Текст книги "Виртуальная любовь (СИ)"
Автор книги: Ария Гесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 35
Арсен
Дорога к загородному дому Егора кажется вечной. Я со всей силы жму педаль газа, нарушая все писаные и неписаные законы. Горечь, скопившаяся во рту, неприятно жжет слизистую, заставляя постоянно прочищать горло и нервно глотать воздух. Подсознание уже давно встало в позу воина, желавшего, наконец, найти своего врага, и выстрелить копьем в самое сердце.
Систематическое хныканье Алисы лишь еще больше усугубляет мою нервозность. Зазвонивший у нее телефон останавливает меня от очередного недовольства, высказанного ей за сегодняшний день.
– Алло, – всхлипывая, отвечает девушка. Затянувшаяся пауза заставляет меня обратить на нее внимание и немного сбавить скорость. Меняющееся по мере разговора выражение лица девушки снова запускает волну адреналина в кровь. Грудь начала дрожать, а пальцы крепко сжимают руль. Каждый звонок сейчас – триггер для меня. Я боюсь услышать плохие новости: что ее нашли мертвой, изувеченной, и еще много-много отвратительных догадок, так и желающих поселиться у меня в голове, словно пауки, плетущие паутину моего отчаяния. Эти мерзкие твари раз за разом сплетают в сознании мерзкие картины, от которых замирает сердце.
– Я не могу поверить, – лихорадочно, заикаясь отвечает девушка, снова впадая в истерику. Отстраняя от лица телефон, она начинает сильно трястись и плакать. Что-то нажав, резко протягивает его мне.
– Мара там, – тычет пальцем в телефон и судорожно плачет Алиса.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю, уже разворачивая машину. Расскажет по пути. Нет времени подвергать ее слова сомнению. Указанные на карте координаты гораздо дальше его загородного дома, к тому же еще и в противоположной стороне.
– Мне звонил Марк, ну ты помнишь его, с клуба, – заикаясь, рассказывает девушка. Я помню его. Та еще безэмоциональная скала. Он показался мне совсем не простым парнем. Было в нем что-то властное. Взгляд серьезный, будто ему пятьдесят, а не тридцать два. – Он сказал, – продолжает Алиса, – что смог проследить ее местонахождение по GPS в телефоне Егора. Не уверена, что ты сейчас готов слушать дальше, – по инерции отодвигается девушка, увидев как я яростно тараню руль после каждого ее слова.
– Говори, – рявкаю, не в силах сдерживать вырывающиеся эмоции. – Что этот ублюдок ей сделал? Я убью его! – кричу, разгоняясь еще сильнее.
– Пожалуйста, мы разобьемся, – умоляет девушка, но я не слышу ее. – Я скажу, если ты сбавишь скорость! – бьет преимуществом она и это работает. Сбавив скорость, я тру рукой виски, надеясь хоть немного снять нервное напряжение.
– Продолжай, – уже спокойнее произношу, понимая, что девушка тоже расстроена.
– Марк сказал, что у него есть определенные связи. Отдел по борьбе с киберпреступностью помог ему найти источник отключения камер возле подъезда Марго. Это был спроектированный на компьютере Егора вирус, блокирующий систему наблюдения. Но это еще не все. Я как-то рассказывала Маре, что Егор занимался незаконной разработкой дополнительной функции к приложению – полное отключение внешних ощущений и полное погружение в виртуальность. Марина – она же девушка, помогавшая всем при регистрации в приложении, доложила соответствующим органам, что разработка пропала. Полиция обыскала абсолютно все. Разработок нет. Они могут быть лишь там, где сейчас Егор. И боюсь, что он может применить их на Маре, – окончательно добивает меня Алиса. Внутренняя тахикардия заставляет помутиться зрению. В глазах все плывет, но я стоически моргаю, пытаясь прийти в себя ради нее. Она столько пережила, и этот ублюдок как никто другой знает это! Он проживал с ней все эти моменты! Проморгавшись, я потихоньку прихожу в себя. Внутренняя злость на парня временно превалирует над страхом. Я вне себя, ярость заполняет тело. Я готов крушить все, что попадется мне под руку.
