Текст книги "Штучки!"

Автор книги: Ариэль Бюто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Помощь прибыла слишком поздно. Пострадавший умер, на его левой щеке засыхала тонкая струйка крови, сочившейся изо рта на асфальт. В пользу Флоранс выступили два свидетеля: машина ехала не слишком быстро, а этот человек выскочил на мостовую, бесспорно намереваясь покончить с собой. Свидетели подвернулись лучше не бывает: они видели все с балкона, стало быть, им можно было доверять куда больше, чем обычным прохожим, которые все равно не успели разглядеть, как случилось несчастье. Элиза и Каролина умолчали, что знакомы с женщиной, которая вела машину. Да, собственно, никто их об этом и не спрашивал.

Когда личность погибшего была установлена, стало совершенно ясно, что это именно самоубийство. Жерар Корбье. Пятьдесят четыре года. Совсем недавно вышел из тюрьмы, где отбывал длительный срок заключения за изнасилование и убийство девочки-подростка. Никому и в голову не пришло искать связь между этим человеком и Элизой. Инспектор, которому поручили расследование, в глубине души считал, что смерть убийцы – не такая уж большая потеря. И нечего было рассчитывать на его служебное рвение.

Безумная молодость

Кристина ни с кем не посоветовалась, все устроила сама. Как только не стало Дружочка [5]5
  См. «Козлы!». Фантом Пресс, 2007.


[Закрыть], уговорила овдовевшую бабушку перебраться к ней. Потом внушила Маргарите, что ее дом на берегу моря, в котором теперь никто не жил, ветшает на глазах, так что если она хочет выручить приличные деньги, то лучше его продать, пока окончательно не развалился. Конечно, о том, чтобы разделить эти приличные деньги между всеми наследниками, и речи быть не могло: доход от продажи дома следовало выгодно вложить, чтобы Маргарита до конца своих дней ни в чем не нуждалась. При этом само собой разумелось, что бабушка отплатит Кристине за гостеприимство и внучка получит право распоряжаться ее банковским счетом.

Поначалу все были довольны. Элиза меньше корила себя за то, что далеко живет и редко навещает бабушку, а Кристина, наслаждавшаяся тем, насколько незаменима и перегружена заботами, просто вся с головы до пят преисполнилась важности. Родители двух сестер слишком дорожили возможностью на пенсии повидать свет и потому лишь радовались, видя, как удачно все складывается. Вот только никто не поинтересовался тем, что чувствует Маргарита. Кристина крутилась как белка в колесе, где уж тут к бабушке прислушиваться, и старушка, устав обращаться в пустоту, в конце концов умолкла. Она тихо бродила по комнатам, в строго установленные часы переходила из одной в другую, и единственной ее отрадой было услышать, что зовут к столу. К счастью, жизнь Кристины была налажена и строго расписана: если часы били семь, это означало, что до ужина осталось всего-навсего полчаса.

Когда Кристина сообщила родным, что Маргарита потихоньку выживает из ума, у Элизы печальное известие никаких сомнений не вызвало. Она считала сестру чересчур жесткой и прямолинейной, относилась к ней без особой нежности, но здравому смыслу Кристины доверяла. Ей и в голову не пришло поехать и посмотреть своими глазами, что там происходит на самом деле, и она только горестно вздыхала, слушая рассказ о том, как Маргарита посреди ночи включила газ, а потом отправилась на рынок в ночной рубашке.

А в один прекрасный день Кристина заявила:

– Так больше продолжаться не может! Бабушку уже ни на минуту нельзя оставить без присмотра, так что выход у нас один – поместить ее в дом престарелых. Ничего другого не придумаешь.

Элизе даже нехорошо стало, когда она это услышала. Тошно сделалось при мысли, что ее милую, дорогую Маргариту надо запихать в богадельню, где она в свои восемьдесят пять лет впервые в жизни столкнется с ужасами общежития! Она же умрет там, просто умрет! Нет, ни за что!

– Хватит нюни разводить! – прикрикнула на сестру Кристина. – Никто не собирается отдавать бабушку ни в какую богадельню! И ничего ужасного в доме престарелых нет. Теперь существуют великолепные пансионаты с медицинским обслуживанием.

