Текст книги "Цветы осени"

Автор книги: Ариэль Бюто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 10

Жюльетта чувствует себя бедной сироткой, глазеющей на витрину кондитерской. Нет ничего более хрупкого, чем это стекло, отгораживающее протянутую руку от дивных лакомств. Нет ничего более непреодолимого, чем это невидимое препятствие. Лучше ослепнуть, чтобы не знать, чего лишаешься. Вот она, свобода, там, за окном. Она знает, потому что вкусила этой свободы. Воспоминание о ней и сладостно, и мучительно. Она призывает его к себе, как ребенок расковыривает болячку.

Джульетта суетится с утра до вечера, врач приходит каждый день. Ничего не прописывает. Не лечит. Констатирует.

Жюльетта сидит на краю кровати и смотрит, как угасает ее внучка, как вместе с ее тяжелым дыханием уносятся прочь осколки венецианской мечты. Первые разы стали последними, Жюльетта с самого начала была к этому готова. Она поняла и приняла правила игры. Лучше прожить нечто, что плохо закончится, чем не жить вовсе.

Жюльетта не плачет. Она ждет. Даже раздражается на эту жизнь без надежды, длящую их страдания. Закрытые глаза, белые губы… от Анны осталась пустая оболочка. Так пусть уж скорее конец, раз финал предопределен.

Я баюкала свою внучку на руках, кормила, любила, а теперь тороплю ее смерть. То время, что я провожу рядом с ней, дни, украденные у моей собственной жизни, никто не восполнит. И все-таки я остаюсь. Не ради Анны – она меня больше не видит и плывет по водам иного мира. И даже не ради внешних приличий – я плевать хотела на бессмысленно суетящуюся Джульетту, а Пьер не имеет права судить меня. Я остаюсь, потому что уже пустилась в обратный путь.

Пришлось предупредить Бабетту и Бернара. Пьер очень настаивал, чтобы Жюльетта им позвонила. Хотя она не видела в этом никакого смысла.

Они не позволили Анне жить с ними. А уж умереть…

Но Пьер заявил, что есть вещи, которые положено делать, и точка. Да уж, он точно отпрыск покойной несгибаемой госпожи Леблон.

А еще он посоветовал ей переодеться. В темно-синий костюм – он будет уместнее красной джелабы.

– Уместнее? – удивилась она.

– Ну, скажем так… он больше соответствует обстоятельствам.

Пьер – спец по нюансам. И вот Жюльетта сидит, затянутая в свой «соответствующий обстоятельствам» костюм, и терпеливо ждет, когда заявятся дочь и зять и все испортят. Смерть было бы гораздо легче принять, если бы люди не окружали ее гнусными условностями.

* * *

После смерти моего брата мама ходит на цыпочках, и не раздвигает штор. Она хранит молчание – и мы вместе с ней. Мама, которая никогда не била ни кокеткой, ни транжирой, Купила полный траурный набор скорбящей матери. Только черное – чтобы подчеркнуть белизну напудренного лица. Раньше она вообще не красилась. Она научилась отвечать на соболезнования и даже заказала специальную бумагу для ответных, писем. Ее голос превратился в угасающий шепот, но и он звучит все реже. Теперь она – живое олицетворение скорби, но так ли уж велики ее муки? Я знаю, что могу показаться жестокой, подозревая, что мать не оплакивает собственного сына. Но моя мамочка так увлечена исполнением роли безутешной страдалицы, что я спрашиваю себя: когда она находит время остановиться и подумать о сыне? Кстати, она никогда о нем не говорит. Сняла со стены в гостиной фотографию Мишеля, висевшую рядом с моей. Теперь я осталась одна в золоченой рамке рядом с темным пятном на выцветших обоях. Отныне я – единственный ребенок, средоточие всех родительских надежд. Так, во всяком случае, Меня воспринимают, но я не хочу подстраиваться под образ, созданный другими. Я не похороню себя заживо из-за того, что моего брата не стало.

Вчера я танцевала у Бланш на вечеринке по случаю дня ее рождения. Пошла туда тайком. Брат умер в прошлом месяце, а я флиртовала напропалую, чтобы почувствовать себя молодой и желанной. Не хочу отвечать на его смерть холодом собственного одиночества. Хочу впустить в свою душу радость и свет, чтобы демоны потеснились. Но как объяснить все это маме?