– Полиция едет туда? – спрашиваю девушку, постепенно прибавляя скорость.
– Да, но им ехать примерно как и нам.
– Мы доедем быстрее, – уверяю ее и, с уже холодной головой, жму газ на максимум.
Через два часа мы въезжаем на территорию заброшенного склада. Навигатор перестал работать десять минут назад, но я успел запомнить дорогу. Видимо, этот урод наставил тут глушилок. Остановившись недалеко от здания, решаю осмотреться: большой заброшенный склад, площадью не меньше пятисот квадратов, располагался посреди огороженной территории, засаженной травой. Кроме него на территории стоит старый пикап и огромные баки для мусора.
– Негусто, – еле слышно говорю притихший рядом Алисе. – Нахер тут стоит склад, если рядом ничего нет? Что там хранится?
– Понятия не имею, – заикаясь после длительных рыданий, произносит девушка.
– Пожалуйста, стой тут и никуда не ходи. В машине тоже небезопасно, поэтому, умоляю, стой тут и жди Марка, – хватаю за плечи, пытаясь донести информацию до испуганной девушки. – Ты большая молодец, правда, – решаю немного сменить тактику. Мне совершенно не нужно, чтобы она, не дай Бог, поплелась за мной. – Если бы не ты и твой парень, мы бы не нашли ее, – слова имеют эффект, и она благодарно улыбается.
– Я боюсь, не ходи, давай вместе подождем полицию, – тихо шепчет Лис.
– Нет, – цыкаю, приподнимая губу, – не собираюсь больше ждать. А ты нужна здесь, чтобы встретить полицейских и сообщить, что я тоже там.
Я еще раз указываю ей на безопасное место и, разворачиваясь, направляюсь к входу в здание.
Глава 36
Марго
Я умираю. Каждой частичкой раз за разом тонущего тела, я умираю. Задыхаюсь, возрождаюсь, потом снова оказываюсь в воде. Задержав дыхание, я барахтаюсь, дергаю руками и ногами, но в итоге все равно принимаю в легкие все, что может дать мне это заполненное водой пространство. Наполнение, удушье, смерть, возрождение. Это похоже на то, что мы переживали с Арсом, когда вылетели на мотоцикле с обрыва. За одним исключением – отключить чувствительность костюма я не могу. И даже будучи уверенной в том, что я лежу в относительной безопасности где-то рядом с Егором, если нахождение рядом с ним вообще можно назвать безопасным, то все равно не могу контролировать передаваемые мозгом импульсы, сигнализирующие о том, что я тону.
Егор перешел все границы. Не возымев эффекта в разговоре, он решил добить меня мором. Лучше пусть убьет. Подлый урод. На этих мыслях я снова сдаюсь, открывая рот и заполняя его такой отвратительной на данный момент жидкостью.
Арсен
Медленно протискиваюсь в разбитое окно, мысленно готовя себя к самому худшему. Стараюсь двигаться максимально бесшумно, однако лежащие на полу осколки битого стекла не позволяют этому случиться. Хруст разламывающихся под моими ногами стекляшек эхом звенит на всю комнату. Решив плюнуть на это, я быстро пересекаю комнату и выхожу в огромный коридор. Оглядываюсь, но ничего, кроме забитых хламом помещений не вижу. Нужно осмотреть каждое. Спустя несколько минут, я уже готов выть от безысходности, когда мой взгляд цепляется за одну вещь: шкаф, стоящий среди автомобильного хлама, достающий почти до потолка. Эта громадина закрывает обзор на половину комнаты. Немного приложив усилий, я отодвигаю его. Так я и думал – за ним проход в подвал. Несколько деревянных половиц, незатейливо соединенных между собой, а также прибитая к ним ручка только подтверждают то, что Егор определенно там. Тяну за ручку несколько раз, но не добиваюсь ничего, кроме как шума. Он наверняка все поймет, но выбора нет, да и куда он может вообще сбежать? К ни го ед . нет
Злость снова достигает предела в моей голове, а потому, потеряв контроль, я уже совершенно неосознанно зверски кулаками бью эти доски, раздирая в кровь пальцы.
