Текст книги "Талисман (сборник)"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Пол Уильям Андерсон,Ольга Ларионова,Георгий Мартынов,Вадим Шефнер,Илья Варшавский,Генрих Альтов,Игорь Росоховатский,Андрей Балабуха,Геннадий Гор,Аскольд Шейкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)

ТАЛИСМАН
Сборник научно-фантастических и фантастических повестей и рассказов

ИЗДАТЕЛЬСТВО

«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»

ЛЕНИНГРАД ~ 1973

ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЯМ

Перед тобою книга, открывающая путь в вечно новую, пленяющую неожиданностями страну Фантазию.

Эта страна не имеет точных географических координат, и происходящие в ней события не подчиняются законам времени. Они могут развертываться на планете Земля, на просторах нашей Галактики и, больше того, на любом звездном материке беспредельного океана Вселенной. И время, к которому могут быть приурочены события, иногда уходит в далекое-далекое прошлое, иногда смыкается с сегодняшним днем или уносит нас на крыльях воображения на тысячи лет вперед.

Но какими бы ни казались неправдоподобными события, творящиеся в этой удивительной стране, они никогда полностью не отрываются от земного опыта, потому что человеческий ум не в силах создавать фантастические образы на основе чистого вымысла. Ведь даже самые чудесные, казалось бы, невероятные сны во всех случаях остаются, по словам знаменитого русского физиолога И.М.Сеченова, «небывалой комбинацией бывалых впечатлений».

В противном случае то, что происходит в стране Фантазия, не могло бы так увлекать путешественника-читателя, не могло бы зажигать в его сердце огонь творческой мечты, способствовать его превращению в следопыта завтрашнего дня.

Научная фантазия устремлена в будущее. Она как бы приводит в действие, показывает в осуществленном виде самые дерзновенные замыслы, самые смелые начинания, которые будет под силу выполнить именно вам, читателям этой книги, либо, быть может, заглядывая еще дальше вперед, – внукам ваших внуков.

Научно-техническая революция распахнула перед человечеством двери в неведомые прежде миры. Чуть ли не каждый день мы узнаем о новых открытиях в недрах живой и неживой материи, в глубинах Земли и Мирового океана, в беспредельном космосе, куда с давних лет устремлялись мечты фантастов. И сейчас, на заре космической эры, писатели пытаются осмыслить предстоящие изменения в жизни и сознании людей, для которых овладение Вселенной станет повседневным делом.

Каждый, кто следит за современной фантастикой, прекрасно знает, что ее излюбленным героем по-прежнему остается мужественный звездопроходец, отправляющийся в экспедиции к далеким солнечным системам, чтобы обнаружить миры, управляемые высоким разумом.

Писатели вполне продуманно выдвигают на первый план профессию космонавта. Ведь она требует от человека не только беззаветной отваги, но и фундаментальных, очень широких знаний, отличной физической подготовки, тренированной воли, полнейшей душевной самоотдачи. Эти чудесные качества уже и сегодня воплотились в любимцах советского народа – Юрии Гагарине, первым открывшем летучую дорогу в околоземное пространство, и в его побратимах – летчиках-космонавтах СССР.

Такие люди, несущие в себе лучшие черты коммуниста наших дней, помогают представить реальный облик нового человека, каким должны стать ты и твои сверстники.

Космическая тема остается в центре внимания фантастической литературы еще и потому, что она не расходится с исканиями научной мысли. Уверенность, что человечество не одиноко во Вселенной, что существует множество планет, ставших, как и наша Земля, колыбелью разумной жизни, давно уже перестала быть достоянием одних только авторов фантастических книг. То, о чем когда-то громогласно заявил великий астроном средневековья Джордано Бруно – в беспредельной Вселенной существуют бесчисленные населенные миры, – ныне не только не отвергается наукой, но и становится предметом теоретических и даже в какой-то мере экспериментальных исследований.

