Текст книги "Угол белой стены"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Нет, он, гад, определенно что-то пронюхал, – покачал головой Лобанов. – И теперь опередить нас хочет. В чем-то признаваться прибежал, вот увидите.

Сергей пожал плечами. Он старался не подать виду, что сам удивлен и встревожен. Приход Семенова не сулил ничего хорошего, в этом Сергей был уверен. Решил выкинуть какой-то опасный фокус. Черта с два он сейчас в чем-нибудь признается.

Его размышления прервал стук в дверь. Вслед за тем она тут же приоткрылась, и в кабинет торопливо зашел Семенов.

На полном, раскрасневшемся лице его отражалась тревога, редкие, потные волосы были спутаны, добротное пальто на меху небрежно-расстегнуто, в руках он нервно мял пушистую, красивую шапку.

– Разрешите?

– Пожалуйста, – настороженно кивнул головой Лобанов.

Семенов поспешно прикрыл за собой дверь, подбежал к столу и, не давая Лобанову произнести ни слова, выпалил:

– Вы милиция, да? Ну так вот! Извольте! Меня убить хотят! Убить! – голос его сорвался на крик. – Я требую!.. Я требую защиты!.. Вы милиция? Вот и пожалуйста! Защищайте!..

Лобанов посмотрел на него с неподдельным изумлением.

– Вас?… Убить?…

– Да, да, да!.. Именно меня!.. Вот, читайте! Черным по белому пишут!..

Он выхватил из кармана помятый конверт и протянул его Лобанову.

– Да вы садитесь, – сказал тот, беря письмо.

– Я не могу сидеть! – нервно воскликнул Семенов. – Не могу есть! Не могу спать! Вы обязаны меня защитить! Обязаны!..

Сергей с нарастающим удивлением рассматривал Семенова. В том, что он не притворяется, что он смертельно испуган – не было сомнения. А впрочем… Вдруг это все игра? Вдруг это ловкий ход, чтобы отвести от себя подозрения? Ведь улики ведут к нему, бесспорные улики! Сергей видел, что и Лобанов охвачен сомнениями, что и на него произвел впечатление истеричный напор Семенова. И мысленно говорил ему: «Спокойнее, Сашка, спокойнее. Делай вид, что веришь».

Между тем Лобанов вынул из конверта сложенный листок и, расправив его, медленно прочел вслух:

– «Ночью придем. Убьем, как собаку». – Он поднял глаза на Семенова, и тот ответил ему затравленным взглядом, губы его дрожали. – Что это значит?

– Я не знаю, что это значит? – захлебываясь, прокричал Семенов. – Они просто хотят меня убить!.. Они хотят убить!.. Понимаете вы?…

– Нет, гражданин Семенов, не понимаю, – усмехнулся Лобанов. – Просто так не убивают.

Он уже пришел в себя и теперь спокойно, с иронией разглядывал посетителя.

– А я вам говорю, не знаю!.. Хватайте их! Хватай те, и все!.. Пусть они потом объясняют, что это значит!.. А иначе… иначе я не пойду домой!.. Вот и все!.. Вот и все!..

Он повалился на стул, поерзал, плотнее усаживаясь на нем и всем своим видом давая понять, что он не двинется с места, пока не будет уверен в своей безопасности.

Сергей увидел, как глаза Лобанова сузились от злости, и понял, что сейчас он скажет что-то резкое и, может быть, не очень обдуманное. Решив опередить его, он озабоченным тоном произнес:

– Заявление гражданина надо обдумать.

Семенов обернулся, окинул его быстрым, цепким взглядом и обрадованно подхватил:

– Конечно! И принять меры! Немедленно! Это же надо? Наглость какая! И они придут! Они обязательно придут, раз написали!..

«Врет, – подумал Сергей. – Все врет. Но в чем тут фокус, я не понимаю». И он серьезно и озабоченно сказал, стараясь убедить Семенова в полном доверии к своим словам:

– Мы вас только попросим написать официальное заявление и письмо это приложить. Чтобы было ясно, на основании чего мы действуем.

– Ради бога! Пожалуйста! Сейчас же напишу!.. Вы мне разрешите листок бумаги? – обратился он к Лобанову.

Все молчали, пока Семенов торопливо, ни на минуту не задумываясь, писал заявление.

