

Аркадий Польшин
Граница

Предисловие

ПОЭТИЧЕСКОЕ ПОДСТЕПЬЕ: ДУХОВНАЯ «ГРАНИЦА» АРКАДИЯ ПОЛЬШИНА

…Формирование творческой индивидуальности… Где, когда, как, почему проявилось, высветилось родниковое начало пассионарной личности? Быт и Бытие… Сам Аркадий Олегович («воспоминание о будущем») одним из своих «истоков» считает раннее (1994 года) стихотворение «ЗА БОРИСОВ, ЗА ГЛЕБОВ НЕБА СИНЬ ПРИГУБИЛ…»:

 
За Борисов, за Глебов
Неба синь пригубил.
Знает русское небо,
Где следы их могил.
 
 
И, смотря в грозовую
Красно-белую даль,
Жду я пулю родную,
Жду я вострую сталь.
 
 
Словно перед атакой,
Я в пружину сожмусь:
В меня целится шпагой
Бело-красная Русь.
 
 
Но не вся ты чужая —
Где-то там, за грозой,
Бродит дева святая
С васильковой косой.
 
 
А за ней миллионы
Безымянных, простых.
И иконы, иконы
С именами живых…
 

«Никогда не думал, что оно будет востребовано. Тогда, в 1994 году, на эти мысли и идеи было всем наплевать, кроме некоторых, – вспоминает А. Польшин. – Строчкой из этого стихотворения назван мой первый сборник «Где-то там за грозой». Сборник этот составляли и давали ему название липецкие писатели, патриоты земли Липецкой и России – Сергей Панюшкин, Борис Шальнев, Василий Шахов. Я глубоко убеждён (как и мои учителя), что путь России не красный и не белый, а свой, – российский. В основании этого пути лежит наша история, культура, обычаи народов России, вера. Ничего не надо изобретать и придумывать. Нужно посмотреть вглубь себя! Необходимо переосмыслить прошлое, взяв на вооружение созидательный опыт других поколений, опыт лучших людей России всех времён. Пора прекратить посыпатьголову пеплом и оправдываться в несуществующих грехах. Взять самое лучшее и двигаться вперёд – вот наша задача. И она будет решена!!!»

СМУТА И РАСКОЛ – ПУТЬ В НИКУДА»

Итак, «смута и раскол – путь в никуда»… Именно это концептуальное суждение Аркадий Олегович Польшин избрал «нацеленным» заглавием автобиографическо-публицистического очерка «о времени и о себе». Напомним, что в начале статьи им цитируется (как самое-самое колыбельно-родниковое) раннее стихотворение «За Борисов, за Глебов…»:

В самом деле один из самых «ранних» самостоятельных польшинских текстов удивительно провидчески-пророчен. Сквозь ранние всходы метафор, анафор, логических акцентов «сквозят» будущие образы, «оптимистические трагедии», «воспоминания о будущем»:

С чего и с кого начинается Родина? Где она – эта творческая, пассионарно-земляничная, рассветно-закатная, звездопадная «околица»-граница?..

Лично мне думается, что один из родниково-омутных «истоков» лиры, музы, мятущейся «диалектики души» Аркадия Польшина, его автобиографического героя, публицистического повествователя «восходит» к его «ПАМЯТИ», посвященной замечательному краеведу, отчизнознатцу, родинолюбу АНАТОЛИЮ СЕРГЕЕВИЧУ КУРКОВУ…

КУРКОВСКО-ЧЕРМЕНСКИЕ ЧТЕНИЯ. Лебедянь

…Телефонный звонок из Лебедяни… Поэт Аркадий Польшин сообщает о том, что подготовил новую книгу лироэпики, которая называется «Граница»; спрашивает: не напишу ли я вступительное слово… Конечно же, я дал согласие (как вы успели убедиться, уважаемые читатели)…

