Текст книги "ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ"
Автор книги: Арье Барац
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Арье Барац
ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ
(принципы и перспективы иудео-христианского диалога)
Два образа веры
Диалог между религиозными традициями ценен в любой ситуации. Если даже в ходе диалога мы не раскрываем перед собой какую-то более широкую перспективу, мы, по крайней мене, лучше проясняем свои собственные позиции.
Любую религию можно сопоставить с любой другой – близкой и далекой по отношению к ней – так что это сопоставление окажется полезным и осмысленным для них обоих. Это справедливо как для религий, различающихся радикально, так и для тех, которые восходят к одному истоку и представляют собой скорее два разных течения внутри одной религии. Так, сопоставляя христианство с индуизмом, мы можем противопоставить идею «боговоплощения» идее «аватар [1] [1] Авата́ра или авата́р (санскр. «нисхождение») – термин в философии индуизма, обычно используемый для обозначения нисхождения Бога из духовного мира в более низкие сферы бытия. Хотя на русский язык слово «аватара» обычно переводится как «воплощение», точнее его можно перевести как «явление», так как концепция аватары заметно отличается от идеи воплощения Бога «во плоти» в христианстве.
Чаще всего термин «аватара» ассоциируется с Вишну и его десятью основными аватарами, наиболее популярными из которых являются Кришна и Рама. Список десяти аватар Вишну приводится в ряде Пуран. В «Бхагавата-пуране» содержится описание 22 основных аватар Вишну и утверждается, что аватар Вишну бесчисленное множество. Аватары играют центральную роль в традиции вайшнавизма – преобладающем направлении индуизма. В одних течениях вайшнавизма, изначальным источником всех аватар почитается Вишну и Нараяна, а в других – Кришна.
В таких текстах, как «Ганеша-пурана» и «Мудгала-пурана», описывается нисхождение аватар Ганеши и Шивы. Однако, аватары Вишну теологически гораздо более значимы и при более глубоком анализе источников можно прийти к выводу, что истории о Ганеше и Шиве являются имитациями более ранних сказаний об аватарах Вишну. Одно из самых ранних упоминаний об аватарах содержится в «Бхагавад-гите», где Кришна описывает основные функции аватар – восстановление принципов дхармы, поддержание социального и космического порядка.
[Закрыть]», а сравнивая православие и католицизм, сможем лучше уяснить, в чем, например, состоит суть евхаристического единства. Между тем на этом общем фоне сопоставления всех со всеми сравнение иудаизма с христианством будет выделяться своей загадочной осмысленностью. Можно с полным правом сказать, что такого соотношения, которое имеет место между иудаизмом и христианством, не существует ни в каких других случаях ни между близкими, ни между дальними верами.
Полемическая литература ясно показывает, что в своем формировании иудеи и христиане отталкивались друг от друга, заостряя одни из своих положений и притупляя другие. Претендуя являться духовными наследниками одного субъекта – древнего Израиля, Отцы Церкви и Мудрецы Талмуда [2] [2] Буквальное значение слова Талмуд – `учение` (от ивритского корня למד, `учить`), этим словом обозначались дискуссии таннаев, касающиеся какой-либо халахи (см. Галаха), а также учение амораев, посвященное Мишне. Более позднее понимание слова Талмуд, широко распространенное в наше время, – Мишна вместе с посвященными ей учениями амораев.
http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=14021&query=%D2%C0%CB%CC%D3%C4
Талмуд – оригинальное название произведения, данное ему амораями. Гемара – более позднее название Талмуда, возникшее, по-видимому, в эпоху книгопечатания в связи с цензурными соображениями и гонениями на Талмуд как антихристианское произведение (см. ниже). Относительно буквального понимания слова «Гемара» мнения исследователей расходятся: `учение` – от арамейского גמיר, то есть буквальный перевод слова «Талмуд», или «завершение», «совершенство» – от ивритского גמר.
Творческая деятельность амораев развивалась в иешивах Эрец-Исраэль и Вавилонии самостоятельным образом, что, однако, не исключало обмена мнениями и постановлениями (см. ниже). Следствием этого процесса явилось создание двух Талмудов – Талмуда Бавли (Вавилонского Талмуда) и Талмуда Иерушалми (Иерусалимского Талмуда).