– Укажите там, что причины этой угрозы вы не знаете, – сказал Сергей.

– Обязательно, обязательно, а как же!..

Семенов кончил писать, решительным росчерком поставил подпись и, не перечитывая, протянул заявление и письмо Сергею.

– Я извиняюсь, – как-то вкрадчиво и чуть заискивающе сказал он. – А вы кто будете?

– Подполковник Коршунов.

– А по должности?

– Я из Москвы. В служебной командировке здесь.

– Очень приятно! Очень! – просиял Семенов. – Тогда я надеюсь, что все будет в порядке.

– И без меня было бы все в порядке.

– А сейчас вы свободны, – сухо сказал Лобанов. – О принятых мерах мы вам сообщим.

– Но… Я бы хотел…

Сергею вдруг пришла в голову одна мысль, и он как можно мягче, даже с оттенком заботливости, спросил:

– Вы хотели бы узнать об этом побыстрее?

– Вот именно! Я же не могу…

– Так зайдите к нам… – Сергей посмотрел на часы. – Сейчас два часа дня. Зайдите под вечер, ну, скажем, в пять. Сможете?

– Непременно! – обрадованно воскликнул Семенов. – То есть минута в минуту буду! Это же… это же для меня вопрос жизни! Вы поймите мое состояние!..

– Понимаем, понимаем, – добродушно кивнул головой Сергей. – Все понимаем.

Семенов поднялся со стула, застегнул пальто.

Когда он наконец вышел, Лобанов вопросительно поглядел на Сергея.

– Ну что ты придумал? – и, не дожидаясь ответа, воскликнул: – Но прохвост! Какой прохвост! Так чего ты придумал? Но прежде скажи, ты понял, зачем ему этот спектакль понадобился? Я – нет.

– И я тоже. А придумал я… – Сергей взглянул напритихшего Жаткина. – Как вы полагаете, узнает швейцар Семенова?

Тот досадливо покачал головой:

– Вряд ли.

– Почему?

– Он мне объяснил, когда я от него примет того человека добивался, что рассмотрел его плохо Они очень быстро прошли с Горлиной мимо него. Потом он помог нести вещи к лифту кому-то из приезжих. Горлина сидела в кресле уже одна. Причем очень грустная, расстроенная.

– Так, так. А ее спутник?

– Он в тот момент стоял у окошка администратора.

– Значит, это он насчет номера договорился! – воскликнул Лобанов. – Ручаюсь!

Сергей кивнул головой:

– Согласен. Но это означает еще и другое.

– Что именно?

– Что администратор узнает Семенова, если это был он, конечно.

– И если она захочет его узнать, – Лобанов хитро прищурился. – Это может оказаться ей невыгодно. Он же наверняка дал ей взятку за номер. И она ему из какой-нибудь брони отдала. Может быть, его скорей узнает дежурная по этажу? – Он посмотрел на Жаткина. И тот снова покачал головой:

– Вряд ли. Она тоже его очень плохо рассмотрела. За ключом к ней подошла Горлина, а он как-то незаметно прошмыгнул мимо.

– А когда уходил?

– Вообще не видела.

– Так, – заключил Сергей. – Остается только администратор. – Он повернулся к Жаткину: – Сейчас почти три часа. К четырем привезите ее сюда.

– Слушаюсь.

– Да, но что мы будем делать с Семеновым? – спросил Лобанов и усмехнулся: – Он же заявление подал. По-моему, надо все-таки попробовать…

– Что попробовать?

– Задержать этих субчиков, если придут.

– Значит, засада?

– Конечно.

Сергей задумался.

– Они нас именно на это и толкают… Выходит, это им выгодно… А что выгодно им, невыгодно нам…

– Это конечно так, – согласился Лобанов. – Но… допустим, у них ссора произошла? И Семенов избавиться от кого-то хочет? А этот «кто-то» может нам пригодиться.

– Возможно. Но располагать засаду в квартире Семенова рискованно, – покачал головой Сергей. – Где он живет?

– В том-то и дело – свой домик, – досадливо щелкнул пальцами Лобанов. – На Луговой. Она прямо к лесу подходит. Самый край города.

– Гм. Может, две засады тогда?

– Может, и две.

