Текст книги "Запланированное безумие"

Автор книги: Ариф Караев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 8

Попрощавшись с Сабиной на остановке автобуса, я поехал в центр города. Я не думал об опасности, скорее, не хотел думать, но подсознательно чувствовал, как вокруг меня сжимается кольцо.

Погуляв с полчаса, я позвонил Фуаду. Долго никто не отвечал, потом в трубке послышался женский голос. Я попросил позвать друга, а сам невольно стал озираться вокруг. Все было спокойно.

– Да? – послышался голос Фуада.

– Здравствуй, это я, – извиняющимся голосом ответил я.

– Кто это? Ничего не слышно. Если это ты, – тут он назвал имя нашего общего приятеля, – то приезжай туда, где мы виделись в прошлый раз.

Его странный ответ меня не удивил, конечно, он прекрасно меня слышал. Меня неприятно удивило другое – неужели мы имеем дело со столь серьезным противником, что прослушивание телефона прокуратуры для них не проблема?

Минут через десять я был на так называемом нашем месте. Все та же глухая улочка возле базара, где он не слишком учтиво втолкнул меня в салон автомобиля после моих автохудожеств. На сей раз обошлось без сюрпризов.

Он стоял возле телефона-автомата и курил. Увидев меня, он повернулся и пошел в сторону базара. Я двинулся следом. На базаре, как всегда, было многолюдно. Люди стояли в очередях буквально за всем. Даже невиданно высокие цены их не останавливали. На большинстве лиц можно было прочитать растерянность, раздражение, а порой с трудом скрываемую злость.

Фуад пристроился в очередь за мясом, я соответственно встал за ним.

– Зачем ты ушел из дома? – зло прошипел он, не поворачивая головы.

– Потом объясню. Мне срочно нужны данные того парня, который сошел с ума. Ты понимаешь, о ком я говорю.

Он вышел из очереди и подошел к ларьку, где продавались всякие мелочи: пакеты, блокноты, ручки. Выбрав одну из ручек, он, как бы проверяя ее, черкнул что-то на клочке бумаги. Расплатившись за ручку, он незаметно сунул этот клочок бумаги в карман и пошел к выходу.

У выхода толпилось много народа. Там он передал мне бумажку, сказав при этом, что его телефон прослушивается, а на бумажке номер телефона сестры того парня, и растворился в толпе.

Я не стал мешкать. Поспешно покинув базар, я сел в троллейбус. Проехав пару остановок, пересел в автобус, после чего, спустившись в метро, через одну остановку оказался в центре города.

Еще в автобусе я успел запомнить телефон и там же, растерев в ладонях в пыль этот клочок бумаги, выбросил его в окно. Я не строил иллюзий, скорее всего, за мной следили, но проделав все эти манипуляции, я несколько успокоился.

Мне повезло, сестра того парня оказалась дома. По телефону мне пришлось солгать, представившись следователем, ведущим дело ее брата, которое опять попало в делопроизводство. После достаточно настойчивых просьб она согласилась на встречу.

Жила она в самом центре города. Ее дом я нашел быстро, но долго кружил возле него, не решаясь зайти.

На мой звонок дверь открыла молодая женщина с интеллигентным лицом. Несмотря на достаточно молодой возраст, глаза у нее были не молодые, уставшие. Глаза человека, потерявшего надежду на лучшее или уже примирившегося с действительностью.

Молча пропустив меня в комнату, она тщательно закрыла за собой дверь. Предложив мне сесть, она неожиданно спокойно заявила, что ее уже предупредили о моем приходе и она знает, что я не следователь. Все это она сказала каким-то будничным голосом, глядя мне прямо в глаза.

Надо признаться, что эта девушка произвела на меня странное впечатление, если не сказать большего. У меня даже мелькнула мысль – а не является ли сумасшествие их фамильной болезнью.