– Ублюдок! – кричу, всей своей мощью продолжая долбить деревянный люк. Понимаю, что не смогу справиться без помощи, оглядываюсь и вижу железные куски арматуры. Хватаю один из них и, подперев одну из деревяшек, с треском выдираю. Проделываю то же и с другой, решая, что двух будет достаточно, чтобы протиснуться внутрь.
Откидывая еще один поддавшийся кусок, прыгаю вниз. Падение выходит безумно жесткое, особенно учитывая то, что рядом оказывается стояла лестница, но мне все равно. Сейчас это не имеет значения. Достаю телефон и включаю фонарик: вокруг обшарпанные стены, но кроме них – ничего. Прохожу дальше и замечаю тусклый свет. Иду медленно, но резко остановившись, быстро бегу назад. В два шага запрыгнув на лестницу, подхватываю торчащий с потолка кусок арматуры и, спрыгивая, несусь обратно. Я больше не думаю, мной полностью овладевает агония, злость и страх за любимую. Забегаю в комнату, освещаемую светом и замираю от резкой боли, прострелившей затылок. После той аварии, мне, наверное, ничего не страшно. Медленно подношу руку к голове и, опустив, вижу на ней кровь. Алые всполохи мелькают в глазах, голова гудит, уши закладывают, но самое главное – сознание! И оно как никогда сейчас со мной. Развернувшись, я со всей силы замахиваюсь и ударяю арматурой по голове этого психбольного. Он с неестественным хрустом падает, и мне на минуту кажется, что я его убил.
Быстро подбегаю к нему, чтобы ощупать пульс. Нет. Он дышит. Неестественно выгнутая набок голова свидетельствует о переломе шейных позвонков. Блять. Резко достаю телефон и звоню в скорую, машинально оглядываясь в поисках Мары. Когда слышу в трубке настойчивый голос оператора, желающего узнать причину звонка, я просто не могу произнести и слова, застыв как забальзамированная мумия, не способная ни на что, кроме как существовать. Именно так я чувствую себя, видя лежащую на полу Мару. Будучи в костюме для входа в приложение для виртуальных знакомств, я не могу не заметить введенные в ее руку капельницы, а вместо шлема – электронные датчики, подключенные к голове. Откидывая телефон, так и не ответив оператору, я бросаюсь к любимой, падая на колени возле ее головы. Мертвенно бледное лицо, впалые щеки, сухие потрескавшиеся губы и кисловатый запах, полностью заполнивший помещение, заставляют меня пережить самый большой ужас в жизни. Сердце начало неистово бьется, сопровождая каждый удар резким острым уколом в грудь, дыхание прерывается, а ноги подрагивают.
– Что он с тобой сделал, любимая? – не могу даже прикоснуться, боясь сделать ей хуже. Зверское оцепенение сковало тело, будто тисками, без возможности освободиться. Ярость и месть были катализаторами моего мнимого спокойствия со стороны. Поднимаясь на ноги, я снова беру арматуру и подхожу к лежащему как кусок дерьма отбросу общества, наклоняюсь к нему, наступая на руку. Его губы кривятся в тонкую линию, изо рта вырываются тихие стоны, а глаза лихорадочно бегают из угла в угол, видимо, ища помощи от вселенной. Нет уж. Никакая вселенная ему сейчас не поможет.
– Что, мать твою, ты с ней сделал? – глубоко выдыхая, спрашиваю душевнобольного, сильнее придавливая ногой его руку.
– Не, не, не смо… – пытается что-то сказать, но, глубоко глотая воздух, каждый раз заикается.
– Говори, блять! – теряю терпение и со всей силы втыкаю острый кусок железки ему в руку. Истошный молящий стон вырывается из его поганого рта, однако после этого, он все же открывает рот и отчетливо произносит.