– Ну вот что, – решительно объявил Сергей. – Вы, Жаткин, за администратором. Через час чтоб была здесь. Двух сотрудников на рынок, к палатке Семенова. Если он вздумает домой ехать, под любым предлогом пусть задержат на час. А мы с тобой, – обратился он к Лобанову, – на Луговую. Сами все там осмотрим и тогда решим как и что. Ясно одно: засаду надо делать.

…Через час они вернулись в управление. На обратном пути, еще в машине, в общих чертах обсудили план предстоящей операции. На коленях у Лобанова лежал листок из блокнота с приблизительной схемой расположения дома Семенова и окружающих его домов и улиц. Лобанов водил пальцем по схеме и запальчиво говорил:

– Обязательно надо и у него в доме сотрудников посадить. А как же? Иначе он сразу догадается, что мы ему не доверяем, и – черт его знает! – возьмет да предупредит тех. Мы же не знаем их планов?

– Близость леса мне не нравится, – заметил Сергей.

– Отрежем пути отхода туда. Вот и все.

– А путей, по крайней мере, два: так и так, – Сергей провел пальцем по схеме.

Уже подъехав к управлению, окончательно договорились, что Лобанов немедленно займется организацией засады на Луговой, а Сергей возьмет на себя разговор с администратором гостиницы.

– Это тоже не сахар, – усмехнувшись, предупредил Лобанов.

Из кабинета Сергей позвонил Жаткину:

– Ну как, Володя?

– Товарищ Скляревская у меня, товарищ подполковник, – подчеркнуто официально доложил Жаткин. – Разрешите зайти?

Через минуту дверь открылась и Жаткин галантно пропустил вперед высокую полную женщину в черном платье с ниткой белых, под жемчуг, бус на пышной груди, которые еще больше подчеркивали весь ее строгий облик. На странно узком, холодном ее лице выделялись густо-черные брови, и от этого глаза казались окруженными синевой. Пышные темные волосы были зачесаны назад и собраны в тяжелый пучок, открывая высокий чистый лоб.

Женщина вошла как-то по-хозяйски уверенно и твердо; с достоинством, даже несколько высокомерно, кивнула вставшему ей навстречу Сергею.

– Присаживайтесь, Галина Александровна, – сказал Сергей как можно любезнее. – И вы тоже, – кивнул он Жаткину.

– Я вас слушаю, – требовательно произнесла Скляревская, опускаясь на стул. – Курить у вас, надеюсь, можно?

Не дожидаясь ответа, она вынула из большой черной сумки и положила перед собой блестящую от целлофана пеструю коробочку с сигаретами и изящную заграничную зажигалку.

– Пожалуйста, пожалуйста, – радушно ответил Сергей, соображая про себя, как лучше начать разговор.

Работа уже давно приучила его быстро разбираться в людях. Профессиональное чутье мгновенно подсказывало ему правильную линию поведения. Но бывали, конечно, и ошибки, более или менее значительные, утвердившие правило: никогда не доверять до конца первым впечатлениям о человеке – они порой обманчивы.

Первое впечатление о Скляревской было неблагоприятным. Под внешней чопорностью и самоуверенным спокойствием Сергей ощутил в ней что-то настораживающее, что-то неискреннее, но это могло быть и результатом полученных ранее, весьма неопределенных сведений и потому требовало проверки.

– Так я вас слушаю, товарищ, – закуривая, холодно произнесла Скляревская.

Сергей не спеша закурил вслед за ней и, откинувшись на спинку кресла и как бы давая понять, что разговор будет вполне доверительным и свободным, сказал:

– Речь, Галина Александровна, пойдет о неприятном случае в вашей гостинице позавчера.

– О кошмарном Случае, – строго поправила его Скляревская и, прижав пальцы к вискам, добавила: – Ах, я вторую ночь не могу уснуть из-за этого. Никакое снотворное не помогает.

При упоминании о снотворном Сергей невольно насторожился.

– Да, я вас понимаю. Но чтобы уж никакое снотворное не помогало… – Он усмехнулся сочувственно. – Вы что принимаете?

– Ах, все подряд, – страдальчески махнула рукой Скляревская. – И невыносимая мигрень весь день. Невыносимая!

Она снова прижала пальцы к вискам.

– Все-таки помогите нам разобраться в этом деле, – мягко произнес Сергей.

– Боже мой, ну конечно! Все, что в моих силах. Спрашивайте, пожалуйста.

– Вы видели эту самую Горлину?