Моя теория весьма соблазнительна, но на практике все куда сложнее. Я почти разучилась смеяться, заботы ровесников кажутся мне ничтожными. Я с превеликим трудом играю взятую на себя роль. Как и мама. Наша семья превращается в театральную труппу.

Я получила письмо от Луи и не нашла в нем ни малейшего намека на наш траур. Только нежность, спрятанную за банальными и трезвыми рассуждениями. Это именно то, что мне сейчас необходимо, дорогой мой Луи!

* * *

Пьер подсаживается к Жюльетте. Берет ее за руку, молча поглаживает. Комната наполняется золотым светом, и восковое лицо умирающего ребенка оживает. Джульетта наконец-то ушла, и Пьер с Жюльеттой остаются наедине с девочкой, которая стала их дочерью в тот момент, когда они подарили ей весь мир. Пальцы стариков встречаются на влажном лобике Анны, они гладят ее по волосам. Не плачь, Пьер! Я ведь не плачу… Некоторые существа обречены на недолгую жизнь на Земле. Они просто быстрее насыщаются, только и всего.

– Привезти ее сюда было безумием, – вздыхает Пьер.

– Для кого? Прости за причиненные неудобства и не бойся – смерть не заразна.

– Ты прекрасно знаешь, что я не то хотел сказать. Но останься Анна в Бель-Иле, возможно…

– Жизнь никогда никого не убивала. Если человек не живет, а только мечтает о жизни, вот тогда он погибает. В Бель-Иле Анна не жила. Она даже не существовала – была растением. Я каждый день ждала ее смерти.

– Но врач упрекнул нас… Мы утомили ее, и я чувствую себя виноватым!

Пьер целует веки девочки. Слеза капает на щеку Анны. Жюльетта злится на него за эту печаль, которую не способна разделить.

– Ты чувствуешь себя виноватым за то, что подарил ей счастье? Предпочел бы, чтобы она так и не узнала, что это за удовольствие – бродить по улицам, как все люди? Хотел бы, чтобы ее держали взаперти, как калеку, чтобы она жила маленькой ничтожной жизнью? Чтобы ее пичкали лекарствами и она так никогда и не попробовала бы настоящую итальянскую еду Джульетты? Она умрет-и что с того? Какая разница? Ведь она жила!

Пьер не отвечает. Он вытирает слезы, кладет руку на плечо Жюльетты, бормочет срывающимся голосом, что вернется через минуту.

Жюльетта наслаждается покоем этого почти мирного мгновения. Анна не страдает, не шевелится, трудно сказать, дышит ли она вообще. Жюльетта запрещает себе караулить последний вздох внучки – она знает, что ей так или иначе придется предупредить остальных. Под тем предлогом, что Анна отправилась в мир вечного покоя, они затеют суету вокруг ее мертвого тела, выльют на него потоки чувств, которых сама малышка никогда в жизни не испытывала. Каждый будет играть свою роль с большей или меньшей степенью достоверности. Словом, все будет просто омерзительно.

Она среди тысячи других узнала бы эту походку с манерой вколачивать каблук в землю. Анна тоже услышала звук шагов, и впервые за два дня ее губы растянулись в болезненном оскале. Боже, обойдемся без патетики! В этой комнате разыгрывается не сцена смерти, а финал жизни, оказавшийся насыщенным и счастливым. Пусть оставят при себе скорбно-заунывные слова прощания. Они не смеют украсть у нее эти последние мгновения, когда она лежит, как маленькая принцесса, в лучах заходящего солнца, которое светит только для нее. Ты особенная, милая моя внучка! Нормальные люди так заурядны!

– Дорогая моя девочка!

Бабетта с рыданиями бросается к изголовью дочери, без зазрения совести нарушая ее предсмертный сон. Бабетта ломает руки, извивается и стонет, на нее навалились страх, чувство вины, возможно даже проявившаяся in extremis толика материнской любви. За всю свою короткую жизнь Анна ни разу не пожаловалась и теперь остается глухой к чужой боли.

Бернар не издает ни звука. Настоящее горе молчаливо. Как по-разному они реагируют, думает Жюльетта, выходя из комнаты. Ни дочь, ни зять с ней даже не поздоровались.

Пьер пьет кофе в гостиной, пытаясь сосредоточиться на газете. Хорошо хоть он не притворяется. Бабетта и Бернар для него чужие, он принял их в своем доме, но скорбеть вместе с ними не захотел.