Вавилонский Талмуд создавался вавилонскими амораями в 3-7 вв., он включил значительную часть учения законоучителей Эрец-Исраэль.
Иерусалимский Талмуд – произведение амораев Эрец-Исраэль, созданное в период между началом 3 в. и концом 4 в. в иешивах Тверии, Кесарии и Циппори. Первоначальное его название, сохранившееся в трудах гаонов, – Талмуд Эрец-Исраэль. По-видимому, в более позднее время возникло название Иерусалимский Талмуд, связывающее сочинение законоучителей Эрец-Исраэль с именем священного города.
Вавилонский Талмуд и Иерусалимский Талмуд: сравнительная характеристика. Исследователи Талмуда отмечают различия в подходе к таннаическому материалу амораев Эрец-Исраэль и амораев Вавилонии. В Иерусалимском Талмуде нет педантичного обсуждения языковых особенностей Мишны, которыми изобилует Вавилонский Талмуд; способы цитирования и обсуждения барайт, поясняющих ту или иную мишну, отличны от принятых у амораев Вавилонии. Так, нередко амораи Вавилонии, толкуя какой-либо стих Писания, произвольно меняли огласовку составляющих его слов, что в свою очередь изменяло значение стиха и позволяло сделать новое галахическое заключение. Подобного метода комментирования почти нет в Талмуде Иерушалми. Дискуссии в Иерусалимском Талмуде гораздо короче, и в них отсутствуют некоторые этапы диалектического процесса, характерного для ВавилонскогоТалмуда. В Иерусалимском Талмуде нет признаков поздней редакции, которая делает эти дискуссии в Талмуде Бавли законченными литературными произведениями (см. ниже).
Иерусалимский Талмуд написан на западном диалекте арамейского языка с включениями ивритских, греческих и латинских слов, Вавилонский – на восточном диалекте арамейского языка с включениями персидских слов. Талмуд Бавли изобилует цитатами из учения амораев Эрец-Исраэль, Иерусалимский Талмуд также содержит немало цитат из учения вавилонских законоучителей. Однако большая часть тех и других цитат отсутствует в текстах, дошедших до нашего времени. Исследователи видят в этом свидетельство того, что творцы Иерусалимского Талмуда были знакомы не с Вавилонским Талмудом как таковым, а с различными его устными версиями разных эпох и разных академий. Создатели Талмуда Бавли были также знакомы с Иерусалимским Талмудом не в том виде, в каком он дошел до наших дней, а с различного происхождения учениями амораев Эрец-Исраэль. Обмен информацией осуществлялся через законоучителей, кочевавших между Эрец-Исраэль и Вавилонией (так называемых нахутей, по-арамейски `спустившиеся`), наиболее известные из них – Ула, рабби Ицхак, рабби Дими, Рабин.
Иерусалимский Талмуд, в отличие от Талмуда Бавли, неоднократно пользуется цитатами из таннаического сборника, текстуальный анализ которых позволяет определить, что речь идет о труде, идентичном Тосефте. В Иерусалимском Талмуде, как и в Вавилонском, содержится немало таннаических высказываний, отсутствующих в дошедших до наших дней таннаических сборниках.
Наиболее значительная часть Талмуда представляет собой комментарии к Мишне, созданные с использованием форм и методов учения, предшествовавших редакции Мишны. Различают три основных метода толкования Торы. Мидраш-ктувим – дословное толкование написанного. Это комментирование стихов Писания посредством существующих герменевтических (см. Герменевтика) принципов с целью извлечения из них дополнительной информации. Мидраш-халаха включает: извлечение халахи из стихов Писания, как в мидраш-ктувим; получение халахи путем логических умозаключений, базирующихся на существующих способах учения. Мидраш-халаха не только создает новую халаху, но и дает новые объяснения древнему закону (см. Устный Закон). Мидраш-аггада – получение любой негалахической информации методами, принятыми в мидрашистском творчестве у таннаев; эти методы затем перешли в учение амораев. В период таннаев сформировались две основные литературные формы – мидраш-халаха и мидраш-аггада, непосредственно привязанные к тексту Писания по смыслу и структурно. Таковы сборники таннаических мидрашей Мехилта, Сифра, Сифрей и т. д.