Осенью 1971 года в Бюраканской астрофизической обсерватории в Армении состоялся международный симпозиум на тему «Связь с внеземными цивилизациями». Известные ученые – астрономы, физики и биологи – обсуждали пока еще гипотетическую проблему поиска внеземных цивилизаций и пришли к выводу, что усилия могут увенчаться успехом, если будут выявлены цивилизации, технический потенциал которых сравним с земным или ненамного превышает его.

Конечно, такого рода поиск требует особого технического оснащения, терпения и времени. Неудача с попыткой принять сигналы с Тау Кита и Эпсилон Тукана (проект «Озма»), которую предприняли в конце пятидесятых годов американские ученые, нисколько не обескуражила участников симпозиума. Ведь это необходимая, начальная ступень поиска, которая далеко не всегда приводит к искомому результату. Но каждый последующий шаг приближает человечество к ответу на волнующий вопрос: где же они, внеземные мыслящие существа, и как с ними установить связь?

Нет ли их возле звезды Барнарда, где обнаружена система, состоящая по крайней мере из двух-трех планет? Или в созвездии Лебедя и Цефея, а может быть, Сириуса или голубой Веги? Одна только наша Галактика усеяна миллионами звезд, и многие из них. несомненно, имеют свои планетные семьи. Даже осторожные скептики сейчас склоняются к мысли, что человеческий разум не одинок во Вселенной и рано или поздно люди Земли установят внутригалактические контакты.

Вот почему «космические произведения» писателей-фантастов по-прежнему будоражат воображение и даже в какой-то степени оправдываются успехами современной науки. Естественно, что эта «вечная» тема нашла свое отражение и в нашем сборнике. Ты прочтешь романтические новеллы о неустрашимых исследователях космоса, написанные Андреем Балабухой, Игорем Смирновым, рассказы Александра Хлебникова, Александра Щербакова и других авторов.

«Обжитый» космос может таить в себе и угрозы – об этом предупреждает в своем рассказе молодой польский писатель Рышард Савва, и казаться большой проезжей дорогой, куда более легкой, чем старинные караванные пути. Известный американский фантаст Пол Андерсон исходит именно из такого привычного для западной фантастики условного допущения, пожалуй, с одной-единственной целью – вынести на вселенские перекрестки увлекательный приключенческий сюжет.

Нет необходимости останавливаться на каждом рассказе – они говорят сами за себя. Заметим лишь, что в новой космической повести Аркадия и Бориса Стругацких «Малыш», занимающей в сборнике центральное место, тема контакта с инопланетным разумом решается далеко не обычно. Единственным посредником между людьми и неведомой цивилизацией мог бы стать мальчик, сын погибших космонавтов, искусственно приспособленный аборигенами к суровым условиям своей планеты. Но стоит ли рисковать жизнью Малыша, этого космического Маугли, ради попытки проникнуть в тайну аборигенов, судя по всему, не имеющих с людьми ничего общего и явно не желающих с ними общаться?

Член комиссии по контактам Леонид Горбовский, которого читатели знают и по другим книгам Стругацких («Полдень, XXII век», «Далекая Радуга»), – решает этот вопрос с позиций высокой гуманности. «Дело в том, – говорит он, – что между нашими двумя цивилизациями, как между молотом и наковальней, оказалась сейчас третья. И за эту третью… за единственного ее представителя Малыша, мы вот уже несколько суток несем всю полноту ответственности».

Разумеется, сборник фантастики, включающий рассказы и повести многих авторов, и маститых, и начинающих, не может ограничиться одной-единственной темой, как бы она ни была значительна. Мы живем на Земле и, естественно, нас больше всего волнуют земные дела. Однако особенности современной фантастической литературы заключаются как раз в том, что ей свойственно космическое видение мира – умение рассматривать биологическую эволюцию, тернистый путь человечества к вершинам научного и социального прогресса не только «изнутри», но и как бы «извне», в масштабах космоса и Галактики.

 
Глядитесь в свое отраженье,
В неведомых дней водоем,
Фантастика – лишь продолженье
Того, что мы явью зовем.
 

 
На сердце планеты – тревога,
Проносятся войны, трубя,
И сложные функции бога
Фантасты берут на себя.
 