– Ну, если вы в курсе дела, это облегчит мою задачу, – как можно естественнее сказал я. – Я буду откровенен. Мне больше некуда обратиться. Очевидно, все остальные, кто могли бы мне помочь, по ряду причин не захотят или не смогут это сделать. Поэтому я прошу вас рассказать все, что вы знаете о брате – все мелочи, возможно, это хоть как-то прольет свет на всю историю.

Честно говоря, я ждал решительного отказа. Безусловно, ее запугали. Возможно, жизнь брата зависела именно от ее молчания.

Женщина молчала, она сидела напротив меня, смотрела мне в глаза и молчала. Надо сказать, я не люблю, когда собеседник смотрит мне в глаза, тем более в подобной ситуации.

– Хорошо, – согласилась вдруг женщина, – я расскажу все, что знаю, хотя, надо признаться, знаю я очень мало.

Мой брат еще в школе слыл одаренным ребенком. Все предметы давались ему легко. По натуре он был скрытен и молчалив. После окончания школы с отличием он поступил в университет, на физический факультет. Электроника и, как ни странно, философия его очень увлекали. У него была странная идея, я бы сказала идея фикс. Он хотел сделать сразу, за короткое время всех людей счастливыми. Понимаете, всех – и гения, и посредственность, и художника, и убийцу. Но что такое счастье для разных людей? Для каждого оно свое. Так вот, у него на этот вечный вопрос был свой ответ. Счастье, по его мнению, – точно регламентированный труд, не менее точно регламентированный отдых, равенство всех членов общества и тому подобное. Конечно, все это в достаточной степени наивно. Честно говоря, я не могла даже подумать, что мой брат, далеко не глупый человек, может так все упрощать. Очевидно, идея всеобщей «казармы» все еще глубоко сидит во всех нас.

Так вот, у него была мысль, как осуществить эту затею. Ему не нужны были революции или какие-то политические лозунги, достаточно было создать «нечто», которое управляло бы людьми.

Это «нечто», доводя до каждого члена общества догмы, выбранные самыми лучшими представителями человечества, должно было каким-то образом заменить собой все: мораль, законы, здравый смысл. Буквально все. Все это, как вы понимаете, уже было, и не раз. И всегда кончалось плачевно. Мы несколько раз говорили с ним на эту тему.

Сначала я не придавала этому значения, потом вдруг поняла, что эта идиотская идея занимает его всерьез. В концов концов, мы достаточно подробно поговорили об этом, но результат оказался несколько иным.

Я считала, что мои доводы убедят его в нелепости этой идеи и, по крайней мере, в ее неоригинальности, но это привело к тому, что он замкнулся и больше никогда со мной не говорил на эту тему.

Потом он увлекся электроникой, и мне показалось, что он не вернется к своим бредовым идеям, но я ошиблась. Насколько я понимаю, именно электроника должна была стать инструментом осуществления его идей.

А вскоре он познакомился с этими ребятами, вы понимаете, о ком я говорю. Они были явно из другого мира. После смерти отца мы жили достаточно скромно. Зная его обидчивый и ранимый характер, мы с мамой пытались делать все, чтобы он не чувствовал себя в чем-то обделенным, но таких возможностей, как у академика или министра, мы не имели.

И, очевидно, именно это укрепило моего бедного брата в мысли о приемлемости с моральной точки зрения насильственного изменения устремлений человека. Я не оговорилась, назвав эти методы насильственными, поскольку глубоко уверена, что все искусственное, все строго регламентированное несвойственно человеческой сути и может быть привито только насильственным Образом.

В их группе была одна девушка, очень красивая. Вот она-то и сыграла в этом деле роковую для него роль. Мой брат был явно неравнодушен к ней. Поначалу их отношения были достаточно дружескими, потом произошла размолвка. Он очень сильно переживал это, а потом все как-то сразу наладилось, и начались наши страхи.