Значительная часть Талмуда – сборники галахического содержания, составленные из нормативных и казуистических формулировок, сформированные по тематическому принципу и не связанные структурно с текстом Писания. К таким сборникам относятся сборники мишнайот, которые рабби Иехуда ха-Наси положил в основу Мишны, и сама Мишна. Амораи, объяснявшие Мишну традиционными способами, анализировали ее источники, содержащиеся в таннаических сборниках мидрашей, и огромный свод барайт, не дошедших до нас и только частично сохранившихся в виде цитат в Талмуде (см. Тосефта). Амораи также создавали самостоятельные мидраши и приходили таким образом к новым галахическим выводам.
[Закрыть] мыслили и строили свои религии с установкой, чтобы не быть «как эти». Так, христиане больше всего на свете боялись походить на иудеев, боялись «закваски фарисейской», и фиксировались на противопоставлении веры и закона. Евреи, наоборот, как чумы сторонились «закваски христианской» и предупредительно старались веру с законом не сталкивать. В этом смысле не только иудаизм хранится в генах христиан, но и христианство обнаруживается, по меньшей мере, в части иудейских генов.
Однако в данном случае речь идет не только об альтернативном взаимоотталкивании, которое можно проследить и во многих других ситуациях (вспомним, например, реформацию и контрреформацию). В случае с иудаизмом и христианством существенно то, что водораздел между этими религиями задается не просто близостью и дальностью подходов, но определениями «подхода» как такового.
Мартин Бубер [3] [3] Мартин Бубер. Родился в Вене. Юность провел в Лемберге (ныне Львов). Получил образование в университетах Вены, Берлина, Цюриха и Лейпцига. В 1911 году выступал с лекциями в Берлине, в экспрессионистском «Новом клубе». В 1924-1933 – профессор философии иудаизма и этики в университете Франкфурта-на-Майне. В 1933 эмигрировал из Германии в Швейцарию, а затем (1938) в Палестину, где до 1951 был профессором социологии Иерусалимского университета, в 1960-1962 первым президентом Академии наук Израиля.
Философия
Центральная идея философии Бубера – фундаментальная ситуация сосуществования Я с другой личностью, существования, как «события» с другими людьми. Развивая идеи «Философии Диалога», восходящей к Марбургской школе неокантианства, Бубер много сделал для популяризации понятия «Диалог» и связанной с ним философской системы, так что на сегодня является гораздо более известным в мире диалогистом чем, положим, его друг и коллега Франц Розенцвейг или Ойген Розеншток-Хюсси.
Основные идеи буберовского диалога изложены в книге «Я и Ты», написанной с пророческим пафосом, возможно, под влиянием Ницше. В работе Бубер противопоставляет отношение «Я-Ты» и «Я-Оно», где первое – любовный «диалог», живое межличностное отношение, а второе – повседневное утилитарное отношение, соответствующее аристотелевской логике. Бубер считал, что Я-Ты отношение возможно не только между людьми, но и, например, к дереву: в этом случае вместо биологических или физических характеристик дерева я буду иметь дело с его ценностной, духовной природой. В этом смысле Бубер сопоставлял Я-Ты отношение с полинезийским термином «мана», введённым в оборот Брониславом Малиновским, который описывал «ману» как дорелигиозное озарение при внезапном ощущении духовной силы, стоящей за тем или иным явлением. Два типа отношения, по концепции Бубера, порождают два противоположных образа мира; человек не может постоянно пребывать в состоянии Я-Ты отношения, но «тот, кто живёт лишь Оно – не человек».
В работе «Два образа веры» Бубер противопоставляет греческий рациональный подход к миру, сопряжённый с визуальным восприятием, – библейскому духу, связанному с восприятием звуковым. Первый, с его точки зрения, порождает веру как уверенность в той или иной информации, второй же – веру как доверие, живое отношение. Бубер пытается показать на примере Нового Завета, как в ранней истории христианства произошёл отход от библейской веры-доверия (эмуны) к греческой вере-знанию (пистис).
Будучи учеником Дильтея, Бубер со студенческих лет изучал мистические движения в разных религиях. Этот опыт «вживания» в чужой религиозный опыт оказал значительное влияние на его философское наследие. Так, Бубер посвятил много лет собиранию легенд, относящихся к еврейскому религиозному течению хасидизма, итогом чего стала книга «Хасидские предания», первый том которой был дважды переведён на русский язык. По мнению Бубера, в центре хасидизма оказывается совершенно новый литературный жанр – история, которая только и способна передать живое отношение между Я и Ты. Гершом Шолем, основатель академического исследования еврейской мистики, критиковал Бубера за игнорирование философского наследия хасидизма.
