Текст книги "Месть авторитета"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

16

Ковылял я в палату обрадованным и озабоченным. Обрадованным, потому, что боль в бедре стихла. Озабоченным известием Гошева о возможном провале Павла. Если его действительно вычислили – бандиты

могут пойти на все, включая физическое уничтожение «рыбака».

Но не исключено, что тревога ложная. Мало ли кому мог звонить прихрамывающий доходяга? Жене, друзьям, коллегам по «работе». Тем более, что наши агенты при переговорах по телефону пользуются своеобразным кодом, расшифровать который не так уж и легко…

Неужели расшифровали?

Возле входа в палату меня обогнал Павел. Слегка подпрыгивая, он беззаботно улыбался.

– Здорово, батя! – Правильно, дорогой, скрывать наше знакомство значительно опасней, чем демонстрировать его. – Жив, не зарезали?

Из женской палаты выглянула Нефедова. Как всегда, обильно накрашенная, взлохмаченная, с любопытными глазками, спрятанными в жировые складки.

– Как видишь, жив…

– Слава Богу… Покурить нет желания?

– Меня сейчас в перевязочной так «накурили», что едва ноги таскаю…

Разошлись. Павел запрыгал по направлению к своей палате, я вошел в свою. Галина скрылась.

Видимо, тревога все же напрасная!

Мысли снова вернулись в исходное положение – к Гене и его супруге. Итак, судьба калеки решена. «Заботливая» его половина не остановится ни перед чем – пустит в ход свои связи, выставит в виде этакого тарана благородный поступок Гены, распылит нервно-паралитическим газом научные свои достижения. С одной целью – задержать мужа в больнице до тех пор, пока она не отыщет ему места в какой-нибудь богадельне.

Притихшая физическая боль усилилась, переросла в боль душевную. Неужели и Наташа когда-нибудь откажется от безнадежно заболевшего мужа?

Господи, люди, где вы растеряли милосердие, по каким жизненным буеракам разыскивать нам преданность и человечность?

Занозой в памяти – слова дамы о неблагополучных родственниках мужа… Что она имела в виду? Связь Гены с преступным миром? Маловероятно. Какой-нибудь братец, который сейчас парится на зоне? Почему это должно влиять на Гену?

Проходя мимо койки безногого – Фарид привез его после перевязки пока я «гостил» у начальника отделения – я стыдливо отвел глаза в сторону. Будто Гена мог прочитать в них невольно подслушанный мною разговор.

Странно, сейчас я не ощущал ненависти даже к воровскому авторитету, которого выслеживал. Мне подумалось, что любой преступник стоит на ступеньку выше подобной женщины, ибо он совершает преступления, так сказать, в сфере материальной, она – в сфере духовной, он убивает себе подобных или невинных с целью обогащения, она калечит и убивает души людей…

Что опасней для общества?

Из коридора, вслед за мной, вошел Фарид. С независимым видом отвернулся от перегруженной деликатесами Гениной тумбочки.

– Фарид, угощайся, пожалуйста…

– Что ты говоришь, повелитель, а? Вот была бы хурма, черешня – не отказался бы, а яблок да колбасы не хочу… Кушай, дорогой, поправляйся, порадуй «дядьку»… Погоди, дай время, наведаются сестры из Баку, столько навезут – всю больницу мы с тобой откормим… Да?

Говорит и глотает голодную слюну.

Что для такого верзилы борщок, в котором болтается листик покрасневшей от стыда капусты, а ломтики картофеля никак догнать друг друга не могут? Разве его насытят две ложки мятого-перемятого пюре с одной худосочной котлеткой?

– Бери, Фаридка, коли дают, – с хрустом разгрызает взятое у калеки сочное яблоко Алексей Федорович. – В нашей житухе нынешней все по старинной поговорке: дают – бери, бьют – беги. Бери, паря, пример с меня. Третье Генкино яблоко оприходую – возьмусь за апельсины. Он не ест, стесняется, так чего добру пропадать… Мы с Петром выручим несчастненького, поработаем за него…

Фарид некоторое время ненавидяще глядел на азартно жующего бухгалтера. Обладай его сверкающий взгляд возможностями лазерной пушки – куряки бы уже не было, превратился бы он в вонючее облачко табачного дыма…

– Послушай, Алексей Федорович, дай сигарету, а? – превозмогая ненависть, просит Фарид. – Очень прошу – угости…

– Ты же не куришь? Никогда не видел…

– В палате не курю, – не удержался Фарид, но тут же спохватился: – Мало ли – курю, не курю… Жалко, да? Тогда попрошу у парня из соседней палаты. Скажу, Алексей Федорович пожалел, жадюга он, чужие яблоки жрет, а угостить сигаретой не хочет.