Аркадия Польшина знают в Русском Подстепье, Подонье, Поочье, Приворонежье. Ещё в начале 1990-х творческая группа энциклопедистов регионоведов готовила памятную книгу «ЛЕБЕДЯНЬ». Мне, возглавлявшему тогда Липецкое областное общество «Знание», было поручено составление альманаха. В этой памятной книге опубликован фрагмент стихотворения Аркадия Польшина «Память»… Я потом часто цитировал его в своих лекциях, в своих книгах о Русском Подстепье, Липецком Подстепье…

«ПАМЯТЬ»… С посвящением Лебедянскому «Нестору» летописцу – А. Куркову:

 
Где бы ни был, в какой стороне, —
Возвращаюсь к родным берегам,
Чтоб припасть к монастырской стене
И увидеть на площади храм.
Тут легенды витают вокруг,
Чуя бремя ушедших времён…
 

Одна из особенностей Аркадия Польшина – «исторический уклон» его духовно-цивилизационных исканий. Он полагает, что Россия зародилась на Куликовом поле. «Именно там в первый раз образовался союз славян русских и народов степи. В войске Дмитрия Московского (Донского) находились представители народов степи: в составе полка Левой руки боярин Александр Серкиз был одним из командиров ополчения (теперь его имя упоминается в названии района Москвы – Черкизово). Этих воинов было немного, но они были. Уже тогда лучшие люди степи знали, с кем им по пути. Именно с Куликовской битвы (пусть через 100 лет), с Угры Россия пошла на юг, на восток, на север и запад, вбирая народы орды, принимая-впитывая их культуру, их обычаи и веру». – Отмечает автор «Границы».

А. Польшин-историк, публицист… Он поясняет и проясняет суть своей историко-культурологической позиции… «Нигде вера православная не была навязана огнём и мечом. Вера присоединившихся народов и культура остались прежними. Это основное отличие Российской государственности от западных цивилизаций (вспомните испанских конкистадоров или порабощение коренного населения Северной Америки). Племена, а позже – целые государства вставали под руку Москвы. Например, часть Дагестана, Осетия, Грузия, Армения. В итоге образовался союз славян русских, и народов степи, и Кавказа, который назывался Российской Империей, а далее (после глубокой трансформации) Советским Союзом.» – Утверждает автор!

Любопытно сравнить польшинскую концепцию со взглядами нашего замечательного земляка, видного русского историка Д. И. ИЛОВАЙСКОГО, который был решительным противником норманской теории о происхождении Руси и одним из первых заявивших об «инородническом» характере революционного движения в России… Эти мысли можно увидеть и осмыслить в книге Аркадия Польшина «Граница».

По сути Польшин-историк соглашается с Польшиным-публицистом:

«Сейчас мы живём в РФ по принципам равенства, братства и демократии между народами. Но ведущая роль в этом союзе всегда принадлежала славянам русским. Русские всегда были ядром, движущей силой, локомотивом этого союза. Эту роль они заслужили своим жертвенным отношением к другим народам на протяжении всей истории России и Руси. Отдать душу и положить живот за други своя вот предназначение русских. В этом его сила!»

Аркадий Польшин напоминает: русский народ до сих пор не восстановился после Второй мировой войны…

……………………………………………………………………………………………………

«Отдать душу и положить живот за други своя вот предназначение русских. В этом их сила!»

В этом ключе, безусловно, написаны поэмы: «КНЯЗЬ ФЁДОР», «ВЕЧНОЕ ПОЛЕ», «ВОЛЯ», «МОНАХ», «НАСТОЯЩИЕ ВОЛКИ», «КУПЕЦ», «АНГЕЛЫ»!

 
Я – славянин! По духу и природе.
Во мне течёт могучих предков кровь…
 

Егор Назаров

…Эпиграфом к поэме «КНЯЗЬ ФЁДОР» А. Польшин взял строки ЕГОРА ИВАНОВИЧА НАЗАРОВА (1848–1900). Вспоминается работа над «Липецким Энциклопедическим Словарём» (1994). Я попросил А. С. Куркова написать о поэте-самоучке очерк. Конечно же, лебедянский краевед подготовил основательное эссе о даровитом лирике-суриковце из Ельца. И именно Курков в том же 1994 году привёл даровитого (как любил говорить Борис Шальнев) Аркадия Олеговича Польшина к липецкому поэту-фронтовику Сергею Порфирьевичу Панюшкину. Скажем так – на просмотр! Всё… круг замкнулся: Иловайский, Назаров, Курков, Панюшкин, Шальнев, Польшин и ваш покорный слуга – Шахов?.. Нет!!! Продолжением этого круга является «погружение» читателя в легендарно-богатырские глубины Истории в том же «Князе Фёдоре», например:

 
Дело было в Ельце
Да на быстрой Сосне,
Когда бились в кольце,
Когда бились в огне
Наши предки однажды —
В год, как водится, дважды…
 
 
Был у них богатырь,
Был у них атаман!
Он поганых в ясырь
Уводил, как туман.
Богатырь этот – сокол —
Был по имени Фёдор.
 

«Земли родной минувшая судьба…» Развитие интригующего сюжета:

 
Вдруг гонец прискакал —
Этот вестник беды.
Трое суток петлял
Он под брюхом орды:
Видно, парень был ловкий —
Сей посланник московский.
 
 
Он вражину считал,
Потом плюнул вослед:
У Москвы тоже план,
У Москвы есть секрет!
Был гонец наш отмечен:
После церкви – на вече.
 
 
Поклонился казак:
Поклонился отцам,
А потом – низко так —
Да обоим концам.
Молвил, выпрямив плечи:
«Уж татары у Мечи!»
 
 
«Ну и что нам с того? —
Кто-то гордо сказал. —
Тот татаро-монгол
Об нас зубы ломал.
Мы живём в этом поле
Вместе с саблей и волей».
 
 
Осенился гонец
Виноватым крестом
И поведал: «Отец
Шлёт вам низкий поклон.
А отец наш – кремлёвский,
Сам Димитрий Московский.
Ждёт своих сыновей,
Удалых казаков.
Так седлайте скорей
Огневых скакунов!
Будет десять поганых
На пяток православных».
 

Каковы жанрово-стилевые особенности повествования А. Польшина?! Художественно-историческая стилизация?! Философско-культурологический лироэпос?! Летописная иллюстрация?! И концовка первой части поэмы:

 
«Это… радость для нас, —
Молвил Фёдор – отец. —
За Москву в этот раз
Будет биться Елец:
Будет бить стоголово
Он за знамя Христово!
 
 
Так веди нас, гонец!
Так веди нас туда,
Где средь лучших сердец
Плачет знамя Христа.
Решено! На Мамая
Мы сейчас выступаем»…
 

Каково разнообразие изобразительно-выразительных средств (метафоры, поэтический синтаксис, пейзажи, диалоги, монологи)?! Как я уже сказал выше: нет – круг не замкнулся, не закрылся! Он увеличивается, расширяется с каждым читателем, с каждым открытием книги «Граница» Аркадия Польшина!!!

Василий Шахов,

профессор, доктор филологических наук, член Союза писателей России, член Союза журналистов России, лауреат Карамзинской, Бунинской, Есенинской премий

Стихи

Святогор

 
Два моста, как два крепыша,
По брегам донским – по судьбе.
У «Казённого» плачет душа,
У Другого суставы в борьбе.
С тем, которому 100, вчера
Попрощался местный таксист,
И статью про 100, на гора
Выдал честный пиджак-журналист.
 
 
Заглянул в позапрошлый век —
На другой, на турецкий фронт,
Когда Шипку держал Человек,
Расчехлив русский штык и живот.
Вспомнил паря Турецкий спуск
И родник, что внизу живёт.
Но для нас та гора – Эльбрус,
А родник как бы Дальний Восток…
 
 
И быльём поросла тропа
Сквозь былинный восточный брег,
Где приставшая с битвы толпа
Омывала свой рыжий доспех.
Той России давно уж нет:
Много было войн и трудов.
У «Казённого» крепкий скелет!
У «Казённого» 100 парусов!
 