– Не сможешь ее спасти без меня, – на последнем слове он снова закашливается и начинает выть. Понятия не имею, что с ним сейчас происходит. Видимо, я все же знатно заехал ему по шее, но тот факт, что он не в отрубе и может говорить – успокаивает.
– Как вытащить ее оттуда? Говори, или я воткну эту железку тебе в зад, клянусь! – кричу, для убедительности замахиваясь арматурой.
– Врачи, – еле выговаривает он.
– Хрен тебе, а не врачи, ублюдок! Говори, как снять с нее эту хрень, и при этом не навредить?
– Т-только вра-врачи, – снова повторяет он, а у меня глаза заполняются кровью. Вызвав скорую, я откидываю свое оружие и обессилено сажусь возле Мары.
– Держись, моя самая сильная на свете. Держись ради нас, ради наших мечтаний, стремлений. Я не смогу жить без твоих аквамариновых глаз, где давно поселилась моя душа. Не смогу без копны рыжих волос, заполняющих лицо каждое утро, когда мы просыпались вместе, – аккуратно глажу ее слипшиеся от грязи волосы, сглатывая огромный ком боли. – Как же я буду без нежной кожи, прикосновения которой сравнимы разве что с кожей младенца или легким дуновением на ветру? Ты стала моим насыщением после тяжелой и долгой голодовки, Мара. Я люблю тебя, мой ангел. Ты всегда хотела быть героиней своей жизни, а не жертвой, так докажи это в последний раз! – опускаюсь ниже, губами дотрагиваясь до ледяного лба любимой.
Оторваться от Мары меня заставляют звуки сирен и громкий топот над головой. Моментально поднимаюсь и бегу в сторону лестницы. Не успев добежать, останавливаюсь от громкого стука сорванного с петель люка. Толпа оперов проносится мимо меня, один из которых хватает меня за грудки, вытаскивая наружу. Марк.
– Что с головой? – спрашивает парень.
– Вы скорую взяли с собой? – игнорирую его вопрос, заботясь лишь об одном – состоянии Мары. Ответа не требуется, потому что уже через секунду вижу бегущих навстречу медиков с каталками.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – начинаю я, не зная как бы донести до него информацию о состоянии Егора.
– Говори, – серьезном тоном отвечает мой новый «друг».
– Генерал! – перебивает меня оклик опера, направленный в сторону Марка. Поворачиваюсь и вижу одобрительный кивок с его стороны, позволяющий окликающему продолжать. Генерал? Какой нахрен генерал? В тридцать два?
– Мужик лежит со сломанным шейным отделом позвоночника и пробитой рукой. Удар по шее предположительно валявшейся рядом арматурой. Рука пробита ею же. На конце замечена кровь. Девушка в отключке, док не знает что с ней, нужно срочно в больницу. Кроме пострадавших и стоящего перед Вами мужчины, никого нет. Нам осуществить задержание?
– Нет, – резко чеканит Марк, – иди.
– Какого хера? – зло шипит друг. Его брови сдвинуты, ноздри расширены, а руки сжаты настолько, что он готов меня задушить.
– Ты понимаешь, что можешь сесть? Вообще мозги отшибло от удара?!
– Когда увидел ее в таком состоянии, не смог по-другому. Представь, если бы это была Алиса. Он и ее друг, – мои слова задевают его, потому что выражение лица со злого сменяется на яростно – убивающее, но при этом, понимающее что ли. – Тем более, это он, причем первый, стукнул меня по голове, – тычу на рану, поворачивая голову.
– Ты мог его грохнуть! Когда бил арматурой, должен был понимать последствия! Это тебе не кусок дерева, идиот!
– Кусок дерева его бы не свалил! – парирую я, не желая сдаваться.
– Это превышение самообороны, – отворачивает Марк, потирая виски.
– Мне все равно. Пусть сажают. Но сейчас мне нужно в больницу. Никто не понимает, что этот урод с ней сделал, а поэтому я не могу сейчас здраво мыслить, – устало произношу. Марк замечает это, а потому одобрительно кивает рукой и отпускает меня.