– Думаешь, туда так легко попасть? – спросила Элиза, пытаясь выиграть время.

– Не думаю, а точно знаю. Представь себе, вот тут нам как раз повезло: в «Поющей сороке» только что кто-то умер, и директор готов взять бабушку прямо в эту субботу, так что надо бы нам…

Это «нам» слышать было нестерпимо.

– Да что ж ты так торопишься, – жалобно сказала Элиза. – Такие вещи на бегу не решают. И родители сейчас в Индии… Давай дождемся их возвращения и все с ними обсудим.

– Они только потому и смогли поехать в Индию, что я взялась подтирать задницу матери моей матери! И между прочим, с тех пор как уехали, ни разу не позвонили, так что сама видишь: бабкина судьба их меньше всего заботит. Послушай, Элиза, неужели непонятно – если мы сейчас откажемся от этого места, потом случая, может быть, придется ждать месяцы или даже годы. Другого выхода у нас нет… разве что ты меня сменишь…

Кристина, как всегда, провернула все быстро и ловко. В назначенный день Маргариту перевезли на новое место. Чековую книжку и кредитную карточку у нее отобрали: нечего разбазаривать пенсию. И потом, она же ни в чем там не будет нуждаться: все, что надо, включено в ежемесячную плату за комнату.

«Спасай, детка! Твоя сестра заперла меня в тюрьме!»

Элиза поспешила на помощь. За четыре часа она добралась до унылого нормандского поселка, вспоротого автострадой и изуродованного круглой площадью с автомобильной развязкой, откуда поток машин распределялся по четырем направлениям – к поликлинике, к многоотраслевому культурному центру, к кладбищу и к дому престарелых. Еще один пример разнообразия и взаимозаменяемости, с горечью подумала Элиза.

«Поющая сорока», с ее ярко-розовой штукатуркой и светло-зелеными оконными рамами, силилась выглядеть нарядной. Дежурная, девчушка лет двадцати, никак не больше, в розовом халатике и белых сабо, оторвавшись на минутку от кроссворда, показала Элизе дорогу. Комната Маргариты находилась на четвертом этаже, отведенном для здоровых постояльцев. Бабушка ждала Элизу стоя, сразу было видно, что она уязвлена, но полна достоинства. Из каморки с голыми стенами, слишком маленькой для того, чтобы вместить хоть какую-нибудь личную мебель или просто память о доме, проем без двери вел в совмещенный санузел. Тут явно считали, что уют – самая большая опасность, какая может угрожать человеку в подобном месте. Окно с видом на железную дорогу вообще не открывалось.

Элиза крепко обняла бабушку.

– Ненавижу это заведение! – объявила Маргарита. Старички только и делают, что ноют и жалуются! А медсестры разговаривают с нами как с четырехлетними детьми! Ты не могла бы выключить телевизор? Они все время его включают…

– Как ты похудела! – приглядевшись к бабушке, встревожилась Элиза.

– Еще бы тут не похудеть, кормят-то кое-как! И потом, ужин дают в шесть, это слишком рано. Я бы с удовольствием перекусила разок-другой за день, пополдничала бы, но это, видишь ли, режимом не предусмотрено.

– Но ты ведь могла бы купить себе чего-нибудь в деревне, заодно и погуляла бы.

– Я не имею права выходить отсюда без сопровождения. И у меня все равно нет денег. Отнимают, чтобы не украли, понимаешь? Двери-то не запираются…

Когда Элиза вернулась из деревни с печеньем, Маргариты на месте не оказалось. Элиза медленно брела по выкрашенному сиреневой краской коридору, украдкой заглядывая в другие комнаты – вдруг бабушка отправилась к кому-нибудь в гости? Нет, нигде не видно, повсюду одни только дремлющие перед телевизором старухи – седые, с блеклой кожей и отвисшей челюстью.

– Вы ищете даму из четыреста двенадцатой? Входите, детка!

Бабка лет девяноста, одетая и размалеванная, словно балаганная кукла, лежала на кровати поверх красного атласного покрывала. Неимоверное количество барахла, которым она украсила свое жилище, наводило на мысль о своеобразном, не лишенном юмора сопротивлении.