Обещанная «реклама» куряку не устраивала. Ворча и поругиваясь, он лезет в тайник за изголовьем, достает мятую сигарету.

– Пользуйся моей добротой, джигит каспийский… Так у тебя всегда: не нужен – ругаешься, понадобилось что – хвостом виляешь… На, кури, порть здоровье… Глядишь, туберкулез какой заработаешь…

– Ты ведь не заработал…

Ограничившись этой краткой фразой, Фарид торопится к выходу. Мариам нет, язвы болят, есть хочется… Поневоле закуришь.

Я подумал, подумал и подался следом. Благо, сегодня я богатый, Наташа облагодетельствовала…

Некий невидимый счетчик отсчитывает уже третий день моего пребывания в больничном застенке. Результат – нулевой. Если не считать сбитой до нормы температуры… И некоторых выводов по материалам расследования…

17

После приемов пищи и перед сном лестничная площадка – самое оживленное место в отделении. Здесь не просто курят – обмениваются жалобами, диагнозами, поругивают врачей или сестер. Заодно – политическими новостями, которые доходят до больных с помощью единственного телевизора, а также и газет, доставляемых родственниками.

– Появилась вместо Верховного Совета Дума – что изменилось? Житуха сделалась похуже, ремень затянули аж на две дырочки… Вот только «спикерсов» и «марсов» – завались…

– Хрен редьки не слаще…

– Не скажи! В Советах кто работал? Одна номенклатура. А в Думе…

– Те же номенклатурщики. Только под другой вывеской. Перекрасились, мать их так и растак!… Ежели прибавили бы зарплату да цены понизили – вот это был бы парламент! При Верховном Совете хоть в брюхе не урчало… А при Думе урчать нечему…

– Германию с Японией победили, а в Чечне шишки набили… Все – в рифму, все – в лад… Полководцы хреновы, русской кровушки им не жалко…

– Зато – свобода полная! Хошь воруй, хошь убивай.

– А ты, что, захотел в Гулаг?

– А чего ты меня стращаешь? На зоне хоть кормят-поят…

Разнокалиберные мнения сталкиваются, рассыпаются, снова липнут одни к другим. Споры перерастают в ругань – вначале «безадресную», потом с указанием «мишени». Того и гляди перейдет в мордобой.

В стороне, возле марша, ведущего на верхний – гинекологический – этаж, несколько мужиков судачат о женщинах. Если раньше об этом говорили втихомолку, стыдливо оглядываясь по сторонам, то теперь самые откровенные сексуальные подробности не затушевываются, наоборот, выдаются в раскрашенном виде. адресно, с указанием имен и даже фамилий… Свобода, демократия, полная раскрепощенность и слов, и действий.

Возле широченного подоконника трепятся о медицине. Одному ножницы оставили в животе, второму внесли инфекцию, третьему подсунули не то лекарство, четвертому… Короче, что в государстве, что в медицине, – полный разлад!

По натуре я старомоден и брезглив. Поэтому обошел стороной развлекающихся обсуждением сексуальных проблем мужиков. Миновал и политиканствующих старичков – насытился политикой по самое горло. А уж что до болезней – напичкали меня в палате всеми мыслимыми сведениями и примерами до тошноты. Да к тому же мое бедро, то молчащее, то изо всех сил подающее сигналы бедствия, старается ликвидировать мою безграмотность в проблемах гнойной хирургии.

На ступеньках уходящего вниз лестничного марша лениво покуривает полный мужчина в больничных шароварах и спортивной куртке. Судя по внешности, банкир либо предприниматель. Одна золотая печатка на пальце чего стоит!