Он неделями пропадал. Сначала мы с мамой думали, что это связано с той девушкой, но когда однажды я случайно увидела содержимое его дипломата, то была поражена: сплошь статьи по электронике и специальные справочники.

С одной стороны казалось, что волноваться незачем, парень увлечен наукой, но с другой стороны, я интуитивно чувствовала – что-то здесь не так. Кроме того, эти лихорадочные занятия электроникой напоминали исступленность террориста, изучающего химию, чтобы сделать бомбу. Возможно, моя аналогия несколько натянута, но я чувствовала именно это.

Вскоре заболела мама, и мне было очень трудно за ним уследить. Когда я впервые услышала, что он замешан в воровстве и разбое, то первое, о чем подумала – он не мог этого сделать. Постарайтесь меня понять. Дело не в том, что он не способен на преступление, просто именно это преступление он не мог бы совершить.

Допускаю, что он смог бы совершить более тяжкое преступление, но не квартирную кражу. Во всяком случае, мне так кажется.

Как вы знаете, он на допросах молчал, а потом, встретившись с этой девушкой, вдруг заговорил. Я не знаю, но могу догадаться, что она ему сказала. Очевидно, просто объяснила, что им воспользовались в каких-то целях или что-нибудь подобное.

А потом кто-то позвонил домой, когда меня не было дома, и все рассказал маме. Я ей ничего не говорила, ей нельзя было волноваться, больное сердце. Когда я пришла, она была уже мертва. Сердце не выдержало. Она сидела в кресле как живая, а рядом лежала телефонная трубка.

А потом я узнала, что мой брат сошел с ума, именно так мне было сказано по телефону. Я пыталась добиться встречи, но получила короткий ответ. Если я не хочу его потерять, следует пока воздержаться от встреч. И вот уже почти год я его не видела.

Что же касается вашего прихода, то мне позвонили вчера и предупредили, чтобы я ничего вам не говорила, а лучше вообще отказалась бы от встречи. Но я решила иначе. После смерти матери единственное, что меня удерживало, – это брат. Так вот, вчера я поняла, что они меня обманывают. Они его убили, и убили давно. Так что мне незачем что-либо скрывать.

Женщина рассказала все это тихим, уставшим голосом, голосом человека, пережившего нечто ужасное и уже разучившегося чему-то удивляться и кому-то верить.

Выйдя на улицу, я внимательно посмотрел по сторонам. Вроде бы ничего подозрительного.

Все, или почти все, было понятно. Кто-то пытается по-своему улучшить род человеческий. На сей раз используя не оружие или идеологию, а плоды научно-технического прогресса. Включил там какой-нибудь излучатель – и сразу сделал всех и, главное, одинаково счастливыми. Просто и дешево. И все радостны, все счастливы. Все во всем уверены, все знают, что их ждет, что хорошо, а что не очень. Никаких сомнений, переживаний, страданий. Короче, дурдом в масштабе планеты. Остается лишь несколько незначительных вопросов.

Что это «нечто» сделано – вполне очевидно. Зачем тогда была создана подпольная лаборатория? Ответ напрашивался сам собой: по-видимому, там проводились опыты, которые нельзя было делать в институте. Например, над человеком. И очевидно, кто-то из непосредственных исполнителей, поняв, что ими сделано, и ужаснувшись содеянному, решил с помощью письма обратить на это внимание общественности и поплатился жизнью.

Основное, что предстояло сделать – найти эту самую штуковину и не дать ей заработать. И параллельно с этим неплохо было бы узнать, как ее собираются использовать и кто за всем этим стоит. И последнее. Мне необходимо было где-то спрятать свой красный блокнот, так как я мог в любую минуту просто исчезнуть из этого грешного мира.

Я подошел к телефону-автомату и набрал номер. В трубке послышался знакомый голос. Дав отбой, я скорым шагом направился в сторону метро.

ГЛАВА 9

Через полчаса я был на месте. Слежки за собой я не чувствовал, но понимал, что без присмотра они меня не оставят.