– Прости за это нашествие.

– О чем ты говоришь! Они ведь родители Анны. Как она?

– Без сознания.

– Джульетта вне себя от горя. Она отправилась помолиться, но скоро вернется. А ты, Жюльетта… Справишься?

Как объяснить ему, что пятнадцать лет жизни Анны истощили запасы печали? Сегодня во мне не осталось ни капли грусти. Мне не терпится снова распустить волосы, встретить еще одного Серджо, обедать с Пьером в ресторанчике на берегу канала и возвращаться домой нетвердой из-за выпитого кьянти походкой. Умоляю тебя, Пьер, не делай похоронное лицо. Если будешь тянуть меня на дно, нам придется расстаться. Ты тоже любил эту девочку. Так радуйся тому, что дал ей. Мы все равно не остались бы в Венеции навечно, я была бы вынуждена увезти Анну назад в Бель-Иль. Из-за ее родителей. Девочка почувствовала бы себя несчастной, ведь раньше она не знала, что жизнь не ограничивается замкнутым пространством между ее кроватью и диванчиком.

Жюльетта не находит слов, чтобы рассказать Пьеру, как повезло ее внучке, что она умирает в пятнадцать лет, с легким сердцем, сохранив все свои иллюзии. Пока Бабетта шумно горюет в соседней комнате, ее мать изо всех сил сжимает в объятиях любовника былых времен, прося прощения за грядущее расставание. Ей придется вернуться в Бель-Иль, чтобы похоронить малышку в семейном склепе. Сыграть свою роль еще один, возможно последний, раз. Как знать, хватит ли ей мужества снова покинуть свой дом и своего мужа?

– Ничего страшного, – шепчет Пьер, умеющий слушать и слышать молчаливые размышления Жюльетты. – Я пришлю тебе снежный шар с Риальто[6]6
  Мост Риальто – главный мост Венеции на Большом канале. Сооружен Антонио де Понте в 1588–1591 гг.


[Закрыть] или Ла Салюте. В розовом пакете с зеленой лентой. И если ты откроешь его сразу, а не через сорок лет, мы скоро снова будем вместе. Я, конечно, могу и сам приехать в Бель-Иль, но венецианская Жюльетта нравится мне больше бель-ильской. Там я как будто взглянул на себя твоими глазами, и ко мне на мгновение вернулись молодость и сила. Здесь наш возраст и тоска по прошлому растворились в воздухе. Мы пишем первую страницу нашей истории, Жюльетта.

– В последние дни ты выглядел стариком и вел себя как старик.

– Люблю ходить по краю.

– Ты прекрасно знаешь, что я не понимаю иносказаний.

– Галерея Академии, Жюльетта. – Так ты знаешь…

– Я послал Джульетту проследить за тобой и понял преподанный урок. Человек стареет гораздо медленнее, если не уверен, что действительно добился своего. Ты нужна мне, Жюльетта. Пообещай, что вернешься.

Приехали! Сердцеедка-в моем-то возрасте! Ни за что бы не поверила, если бы не услышала собственными ушами. Но я не хочу ничего обещать, только не сейчас. И потом, если я правильно усвоила урок, мне следует быть соблазнительно-желанной. Зацепись за эту идею, Жюльетта. Стой на своем, даже когда Бабетта начнет осыпать тебя градом упреков. Ты ни перед кем не обязана отчитываться. Есть только ты и Пьер, остальное значения не имеет.

– Отведешь меня выпить cappuccino у Флориана?

– Но…

– Я тебя приглашаю.

– Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом. Ладно, согласен! Но твоя дочь…

– Она приехала посмотреть, как Анна умирает. Я предпочитаю сохранить ее живой в своем сердце. Подождешь, пока я переоденусь?

Выйдя из кафе, они долго бродили по улицам, целуясь на каждом углу, а когда вернулись, узнали, что Анна покинула этот мир с последним лучом солнца. Бабетта надела темные очки, Бернар в одночасье поседел. Им хватило такта горевать молчаливо и отклонить приглашение Пьера на ужин. Они почти фазу уехали в гостиницу. И тогда Жюльетта обмыла внучку и одела ее в красно-белый наряд, которым Анна так гордилась. Потом она открыла окно и впустила в комнату гул вечерней Венеции, баюкая девочку в ее последнем, самом долгом на свете сне, которым закончилось ее невероятное путешествие.