 
Мост Другой, презрев светофор,
Тьму моторную – в хоровод…
Я б назвал его… так: «Святогор!» —
А не номером два аль 500.
Он, как Скиф-богатырь босой,
В лебедянские скулы врос.
И плывут над его бородой
Самоходы в жару и мороз.
 
 
Оба здесь, под Тяпкой – горой,
Прикрывают своих рыбарей,
Обвенчавшись с донскою волной —
Этой кровью легенд и полей.
Не рыбак я, но тоже свой —
Лебедёнок с душой-тетивой.
На меня, как стрела, в упор
Смотрит пристально тот Святогор!
 

г. Лебедянь

Облака идут в никуда…

 
Облака идут в никуда:
Нет начала, конца пути.
На Земле так было всегда —
Тех краёв вовек не найти.
 
 
Может быть, у злых полюсов
Они брег найдут и приют?..
И опять… без дна, без оков
Облака, как рыбы, плывут.
 

Щит

 
Есть флаг и герб у меня,
Есть суша и моря сила.
Всё вместе – моя страна,
Моя Россия в полмира.
 
 
А стяг тот бежит ручьём —
Туда, куда рвётся ветер.
Его не возьмёшь огнём,
Его не засунешь в сети.
 
 
Он храбр, как русича меч,
Он горд, как Кавказа небо.
Три полосы – не перечь.
Три полосы – победа!
 
 
А герб тот – надёжный щит
Всем Азиям, всем Европам.
Он кем-то давно прибит
К златым цареградским воротам.
 

Ковчег

 
Дождь тарабанит в окно,
Дождь разболтал все секреты:
Где угощают вином,
Где промышляют поэты.
 
 
А где-то… вкрадчивый штык
В соседа готовы вхряпать.
Жизнь… она солнечный миг
Дворцам и всем казематам.
 
 
Миг этот жарче войны,
Ярче отчаянной пули.
Пускай идут до весны
Эти дожди-ветродуи.
 
 
В дождь никого не убьют —
Блиндаж усыпит героя,
Но через сорок запруд
Вспомним библейского Ноя.
 
 
Уже стучат топоры,
Уже зовут барабаны!..
В причалах ждут до поры
Ковчеги и капитаны.
 

Шукшин

В. В. Буланичеву

 
Дух Шукшина – это не пыль,
Не связка утренних баранок.
То поля русского ковыль
И след будёновских тачанок.
 
 
Он Стеньки Разина набат,
Он одинокая коняга…
Он с самокруткою солдат
У стен разбитого Рейхстага!
 

Небо

 
Расчертили небо
Дымчатые стрелы.
Выглядят нелепо
Эти каравеллы.
 
 
Нет, не самолёты
На ученьях страшных,
Будто Дон Кихоты
Из поэм вчерашних.
 
 
Вкус замысловатый!
Но настолько просто?!
Словно экспонаты
Гения-подростка.
 
 
И легки, и смелы
Кисть его и мысли.
На краю вселенной
Сны его повисли.
 
 
Дон Кихот железный
Нынче равен чуду!
Стрел тех ирокезы
Ближе Робин Гуду.
 
 
А по мне примета
Эта для науки:
Образ Пересвета,
Кони да кольчуги.
 

Читатель

 
Читает моё рубилово
Она в соцсетях – мобилово:
«Вечное Поле» и «Волю»,
«Рождественское» под горою.
 
 
Спасибо за понимание —
Характер её… Испания:
Андалуссийские розы,
Коррида и альбатросы.
 
 
В пропасть, всегда опрометчиво,
Шагает Душа доверчиво
Под честные баритоны
Мадрида и Барселоны.
 
 
Но отчего вдруг Испания
(Не Франция аль Италия)?
Кровь у неё голубая?
Нет!!! Красная! Плюсовая?!
 
 
А у меня – резус минусом,
А жизнь – акробатом-синусом.
В рубашке стою у края —
Пропасти или рая?!
 
 
Вестимо… здесь мы похожие,
Как карты две придорожные.
Назад отмотать полрумба —
Матросами у Колумба…
 
 
Пускай для кого Испания,
А для тебя Океания!
В мачтах трубит, белея,
Расея, Расея!
 