– Видела. Такая молодая, красивая, со вкусом одета. Боже мой, какое несчастье!

Она нервно затянулась сигаретой.

– Вы из своего окошечка ее видели?

– Конечно. Разве я могу выйти? У нас кошмарная работа. Секунды свободной нет.

– Да, да, – сочувственно откликнулся Сергей. – Масса народу, и все ждут, нервничают.

– Ах, если бы вы знали, как тяжело отказывать людям! Но гостиница не резиновая, вы понимаете?

– Конечно.

«Неплохая артистка, – подумал Сергей. – Но и не умна, кажется. Сама же переводит разговор в невыгодное для себя русло. Впрочем, не нарочно ли? Проверим. Она ведь не знает истинную причину смерти».

– А что Горлина делала, когда вы ее заметили?

– Я не помню точно. Но она была очень грустной и озабоченной.

– Может быть, ей уже нездоровилось?

– Знаете, – Скляревская оживилась и сделала энергичный жест рукой, словно останавливая Сергея. – Кажется, вы правы. Да, да, ей, наверное, уже нездоровилось. У бедняжки был очень плохой вид. Я сразу заметила.

«Так, – удовлетворенно констатировал про себя Сергей. – Больше она уже не упомянет, что гостиница не резиновая. Появился новый аргумент, более достоверный. Да, ты, милая, хитришь. И не очень умно».

– Наверное, поэтому вы и решили ее устроить, хотя с номерами было трудно? – как бы восхищаясь ее чуткостью, спросил Сергей.

– Ну конечно! Боже мой, я тоже, в конце концов, женщина. Это же кошмар – оказаться больной в чужом городе, одна… Правда, ее привез какой-то знакомый, но тут же бросил, ушел, вместо того чтобы…

«Вот, вот, теперь уже можно упомянуть и о нем», – подумал Сергей.

– Он сам вас просил о номере?

– В таких случаях меня не надо просить, – гордо возразила Скляревская. – Он только подал документы, как я уже все поняла и отдала ей последний свободный номер.

– Вы очень чуткая и наблюдательная женщина, – улыбнулся Сергей.

– Ну что вы! Самая обыкновенная, – снисходительно пожала полными плечами Скляревская, явно, однако, польщенная его комплиментом.

– И он не говорил вам, что она больна?

– Вы слишком много хотите от мужчин. В большинстве случаев они такие невнимательные.

В ее голосе неожиданно прозвучала кокетливая нотка.

– Впрочем, – равнодушно заметил Сергей, – это мы узнаем от него самого. Я еще с ним не беседовал.

Впервые за время разговора в глазах Скляревской мелькнула настороженность, и она, не удержавшись, воскликнула:

– Так вы знаете, кто он такой?

Сергей взглянул на часы.

– Да, он скоро здесь будет. – И, обернувшись к молча сидевшему в стороне Жаткину, попросил: – Поглядите, кстати. Может быть, он уже пришел?

Тот поспешно встал и вышел из кабинета.

– Мне даже видеть его неприятно, – враждебно заметила Скляревская, на секунду теряя свой царственно спокойный вид.

«Ну, еще бы», – усмехнулся про себя Сергей.

– Называется, сослуживец, – с негодованием продолжала между тем Скляревская. – Бросить женщину в таком…

– Сослуживец? – невольно вырвалось у Сергея.

– Да, он так себя назвал. Якобы случайно встретил ее на вокзале. Бессердечный он человек, а не сослуживец!

В этот момент вернулся Жатки ни доложил:

– Гражданин здесь, товарищ подполковник.

– Что ж, Галина Александровна, – сказал Сергей, вставая. – Я больше не смею вас задерживать. Спасибо и извините, что потревожили. Разрешите, я вас провожу?

– Ах, что вы! – кокетливо улыбнулась Скляревская. – Мне неловко вас затруднять…

– Какое же тут затруднение? Надо восстановить в ваших глазах репутацию мужчин, – ответно улыбнулся Сергей, краем глаза перехватив удивленный взгляд Жаткина.

Они вышли в коридор.

Около двери кабинета на длинном диване сидел Семенов, нервно теребя в руках свою пушистую шапку. Лоб и пухлые щеки его блестели от пота. Увидев Сергея, он сделал движение, чтобы подняться. Но тут он заметил Скляревскую и застыл на месте, поспешно отведя глаза, И Сергей отметил это про себя.