– Это всё мои поклонники! – похвасталась бабка, указывая на прилепленные к стенам открытки.

– С ума сойти! – восхитилась Элиза. – Да, ищу. А вы знаете, куда подевалась моя бабушка?

– Она в клубе, на первом этаже, там сейчас игра «Вопросы для чемпиона». Мне больше нравится лото, но лото здесь только по понедельникам.

– Как вы думаете, я могу к ней спуститься?

– Конечно! Только ответы не подсказывайте!

Элиза, с трудом втиснув стул, устроилась между Маргаритой и инвалидной коляской какого-то старичка, единственного мужчины во всей компании, если не считать мальчика-ведущего.

– Внимание, внимание! Столица Англии: Лондон, Берлин или Нью-Йорк? – подняв карточку, осведомился последний.

– Они нас за дебилов принимают, – проворчала Маргарита.

– Ну так зачем ты тогда пришла? Ты же не обязана! Пойдем, я отведу тебя в твою комнату…

– Лондон! – выкрикнул старик.

– Это Люсьен! – шепнула Маргарита на ухо внучке.

– Очень рада. Ну что, пошли?

– Да нет же! Я хочу остаться.

– Безобразие! Сейчас не его была очередь отвечать! – возмутилась тетка в халате.

– Ну и пусть не его, зато он всегда знает правильный ответ! – отозвалась Маргарита, не сводя глаз с Люсьена.

И окончательно забыла про Элизу.

Элиза прошлась по коридору первого этажа, с ужасом вдыхая обычные запахи жалкой старости. Запахи супа и мочи, лака для волос и резиновых подкладок под простыни. Приоткрыла дверь освещенной неоновыми лампами столовой, почитала объявления на доске. «Парикмахер придет во вторник в десять часов»; «Нас покинула мадам Бенен»; «К Сретению учимся печь блины»…

Когда она попробовала снова заглянуть в клуб, где еще не закончилась игра, Маргарита бросила на нее недовольный взгляд. Элиза почувствовала, что ее гонят, и убралась восвояси.

Она звонила бабушке раз в неделю, по воскресеньям, потому что в этот день никаких развлечений не было – только месса. Погода, чем сегодня кормили, кто выиграл в лото – темы разговоров оставались неизменными. Маргарита даже про детей расспрашивать перестала, у нее в голове путались дни, события и годы, она помнила своих родителей, умерших еще до войны, но забыла о том, что сама стала прабабушкой. Ругала меню и телепрограмму.

И все же через несколько недель в беседах Элизы с Маргаритой появилась новая тема, и это внесло в разговор некоторое разнообразие. Пресловутый Люсьен, единственный мужчина в «Поющей сороке», предмет страстного вожделения местных дам, похоже, предпочитал всем прочим бабушку Элизы. Когда Маргарита об этом заговаривала, голос старушки обретал прежнюю живость, и, не видя ее, можно было подумать, будто школьница рассказывает о первых сердечных волнениях. Она перестала жаловаться на свое новое жилье и даже иной раз похваливала ромовую бабу, которую подавали по четвергам. Что ж, раз так – Элиза может ездить к ней и пореже. Между прочим, мать и Кристина, как узнали про воздыхателя-паралитика, так окончательно на него Маргариту и спихнули, во всяком случае, ни ту, ни другую больше в «Поющей сороке» не видели.

– Здравствуй, бабушка!

– Это я, Элиза!

– Не знаю такой.

– Элиза, твоя внучка!

Не могла же она за неделю совершенно выжить из ума! Встревоженная Элиза попыталась дозвониться до директрисы, но день был воскресный…

– Ничего не поделаешь, придется ехать! – сказала она Марку.

И через четыре часа припарковалась на стоянке «Поющей сороки».

– Надо было заранее предупредить нас о своем приезде! – недовольно встретила ее дежурная.

– В чем вы меня упрекаете? Я же просто хотела сделать бабушке сюрприз.

– Дело в том, что… Тут произошла небольшая драма. Разве наша директриса вам не сообщила?

– О боже, нет, ничего она мне не сообщала! А что произошло-то?