 
Из глины сегодняшней лепят
Адама грядущих денниц,
И мира безгрешного лепет
Доносится с вещих страниц.
 

Так пишет о высоком назначении фантастики талантливый поэт Вадим Шефнер, за последние годы получивший признание и как прозаик. Среди его прозаических сочинений есть несколько фантастических повестей, которые вернее всего было бы назвать современными сказками и для детей и для взрослых. Чудесное вторгается у Шефнера в реальный быт, вовсе не требуя объяснений, потому что писатель и не считает себя научным фантастом. Для него важнее всего показать, как в необычных положениях, при столкновении с непонятным, раскрываются лучшие душевные свойства человека. Так, в повести «Круглая тайна» проверенная веками мораль – будь честен перед собой и перед другими – естественно вытекает из поведения героя, начинающего журналиста Юрия Лесовалова. Он становится объектом исследования кибернетического аппарата, направленного на Землю неизвестной инопланетной цивилизацией, чтобы установить, насколько люди нравственно подготовлены для предстоявших «контактов». Повесть написана в шутливом тоне, с лукавым юмором, и все связанное с «круглой тайной» вовсе не следует принимать всерьез. Ведь самое главное – выдержит или не выдержит Лесовалов проверку на честность и доброту!

Главная тема фантастики Игоря Росоховатского – перестройка и улучшение человеческого организма, приобретающего новые биологические свойства, и наряду с этим – создание верных помощников людей, кибернетических двойников-сигомов, наделенных по всем параметрам сверхчеловеческими возможностями.

Но в повести «Пусть сеятель знает» необыкновенные биологические свойства проявляются не у людей и не у сигомов, а… у приматов моря – головоногах моллюсков. Исследователи неожиданно сталкиваются с развитым интеллектом гигантского осьминога (октопуса), направленным, к сожалению, во вред людям. Возникает проблема: как побороть эту злую волю, не уничтожая ее носителя? Контакт с осьминогом установлен. Но продолжится ли он в желаемом направлении?

Георгий Мартынов почти за два десятилетия профессиональной литературной деятельности неизменно верен тем, для кого был написан и первый его роман «220 дней на звездолете» вам, подросткам, ребятам школьного возраста. Важно отметить, что почти все его книги посвящены миру будущего, в котором окончательно восторжествует самый совершенный и самый справедливый коммунистический строй, миру умных, добрых, мужественных людей, находящихся в вечном поиске…

На этот раз в небольшой повести «Совсем рядом» Георгий Мартынов приглашает к путешествию не по бесконечным пространствам Вселенной, а по Времени…

При всем различии творческой манеры, при всей своей непохожести представленные в нашем сборнике писатели обнаруживают общую склонность к парадоксальному мышлению, позволяющему извлекать из необыкновенных допущений самые неожиданные последствия. Это, собственно, и отличает фантастику от других жанров.

В сборнике «Талисман» ты найдешь парадоксальные по замыслу рассказы и таких мастеров, как Геннадий Гор и Илья Варшавский, чьи книги хорошо известны любителям фантастической литературы. Конечно, ты не пропустишь остроумной юморески Михаила и Ларисы Немченко и содержательных, интересных рассказов Аскольда Шейкина, Григория Филановского, Ольги Ларионовой. Поначалу ее «Двойная фамилия» как будто не имеет ничего общего с фантастикой. Ленинград в дни блокады. Мужество защитников города. Скрупулезно изображенный тяжкий блокадный быт. И на этом суровом фоне – смелый научный эксперимент, который, по словам писательницы, может быть осуществлен не ранее XXI века.

Среди авторов этой книги мы еще не упомянули ленинградца Юрия Ткачева. Он умер несколько лет назад совсем молодым. Биографические сведения о нем ты найдешь на последней странице. Нам же он запомнился даровитым поэтом и прозаиком, самозабвенно влюбленным в фантастику. Он упорно работал вместе со своим другом Феликсом Суркисом над научно-фантастическим романом, отчасти построенным на истории Древнего Египта и полулегендарной Атлантиды. Ежедневно после трудового дня (он был ремонтным мастером Ленгаза) Юрий Ткачев шел собирать нужные ему материалы в Публичную библиотеку, а потом с энтузиазмом рассказывал о своих находках. Мы публикуем найденный в рукописях Юрия Ткачева короткий фантастический рассказ.