– Одну минуту, – сухо сказал он Семенову. – Я сейчас вернусь.

Скляревская прошла вперед, величественно вскинув голову и старательно не глядя в сторону Семенова. Только по плотно сжатым губам и напряженному, устремленному вперед взгляду можно было догадаться, что встреча эта была ей неприятна.

Прощаясь со Скляревской у выхода из управления, Сергей как бы между прочим спросил:

– Кстати, вы узнали того гражданина в коридоре?

– Я?… Да я его просто не заметила…

«Врешь, милая, – подумал Сергей. – И не очень умело притом. Что ж, тем лучше».

Он стал медленно подниматься по лестнице.

Дойдя до третьего этажа, Сергей увидел в конце коридора одинокую ссутулившуюся фигуру Семенова на диване и, поколебавшись, решительно повернул назад, вниз по лестнице, туда где находились комнаты отдела уголовного розыска.

В накуренном до синевы кабинете Лобанова сотрудники оживленно обсуждали что-то и разом умолкли, повернув голову к двери, когда она без стука распахнулась и вошел Сергей.

– А вот и он сам, – удовлетворенно констатировал Лобанов.

– Ох, и надымили вы, братцы, – покачал головой Сергей. – Аж глаза ест.

Лобанов усмехнулся.

– Это мы сами дымимся. Уточняли план операции.

– Он сидит там у меня, – Сергей кивнул на дверь. – Кто будет у него в доме? Пойдемте знакомиться. А то уже седьмой час.

– Филиппов, ты иди. Жаткин там, – распорядился Лобанов. – Остальные, как условились. – И, обращаясь к Храмову, спросил: – Курево, воду, бутерброды заготовили?

– Так точно.

– Ну все тогда. Машины у подъезда. Отправляйтесь, хлопцы. Рации только берегите. В случае чего – мигом у вас будем. Вроде ничего не забыли. Так… – Он оглядел сотрудников, потом посмотрел на Сергея: – Разрешите начинать, Сергей Павлович?

При посторонних Лобанов всегда обращался к нему строго официально.

– Давайте.

Все, шумно переговариваясь, вышли в коридор.

Сергея охватило знакомое чувство нервного подъема, радостное ощущение братской близости с идущими рядом людьми, которых в этот момент объединяло не только общее задание, общая цель, но и сознание неведомой пока опасности, предстоящего риска, и он на секунду даже позавидовал им. Эх, давно он не ходил в засады! Только час спустя, когда уехал с двумя сотрудниками заметно повеселевший Семенов, Сергей и Лобанов вспомнили, что с утра ничего не ели.

– Столовая закрылась, – устало потягиваясь, сказал Лобанов. – Может, в ресторан зайдем? Хотя шуму там…

– Сначала в гостиницу, – ответил Сергей. – Домой позвонить надо. Как там мои.

– Ну пошли, раз так.

Они не спеша оделись: сейчас можно было не спешить.

На улице было холодно, люто бушевал ветер.

– Все машины разогнал! – прокричал Лобанов. – Придется пешком. На голодный желудок тяжело.

– Ничего. А мороз у вас серьезный.

– И всегда с ветром, черт его дери, – проворчал Лобанов, погружая лицо в поднятый воротник пальто.

К гостинице подошли замерзшие, исхлестанные ледяным ветром. Поднявшись к себе в номер, Сергей заказал по телефону разговор с Москвой.

– В течение часа, – предупредила телефонистка.

– Придется ждать, – вздохнул Лобанов, располагаясь в глубоком кресле.

Но телефон зазвонил почти мгновенно. Сергей поспешно сорвал трубку.

– Вот как работаем, – горделиво произнес Лобанов, подняв палец. – Это тебе, брат, не…

Однако вместо ожидаемой Москвы в трубке раздался знакомый обрадованный голос Урманского.

– Сергей Павлович? Ради бога, извините. Но вы сами просили. Знаете? Я нашел Марину!

– Поздравляю, – улыбнулся Сергей. – Как вам это удалось?

– Тысяча и одна ночь! Если написать, скажут: «так не бывает». Но главное, – с веселой торжественностью заключил Урманский, – мое счастье теперь в ваших руках.

– Это как понять?

– По телефону это невозможно понять. Если бы вы разрешили… Я понимаю, это верх нахальства… Но…

– Хотите приехать?

