Текст книги "Том 9. 1985-1990"
Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)
– Тихо! – крикнул инспектор. – Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!
– Убийство?.. – Хинкус приоткрыл рот. – А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили...
– Кто? – быстро спросил инспектор.
Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.
– Кто вас связал? Кого вы подозреваете?
И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал:
– Ну, хватит. Пойдемте.
Он привел Хинкуса в свой номер, взял с подоконника бутылку и отдал ему. Хинкус жадно схватил спиртное и надолго присосался к горлышку.
– Господи... – прохрипел он, утираясь. – Смачно-то как!..
– Вы можете хотя бы примерно сказать, когда вас схватили? – спросил инспектор.
– Что-то около девяти, – сказал Хинкус, всхлипывая.
– Дайте часы.
Хинкус послушно отстегнул часы, прижимая бутылку к груди. Часы были раздавлены, стрелки показывали восемь сорок три.
– Слушайте, Хинкус, – мягко сказал инспектор. – Тот, кто вас схватил... Ведь вы видели его и раньше? Днем? На крыше?
Хинкус только дико глянул на него и снова присосался к бутылке. Лицо его перекосилось, по серым щекам снова поползли слезы.
Хозяин расположился в холле за журнальным столиком. Перед ним лежали какие-то счета, он сосредоточенно нажимал клавиши калькулятора. Рядом, прислоненный к стене, стоял тяжелый многозарядный винчестер.
– Алек, – сказал инспектор. – Дайте ключ от вашего сейфа. Я спрячу туда эту штуку... – Он показал хозяину чемодан.
– Пойдемте, – сказал хозяин, поднимаясь.
Чадо, свернувшись клубочком, безмятежно посапывало в глубоком кресле перед полупогасшим камином. Инспектор окликнул его, потом потряс за плечо. Чадо не желало просыпаться, оно неразборчиво чертыхалось, жалобно мычало и отчаянно отлягивалось. В конце концов инспектор усадил его прямо и тряхнул так, что оно проснулось.
– Какого дьявола? – спросило оно сонным баском.
– Снимите очки! – приказал инспектор.
– Еще чего!..
Инспектор протянул руку и снял очки сам. Конечно, это была девушка – и премилая, хотя глаза у нее и припухли со сна.
– Чего вы хамите! – сказала она, закрываясь. – Отдайте! Фараон чертов!
– А ну! – свирепо сказал инспектор. – Быстро и немедленно говорите: когда и где вы расстались с Олафом? Живо!
– С каким еще Олафом? Отдайте очки!
– Олаф убит, и вы последняя, кто видел его живым. Когда это было? Где? Живо, ну!
Брюн отшатнулась и, словно защищаясь, вытянула руки ладонями вперед.
– Неправда!.. Не может быть!.. – прошептала она.
– После ужина, – сказал инспектор спокойно, – вы вышли с ним из столовой и направились – куда?
– Н-никуда... просто вышли в коридор...
– А потом?
– А потом... мы вышли в коридор... я плохо помню... память у меня паршивая... Он что-то сказал... а я... это...
Инспектор покачал головой:
– Попробуйте еще раз.
– Ну... ну, дело было так. Мы вышли в коридор, и он принялся меня хватать. Пришлось дать ему по морде... по лицу. Ну, он обиделся, обругал меня и ушел...
– Где это было?
– В коридоре... у столовой...
– Хватит врать, скверная девчонка! – гаркнул инспектор. – Я видел вас у дверей Олафа! Если вы будете лгать и изворачиваться, я надену на вас наручники, – инспектор сунул руку в карман, – и отправлю в тюрьму! Дело идет об убийстве. Это вы понимаете?!
Брюн молчала. Она сидела съежившись, забившись в уголок кресла. Потом опустила голову и закрыла лицо руками.
– Он мне нравился, – прошептала она. – Он был такой добрый... сильный. Глупый... Мы пошли к нему в номер... Мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал... Мы просто болтали... Он был очень смешной, ничего не понимал... А потом я уже собиралась уходить, но тут раздался грохот, и я сказала: «Слушайте, лавина!» Он вдруг схватился за голову, как будто что-то вспомнил... и бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня за плечи и буквально выбросил в коридор. Я чуть не полетела... И разозлилась ужасно... Все настроение пропало... Вот и все.
– Так, – сказал инспектор. – Он кинулся к окну... Может быть, его кто-нибудь позвал?