Дорога в больницу кажется длинною в вечность. Никогда я не переосмысливал свою жизнь настолько тщательно. Убедился, что многого не видел, не чувствовал, не проживал. Но сколько бы ни мыслил, ни мечтал, ни воображал, все равно остановился на факте, что без нее и не хочу. Без нее не получается этих картинок. Без нее жизнь не вернется снова в жалкое существование, она превратится в ад на земле, в котором я буду помнить каждое испытание, которому подверглась эта хрупкая девушка.
Глава 37
Арсен
Один, два, три, четыре, – я нервно считаю свои шаги, глядя в пол стеклянным взглядом. Атмосфера больницы с ее давящими белыми стенами усугубляет и без того шаткое эмоциональное состояние, а собравшиеся у входа журналисты добавляют пикантности в этот ядовитый борщ. Как же меня все бесит. Растираю пульсирующие виски, но это ни капли не уменьшает боль.
– Есть родственники Смирновой?
– Да, – автоматически вырывается у меня. В два шага подлетаю к доктору. За мной стоят Алиса и Марк.
– Даже не знаю, как вам сказать, – начинает доктор, а я уже сжимаю кулаки, готовый разорвать этого то ли интригана, то ли блюстителя нашего эмоционального равновесия.
– Как есть, – грубо произносит Марк, не давая доктору и шанса на промедление.
– Мы сняли провода и сделали чистку организма от переизбытка психотропных средств и опиатов, но сознание не возвращается… Чтобы спасти ее и ребенка, нам пришлось ввести ее в искусственную кому…
– Ребенок? Кома? – руки начали трястись, а из глаз невольно потекли абсолютно несвойственные мне слезы. Все тело в мурашках, вызванных внутренним отторжением этой информации. – Нет, нет, – пошатываясь, я сделал пару шагов назад, опираясь о стену.
– Восемь недель плоду, – продолжает шокировать доктор.
– Я, я не знал, – еле слышно говорю я, закрывая горящие глаза кулаками. – Она же выживет? А ребенок? Какие шансы? – я не верю, что могу стать отцом. Если бы знал, запер бы ее дома и никуда от себя не отпускал. Злость на психбольного ублюдка снова поднимается до максимума по шкале ярости.
– Мы сделаем все возможное, чтобы спасибо ребенка и девушку. Когда подойдет срок хотя бы шести месяцев, мы сделаем кесарево – сечение, а после будем выводить девушку из комы. К ней сейчас нельзя. Наберитесь терпения, потому что дальше будет сложно, – неутешительно прогнозирует доктор, прежде чем захлопнуть перед нами двери и уйти.
Алиса с Марком что-то говорят, но я их не слышу. Ноги бредут в неизвестном направлении, заплетаясь между собой, из-за чего я постоянно влетаю в стены. Интересное зрелище со стороны: огромный бугай с красными глазами, затравленным взглядом, валящийся с ног. На очередной такой выпад, я прислоняюсь к стене и со всей силы бью ее кулаком, раздирая и без того ободранные костяшки в кровь, сопровождая акт вандализма громкими криками, позволяющими выпустить всю съедающую меня внутри агонию. Осознаю, что плачу, лишь когда соленые ручьи полностью заполняют лицо и начинают до адской рези разъедать глаза. Останавливаюсь, поворачиваясь спиной к стене и, закрыв глаза, медленно спускаюсь вниз.
Мимо меня проносятся десятки людей, но я их не вижу. Сознание расплывается, а тело трясет.
– Почему он плачет? Он ведь мужчина, – слышу от совершенно незнакомых мне людей. Злость в купе с внезапно возникшим раздражением на и без того нелепое замечание, адресованное человеку в больнице, заставляет напрячься и все же ответить.
– Потому что я не смог сберечь ее. Моя беременная невеста в коме и мне насрать на то, что вы думаете обо мне, – говорю в пустоту, потому что даже не вижу их. Постепенно звуки затихают, и я понимаю, что проваливаюсь в сон.
Два года спустя.