В заключение хочется обратить внимание на оригинальную статью Генриха Альтова «Гадкие утята фантастики» – о судьбе предвидений Александра Беляева. Альтова знают как автора ярких фантастических рассказов и повести «Баллада о звездах», написанной в соавторстве с Валентиной Журавлевой. Здесь же он выступает в ином качестве – как пытливый исследователь «технологии» фантастического творчества.

Сопоставление фантастических допущений, сделанных в разные десятилетия Жюлем Верном, Гербертом Уэллсом и Александром Беляевым, с реальными достижениями науки и техники позволили Альтову убедительно доказать, что многие идеи фантастов впоследствии оказались прогнозами, то есть получили в той или иной форме практическое подтверждение. Больше того. Альтов показал в своих исследованиях, что писатели-фантасты, черпающие запас идей из научной литературы, в свою очередь нередко помогают научному творчеству, стимулируя работу мысли ученых.

Первым из таких фантастов был французский классик Жюль Верн. Многие изобретатели и крупнейшие ученые выражали признательность великому фантасту за то, что его романы оказали на них вдохновляющее действие.

Об этом, в частности, писал Константин Эдуардович Циолковский: «Стремление к космическим путешествиям заложено во мне известным фантазером Ж.Верном. Он пробудил работу мозга в этом направлении. Явились желания. За желаниями возникла деятельность ума. Конечно, она ни к чему бы не повела, если бы не встретила помощь со стороны науки».

Таково значение фантастической литературы, которая на разных уровнях своего развития благотворно влияла на молодые поколения, и сейчас, может быть, в еще большей степени, продолжает воздействовать на умы и сердца.

Мы только бегло коснулись некоторых произведений, включенных в сборник. Ты сам, читатель-путешественник, пройдешь от начала до конца по его страницам, и можно не сомневаться – правильно поймешь замыслы, положенные в основу повестей и рассказов, составивших эту книгу.

«Талисман» – не первый сборник научной фантастики, выпущенный Ленинградским отделением издательства «Детская литература». Ему предшествовали «Ночь у мазара», «Янтарная комната» и «Планета туманов». Будем теперь дожидаться пятого по счету, а как он будет называться, не угадает ни один фантаст.

Е. Брандис, Вл. Дмитревский

Аркадий и Борис Стругацкие
МАЛЫШ
Фантастическая повесть

Глава 1. Пустота и тишина

– Знаешь, – сказала Майка, – предчувствие у меня какое-то дурацкое…

Мы стояли возле глайдера, она смотрела себе под ноги и долбила каблуком промерзший песок.

Я не нашелся, что ответить. Предчувствий у меня не было никаких, но мне, в общем, здесь тоже не нравилось. Я прищурился и стал смотреть на айсберг. Он торчал над горизонтом гигантской глыбой сахара, слепяще-белый иззубренный клык, очень холодный, очень неподвижный, очень цельный, без всех этих живописных мерцаний и переливов, – видно было, что как вломился он в этот плоский беззащитный берег сто тысяч лет назад, так и намеревался проторчать здесь еще сто тысяч лет на зависть всем своим собратьям, неприкаянно дрейфующим в открытом океане. Пляж, гладкий, серо-желтый, сверкающий мириадами чешуек инея, уходил к нему, а справа был океан, свинцовый, дышащий стылым металлом, подернутый зябкой рябью, у горизонта черный, как тушь, противоестественно мертвый. Слева над горячими ключами, над болотом, лежал серый слоистый туман, за туманом смутно угадывались щетинистые сопки, а дальше громоздились отвесные темные скалы, покрытые пятнами снега, скалы эти тянулись вдоль всего побережья, насколько хватал глаз, а над скалами в безоблачном, но тоже безрадостном ледяном серо-лиловом небе всходило крошечное негреющее лиловатое солнце.