После откровенной беседы с начальником отделения мне весьма интересно пообщаться именно с банкирами. Пусть не с тем, который финансирует излечение дружной четверки – с его собратом по профессии. Авось, просветит пожилого сыщика…

О, черт! Сигареты я… позабыл! Одну пачку отдал куряке, остальные положил в тумбочку…

– Сигаретой не угостите? У меня есть – просто забыл взять, а возвращаться в палату не хочется… В следующий раз встретимся – отдам…

Попросить, не пообещав возврат – бессовестно. Это раньше курево стоило копейки – сейчас счет пошел десятки рублей. Цены не просто кусаются – грызут карман…

– Ради Бога! – щедро протянул пачку «Мальборо» мужчина. – И – никаких отдач… Курите на здоровье, – рассмеялся он приевшейся шутке. – Составлю компанию – одной сигаретой уже не накуриваюсь…

Закурили. Ничто так не сближает людей, как вредный для здоровья табачный дым…

Никак не могу вспомнить, где видел этого господина… Залысины, мясистый нос, густые брови, приятная полнота зрелого мужчины…

Мучения глупейшие! Мы могли встречаться на уколах, в перевязочной, в коридоре… Больничный мирок тесен, это тебе не город, раскинувшийся на десятки и сотни километров, даже не многоэтажный, много подъездный дом…

И все же мне кажется, что знакомство произошло не в больнице и не вчера – много лет тому назад.

Я упрямо ворошил застоявшуюся от долгого безделья память, но так и не вспомнил. Единственный результат нашего общения – плешивый мужик лежит в одной палате с Павлом. Это выяснилось из разговора. И не только находится – прогуливаются вместе, беседуют, перекуривают.

Павел – сыщик. Просто так, без определенной цели, сближаться с соседом по палате он не станет. Общение при расследовании или слежке не всегда благо. Бывает – наоборот…

– А где ваш товарищ? – вскользь спросил я, будто бы от нечего делать. – Часто видел вас вместе… Худенький такой, прихрамывает…

– Павел? Куда-то ушел. Может быть, к врачу или на процедуры… Непоседа он ужасный… А вы с ним знакомы?

Остренький вопросик – прямо в десятку. Шалишь, браток, я стреляный воробей, меня на отравленное зернышко не поймать.

– Знакомы – сильно сказано. Однажды перекуривали вместе… Как сейчас с вами…

Помолчали. Легкие струйки дыма от двух сигарет то переплетались, то ползли к потолку рядышком.

Тема о Павлике исчерпана. Продолжать ее – дать повод для лишних подозрений. Заводить свою тему не хочу, пусть ее предложит собеседник.

– Терпеть не могу политиканов, – кивнул тот в сторону старичков, горячо обсуждавших переговорный процесс в Чечне. – Особо тех, кто горестно вздыхает по старым временам… Вообще то их можно понять, – спохватился господин, сообразив, что и я могу относиться к «пережиткам сталинизма». – В социалистические времена здорово умели накачивать народ. Все было нацелено на одурачивание: пресса, телевидение, литература, музыка… Поневоле свихнешься…

– А сейчас разве не то же самое? – равнодушно возразил я, все еще продолжая копаться в памяти. – Но при любом пропагандистском нажиме у человека должна сохраниться капля здравого смысла… К тому же прошлые времена можно охаивать, стирать, будто резинкой, внедренное десятилетиями, менять названия улиц, но отменить их нельзя. Потому что это – история. Наша история.

– А я разве отменяю? – удивился собеседник. – Знаете, а вы – твердый орешек. Не чета вон тем болтливым «демонстрантам»… Кстати, Павел – подстать вам – спорить умеет классически. Некоторая бесшабашность не мешает ему здраво рассуждать… К примеру, вчера поспорили по поводу изготовления колбас: почему названия разные, а вкус одинаково противен? К вашему сведению, я занимаюсь колбасным бизнесом, поэтому – обиделся. Разругались – вдрызг… И вдруг Павлик выдает: самая лучшая колбаса та, которую еще не изготовили… И сразу – разрядка. С вами – сложней…

Сам знаю, что сложней! Не выношу пустопорожнихспоров, не терплю жонглирования словами и мыслями… Типа вкуса колбасы! Но и в колбасе бывают изюминки. Значит, говорливый господин – вовсе не банкир, обыкновенный предприниматель. Пока я обдумывал ситуацию, он говорил безумолку. Иногда делал паузу, выжидал, как я ее использую. Разочарованно вздыхал и снова забрасывал меня словами.