Арсен
– Камилла, ну же, перебирай своими ножками быстрее, мама уже заждалась тебя, – говорю я дочери, пока она топает маленькими шагами. Точная копия своей матери, за одним исключением – ее волосы не были огненного цвета как у Марго. Они были темные, как у меня. Но аквамариновые глаза каждый день напоминали мне о ее матери. Я смотрел в них и видел свою любимую, чьих глаз я не видел уже два долгих и безумно сложных года. Сначала разбирательства с Егором, не дававшие мне спокойно ухаживать за Марой. Постоянная беготня, дача показаний, суды, экспертизы. И как итог – меня все таки оправдали, посчитав это самообороной, учитывая текущее состояние Мары и мое, как оказалось, сотрясение мозга от удара того придурка. Что касается Егора, я хотел для него самого жесткого наказания – пожизненного заключения, но его адвокаты все равно добились, чтобы его запихнули в психиатрическую больницу. Одно утешает – если выпишут из нее раньше срока – пойдет отбывать в тюрьму на долгих тридцать лет.
Когда разбирательства закончились, я все свободное время находился в больнице. Хотел помочь всем, чем только мог. Платная клиника с лучшими врачами и акушерами прекрасно управлялись с ней, но мне хотелось как-то участвовать: я помогал с регулярными массажами, даже если их уже делали, периодически переворачивал ее для профилактики пролежней, хотя и это медработники делали с необходимой регулярностью, обтирал ее тело и расчесывал волосы. Будучи в состоянии искусственной комы, она иногда сжимала мою руку. Даже не знаю, радовало это меня или нет, потому что в эти моменты она словно сжимала мое сердце. Ком в горле после этого не проходил еще долго. Я приходил каждый день и видел, как она худела, находясь лишь на парентеральном питании. При всем при этом, живот увеличивался на глазах, а спустя пару месяцев, я смог почувствовать толчки нашего ребенка. Осознание того, что проживал это один, не позволяли полностью поглотиться счастьем, но я старался держаться. Ради нас троих. Спустя еще несколько месяцев, на свет появилась семимесячная Эристова Камилла Арсеновна. После долгого пребывания в кувезе, малышку все же отдали мне. Такая крохотная, но уже настолько любимая. Я смотрел на нее и улыбался, не сумев сдержать нотки сентиментальности во взгляде. Маленькие пальчики, вытянутые губки и нахмуренный лобик: она была прекрасна. Однако в тот момент я еще не понимал, что значит оказаться один на один с маленьким беспомощным ребенком, когда абсолютно не понимаешь, что с ним делать. На помощь пришла Алиса, о которой я моментально изменил свое предвзято-негативное мнение. Она прекрасный человек, без которого я бы справился. А благодаря Марку мой судебный процесс прошел без происшествий. Не знаю, за что Бог послал этих двоих в нашу с Марой жизнь, но я ему за это благодарен. Вместе с Алисой мы подобрали няню: пожилую женщину, воспитавшую троих детей и шестерых внуков. Она была хорошей знакомой Алисы и сидела дома без работы, тогда как все родные выросли и разъехались, а муж скончался. Антонина Сергеевна была безумно рада, что в ее жизни снова раздастся детский смех, а мы были спокойны за безопасность Ками.
– Давай, проходи, только осторожно, здесь порожек, – говорю я дочери, когда она пытается бегом перешагнуть через порог, чтобы встретиться с мамой. Врачи вывели Мару из искусственной комы через три месяца после рождения Камиллы. Тело Мары было на грани. Все органы с трудом функционировали, а одна почка полностью отказала. Чтобы избежать излишнюю нагрузку на итак страдающую вторую почку, необходима была срочная пересадка. Я стал ее донором, а Алиса в это время присмотрела за Камиллой. Несколько недель я пролежал в одной палате с любимой, надеясь, что вот – вот она придет в себя. Врачи предупреждали, что выход из комы будет постепенным, но его не было. Спустя месяц мне сказали, что она впала в настоящую кому. Ее и без того ослабевшие органы били забастовку. Через год врачи предложили отключить ее от аппарата, поддерживающего ее жизнь, но я не мог. Я не имел права этого делать, хотя и понимал, что она мучается. Я верил и до сих пор верю, что она обязательно придет в себя.
– Привет, любимая, – сажусь на кровать, параллельно сжимая ее руку своей. – Мы с Камиллой пришли тебя проведать. Она уже четко произносит «папа», «Аля» и «баба», представляешь? – говорю, еле сдерживая образовавшийся в горле ком горечи. Камилла, будучи активным ребенком, на удивление, стоит молча. – Твоя маленькая копия с каждым днем становится все балованнее. Я будто воспитываю прирожденную принцессу, вечно всем недовольную, – и я не врал. Чтобы хоть как-то компенсировать недостаток материнской заботы и ласки, я покупаю и позволяю ей все, что только можно, но этот ребенок всегда всем недоволен, ведь самое главное, в чем она действительно нуждается, и чего я никак не могу ей дать – мама. Вкусное молоко, теплые объятия, искренние материнские поцелуи и самое главное – связь. Эту нерушимую связь матери и ребенка. Я смотрел на этот маленький и беззащитный комочек и в душе обливался слезами, потому что моя дочь может никогда не познать радости полной любящей семьи. Сглотнув ком, подхожу к Камилле и беру малышку на руки. Она протягивает ко мне свои маленькие ручки и тут же обхватывает ими шею.
– Поздоровайся, детка, помаши маме, – говорю ей, показывая на себе как поприветствовать человека. Она робко машет своей маленькой ручкой и сразу же прячется мне под руку.
– Мара, твоя дочь помахала тебе привет. Открой же глаза, любимая, посмотри какую красавицу ты мне подарила, – дрожащим голосом говорю я, сжимая ее руку.
Не могу держать себя в руках. Это вечная слабость не утихает со временем, не проходит. Она лишь усиливается, и теперь, порой, я вообще не могу контролировать свои эмоции. Даже сейчас, когда я держу руку Мары, а Камилла неловко кладет сверху свою, я не выдерживаю и выпускаю на свет вырывающуюся из глаза слезу. Ком будто поселился в горле и никак не хочет уходить, нервирую еще больше.
– Ками, скажи «мама», – ласково прошу дочку, но та молчит, уставившись на Мару, а потом резко хватает меня за руку и пытается спрыгнуть с кровати. Осторожно беру ее на руки и ставлю ножками на пол.
– Ну, ты чего, милая? – успокаиваю дочку, но она безудержно тянет меня за рубашку, переходя на плач. Конечно, она не чувствует ничего к лежащей здесь женщине. И это моя вина. Моя дочь не знает свою мать, не чувствует ее тепла и ласки, привязанности, лишь из-за меня. Я не смог ее уберечь. Я все испортил. На ватных ногах следую за убегающей дочкой, но как только я перешагиваю порог палаты, она отпускает мою руку и забегает обратно, не давая возможности ее схватить. Все происходит настолько быстро, что в своем состоянии я просто не успеваю сделать что-то логичное, а поэтому просто стою и смотрю. Закинув ногу на невысокую кровать, Ками самостоятельно залазит на кровать и ложится на Мару. Я стою в проеме и не могу шелохнуться. Картина передо мной кажется настолько нереальной, что я впадаю в оцепенение и никак не могу из него выйти. Камилла лежит и гладит Мару, а потом поднимает голову и совершенно четко произносит: «Мама». Она говорит его так, будто уже не раз говорила, но это не так. Мы думаем, что в полтора года дети ничего не понимают. Глупости. Дети все чувствуют и понимают. И сейчас моя дочь отчетливо дала понять, что знает свою маму и ждет ее так же сильно, как и я. В этот напряженный эмоциональный момент аппараты начинают резко пищать, а рука Мары – нервно дергаться.
– Доктор, – резко кричу, забегая в палату и хватая Камиллу. Врачи тут же залетают в палату и, сделав несколько манипуляций с аппаратами, везут ее в реанимацию.
– Господи, пожалуйста, пусть она справится.