Вандерхузе вылез из глайдера, немедленно натянул на голову меховой капюшон и подошел к нам.

– Я готов, – сообщил он. – где Комов?

Майка коротко пожала плечами и подышала на застывшие пальцы.

– Сейчас придет, наверное, – рассеянно сказала она.

– Вы куда сегодня? – спросил я Вандерхузе. – на озеро?

Вандерхузе слегка запрокинул лицо, выпятил нижнюю губу и сонно посмотрел на меня поверх кончика носа, сразу сделавшись похожим на пожилого верблюда с рысьими бакенбардами.

– Скучно тебе здесь одному, – сочувственно произнес он. – однако придется потерпеть, как ты полагаешь?

– Полагаю, что придется.

Вандерхузе еще сильнее запрокинул голову и с той же верблюжьей надменностью поглядел в сторону айсберга.

– Да, – сочувственно произнес он. – это очень похоже на Землю, но это не Земля. В этом вся беда с землеподобными мирами. Все время чувствуешь себя обманутым. Обворованным чувствуешь себя. Однако и к этому можно привыкнуть, как ты полагаешь, Майка?

Майка не ответила. Совсем она что-то загрустила сегодня. Или наоборот – злилась. Но с Майкой это вообще-то бывает, она это любит.

Позади, легонько чмокнув, лопнула перепонка люка, и на песок соскочил Комов. Торопливо, на ходу застегивая доху, он подошел к нам и отрывисто спросил:

– Готовы?

– Готовы, – сказал Вандерхузе. – куда мы сегодня, Геннадий? Опять на озеро?

– Так, – сказал Комов, возясь с застежкой на горле. – Насколько я понял, Майя, у вас сегодня квадрат шестьдесят четыре. Мои точки: западный берег озера, высота семь, высота двенадцать. Расписание уточним в дороге. Попов, вас я попрошу отправить радиограммы, я оставил их в рубке. Связь со мной через глайдер. Возвращение в восемнадцать ноль-ноль по местному времени. В случае задержки предупредим.

– Понятно, – сказал я без энтузиазма: не понравилось мне это упоминание о возможной задержке.

Майка молча подошла к глайдеру. Комов справился, наконец, с застежкой, провел ладонью по груди и тоже пошел к глайдеру. Вандерхузе пожал мне плечо.

– Поменьше глазей на все эти пейзажи, – посоветовал он. – сиди по возможности дома и читай. Береги цветы своей селезенки.

Он неспешно забрался в глайдер, устроился в водительском кресле и помахал мне рукой. Майка, наконец, позволила себе улыбнуться и тоже помахала мне рукой. Комов, не глядя, кивнул, фонарь задвинулся, и я перестал их видеть. Глайдер неслышно тронулся с места, стремительно скользнул вперед и вверх, сразу сделался маленьким и черным и исчез, словно его не было. Я остался один.

Некоторое время я стоял, засунув руки глубоко в карманы дохи, и смотрел, как трудятся мои ребятишки. За ночь они поработали на славу, поосунулись, отощали и теперь, развернув энергозаборники на максимум, жадно глотали бледный бульончик, который скармливало им хилое лиловое светило. И ничто иное их не заботило. И ничего больше им было не нужно, даже я им был не нужен – во всяком случае, до тех пор, пока не исчерпается их программа, правда, неуклюжий толстяк том каждый раз, когда я попадал в поле его визиров, зажигал рубиновый лобовой сигнал, и при желании это можно было принимать за приветствие, за вежливо-рассеянный поклон, но я – то знал, что это просто означает: «У меня и у остальных все в порядке. Выполняем задание. Нет ли новых указаний?» У меня не было новых указаний. У меня было много одиночества и много, очень много мертвой тишины.

Это не была ватная тишина акустической лаборатории, от которой закладывает уши, и не та чудная тишина земного загородного вечера, освежающая, ласково омывающая мозг, которая умиротворяет и сливает тебя со всем самым лучшим, что есть на свете. Это была тишина особенная – пронзительная, прозрачная, как вакуум, взводящая все нервы, – тишина огромного, совершенно пустого мира.