Опять разболелась голова, появилось легкое головокружение, затошнило. Слушал спорщика, а сам лихорадочно изобретал возможность отделаться от него. Так, чтобы, не дай Бог, не обидеть. Там более, что возле подоконника хмуро курил Фарид. Курил, не обращая внимания на окружающих, лишь едва заметно вздрагивал при появлении нового человека.

Кого он так боится? Уж не соотечественника ли, с которым встретился возле перевязочной? Сейчас азербайджанец интересовал меня намного больше, нежели «колбасный» предприниматель. Слишком много появилось «следов».

Таинственное ночное «путешествие» Алексея Федоровича, его свидание с Нефедовой… Раз! Многозначительная улыбочка Галины, неизвестно кому адресованная: Васину либо Трифонову? Два! «Нехорошие» родственники Гены, которые, по мнению его супруги, повинны в несчастье на рельсах… Три! Нефедова липнет к Павлу, пытается разведать, что он из себя представляет, расспрашивая о нем почему-то меня… Четыре! Загадочная встреча Фарида с соотечественником… Пять!

Фактов и фактиков предостаточно, а версий – ни одной…

– С моей стороны глупо полностью исключить полезные действия старых властей. Многие из них оправданы… За исключением, пожалуй, свободы коммерции…

– Простите за то, что перебиваю… Колбасный бизнес приносит изрядный доход или изрядные хлопоты?

Предприниматель поперхнулся дымом и непонимающе поглядел на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Как это что? Вы ведь занимаетесь колбасами?

– Я? Никогда не занимался. Мой банк финансирует этот вид деятельности, вкладывает деньги…

– Значит, вы – банкир?

– Представьте себе, да… А что, не похож? Присмотритесь получше…

И эта фраза: «Присмотритесь получше» – будто сдвинула заслонку в памяти. Лет пятнадцать тому назад подполковник Вербилин проводил одну операцию, связанную с ликвидацией подпольной фабрики. Тогда и пришлось ему столкнуться с неким пройдохой. Заведовал этот пройдоха сбытом продукции и так навострился, что поймать его с поличным так и не удалось. Выскользнул из раскинутой сети, как мелкая рыбешка в слишком крупную ячейку невода… Но мелкой он не был, скорее – средней величины фигурой…

Как его звать, уже не помню, но, если покопаться в архивах, можно отыскать и фамилию, и отчество, и даже фотокарточку… Но кто в наше время станет этим заниматься?

Интересно, узнал меня банкир или не узнал?

Наталкивать собеседника на узнавание мне не следовало, но будто леший подтолкнул под руку, дернул за язык.

– Вам не кажется, что мы где-то встречались? В прошлом?

Банкир внимательно оглядел меня, нагнал на лоб морщины. Минут пять вспоминал…

– На Урале бывать не приходилось?

– Нет… Все в Москве да в Москве… Интересный у нас разговор получился, но я вынужден вас покинуть… Продолжим беседу, скажем… завтра… Не возражаете? Кстати, возвращу вам две выкуренные сигареты…

Банкир возмущенно замахал пухлыми руками…

Пришлось побродить по коридору, дожидаясь, пока банкир не скроется в своей палате. Дай Бог, чтобы Пашка раскочегарил его по поводу вкуса колбас или еще чего-нибудь, вроде запаха одеколона.

Фарид продолжал находиться в «курилке».

Направившись к нему, я постарался отбросить все остальные версии, оставив последнюю. Пусть недоношенную, пусть хлипкую, но сейчас пока единственно возможную.

Предстояло узнать, кого встретил Фарид возле перевязочной и о чем они говорили. Завтра вместе с Гошевым разберем все, добытое мною, попытаемся потянуть ниточки от Нефедовой к моим однопалатникам. Ибо эта женщина, судя по всему, центральная фигура во всей компании.

Если я не ошибаюсь, одна из этих «ниточек» транзитом пройдет через Фарида.

Дай– то Бог и… не дай Бог!

Парень не похож сам на себя. Глаза – черные провалы, щеки запали, волосы уже не рассыпаются локонами по высокому лбу – грустно свисают неопрятными прядями.

– Грустишь?

– Откуда взял, батя, – попытался он изобразить обычную беззаботную улыбку, но получилась непонятная гримаса. – Ноги болят, им душа подвывает…

Выпытывать, копаться – самое неприятное для сыщика. Я всегда предпочитал прямой разговор мужчины с мужчиной. Тем более с таким, как Фарид.