– Не волнуйтесь, ничего страшного не случилось. Видите ли…

Элиза, не дослушав, устремилась наверх, и вот она уже бежит по сиреневому коридору к комнате 412 с видом на железнодорожные пути.

– Маргарита! Откройте мне! – умолял Люсьен.

– Мсье Фор, ну будьте же благоразумны! – ворчала сиделка, разворачивая инвалидную коляску в сторону лифтов. – И вот так целый день! – прибавила она, обращаясь к Элизе. – Ничего не скажешь, ваша бабушка – настоящая сердцеедка!

– Она заперлась на ключ? Я думала, здесь это невозможно!

– Да нет же, дверь открыта. Только ведь люди того поколения, к которому принадлежит мсье Фор, никогда не войдут в комнату дамы без приглашения!

Элиза оценила эти пережитки достоинства и сочувственно улыбнулась старику.

– Уходите! – взвизгнула Маргарита, когда Элиза толкнула дверь. – А-а-а, это ты, детка!

Старушка пылала яростью, но одета была очень нарядно. Поцеловав ее, Элиза спросила:

– Что происходит? Против чего ты бунтуешь?

– Ах, детка, это все из-за свадьбы!

– Какой еще свадьбы?

– Моей, какой же еще! С Люсьеном, он сделал мне предложение. Все наши старые ведьмы так разозлились – это надо было видеть! Но он… Мои родители, конечно, против. Они считают, что я слишком молода. Ты тоже так думаешь?

Да, можно сказать и так. Маргарита, с ее неизменно детским взглядом, такая хрупкая, такая трогательная в этих своих сползающих чулочках, Маргарита опустилась еще ниже этих чулок, она окончательно впала в детство. Куда такому ребенку замуж… Элиза, не удержавшись, расплакалась и крепко стиснула руку Маргариты, словно молила ее еще немного побыть в мире живых. Вот что сделало с ней это ужасное место. Перила вдоль стен, обращение как с неразумными детьми, транквилизаторы, угнетающие запахи – все это истощило силы Маргариты, она одряхлела и теперь действительно дошла до такого состояния, когда навеки забываешь о том, что за светло-зеленой дверью «Поющей сороки» жизнь продолжается.

– Я заберу тебя отсюда, – прошептала Элиза, прекрасно понимая, что это уже невозможно.

– Ну нет! – возразила Маргарита. – Я не хочу ни для кого быть обузой, а твоя сестра заставила меня продать дом. Куда, по-твоему, мне теперь идти?

По крайней мере, остатки здравого смысла у нее сохранились.

– Слышишь? – внезапно спросила Маргарита.

– Нет. А что?

– Кажется, Люсьен возвращается. Ах, детка, какое чудесное развлечение! Мне кажется, он начинает беситься! Из-за меня!

Старушка залилась смехом, а Элиза растерялась окончательно.

– Да не делай ты постное лицо, что ж у тебя вид-то такой похоронный! – еле слышно шепнула ей Маргарита. – Я не сумасшедшая. Я притворяюсь. Надо же! Все в это поверили, даже ты! Это я на случай, если Люсьен станет за мной следить. Можешь выглянуть в коридор?

Там никого не было, и Маргарита рассказала Элизе о своих матримониальных переживаниях. Теперь ее манера говорить и способность к суждению никак не вязались с представлениями о старческом маразме.

– Поначалу, – объясняла она, – я хотела выйти замуж за Люсьена. Нам тогда дали бы двухкомнатную квартирку с видом на стоянку, а от стоянки шума все-таки меньше, чем от железной дороги. И я смогла бы взять кое-что из моей мебели, и вообще вдвоем веселее. Люсьен такой милый. Он много путешествовал, и он образованный, не то что все эти старые дуры, которые здесь киснут. И потом, знаешь, если живешь вдвоем, не обязательно ходить в столовую, можно есть у себя, и уж поверь – это прекрасно. Насмотрелась бы ты с мое на все эти искусственные челюсти, как они сражаются с кормежкой…

– Да-да, понимаю, сплошные преимущества! – согласилась Элиза.

Как же она радовалась, видя, насколько бабушка здраво мыслит! В ее годы вот такой роман – это счастье, на какое и надеяться нельзя, дар небес, лучшее средство омоложения!