Я затравленно огляделся. Вообще-то, наверное, нельзя так говорить о себе; наверное, следовало бы сказать просто: «я огляделся». Однако на самом деле я огляделся не просто, а именно затравленно. Бесшумно трудились киберы. Бесшумно слепило лиловое солнце. С этим надо было как-то кончать.

Например, можно было собраться, наконец, и сходить к айсбергу. До айсберга было километров пять, а стандартная инструкция категорически запрещает дежурному удаляться от корабля дальше, чем на сто метров. Наверное, при других обстоятельствах чертовски соблазнительно было бы рискнуть и нарушить инструкцию. Но только не здесь. Здесь я мог уйти и на пять километров, и на сто двадцать пять, и ничего бы не случилось ни со мной, ни с моим кораблем, ни с десятком других кораблей, рассаженных сейчас по всем климатическим поясам планеты к югу от меня. Не выскочит из этих корявых зарослей кровожаждущее чудовище, чтобы пожрать меня, – нет здесь никаких чудовищ. Не налетит с океана свирепый тайфун, чтобы вздыбить корабль и швырнуть на эти угрюмые скалы, – не замечено здесь ни тайфунов, ни прочих землетрясений. Не будет здесь сверхсрочного вызова с базы с объявлением биологической тревоги, – не может здесь быть биологической тревоги, нет здесь ни вирусов, ни бактерий, опасных для многоклеточных существ. Ничего здесь нет, на этой планете, кроме океана, скал и карликовых деревьев. Неинтересно здесь нарушать инструкцию.

И выполнять ее здесь неинтересно. На любой порядочной биологически-активной планете фига с два я стоял бы вот так, руки в карманах, на третий день после посадки. Я бы мотался сейчас как угорелый. Наладка, запуск и ежесуточный контроль настройки сторожа-разведчика. Организация вокруг корабля – и вокруг строительной площадки, между прочим, – зоны абсолютной биологической безопасности. Обеспечение упомянутой «забб» от нападения из под почвы. Каждые два часа контроль и смена фильтров – внешних бортовых, внутренних бортовых и личных. Устройство могильника для захоронения всех отходов, в том числе и использованных фильтров. Каждые четыре часа стерилизация, дегазация и дезактивация управляющих систем кибермеханизмов. Контроль информации роботов медслужбы, запущенных за пределы «забб». Ну и всякие мелочи: метеозонды, сейсмическая разведка, спелееопасность, тайфуны, обвалы, сели, карстовые сбросы, лесные пожары, вулканические извержения…

Я представил себе, как я, в скафандре, потный, невыспавшийся, злой и уже слегка отупевший, промываю нервные узлы толстяку Тому, а сторож-разведчик мотается у меня над головой и с настойчивостью идиота в двадцатый раз сообщает о появлении вон под той корягой страшной крапчатой лягушки неизвестного ему вида, а в наушниках верещат тревожные сигналы ужасно взволнованных роботов медслужбы, обнаруживших, что такой-то местный вирус дает нестандартную реакцию на пробу Балтерманца и, следовательно, теоретически способен прорвать биоблокаду. Вандерхузе, который, как и подобает врачу и капитану, сидит в корабле, озабоченно ставит меня в известность, что возникла опасность провалиться в трясину, а Комов с ледяным спокойствием сообщает по радио, что двигатель глайдера съеден маленькими насекомыми вроде муравьев и что муравьи эти в настоящий момент пробуют на зуб его скафандр… Уф! Впрочем, на такую планету меня бы, конечно, не взяли. Меня взяли именно на такую планету, для которой инструкции не писаны. За ненадобностью.

