Текст книги "Дело об убийстве [Отель «У погибшего альпиниста»]"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

* * *

Незнакомец уже лежал в постели, закутанный одеялом до подбородка. Хозяин поил его с ложечки чем-то горячим и приговаривал:

– Надо, сударь, надо… Пропотеть надо хорошенько.

Один глаз у незнакомца был болезненно сощурен, другой и вовсе закрыт. Он слабо постанывал при каждом вздохе.

– Вы один? – спросил его инспектор. – Кто-нибудь еще остался в машине?.. Или вы ехали один?..

Незнакомец приоткрыл рот, подышал немного и снова закрыл рот.

– Слаб, – сказал хозяин. – У него все тело, как тряпка.

– Вы – друг Хинкуса? – раздельно спросил инспектор.

И тут незнакомец заговорил.

– Олаф… – сказал он без выражения. – Олаф Анд-ва-рафорс… Позовите…

– Ага… – сказал хозяин и поставил кружку с питьем на стол.

Хозяин торопливо вышел, а инспектор сел на его место. Он ничего не понимал.

– Кто-нибудь еще пострадал? – спросил он снова.

– Один… – простонал незнакомец. – Где Олаф Андварафорс?..

– Здесь, здесь, – сказал инспектор. – Сейчас придет.

Незнакомец закрыл глаза и затих. Инспектор откинулся на спинку стула.

Вернулся хозяин. Брови у него были высоко подняты, губы поджаты, в руке он держал связку ключей.

– Странное дело, Петер, – сказал он негромко. – Дверь заперта изнутри, Олаф не отзывается. Пойдем-ка вместе.

– Олаф… – простонал незнакомец. – Где Олаф?..

– Сейчас, сейчас… – сказал ему инспектор, поднимаясь. – Вот что, Алек. Позовите Кайсу – пусть сидит около этого парня, пока мы не вернемся…

Они вышли в коридор.

– Ага, – сказал хозяин, играя бровями. – Вот, значит, как!.. Лель, ко мне!.. Сиди здесь. Сидеть! Никого не впускать, никого не выпускать!

Они поднялись по лестнице, остановились перед дверью Олафа, и инспектор отобрал у хозяина связку ключей. Пока он возился, выталкивая ключ из скважины, в коридоре появился господин Мозес.

– Что происходит, господа? – благодушно осведомился он, затягивая пояс халата. – Почему постояльцам не дают спать?

– Тысяча извинений, господин Мозес, – сказал хозяин. – Но у нас тут происходят кое-какие события, требующие решительных действий.

– Ах, вот как? – произнес Мозес с интересом. – Надеюсь, я не помешаю?

Инспектор наконец расчистил путь для своего ключа, отпер и распахнул дверь. В прихожей на полу лежал человек. Света в номере не было, и видны были только его огромные подошвы.

Инспектор наклонился над ним. Это был Олаф Андварафорс. Он был явно и безнадежно мертв.

Инспектор зажег свет. Олаф лежал ничком, руки его были вытянуты и почти касались небольшого чемодана, лежавшего у стены. Кресло, обычно стоящее в таких номерах у стола, было выдвинуто на середину комнаты. Окно настежь распахнуто, покрывало на кровати смято.

– Боже мой… – прошептал Мозес за спиной инспектора.

– Что с ним? – спросил хозяин.

– Он мертв, – сказал инспектор, – насколько я понимаю, задушен… Оставайтесь в коридоре, – сказал он через плечо, перешагнул через тело, обошел комнату и выглянул в окно.

На карнизах лежал нетронутый снег. Внизу под окном на снегу тоже не было никаких следов.

– Вот что, Алек, принесите мне клей и несколько листков бумаги… Подождите. Это его чемодан?

– Да, – сказал хозяин.

– Был у него еще какой-нибудь багаж?

– Нет.

– Хорошо. Тащите бумагу и клей.

Инспектор взял чемодан, поставил его на стол и открыл. В чемодане, занимая весь его объем, помещался какой-то прибор – черная металлическая коробка с шероховатой поверхностью, какие-то разноцветные кнопки, стеклянные окошечки, никелированные верньеры.

Инспектор тщательно запер окно на все задвижки, взял чемодан и, осторожно перешагнув через тело, вышел в коридор. Хозяин уже ждал его с клеем и бумагой. Инспектор запер дверь, опечатал ее пятью полосками бумаги и дважды расписался на каждой полоске.