Поднявшись на лифте на последний этаж и удостоверившись, что за мной никто не идет, я спустился этажом ниже. Подойдя к нужной двери, нажал кнопку звонка. Дверь открыла сама Сабина. Ничего не спросив, она отступила в сторону, пропуская меня в прихожую.

Уже в прихожей, извинившись, я попросил ее уделить мне несколько минут. Она предложила мне пройти в комнату и подождать ее. Усевшись в кресло, я попытался сосредоточиться, так как разговор предстоял не из легких. Мне необходимо было срочно спрятать блокнот с моими записями. Хранить его у себя я больше не мог. И я решил попросить Сабину подержать его некоторое время у себя. Поэтому ничего другого не оставалось, как откровенно рассказать ей все.

Комната, где я находился, была обставлена не столь роскошно, как я ожидал, но с большим вкусом. Мебели было немного, но она была хорошо подобрана. Изящная люстра и толстый ковер в нейтральных тонах придавали обстановке определенную завершенность.

– Как вы меня нашли? – спросила она, входя в комнату.

Я молча протянул ей визитную карточку ее отца.

– Кофе, чай? – предложила она, вынимая из серванта конфеты.

– Кофе, и если можно, покрепче, – попросил я, с интересом наблюдая за се ловкими движениями.

Она как-то быстро организовала на журнальном столике нечто, напоминающее праздничный стол. Кофе был отменным. Вообще, надо признаться, мне явно все здесь нравилось.

– Извините меня за этот визит, – с трудом начал я, – но у меня по существу нет другого выхода.

Я кратко рассказал ей почти все, опустив лишь некоторые подробности. Слушала она внимательно, слегка наклонив голову. В заключение своего рассказа я попросил ее сохранить у себя мой красный блокнот. Я также предупредил ее, что попытаюсь проникнуть в сумасшедший дом и встретиться с тем парнем, хотя уверенности, что он жив, у меня нет. Кроме того, попросил ее связаться с Фуадом, если я завтра к вечеру не вернусь, и передать ему мой блокнот. Попросив ее еще раз повторить его телефон, я собирался уходить.

– Скажите, – проговорила она, открывая мне дверь, – а почему все-таки вы обратились ко мне?

Ничего не ответив, я торопливо стал спускаться вниз. У подъезда никого не было. Посмотрев по сторонам, я быстрым шагом направился к остановке автобуса. Я спешил домой, чтобы подготовиться к завершающему раунду.

Улица была пустынной. Короткий зимний день угасал, сгущались сумерки. Возле моего подъезда никого не было. Быстро поднявшись на свой этаж и открыв свою дверь, я вошел в коридор. И вдруг почувствовал каким-то шестым чувством, что я в квартире не один.

Я резко повернулся к еще незакрытой двери, и в этот самый момент кто-то ударил меня сзади. Тысяча солнц вспыхнула перед моими глазами, а потом наступила темнота.

Пробуждался я тяжело. Сначала начал улавливать голоса, потом через прикрытые веки стал различать свет. Все тело болело, особенно голова. Было такое ощущение, что моя бедная голова превратилась в огромный, гудящий колокол.

Постепенно ко мне возвращалось сознание. С трудом открыв глаза, я увидел над собой горящую лампочку. Повернув голову, разглядел сидящего несколько в отдалении мужчину.

Он слегка похрапывал. Его белый халат и вся обстановка навели меня на мысль, что я попал в больницу, Я попытался встать, но мешали толстые матерчатые полосы, которыми я был привязан к кровати.

Мои намерения не остались незамеченными. Сидевший мужчина встал и подошел ко мне. Проверив еще раз, крепко ли я привязан, и выразительно посмотрев на меня, он вышел из комнаты.