– И вы поссорились, да?

– Нет.

– Значит… ты выйдешь за него замуж?

– Нет.

– Тогда я не понимаю.

Маргарита притянула голову внучки к себе на грудь. Молча пригладила ей волосы, потом, наконец решившись, призналась:

– Он сделал мне предложение, и я с радостью согласилась. В наши годы уже не влюбляются, но ты только что слышала мои доводы в пользу брака. Нам оставалось сообщить родным и назначить день. И вот тут-то он пригласил меня поужинать в свою комнату, чтобы отметить это великое событие. Наша директриса – милая дама, она любезно позволила сделать для нас исключение. Думаю, ей и самой нравился наш роман, любовная история внесла некоторое оживление в скучную жизнь «Поющей сороки». Словом, к назначенному часу я принарядилась, сделала укладку – тут можно вызвать парикмахера – и отправилась к Люсьену, который тем временем тоже навел красоту. Для нас в его комнате накрыли маленький стол с розовой скатертью. Принесли игристое вино и всякие вкусные вещи. Было так…

Маргарита улыбнулась, подумав о кольце, подаренном ей Люсьеном, и планах на будущее, которые они тогда строили. Вспоминать об этом было счастьем.

– Ах, какой же это был чудесный вечер! Мы были настоящими женихом и невестой! В нашем-то возрасте!

– А скоро будете настоящими молодоженами!

– Ну нет! Никогда! Вот чему не бывать! – возмутилась Маргарита.

– Да почему же? Ты ответила ему согласием, ты с ним прекрасно ладишь, ты больше не хочешь жить одна…

– Да, но ты еще не знаешь, что случилось потом.

– Он на тебя набросился?

– Это я бы ему простила! Нет. Когда я собралась уходить, он откатился от стола на своей коляске, и я их увидела! Какая гадость!

– Что ты увидела, бабушка?

– Я увидела его ноги! Он пригласил меня на ужин по случаю помолвки и принимал меня в домашних туфлях! Значит, он никогда не расстается со шлепанцами, понимаешь? А я, внученька, даже и в свои восемьдесят пять никогда не выйду замуж за человека, который не вылезает из тапочек!

Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Элизу разобрал неудержимый смех, и Маргарита радостно ей вторила.

– Маргарита! Впустите меня, умоляю вас!

– Люсьен вернулся! – заливалась Элиза. – Бабуль, ты должна с ним объясниться, иначе он никогда от тебя не отстанет!

– Даже не подумаю! Он не поймет. Того и гляди попросит директрису меня образумить. Никакого от него спасения! Вот я и прикинулась маразматичкой – только тогда меня оставили в покое! Мне даже еду в комнату приносят! Правда, здорово я всех обхитрила?

Комната с видом на…

Он нашел этот дом через невестку одного сослуживца. Удачно получилось, а главное, это же в пять раз дешевле, чем гостиница! Конечно, всего за такие деньги не получишь, придется кое без чего обойтись… Нет-нет, дорогая, не пугайся! Большая общая комната и две спальни. Сад? Скорее, пожалуй, двор. Не слишком ли уединенно расположен? Нет, это дом в деревне. То есть первый этаж дома в деревне. Да почему же там должно быть убого! Ну хорошо, как бы там ни было, в доме мы все равно только ночевать станем. А вокруг там совершенно великолепные горы, и до моря каких-нибудь десять минут…

Причин для недоверия у Флоранс хватало. Вот, например, прошлым летом они пересмотрели кучу каталогов, мечтали о поездке в Канаду, о круизе по Нилу, о вилле в Тоскане… Флоранс полагала, что если в году у тебя всего-навсего три недели отпуска, то нечего жаться и считать каждый грош. А Николя, напротив, стоял за экономию – если вдруг удастся выкроить еще пару недель зимой?… Только этого никогда не случалось. Каталоги отправились в мусорный бак, а Флоранс в последнюю минуту попыталась забронировать номер в каком-нибудь хорошем отеле на юге Франции. Провансальский деревенский дом на фоне чудесной природы, бассейн в тенистом парке, завтраки под липами – когда у тебя есть все это, можно более или менее безболезненно проститься с мечтами о дальних странствиях… Только и тут вышел облом! Поздно спохватились: все действительно приятные и доступные места были разобраны. Результат? За две недели до отпуска Флоранс и Николя по-прежнему не знали, куда податься.