– Больше ключей нет? – спросил он у хозяина и спрятал ключи в карман. – У меня к вам просьба, Алек. Осмотрите гараж – все ли машины на месте. Если увидите Хинкуса… Впрочем, вряд ли вы его увидите. И никому ни слова, поняли? Особенно этому… потерпевшему.

Хозяин кивнул и пошел вниз. Инспектор направился было к себе, но тут заметил, как в конце коридора была приоткрыта и бесшумно захлопнулась дверь номера Симоне. Инспектор немедленно двинулся туда.

Он вошел не постучавшись. Через открытую дверь спальни было видно, как Симоне, прыгая на одной ноге, сдирает с себя брюки.

– Не трудитесь, Симоне, – произнес инспектор угрюмо. – Все равно вы не успеете развязать галстук.

Симоне обессиленно опустился на кровать. Инспектор вошел в спальню, аккуратно поставил чемодан и остановился перед Симоне, засунув руки в карманы. Некоторое время они молчали, потом Симоне не выдержал.

– Я буду говорить только в присутствии моего адвоката, – заявил он надтреснутым голосом.

– Бросьте, Симоне, – сказал инспектор с отвращением. – А еще физик… Какие здесь, в задницу, адвокаты?

Симоне вдруг схватил его за полу пиджака и, заглядывая ему в глаза снизу вверх, просипел:

– Думайте что хотите, Петер… Но я вам клянусь… я клянусь вам, что я не убивал ее!

Теперь наступила очередь присесть инспектору. Он нащупал за собой стул и сел.

– Подумайте сами: зачем это мне? – страстно продолжал Симоне. – Ведь должны быть мотивы… никто не убивает просто так… Клянусь вам, она была уже совсем холодная, когда я обнял ее!..

Инспектор закрыл глаза.

– Разве я похож на убийцу?.. – горячо бормотал Симоне.

– Стоп, – сказал инспектор. – Заткнитесь на минуту. Подумайте и расскажите все по порядку.

– Пожалуйста! – с готовностью сказал Симоне. – Дело было так… Она и раньше давала мне понять, только я не решался… А сегодня решил: почему бы и нет? У Мозеса света не было, у нее тоже. Она сидела на кушетке, прямо напротив двери. Я тихонько ее окликнул – она не ответила. Тогда я, сами понимаете, сел рядом и, сами понимаете, ее обнял… Бр-р-р!.. Я даже поцеловать ее не успел! Она была совершенно мертвая. Лед! Окаменевшая, как дерево! Не помню, как я оттуда вылетел… По-моему, я там всю мебель поломал… Я клянусь вам, Петер…

– Надевайте брюки, – сказал инспектор с тихим отчаянием. – Приведите себя в порядок и следуйте за мной.

– Куда? – спросил Симоне с ужасом.

– В тюрьму! – гаркнул инспектор. – В карцер! В башню пыток, идиот!

– Сейчас, – сказал Симоне. – Сию минуту. Я просто не понял вас, Петер.

Они спустились вниз и остановились у номера госпожи Мозес. Инспектор решительно толкнул дверь и остолбенел. В комнате горел розовый торшер, а на диване, прямо напротив двери, в позе мадам Рекамье возлежала очаровательная Ольга и читала книгу. Увидев инспектора, она удивленно подняла брови, но, впрочем, тут же очень мило улыбнулась. Симоне за спиной инспектора издал странный звук – что-то вроде: «А-ап!».

– Прошу прощения… – еле ворочая языком, проговорил инспектор и со всей возможной стремительностью закрыл дверь. Затем он повернулся к Симоне и неторопливо, с наслаждением взял его за галстук.

– Клянусь!.. – одними губами произнес Симоне. Он был на грани обморока.

* * *

В номере инспектора Симоне повалился в кресло и принялся стучать себе по черепу кулаками, как развеселившийся шимпанзе.

– Спасен! – бормотал он с идиотской улыбкой. – Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь… Ура!

Потом он положил руки на край стола, уставился на инспектора круглыми глазами и произнес шепотом:

– Но ведь она была мертва! Я клянусь вам, Петер!

– Пили после ужина? – холодно спросил инспектор.

– Да, но…

– Сколько?