Теперь все в доме спят. Анна лежит на спине, с навечно застывшей на губах улыбкой; полностью обнаженная Жюльетта – она наконец-то свободна! – обнимает уснувшего Пьера.

Глава 11

Все происходит совсем не так, как она предполагала. Она думала, что забыла запах, которого не замечала, живя в Бель-Иле. Трудовой аромат чистоты и вылизанности. Пчелиный воск, стиральный порошок, хозяйственное мыло. И едва уловимая, невесть откуда взявшаяся цветочная нотка. Вот только какой цветок так пахнет? Жюльетта вдыхает запахи своего дома, и на глазах у нее выступают слезы. Не смей, прекрати! Это неуместная сентиментальность. Ты сама приняла решение уехать, и тебе не обязательно было возвращаться. Так что не жалуйся!

Две пары часов отбивают пять вечера, паркет в столовой скрипит, ничего не изменилось. Луи не говорит ненужных слов и ведет себя так, словно Жюльетта уехала накануне и он не боялся ее потерять. Он не задает вопросов, просто сжимает ее руки в своих и произносит сочувственным тоном, что рад ее видеть. Что расцвели плетистые розы. Что он срежет их к похоронам малышки. Не платить же целое состояние флористу, когда в их саду растет все, что нужно.

Луи одет в новый свитер – настоящий, купленный в магазине, не похожий на бесформенные изделия Жюльетты. Он свежевыбрит и меньше горбится. Жюльетта благодарна ему за то, что он не выглядит брошенным мужем. Луи сообщает, что больше не курит, но продолжает каждый день ходить в табачную лавку, чтобы поговорить с завсегдатаями. Он не чувствует себя одиноким, вовсе нет, но ему нравится общаться, а с Марселем, хозяином лавки, они ходили в одну школу, так что…

– Ох, совсем забыл! У меня для тебя маленький подарок по случаю возвращения.

Жюльетта съеживается от стыда. Она не привезла из Венеции никаких сувениров. Вернее, привезла сотни – в голове, в сердце, в плоти и крови, но ни одним не может оделить мужа. Да и что он способен понять о Венеции?

Подарок запакован с трогательной неумелостью.

– Извини, что вскрыл. Решил взглянуть, чтобы не чувствовать себя полным дураком, слушая твои рассказы.

Книга о Венеции. Глянцевая суперобложка с карнавальной маской, виды города в разную погоду.

– Нравится?

Боже, конечно, нравится! Я ждала холодного приема, а он преподносит мне книгу, чтобы продлить венецианскую эпопею. Привел себя в порядок ради меня, содержал дом в чистоте. Если это не любовь, то пусть кто-нибудь скажет, как это называется.

У Жюльетты дрожат руки, она хотела бы поцеловать Луи, сжать его в объятиях, но он уже встал, отошел к диванчику Анны, смотрит на столик с игрушками, разглядывает фотографии.

– Я все оставил на своих местах. Это сильнее меня.

Каким же одиноким чувствовал себя Луи в огромном пустом доме после известия о кончине внучки! Наверняка смотрел, как это делает сейчас она сама, на подушку, хранящую отпечаток головы Анны. Возможно, снял с нее волосок, погладил собачку из настоящего меха, куклу в эльзасском костюме или зеленого дятла на металлической жердочке. Восковая лампа включена, оранжевые пузырьки плавают взад-вперед по стеклянной трубке. До отъезда в Венецию весь мир Анны заключался в этом странном наборе разнородных предметов.

Жюльетта садится на диванчик Анны. Раскрывает на коленях книгу.

– Ну, рассказывай… – просит Луи, устраиваясь рядом с ней.

Она замечает на нем мокасины, которых прежде не видела, и спрашивает себя, куда подевались привычные фетровые тапочки. Раньше Луи ходил по дому только в них – практичнейшая вещь для придания блеска паркету!

– Тебе не пора заняться супом?

Ей тут же становится стыдно за прозвучавшую в голосе иронию.

– Я больше не варю суп. В бакалейной лавке полно готовых – и очень вкусных. Столько времени экономишь…

Время… На что его тратить? Как Луи убивает время с тех пор, как дом опустел?

Жюльетта не торопится – медленно перелистывает страницы, кое-что комментирует. Она узнает памятники на снимках, но они не имеют ничего общего с ее венецианской мечтой. Как мертвая Анна не похожа на девочку, покинувшую этот мир в разгар фейерверка.

