Текст книги "Супруг для вампира"
Автор книги: Арина Рин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Арина Рин
Супруг для вампира
Проклятье графа Элермонта
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
События развиваются в мире, напоминающем средневековье. Богатые и бедные графства, населенные людьми и… не только. Правит всеми Кмир – могущественное зачарованное королевство, в котором обитают различные сверхъестественные существа: оборотни, колдуны, феи, вампиры. Вампиры здесь самая сильная и влиятельная каста, внутри которой также существует определенная иерархия.
Людские города и поселения, окружающие Кмир, живут сами по себе, мифические лидеры их не травят и вообще не проявляют особого интереса, хотя и держат определенный контроль. Люди же мечтают пробиться в Кмир, прикоснуться к его фантастическим богатствам; многие даже хотят стать Дарами – людьми, отдающими по собственной воле кровь вампирам. Но не каждому дано попасть туда. Вампиры проводят строгий отбор, и Дарами становятся только люди с Блестящей кровью – самой чистой и здоровой.
Мифические обитатели Кмира (которых люди испокон веков называют Неземными или Темными), в свою очередь, не часто покидают пределы своего королевства. Во-первых, сам Кмир чрезвычайно огромен и, к тому же, является источником разнообразных секретных порталов, открывающих путь в параллельные миры, а во-вторых, чтобы следить за действиями людей вокруг, им вовсе не нужно покидать королевство. Различные сверхъестественные способности, которыми они обладают, позволяют им управлять людьми и без прямого контакта.
Стоит также отметить, что Кмир окружен невидимой заколдованной стеной, которую невозможно пересечь извне без специального разрешения. Это своего рода заповедный край, безумно желанный для людей и в той же степени недостижимый.
ГЛАВА 1
Праздник Ягод в Серебряном Котле всегда отмечали ярко и весело, даже веселее, чем День Седьмой Луны, означавший наступление нового четырнадцатимесячного года. Всевозможные запреты теряли свою силу в этот день, и даже дети могли творить все, что им вздумается, до самого утра. Дурных последствий это никогда не вызывало. Все же дети в Серебряном Котле, несмотря на свое прославленное озорство, знали меру, да и наедались так, что довольно скоро, перегруженные разнообразной далеко не легкой пищей, становились жертвами неминуемой сонливости.
В тот вечер (как это, в общем-то, бывало каждый год) все графство гудело, словно желудок давно не евшего кита. На мир уже давно спустилась темнота, однако шума на улицах было больше, чем в самое бодрое и неугомонное утро.
Всюду горели огни, взрывались пронзительные самодельные петарды, вызывавшие то и дело истерические вопли женской половины населения (их испуг вполне можно было понять).
На главной площади и вовсе царило нечто, напоминавшее светопреставление. Надо сказать, главная площадь в Серебряном Котле была совсем небольшой и явно не предназначалась для столь многолюдных празднеств. Вот только жителей это мало волновало. Вокруг праздничной сцены было так тесно, что вы бы никогда в жизни не смогли определить, кто ущипнул вас за бок или кое-что более мягкое. И не забудьте о детях, шмыгавших под ногами с ловкостью, отдававшей прямо-таки чем-то фантастическим.
Тем не менее, свободнее вокруг сцены не становилось. Выступления, по правде говоря, не были слишком изысканными или невиданными, но для обитателей Серебряного Котла, простых людей, живших своим трудом и почти никогда не покидавших родного графства, и этого было достаточно, чтобы весь следующий месяц восхищаться всему увиденному.
Танец с горящими факелами из года в год оставался неизменным, и из года в год все боялись пропустить его, так как трюки действительно были удивительными, а опасность, угрожавшая артистам, порой самой что ни на есть настоящей. Веселые пьесы с незамысловатыми и добрыми сюжетами пользовались не меньшей популярностью, как и выступления бродячих певцов и певиц, отнюдь не обделенных талантом.
В целом, несмотря на простоту и отсутствие лоска, Праздник Ягод был счастливейшим днем и для детей, и для взрослых, и год, интересующий нас, не стал исключением.
Джеку тогда было двенадцать лет, и он веселился в бурной компании местной молодежи, в которую также входил и его семнадцатилетний брат Герберт, уже успевший к этому возрасту утвердиться в звании самого красивого юноши графства.
Уже давно было за полночь, но спать, разумеется, никому не хотелось. Да никто этого и не требовал.
Подростки вроде Джека, уже изрядно объевшиеся и насладившиеся праздничными выступлениями, носились вокруг главной площади, всячески подзадоривая друг друга и поминутно находя повод для смеха. Старшие дети присматривали за ними издалека, не проявляя, однако, большого рвения. Среди них было немало юных парочек, всецело сосредоточенных друг на друге, которых мало волновало происходящее вокруг.
У Герберта пары не было, хотя отсутствием поклонниц он не страдал (и это еще мягко сказано). Однако на Празднике Ягод ему больше нравилось веселиться вместе со всеми, не уединяясь с кем-то одним. Поэтому он вместе с двумя своими друзьями-одногодками возглавлял неистовую шайку Джека и других младших детей, получая от этого самое искреннее удовольствие.
Главная площадь была окружена бесчисленными узкими переулками, напоминавшими сложнейший лабиринт, где процессия разношерстной детворы и нашла себе достойный источник развлечений. Пугать прохожих им довольно быстро надоело, и Дуг, самый неуправляемый из всей компании (ему, как и Джеку, было двенадцать лет), предложил кое-что более захватывающее:
– А давайте в Бешеную Стаю!
Идея была встречена с оглушительным восторгом. Тут же стали бросать жребий в виде единственной золотой монетки Герберта, и погоня началась.
Что и говорить, тут не было никакого сравнения с возней при свете дня, которая уже давным-давно всем приелась. Сейчас стояла ночь, во многих переулках было темно, как в погребе, а бежать надо было быстро и так тихо, как только возможно.
Джеку выпала роль добычи, и он удирал от визжащих «вепрей» так, словно это были не его вошедшие в азарт товарищи, а самые настоящие монстры, способные в любой момент перегрызть ему горло. И это было просто изумительно!
Как он ни старался, а друзья не отставали, рычали ему в затылок самым нелепым образом и вообще производили столько шума, что у него уши едва в трубочку не сворачивались. В какой-то момент впереди замаячил поворот, Джек напряг последние силы, бросился за угол, и в этот момент… все исчезло.
Вернее, не совсем так. Сам-то он, конечно, никуда не делся, да и мир вокруг него как будто остался прежним, вот только… не до конца. Прежде всего, каким-то непостижимым образом он вдруг отделился от друзей; еще секунду назад они готовы были вцепиться ему в воротник, а сейчас казалось, будто их и вовсе здесь никогда не было.
Джек даже специально обернулся, но не увидел позади ни одной живой души: только пустынный темный переулок, лишенный какого-либо оживления. И очень тихий. Вот это, пожалуй, было еще более поразительным. Шум с главной площади Джек различал даже во время погони, а сейчас ему словно зашили уши: зашили накрепко, так что ни один звук не мог пробиться.
Но, конечно, уши тут были не при чем. Мир действительно охватило полное безмолвие, и даже больше: в воздухе будто запахло чем-то неестественным, могущественным, безумно далеким от всего, что было знакомо Джеку.
Со спертым дыханием, с заходящимся от страха сердцем (страх был от того сильнее, что не имел видимой причины) мальчик обернулся и увидел впереди небольшой темный дом с остроконечной крышей. Дом утопал в глубокой тени, и только у входа горел тусклый зеленоватый фонарь.
Под фонарем стоял некто, и, даже не разглядев каких-либо подробностей, Джек прирос к месту в глубочайшем ужасе. Когда же незнакомец сделал несколько шагов ему навстречу, и слабый свет фонаря осветил его, мальчик и вовсе утратил всякую власть над собственным телом. Он мог только стоять и пораженно смотреть на то, что было перед его глазами, в страхе, непонимании и полной беспомощности.
Перед ним был Неземной, это он бессознательно ощутил еще до того, как заметил фигуру под фонарем. И не какой-то там Неземной, а высший среди этого могущественного народа – вампир, что было ясно по его кристальным фиолетовым глазам, бледно мерцавшим в ночной темноте. Он был очень высок и великолепно сложен, даже богатая черная мантия, свисавшая с его плеч до самого пола, не могла этого скрыть. Несомненно, он был также очень красив, хотя в его красоте не было ничего мягкого или тщедушного. Черты его лица были резкими, даже немного грубыми, скулы заостренными, как от долгого голодания, уши – загнутыми к низу, а волосы – густыми и темными, как ночь вокруг, даже еще темнее. Они закрывали большую часть его лба, отчего глаза казались вдвойне ярче и страшнее.
Джеку, разумеется, не было до его красоты никакого дела. Он не помнил себя от ужаса, и не мудрено. Темные никогда не появлялись в Серебряном Котле, за всю свою жизнь он не видел ни одного, даже самого незначительного из них! О вампирах же и говорить не приходилось. О встрече с этими легендарными существами люди даже мечтать не смели. Многие за целую жизнь не видели ни одного, тем более в захолустном графстве вроде Серебряного Котла.
Смятение и страх Джека были вполне объяснимы. Вампир остановился в каком-то полуметре от него, ничего не говоря и не предпринимая никаких действий. Больше всего Джека пугало в нем выражение лица: оно было каким-то странным, зловещим. Его рот был сжат в тонкую линию, а все мышцы лица казались страшно напряженными, каменными: он будто сдерживал что-то в себе или боролся с чем-то, о чем Джек не имел ни малейшего понятия. А еще он смотрел так пристально и неотрывно, с такой пугающей безумной жадностью, что это привело бы в ужас кого угодно, не только двенадцатилетнего мальчишку.
Вся его фигура подавляла Джека, вызывала легкую тошноту и головокружение, он хотел бы сбежать, но не мог пошевелить ни единым мускулом. Неземной казался ему грозным великаном, в то время как сам он ощущал себя бесполезной убогой букашкой. Воздух вокруг него словно сгущался и сжимал голову, будто в медвежьей хватке, так что казалось, она вот-вот взорвется.
Тот момент, когда Неземной протянул к нему руку, Джек уловил лишь краем сознания. Давление, в конце концов, превзошло его физические и душевные силы, и он свалился без чувств.
Когда Джек пришел в себя, вокруг него толпились его товарищи, а Герберт усиленно вливал ему в рот вишневый сок из кожаного меха. Со стороны главной площади доносился знакомый праздничный гул, а народа в переулке было столько же, сколько колосьев в снопе.
– Что с тобой стряслось? – закричали все наперебой, увидев, что Джек открыл глаза.
– Я… я упал и ударился головой.
– Осторожнее надо, – Герберт казался хмурым, но дело было в пережитом страхе за брата.
– А вы… где вы были столько времени!?
– Как это где? – удивленно спросил Дуг. – Мы бежали сразу за тобой. Свернули туда же, куда и ты, и нашли тебя уже валяющимся на земле.
Что Джеку оставалось? Он был достаточно умен, чтобы понимать: в его рассказ никто не поверит. Да и не хотелось ему ничего рассказывать. Во-первых, его бы наверняка подняли на смех, а во-вторых, он сам толком не понимал, что с ним вообще произошло. Только на следующий день он не выдержал и рассказал обо всем Герберту. Тот поначалу решил, что его разыгрывают, но, увидев непритворный страх и беспокойство в глазах Джека, поверил младшему брату. Но даже вместе они так и не смогли найти объяснения случившемуся. Это стало их общей непостижимой тайной, которая, как они оба были уверены, навсегда ею и останется.
Десять лет спустя
Еще при жизни мужа Селина Эстансия была довольно-таки сварливой и жадной женщиной, которую многие в Серебряном Котле недолюбливали; став же вдовой, она и вовсе растеряла какие-либо положительные черты своего характера (которых с самого начала было не слишком много).
В юности Селина была необыкновенно красива, и через всю жизнь она пронесла убежденность в своей исключительности и несправедливости выпавшей ей на долю участи. Стоит отметить, что эта участь была не так уж и ужасна. В мужья ей достался добрый и трудолюбивый парень (отец Герберта и Джека), который всегда был ласков с ней, несмотря на ее далеко не ангельский характер.
Богатыми они не были, но и не бедствовали. Август занимался скотоводством, успешно умножая свое имущество из года в год, так что Селина никогда ни в чем не нуждалась. Иногда муж даже дарил ей украшения из дорогих металлов (что стоило ему немалого труда и усилий), но Селина редко бывала ими довольна: они казались ей недостаточно дорогими.
Так они жили много лет, пока три года назад Август не умер от Волчьей лихорадки в возрасте пятидесяти семи лет. Только тут выяснилось, что Селина все-таки не была так равнодушна к мужу, как это порой казалось со стороны. Она горько оплакивала его целый год и так и не смогла до конца оправиться от потери. Остатки ее красоты полностью увяли, характер окончательно испортился, и источником интереса для нее теперь являлось только имущество семьи, которое находилось теперь в руках Герберта.
Герберт к этому времени превратился в статного молодого мужчину, темные глаза которого волновали умы многих девушек в графстве. Вот только падким на женское внимание он не был. Селина вполне могла положиться на своего старшего сына. Герберт уверенно держал в руках хозяйство и за три прошедших года значительно умножил добро, нажитое Августом.
Джек, разумеется, охотно помогал ему в этом. Как в детстве, так и сейчас они оставались самыми близкими друзьями, надежной опорой, в которой им никогда не приходилось сомневаться.
Джек, в отличие от Герберта, красавцем не вырос. Впрочем, неказистым он тоже не был. Ростом он уступал Герберту, но телосложение у него было что надо: стройное и в то же время крепкое; он походил на молодого волка, поджарого и сильного. Лицо у него было не самое идеальное, но довольно привлекательное, хотя сам он так не считал. Его раздражал нос, сломанный в детстве и слегка повернутый в правую сторону, слишком большой рот (который вовсе не портил его, а наоборот – придавал своеобразную детскую обаятельность) и больше всего – волосы: темно-русые и кудрявые, делавшие его, как он был уверен, похожим на барашка. На самом деле с барашком у него не было никакого сходства. Пусть не так, как на Герберта, но на него тоже заглядывались многие девушки, потому что он выглядел этаким мужественным лесным духом, в объятиях которого было бы очень приятно оказаться. Но Джек этого не замечал и не считал себя хоть сколько-нибудь симпатичным, хотя и не беспокоился сильно по этому поводу.
Он знал, что когда придет время, ему, в любом случае, удастся создать семью, которую он будет усердно обеспечивать всю свою жизнь, пока не умрет от старости или болезни, как его отец. Так жили все в Серебряном Котле. Да и в сотнях соседних графств дело обстояло также.
Джек никогда не одобрял позиции своей матери, ее вечное недовольство жизнью, которую она вела, хотя сам порой ощущал смутную тревогу, жестокую беспомощность перед пустотой того пути, который ему предстояло пройти. А иногда его даже одолевало болезненное чувство потери, чувство, будто каждую секунду своей жизни он лишается чего-то важного, бесценного, что могло бы быть с ним при других, более счастливых обстоятельствах. Но поскольку оснований у этой уверенности не было ни малейших, Джек всегда быстро отметал ее от себя, не желая давать волю бессмысленным душевным терзаниям.
Да и не было у него времени на подобные глупости. Он нес не меньшую ответственность за домашнее хозяйство, чем Герберт, и предпочитал добросовестно относиться к своим обязанностям. Может, иногда ему и казалось, что все его усилия – не более чем движение воды в колесах мельницы, это не пугало его и не вызывало отторжения к тому, что он делал. В конце концов, так жили все вокруг, а он не считал себя хоть сколько-нибудь значительнее или выше других.
То памятное воскресенье, так ошеломившее всех жителей Серебряного Котла (а чуть позднее и обитателей многих соседних графств), началось самым обыкновенным образом.
Тихое ясное утро встретило Джека на горе неподалеку от селения, где он в компании двух сторожевых псов охранял отцовское стадо.
Ночь выдалась спокойной, утро – еще спокойнее, так что Джек безмятежно дремал в сидячем положении на холме, знатно измученный долгой ночью непрерывного бдения. Тем не менее, шаги Элины, юной служанки его матери, он услышал задолго до того, как она подошла к нему достаточно близко, чтобы заговорить. И по торопливости и неровности ее шагов он сразу понял, что она явилась сюда не просто так: ее послали с чем-то срочным и безотлагательным.
Джека это ничуть не обеспокоило. Капризы Селины уже давно стали для них с Гербертом привычным делом, и относились они к ним соответствующе.
– Господин Джек!
Без малейшей охоты Джек открыл глаза и поднял их на подоспевшую служанку. И так и застыл с дрогнувшим сердцем. Лицо Элины было белее молока, и вообще вся она выглядела так, словно только что столкнулась с привидением или ожившим мертвецом. Джек сам не понял, как оказался на ногах и схватил ее за плечи:
– Мама! С ней что-то случилось!?
Элина судорожно замотала головой:
– Нет, нет, с госпожой все в порядке.
– Герберт?
– С господином тоже.
– А что тогда стряслось? Почему у тебя такой вид, будто ты с того света сбежала?
– Темный Экипаж, – пробормотала Элина, бледнея еще больше.
Джек неосознанно отпустил ее, сделал пару шагов назад.
– Что? При чем тут это?
– Темный Экипаж в Серебряном Котле. У нашего дома.
Джек никогда не имел проблем со слухом, но сейчас он готов был усомниться в реальности сказанного.
Темными Экипажами обычные люди называли посланников Кмира. Как правило, это были представители различных мистических рас, появление которых никогда не бывало бесцельным. Насколько Джек знал, в Серебряном Котле Темные Экипажи не появлялись за всю трехсотлетнюю историю графства. А то, что его целью, по-видимому, был их с Гербертом дом, и вовсе было чем-то совершенно фантастическим и невозможным. И весьма-весьма пугающим.
– Что им нужно?
– Вы, господин Джек. Они хотят видеть вас. Сказали, что сообщат о цели своего визита только в вашем присутствии.
Джек чуть не присел. Он испугался не столько услышанного, сколько мелькнувшего в голове воспоминания. Не очень-то часто он вспоминал об этом, последние лет шесть только на Празднике Ягод, который с тех давних пор совсем не казался ему веселым. Воспоминание о той жуткой встрече-призраке, которая, независимо от того, была она на самом деле или только почудилась ему, до сих пор жила в его разуме, вызывая иногда необъяснимую тревогу, а иногда и того хуже – беспричинное будоражащее душу смятение.
Вот этого он боялся больше всего: того, что новость, принесенная Элиной, и та зловещая встреча десять лет назад были каким-то образом связаны между собой. Впрочем, страх сейчас был последним, что могло помочь ему узнать правду.
– Я вернусь, как только пригоню стадо. Иди и передай им.
Их старый добротный дом – тяжелая двухэтажная конструкция с мощными серыми стенами – походил на праздничную сцену на Празднике Ягод. Его окружала, по меньшей мере, половина графства, но при этом все вели себя так тихо, что происходящее напоминало скорее похороны, чем праздничное собрание.
Перед домом же стоял Темный Экипаж – большая невиданно роскошная карета, обитая по углам каким-то необыкновенным темно-бардовым металлом, с огромными золочеными колесами и блестящими непроницаемыми окнами. Такая красота в Серебряном Котле никому и не снилась, но внимание жителей сейчас было приковано вовсе не к ней. Смотрели все выпученными глазами на запряженных в нее коней, которые конями, собственно, не являлись. Ибо это были самые настоящие единороги – неестественно крупные, мощные, с великолепной белоснежной гривой, острыми рогами в середине лба и сверкающими кроваво-красными глазами. Их было целых пять, они стояли в благородном спокойствии перед домом, нисколько не смущаясь устремленных на них ошеломленных взглядов.
Джек сам был потрясен при виде этой картины, но у него она вызвала не восхищение, а лишь еще больший страх.
Мать и Герберта он обнаружил в гостиной – самой большой и ухоженной комнате в их доме, куда обычно и попадали редкие гости. Здесь был красивый, резной камин, мягкая мебель, купленная отцом по желанию Селины много лет назад, а также разнообразные симпатичные мелочи, придававшие помещению довольно-таки претенциозный вид.
Происходящее не понравилось Джеку с первого взгляда. Первым, кого он увидел, был Герберт, стоявший у окна в дальней стороне гостиной с таким мрачным напряженным видом, что сразу становилось понятно: ему тоже ситуация казалась весьма тревожной, если не сказать больше.
Затем Джек увидел мать, и надежды на положительный исход вовсе не осталось. Селина сидела на софе в центре комнаты, всецело поглощенная изучением небольшого изящного сундучка, стоявшего перед ней на столике. Сундучок выглядел так, будто был покрыт чистым золотом, а внутри его переливались различные украшения, щедро инкрустированные драгоценными камнями.
Подобного богатства Джек не видел никогда в жизни и все же чувствовал, что камни были подлинными. Веселее ему от этого не становилось.
Как выяснилось, навестить их прибыла только одна персона. Это был высокий сухопарый мужчина лет тридцати (по крайней мере, внешне он выглядел именно так) с волосами цвета засохшей крови и очень серьезным спокойным лицом. Когда он посмотрел на Джека, последний внутренне содрогнулся. У мужчины были весьма характерные глаза: с бледно-зелеными белками и матовыми черными зрачками.
Это был лэрк.
Джек читал о них давным-давно в старой библиотечной книге. Лэрки были уважаемым родом в Кмире, но очень слабым. Их сила заключалась главным образом в необыкновенных умственных способностях, что открывало им путь к высоким должностям при домах более могущественных обитателей Кмира. Некоторые из них даже заключали Договор Объединения со своими высокородными повелителями, что несколько ограничивало их свободу, но в то же время наделяло большей защитой и более высоким положением в дворянской системе Зачарованного Королевства.
Джек не мог вымолвить ни слова, глядя в эти пронзительные мифические глаза и слыша звяканье золота, производимое забывшей себя от восторга матерью. К счастью, гость избавил его от необходимости самому начинать разговор.
– Добрый день, ваша милость, – голос у него был такой же невозмутимый, как и лицо, и такой же неумолимый, уверенный в значительности каждого произнесенного слова. – Меня зовут Неандер Шем. Я верный слуга и советник графа Малфреда Элермонта, могущественного вампира из касты Черных Рыцарей, живущего в замке Диамондик в Южных лесах Кмира. Этот подарок, – он кивнул в сторону потрясенно ахающей Селины, – послан графом Элермонтом вашей матери, чтобы выразить вам честь и уважение. А также в надежде произвести на вас хорошее впечатление.
– Что ему надо!? – не в силах сдерживать обуревавшую его злость и беспокойство, выпалил Джек.
Столь резкий выпад, как и следовало ожидать, нисколько не смутил Неандера Шема. Не выказав ни малейшего недовольства, он все также спокойно ответил:
– Граф Элермонт желает, чтобы вы стали его законным супругом. И как можно скорее переехали в Кмир, в его владения.
ГЛАВА 2
Джек был так шокирован, что невольно забыл о всякой вежливости:
– Это нелепо. Ничего глупее и смешнее я в жизни не слышал!
– Вынужден вас расстроить, молодой господин, – лэрк прямо-таки ужасал своей непробиваемой сдержанностью, – но граф Элермонт не из тех, кому свойственно шутить подобным образом. Он исключительно серьезен в своем намерении связать с вами жизнь.
Джек чуть было не выпалил, что брак между мужчинами омерзителен, но вовремя сдержался. Никто никогда не обсуждал этого открыто, но все отлично знали, что Кмир был устроен необычно не только снаружи, но и внутри, и о распространенности однополых браков в кругу его элиты тоже всем было прекрасно известно.
Джек тоже не раз об этом слышал, но никогда не придавал особого значения, ведь его это никак не касалось. Теперь же одна мысль об этом казалась ему чудовищной. Хотя, с другой стороны, вряд ли брак между мужчинами играл здесь основную роль. Скорее, Джека пугала обрушившаяся на него неизвестность, чем факт того, что ему предлагали стать мужем другого мужчины, да еще и вампира.
– Почему я? – спросил он, относительно справившись с эмоциями. – Я простой деревенский парень. Мне не место в вашей блестящей темной элите. Почему он не поищет себе более подходящего партнера?
– Таких подробностей мне не сообщали, – мягко ответил гость. – Моя задача – привезти вас в Кмир и доставить в целости и сохранности в замок моего хозяина. О том же, почему он выбрал именно вас, я не имею ни малейшего понятия.
Джек далеко не был уверен в правдивости этого заявления, но зато точно знал, что дальнейшие расспросы ни к чему его не приведут.
– Я могу отказаться?
– Разумеется. И все же я бы советовал вам подумать. Такой шанс дается не каждому. Вам предлагают не просто стать Даром, о чем, как вы знаете, мечтают многие, а частью одного из самых могущественных темных родов Кмира. К тому же, мне кажется, граф Элермонт настроен очень решительно относительно вас. Если он и примет ваш отказ, то наверняка не сразу.
Все эти пространные замечания сказали Джеку об одном: его отказ вовсе неприемлем, и обманываться насчет этого ему не стоит.
– Вы сказали, что советуете мне подумать. Я хочу подумать. Это ведь мне позволено?
Неандер Шем доброжелательно улыбнулся:
– Конечно же. Три дня вас устроит?
Джек, по правде говоря, и не рассчитывал на такую щедрую возможность.
– Вполне.
– В таком случае, я надеюсь услышать ваше окончательное решение по истечении этого срока. А до тех пор не буду злоупотреблять вашим гостеприимством. До свидания, мадам.
Селина, чей разборчивый слух, конечно, не упустил наиболее ценной части разговора, почтительно кивнула, Герберт же на легкий поклон лэрка только хмуро дернул головой.
Как только гость удалился (служанки проводили его к выходу, стараясь не таращиться слишком сильно на его лицо), слово взяла хозяйка дома, и слово это, как и следовало ожидать, не понравилось обоим ее сыновьям:
– Ты обязан согласиться, Джек! Такой удачи тебе никогда больше не выпадет! Это редчайший шанс, ты должен понимать. Господи, как я рада! Хоть кто-то из нашей семьи будет жить в достойных условиях!
Джек и не помнил, когда в последний раз ему было так обидно. Каждым своим словом Селина будто оплевывала память их отца, который всегда заботился о том, чтобы у нее было все необходимое и даже больше.
– У меня есть три дня. И это время я, как и обещал, буду думать.
Селина казалась удивленной:
– Думать? О чем тут думать?
– Да, мам, думать.
Бросив короткий взгляд на Герберта, так и не произнесшего ни единого слова, Джек направился к выходу из гостиной.
– Джек! – возмущенно вскричала Селина. – Джек, остановись! Мы не закончили наш разговор!
Ответом ей была легонько хлопнувшая дверь гостиной.
В течение первого дня у Джека не было никаких сомнений. Он твердо решил отказаться, нисколько не боясь возможных последствий. Наутро следующего дня он, однако, проснулся с непонятной тяжестью на сердце, которую легко можно было перепутать с десятикилограммовым камнем. Чем конкретно была вызвана эта тяжесть, он не знал, но уже не был так уверен относительно отказа.
В ночь со второго дня на третий он едва не лишился рассудка, пытаясь сломать себя и убедить в том, что колебаться тут не о чем, и что он просто смешон в своих сомнениях. Ему было стыдно из-за собственной нерешительности, из-за того, что он вообще рассматривал вероятность согласия. Но и не рассматривать он не мог, потому что стоило ему отбросить мысль о возможном принятии, как душу будто горой придавливало, и из-за этого давления он даже не мог ничего толком делать.
Каким-то чудом он все же уснул под утро, а проснулся на удивление безмятежным, собранным и… обреченным. На протяжении целого дня он хладнокровно выполнял свои домашние обязанности, а ближе к вечеру, накануне повторного визита Неандера Шема, между ним и Гербертом состоялся давно назревавший мучительный разговор.
Джек в это время находился на поле, сидел в тени дерева, глядя на только что починенный забор их старого загона. На эту работу ушло около трех часов, и он бы сейчас был очень доволен, если бы его не одолевали мысли совсем иного рода. Появления Герберта он не ждал, но и не удивился, когда тот подошел к нему и молча сел рядом. Добрых минут пять они смотрели на забор, не нарушая тишины. Наконец, Герберт задал давно терзавший его вопрос:
– Что ты надумал?
– Надо же. Я думал, ты так и не решишься спросить.
– Не язви, братишка, – Герберт тоже усмехнулся, но не слишком весело. – Это трудный выбор. И сделать его ты должен сам. Я не хотел влиять на твое решение. Потому и молчал все это время.
– Да знаю я. Но все равно неприятно.
– Прости.
– Спрашиваешь, что надумал? Не знаю. Вернее, знаю, но тебе это вряд ли понравится.
– Решил согласиться? – на удивление сдержанно спросил Герберт.
– Да, но… Правильнее сказать, я не могу не согласиться.
– Почему?
– Во-первых, вряд ли мой отказ кто-то примет. Ты ведь знаешь этот народ. Обычно мы им не интересны, но если им что-то от нас нужно, они всегда получают это. Исключений еще не было.
– Истинная причина не в этом, – сказал Герберт без малейшего сомнения. – Ты бы не испугался такой ерунды.
– Да уж. Кого я обманываю. Ты прав. Это просто единственный довод разума, которым я пытаюсь оправдать себя. А на самом деле я не знаю, Герберт. Мне противно от самого себя, но когда я думаю о том, чтобы отказаться, я как будто… как будто приближаюсь к чему-то ужасному! Только не смейся, хорошо? Ты знаешь, я никогда не был чувствительной барышней. И я не сентиментальный. Но это чувство просто невыносимо. Если я не соглашусь, я просто не знаю, что со мной потом будет.
– Ты думаешь, это тот самый?
– Кому же еще быть. Я понятия не имею, зачем я ему нужен. Зачем он появился тогда и чего хочет от меня теперь. Может, мне для чего-то нужно разобраться в этом. Потому я и чувствую себя так скверно.
– И еще один немаловажный факт. У нас совершеннолетие наступает в девятнадцать лет, а в Кмире…
– В двадцать два! – пораженно выдохнул Джек.
Герберт мрачно кивнул. Тут было о чем поразмыслить, ведь Джеку исполнилось двадцать два всего неделю назад.
– Будто этого и ждали…