– Слушайте, Петер, я был здорово навеселе, но…

– Хватит об этом. И хватит пить. Мне не нужны пьяные свидетели.

Некоторое время Симоне молча глядел на инспектора.

– Постойте-ка… – сказал он наконец. – Но ведь она жива! Зачем вам свидетели?

– Убит Олаф, – сказал инспектор.

Симоне отшатнулся.

– Олаф? – пробормотал он ошеломленно. – Как так? Я слышал, как вы только что с ним разговаривали…

– Я разговаривал не с ним. Олаф мертв.

Симоне вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.

– Безумие какое-то… – пробормотал он. – Сумасшедший бред… Кто убил?

– По-видимому, Хинкус.

– Хинкус? А, это который все время на крыше… Вы его арестовали?

– Нет, он сбежал, – сказал инспектор. – Оставим это. У меня к вам вопрос как к специалисту. – Он поднял и раскрыл чемодан Олафа. – Что это, по-вашему?

Симоне быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно положил обратно.

– Не моя область, – сказал он. – Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это либо военное, либо космическое… Даже догадаться не могу. Где вы это взяли?

– У Олафа.

– Подумать только, – пробормотал Симоне. – У этакой дубины… Впрочем, пардон… Я, конечно, могу понажимать клавиши и покрутить ручки, но предупреждаю – это весьма нездоровое занятие.

– Не надо, – сказал инспектор, закрывая чемодан. – Идите к себе и ложитесь спать.

Симоне хотел что-то сказать, но только махнул рукой и направился к двери. В дверях он столкнулся с хозяином, извинился и вышел. Хозяин подошел к столу и поставил перед инспектором стакан с горячим кофе и сандвичи.

– Машины на месте, – объявил он. – Лыжи тоже. Хинкуса нигде нет. На крыше валяется его шуба…

– Знаю, – сказал инспектор. – Что же он – пешком ушел, что ли?

– Из долины ему все равно не выбраться…

– Да, – сказал инспектор. – Ничего не понимаю… Знаете, Алек, мне надо подумать…

Хозяин молча кивнул и пошел к двери. На пороге он остановился.

– Если не секрет, – сказал он, – что это вы с Симоне врывались к госпоже Мозес?

Инспектор сморщился.

– А, чушь! – сказал он. – Физику спьяну почудилась какая-то ерунда…

– Ах, ерунда?.. – неопределенным тоном произнес хозяин и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Некоторое время инспектор неподвижно сидел, прихлебывая кофе и глядя перед собой. Потом вдруг вздрогнул и резко повернул голову. В стену ударили чем-то тяжелым – раз и еще раз. Вздрогнула и чуть покосилась картина, изображающая утро в горах. Инспектор быстро выскочил в коридор, распахнул дверь в соседний номер и включил свет. Номер был пуст, стук прекратился, но под столом кто-то возился и сопел. Инспектор отшвырнул тяжелое кресло и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревками и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил из сумрака слезящиеся мученические глаза.

Инспектор выволок его на середину комнаты и вырвал изо рта кляп.

– Что это значит? – спросил он.

В ответ Хинкус принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, и, пока он кашлял, инспектор заглянул в туалетную, взял бритву и разрезал на Хинкусе веревки. Бормоча ругательства, Хинкус принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.

– Кто это вас? – спросил инспектор.

– Почем я знаю! – буркнул Хинкус. – Схватили сзади… Я и охнуть не успел… – Он поднял левую руку и отогнул рукав. – А, черт! Часы раздавил, сволочь… Сколько сейчас, инспектор?

– Час ночи.

– Час ночи… – повторил Хинкус. – Час ночи… – Глаза у него остановились. – Нет, – сказал он, – надо выпить.

Он поднялся. Легким толчком инспектор усадил его снова.

– Успеется, – сказал он.

– А я хочу выпить! – сказал Хинкус, повышая голос и снова делая попытку встать.

– А я вам говорю: успеется! – сказал инспектор, пресекая эту попытку.

– Кто вы такой, чтобы распоряжаться? – в полный голос взвизгнул Хинкус.

– Тихо! – крикнул инспектор. – Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!

– Убийство?.. – Хинкус приоткрыл рот. – А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили…

– Кто? – быстро спросил инспектор.

Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.

– Кто вас связал? Кого вы подозреваете?

И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал:

– Ну, хватит. Пойдемте.