– Нет, я не слышала.
– А в коридоре вы кого-нибудь видели?
– Никого. А еще до того, как мы вошли в номер, многих видела. Симоне видела, вас с хозяином... Еще этого видела... маленького такого... сутулого... Хинкуса!
– Стоп! – сказал инспектор. – Когда вы вышли из столовой?
– Часов в девять... Да, я точно помню – часы пробили девять, и я сказала Олафу: пошли...
– И после этого вы видели Хинкуса? Вы не ошибаетесь?
– Да нет... Правда, он сразу свернул на лестничную площадку... Но это был он – маленький, в этой своей дурацкой шубе до пят... А что такое? – Брюн перешла на шепот. – Это он убил? Хинкус, да?
Инспектор отпер дверь номера Хинкуса и остановился на пороге. Везде горел свет – в прихожей, в туалетной, в спальне. Сам Хинкус, оскаленный, мокрый, сидел на корточках за кроватью. Посредине комнаты валялся поломанный стул, а Хинкус сжимал в кулаке одну из ножек.
– Это вы... – сказал Хинкус хрипло и выпрямился.
– Вот что, – сказал инспектор, надвигаясь на него. – Вы сказали, что вас схватили в восемь сорок, но вас видели в коридоре после девяти! Вы будете говорить мне правду или нет?
На лице Хинкуса промелькнула растерянность.
– Меня?.. После девяти?..
– Да. Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.
– Я? – Хинкус вдруг судорожно хихикнул. – Я шел по коридору?.. – Он снова хихикнул. И еще раз. И еще. – Я? Меня?.. Вот то-то и оно, инспектор, – проговорил он, захлебываясь. – Вот то-то и оно! Меня видели в коридоре... И я тоже видел меня! И я схватил меня... и я связал меня... и я замуровал меня в стену! Я – меня! Понимаете? Я – меня!..
В котельной инспектор спросил, указывая на большую железную дверь:
– А здесь что?
– Склад солярки.
Инспектор, поднатужившись, откатил дверь.
– Включите-ка свет, – попросил он.
– Лампочка перегорела. Все не соберусь ввинтить новую...
– А, ч-черт... Дайте фонарик.
– Пожалуйста. – Хозяин дал ему фонарик. – Но двойника Хинкуса там нет.
Они вошли в темное помещение. Луч фонарика скользнул по рядам грязных железных бочек, по затоптанному полу, по штабелям каких-то ящиков.
– Вы заблуждаетесь в самой основе, Петер, – продолжал хозяин. – Вы решили, что в отеле скрывается какой-то незнакомый нам человек. Вы идете по самому естественному пути, именно поэтому вы заблуждаетесь особенно сильно.
– Что вы предлагаете? – угрюмо спросил инспектор.
– Я ничего не предлагаю, Петер. Пока. Я все жду, когда вы созреете.
– Я уже перезрел. Я скоро упаду.
Хозяин хмыкнул и ничего не сказал. Некоторое время они молчали. Инспектор, чертыхаясь, освобождал полу пиджака.
– Хотите, для начала я расскажу вам, что именно почудилось нашему любвеобильному физику? – спросил хозяин.
– Ну, попробуйте.
– Наш любвеобильный физик залез в постель к госпоже Мозес и обнаружил там вместо живой женщины бездыханный манекен...
Инспектор резко обернулся и осветил фонариком лицо хозяина.
– Куклу, Петер, – сказал хозяин, щурясь от яркого света. – Мертвую, холодную куклу...
В холле хозяин поставил перед инспектором большую, исходящую паром кружку с кофе и сам опустился в кресло напротив.
– ...Если использовать терминологию современной науки, – неторопливо говорил он, – то зомби – мертвый человек, имеющий внешность живого, – представляет собою очень точный биологический механизм...
– Хватит, Алек, – с бешенством сказал инспектор. – К черту теорию. Я вас спрашиваю: откуда вы знаете, что увидел Симоне в номере госпожи Мозес? Вы что – тоже залезали к ней в постель?!
Хозяин смотрел на него грустными глазами.