Шляпа

 
Солнце сваркою режет:
Рассветы искрят, закаты.
В этом сонном кортеже
Уж месяц ржут агрегаты.
 
 
И день за днём… вельможно
Всё смотрим в чужое небо.
Что мы поделать можем?
Пока что спасает кепа!
 
 
А если… по этой моде
Полсотни цельсиев в шляпу?
Сегодня на огороде
Сломал вторую лопату!..
 

Шекспир

 
Футбол сегодня – не кино!
Футбол сегодня – не в фаворе!
Он не финтит, как то вино:
«Спартак» – «Динамо» (Федя в поле!).
 
 
Тот Черенок был (дай глаза!)
В разведку иль в цветы Мадрида.
Был Шмаров: тот крутил туза
В глаз лобановского болида.
 
 
«Динамо» Киев – ого-го!
Солисты там, как в Мулен Руже.
И был «Спартак», а с ним всего —
Сто тысяч в олимпийской «Луже».
 
 
Футбол сегодня – старики!
Им в ГТО не взять ни фига.
«Газ…дон» и всякие «быки»
Играют, как вторая лига.
 
 
Зато есть «Матч»! Спасибо им —
Туфту оформят, как конфетку.
Они в строю, пока мы спим:
0–2, 0–3, четыре в сетку.
 
 
Когда проснёмся, скажет фрак:
«У вратаря в коленках щели.
Мы бились, словно сам Спартак,
Но вот ни разу не вспотели!»
 
 
Из года в год такой пинок —
Выносит нас Европа оптом.
Пусть выйдет «Ротор» на часок
И «ПСЖ» умоет потом!
 
 
В футболе нашем – без премьер:
Нет Бесковых и Лобановских…
Валера Шмаров – был Гомер!
А Черенков – Шекспир, Высоцкий!
 

Земля

 
В землю лопату, в пах!
Спина колесом – каюсь!
Тянет мой аргамак
К хмурому пню, к сараю.
 
 
Дистанция та – во!
Те же восемь верстаю.
Дед нарезал жнивьё
После войны и к Маю.
 
 
Земля, как пылесос,
Тянет души мокроту.
Под ногами навоз
Ждёт родную пехоту.
 
 
Только пехоты нет,
Осталась одна осень.
Знает о том сосед:
Им тогда было восемь.
 
 
Как брал фронтовик плуг,
Был мой сосед свидетель.
Как под слёзы старух,
В войну играли дети.
 
 
Шажок за шажком – в кость!
Трамбуем родной берег!
Ставлю вновь на авось
Суть свою без копеек.
 
 
Земля – скулы и пот!
Она даёт и прячет,
Будь ты целый народ
Или тяглая кляча.
 
 
Вкруг осенние пни —
Тополь скис у дороги.
Вновь сгодились они —
Кирзаки-носороги.
 

Яков Шафран

 
Мой друг силён не по годам —
Яков Наумович Шафран:
Силён душой он, слогом храбр…
Он русской поэзии – Раб!
 
 
Стоит за Правду он и Дух —
За эру без господ и слуг!
Он норовит своим пером
То, что не свалишь топором!
 
 
…………………………………………………………
Рабы – не мы, мы – не рабы!
Сам Пушкин так решил когда-то!
У Господа стрижём сады,
Порой бегом и воровато.
 
 
Ведь наша грешная душа
Покоя не даёт утробе:
У каждого карандаша
Любовь к изменчивой Свободе.
 
 
Есенин, Пушкин… и Шафран,
И я за ним по каталогу,
Как угорелый хулиган,
Шагаю как всегда не в ногу.
 

8 марта

 
Восьмое марта: сыт и пьян
И всем подругам сетевым
Дарю оптический тюльпан
И пару слов из головы.
 
 
А хризантемы из ларька
Или охапку дивных роз
Вручаю ей, где в лепестках
Строка в строке – «Дом у берёз».
 