– Знаешь что, давай поговорим откровенно. Можешь мне поверить – ничего плохого тебе не сделаю. Все, что скажешь, дальше меня не уйдет…

Странный я все же человек! В принципе, какое мне дело до этого доброго и честного парня? И почему его грусть обязательно связана со встречей у перевязочной? Поругался с Мариам, тоскует от одиночества, просто плохое настроение. Но что поделаешь, если я сыщик. По профессии и нутру.

Пока я размышлял, Фарид изучал мою физиономию. Видно, решал, можно ли рискнуть и открыться или рисковать слишком опасно и лучше уйти в глухую защиту?

В конце концов, склонился к первому: открыться! И я его понимаю!

В опасных ситуациях, как никогда, нужны советы, поддержка человека, которому можно довериться. А у Фарида, если мне не изменяет интуиция, наступил тот самый роковой момент, когда определяется не только будущее, но и сама жизнь.

– Трудно говорить об этом, батя, очень трудно… Если ты предашь, как жить дальше, а? У меня на родине стариков уважают, им верят… Вот и я тебе тоже верю… Не знаю почему… Чувствую – не подставишь… Спасибо тебе, что заговорил, предложил помощь…

На площадке не продохнуть. Кажется, все больные, кроме лежачих, решили одурманить себя перед сном. Над толпой стоящих почти вплотную курильщиков плавают густые облака дыма. Из сплошного гула голосов невозможно выделить отдельные фразы, понять, о чем говорят.

В окружении старичков, обсуждающих политические новости, млеет Галина. Шутит над окружающими ее мужиками, рассказывает анекдоты с клубничкой, первая смеется над ними. Но я заметил острый взгляд женщины, нацеленный в нашу сторону. Нефедова будто читает по губам, перехватывает каждое слово.

– Здесь нам не поговорить, – как можно тише сказал я, и парень согласно кивнул. – Прогуляемся по коридору?

– Нет, батя, нам с тобой подставляться нельзя. Лучше поднимемся этажом выше. Там – гинекология, народу поменьше…

Мы так и сделали.

На площадке пятого этажа тоже курили, но человек пять, не больше. Болезненного вида женщины, две медсестры. Увидев нас, замолчали. Видимо, тема разговора не для мужских ушей. Разошлись, выбросив в консервные банки наспех докуренные сигареты.

– Ты, батя, видел мою встречу с одним мужиком? Ну, когда я ожидал Гену из перевязочной…

– Видел… По-моему – азербайджанец?

– Шайтан вонючий, а не азербайджанец! – злобно ощерясь, выкрикнул Фарид, и в этом крике было столько ненависти, что я опешил. – Кровосос, палач, сволочь – вот кто он!

– Успокойся, друг, не надо кричать…

Фарид, успокаиваясь, помолчал. Будто затолкал необузданную злость поглубже. Не для того, чтобы она там расплавилась и исчезла – пусть копится, зреет, растет до определенного момента. Потом заговорил. Внешне – спокойно, даже излишне спокойно.

История, происшедшая с парнем, – обычная. На моей памяти нечто подобное на раз случалось. К сожалению, попадаются не виновники, а люди непричастные к преступлению.

На одной из улиц Москвы происходила драка. Из-за чего дрались, что вызвало кровавую разборку – не имеет значения. Били друг друга кулаками, ремнями, палками, обрезками труб.

Мимо проходили Фарид и Мариам.

Кто– то бросил в адрес девушки грязное словечко. Будто залепил шматок липкой грязи. Фарид не сдержался, бросился в толпу дерущихся, добрался до обидчика и ударом кулака свалил его на землю. То ли от сильного удара, то ли стукнувшись головой о бордюр, тот потерял сознание. Из разбитой головы закапала кровь. При виде этого противники объединились и напали на азербайджанца. Некоторое время он отбивался кулаками, подхваченной с асфальта палкой. Мариам бросилась на помощь. Боясь за нее, Фарид выхватил нож…

Ударил он кого-нибудь ножом или просто пригрозил – сказать трудно. Главное, что подоспевшая милиция захватила его с холодным оружием в руке… Получил парень немного – каких-то полтора года. Да и то потому, что участники разборки помалкивали, а свидетелей, видевших, как бакинец орудовал ножом, не оказалось. Так же, как и пострадавших…

Во время пребывания в следственном изоляторе Фарид и познакомился с Ухарем. Вором в законе. Настоящего имени авторитета никто не знал, так же, как и фамилии… Ухарь велел… Ухарь сказал… Гляди, Ухарь ухи тебе оторвет…

Неизвестно по каким причинам авторитет взял сильного и неглупого парня под свое покровительство. Как принято говорить, приблизил к себе. «Знакомство» продолжилось на зоне. Фарид превратился в шестерку лидера. Ухарь не только не работал, но и презирал любую физическую нагрузку. Да и по своему положению вора в законе работать он не имел права.