В конце концов провидение, похоже, над ними сжалилось, проявив свою милость в виде объявления, которое Николя принес с работы: «Сдается вилла в Северной Бретани. 5 спален. Большой сад. 400 евро в неделю». И все уладилось за один день.

Когда Флоранс, Николя и мальчики после семи часов пути (считая остановки для того, чтобы перекусить, заправиться и удовлетворить естественные потребности) добрались до места, лил дождь.

«Вилла» оказалась небольшим домиком на перекрестке – именно здесь пересекались две имеющиеся в поселке проезжие дороги. Ливень хлестал так нещадно, что от машины до двери пришлось бежать бегом. В комнатах было темно, но Флоранс тем не менее сразу же разглядела повсюду рекламные изделия заводов Рено. Ну да, понятно, владелец дома – их местный представитель.

Загнав измученных жаждой детей в кухню, она обнаружила, что вся мало-мальски приличная посуда, явственно различимая за стеклянными дверцами буфета, заперта на ключ. Со стены на них издевательски поглядывали три мерзкие физиономии, запечатленные на отретушированной «под картину» фотографии.

Раздосадованная и огорченная Флоранс отправилась изучать остальные комнаты при тусклом и неверном свете свисавших с потолка голых лампочек. «Пятнадцать ватт, никак не больше!» – злилась она, отыскивая хоть какое-нибудь дополнительное средство освещения. Напрасно – ничего другого им не полагалось.

Не очень-то весело начинался отпуск в этих стенах, кое-как покрашенных прямо по остаткам пробковых панелей и обрывкам обоев! А на то, что удастся вырваться из мрачной обстановки и устроиться в саду, нечего было и рассчитывать: барометр упал так низко, что о солнце можно было забыть…

Воспоминание об испорченном отпуске, щедро сдобренном супружескими перебранками и детскими простудами, за год из памяти Флоранс не изгладилось, горечь не выветрилась, обида по-прежнему жгла. Потому и нынче она не особо верила в удачу.

Конечно же, машина, которую Николя взял напрокат, оказалась слишком мала, и один чемодан пришлось втиснуть на заднее сиденье между детьми. Тем не менее со стоянки в аэропорту Аяччо они выехали веселые. Погода стояла дивная, и заставлять себя восторгаться красотой пейзажей не приходилось.

Около часа они двигались по извилистой дороге, пересекавшей Корсику с севера на юг. Мальчиков укачало, они передрались, но Флоранс продолжала улыбаться. Слишком долго она ждала этого отпуска, этих несчастных трех недель из пятидесяти двух, чтобы первая же мелкая неприятность могла испортить ей настроение.

– Вот и наша деревня! – объявил Николя.

– А море, море-то где? – сразу же заскулил Адриан.

– До него всего десять минут езды, малыш.

– Ага, и опять с поворотами, от которых тошнит!…

Флоранс отвлекла детей, показав им стадо коз. Саму ее пленяли дома, лепившиеся по склону горы и соединенные между собой каменными лестницами. И непроходимые заросли вокруг – шелестящие и мощно благоухающие бессмертником. К тому же обе лавки – сырная и бакалейная – обещали, что можно будет вволю полакомиться…

Они миновали дом с запертыми ставнями, от которого уступами к морю спускался сад. Увидев прицепленную к ограде табличку «СДАЕТСЯ», Флоранс только что не запрыгала от радости: пусть даже Николя и снял только первый этаж, но там целых восемь окон, за которыми непременно должны быть большие светлые комнаты!

– Почему ты не остановился? – удивилась она.

– Хозяйка сказала – первый дом справа после развилки, а мы до нее еще не добрались.

– Хочу в «Клуб Микки»! – ныл Адриан, у которого от его бретонских каникул только это и осталось в памяти.

– Ну вот, теперь приехали! Я поставлю машину прямо перед домом, чтобы удобнее было выгружать вещи.

В самом деле, так удобнее. Дворик «их» дома выходил на земляную автостоянку.