– Я просто мечтаю приехать и выплеснуться. Мешает только моя природная застенчивость.

– Ну валяйте. Правда, мы еще не…

Но тут в трубке что-то щелкнуло и ворвался голос телефонистки:

– Вы заказывали Москву?

– Да, да!

– Говорите… Москва, говорите… – И Сергей вдруг узнал далекий голос, кричавший: – Я слушаю!.. Я вас слушаю!..

– Мама! – в свою очередь закричал Сергей, прижимая трубку ко рту. – Мама, ты меня слышишь?

– Сережа!.. Ну конечно слышу. Как ты себя чувствуешь? Там у вас не холодно?

– Все хорошо, мама. Не холодно. Как вы там, здоровы?

– Да, да. Лена в театре. А Витенька… Вот он рвет трубку. – И Сергей услышал звонкий, взволнованный голос сына: – Папа! Папа, я разбил твою чашку! – Он знал Витькину привычку сразу выкладывать все неприятности. – Я полез…

– Ладно, сынок, ладно, – улыбнулся Сергей. – Как дела?

Витькин голос сразу стал веселым, и он еще звонче закричал:

– Папа, я по труду «пять» получил. А ты?

Сергей любил говорить сыну, что оба они трудятся и оба получают отметки.

– Нет, сынок. Я «пять» по труду пока не получил, – невольно вздохнув, он скосил глаза на Лобанова, который с веселым интересом прислушивался к разговору. – Но постараюсь…

Недолго продолжался этот радостный и беспорядочный разговор, когда вмешался голос телефонистки:

– Ваше время истекло. Кончайте.

И Сергей только успел прокричать:

– Маму поцелуй! До свидания!

Когда он повесил трубку, Лобанов с упреком сказал:

– Хоть бы привет от меня передал Марии Игнатьевне.

Но Сергей, словно не слыша его, задумчиво произнес:

– Эх, нам бы с тобой «пятерку» за труд получить… Знаешь, – он опустился на диван и закурил, – помню я одного человека. Был такой секретарь райкома у нас, Волохов. Так вот, вызвал он меня, когда я после демобилизации в Москву приехал, и сказал, что райком собирается послать меря на работу в уголовный розыск. «Это, – говорит, – должно стать делом всей вашей жизни, вашей новой профессией». И вот столько лет прошло… И чего только не было… И, по-моему, служим мы с тобой неплохо. А вот легче работать почему-то не становится.

– Волохова я знал, – кивнул головой Лобанов.

Оба некоторое время молча курили. Потом Сергей сказал:

– Я вот иногда думаю, что у нас за работа? Говорят, мы должны карать за совершенное зло…

– Карает суд, – покачал головой Лобанов.

– Ну, конечно. Но работа наша все-таки выглядит грубой, даже жестокой, что ли. Найти преступника, схватить его.

– Гораздо важнее – не дать ему пойти на преступление, – заметил Лобанов.

– А что значит «не дать пойти»? Просто помешать? Нет. Тут надо совершить переворот в его душе. Это же все равно что вылечить тяжелобольного. Я тебе так скажу. Я бы нашу работу поставил рядом с работой учителя и врача.

– Ишь ты, – улыбнулся Лобанов.

– А что? Я же понимаю, чего ты улыбаешься.

– Многого нам не хватает, чтобы рядом с учителем и врачом стать.

– Согласен. Но я о гуманности профессии говорю. У нас ее только труднее разглядеть. Но она есть, если в корень смотреть. Есть.

Лобанов сердито вздохнул.

– А я большую разницу вижу в этих самых профессиях. Вот врач. Он всех своих больных должен, не знаю как, жалеть, должен даже, если хочешь, любить, потому – человек перед ним, больной, страдающий. А я всех наших «больных» любить не могу. И чем тяжелее наш «больной», тем я его больше ненавижу. Я сейчас думаю, к примеру, как мне этого подлеца Семенова разоблачить, а не «вылечить», как мне его, бандита, скорее за решетку спровадить.

– Ну, а потом? – усмехнулся Сергей.

– Что «потом»?

– Ну, спровадил. А потом?

– А-а. Потом, конечно, лечить его придется, – хмуро согласился Лобанов. – Никуда тут не денешься.