Перед люком я задержался, отряхнул с подошв приставшие песчинки, постоял немного, положив ладонь на теплый дышащий борт корабля, и ткнул пальцем в перепонку. В корабле тоже было тихо, но это все-таки была домашняя тишина, тишина пустой и уютной квартиры. Я сбросил доху и прошел прямо в рубку. У своего пульта я задерживаться не стал – я и так видел, что все хорошо, – а сразу сел за рацию. Радиограммы лежали на столике. Я включил шифратор и стал набирать текст. В первой радиограмме Комов сообщал на базу координаты предполагаемых стойбищ, отчитывался за мальков, которые были вчера запущены в озеро, и советовал Китамуре не торопиться с пресмыкающимися. Все это было более или менее понятно, но вот из второй радиограммы, адресованной в центральный информаторий, я понял только, что Комову позарез нужны данные относительно игрек-фактора для двунормального гуманоида с четырехэтажным индексом, состоящим в общей сложности из девяти цифр и четырнадцати греческих букв. Это была сплошная и непроницаемая высшая ксенопсихология, в которой я, как и всякий нормальный гуманоид индекса ноль, не разбирался абсолютно. И не надо.

Набрав текст, я включил служебный канал и передал все сообщения в одном импульсе. Потом я зарегистрировал радиограммы, и тут мне пришло в голову, что пора бы и мне послать первый отчет. То есть, собственно, что значит – отчет… «Группа «ЭР-2», строительные роботы по стандарту 15, выполнение столько-то процентов, дата, подпись». Все. мне пришлось встать и подойти к своему пульту, чтобы взглянуть на график выполнения, и я сразу понял, почему это меня вдруг потянуло на отчет. Не в отчете здесь было дело, а просто я, наверное, уже достаточно опытный кибертехник и почуял перебой, даже ничего не видя и не слыша: том опять остановился, совсем как вчера, ни с того ни с сего. Как и вчера, я раздраженно ткнул пальцем в клавишу контрольного вызова: «В чем дело?» как и вчера, сигнал задержки сейчас же погас – и вспыхнул рубиновый огонек: «У нас все в порядке, выполняем задание. Нет ли новых указаний?». Я дал ему указание возобновить работу и включил видеоэкран. Джек и Рекс усердно работали, и Том тоже двинулся, но в первые секунды как-то странно, чуть ли не боком, однако тут же выровнялся.

– Э, брат, – сказал я вслух, – видно, ты у меня переутомился и надобно тебя, брат, почистить. – я заглянул в рабочий дневник Тома. Профилактику ему надлежало делать сегодня вечером. – Ладно, до вечера мы с тобой как-нибудь дотянем, как ты полагаешь?

Том не возражал. Некоторое время я смотрел, как они работают, а потом выключил видеоэкран: айсберг, туман над болотом, темные скалы… Хотелось без этого обойтись.

Отчет я все-таки послал и тут же связался с ЭР-6. Вадик откликнулся немедленно, словно только того и ждал.

– Ну, что там у вас? – спросили мы друг друга.

– У нас ничего, – ответил я.

– У нас ящерицы передохли, – сообщил Вадик.

– Эх, вы, – сказал я. – Предупреждает же вас Комов, любимый ученик доктора Мбога: не торопитесь вы с пресмыкающимися.

– А кто с ними торопится? – возразил Вадик. – если ты хочешь знать мое мнение, они здесь просто не выживут. Жарища же!

– Купаетесь? – спросил я с завистью.

Вадик помолчал.

– Окунаемся, – сказал он с неохотой. – время от времени.

– Что так?

– Пусто, – сказал Вадик. – Вроде кошмарно большой ванны… Ты этого не поймешь. Нормальный человек такую невероятную ванну представить себе не может. Я здесь заплыл километров на пять, сначала все было хорошо, а потом вдруг как представил себе, что это же не бассейн – океан! И, кроме меня, нет в нем ни единой живой твари… Нет, старик, ты этого не поймешь. Я чуть не потонул.