Он привел Хинкуса в свой номер, взял с подоконника бутылку и отдал ему. Хинкус жадно схватил спиртное и надолго присосался к горлышку.

– Господи… – прохрипел он, утираясь. – Смачно-то как!..

– Вы можете хотя бы примерно сказать, когда вас схватили? – спросил инспектор.

– Что-то около девяти, – сказал Хинкус, всхлипывая.

– Дайте часы.

Хинкус послушно отстегнул часы, прижимая бутылку к груди. Часы были раздавлены, стрелки показывали восемь сорок три.

– Слушайте, Хинкус, – мягко сказал инспектор. – Тот, кто вас схватил… Ведь вы видели его и раньше? Днем? На крыше?

Хинкус только дико глянул на него и снова присосался к бутылке. Лицо его перекосилось, по серым щекам снова поползли слезы.

* * *

Хозяин расположился в холле за журнальным столиком. Перед ним лежали какие-то счета, он сосредоточенно нажимал клавиши калькулятора. Рядом, прислоненный к стене, стоял тяжелый многозарядный винчестер.

– Алек, – сказал инспектор. – Дайте ключ от вашего сейфа. Я спрячу туда эту штуку… – Он показал хозяину чемодан.

– Пойдемте, – сказал хозяин, поднимаясь.

* * *

Чадо, свернувшись клубочком, безмятежно посапывало в глубоком кресле перед полупогасшим камином. Инспектор окликнул его, потом потряс за плечо. Чадо не желало просыпаться, оно неразборчиво чертыхалось, жалобно мычало и отчаянно отлягивалось. В конце концов инспектор усадил его прямо и тряхнул так, что оно проснулось.

– Какого дьявола? – спросило оно сонным баском.

– Снимите очки! – приказал инспектор.

– Еще чего!..

Инспектор протянул руку и снял очки сам. Конечно, это была девушка – и премилая, хотя глаза у нее и припухли со сна.

– Чего вы хамите! – сказала она, закрываясь. – Отдайте! Фараон чертов!

– А ну! – свирепо сказал инспектор. – Быстро и немедленно говорите: когда и где вы расстались с Олафом? Живо!

– С каким еще Олафом? Отдайте очки!

– Олаф убит, и вы последняя, кто видел его живым. Когда это было? Где? Живо, ну!

Брюн отшатнулась и, словно защищаясь, вытянула руки ладонями вперед.

– Неправда!.. Не может быть!.. – прошептала она.

– После ужина, – сказал инспектор спокойно, – вы вышли с ним из столовой и направились – куда?

– Н-никуда… просто вышли в коридор…

– А потом?

– А потом… мы вышли в коридор… я плохо помню… память у меня паршивая… Он что-то сказал… а я… это…

Инспектор покачал головой:

– Попробуйте еще раз.

– Ну… ну, дело было так. Мы вышли в коридор, и он принялся меня хватать. Пришлось дать ему по морде… по лицу. Ну, он обиделся, обругал меня и ушел…

– Где это было?

– В коридоре… у столовой…

– Хватит врать, скверная девчонка! – гаркнул инспектор. – Я видел вас у дверей Олафа! Если вы будете лгать и изворачиваться, я надену на вас наручники, – инспектор сунул руку в карман, – и отправлю в тюрьму! Дело идет об убийстве. Это вы понимаете?!

Брюн молчала. Она сидела съежившись, забившись в уголок кресла. Потом опустила голову и закрыла лицо руками.

– Он мне нравился, – прошептала она. – Он был такой добрый… сильный. Глупый… Мы пошли к нему в номер… Мне очень хотелось, чтобы он меня поцеловал… Мы просто болтали… Он был очень смешной, ничего не понимал… А потом я уже собиралась уходить, но тут раздался грохот, и я сказала: «Слушайте, лавина!» Он вдруг схватился за голову, как будто что-то вспомнил… и бросился к окну, но сейчас же вернулся, схватил меня за плечи и буквально выбросил в коридор. Я чуть не полетела… И разозлилась ужасно… Все настроение пропало… Вот и все.

– Так, – сказал инспектор. – Он кинулся к окну… Может быть, его кто-нибудь позвал?

– Нет, я не слышала.

– А в коридоре вы кого-нибудь видели?

– Никого. А еще до того, как мы вошли в номер, многих видела. Симоне видела, вас с хозяином… Еще этого видела… маленького такого… сутулого… Хинкуса!