– Послушай, Николя, а ты точно не ошибся адресом? – забеспокоилась Флоранс, чувствуя, как ее восторг начинает угасать.

– Да ты что? Конечно, нет! Правда, здесь чудесно?

– Чудесно?! Да ты посмотри на размер этого двора! Сколько тут? Два на два метра? И эта стоянка…

– Милая, но ты же сама видишь, что на такой узкой улочке припарковаться невозможно. Наверняка за домом есть еще один двор.

Никакого другого двора там, конечно же, не оказалось. Вдобавок в самой лачуге было одно-единственное окно – и больше никаких отверстий, если не считать входной двери. Внутри – два темных загончика, которые притворялись спальнями, остальное пространство занимали ванная и кухня– гостиная. Обставлено все это было хламом, явно спущенным с верхних этажей, где обитали сами хозяева.

– Ну конечно, когда стоянка прямо перед домом, гараж им уже ни к чему! Так почему бы не разжиться деньжатами, превратив его в ловушку для дураков! – простонала Флоранс.

– Дорогая, но ведь здесь нам только ночевать придется, а целый день мы будем гулять или купаться в море.

– Вот-вот, давай теперь поговорим про море! Видишь его – во-о-он там, вдали? До него не меньше получаса езды, а детей в машине укачивает!

Флоранс расплакалась. Николя сделал вид, будто не замечает ее слез, и начал разгружать машину. Дети, не успев войти в дом, немедленно переругались из-за того, кому достанется верхнее место на двухэтажной кровати.

Зато вечер, против всех ожиданий, прошел более или менее спокойно. Разобрав чемоданы, разложив вещи по прозрачным гардеробам с молниями, отмыв белую пластмассовую садовую мебель и убрав зонт с рекламой кока-колы, Флоранс накрыла на стол: поставила на него разрозненные тарелки и стаканчики из-под горчицы. Мальчики, заметив наконец, что мама расстроена, ободрали соседские герани и принесли ей по букетику. Николя, взявшись готовить ужин, шумно восторгался царящим вокруг покоем и красотой, окружающей их приют.

Когда мальчики улеглись, Флоранс позволила себе выкурить первую за день сигарету.

– Вот увидишь, нам будет здесь очень хорошо, – уверял ее Николя. – С тех пор как мы приехали, перед домом припарковались всего-навсего две машины.

– Три, но какая разница… Не старайся, Нико, признай, что лопухнулся! Конечно, мы и на этот раз как-нибудь приспособимся – все равно ничего другого не остается.

– Неужели ты предпочла бы гостиницу?

– Само собой!

– Да ты только посмотри! Я все купил, приготовил ужин, помыл посуду. И даже твой любимый журнал купить не забыл! Тебе же весь отпуск ничего не придется делать…

Но ни старания мужа, ни его виноватый собачий взгляд на Флоранс не подействовали: долго ему теперь придется вымаливать у нее прощение…

Едва начав листать этот женский журнал, Флоранс поняла, что сегодняшнее разочарование, равно как и сегодняшний ужин, ей переварить не удастся: слишком тяжелая это для нее пища. Какую страницу ни откроешь – на каждой виллы с бассейнами, семейные обеды за изысканно накрытым столом в увитой розами беседке, маленькие и нестерпимо соблазнительные платьица, в каких только и можно выходить во внутренний дворик роскошного отеля, освещенный мягким светом ламп под стеклянными колпаками. Почему, ну почему, страдала Флоранс, разглядывая белоснежное чудо из тонкого шелка, почему нам недоступны такие платья в том возрасте, когда их еще можно носить? Вот сейчас я бы его купила, пусть бы оно и обошлось во столько же, сколько двухнедельное проживание в этой конуре… Ну и на кого бы я была в нем похожа? На престарелую причастницу?

В общем, чтение ее не только не развлекло, но окончательно испортило настроение, и недалеко было до грозы. Облизнувшись на облицованную черным мрамором ванную с видом на океан, она уединилась за нейлоновой занавеской душа. Хотя из насадки с головой Микки текла жалкая струйка, весь пол непонятным образом оказался залит. Флоранс, чертыхаясь, улеглась спать в чулане без окон, а Николя отправила на диван в гостиной, сказав, что кровать для двоих слишком узка.