Дворец Дожей, Сан-Джорджо, Риальто и гондола ничего не могут сказать Луи о том, как Жюльетта проводила время в Венеции. Фразы Жюльетты становятся все короче, Луи слушает, а когда она умолкает, дойдя до серии артистически смазанных снимков захода солнца над лагуной, замечает как бы между делом:

– Стоило забираться так далеко, чтобы потом не о чем было рассказывать.

Жюльетта не уверена, что Луи произнес это вслух, а не про себя. Она поднимает глаза от книги, закрывает ее. Луи очень напряжен. Что бы такое ему рассказать, чтобы он понял? Прожить сорок лет в браке и не знать, о чем поговорить…

Снежный шар с накренившейся колокольней по-прежнему стоит на столике среди других игрушек, но Жюльетта только сейчас его заметила. Луи, как будто проследив ее взгляд, кладет шар ей в ладони.

– Бабетта хочет, чтобы ты сама выбрала, что мы положим в гроб малышки. Я подумал… впрочем, решай сама.

– Прекрасная идея, – шепчет Жюльетта, глядя, как кружатся снежинки.

В спальне с кровати исчезло зелено-синее покрывало, и Жюльетта не узнает полиэстровые простыни с цветочным рисунком. Она хотела бы возмутиться или как минимум озадачиться, но собственное безразличие попросту пугает. Жюльетта отталкивает ногой чемодан, спрашивая себя, станет ли разбирать его или она здесь проездом.

Мне холодно, нужно хотя бы переодеться. Моя старая одежда, одежда былых времен, висит в шкафу. Переодевание, маскировка, именно так! Я могла бы разобрать чемодан, но для этого пришлось бы внутренне определиться, а я сижу между двух стульев. Крайне неудобно.

Жюльетта не без труда открывает шкаф – она забыла, что замок вставлен наоборот. Наконец дверца со скрипом распахивается, и она вдыхает запах просушенного на улице белья, нафталина и старой одежды. Жюльетта совершенно не помнит, что оставляла на плечиках и в ящиках, выложенных папиросной бумагой цвета лепестков увядшей розы. И все-таки платье в крупных цветах не может не броситься в глаза. Как и кардиган вызывающего ярко-желтого цвета.

Жюльетта рассеянно перебирает вешалки с нелепыми старыми тряпками, безмолвными свидетелями времени, когда она жила… и не жила. Юбки, успевшие несколько раз выйти из моды, вытертая норка, которую берегли для выходов в свет, а надевали по нелепым поводам, платье для беременных, прикрывавшее живот, где росла дочь, ставшая ей сегодня чужой и безразличной. А вот и проверенные «друзья» – коричневая твидовая юбка и серый плащ со случайным пояском.

На полках чужое дешевое белье – искусственный шелк, машинное кружево – лежит вперемешку с ее вещами и вышитыми бабушкой носовыми платками. Подобное смешение жанров кажется Жюльетте почти непристойным, но она все еще не решается дать ему объяснение.

Это похоже на сон. А могло бы напоминать фарс, будь Луи легкомысленным человеком.

Бронзовые часы на каминной полке монотонно отбивают четверть седьмого. Жюльетта вздрагивает, раздраженная докучливым напоминанием о быстротечности времени.

Как давно Луи наблюдает за ней, стоя в дверях комнаты? У него спокойный взгляд человека, который не опустится до объяснений. Луи как будто стал выше ростом: так происходит со всеми, кто пусть и с опозданием, но начинает искать себя. Жюльетте он кажется почти породистым, в нем появилось какое-то новое обаяние. Но сердце у нее не щемит. К чему мне быть собственницей. Я уехала и не могла надеяться, что он станет ждать меня, как верный пес, под бой всех часов в доме.

И чье же это платье?

Луи догадывается, что занимает мысли Жюльетты. Она скоро все поймет. И посмеется над ним с высот своей новой красоты. Да, его жена стала красавицей. Другая женщина?.. Она ему не жена. Воспользовалась минутой слабости, втерлась без спроса. Согревает по ночам постель, он терпеть не может спать один. Луи не хотел такого конца своего брака, но женщины не поинтересовались его мнением.

Так чье же это платье?

Луи кажется, что вопрос вот-вот сорвется с губ жены, но она проходит мимо него, поднимается на чердак и закрывается там. Чужая. Незнакомка. Луи не идет следом за Жюльеттой. Он знает: настанет и его черед задавать вопросы.