Замятин и редактор

 
Он статью написал и отнёс в «Тру-ля-ля»,
А Главвред не повёл даже носом.
У него в падеже, с буквы А и до Я,
Риторический зуд медоносов…
Удивился пришелец такой темноте:
Ведь герой – сам Замятин Евгений.
На обоях он рядом – везде и нигде —
Неприкаянный гвоздь поколений.
На Покровской[1]1
  Покровская – ул. Покровская, на которой находится родовой дом Е.И. Замятина


[Закрыть] опять весело от лампад:
Рядом «Мы», и «Блоха», и «Аттила»…
А Главвреду свобода, увы, как набат —
Под рубахой цензура да «мыло»…
Нос по ветру держать научился давно,
Только здесь оплошал недотёпа —
Это ветер вселенной, этот ветер – вино,
Это ветер Второго Потопа.
 
 
Продырявив очки, сказанул буквоед
Ходоку с письмецом неотложным:
«Я статью твою горькую съел на десерт,
Напечатать её невозможно!..
Отчего?! Почему?! Объяснить не могу
Ни глаголом, ни ямбом, ни матом…
Да, Евгений! Но он на другом берегу
Со своим внеземным аппаратом.
Век поэтов взойдёт на горбах ЭВМ
Чрез 500, может быть, или с гаком!
«Мы» – не мы, потому что живём без поэм
На планете самих Зодиаков».
Делать нечего… дверь: объяснили путём —
По науке и без апперкота.
Только вот как назло прошуршал за окном
Как бы хвост от того звездолёта.
 
 
Неужели за рамкой мелькнул «Интеграл»
И с надеждой в наш люк посмотрел Адмирал?..
 

Лебедянь

2020

Шахов

 
Прощай, Васильевич! А там:
Тоска с каликинской могилы
Вовсю гуляет по полям…
По тем полям, где ты сквозь жилы
Багрянил к русским берегам!
 
 
Скакал ты прямо – на авось —
По стременам, в донские травы.
Теперь лежишь среди берёз —
Недалеко от переправы,
Как окольчуженный колосс!
 

Антивирус

 
По сусекам бродит вирус —
Руки моем мойдодыром.
Не пора ль прабабкин примус
Раскумарить керосином?
 
 
В космос лётаем как птицы!
Здесь же… коршуном в аптеку.
И холодные гробницы
Продают, как ипотеку.
 
 
Уж толкуют мозгоправы:
«Нет лекарства, кроме водки!»
Уже лопают подвалы
Соль, бумагу и колготки…
 
 
Боткин где и Менделеев?
Где шаман или папирус?!
Пока думают евреи,
Пьём, ребята, антивирус.
 
 
Как споймаем «геркулеса»,
На югах или на льдине,
Докторам и райсобесам
(Всем живущим и в помине!)
Памятник до небосини.
 

Под Луною

 
Азербайджанцы бьют армян,
А те их бомбой хитрой, в ножик.
Забыл Баку и Ереван —
Коран и Библия похожи.
 
 
Всевышний там, на небесах,
Сегодня плачет под Луною:
Его далёкий Карабах
С его поссорился Звездою.
 
 
Он любит всех: и стар, и млад,
И светлокожих, и не очень…
И там, и там кому-то ад,
Кому-то в рай тоннель короче.
 
 
Подумай, встав за пулемёт,
Об этой роковой дилемме.
Тебя ведь кто-то где-то ждёт,
Его… в родной галантерее.
 

Фугас

 
Не с «Эдельвейсом», а друг с другом
Они воюют в тех горах.
Под этим солнцем, солнцем юга,
Христос в знамёнах и Аллах!
 
 
Чего им мало: скал аль мяса?
Быть может, неба и Луны?
Идут они, обняв фугасы,
Идут строители войны.
 
 
Навстречу, из-за перевала,
Телеги, арбы и народ…
И никакого генерала,
А как-то… всё наоборот.
 
 
Как будто время Грибоеда,
Шаманов, цезарей, когорт.
Но ведь была… она – Победа!
А прежде – немец у ворот.
 
 
Где короли, цари, султаны,
Легионеры и Аббас?
Всё так же сонным караваном
Над араратами – Аракс!
 