– Стоп! – сказал инспектор. – Когда вы вышли из столовой?

– Часов в девять… Да, я точно помню – часы пробили девять, и я сказала Олафу: пошли…

– И после этого вы видели Хинкуса? Вы не ошибаетесь?

– Да нет… Правда, он сразу свернул на лестничную площадку… Но это был он – маленький, в этой своей дурацкой шубе до пят… А что такое? – Брюн перешла на шепот. – Это он убил? Хинкус, да?

* * *

Инспектор отпер дверь номера Хинкуса и остановился на пороге. Везде горел свет – в прихожей, в туалетной, в спальне. Сам Хинкус, оскаленный, мокрый, сидел на корточках за кроватью. Посредине комнаты валялся поломанный стул, а Хинкус сжимал в кулаке одну из ножек.

– Это вы… – сказал Хинкус хрипло и выпрямился.

– Вот что, – сказал инспектор, надвигаясь на него. – Вы сказали, что вас схватили в восемь сорок, но вас видели в коридоре после девяти! Вы будете говорить мне правду или нет?

На лице Хинкуса промелькнула растерянность.

– Меня?.. После девяти?..

– Да. Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.

– Я? – Хинкус вдруг судорожно хихикнул. – Я шел по коридору?.. – Он снова хихикнул. И еще раз. И еще. – Я? Меня?.. Вот то-то и оно, инспектор, – проговорил он, захлебываясь. – Вот то-то и оно! Меня видели в коридоре… И я тоже видел меня! И я схватил меня… и я связал меня… и я замуровал меня в стену! Я – меня! Понимаете? Я – меня!..

* * *

В котельной инспектор спросил, указывая на большую железную дверь:

– А здесь что?

– Склад солярки.

Инспектор, поднатужившись, откатил дверь.

– Включите-ка свет, – попросил он.

– Лампочка перегорела. Все не соберусь ввинтить новую…

– А, ч-черт… Дайте фонарик.

– Пожалуйста. – Хозяин дал ему фонарик. – Но двойника Хинкуса там нет.

Они вошли в темное помещение. Луч фонарика скользнул по рядам грязных железных бочек, по затоптанному полу, по штабелям каких-то ящиков.

– Вы заблуждаетесь в самой основе, Петер, – продолжал хозяин. – Вы решили, что в отеле скрывается какой-то незнакомый нам человек. Вы идете по самому естественному пути, именно поэтому вы заблуждаетесь особенно сильно.

– Что вы предлагаете? – угрюмо спросил инспектор.

– Я ничего не предлагаю, Петер. Пока. Я все жду, когда вы созреете.

– Я уже перезрел. Я скоро упаду.

Хозяин хмыкнул и ничего не сказал. Некоторое время они молчали. Инспектор, чертыхаясь, освобождал полу пиджака.

– Хотите, для начала я расскажу вам, что именно почудилось нашему любвеобильному физику? – спросил хозяин.

– Ну, попробуйте.

– Наш любвеобильный физик залез в постель к госпоже Мозес и обнаружил там вместо живой женщины бездыханный манекен…

Инспектор резко обернулся и осветил фонариком лицо хозяина.

– Куклу, Петер, – сказал хозяин, щурясь от яркого света. – Мертвую, холодную куклу…

* * *

В холле хозяин поставил перед инспектором большую, исходящую паром кружку с кофе и сам опустился в кресло напротив.

– …Если использовать терминологию современной науки, – неторопливо говорил он, – то зомби – мертвый человек, имеющий внешность живого, – представляет собою очень точный биологический механизм…

– Хватит, Алек, – с бешенством сказал инспектор. – К черту теорию. Я вас спрашиваю: откуда вы знаете, что увидел Симоне в номере госпожи Мозес? Вы что – тоже залезали к ней в постель?!

Хозяин смотрел на него грустными глазами.

– Да, – сказал он наконец с сожалением. – Вы еще не созрели. Ну, хорошо… – Он вздохнул. – Пусть будут одни факты. Шесть дней тому назад я отправился в номер к господину Мозесу, чтобы вернуть ему паспорта. Я был несколько рассеян и, постучав, отворил дверь, не дождавшись разрешения. В кресле посредине комнаты я увидел то, что при желании можно было бы назвать госпожою Мозес. Это была большая в натуральную величину кукла, похожая на госпожу Мозес и одетая в точности, как она. Это длилось считанные секунды. Сзади ко мне подошел господин Мозес и твердой рукой оттянул от двери…

– Кукла… – сказал инспектор задумчиво.