За него трудились шестерки. Вор в законе творил суд, назначал наказания, принимал подношения, формировал так называемую идеологию преступного мирка.

Почетно и необременительно!

С волками жить – по-волчьи выть. Этой старой догмы придерживался и Фарид. Вкалывал на Ухаря, отдавал ему часть своей пайки, выполнял разные мелкие поручения авторитета.

Время шло медленно, трудно. Впереди уже маячила свобода, встреча с Мариам, счастливая жизнь вдвоем. Но однажды хрупкое равновесие нарушилось.

Один из зэков был заподозрен в предательстве. Специально подосланные «пехотинцы» Ухаря засекли его входящим в административный блок зоны. Вообще-то посещали это здание многие: отремонтировать отопление, исправить прохудившийся кран, прочистить засоренную канализацию. Но этот зэк шел туда не по вызову, не работать. С оглядкой, тайком, через боковой вход.

Ухарь, внимательно выслушал «разведчиков». Вопросов не задавал. Ему, как всегда, все было ясно. Предательства не прощают ни в обществе, ни в преступном мире. Здесь – особенно.

– Мочкануть, – бросил он Фариду. И повторил громче для остальных: – Шайтан замочит!

Фарид онемел… Вот как, его захотели превратить в палача! Прежний палач, суховатый, угрюмый мужик лет сорока, отбыл срок и покинул зону. Видимо, Ухарь решил назначить на «вакантную должность» соотечественника. По тюремной кличке – Шайтана. Заодно покрепче привязать его кровью.

– Нет! – решительно возразил парень. – Шестеркой – пожалуйста, передавать ксивы – пожалуйста, отдавать капусту… А мочить не буду!

– Как это так – не буду? – растерялся Ухарь, услышав впервые столь резкий отказ выполнить приказание. – У тебя, Шайтан, крыша не поехала? Сбрендил, падло!… Ништяк, сделаешь! Замочить – весь сказ. Сроку – два дня. Как замочишь – твои дела… Лучше всего подколоть сявку вечером…

– Я сказал уже – нет!

Другого «отказчика» Ухарь приказал бы распять, удавить, но Фарида он по-своему уважал. За немногословие, за невероятную силу и, как это ни странно, за всегдашнюю честность. И в большом, и в малом.

И все же Ухарь жестоко покарал бы ослушника, если бы не считал, что убить мало, нужно покорить, сломать. Иначе убитый в глазах окружающих все равно останется в некотором смысле героем…

Поэтому вор в законе неожиданно широко улыбнулся:

– Ты прав, Шайтан, замочить предателя – дело мужчины, а не такого дерьма, как ты… Замочит, – он задумчиво оглядел свою «свиту», – Одноглазый… Все, конец базару… А ты с этого часа назначаешься уборщиком сральника. На все время, пока будешь париться на зоне.

Ухарь сдержал слово. Фарид изо дня в день мыл отхожее место, подтирал грязные полы, выносил дерьмо…

И вот после нескольких лет свободы они случайно встретились: Ухарь и Шайтан…

Фарид закончил нелегкий свой рассказ и умолк.

– Что он потребовал?

– Прости, батя, но имен называть не могу. Не за себя боюсь – за Мариам. Ухарь знает – меня не запугать, а вот ударить в самое чувствительное место может… Жалость у него, наверно, при рождении вырезали…

– Не хочешь называть имен – не называй… Только скажи, что тебе приказано сделать?… Пойми, Фарид, я постараюсь тебе помочь, но для этого мне многое нужно знать…

– Ладно, батя, верю… Сам не знаю почему… Ухарь велел замочить одного человека… Если не выполню – убьет Мариам. Знает ведь, падло, что никого убивать не стану, знает! – почти закричал он, но тут же притих. Добавил шепотом: – Характер такой дурной – муху прихлопнуть и то жалко… А тут – человека убить…

– И все же, кто тот человек, которого тебе велено убрать? Боишься?