– Господи, да ты же меня просто спасла! – воскликнула Флоранс, едва выйдя из вертолета.

– Могу ответить тем же, дорогуша, слово в слово! – улыбнулась Элена.

В те времена, когда Флоранс еще работала пресс-атташе фирмы грамзаписи, ей было поручено заниматься молодой греческой певицей, сопрано, ее ровесницей Эленой Элеонатис. С тех пор певица успела прославиться на оперной сцене, но Флоранс, которая так ради нее расстаралась, никогда из виду не теряла. Правда, близкими подругами они не стали, но друг друга по-прежнему ценили, и два-три раза в год Элена приглашала Флоранс приехать куда-нибудь ее послушать, оплачивая при этом билет на самолет и номер в гостинице. На самом деле щедрость эта была не вполне бескорыстной: Элена не переносила одиночества и всегда устраивалась так, чтобы в поездках ее сопровождал муж или одна из подруг, а если никого из близких под рукой не оказывалось, она открывала записную книжку в поисках адреса Флоранс.

– Я забронировала для тебя номер в «Hotel de Paris» – будет в самый раз после твоей корсиканской лачуги!

– Ой, не говори! Всего одну ночь там провела, а второй точно не пережила бы!

– Николя легко тебя отпустил?

– Он сейчас очень занят: я дала ему два дня на то, чтобы найти для нас пристойную гостиницу на берегу моря!

– Я-то уже нашла! И неплохую, правда?

Уже внизу, в холле, «Hotel de Paris» изумлял неслыханным великолепием, свойственным заведениям, принадлежащим Обществу морских купаний [6]6
  Старейшая курортная организация в мире, год ее основания – 1863, место действия – Монако, Лазурный Берег. В настоящее время объединяет гранд-отели, рестораны, пляжи, увеселительные и спортивные заведения в княжестве.


[Закрыть]. Из лоджии номера Флоранс, соседнего с номером Элены, открывался вид на Средиземное море и на казино. Комната в желто-голубых тонах, застеленная толстым узорным ковром, с кроватью поперек себя шире, с изобилием подушек, полотенец и всевозможных туалетных принадлежностей, была необыкновенно удобной и уютной, и Флоранс сразу почувствовала себя дома в этом раззолоченном гнездышке.

– Может, сходим, пообедаем? Например, в «Cafe de Paris»? Омаров поедим…

Репетиция была назначена на вторую половину дня, и у подружек оставалось более чем достаточно времени для того, чтобы посидеть на террасе знаменитого кафе, лениво поглядывая на игроков из казино и на броскую, безвкусно одетую живность, которая сползлась сюда ловить взгляды или родственную душу побогаче.

– Забавно тут, да? – развеселилась Элена.

– Хотела бы я знать, где одеваются все эти женщины. Нигде больше не увидишь таких прозрачных платьев… и таких ярких… и таких открытых…

– И таких дорогих!

– И до того нелепых – дальше некуда!

– Да нет, не нахожу…

Сама Элена, как всегда, была одета в белое с черным. Просто и элегантно. Но чужая эксцентричность служила ей развлечением.

– Смотри, смотри, Флоранс! Вот кто выглядит в Монте-Карло действительно нелепо!

Дама лет шестидесяти, неподвижно стоявшая в проходе, не обращая внимания на то, что официанты ее толкают, должно быть, уже родилась утомленной. Сутулая, в повисшей на опущенных плечах мужской куртке, ноги в ортопедических босоножках обтянуты чулками телесного цвета.

– А по-моему, она… трогательная, – сказала Флоранс.

– У тебя всегда так. Впрочем, за это я тебя и люблю, – одобрительно кивнула Элена.

– Не все способны разобраться в самых что ни на есть бессмысленных правилах по части одежды. Боюсь, я и сама не все дресс-коды усвоила.

– Да брось ты! Нет ничего проще! Посмотри вот на ту девушку! Загорелая брюнетка – это не так пошло, как крашеная блондинка, – в светло-зеленом платье…

– Просто кошмар!

– Самый модный цвет в этом сезоне.