Библиография
Сочинения М. Бубера
Бубер М. Хасидские предания
Бубер М. «Я и Ты»
Бубер М. «Два образа веры»
Бубер М. «Образы добра и зла»
Бубер М. «Проблема человека»
[Закрыть] в своем сочинении «Два образа веры» писал: «Есть два – и только два – образа или типа веры… Оба они проявляются в нашей повседневной жизни. Одна форма веры выражается в том, что я доверяю кому-либо, пусть даже у меня нет «достаточного основания» доверять этому человеку. Другая форма веры обнаруживается в том, что я, тоже без достаточного основания, признаю истинность чего-либо… Один из этих образов веры нашел законченное выражение у евреев, а другой у христиан» (Мартин Бубер «Два образа веры» Москва 1995. издательство «Республика» стр 234)
Иными словами, Бубер сравнивает коренной иудейский тип непосредственной дорефлексивной веры с эллинизированным теологическим типом. В частности он пишет: «Если мы рассмотрим беседы Иисуса с учениками, изложенные у синоптиков и у Иоанна, как два этапа одного пути, то мы сразу заметим, что на этом пути было приобретено и что утрачено. Приобретена была самая величественная из всех теологий. За это приобретение пришлось заплатить простой, конкретной диалогикой изначального библейского человека, диалогикой, обретающей вечность не в надвременном духе, а в глубине настоящего момента. В этом смысле Иисус подлинной традиции – все еще библейский человек, но Иисус теологии – уже нет» «Два образа веры» Москва 1995 издательство «Республика» стр 251
В своем исследовании Бубер по существу показывает, что в случае иудаизма и христианства мы имеем дело не с двумя верами, а именно с двумя образами одной и той же веры. И это очень важное и ценное наблюдение.
Действительно, при всей резкости взаимных нападок, которыми на протяжении веков обменивались иудеи и христиане, невозможно не отметить, что они не только опираются на один источник – ТАНАХ [4] [4] ТАНАХ вошедшее в употребление в средние века и принятое в современном иврите название еврейской Библии (в христианской традиции – Ветхого завета). Слово представляет собой акроним названий трех разделов еврейского Священного Писания – Тора (Пятикнижие), Невиим (Пророки, см. Пророков книги) и Ктувим (Писания). О названиях еврейского Священного Писания и их истории см.
[Закрыть], т.е. на одну и ту же «письменную Тору», но что они и «устно» выражаются достаточно близко.
Как остроумно заметил христианский автор Ханс Уко [5] [5] Ханс Уко − представитель Всемирного Совета Церквей, ответственный за диалог между конфессиями. Президент международной организации «Религии за Мир» (европейский регион) (Швейцария): «Иудейско-христианский диалог во Всемирном Совете Церквей».
[Закрыть]: «Христианская церковь родилась в мире иудаизма и употребляет почти тот же язык. О церкви будут всегда говорить так, как однажды было сказано о Петре: «точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя» (Мф 26:73). Однако, во многом подобно Петру, церковь часто отрицала своё происхождение, своё иудейское наследие». Ханс Уко «Иудеи и христиане: общие корни и новые горизонты» «http://www. berkovich-zametki. com/Nomer13/Uko1. htm»
Разумеется, главное отличие позиций иудеев и христиан коренится в отношении к личности назаретского Учителя. Для христианина основа его религии строится на доверии к этой личности, в то время как в глазах иудея Иисус в лучшем случае лишен всякого авторитета.
Вопрос о личности Иисуса и об отношении к нему иудеев я рассмотрю в завершении этой книги, ибо этот пункт в конце концов действительно является ключевым. Однако, если до времени «персональных» вопросов не касаться и говорить исключительно о содержательной стороне вероучений (а обычно копья ломаются именно по этому поводу), то показать, чем иудейская вера отличается от христианской, становится совсем не просто.
Во всех тех пунктах, которые обычно слывут как образцы раздора, в действительности точки соприкосновения всегда имеются.