– Да, – сказал он наконец с сожалением. – Вы еще не созрели. Ну, хорошо... – Он вздохнул. – Пусть будут одни факты. Шесть дней тому назад я отправился в номер к господину Мозесу, чтобы вернуть ему паспорта. Я был несколько рассеян и, постучав, отворил дверь, не дождавшись разрешения. В кресле посредине комнаты я увидел то, что при желании можно было бы назвать госпожою Мозес. Это была большая в натуральную величину кукла, похожая на госпожу Мозес и одетая в точности, как она. Это длилось считанные секунды. Сзади ко мне подошел господин Мозес и твердой рукой оттянул от двери...
– Кукла... – сказал инспектор задумчиво.
– Зомби, – мягко поправил его хозяин.
– Кукла... – повторил инспектор, не обращая на него внимания. – А какой у Мозеса багаж?
– Несколько обычных чемоданов и гигантский, окованный железом дорожный сундук.
Инспектор разочарованно вздохнул.
– Я знал миллионера, который везде таскал с собой коллекцию ночных горшков. А Мозесу, как видно, нравится возить с собою куклу своей жены. – Инспектор ухмыльнулся. – В конце концов, такой способ отваживать ухажеров ничем не хуже других. Даже еще смешнее. Ей-богу, славная шутка!..
– Ну вот вы все и объяснили, – тихонько проговорил хозяин. Он вдруг перегнулся через ручку кресла и принялся шарить между креслом и стеной. – Я вам уже рассказывал, Петер, что зомби обладает нечеловеческой силой... – Он не без труда вытащил и положил прямо на счета перед инспектором скрученный, завязанный узлом, еще влажный от растаявшего снега швеллер.
– Ну? – сказал инспектор без особого интереса. – Я уже видел эту штуку. На крыше.
– И, вероятно, решили, что Алек Сневар на досуге занимается абстрактной скульптурой. Так вот, Алек Сневар искусством не занимается. Алек Сневар под присягой готов показать, что еще вчера это был обыкновенный прямой швеллер.
Инспектор помолчал, глядя на хозяина исподлобья, потом сказал негромко:
– Вот смотрю я на вас, Алек, и никак не могу понять: почему это вы так стараетесь запутать следствие? Зачем это вам? Ведь у вас стопроцентное алиби...
Хозяин вздернул голову, но ответить не успел – в коридоре глухо загавкал Лель.
– Так, – сказал хозяин, поднимаясь. – Мы еще продолжим этот разговор, а сейчас пойдемте – наш бедняга проснулся и зовет маму.
Незнакомец сидел на кровати, до пояса закрывшись одеялом. Чужая ночная рубашка была ему явно велика – ворот висел хомутом, обнажая острые ключицы. На лице его не было растительности – только несколько волосков на месте бровей да редкие белесые ресницы. Он сидел, откинувшись на подушку, но, увидев инспектора, живо наклонился вперед и спросил:
– Вы – Олаф Андварафорс?
Такого вопроса инспектор не ожидал. Он поискал глазами стул, придвинул его к кровати, уселся и только тогда ответил:
– Нет, я инспектор полиции Петер Глебски.
– Да? – сказал незнакомец удивленно, но без всякого беспокойства. – Но где же Олаф Андварафорс?
– Прошу прощения, – сказал инспектор. – Прежде всего мне хотелось бы узнать, кто вы такой и как вас зовут.
– Луарвик, – сказал незнакомец.
– А имя?
– Имя? Луарвик.
– Господин Луарвик Луарвик?
– Да.
– Хорошо. Кто вы?
Незнакомец уставился на него немигающими глазами. Он явно не понимал вопроса.
– Луарвик, – сказал он. – Я – Луарвик. – Он помолчал. – Луарвик Луарвик.
– Вы иностранец? – спросил инспектор.
– Очень. В большой степени.
– Вероятно, швед?
– Вероятно. В большой степени швед.
Дверь за спиной инспектора скрипнула. Он обернулся. На пороге, добродушно улыбаясь, стоял Мозес.
– Сюда нельзя, – резко сказал инспектор. Мозес, продолжая улыбаться, внимательно рассматривал незнакомца. Инспектор вскочил и пошел на него грудью. – Прошу вас немедленно выйти, господин Мозес... Прошу...
– Да-да... – проговорил Мозес, вытесняемый в коридор. – Конечно... Извольте... – Он все глядел на незнакомца.
Инспектор снова закрыл дверь и повернулся к Луарвику.
– Это был Олаф Андварафорс? – спросил тот.
– Нет, – сказал инспектор. – Олаф Андварафорс убит сегодня ночью.