– Н-да, – проговорил я. – значит, у вас тоже…

Мы поболтали еще несколько минут, а потом Вадика вызвала база, и мы торопливо распрощались. Я вызвал ЭР-9. Ганс не откликнулся. Можно было бы, конечно, вызвать ЭР-1, ЭР-3, ЭР-4, и так далее – до ЭР-12, поговорить о том, что, мол, пусто, безжизненно, мол, но какой от этого прок? Если подумать, никакого. Поэтому я выключил рацию и переселился к себе за пульт. Некоторое время я сидел просто так – глядел на рабочие экраны и думал о том, что дело, которое мы делаем, это вдвойне хорошее дело: мы не только спасаем пантиан от неминуемой и поголовной гибели, мы еще и эту планету спасаем – от пустоты, от мертвой тишины, от бессмысленности. Потом мне пришло в голову, что пантиане, наверное, довольно странная раса, если наши ксенопсихологи считают, что эта планета им подходит лучше всего. Странный, должно быть, образ жизни у них на Панте. Вот доставят их сюда – сначала, конечно, не всех, а по два, по три представителя от каждого племени, увидят представители этот промерзший пляж, этот айсберг, пустой ледяной океан, пустое лиловое небо, увидят и скажут: «Прекрасно! Совсем как дома!». Не верится что-то. Правда, к их приезду здесь уже не будет так пусто. В озерах будет рыба, в зарослях – дичь, на отмелях – съедобные ракушки. Может быть, и ящерицы как-нибудь приживутся… А потом, надо сказать, в положении пантиан не приходится особенно выбирать. Если бы, например, стало известно, что наше солнце вот-вот взорвется и слизнет с земли все живое, я, наверное, тоже не был бы таким привередливым. Наверное, сказал бы себе: ничего, проживем как-нибудь. Впрочем, пантиан никто и не спрашивает. Они все равно ничего не понимают, космографии у них еще нет, даже самой примитивной. Так и не узнают они, что переселились на другую планету…

И вдруг я обнаружил, что слышу нечто. Какое-то шуршание, будто ящерица пробежала. Ящерица вспомнилась мне, должно быть, из-за недавнего разговора с Вадиком, на самом-то деле звук был еле слышный и совершенно неопределенный. Потом в дальнем конце рубки что-то тикнуло – и сейчас же где-то пролилась струйкой вода. На самом пределе слышимости билась и зудела муха, попавшая в паутину, скороговоркой бормотали раздраженные голоса. И снова по коридору пробежала ящерица. Я почувствовал, что у меня свело шею от напряжения, и встал. При этом я задел справочник, лежавший на краю пульта, и он со страшным грохотом обрушился на пол. Я поднял его и со страшным грохотом швырнул обратно на пульт. Я задудел бодрый марш и, печатая шаг, вышел в коридор.

Это все тишина. Тишина и пустота. Вандерхузе каждый вечер объясняет нам это с предельной ясностью. Человек – не природа, он не терпит пустоты. Оказавшись в пустоте, он стремится ее заполнить. Он заполняет ее видениями и воображаемыми звуками, если не в состоянии заполнить ее чем-нибудь реальным. Воображаемых звуков я за эти три дня наслышался предостаточно. Надо полагать, скоро начнутся видения…

Я маршировал по коридору мимо пустых кают, мимо библиотеки, мимо арсенала, а когда проходил мимо медицинского отсека, почувствовал слабый запах – свежий и одновременно неприятный, вроде нашатырного спирта. Я остановился и принюхался. Знакомый запах. Хотя что это такое – непонятно. Я заглянул в хирургическую. Постоянно включенный и готовый к действию киберхирург – огромный белый спрут, подвешенный к потолку, – холодно глянул на меня зеленоватыми глазищами и с готовностью приподнял манипуляторы. Запах здесь был гуще. Я включил аварийную вентиляцию и замаршировал дальше. Надо же, до чего у меня все чувства обострились. Уж что-что, а обоняние у меня всегда было негодным…

Свой дозорный марш я закончил на кухне. Здесь тоже было полно запахов, но против этих запахов я ничего не имел. Что бы там ни говорили, а на кухне должно пахнуть. На других кораблях что на кухне, что в рубке – одно и то же. У меня этого нет и не будет. У меня свои порядки. Чистота чистотой, а на кухне должно хорошо пахнуть. Вкусно. Возбуждающе. Мне здесь надлежит четырежды в день составлять меню, и это, заметьте, при полном отсутствии аппетита, потому что аппетит и пустота – тишина – вещи, по-видимому, несовместимые…