Размытые границы
Так, традиционно считается, что христианство держится на всепрощении и милости, в то время как иудаизм все строго взвешивает и рассчитывает. В Нагорной проповеди говорится: «Не судите, да не судимы будете» (Мф 7.1), или «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас» (Мф 5.44). А в одном из своих посланий апостол Павел пишет: «Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте… Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его, если жаждет, напои его: ибо, делая это, ты соберешь ему на голову горящие уголья» (Рим 12.14-20).
Но при этом характерно, что в этом поучении Павел опирается именно на два «ветхозаветных» высказывания: «у Меня отмщение и воздаяние» (Втор 32.35) и «Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напои его водой, ибо горящие угли собираешь ты на голову его, и Господь воздаст тебе» (Притчи 25.21).
Однако иудеи так же умеют делать соответствующие выводы из этих двух источников. Так в трактате «Перкей Авот» (4.24) сказано: «Когда враг твой падает – не радуйся; когда он спотыкается – да не ликует сердце твое: Господь увидит, найдет это дурным и гнев Свой обратит от него на тебя».
Более того, все иудейские харизматические движения хасидского [6] [6] ХАСИДИ́ЗМ (חֲסִידוּת, хасидут), широко распространенное народное религиозное движение, возникшее в восточноевропейском иудаизме во второй четверти 18 в. и существующее поныне. Хасидизм дал начало общинам, во главе которых стоят цаддики.
Первые сообщества. Деятельность Ба‘ал-Шем-Това и Маггида. История ХАСИДИЗМа начинается с 1730-х гг., с первого этапа общественной деятельности рабби Исраэля бен Эли‘эзера Ба‘ал-Шем-Това (Бешта). Рабби Исраэль проявил себя как духовный лидер и как мистик, заговаривающий болезни, заклинающий бесов и изготовляющий амулеты. Он сплотил вокруг себя группу сподвижников и в своих кратких проповедях знакомил их со своим учением о единении с Богом и с мистическими откровениями, полученными в результате «восхождения души» (алият нешама). Членами его группы (известно приблизительно о 30 из них) были проповедники, учителя хедеров, шохеты, хаззаны и раввины.
Учение ХАСИДИЗМа. Учение ХАСИДИЗМа является в большой мере продолжением и развитием идей, разработанных каббалистами Цфата в 16 в. Эти идеи, первоначально доступные лишь малочисленной группе посвященных, ХАСИДИЗМ усвоил и преобразовал, ввел их в повседневный обиход еврейской жизни, сделав открытым достоянием широкого круга последователей. Помимо этого ХАСИДИЗМ воспринял некоторые аспекты испанской каббалы и определенные теоретические представления саббатианства.
Источники ХАСИДИЗМа весьма разнообразны. Это труды средневековых еврейских философов и каббалистические трактаты, теософская литература Испании и сочинения Хасидей Ашкеназ, раввинистическая литература и нравоучительная литература средневековья. Своеобразие ХАСИДИЗМа выразилось не столько в разработке новых идей, сколько в придании нового смысла старым идеям. Хасидизма не создал нового религиозного учения, а явился движением за обновление и возрождение традиционной религии.
Основными источниками каббалистических идей в ХАСИДИЗМе были книги Зохар и сочинения И. Лурии. Каббала ХАСИДИЗМа – это в первую очередь лурианская каббала, учение о самоограничении Бога (цимцум), ломке сосудов (швират ха-келим) и реинтеграции миров (тиккун, см. Каббала). Однако в ХАСИДИЗМе понятия каббалы глубоко переосмысливаются, с их помощью создается мировоззрение, в центре которого находятся не столько теософские проблемы, сколько проблемы человеческого существования, самосовершенствования и личного служения Богу.
[Закрыть] толка выставляли «непротивление» на первый план. Так, в книге «Сефер Хасидим» Иегуды Га-Хасида, жившего в XII веке, сказано: «Сущность хасидута заключается в том, чтобы при всех обстоятельствах со снисхождением, а не со всей строгостью подходить к исполнению предписаний, иными словами, не настаивать в своих собственных интересах на букве Торы».
В книге «Тания» (19) в этой связи говорится: «Мозг направляет свое влияние и власть над духом в сердце его, чтобы заставить его совершить прямо противоположное и поступить с человеком, на которого обращены эти чувства, чрезвычайно мягко и дружественно, все снося от него терпеливо до последнего предела и не сердясь на него, сохрани Бог, а также не отвечая ему тем же, сохрани Бог, а напротив, на зло отвечая добром, как написано в книге «Зогар», что этому можно учиться на примере того, как поступил Йосеф со своими братьями».