Дым

Хорошему человеку бывает стыдно даже перед собакой.

Антон Чехов

 
Липецк – город холмов!
Липецк – земля металлургов!
Здесь не встретишь коров,
Дворняга – друг переулков.
 
 
Шайка таких огурцов
С настроем за око око…
Вновь грядёт сквозь Кольцо
На Новолипецк и Сокол.
 
 
Лишь бы не тяпнул вдруг
Тот коренник оголтелый.
Выну руки из брюк:
«Давай подходи – кто смелый?!»
 
 
Но, посмотрев в глаза
Этим свободным барбосам,
Увижу вновь поезда
И дым на вольных утёсах.
 
 
Быть может, пора давно
Сбыть их в отдельное место?
Но в зоопарке… дно:
Им будет душно и тесно.
 
 
Выпустить где-нибудь —
В тайге или джунглях смелых?
Вместе продолжить путь
На четвереньках… в стрелы.
 
 
Снова шеи костров,
Утёсы и водопады!..
Снова стадо коров
Гонять ему за ограды.
 
 
Стих про коров? Изволь!
В глубинах универсама
Рассыплю его соль
По витражам и подвалам.
 
 
Каждый пакет и куль
Запомнят лектора имя:
К мордам хомут примкнул,
Дёрнул картонное вымя.
 
 
Быть может, за мой труд —
Бурёнку вместо подарка.
И за усы приведут
Из лучшего зоопарка.
 
 
Липецк – город холмов!
Липецк – земля металлургов!
Лучший из городов:
Без грязи и без окурков…
 

Трубы

 
Дав турникету в зубы,
Пара шагов и вот:
Воли вечные трубы
Снова зовут в поход.
 
 
Два дня – это немного:
Отсы́п, выходной. Врёшь!..
Надо побыть бульдогом,
Брюки примерить клёш.
 
 
С Есениным, Рубцовым
Похороводить вновь.
Парни в шкафах махровых
Хмурят буйную бровь.
 
 
Кто, распахнув страницы,
Дарит молитвослов
Пугачёвскому ситцу,
Царству берёз, коров?!
 
 
Или велосипедом
Мимо Катуни той,
С красным тугим букетом
К «Родине тихой»… босой.
 
 
Мы ж, слегка подбоченясь,
Выведем на кадык
Своё звонкое стремя —
Голый польшинский стих.
 
 
А дня через два – в осень,
Дав турникету в зуб,
Опять (без пяти восемь!)
Падём на славный «УКУП»,
Где краны гимны поют.
 

День Победы
(Шинель)

 
Шинель бойцу – постель и бронь.
Она и мать, и плечи друга.
О храбрость плющится огонь,
О доблесть рикошетит «вьюга».
Она от Волги, от реки,
Несла в увесистых карманах:
Знамёна, роты и полки…
И русский дух в медалях рваных.
 
 
Семьдесят пять войны не срок —
Не оскудело поле брани!
Который год дымит восток
Под невесомыми ступнями.
Победа – радуйтесь, слепцы!
Потомки, обнажите сердце:
На запад топают отцы —
От Сталинграда… И от Бреста!
 
 
За взводом взвод в тоску берёз
Солдатские струятся души.
…Лишь ветер оголит до слёз
Судьбу Смуглянки и Катюши.
Летит и мой земной поклон
Над теми светлыми рядами.
Медали, как слеза с икон…
Медали, дедовы медали!
 
 
И если завтра грянет бой,
Услышим пулемётов трели —
Примерим, сын, и мы с тобой
Прямые серые шинели!
А нет шинели, так пальто —
Сгодится для похода к Богу…
Идут бойцы, идут лет сто,
Всё также подбирая ногу.
 
 
Летят они за Южный Крест,
Вдоль ангелов – вдоль караула:
Берлин, Варшава, Будапешт
И где-то ментики Кабула…
Донбасса шлейф, Бородино —
Всё те же стяги над полками.
Сказал Поэт давным-давно:
«Ребята, не Москва ль за нами!»
 

Назад к карточке книги "Граница"