Через несколько минут в комнату вошел невысокий мужчина с добродушным лицом, в очках. Махнув санитару рукой, он взял стул и сел рядом с моей кроватью. Его профессиональная улыбка врача не успокоила, а скорее насторожила меня. Санитар, несколько помявшись у дверей, вышел, оставив нас одних.

– Очевидно, вы хотите знать, где находитесь, – тихим голосом сказал он, посмотрев на меня своими спокойными, холодными глазами. Вообще-то, глаза у него были очень странные. Лицо улыбалось, излучая доброту и покой, а глаза оставались холодными, как будто существовали независимо от лица. – Так вот, уважаемый, вы находитесь там, куда, видимо, хотели попасть. Вы в сумасшедшем доме. Более того, в палате, где до недавнего времени жил, если это можно так назвать, тот самый молодой человек, который вас так интересует в последнее время. Да, именно в этой палате он провел последние дни своей, по сути дела, никчемной жизни. Ну, а потом с ним произошел трагический случай. Будучи человеком неуравновешенным, он в припадке безумия выпрыгнул в окно, а здесь очень высоко от земли. К нашему прискорбию, спасти его не удалось. Вот почему к вам мы применили некоторые меры предосторожности, – и он красноречиво указал пухлой рукой на ремни, безусловно, полностью исключающие с моей стороны любую выходку подобного рода, во всяком случае, по собственной воле. – Так что сегодня вы еще поспите, вам надо отдохнуть после проведенного расследования, а завтра мы вернемся к нашей беседе.

Он нажал на кнопку звонка, вмонтированного в панель на стене и, что-то сказав вошедшим санитарам, вышел. После нестерпимой боли от укола я почувствовал, как мое сознание, отделившись от моей плоти, устремилось куда-то в бесконечность. Потом наступили тишина и безразличие.

Утро следующего дня было холодным и неприветливым. Проснулся я рано. В комнате никого не было, нестерпимо болела голова. Ужасно хотелось пить. Ремней не было, но и особенного желания вставать тоже не было.

Кое-как поднявшись с постели, я попытался дойти до двери. Каждый шаг давался с трудом. Было такое ощущение, что тело потеряло устойчивость, кружилась голова.

Дверь оказалась заперта. Я вернулся к кровати и нажал на кнопку звонка. Через несколько минут в комнату вошли двое санитаров. Не сказав ни единого слова, они помогли мне умыться. Даже такая незатейливая процедура без их помощи мне была не под силу. Они помогли надеть какую-то серую робу, от которой неприятно пахло больницей, и повели куда-то по коридорам.

Вскоре мы оказались у дверей кабинета. В кабинете было тепло и уютно. За письменным столом сидел мой вчерашний знакомый и что-то писал. Предложив присесть, он долго с улыбкой смотрел, как я безуспешно пытался поудобнее устроиться в кресле. Мое тело как бы не принадлежало мне, я с большим трудом примостился в кресле, стараясь не сползти на пол.

– Чашку кофе? – предложил он мне. И не дождавшись ответа, налил мне в стоявшую на столе фарфоровую чашечку густого, крепкого кофе. Потом подошел к шкафу и вернулся, держа в руке шприц.

Увидев мой недоуменный взгляд, он еще раз улыбнулся и сказал, что это просто тонизирующий укол. Все вместе взятое подействовало на меня благотворно. Буквально через секунду я почувствовал прилив сил и ясность мышления.