– Зомби, – мягко поправил его хозяин.

– Кукла… – повторил инспектор, не обращая на него внимания. – А какой у Мозеса багаж?

– Несколько обычных чемоданов и гигантский, окованный железом дорожный сундук.

Инспектор разочарованно вздохнул.

– Я знал миллионера, который везде таскал с собой коллекцию ночных горшков. А Мозесу, как видно, нравится возить с собою куклу своей жены.

– Инспектор ухмыльнулся. – В конце концов, такой способ отваживать ухажеров ничем не хуже других. Даже еще смешнее. Ей-богу, славная шутка!..

– Ну вот вы все и объяснили, – тихонько проговорил хозяин. Он вдруг перегнулся через ручку кресла и принялся шарить между креслом и стеной. – Я вам уже рассказывал, Петер, что зомби обладает нечеловеческой силой… – Он не без труда вытащил и положил прямо на счета перед инспектором скрученный, завязанный узлом, еще влажный от растаявшего снега швеллер.

– Ну? – сказал инспектор без особого интереса. – Я уже видел эту штуку. На крыше.

– И, вероятно, решили, что Алек Сневар на досуге занимается абстрактной скульптурой. Так вот, Алек Сневар искусством не занимается. Алек Сневар под присягой готов показать, что еще вчера это был обыкновенный прямой швеллер.

Инспектор помолчал, глядя на хозяина исподлобья, потом сказал негромко:

– Вот смотрю я на вас, Алек, и никак не могу понять: почему это вы так стараетесь запутать следствие? Зачем это вам? Ведь у вас стопроцентное алиби…

Хозяин вздернул голову, но ответить не успел – в коридоре глухо загавкал Лель.

– Так, – сказал хозяин, поднимаясь. – Мы еще продолжим этот разговор, а сейчас пойдемте – наш бедняга проснулся и зовет маму.

* * *

Незнакомец сидел на кровати, до пояса закрывшись одеялом. Чужая ночная рубашка была ему явно велика – ворот висел хомутом, обнажая острые ключицы. На лице его не было растительности – только несколько волосков на месте бровей да редкие белесые ресницы. Он сидел, откинувшись на подушку, но, увидев инспектора, живо наклонился вперед и спросил:

– Вы – Олаф Андварафорс?

Такого вопроса инспектор не ожидал. Он поискал глазами стул, придвинул его к кровати, уселся и только тогда ответил:

– Нет, я инспектор полиции Петер Глебски.

– Да? – сказал незнакомец удивленно, но без всякого беспокойства.

– Но где же Олаф Андварафорс?

– Прошу прощения, – сказал инспектор. – Прежде всего мне хотелось бы узнать, кто вы такой и как вас зовут.

– Луарвик, – сказал незнакомец.

– А имя?

– Имя? Луарвик.

– Господин Луарвик Луарвик?

– Да.

– Хорошо. Кто вы?

Незнакомец уставился на него немигающими глазами. Он явно не понимал вопроса.

– Луарвик, – сказал он. – Я – Луарвик. – Он помолчал. – Луарвик Луарвик.

– Вы иностранец? – спросил инспектор.

– Очень. В большой степени.

– Вероятно, швед?

– Вероятно. В большой степени швед.

Дверь за спиной инспектора скрипнула. Он обернулся. На пороге, добродушно улыбаясь, стоял Мозес.

– Сюда нельзя, – резко сказал инспектор. Мозес, продолжая улыбаться, внимательно рассматривал незнакомца. Инспектор вскочил и пошел на него грудью. – Прошу вас немедленно выйти, господин Мозес… Прошу…

– Да-да… – проговорил Мозес, вытесняемый в коридор. – Конечно… Извольте… – Он все глядел на незнакомца.

Инспектор снова закрыл дверь и повернулся к Луарвику.

– Это был Олаф Андварафорс? – спросил тот.

– Нет, – сказал инспектор. – Олаф Андварафорс убит сегодня ночью.

– Убит… – повторил Луарвик. В голосе его не было ни удивления, ни страха, ни горя. – Я хочу его видеть.

– Зачем?