– Вот видишь. Придется, значит, лечить. Даже Семенова. Ну, а других, кого он, допустим, с пути сбил, запутал или запугал? Что, мы не видели с тобой таких? Лобанов задумчиво подтвердил:

– Видели… Много таких видели… И все это верно, что ты говоришь. Но сейчас у меня гвоздем сидит в голове Семенов. Как его заставить говорить, как узнать, что он придумал?

– Как-то там наши ребята сейчас в засаде, – сказал Сергей.

В дверь постучали.

– Войдите!

В маленькой прихожей, заполняя ее всю, появилась высокая фигура Урманского, как обычно, в пушистой шапке с опущенными ушами и со знакомой тоненькой папкой в руке.

– Сергей Павлович, я понимаю всю бестактность моего вторжения! – Он поднял вверх руки и на секунду стал похож на дрессированного медведя.

– Раздевайтесь, – кивнул ему Сергей, – и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью.

– Этого я себе никогда не прощу! – принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский. – Хотя на меня будут молиться все жулики города.

В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты.

Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика.

Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель.

– Желаете поужинать?

– Хотя бы, – усмехнулся Лобанов.

Метрдотель понимающе кивнул.

– У нас сегодня свободен банкетный зал. Не желаете столик там?

– Отлично. – И Лобанов горделиво покосился на Сергея. «Вот как у нас обслуживают, видал?» – говорил его взгляд.

Через минуту они уже сидели в небольшом пустом зале за единственным накрытым столом. Музыка сюда почти не доносилась, было прохладно и тихо.

Когда утолили первый голод, почти мгновенно проглотив всю закуску, которую заказал Лобанов, Сергей закурил и спросил Урманского:

– Ну, так как вы нашли Марину?

– Просто не поверите, – с воодушевлением начал тот. – Помните, я вам говорил о Федорове, о котором собирался писать очерк? Ну, герой войны?

– Помню, помню.

– Так вот. Я, знаете, видел скромных людей, сам скромный, – Урманский приложил руку к груди, – но такого… Из него слова не вытянешь. Ну, просто не желает говорить, и кончено! Странно даже.

– Может, вы ошиблись и никаких особых подвигов он не совершал? – спросил Лобанов. – Однофамилец, например, того героя.

– Что вы! У него одиннадцать боевых орденов, два ордена Ленина! И потом я старую газету раскопал. «Красную звезду». Там о нем пишут. Да как! Правда, со слов его товарищей, сам он, видно, и тогда молчал. Но я же не могу сейчас тех людей найти! А очерк о герое нужен во! – он провел рукой по горлу. – У меня задание главного редактора! И материал золотой, я же нутром чую. Словом, сегодня решил: дай, думаю, еще раз зайду. Может, он, пока я в Москву летал, одумался, понял меня правильно. Я же прямо наизнанку выворачивался, когда его убеждал. Я за эти дни Цицероном стал. Я на такую принципиальную высоту вопрос поднял… Если бы за мной записывали, то лучшего материала в отдел пропаганды и политвоспитательной работы не надо было бы. Ну так вот. Пошел, значит. И чем ближе подхожу, тем, знаете, больше растет во мне такое ощущение – зря иду! Честное слово, я чуть назад не повернул, когда к его дому подошел. Что было, если бы я повернул назад! – Урманский с комичным отчаянием схватился за голову.

– А что было бы? – с интересом спросил Лобанов.

– Вот слушайте. Захожу я в дом. Квартира на первом этаже. Звоню. Знаю: жена его на работе, а он в это время дома. Он, вообще, на пенсии. Вдруг слышу: топ, топ, топ… Женские какие-то шаги, легкие такие. Открывается дверь и… Ну, вы никогда не поверите! Марина! Я, знаете, остолбенел от неожиданности!

– Да-а, вот это встреча, – удивленно покачал головой Сергей. – Действительно не придумаешь.

– Именно! – азартно подхватил Урманский. – Ну, в общем, захожу. Старик дома. Сажают меня за стол, угощают чаем.

– Постойте. Так, значит, он ее дядя?

– Выходит, дядя. Называет она его на «вы», по имени и отчеству. И еще, знаете, до того Она меня испугалась, передать не могу. Немного, правда, успокоилась, когда узнала, зачем я пришел.

– Странно.

– Очень даже! Вроде меня девушки еще не пугались.