Фарид медленно кивнул:

– Да, боюсь.

– Хорошо, имя можешь не называть… Лежит в нашей больнице?

– Да…

– В нашем отделении?

– В нашем…

– Может быть, в нашей палате?

Фарид опустил голову. Глаза полузакрыты, на лбу – крупные капли пота, пальцы рук подрагивают. Он – будто в полусне, под влиянием гипноза.

– Значит, в нашей палате? – повторил я.

– Да, батя, в нашей…

Гошев не ошибся… Гена отпадает, Фарид – тем более. Остаются трое: Новиков, Фомин, Трифонов…

– Причины не знаешь?

– Догадываюсь… Вор в законе, лидер крупной банды… Он отказался подчиниться Ухарю, не захотел делиться… Все, батя, что мог – сказал… Нужно думать, как уберечь Мариам… Если можешь – помоги… Служить тебе буду, в твою шестерку превращусь, только помоги…

– Прежде всего, успокойся. Ни шестерок, ни двоек мне не нужно… Утром поговорю с одним человеком, посоветуюсь… Жаль, конечно, что ты не хочешь назвать имени…

– Не могу, батя, пойми – не могу…

– Ладно, не можешь… Одна просьба. О нашем разговоре никто не должен знать…

Фарид немного ожил. Схватил мою руку, сжал с такой силой, что, кажется, затрещали кости. Поклялся молчать самыми страшными клятвами. Частично, на родном языке.

– Мариам заступает утром?

– Утром, батя… В восемь… Спать ляжем, проснемся, а она – в палате… Щебечет, будто ранняя птаха…

– Давно познакомились?

История молодых людей мало меня интересовала. Необходимо отвлечь Фарида от тоскливых переживаний, постараться вернуть уверенность…

И вдруг я похолодел. Сыщик называется, многолетним опытом хвастает… А если Фарид играет заданную ему роль? Если на самом деле Шайтан – связующее звено между двумя вроде бы враждующими ворами в законе?

Нет, рано вычеркивать азербайджанца из списка подозреваемых, рано…

– Ничего ты, батя, не понимаешь. С детства знакомы мы с Мариам, понял, да? Бегали вместе, играли, в море купались. После уехала она в Москву учиться… Пару месяцев я терпел, потом все бросил, помчался к ней… Как жил, что кушал – не скажу. Немного торговал, немного грузчиком работал… Главное – рядом с Мариам, помогал ей, помогал сам себе… Вдруг – тюрьма, зона. Мариам приезжала, передачи привозила – счастье, да? Хотели расписаться, я отказался… Жена зэка! Мне противно, ей позорно…

Если Фарид играет, то он талантливейший актер! На глазах – слезы, губы дрожат… Весь мой опыт многолетней жизни сыщика подсказывает – парень говорит правду!

–  Вот закончит Мариам институт, я вылечусь – поженимся и в Баку поедем, на Каспий…

– У тебя есть специальность? – машинально спросил я, думая о своем. – Без специальности сейчас трудно. Безработица…

– Какая специальность? О чем ты, батя, говоришь? Учиться было некогда – без денег сидели. Грузчики везде требуются, а я здоровый, сильный… Дворником пойду, в продавцы… Заочно учиться хочу. Как так – жена ученая, а муж малограмотный… Не бывает, позор такой не приму… Знаешь, что я подумал, батя? К матери поедем, навестим и вернемся в Москву… Здорово будет, да? С одной стороны – Мариам, с другой – Гена…

Ишь ты, и о Гене не забыл! И этого доброго, отзывчивого парня я «записал» в преступники? Сыщик из тебя, генерал Вербилин, как из черепахи бегун на дальние дистанции!

– Если с трудоустройством плохо будет получаться, позвони мне. Постараюсь через друзей организовать тебе и работу, и временное жилье…

– Хороший ты человек, батя, – умилился Фарид. – Редко попадались мне в жизни добрые люди, в основном – злые, дерьмовые… Типа нашего бухгалтера и… Ухаря…

Вспомнив о воре в законе, Фарид померк. Будто на солнце наползла черная туча…

А я еще раз обозвал себя безмозглым чурбаном…