* * *

Чье это платье? Пусть не надеется, что я опущусь до вопросов! Уже неделю, открывая дверцу, я натыкаюсь на него взглядом, как на спрятавшуюся в шкафу любовницу. Я не распаковала чемодан, не стала убирать мертвую муху с подоконника лестничного окна и повторяю себе каждый день: «Мы здесь проездом».

Бабетта и Бернар уехали сразу после похорон. Я каждую ночь хожу на кладбище, чтобы посмотреть, как увядает на могиле Анны венок из белых poз, присланный Пьером. Когда все лепестки опадут, я продолжу свой путь. И тогда Луи сможет сноба делить постель с хозяйкой цветастого платья.

После скандала из-за его связи с малышкой Жозефиной я всегда опасалась повторения. И не потому, гто так уж сильно любила Луи, просто не хотелось однажды осознать, что испортила свою жизнь ради человека, который того не стоил. Часы во всех комнатах, оковы привыгек, отказ от общения с другими людьми – все это я сама себе навязала, потому что не хотела рисковать, импровизируя. Я поощряла домоседство Луи, а когда поняла, как искалечила свою жизнь, отступать было поздно. Наш маленький семейный мирок успел превратиться в форменный ад.

Пока я томлюсь тут на руинах своего брака и всей своей жизни, под венецианскими мостами лениво течет вода каналов. Нужно только сесть в самолет… Но сначала я должна узнать имя хозяйки платья, потому что Луи взял-таки верх над врачами, утверждавшими, что он совершенно здоров.

Рак, который он всеми силами призывал, чтобы не умереть от скуки, все же с ним приключился. Прежде чем собирать пожитки, я хочу удостовериться, что «цветастое платье» будет хорошей сиделкой. Оставить мужа на попечение первой встречной я все-таки не могу!

Венеция. А почему не Рим и не Флоренция? Ах да, конечно, Пьер – мечта моей юности… увы, он уже не тот, скоро за ним тоже придется ухаживать. Пусть достается Джульетте. Если только Флора не предъявит свои права, уверена – они встречались, но мне все равно. Я не стану драться за лишнюю обузу.

На чердак проникает запах еды. Он больше не покупает готовые супы. Снова чистит лук-порей и картошку под краном, пустив воду на полную мощность. Сегодня четверг, день яиц всмятку. Сейчас он позовет меня к столу, но я не спущусь.

Стамбул. Афины. Великая путешественница или сестра милосердия. Или пианистка. О да! Какая замечательная идея! Я всегда обожала музыку. Мои ноты сложены где-то здесь, на этом чердаке. Нужно будет просто немножко позаниматься. Руки у меня гибкие, пальцы тонкие, совсем как у принцессы. С моей внешностью я просто создана для сцены. Мама тоже так считает. Радостно сознавать, что будущее принадлежит мне. Главное – сделать в нужный момент правильный выбор. Но я не люблю выбирать.

Я всегда предпочитала бутоны цветам, а обещания – сбывшимся надеждам…

Жизнь так велика и так щедра! Выбрать что-то одно значит лишить себя всего остального. Я никогда не попаду в эту ловушку. Все, что я не выбрала, все равно мое. Пока я сижу на чердаке, мир лежит у моих ног.

Мама зовет меня ужинать. Но сначала я должна переодеться! У нас сегодня гость. Его Зовут Пьер, он придет, чтобы сделать мне предложение. Что скажет Луи? Неважно! Я заслуживаю кого-нибудь получше этого невежи. Надену платье в цветах – то, что само собой появилось в моем шкафу и так мне идет.

Боже! Я снова замечталась! Мама ведь умерла. И оставила мне столько денег, что я не понимаю, почему она так бедно жила. Я все спущу за нее.

Выйти замуж всегда успеется. Сначала нужно попутешествовать, узнать мир. Муж был бы мне помехой. Я из породы неукротимых авантюристок.

Мой чемодан собран. Вещей в нем немного, ведь в Венеции жарко. Луи показал мне книгу. Я знаю – там мое место.

Кто зовет меня ужинать, если мама умерла? Неважно, я все равно не пойду. Моя жизнь начинается сегодня, нельзя терять ни минуты. Завтра утром я отправляюсь в Венецию. К оружию, моя Жюжю! Я больше не хочу быть маленьким бутоном, который ждет и надеется.