– А дальше что было? – вмешался Лобанов.

– Ну, попили чай. Старик, между прочим, на нее прямо не надышится. Даже разговорчивее стал. Вроде как оттаял. Потом я приглашаю Марину погулять, показать город, в театр сходить. Ни за что! Уж и Федоров ее уговаривает. Не хочет, и кончено! И вижу, что боится. Ну, я ей говорю: «Хотите втроем пойдем. С Сергеем Павловичем. Это же солидный человек», – Урманский весело подмигнул. – Такую рекламу вам выдал, куда там! В Министерстве, говорю, внутренних дел в Москве работает. Полковник.

– Ну, положим, подполковник.

– Какое это имеет значение! Я чуть «генерал» не сказал. Так вы знаете? Она, по-моему, еще больше испугалась. Ну, может, мне это и показалось. Но Федоров вами заинтересовался. Расспрашивать стал. В общем, теперь вся надежда на вас, Сергей Павлович, – неожиданно заключил Урманский.

– Это вы здорово повернули, – засмеялся Лобанов. – Он мастер по сердечным делам. Все уладит.

Сергей смущенно усмехнулся:

– При чем же все-таки тут я, не понимаю?

– Как так «при чем»? – воскликнул Урманский. – Да если мы вместе туда поедем… это же все разом решит!

– Ну знаете. Мне только этого не хватало!

– Сергей Павлович! Ну что вам стоит? Любой вечер. Не отрывайтесь от народа, Сергей Павлович!

Они еще некоторое время шутливо спорили между собой. Ужин незаметно подошел к концу.

Когда Сергей поднялся к себе в номер, было около одиннадцати часов вечера. Радио передавало из Москвы последние известия. За окном бесновался ветер. «Как-то там ребята? – в который раз уже за этот вечер подумал Сергей, – В такую-то ночь…» Он прошелся из угла в угол по комнате, не зная, чем заняться. Потом сел к лампе, достал из портфеля начатую еще в Москве книгу, но через минуту отложил в сторону. Мысли скакали с одного на другое, и смысл прочитанного не доходил до сознания. То он думал о Семенове, о его загадочном приходе, о полученном им письме и сразу начинал думать о сотрудниках, находящихся сейчас в засаде; то вспоминал рассказ Урманского и начинал думать о Марине, о том, как она странно ведет себя, о Федорове, но мысли снова перескакивали на засаду в доме Семенова…

Сергей, откинувшись на спинку дивана, курил одну сигарету за другой, устремив нахмуренный взгляд куда-то в пространство, потом вскочил и стал расхаживать по комнате. Наконец решил, что надо ложиться спать, и начал было раздеваться, когда зазвонил телефон.

– Сергей?

Он сразу узнал Лобанова.

– Я. Ты чего?

– Ну, как ты там?

– Вот спать ложусь.

– Я тоже собрался. Слышишь, как воет?

– Слышу.

Сергей чувствовал, что Лобанов тоже нервничает, и ему почему-то стало легче. Не он один все-таки..

– Дежурный звонил?

– Звонил.

– Ну?

– Последний сеанс час назад был. Мерзнут ребята. А так все тихо. Знаешь, у меня такое ощущение, что засаду мы на самих себя устроили. Честное слово. Ведь наверняка этот гад что-то придумал.

– Возможно. Остается только ждать, – вздохнул Сергей.

– Эх, подскочить бы сейчас к ним…

– Да… Только нельзя.

– Вот именно.

– Еще дежурному звонить будешь?

– Через час.

– Ну, и мне тогда.

– Ты спи давай.

– Тут с вами заснешь.

– Завтра в форме надо быть, – наставительно сказал Лобанов.

– Тебе, между прочим, тоже.

– Ну, раз так, давай спать. Если что – разбудят.

– Давай.

Сергей раздраженно повесил трубку. Черт знает что! Как будто первый раз отправил людей в засаду. «Вот сейчас ты ляжешь и уснешь», – мстительно сказал он самому себе и стал поспешно раздеваться. Потом погасил лампочку у кровати, нырнул в холодные простыни и, натянув одеяло на голову, закрыл глаза. И не заметил, как уснул.

Засада у Семенова ничего не дала: к нему никто не пришел. Тут же было решено оставить ее и на следующую ночь.

Но утром…

Лобанов зашел к Сергею и с ехидцей спросил: