Текст книги "Горячее селение Амбинанитело"

Автор книги: Аркадий Фидлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ЛОЛОПАТЫ – ПРЕДВЕСТНИК СМЕРТИ

– Мы правильно идем? – спрашиваю Веломоди.

– Да, вазаха, – отвечает она тихо, скорее взглядом лучистых глаз, чем голосом.

– Ты хорошо знаешь дорогу?

– Хорошо.

– Скоро мы придем?

– Скорее, чем сварить рис.

«Сварить рис» – это мальгашская мера времени, приблизительно четверть часа.

Мы уже давно миновали поля возле Амбинанитело. Остались позади голоса деревни. Нас со всех сторон окружил лес. Косые лучи послеполуденного солнца еле пробиваются сквозь густую листву. Тропинка ведет вдоль берега Антанамбаланы, вверх по течению реки; воды не видно, но ее близость чувствуется, земля всюду влажная.

Мы в густом лесу. Даже на Амазонке немного было таких глухих мест и такого засилия растительности. Три созидательные силы – постоянная влага, постоянная жара и плодородие почвы – создали непроходимую чащу деревьев, лиан, кустов и трав. Стволы и ветви деревьев большей частью покрыты ковром всевозможных наростов, среди них замечаю известные уже сорта орхидей. Мощные стволы папоротников-деревьев вздымаются, как призраки. Змеевидные лианы опутывают стволы великанов и душат их. Другие вьющиеся растения свисают с веток наподобие фестонов и занавесей; их так много, что порою лес кажется существом, которого поймали в сети и жестоко впрягли в ярмо. Ничего нет удивительного, что мальгаши боятся чащи и считают ее жилищем мстительных духов.

Все еще жарко. Словно пламя льется с неба и полыхает в кустах. В этот послеполуденный час птицы уже проснулись, а насекомые еще не умолкли. И вокруг нас клубится неисчерпаемое богатство звериной жизни. Ее не столько видно, сколько слышно. Жужжание, стрекотание, свист, шуршание – миллионы летающих, ползающих, дрожащих насекомых; громкое кваканье, щебетание, всевозможное пение, хлопки, мяуканье, звук пилы, удары бубна и даже человеческий смех – это птицы. Протяжный вой – пожалуй, лемуры. Я захватил с собой ружье, но не стреляю; Веломоди несет сетку для ловли бабочек, но не ловит. Мы сегодня нацелились на особенную дичь.

Малозаметная тропинка становится все более запущенной и все менее проходимой. Мы продираемся сквозь заросли и лианы и часто перепрыгиваем через сгнившие пни. Не будь Веломоди со мной, я бы давно запутался в этом зеленом хаосе.

Миновали часть леса с густо переплетенными верхушками деревьев и вечным полумраком. Здесь пахнет корицей, медом и перцем. Характерный для этого леса раздражающий запах, острый, но приятный.

Вдруг Веломоди, идущая впереди меня, испуганно вскрикивает и пятится, судорожно хватает меня за плечо и тревожно смотрит вдаль.

– Лулпат! – шепчет она, и я чувствую, как дрожит ее рука.

Лолопаты – произносится лулпат – дословно означает: бабочка смерти. Это довольно большая темно-коричневая с черными зигзагами на крыльях ночная бабочка. Ее часто можно видеть вблизи человеческих жилищ. Несколько таких бабочек – их латинское название Patula walkeri – Богдан поймал во время ночной охоты при лампе. Ему пришлось следить, чтобы ни один мальгаш не увидал этого, так как они считают, что в каждой бабочке лолопаты находится душа умершего чародея. На всем Мадагаскаре лолопаты считается печальным предвестником смерти, самым грозным фади. Даже один взгляд на нее, а не только ее прикосновение, приносит несчастье.

Я слежу за взглядом Веломоди и замечаю летящую в полумраке среди кустов бабочку, которую, по-видимому, что-то разбудило раньше времени. Хватаю сетку из рук моей спутницы и бросаюсь за лолопаты.

– Стой, вазаха! – кричит Веломоди на мальгашском языке, в волнении забыв французский.

Несмотря на заросли, я догнал бабочку и удачно поймал ее. Она забилась в сетке, словно маленькая черная птичка. Ко мне подлетела Веломоди, схватила за руки и резко дергает их. На лице ее написан ужас.

– Пусти, вазаха! – кричит. – Несчастье!.. Ужасное несчастье!

Я никогда не слушался ее, когда речь шла о нелепых мальгашских суевериях, которые я авторитетом вазахи мог побороть, но тут я поколебался. Страх и отчаяние в ее глазах были настолько сильны, что я побоялся перетянуть струну.

– Не убивай ее, не убивай! – умоляет Веломоди.

Обычно она спокойна, и такое внезапное возбуждение доказывает, какое большое значение она придает всему происходящему.

– Хорошо, Веломоди, успокойся.

Я отпускаю бабочку на волю и улыбаюсь, заметив, с каким облегчением Веломоди следит за улетающей бабочкой.

– Очень уж они опасны, – оправдывается она.

– Думаю, только для тебя! – говорю шутливо. – Я – вазаха.

Веломоди быстро обрела прежнее спокойствие. Говорит не торопясь, только движение век выдает скрытую насмешку:

– А что, вазахи никогда не умирают?

– Но не от какого-то лулпата, – отрезал я.

– А ведь опасность была рядом с нами и рядом с тобой, – коротко и серьезно утверждает Веломоди, и мы шагаем дальше.

Цель сегодняшнего похода – другая бабочка, которую мальчишки несколько дней тому назад поймали и принесли нам. Хоть они изрядно ее и помяли, но у нас с Богданом при виде ее чуть не выскочили глаза от удивления. Это была самая большая бабочка в мире из семейства Xanthopan morgani praedicta, голиаф, по величине напоминающая скорее ласточку, чем бабочку. Она коричневая с розовым брюшком. Мы очень обрадовались, когда узнали, что в Амбинанитело есть такая редкая бабочка, и стали расспрашивать жителей деревни о другой диковинке Мадагаскара, биологически тесно связанной с ксантопаной, об орхидее Arigraecum sesquipedale, славившейся тем, что ее цветок имеет очень длинный отросток.

Необычайная орхидея известна европейцам более двух веков и всегда вызывала удивление и любопытство. С какой целью природа снабдила ее таким удивительным отростком? И вот недавно была открыта бабочка ксантопана, и вопрос стал ясен. Длинный хоботок бабочки соответствует ненормально длинному отростку орхидеи. И действительно, в тех местах на Мадагаскаре, где растет этот красивый необычный цветок, обитает бабочка-великан и прилетает к нему собирать нектар.

Обнаружив бабочку, мы стали интересоваться цветком и выяснили, что местные жители знали его. Теперь Веломоди ведет меня в отдаленное место, где, по слухам, видели орхидею.

– Мы уже близко, – говорит моя проводница.

Впереди блеснула вода. Это не река, а широкий рукав ее, вроде залива.

Здесь, как и всюду, заросли подходят к самой воде. Веломоди отводит меня на несколько десятков шагов от тропинки. Недалеко от берега залива торчат несколько свалившихся деревьев, а на их полусгнивших стволах белеют – да, это они! – цветы, которые я ищу. Мгновенно узнаю белые цветы с шестью лепестками и длинными отростками. Цветов более двадцати. На фоне зеленой чащи они сверкают, как сказочные звезды. Мы укрылись поблизости, держа наготове сетку. Я не уверен, что бабочка скоро появится, остался один час до заката солнца, кроме того, эта бабочка не так уж часто появляется. Может быть, еще не один раз долго и терпеливо придется дожидаться здесь. Сегодня только репетиция.

Ожидание нельзя назвать приятным. Комары кусают, как драконы, а предохранительных сеток мы не захватили. И все же любоваться окружающей природой – наслаждение. Мы остановились в полутора десятках шагов от залива, видны его берега. Стоячая, илистая вода дает, вероятно, дополнительные источники тепла и влаги, потому что пышность растений здесь феноменальная. В других местах цветов в лесу мало. Здесь же, неподалеку от залива, растут цветы, каких до сих пор я не встречал. Деревья с раскидистыми ветвями и огромными листьями высятся у самой воды, с их веток свисают розовые шарообразные цветы, огромные, величиной в два кулака. Они привлекают внимание яркой расцветкой.

– Вискоза, – называет деревья Веломоди, заметив, с каким восхищением я смотрю на них.

«Вискоза» по-мальгашски означает что-то вроде «удара» или «молнии».

Поднялся предвечерний ветерок и неожиданно донес омерзительный запах гниющего мяса. Недалеко от нашего укрытия растет в воде причудливое растение арум. Над метровыми листьями возвышается стебель с прекрасным громадным цветком. Из мясистого футляра снежной белизны торчит пурпурный столбик. Маленькие мушки опыляют громадный цветок, и для того, чтобы привлечь их, арум издает этот отвратительный запах. Внешность величественная, но запах отвратительный.

У трудолюбивой природы нет ни минуты покоя.

Веломоди к чему-то прислушивается и подает рукой знак. Под ближайшим кустом послышался глухой писк. Птица или насекомое – трудно разобрать.

– Погоди! – воскликнула девушка, схватила валявшуюся на земле палочку, подбежала к кусту и быстро начала разгребать траву.

Нашла. Поднимает на палочке что-то длинное, тонкое, медленно извивающееся, как змея. Оказывается, вовсе не змея. С трудом поверил глазам: дождевой червь длиною в метр, толщиною с палец. К тому же червь издает писклявые звуки.

– Ну, сегодня нам попадаются оплошные великаны и чудища! – смеюсь я, пряча редкую добычу в банку.

Со стороны залива послышался тихий, размеренный всплеск весел. Чья-то лодка подплыла к тому месту, где тропинка подходит к заливу. Сначала мы услышали, как лодка причалила и люди выскочили на берег, потом мы увидели их. Четверо молодых мальгашей быстрым шагом идут по тропинке и приближаются к нам. Меня удивило, что двое из них держат в руках копья с острыми железными наконечниками. Такое оружие имеют далеко на юге острова мужчины племени антандрои. Здесь такого обычая нет.

– Это антандрои? – спрашиваю девушку.

– Нет, – качает головой Веломоди.

– Бецимизараки?

– Да.

– Ты их знаешь?

– Нет, первый раз вижу.

– А почему они так вооружены? – смеюсь, показывая на воинственное вооружение.

Пришельцы молоды. Самому старшему не больше двадцати двух – двадцати трех лет. Они заметно возбуждены. Беспокойно оглядываются и рассматривают все вокруг; нас, разумеется, обнаружили сразу. Увидев меня, они смутились. Тот, что заметил меня раньше всех, остановился как вкопанный и, выпучив глаза, испуганно закричал, предостерегая товарищей:

– Вазаха!!!

Все четверо быстро пятятся и раздраженно совещаются, не зная, что предпринять. Они с трудом скрывают волнение. Их испуг показался мне странным и непонятным. На Мадагаскаре нет мальгашей, которые не знали бы белых людей.

Немного погодя пришельцы подходят к нам, видимо о чем-то договорившись. Их улыбки неестественны.

– Смотри, вазаха! – предупреждает вполголоса встревоженная Веломоди. – Они неискренни!

Я не разрешаю подойти ближе чем на пятнадцать шагов.

– Стойте! – кричу. – Ни шагу дальше! Что вам нужно?

– Ничего, – отвечает старший из них.

В то время как его товарищи остановились, он спокойно продолжает путь. В руке сжимает копье. Я поднимаю ружье.

– Стой, буду стрелять! – чеканю я. – Ружье заряжено.

Мальгаш останавливается.

– Незачем так угрожать, – говорит с упреком.

– Кто вы такие? – спрашиваю.

– Жители деревни с того берега.

– Какой деревни?

– Рантаватобе.

Эта деревня расположена несколько выше Амбинанитело.

– Он врет, вазаха! – шепчет Веломоди. – Он не оттуда.

Хорошенькая история! Не могу понять, что, собственно, нужно четверым пришельцам и почему они так разволновались, увидя меня. Во всяком случае, следует быть начеку и как можно скорее выпутаться из этой непонятной истории. Я было хотел попросить Веломоди объяснить, кто я, но даст ли это желаемый результат? А если они преступники?

Вдруг со стороны залива снова послышались голоса. Подошла вторая лодка, и на берег высадилось несколько новых гребцов. Мальгаш, с которым я только что разговаривал, вступил с ними в оживленную беседу на мальгашском языке.

– Бежим! – шепчет Веломоди. – Они хотят тебя забрать. Теперь их много…

Держа ружье на изготовку, я стал удаляться. Ближайший мальгаш заметил это и, не двигаясь с места, приказывает:

– Вазаха, не уходить!

– Имей в виду, – отвечаю ему грозно, – у меня оба ствола заряжены. Первых двоих уложу на месте. Пока другие сумеют подойти, ружье снова будет заряжено… А вообще что вам нужно?!

Не ожидая ответа, пытаюсь все же уйти. Но события развиваются с такой молниеносной быстротой, что я не успеваю отойти даже на десять шагов.

Вновь прибывшие обошли нас и пытаются отрезать обратный путь. Вдруг Веломоди выскочила вперед и помчалась в сторону тех, кто нас окружал.

«Неужели изменила?» – пронзает идиотская мысль.

– Веломоди!! – зову ее.

Девушка, не обращая на меня внимания, останавливается и зовет одного из прибывших:

– Разафы!

Разафы отвечает ей удивленным возгласом. Бежит к Веломоди, и оба не скрывают своей радости. Юноша хватает девушку за плечи и в избытке чувств крепко трясет ее. Остальные мальгаши смотрят на эту сцену с не меньшим удивлением, чем я.

Веломоди поворачивается лицом ко мне и, сияющая, показывает на юношу:

– Это Разафы.

А заметив, что я не знаю, кто такой Разафы, весело добавляет:

– Ну, мой брат.

Теперь я понял. Разафы – внук Джинаривело, рабочий на европейских плантациях в Анталахе, о котором прошел слух, что он арестован.

Короткое объяснение брата с сестрой, и прежнее враждебное настроение как рукой сняло. Мальгаши улыбаются мне, на этот раз совершенно искренне. Старший из них, разговаривавший со мной, руководитель группы, со всей откровенностью рассказывает, что произошло.

Все они – их девять человек – попали в тюрьму. Их обвинили в тяжких вымышленных преступлениях за то, что они возглавили забастовку на плантациях. Три дня назад в Анталахе снова вспыхнули волнения, во время которых рабочие ворвались в тюрьму и освободили товарищей. Освобожденным удалось удрать из города, благо горы и леса близко. Пробрались сквозь тропический лес и благополучно попали сюда, к реке Антанамбалана.

– Что же дальше? – спрашиваю я, искренне взволнованный их судьбой.

Молодой мальгаш пожимает плечами и беспомощно глядит вдаль. Только теперь заметна его усталость. После короткого возбуждения он совершенно сник.

– Не знаю, что будем делать, – отвечает, – может быть, останемся здесь, в Амбинанитело.

– А погони не боитесь?

– Нет. Они не знают, в какую сторону мы бежали.

– Вы в этом уверены?

Рабочие не уверены. Они знают, что нужно быть начеку. Боятся Раяоны, шефа кантона в Амбинанитело. Впрочем, не теряют бодрости духа. Благодарны за то, что я отнесся к ним дружелюбно. Прощаясь, каждый протягивает руку, и все уходят в лес. Разафы старше Веломоди на три-четыре года, красивый парень, очень похож на свою сестру Беначихину.

Я остаюсь с Веломоди. Наступает вечер, лучшая пора для ловли бабочек. Но сегодня уже не хочется заниматься охотой. Мы отправляемся в обратный путь. Вызывающие искорки блеснули в ее глазах.

– Ты что? – спрашиваю дружелюбно, научившись уже читать в ее глазах.

– Опасность была очень близка, – напоминает она.

– Да, была, – признаюсь.

– Лулпат предсказал это! – заявляет она серьезно.

Веломоди благородна, сдержанна и не воспользовалась победой, а я не затеваю опора. Меня победило стечение обстоятельств.

РАССКАЗ О БАБАКУТАХ

На следующий день, вскоре после восхода солнца, я собрался позавтракать. Рядом играл лемур-бабакут, с которым мы уже давно подружились. Веломоди приносит нам из кухни еду. Со двора доносится крик голодных птиц, свивших гнезда на верхушках кокосовых пальм, кудахтанье кур из огородов и звуки толчения риса.

Но вот осторожно приоткрывается дверь, и к нам заглядывает учитель Рамасо. Увидев, что я завтракаю, он быстро вошел в хижину, поздоровался за руку и сел у стены.

– Так быстро? – обрадовался я его возвращению.

– Я пришел к вам по одному вопросу… – начал он тихим голосом.

– Догадываюсь! – прерываю его.

Несмотря на хмурое лицо, он улыбнулся:

– Именно потому и пришел, чтобы вы ни о чем не догадывались. Прошу вас, вычеркните из памяти некоторые события и сведения. Просто их не было.

– Я понимаю. Ожидаются преследователи?

– Скорее нет. Но все возможно.

Он закурил папиросу. Я предложил кофе.

– Следует быть очень осторожным с вашим ближайшим соседом, – предупреждает учитель, показывая движением головы в сторону хижины старосты Раяоны.

– Правильно.

Рамасо смотрит на меня долгим, испытующим взглядом.

– Боюсь, – говорит, – что вас может ожидать тяжелое испытание.

– Какое?

– Испытание совести. Если погоня явится сюда, непременно будут расспрашивать вас. Я знаю, вы не так уж сильно любите плантаторов, но вы пришелец в этой колонии и, наверно, у вас есть обязательства перед французскими властями. Что вы им скажете в данном случае?

– Обязательства по отношению к властям это одно, а главное то, что я не люблю врать. Но не беспокойтесь, как-нибудь справлюсь.

– Помните, что правда на стороне рабочих. Их нужно защищать.

– Разумеется.

Беглецов стало больше. Богдан обнаружил во время утренней охоты группу молодых мальгашей, явно нездешних, которые скрывались в укромном уголке. Деревня живет прежней жизнью, только на дорогах теперь много жителей спешат куда-то. Встречные останавливаются, сообщают друг другу какие-то новости и быстро исчезают. В воздухе висит тревога.

В таком состоянии люди льнут друг к другу, и даже я испытал это на себе. Сегодня на послеполуденную беседу пришло гораздо больше соседей, чем обычно, и среди них был редкий гость, сотский Безаза. Общая забота сгладила размолвку между родами заникавуку и цияндру. Люди чувствуют потребность пожать друг другу руки и обменяться мнениями. Свое беспокойство они стараются чем-нибудь заглушить, хотя бы разговорами о духах. С кажущимся рвением они хватаются за эту тему.

Большинство мальгашей верит, что души непогребенных мертвецов вселяются в диких кошек, сов и летучих мышей. Та же участь ожидает души преступников, особенно колдунов. Следует избегать этих зловещих животных. В крокодилах тоже часто сидят души предков, хороших предков. Но такие крокодилы хорошо относятся только к людям из своего племени, других они пожирают.

– У вас, – укоряю шутливо, – большинство лесных животных враждебно настроено. Даже добряка хамелеона вы сделали грозным демоном рантутру!

– О нет, вазаха! – возражает старик Джинаривело. – Не все животные. А птицы дронго?

– А лемуры? – подсказывает Манахицара, исследователь и знаток легенд. – Лемуры всегда дружественны к нам.

В жарких лесах восточного побережья Мадагаскара, особенно вокруг залива Антонжиль, живет редкая порода ночных лемуров, называемых «аые-аые». Раньше они возбуждали большое любопытство европейских исследователей и путешественников не только тем, что у них большой палец на верхней конечности очень тонкий и удлиненный (приспособлен для вытаскивания насекомых, забравшихся в глубокие дупла), но и тем, что мальгаши очень почитают их и оберегают как важных фади. Европейцы не могли их раздобыть – местные жители всячески противились этому.

– А здесь поблизости есть лемуры аые-аые? – спрашиваю гостей.

– Есть, – отвечает Джинаривело, – но их трудно встретить: корм они добывают себе только по ночам, и, кроме того, их немного.

– А ты видел их когда-нибудь?

– Только раз видел одного, спящего в лесу на дереве.

Никто из присутствующих, кроме Джинаривело, не видел аые-аые. Этот лемур настолько значительное фади, что моя гости неохотно говорят о нем и переводят разговор на других животных.

– Манахицара, – воскликнул кто-то, – расскажи вазахе о наших бабакутах!

Бабакуты хорошие, сердечные лемуры. Они ласковые, чуткие, и жители Амбинанитело относятся к ним с большой теплотой. Бабакут моей Веломоди уселся между нами; зверек потешно гримасничает и любезничает со всеми. Некоторые бабакуты прежде тоже были людьми, но потом преобразились в лемуров, но не потому, что были нехорошими и их заколдовали.

– Расскажи, Манахицара! – настаивают гости.

– А ты знаешь, вазаха, почему бабакуты фади? – обращается ко мне Манахицара. – Не знаешь? Ну вот, послушай. Большинство бабакутов происходит от людей. Прежде люди были очень злые, часто дрались и убивали друг друга. Те, кто хотел жить спокойно, покидали селения, уходили в глубокие леса и там оставались. Из поколения в поколение люди жили в зарослях, покрылись шерстью, неохотно спускались с деревьев на землю, отучились говорить, объяснялись между собой жестами и возгласами. Люди все больше становились похожими на теперешних бабакутов…

– Рассказ чуть-чуть расходится с теорией Дарвина, – шепчет мне на ухо учитель Рамасо.

– …Люди-бабакуты в то время были очень счастливы, да и теперь не жалуются. В лесу вдоволь хватает плодов, и им не приходится, как нам, заботиться о еде. Некоторые мальгашские племена называют лемуров дедушками, а название бабакото (мы произносим бабакут) состоит из двух слов: баба – отец и кото – ребенок. Слова эти показывают, с какой нежностью относятся люди к этим животным.

В конце рассказа Манахицары вошел староста Раяона, молча подал мне руку и сел рядом. Гости украдкой бросают на него испытующие взгляды, но лицо старосты, как всегда, замкнуто и непроницаемо. Трудно догадаться, знает он о сбежавших узниках или нет. Все присутствующие в заговоре против него, но никто не выдал своих мыслей и чувств; у мальгашей поразительная способность скрывать свои настроения. Даже у рассказчика Манахицары не дрогнул ни один мускул. Поражаюсь, как может он так великолепно импровизировать легенду о бабакутах и одновременно лихорадочно думать о происходящих событиях, внимательно наблюдая за лицом Раяоны.

Когда Манахицара окончил рассказ, Джинаривело попросил выслушать его и поведал историю несчастной женщины, которая должна была родить. Ребенок вот-вот появится, но ленивые родственники, вопреки установившемуся обычаю, пренебрегают своими обязанностями и не дают положенных по обряду лекарств. Отчаявшаяся женщина ушла в лес, и там добрые духи смилостивились над нею и превратили ее в бабакута. Предчувствуя недоброе, родные женщины кинулись на розыски и обнаружили ее в образе лемура, лицо которого было поразительно похоже на лицо пропавшей родственницы. И тут они поняли, какое большое зло причинили женщине, но, увы, было уже поздно, изменить ничего они не могли. С тех пор люди стали лучше.

Рассказ Джинаривело вызвал у Рамасо сомнения.

– И ты веришь, Джинаривело, что так было в действительности?

Старик пожал плечами:

– Многие верят этому.

– Я верю! – восклицает Манахицара.

– Ведь никто не видел, как женщина превращалась в бабакута, – говорит Рамасо, – а то, что бабакут похож был на нее, – неубедительное доказательство. У людей очень богатая фантазия.

Разговор иссяк, наступило неловкое молчание. Трудно непринужденно беседовать, когда тревожат мысли, которые в присутствии Раяоны нельзя высказать вслух. Я хочу разрядить гнетущую обстановку и предлагаю чаю с сухарями.

Вдруг Джинаривело осмелел и непринужденно спрашивает:

– Что нового у тебя?

Староста с минуту смотрит на старика и медленно отвечает:

– Если у вас нет ничего нового, то у меня и подавно.

Он сделал ударение на словах «у вас». Это звучит двусмысленно, и создается впечатление, что Раяона знает, где собака зарыта. Гости заметно встревожены.

– В Таматаве я слышал историю о лемурах, – возвращается Рамасо к прежней теме, – немного похожую на ту, что нам рассказал Джинаривело. Это было еще до нашествия французов. В Таматаве стоял тогда крупный гарнизон ховского войска. Однажды отряд солдат вел по улице молодого бецимизараку, приговоренного к смерти за какую-то провинность. Воспользовавшись тем, что стражники отвлеклись, узник вырвался из их рук и помчался к лесу. Ховы за ним. Но это был здоровый и быстроногий юноша, и ему удалось намного опередить своих преследователей, а в лесу очень легко исчезнуть. Его искали долго и упорно. Солдаты знали: если они вернутся в Таматаве без пленника, то понесут за это суровое наказание. После многих часов напрасных поисков они стали подозревать, не помогли ли узнику нечистые силы. И вдруг вскрикнули от радости: нашли! Они заметили его на дереве. Он превратился в большого лемура. Тогда они выстрелили в него из ружья и свалили на землю. Потом его притащили в город и поклялись своему начальнику, что лемур – заколдованный преступник. А что им оставалось делать? Ловкие солдаты боялись наказания и воспользовались легендой о лемурах. Наивные люди поверили, а солдаты спасли себя от неприятностей.