– Я хочу надеть одежду, – заявил Луарвик. – Я не хочу лежать. Я хочу видеть Олафа Андварафорса.

– Вы хотите опознать труп? Так я вас понимаю?

– Опознать?.. Узнать?

– Как вы можете его узнать, – сказал инспектор, – если не знаете его в лицо?

– Какое лицо?! Зачем лицо? – удивился Луарвик. – Я хочу видеть, что это не есть Олаф Андварафорс. Что это есть другой.

– Почему вы думаете, что это – другой? – быстро спросил инспектор.

– Почему вы думаете, что это Олаф Андварафорс? – возразил Луарвик.

Несколько секунд инспектор молча смотрел на него, потом встал и, сказав: «Одевайтесь», подошел к окну. Он смотрел на зубчатые скалы, уже озаренные розовым светом восходящего солнца, на бледное пятно луны, на чистую темную синеву неба. За спиной у него раздавалось какое-то шипение, шуршание, невнятное бормотание, почему-то двигали стулом. Потом Луарвик сказал: «Я одел».

Инспектор обернулся и удивился. Он очень удивился, но тут же подошел к Луарвику, поправил и застегнул ему воротник, перестегнул пуговицы на пиджаке и пододвинул ему ногой шлепанцы. Пока инспектор все это делал, Луарвик покорно стоял, растопырив руки. Потом он с сомнением посмотрел на шлепанцы и проговорил:

– Это не мое. У меня не так.

– Ваши туфли еще не высохли, – сказал инспектор. – Обувайте это.

Можно было подумать, что Луарвик никогда в жизни не имел дела со шлепанцами. Дважды он с размаху пытался загнать в шлепанцы ноги и дважды промахивался, каждый раз теряя при этом равновесие. У него вообще было неважно с равновесием – видно, ему здорово досталось, и он далеко еще не пришел в себя. Поэтому, пока они шли через холл и поднимались по лестнице, инспектор на всякий случай придерживал его за локоть.

Хозяин проводил их задумчивым взглядом. Он устроился в холле за журнальным столиком. Тяжелый многозарядный винчестер стоял рядом, прислоненный к стене.

Перед дверью номера Олафа они остановились. Инспектор внимательно оглядел наклейки, достал ключ и распахнул дверь. Затем он посторонился, пропуская Луарвика вперед. Луарвик остановился над трупом и, закинув руку за спину, наклонился над ним. Ни брезгливости, ни страха, ни благоговения – его лицо было абсолютно равнодушно.

– Я удивлен, – сказал он наконец без всякого выражения. – Это есть Олаф Андварафорс на самом деле.

– Как вы его узнали? – сейчас же спросил инспектор.

Луарвик, не распрямляясь, повернул голову и посмотрел на инспектора снизу вверх. Он стоял, нагнувшись, расставив ноги, глядел на инспектора и молчал. Потом он произнес:

– Вспомнил. Видел раньше.

– Где вы его видели раньше?

– Там. – Луарвик, не разгибаясь, махнул рукой куда-то за окно. – Это не есть главное. – Он разогнулся и заковылял по комнате, странно вертя головой. Инспектор весь подобрался, не спуская с него глаз.

– Вы что-нибудь ищете? – спросил инспектор вкрадчиво.

– Олаф Андварафорс имел предмет, – сказал Луарвик. – Где?

– Вы ищете чемодан? Вы за ним приехали?

– Где он? – повторил Луарвик.

– Чемодан у меня.

– Это хорошо, – сказал Луарвик. – Я хочу его иметь здесь. Принесите.

– Ладно, – сказал инспектор. – Но сначала вы ответите на мои вопросы.

– Зачем? – с огромным удивлением спросил Луарвик. – Зачем снова вопросы?

– Вы получите чемодан только в том случае, – терпеливо объяснил инспектор, – если из ваших ответов станет ясно, что вы имеете на него право.

– Не понимаю.

– Если чемодан ваш, – сказал инспектор, – если Олаф привез его для вас, докажите это. Тогда я его вам отдам.

И тут Луарвик вдруг как-то обмяк, словно из него выпустили воздух.

– Не надо, – сказал он. – Не хочу. Хочу лежать. Где можно?

Он часто и тяжело дышал.