– Убит... – повторил Луарвик. В голосе его не было ни удивления, ни страха, ни горя. – Я хочу его видеть.
– Зачем?
– Я хочу надеть одежду, – заявил Луарвик. – Я не хочу лежать. Я хочу видеть Олафа Андварафорса.
– Вы хотите опознать труп? Так я вас понимаю?
– Опознать?.. Узнать?
– Как вы можете его узнать, – сказал инспектор, – если не знаете его в лицо?
– Какое лицо?! Зачем лицо? – удивился Луарвик. – Я хочу видеть, что это не есть Олаф Андварафорс. Что это есть другой.
– Почему вы думаете, что это – другой? – быстро спросил инспектор.
– Почему вы думаете, что это Олаф Андварафорс? – возразил Луарвик.
Несколько секунд инспектор молча смотрел на него, потом встал и, сказав: «Одевайтесь», подошел к окну. Он смотрел на зубчатые скалы, уже озаренные розовым светом восходящего солнца, на бледное пятно луны, на чистую темную синеву неба. За спиной у него раздавалось какое-то шипение, шуршание, невнятное бормотание, почему-то двигали стулом. Потом Луарвик сказал: «Я одел».
Инспектор обернулся и удивился. Он очень удивился, но тут же подошел к Луарвику, поправил и застегнул ему воротник, перестегнул пуговицы на пиджаке и пододвинул ему ногой шлепанцы. Пока инспектор все это делал, Луарвик покорно стоял, растопырив руки. Потом он с сомнением посмотрел на шлепанцы и проговорил:
– Это не мое. У меня не так.
– Ваши туфли еще не высохли, – сказал инспектор. – Обувайте это.
Можно было подумать, что Луарвик никогда в жизни не имел дела со шлепанцами. Дважды он с размаху пытался загнать в шлепанцы ноги и дважды промахивался, каждый раз теряя при этом равновесие. У него вообще было неважно с равновесием – видно, ему здорово досталось, и он далеко еще не пришел в себя. Поэтому, пока они шли через холл и поднимались по лестнице, инспектор на всякий случай придерживал его за локоть.
Хозяин проводил их задумчивым взглядом. Он устроился в холле за журнальным столиком. Тяжелый многозарядный винчестер стоял рядом, прислоненный к стене.
Перед дверью номера Олафа они остановились. Инспектор внимательно оглядел наклейки, достал ключ и распахнул дверь. Затем он посторонился, пропуская Луарвика вперед. Луарвик остановился над трупом и, закинув руку за спину, наклонился над ним. Ни брезгливости, ни страха, ни благоговения – его лицо было абсолютно равнодушно.
– Я удивлен, – сказал он наконец без всякого выражения. – Это есть Олаф Андварафорс на самом деле.
– Как вы его узнали? – сейчас же спросил инспектор.
Луарвик, не распрямляясь, повернул голову и посмотрел на инспектора снизу вверх. Он стоял, нагнувшись, расставив ноги, глядел на инспектора и молчал. Потом он произнес:
– Вспомнил. Видел раньше.
– Где вы его видели раньше?
– Там. – Луарвик, не разгибаясь, махнул рукой куда-то за окно. – Это не есть главное. – Он разогнулся и заковылял по комнате, странно вертя головой. Инспектор весь подобрался, не спуская с него глаз.
– Вы что-нибудь ищете? – спросил инспектор вкрадчиво.
– Олаф Андварафорс имел предмет, – сказал Луарвик. – Где?
– Вы ищете чемодан? Вы за ним приехали?
– Где он? – повторил Луарвик.
– Чемодан у меня.
– Это хорошо, – сказал Луарвик. – Я хочу его иметь здесь. Принесите.
– Ладно, – сказал инспектор. – Но сначала вы ответите на мои вопросы.
– Зачем? – с огромным удивлением спросил Луарвик. – Зачем снова вопросы?
– Вы получите чемодан только в том случае, – терпеливо объяснил инспектор, – если из ваших ответов станет ясно, что вы имеете на него право.
– Не понимаю.
– Если чемодан ваш, – сказал инспектор, – если Олаф привез его для вас, докажите это. Тогда я его вам отдам.
И тут Луарвик вдруг как-то обмяк, словно из него выпустили воздух.
– Не надо, – сказал он. – Не хочу. Хочу лежать. Где можно?
Он часто и тяжело дышал.