– Поскольку вы вполне освоились, перейду к деловой части нашего разговора, – сказал он, закуривая сигарету. – Мы давно следим за вами. Вы действительно близки к разгадке этого дела. Поэтому мне нет смысла скрывать от вас что-то. Я просто хочу, чтобы вы все ясно поняли. В нашей стране, как и за рубежом, давно проводятся опыты с генераторами слабого электромагнитного излучения. Именно с помощью этой аппаратуры можно воздействовать на живую природу, в том числе и на человека. Примерно так же, как это происходит с химическими препаратами, воздействие которых на организм подчас почти непредсказуемо. Кто может предсказать, как именно повлияет на конкретного человека в конкретной ситуации тот или иной препарат? А здесь, по крайней мере, нет химии. Все болезни людей на девяносто девять процентов происходят не от голода или непосильного труда, а от душевного разлада. И эта проблема является проблемой даже в богатых странах. Поэтому разве не гуманно сделать людей счастливыми, помогая им обрести покой и уверенность? Разве не на это направлена психотерапия? Но ею результативно заниматься и, соответственно, лечить могут лишь единицы. Разве в этом уже на заложено неравенство? А мы можем вылечить если не всех, то, по крайней мере, многих. Кроме того, разве идеология не занимается тем же самым? Разве в течение многих лет нас не старались сделать счастливыми, не спросив нас, хотим ли мы этого? И если хотим, то как именно? Так вот, мы всего этого можем добиться дешевле и действеннее. Люди даже не ощутят случившегося, просто окружающий мир станет им понятен и дружелюбен. И они сами, быстрее и эффективнее, осуществят те незначительные изменения, которые необходимы обществу. Сейчас мы на пороге больших потрясений. И нам кажется, что наше вмешательство необходимо. Нынешнее руководство деморализовано и некомпетентно. Сам бог велел нам, людям профессиональным и эрудированным, взять всю ответственность на себя. И первый шаг будет заключаться в том, что мы поможем народу осознать необходимость радикальных перемен, скажем так. Так что же нам нужно от вас? Практически ничего. Нам надо только знать, кому, кроме вас, известно о вашем расследовании, и мы просто позаботимся, чтобы они случайно нам не помешали. Ну а через несколько дней многое уже не будет иметь смысла. С этими людьми ничего плохого не случится, просто их несколько дней подержат взаперти. А если вы куда-нибудь послали свои материалы, то нам хотелось бы знать, куда именно. Поверьте, мы преследуем истинно гуманные цели.

Он подошел ко мне и протянул пачку сигарет.

– Скажите, – спросил я, – а кто именно хочет вот таким образом улучшить наше общество, точнее, какие круги представляют эти люди: военные, партийные, правительственные, оппозицию?

– В этом и состоит основная ошибка многих. Четких разграничений не существует. В наших рядах есть военные и партийные работники, демократы и чиновники, точно так же, как в противоположном лагере имеются представители всех слоев общества. Разница в другом: мы способны на решительные действия и не боимся ответственности, а они нет. Вот и все. Ну, так кто, кроме вас, знает о ваших расследованиях?

Немного подумав, я откровенно ответил на его вопрос, умолчав лишь о том, что вел записи, которые передал Сабине. По его лицу я понял, что он все это знал и без меня.

– У вас будут какие-нибудь просьбы? Конечно, в рамках моих возможностей, – спросил он меня.

– Да, можно ли мне погулять в саду лечебницы?

Было видно, что моя просьба ему не понравилась, но он решил быть великодушным. Помолчав минуту, он согласился, но при условии, что меня будут сопровождать.

Вернувшись в палату, я еще раз обдумал свой поступок. Скрывать что-либо было бессмысленно. Они, безусловно, знали всех, с кем я общался. Так что тут моей ошибки не было.

Через час с небольшим я попросил дежурившего возле меня санитара позволить мне прогуляться по саду. Ничего не говоря, он принес мою куртку, и мы вышли в сад, раскинувшийся у стен лечебницы.

День был холодный и морозный. Чистый воздух подействовал на меня благотворно. Голова перестала болеть, и я чувствовал себя даже без их дьявольских фокусов почти счастливым.

Сад был окружен высокой оградой. Иногда вместо стены была металлическая решетка. Уже возвращаясь в здание и проходя мимо главных ворот, я почувствовал на себе чей-то взгляд. По ту сторону решетчатых ворот из кабины тяжелого грузовика на меня смотрел Фуад. Рядом с ним находился кто-то еще.