* * *

Ослепительное солнце заливало долину, снежный покров был чист и нетронут, как новенькая накрахмаленная простыня, инспектор попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и побежал навстречу солнцу, все наращивая темп, зажмурившись от солнца и наслаждения, и встречный ветер развевал его шарф, а где-то сзади таял и растворялся в кристально чистом воздухе проклятый отель, черный как гроб, мрачная развалина, населенная призраками и мертвецами, и только Лель, весело и яростно лая, мчался следом, то обгоняя, то скача рядом, и все норовил схватить за ногу, и лаял, лаял, весело, звонко, оглушительно, и наконец ему удалось схватить инспектора за штанину, и инспектор проснулся.

Лель облизывал ему уши и щеки, теребил штанину, толкался и легонько покусывал за руку. Инспектор с досадой отпихнул его и сел в кресле.

– Ты что мне спать не даешь!.. – проговорил он и осекся.

На блестящей лакированной поверхности столика, рядом с бумагами и счетами хозяина, лежал огромный черный пистолет. Он лежал в лужице воды, и комочки нерастаявшего снега еще облепляли его, и, пока инспектор смотрел, один комочек сорвался со спускового крючка и упал на поверхность стола. Инспектор оглядел холл. В холле было пусто, только Лель стоял рядом и, наклонив голову набок, серьезно-вопросительно смотрел на инспектора. Из кухни доносился звон кастрюль и слышался негромкий басок хозяина.

– Это ты принес? – шепотом спросил инспектор Леля.

Лель продолжал смотреть на инспектора. Лапы у него были в снегу, с лохматого брюха капало. Инспектор облизнул пересохшие губы и взял пистолет в руки.

– Где ты это нашел, старик? – пробормотал он.

Лель игриво мотнул головой и боком скакнул к двери.

– Понятно, – сказал инспектор. – Подожди минутку.

Он еще раз огляделся и, на ходу запихивая пистолет в боковой карман, торопливо пошел к выходу.

За дверью Лель скатился с крыльца и, проваливаясь в снег, поскакал вдоль фасада. Инспектор схватил первые попавшиеся лыжи, кое-как закрепил их на ногах и побежал следом. Они обогнули гостиницу, и Лель устремился прочь и остановился метрах в тридцати. Инспектор подъехал к нему и огляделся. Он увидел ямку в снегу, откуда Лель выкопал пистолет, борозды, которые оставил пес, прыгая через сугробы, и следы своих лыж позади. В остальном пелена снега вокруг была нетронута. В тридцати метрах возвышалась гладкая, без окон, стена отеля, и были отлично видны беседка на крыше, радиоантенна и раскрытый шезлонг Хинкуса.

* * *

– Что-нибудь новенькое, Петер? – спросил хозяин.

Они разговаривали в буфетной. Перед инспектором стояла тарелка с бутербродами. Инспектор кивнул, проглотил и сказал:

– Да, есть кое-что… Кстати, вы интересовались, Алек, что такое настоящее гангстерское оружие… полюбуйтесь. – Он вытащил из кармана и положил на стойку пистолет.

Хозяин оглядел пистолет, прищурившись, тихонько присвистнул.

– Между прочим, – продолжал инспектор, – вы слыхали когда-нибудь, чтобы пистолеты заряжались серебряными пулями?

Хозяин молчал, выпятив челюсть. Инспектор вынул обойму и выщелкал из нее несколько патронов. Хозяин взял один, повертел перед глазами и снова положил на место.

– Я читал об этом… – проговорил он. – Оружие заряжают серебряными пулями, когда собираются стрелять по призракам… (Инспектор хмыкнул.) Вурдалака не убьешь обычной пулей. И вервольфа… и жабью королеву… и зомби… Вы уж извините, Петер, но так пишут в книгах.

Инспектор пожал плечами и снова принялся за еду.

– При чем здесь «извините»… – проворчал он. – Понимаете, Алек, потусторонний мир – это все-таки ведомство церкви, а не полиции…

– Да нет, пожалуйста… – сказал хозяин. – Вы спросили, я ответил… – Он помолчал. – Вы узнали, чей это пистолет?

– Да есть тут у нас один охотник за зомби, – сказал инспектор. – Хинкус его фамилия. Дело в том, Алек…

Лель, лежавший у ног инспектора, вдруг грозно зарычал, вскочил и забился в углу под стол. Шерсть на нем встала дыбом. Инспектор замолчал и оглянулся.