Текст книги "Эйна из Третьей зоны"

Автор книги: Арина Остромина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Арина Остромина
Эйна из Третьей зоны

Глава 1. Обычный зимний вечер

Вечернюю прогулку сократили из-за погоды. Наставница Фламия вывела нас во двор позже, чем обычно – после дождя. Малышка Сара присела на мокрые качели, но под ногами у неё оказалась глубокая лужа, раскачаться не удалось. Свистел холодный ветер, воспитанницы переступали с ноги на ногу, дышали на озябшие пальцы. Перчаток никто не носил. Да многие и слова такого не знали: читать умела только я, а увидеть настоящие перчатки в нашем городе было негде. Наставница Фламия громко высморкалась и велела девочкам вернуться в дом.

Я обрадовалась: не люблю гулять зимой, потом надо отогреваться у батареи, чтобы пальцы на руках начали двигаться, да только желающих посидеть в тепле всегда больше, чем мест на скамейке. Валита и Думара, дальние родственницы Наставницы Фламии, грубо расталкивали мелюзгу вроде нас с Сарой. Иногда удавалось погреть пальцы под краном в туалете, но тёплая вода текла редко, а холодная плохо помогала.

Сразу после прогулки полагалось идти в общий зал и слушать вечернюю речь Наставницы Фламии. Мы давно знали наизусть всё, что она скажет: сначала предложит почтить минутой молчания память Отца-основателя, потом будет говорить о его подвиге. Как мы все должны преклоняться перед его самоотверженностью. Ведь если бы не он, мы бы сейчас не сидели в этом прочном и надёжном здании, не имели бы работы, куска хлеба, пары ботинок и так далее. Да и вообще уже давно погибли бы в диких отравленных землях. А то и вообще не родились бы. Под конец Наставница Фламия переходила к описанию нашей роли: от усердия и трудолюбия каждой из нас зависят судьбы мира. Каждый работник важен для своего цеха, каждый цех важен для своего завода, каждый завод – для отрасли, а она – для благоденствия всего нашего государства.

Малышам легче: их ненадолго собирают здесь перед ужином, и слова выбирают попроще. Объясняют, какое светлое будущее их ждёт, как о них тут будут заботиться и как они потом отплатят государству добром – начнут работать на фабрике. А чтобы дети не скучали во время речи, они там даже поют песни и играют.

Следующие две группы, младшая и средняя, слушают Наставницу Фламию вместе, и продолжается это целый час. Считается, что в этом возрасте – с семи до тринадцати лет – девочки должны как следует проникнуться духом нашего великого государства, изучить его устройство, осознать своё место в нашем мире. А место у нас простое и очень определённое: ещё в приюте мы начинаем работать на фабрике, а в семнадцать лет переселяемся в фабричное общежитие и работаем уже полный день, а не укороченную смену, как в детстве.

С тринадцати до семнадцати, в старшей группе, речь наставницы ужимается до получаса, как для малышей. Потому что мы и так уже всё знаем, и нам надо только напоминать главные правила жизни в обществе, чтобы мы их не забывали. Я думаю, Наставница Фламия и сама устаёт твердить одно и то же по два часа в день: сначала малышам, потом другим двум группам, а потом ещё и нам. Поэтому она иногда включает нам вещательное устройство – в это время как раз передают вечерние новости из Первой зоны, так мы приобщаемся к жизни государства. Там обычно рассказывают, как идут дела у учёных во Второй зоне, у рабочих в Третьей – в нашей, у шахтёров в Четвёртой и у аграриев в Пятой. У всех сплошные успехи, все постоянно разрабатывают новые проекты, производят отличную продукцию, добывают качественную руду и выращивают огромные урожаи.

Вот только не очень верится. Как работает наша фабрика, я наблюдаю уже несколько лет. Нет, там ничего плохого не происходит. Но и особых достижений тоже не видно. Есть план, мы его выполняем. И это даже не очень тяжело. Если мастера пытаются увеличить план, чтобы получить похвалу начальства, работники начинают спешить, портят детали, часть продукции идёт в брак, и результаты становятся только хуже. Поэтому все стараются работать размеренно, неторопливо, без лишнего рвения. Я думаю, что и в других зонах всё примерно так же: работа идёт своим чередом, а правительство говорит об успехах. Наверное, считается, что так люди будут счастливее. Им будет приятно ощущать себя частью великого государства.

И всё-таки многим воспитанницам нравилось спокойно посидеть полчаса в тёплом натопленном зале, на стульях с высокими спинками. Изображать внимание, а на самом деле мечтать о чём-нибудь или даже дремать, если сесть в задние ряды. Поэтому в тот вечер девочки смотрели на меня с сочувствием: мне запретили слушать наставление. Днём было моё дежурство в спальне, а меня задержали на фабрике, и я опоздала. Поэтому не успела расправить подушки и одеяла на кроватях до вечерней проверки. За это меня и наказали.

Знали бы они, как я обрадовалась такой удаче! Пока все слушали монотонный голос наставницы, я удобно уселась на кровати, завернулась в одеяло, чтобы скорее согреться, и занялась уроками. Хотела подготовиться к контрольной по ботанике, повторить несколько глав из учебника. Тусклая лампочка под потолком едва освещала комнату, мелкие буквы на страницах учебника дрожали и расплывались.

Когда строили наш приют – лет тридцать пять назад, – весь третий этаж отвели под спальни, и в каждую собирались поставить по сорок кроватей. Они туда действительно помещаются, но тогда там слишком тесно. Сейчас в приюте не так много воспитанниц, поэтому оставили только по тридцать кроватей в комнате, а лишние унесли в подвал. Но в нашей группе всего двадцать четыре девочки, и нам разрешили составить ненужные кровати в углу, в три яруса. Мы их используем вместо шкафа, очень удобно.

В спальне пять окон, и я специально выбрала место почти в самом углу, прямо под окном. Днём туда падает свет сначала из одного окна, потом из другого. Лампы днём не зажигают, а я иногда читаю на кровати, если есть время полежать.

Сейчас за чёрными прутьями оконной решётки желтел уличный фонарь, но в комнате от этого не становилось светлее. По стеклу хлестали потоки дождя, жалобно завывал ветер.

Я поднесла учебник ближе к глазам, но это не помогло. Я вздохнула: жаль, придётся ждать, пока собрание закончится. После отбоя, когда Наставница Фламия выключала в спальне свет и уходила в свои покои на четвёртом этаже, я молча лежала, пока все не заснут, а потом осторожно садилась на кровати, брала с тумбочки стопку книг и тетрадей, босиком пробиралась по пустому полутёмному коридору на лестницу и спускалась в вестибюль. Там в небольшой квадратной каморке каждую ночь дежурила тётушка Марта, наша сторожиха. Её столик освещала маленькая лампочка – хоть и неяркая, но читать можно.

Хорошо, что Марта устроилась сюда работать. Раньше она была нашей соседкой. После смерти родителей я уже год прожила в приюте, начала забывать прежнюю жизнь, а однажды вечером спустилась в гардероб – хотела взять из кармана куртки обломок кирпича, который нашла на прогулке – и увидела, что какая-то женщина бежит ко мне с раскинутыми руками. Я испугалась и попятилась, не узнала её. А она присела на корточки, взяла меня за плечи и спросила:

– Ты ведь Эйна, да? Не помнишь меня?

Я помотала головой.

– Я Марта! Из соседней квартиры. Мы с твоей мамой на работу вместе ходили, и ты с нами – до самой комнаты присмотра втроём шли, а там вы с мамой оставались воспитательницу ждать.

У меня защипало в глазах. Я как будто увидела со стороны: вот две женщины в одинаковых синих комбинезонах шагают по улице. Вот между ними идёт маленькая девочка в нарядном голубом пальтишке – мама сама его сшила! Женщины держат девочку за руки, а когда впереди появляются лужи, девочка подпрыгивает, крепко уцепившись за руки взрослых, и перелетает на другую сторону. Я разревелась, как маленькая. А ведь мне было уже семь!

Марта увела меня к себе в каморку, напоила сладким чаем и сказала, что будет мне помогать. С тех пор я почти каждый день приходила туда. В первые годы только вечером, в свободные полчаса перед отбоем, а в старших классах мне уже понадобилась помощь посерьёзнее: днём я не успевала сделать уроки из-за работы в мастерской и на фабрике, поэтому приходилось заниматься по ночам. Но я справилась. Сейчас мне уже шестнадцать, через несколько месяцев я сдам выпускные экзамены и получу аттестат зрелости.

Пока я думала о Марте, погода совсем испортилась. Дождь бился о стекло, будто хотел его проломить, а я улыбалась: редко мне выпадает возможность побыть одной. Подрагивающий свет лампочки, порывы ветра за окном, резкий запах мокрых курток, брошенных на спинки кроватей – и вокруг никого! Но счастье долгим не бывает. Дверь распахнулась, и я услышала грубый голос Валиты:

– Эй ты, лентяйка!

Я бесшумно заползла поглубже под одеяло и затаилась. Валита постояла у двери, пытаясь привыкнуть к полумраку спальни после ярко освещённого зала. Потом сказала, уже не так сердито:

– Наставница Фламия тебя простила! Иди к остальным.

«Хорошо, что она меня не видит», – малодушно подумала я. Хоть бы меня оставили в покое ещё ненадолго! Но Валита направилась прямо к моей кровати, и прятаться дальше было бы глупо. Я высунула голову и пробурчала:

– Никуда я не пойду.

– Как это не пойдёшь? – удивилась Валита. Молча стащила с меня одеяло, а я от неожиданности взмахнула руками и случайно толкнула Валиту.

Как же она разозлилась! Схватила меня за плечи и поволокла на второй этаж, в общий зал. Я не сопротивлялась: Валита в полтора раза крупнее меня. Наставница Фламия, увидев меня в руках своей любимицы, нахмурилась.

– Валита, что случилось?

– Она меня ударила!

Я попыталась объяснить, как всё было, но Наставница Фламия не стала слушать.

– Немедленно в изолятор!

Валита, Думара и ещё пара крупных воспитанниц окружили меня, крепко взяли за локти и повели вниз, к гардеробу, а за ним – по узкой лестнице дальше, в полуподвал. Длинный коридор без окон освещался редкими лампочками, с обеих сторон мелькали бесконечные кладовые с небрежными надписями белой краской: простыни, одеяла, подушки, куртки… В конце коридора несколько ступенек вели в технический подвал. В углу, за водяными баками и мерно гудящим насосом, небольшая дверь скрывала крохотную холодную комнатушку без окон. Снаружи она закрывалась на засов, изнутри её было не открыть.

Глава 2. Мечты о мести

Из всех наказаний, которые Наставница Фламия применяла к воспитанницам, изолятор был самым неприятным. Там приходилось стоять в полной темноте положенное время, обычно несколько часов. Все боятся туда попасть: тело устаёт, на следующий день мышцы болят, тяжело работать за конвейером на фабрике. Сесть в изоляторе не на что, пол холодный, стены тоже, к ним не прислонишься. На корточках – ноги затекают.

Я здесь и раньше бывала, но со временем воспоминания вытеснялись, смягчались, и каждый раз я воспринимала всё как впервые. Сначала я попробовала открывать и закрывать глаза – никакой разницы.

Втянула носом воздух. Пахло сырой извёсткой и ржавчиной, как будто рядом проходят водопроводные трубы. И правда, ритмичное постукивание, едва слышное даже в этой мучительной тишине, могло означать, что с труб на каменный пол падают капли воды. Я шагнула вперёд – ладони коснулись холодной стены, – провела руками сверху вниз и наткнулась на горизонтальную трубу. Нижний край был влажным. Лизнула палец: что ж, от жажды я тут не умру.

Ботинок упёрся во что-то твёрдое, раздался стук. Я наклонилась, нащупала прохладную округлую поверхность, вспомнила: ведро. Стоит в углу на всякий случай, ведь в туалет отсюда не выпустят.

Чтобы не терять время, я сделала телесную разминку: тело надо укреплять, особенно мне. Врагов у меня много, физическая сила не помешает: Валита с Думарой вечно меня задирают, прячут мои учебники, в столовой выхватывают из рук хлеб. Я догадывалась, что они мне просто завидуют: во всём приюте я одна смогла поступить в школу. Знали бы, сколько я слёз пролила, пока готовилась – не завидовали бы. К тому же в школе тоже не лучше: там, наоборот, меня ненавидят за то, что я из приюта. Будто я виновата, что у меня родители умерли.

Без света все движения казались непривычными, более плавными, как во сне. Но я упорно махала ногами и руками – старалась всё делать так, как учили в школе, на уроках телесного здоровья. Иногда теряла равновесие, начинала падать. Это меня не пугало, падать тоже надо уметь. Пока не научишься, ходишь весь в синяках. А если сломаешь руку или ногу, будет совсем плохо. Работать не разрешат, пока не поправишься, а без работы паёк в два раза меньше.

Это и понятно: ведь нас кормят для того, чтобы мы хорошо трудились на заводах и фабриках. «Кто не работает, тот не ест» – так говорили ещё двести лет назад, но этот принцип не устарел, его применяют и в нашем государстве. Поэтому болеть очень невыгодно.

А вообще у нас неплохое питание – спасибо Комитету защиты детства, он следит за всеми приютами. Воспитанники должны есть четыре раза в день, это очень важно. У нас и рацион рассчитан по всем правилам: белки, жиры, углеводы. Всё ради здоровья!

Жаль, что сегодняшний вечер так неудачно сложился. Мне так хотелось позаниматься ботаникой, пока все слушают Наставницу Фламию! Я постаралась представить обложку учебника как можно подробнее. Сверху чистое голубое небо, по нему в две строчки ярко-красная надпись: «Ботаника, 8 класс». Ниже – настоящий лес, с высокими зелёными деревьями, с цветами на опушке. Девчонки иногда просили меня показать им библиотечные книги. Картинки были и в других, но учебник ботаники – самый красивый. Там столько чудес природы нарисовано!

У нас в городе совсем нет деревьев. В школе говорили, что климат здесь неподходящий. Зимой у нас часто идут дожди, но это недолго. А весной начинается жара, и до следующей зимы в городе очень сухо. Раньше на этих землях строили специальные оросительные системы, чтобы поливать растения, но это сложно и дорого. Надо подводить воду от крупного природного водоёма, а их тут нет. Когда строили нашу Третью зону, почти пятьдесят лет назад, вырыли огромный котлован – Великое водохранилище. Но откуда в нём берётся вода, никто не знает. В школе почему-то запрещают об этом спрашивать. Некоторые думают, что есть подземные трубы от Второй зоны или даже от Первой – у них на севере есть водоёмы, там хватает воды.

Но Отец-основатель и его помощники решили, что в Третьей зоне не нужны деревья. И установили такие нормы потребления воды для нашего города, чтобы её хватало только предприятиям и людям.

Правда, у нас есть трава. Каждую весну она пробивается через трещины в асфальте и вдоль дорог, где у края тротуара есть узкие полоски земли. На улицах её быстро вытаптывают: ходят, не глядя под ноги. У дорог трава держится дольше, до начала лета, а потом всё равно засыхает. Тоже из-за нехватки влаги. Дождей летом не бывает.

Я мало что запомнила из раннего детства, но при виде травы всегда думала о маме. Мы с ней ходили гулять на площадку прямо за нашим домом. Длинная кирпичная стена отделяла жилую зону от промышленной, и под этой стеной в первые тёплые дни показывались зелёные ростки. Мы опускались на корточки и осторожно притрагивались к ним. Мама говорила:

– Смотри, Эйна. Это чудо!

Я знала это слово из сказок, которые мама читала мне по вечерам, но не понимала, как чудо могло попасть в наш обыкновенный двор. Мама улыбалась и объясняла:

– Чудо, потому что природа снова ожила.

– Как принцесса?

– Не совсем. Принцесса только один раз ожила, а природа – каждый год.

Но если она так часто оживает, значит, она и умирать должна так же часто? Думать об этом было и грустно, и радостно. Мама говорила, что весна для природы – как детство для человека. Трава рождается и растёт.

– А потом? – спрашивала я.

– Потом… – мама ненадолго замолкала, как будто хотела подобрать правильные слова, – потом детство кончается. Наступает лето.

– А трава? Куда летом трава девается?

Но больше я ничего не могла вспомнить.

Я шагала по изолятору от двери к стене и обратно: четыре шага в одну сторону, четыре в другую. От боковой стены до боковой – три. Жалела, что не смогу выспаться перед контрольной. Здесь, стоя посреди изолятора, даже задремать не удастся. Зря я Валиту не послушалась сразу, нельзя было ждать, пока она к моей кровати подойдёт.

Глупо получилось: если завтра я не отвечу на вопросы с первого раза, надо будет потом после уроков оставаться, переписывать. Значит, не успею на обед. Сара припрячет мой кусок хлеба, но вынести из столовой мою миску супа ей не разрешат. Придётся идти на фабрику голодной.

Чтобы не терять время впустую, я представила страницы учебника, которые собиралась повторять ночью, в каморке у тётушки Марты. Вспомнила не всё, но некоторые темы удалось «увидеть». Я проговорила их вслух. Если повезёт с вопросами на контрольной, могу с первого раза написать.

Я не знала, сколько времени уже прошло. Но думать о ботанике мне надоело, и я стала размышлять о Валите.

Если бы она от меня отстала, у меня бы оставалось больше времени для учёбы. Но как её отвлечь от меня, чем её можно заинтересовать? Вот если бы она влюбилась! Да только не в кого. Познакомиться с мальчиками она может только на фабрике: там работают воспитанники из обоих приютов – и женского, и мужского. Но я что-то не замечала, чтобы Валита во время смены с кем-то разговаривала.

У меня, казалось бы, возможностей больше: я ещё и в школе парней вижу, но там у нас только домашние, из приюта я одна. А домашние с приютскими не общаются: и негде, и незачем. На Валиту они и смотреть не станут. А что, если разыграть её? Я же могу написать Валите фальшивое любовное письмо – как будто какой-то мальчик из школы её заметил. Читать Валита не умеет, к Наставнице Фламии с таким письмом не пойдёт. Значит, меня попросит прочитать. А заодно и относиться ко мне будет получше.

В голове у меня тут же развернулся грандиозный план. Мальчик должен быть вымышленный и безымянный, чтобы его нельзя было найти. Допустим, он часто ходит в школу мимо нашего приюта и видит во дворе красивую воспитанницу. Она ему очень нравится, но он не знает, как с ней познакомиться. Вот только как дать понять, что он именно про Валиту пишет? Одеты мы все одинаково: грубые серые штаны, брезентовые куртки, чёрные ботинки. Чем Валита отличается от других?

Во-первых, она высокая. Они с Думарой выше всех в нашей группе, хотя им тоже по шестнадцать, как и мне. Теперь надо понять, как её не спутать с Думарой. Ну, это просто! У Валиты волосы светлые и пышные, таких больше ни у кого нет. А у Думары чёрные. Вот и отлично, я всё решила: завтра в школе напишу такое письмо и подкину его к воротам, когда буду возвращаться. На заборе есть место, где откололся кусок камня и получилась небольшая выемка – девчонки оставляют в ней свои находки, которые нельзя приносить в приют. На улице иногда попадаются красивые вещицы: то расчёска с гнутыми зубьями, то круглое зеркальце, то разноцветный мячик. А этот выдуманный мальчик мог заметить, когда проходил мимо наших ворот, как девчонки что-то прятали, вот и письмо туда же подбросил.

Я прямо развеселилась, пока сочиняла эту историю. Главное, держать всё в тайне! Даже Саре не скажу. Пусть Валита о своём поклоннике переживает вместо того, чтобы к нам приставать. Не забыть бы до завтра, что я придумала. Напишу так: «Дорогая прекрасная незнакомка! Я часто вижу тебя во дворе приюта. Ты поразила меня своей красотой. Ты высокая, как я. Но твоя причёска пронзила моё сердце. Она как золотое солнце. Я хочу смотреть на тебя снова и снова». А можно ещё и ошибок наделать! Как будто писал безграмотный двоечник. Валита этого не поймёт, конечно, но мне будет приятнее считать её вымышленного поклонника дураком.

Пока я хихикала, представляя дурацкие ошибки, заскрежетал ключ в замке, и мне в глаза ударил свет. В дверном проёме стояла тётушка Марта.

– Ах ты, бедняжка! Устала, небось? Наставница Фламия велела тебя до двух часов не выпускать. Но я пораньше пришла. Всё равно она не заметит.

Я потёрла глаза, потянулась: от яркого света сразу захотелось спать. Пока мы шли по пустым тихим коридорам, я спросила:

– Можно, я к тебе спущусь? Надо уроки доделать.

– Ладно уж, приходи.

У дверей спальни я расшнуровала ботинки и взяла их в руки, чтобы никого не разбудить, на цыпочках прокралась к своей тумбочке, взяла учебники и пошла вниз повторять ботанику. Иногда, подняв глаза над страницей, я вспоминала свой план и загадочно улыбалась. Тётушка Марта дремала на кушетке, поэтому я не опасалась, что она будет меня расспрашивать.