Снова молчание. Сказав несколько незначительных слов, Раяона встал и попрощался со мной.

– Что, уходите? – спрашиваю.

– Нужно подготовиться к отъезду, – отвечает староста. – Завтра чуть свет отправляюсь в объезд по своему округу.

– Надолго уезжаете?

– На несколько дней.

После его ухода у моих гостей точно камень свалился с плеч. Все вздохнули свободней, хотя подозревают, что срочный отъезд Раяоны чем-то связан с появлением беглецов. Но чем? Мнения разделились.

– Говорю вам, – уверяет Манахицара, – ждите самого худшего! Раяона поедет в Мароанцетру и донесет на нас местным властям!

– Не верю! – отрицает Безаза.

– Ты такой же, как и он, поэтому защищаешь его! – возмутился Манахицара. – Одним миром мазаны!

– Тихо! Не ссориться! – строго сказал учитель.

– Когда червь точит зуб, единственное спасение удалить больной зуб! – приводит Манахицара мальгашскую пословицу.

– У кого червь в зубе? Что ты плетешь? Разве вы не догадываетесь, почему Раяона хочет уехать?

– Если знаешь, Рамасо, объясни!

– Я не могу сказать наверняка, но все говорит о том, что Раяона не хочет быть в Амбинанитело, когда сюда нагрянет погоня. Он не желает впутываться в это дело.

– Это неплохо характеризует его!

– А почему должно быть иначе? Разве шеф кантона так уж плохо обращается с вами? К чему сразу предполагать самое худшее?

– Он не может быть другом наших родственников рабочих!

Гости покидают хижину. Последним уходит Рамасо. Он отводит меня в сторону и делится своими сомнениями:

– Раяона хитрая штучка. Для меня ясно, почему он не хочет быть замешанным в эту историю. Дрожит за свою шкуру. Для него одинаково невыгодно вооружать против себя жителей Амбинанитело или колониальные власти, поэтому он предпочел исчезнуть…

– А вы не думаете, что он поедет в Мароанцетру и доложит своему начальству, шефу дистрикта?

– Об этом мы узнаем завтра. Пошлю людей проследить за ним.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, влетел ко мне встревоженный учитель:

– Поехал в сторону Мароанцетры!

– Все-таки в Мароанцетру!

– Да. Но я все еще не теряю веры в него. Впрочем, все средства предосторожности соблюдены.

– А беглецы все еще в деревне?

– Что вы! Я им велел немедленно укрыться в лесу, в таком месте, где их сам черт не разыщет. Надежные люди носят туда еду.

– У вас есть голова на плечах, Рамасо! – говорю с одобрением.

Прощаясь, учитель вдруг вспоминает что-то:

– А вы ничего подозрительного не заметили в поведении Марово?

– Марово? – спрашиваю удивленно. – Моего повара?

– Да.

– Почему вы задаете такой вопрос?

– Оказывается, повар – доверенное лицо шефа дистрикта в Мароанцетре. К тому же мои ребята заметили, что он подслушивал наши разговоры.

– Вот это мило! Надо вспомнить все, о чем мы говорили.

– Да в общем ничего особенного. Один только раз, помните, когда приезжал врач Ранакомбе, у нас была интересная беседа о будущем Мадагаскара.

– И Марово подслушал?

– Думаю, да. Но не обращайте на это внимания. Найдем способ заставить его молчать.

– Террор?

– Зачем! Поговорим с ним так, что он наверняка образумится.

– Почему же вы раньше не предупредили? – вырвалось у меня.

– Только в последние дни мы убедились в этом. Пока все пусть будет по-прежнему, повар должен у вас работать.

Когда я остался один, мною овладели приходившие уже раньше мысли: события втягивают меня во все более узкий и сложный круг дел деревни, той деревни, жизнь которой казалась мне в начале приезда сонной, идиллической, невинной и лишенной волнений.