Ослепительное солнце заливало долину, снежный покров был чист и нетронут, как новенькая накрахмаленная простыня, инспектор попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и побежал навстречу солнцу, все наращивая темп, зажмурившись от солнца и наслаждения, и встречный ветер развевал его шарф, а где-то сзади таял и растворялся в кристально чистом воздухе проклятый отель, черный как гроб, мрачная развалина, населенная призраками и мертвецами, и только Лель, весело и яростно лая, мчался следом, то обгоняя, то скача рядом, и все норовил схватить за ногу, и лаял, лаял, весело, звонко, оглушительно, и наконец ему удалось схватить инспектора за штанину, и инспектор проснулся.
Лель облизывал ему уши и щеки, теребил штанину, толкался и легонько покусывал за руку. Инспектор с досадой отпихнул его и сел в кресле.
– Ты что мне спать не даешь!.. – проговорил он и осекся.
На блестящей лакированной поверхности столика, рядом с бумагами и счетами хозяина, лежал огромный черный пистолет. Он лежал в лужице воды, и комочки нерастаявшего снега еще облепляли его, и, пока инспектор смотрел, один комочек сорвался со спускового крючка и упал на поверхность стола. Инспектор оглядел холл. В холле было пусто, только Лель стоял рядом и, наклонив голову набок, серьезно-вопросительно смотрел на инспектора. Из кухни доносился звон кастрюль и слышался негромкий басок хозяина.
– Это ты принес? – шепотом спросил инспектор Леля.
Лель продолжал смотреть на инспектора. Лапы у него были в снегу, с лохматого брюха капало. Инспектор облизнул пересохшие губы и взял пистолет в руки.
– Где ты это нашел, старик? – пробормотал он.
Лель игриво мотнул головой и боком скакнул к двери.
– Понятно, – сказал инспектор. – Подожди минутку.
Он еще раз огляделся и, на ходу запихивая пистолет в боковой карман, торопливо пошел к выходу.
За дверью Лель скатился с крыльца и, проваливаясь в снег, поскакал вдоль фасада. Инспектор схватил первые попавшиеся лыжи, кое-как закрепил их на ногах и побежал следом. Они обогнули гостиницу, и Лель устремился прочь и остановился метрах в тридцати. Инспектор подъехал к нему и огляделся. Он увидел ямку в снегу, откуда Лель выкопал пистолет, борозды, которые оставил пес, прыгая через сугробы, и следы своих лыж позади. В остальном пелена снега вокруг была нетронута. В тридцати метрах возвышалась гладкая, без окон, стена отеля, и были отлично видны беседка на крыше, радиоантенна и раскрытый шезлонг Хинкуса.
– Что-нибудь новенькое, Петер? – спросил хозяин.
Они разговаривали в буфетной. Перед инспектором стояла тарелка с бутербродами. Инспектор кивнул, проглотил и сказал:
– Да, есть кое-что... Кстати, вы интересовались, Алек, что такое настоящее гангстерское оружие... полюбуйтесь. – Он вытащил из кармана и положил на стойку пистолет.
Хозяин оглядел пистолет, прищурившись, тихонько присвистнул.
– Между прочим, – продолжал инспектор, – вы слыхали когда-нибудь, чтобы пистолеты заряжались серебряными пулями?
Хозяин молчал, выпятив челюсть. Инспектор вынул обойму и выщелкал из нее несколько патронов. Хозяин взял один, повертел перед глазами и снова положил на место.
– Я читал об этом... – проговорил он. – Оружие заряжают серебряными пулями, когда собираются стрелять по призракам... (Инспектор хмыкнул.) Вурдалака не убьешь обычной пулей. И вервольфа... и жабью королеву... и зомби... Вы уж извините, Петер, но так пишут в книгах.
Инспектор пожал плечами и снова принялся за еду.
– При чем здесь «извините»... – проворчал он. – Понимаете, Алек, потусторонний мир – это все-таки ведомство церкви, а не полиции...
– Да нет, пожалуйста... – сказал хозяин. – Вы спросили, я ответил... – Он помолчал. – Вы узнали, чей это пистолет?
– Да есть тут у нас один охотник за зомби, – сказал инспектор. – Хинкус его фамилия. Дело в том, Алек...
Лель, лежавший у ног инспектора, вдруг грозно зарычал, вскочил и забился в углу под стол. Шерсть на нем встала дыбом. Инспектор замолчал и оглянулся.
В дверях, весь какой-то корявый и неестественный, стоял господин Луарвик Луарвик. Пиджак сидел на нем как-то особенно криво, брюки сползли и имели такой вид, словно их жевала корова.
– Один небольшой, но важный разговор, – объявил он.
– В чем дело? – спросил инспектор, собирая патроны и вставляя обойму в пистолет. Луарвик, по-птичьи наклонив голову, осматривал комнату. – Не ищите, чемодана здесь нет. Вы готовы отвечать на мои вопросы?
– Не надо вопросов, – сказал Луарвик. – Надо быстро убрать чемодан. Это не чемодан. Футляр. Внутри прибор. Олаф не убит. Олаф умер. От прибора. Прибор очень опасный – угроза для всех. Олаф дурак – он умер. Мы умные – мы не умрем. Скорее давайте чемодан.
– Так, – сказал инспектор. – Хорошо. Я вам дам чемодан. Что вы станете с ним делать?
– Увезу подальше. Попробую разрядить.
– Прекрасно, – сказал инспектор. – Поехали. – Он шагнул к двери. – Ну? Что же вы стоите?
Луарвик молчал.
– Не годится, – сказал он наконец. – Попробуем по-другому. – Он полез за пазуху и вытащил толстенную пачку банкнот. – Я даю деньги. Много денег. Вы даете мне чемодан. – Он положил пачку на стойку.
– Сколько здесь? – спросил инспектор.
– Мало? Тогда еще вот. – Луарвик полез в боковой карман, вытащил еще одну такую же пачку и бросил ее рядом с первой.
– Господи!.. – пробормотал хозяин ошеломленно.
– Сколько здесь денег? – повторил инспектор, повысив голос.
– Я не знаю, но все ваши, – ответил Луарвик.
– Ах, не знаете? А где вы их взяли? Вы явились сюда с пустыми карманами. Кто вам их дал? Мозес?
Луарвик молча попятился к двери.
– Вот что, Луарвик, – сказал инспектор. – Эти деньги я конфискую. Алек, вы свидетель: попытка подкупа.
Он взял обе пачки и, сложив в одну, взвесил на ладони.
– Вы взяли деньги? – оживился Луарвик. – А где чемодан?
– Я их конфисковал.
– Конфисковал... Хорошо. А где чемодан?
– Вы не понимаете, что такое «конфисковал»? – сказал инспектор. – Так вот пойдите и спросите у Мозеса...
Луарвик пятясь вышел. Инспектор отдернул штору – за окном было утро.
– Здесь, наверное, тысяч сто, – сказал хозяин. – Неужели этот чемодан столько стоит?
– Наверное, гораздо больше, – сказал инспектор. – Мозес... Мозес или Хинкус... – Он помолчал. – Ну ладно. Сейчас я попробую запустить хорька в этот курятник...
В столовой еще никого не было. Кайса расставляла тарелки с сандвичами. Инспектор выбрал себе место спиной к буфету, лицом – к входной двери, взял сандвич и, нехотя жуя, стал ждать. Часы пробили девять, и вошел Симоне – в толстом пестром свитере, свежевыбритый, но с помятым лицом.
– Ну и ночка, инспектор, – сказал он, усаживаясь. – Я и пяти часов не спал. Нервы разгулялись. Все время кажется, будто тянет мертвечинкой по дому... Нашли что-нибудь?
– Смотря что, – сказал инспектор мрачно.
– Ага... – сказал Симоне и неуверенно хохотнул. – Вид у вас неважный.
Вошла Брюн, по-прежнему в очках, с прежним нахально задранным носом. Она буркнула неразборчиво: «Привет» – и села, нахохлившись, уткнувшись в тарелку.
– Коньяку бы сейчас выпить... – сказал Симоне с тоской. – Но ведь неприлично... Или ничего? А, инспектор?
Инспектор пожал плечами и отхлебнул кофе.
– Жаль, – сказал Симоне. – А то бы я выпил...
В коридоре послышались шаги, инспектор весь поджался, уставясь в дверь. Вошли Мозесы. Эти были как огурчики. То есть это госпожа Мозес была как огурчик, как персик, как ясное солнышко. Но и старик был по-своему хорош: в петлице у него шевелилась астра, благородные кудри пушисто серебрились вокруг маковки, аристократический нос был устремлен вперед и вниз.
– Доброе утро, господа! – хрустально прощебетала мадам.
Инспектор покосился на Симоне. Симоне косился на госпожу Мозес. В глазах его было какое-то недоверие. Потом он судорожно передернул плечами и схватился за кофе.
– Прелестное утро! Так тепло, солнечно... Бедный Олаф – он не дожил до этого утра.
– Как ваши дела, дорогой инспектор? – осведомился господин Мозес, искательно глядя на инспектора.
– Следствие напало на след, – сообщил тот. – В руках у полиции ключ. Много ключей. Целая связка.
Симоне снова загоготал было, но сразу же сделал серьезное лицо. Дверь отворилась, и на пороге появился Луарвик Луарвик в сопровождении хозяина.
– Доброе утро, господа! – произнес хозяин. – Позвольте представить вам господина Луарвика Луарвика, прибывшего к нам сегодня ночью...
– Очень приятно, господин Луарвик, – сказал Мозес, покровительственно улыбаясь.
Хозяин усадил Луарвика за стол и вопросительно посмотрел на инспектора. Инспектор наклонил голову, и хозяин тотчас же вышел.
Луарвик оглядел стол, выбрал крупный лимон и стал его есть, откусывая вместе с кожурой. По узкому подбородку его потек на пиджак желтоватый сок. У инспектора свело скулы, и он снова стал смотреть на дверь. А в дверь уже осторожно протискивался Хинкус. Он вошел и сразу остановился. Мозес равнодушно-приветливо покивал ему и вновь обратился к своему кофе. А вот Хинкус с лицом совладать не сумел. Сначала вид у него сделался совершенно обалделый, затем на лице явственно проступила радость, он даже заулыбался совершенно по-детски, потом перехватил удивленный взгляд инспектора, потупился и направился к своему месту.
– Как вы себя чувствуете, Хинкус? – спросил Симоне.
Хинкус вскинул на него вдруг ставшие бешеными глаза.
– Я-то себя ничего чувствую, – сказал он, усаживаясь. – Вы кое у кого другого спросите, как он себя чувствует...
– То есть как это? – удивился Симоне.
– А вот так... – Хинкус бешено уставился на Мозеса. – Что – не выгорело дельце? Сорвалось, а, старина?
До крайности изумленный господин Мозес откинулся на спинку кресла.
– Это вы мне? – спросил он.
– Ладно, ладно, – пробормотал Хинкус, с остервенением запихивая салфетку себе за ворот. – Замнем для ясности... – Он обеими руками взял большой сандвич, краем заправил его в рот, откусил и, ни на кого не глядя, принялся жевать.
– Господин Хинкус сегодня встал с левой ноги, – безмятежно улыбаясь, сказала госпожа Мозес. – Он, наверное, плохо спал, и ему приснилось что-нибудь нехорошее...
Хинкус коротко глянул на нее и сейчас же отвел глаза. За столом воцарилось неловкое молчание. Неловко было всем, кроме Луарвика. Луарвик, казалось, ничего не видел и не слышал. Он ел второй лимон. Хозяин поспешно сказал:
– Господа, я понимаю – нервы напряжены. Но мы должны помнить, что следствие находится в надежных руках господина инспектора Глебски, а тот факт, что мы оказались временно отрезаны от внешнего мира...
– Одну минуточку, – сказал инспектор. – Я имею сообщить следующее. Какие-то мерзавцы избрали этот отель местом сведения своих личных счетов. Предупреждаю, что два часа назад я воспользовался любезностью господина Сневара и отправил с почтовым голубем донесение в окружную полицию. Полицейский вертолет должен быть здесь с часу на час. А потому я предлагаю упомянутым мерзавцам прекратить всякую преступную деятельность, дабы не ухудшать своего и без того безнадежного положения. Благодарю за внимание, господа.
– Ах, как интересно! – восхищенно воскликнула госпожа Мозес. – Значит, среди нас есть бандиты? Ах, инспектор, ну хотя бы намекните, мы поймем!..
Инспектор не ответил. Разговор больше не возобновлялся, тихонько звякали ложечки в стаканах, все продолжали завтракать в молчании, не глядя друг на друга.
Первым поднялся Симоне. Он предложил руку госпоже Мозес, и они вместе покинули столовую. Господин Мозес извлек из-за стола Луарвика, поставил его на ноги, и тот, меланхолично дожевывая лимон, потащился за ним, заплетаясь башмаками. Потом ушла и Брюн. За столом остался только Хинкус. Он сосредоточенно ел, словно намеревался заправиться на долгий срок. Кайса собирала посуду, хозяин помогал ей. Инспектор неторопливо курил, разглядывая Хинкуса прищуренными от дыма глазами. Когда тот, наконец, поднялся тоже, инспектор сказал:
– Подождите-ка, Хинкус. Нам надо поговорить.
– Это насчет чего? – угрюмо осведомился Хинкус.
– Да насчет всего.
– Не о чем нам говорить. Ничего я по этому делу не знаю.
– А это мы сейчас увидим, – сказал инспектор. – Пойдемте-ка в бильярдную... Алек, будьте добры, спуститесь в холл и посидите там, как сидели ночью. Понимаете?
– Понимаю, – сказал хозяин. – Будет сделано.
Инспектор распахнул дверь в бильярдную, залитую ярким утренним солнцем, и пропустил Хинкуса вперед. Хинкус вошел и остановился на жарких солнечных квадратах, сунув в карманы руки и жуя спичку. В зале гремела тарелками Кайса, напевая что-то тонким голоском. Инспектор взял у стены стул, поставил его на самое солнце и сказал: «Сядьте». Хинкус сел и сразу сощурился – солнце било ему в лицо.
– Полицейские штучки... – проворчал он с горечью.
– Служба такая, – сказал инспектор и присел перед Хинкусом на край бильярда, в тени. – Ну, Хинкус, так что там у вас произошло с Мозесом?
– С каким еще Мозесом? Я его и знать-то не знаю.
– Это вы тоже знать не знаете? – Инспектор вытащил пистолет, показал издали и положил на бильярд рядом с собой.
Хинкус быстрым движением перебросил изжеванную спичку из одного угла рта в другой. Он молчал. В дверь просунулась Кайса и пропищала:
– Подать что-нибудь?
– Идите, идите, Кайса, – нетерпеливо сказал инспектор. – Ступайте... Ну? – сказал он Хинкусу.
Хинкус проворчал:
– Ничего я по этому делу не знаю. А вот точно знаю, что жалобу на вас подам – за истязание больного человека.
– Хватит болтать, Филин! – гаркнул инспектор. – Ты гангстер! Тебя разыскивает полиция! Ты влип, Филин! Твои ребята не поспели, потому что случился обвал! А полиция будет здесь самое большее через два часа. И если ты хочешь отделаться семьдесят второй, тяни на пункт «це» – чистосердечное признание до начала официального следствия! Понял, какая картинка?!
Хинкус выплюнул изжеванную спичку, покопался в карманах и вытащил мятую пачку сигарет. Затем он поднес пачку ко рту, губами вытянул сигарету и задумался. Инспектор сидел на краю бильярда, свесив одну ногу, а другой упираясь в пол, курил и, зло усмехаясь, разглядывал струйки дыма в солнечном свете.
И тут Хинкус вдруг наклонился вперед, поймал его за свисающую ногу, изо всех сил дернул на себя и повернул. Инспектора снесло с бильярда, и он всеми своими девяноста килограммами, плашмя, физиономией, животом, коленями грянулся об пол.
Первое, что инспектор увидел, придя в себя, был плафон над бильярдом. По плафону бегали солнечные зайчики. Инспектор застонал и сел, прислонившись к ножке бильярда. Хинкус валялся неподалеку, скорчившись, обхватив руками голову, а над ним, как Георгий Победоносец над поверженным змием, возвышался Симоне с обломком тяжелого кия в руке.
– Вам повезло, инспектор, – сказал он, сияя. – Куда вам досталось? По плечу?
Инспектор кивнул. Говорить он не мог. Здоровой рукой достал из кармана платок и осторожно промокнул ссадину на лбу. Хинкус застонал, заворочался и попытался сесть. Он все еще держался за голову. Инспектор взял с подоконника графин, подобрался к Хинкусу и облил его водой. Хинкус зарычал и оторвал одну руку от макушки. Симоне присел на корточки рядом с ним.
– Надеюсь, я не перестарался? – озабоченно сказал он.
– Ничего, старина, все будет в порядке, – сказал инспектор. – Сейчас мы его живо приведем в порядок. Принесите-ка еще воды.