Иногда можно услышать, что христианство учит о радикальном изменении природы человека, вызванном грехопадением, в то время как иудаизм признает человеческую природу в своей основе не изменившейся.
Но и этот признак отнюдь не однозначен. Вот что, например, пишет о грехопадении р. Моше Хаим Луцато (1707-1746): «Со стороны своего истинного корня человеческий род не потерял высшего аспекта из тех аспектов, которыми обладал к моменту совершения греха. Первый человек не был отвергнут насовсем, настолько, что не сможет вернуться на высшую ступень, но актуально он находится на низшей ступени, обладая потенцией подняться до степени высшей» (Моше Хаим Луцато «Путь творца» II 4.3).
Очевидно, что это определение допускает самые разные трактовки, включая христианскую, ибо искупление возможно по той причине, что в своей основе человек остался еще человеком, стоя даже на последней ступени.
Сравнивая иудаизм и христианство, невозможно не отметить их полярного отношения к браку [7] [7] Брак – из православной энциклопедии. В соответствии с христ. вероучением Б. есть установление Божие. Б. как закон положен в самом устройстве человека: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1. 27). Различие между полами, по учению Церкви,– это особый дар Божий сотворенным Им людям. Особенности полов не сводятся к физиологическим различиям: «Мужчина и женщина являют собой два различных образа существования в едином человечестве. Они нуждаются в общении и взаимном восполнении…» (Социальная концепция РПЦ. Х 1).
Высоко оценивая подвиг добровольного целомудренного безбрачия, принимаемого ради Христа и Евангелия, и признавая особую роль монашества в своей жизни, Церковь никогда не относилась к Б. пренебрежительно и осуждала тех, кто из ложно понятого стремления к чистоте уничижали брачные отношения. 51-е Апостольское прав. гласит: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священнаго чина, удаляется от брака… не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что вся добра зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил их, и таким образом хуля клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен из священнаго чина, и отвержен от церкве. Такожде и мирянин». Сщмч. Игнатий Богоносец говорит, что христ. Б. совершается «во славу Божию» (Ign. Ep. ad. Polyc. 5). «Священ брак,– пишет Климент Александрийский,– и, по заповедям Божественного Слова, совершен, если послушна брачная чета воле Божией» (Clem. Alex. Strom. IV 20). «…Девство я считаю гораздо досточтимее брака; и однако через это я не поставляю брака в числе худых дел, но даже очень хвалю его»,– замечает свт. Иоанн Златоуст (Ioan. Chrysost. De virgin. 9). «http://www.pravenc.ru/text/153321.html»
[Закрыть]. Для христианства семейная жизнь традиционно выглядит как сфера враждебная религии, как сфера, которой правильнее пренебречь. Для иудаизма брак [8] [8] БРАК – Иудаизм рассматривает БРАК как наиболее желательный статус человека и видит в нем социальную институцию, созданную Богом во времена творения. Согласно Библии, целью БРАКа являются взаимопомощь между мужчиной и женщиной (Быт. 2:18), их плотская близость (Быт. 2:24) и продление и увеличение рода человеческого (Быт. 1:28). Хотя в библейские времена в высших слоях общества и была распространена полигамия (см., например, Суд. 8:30; II Сам. 5:13; I Ц. 11:3; II Хр. 11:21), многочисленные упоминания одной жены позволяют полагать, что моногамия была основной формой БРАКа (см., например, Пс. 128:3; Пр. 12:4, 18:22, 19:14, особенно 31:10-31). Неоднократно встречаемое в книгах пророков метафорическое сравнение отношений Бога и Израиля (или Иерусалима) с отношениями между женихом и невестой (Ис. 61:10, 62:5) или мужем и женой (Иех. 16; Хош. 2) также имело в своей основе моногамный БРАК, ибо лишь ему могла быть уподоблена связь между Богом и единственным избранным Им народом.
Талмуд усматривает в безбрачии противоестественное состояние; грешит не тот, кто женат, а неженатый, ибо он «проводит все дни свои в греховных мыслях» (Кид. 29б), живет «без радости, без благословения, без блага» (Иев. 62б) и не является мужчиной в полном смысле слова (там же, 63а); неженатый кохен не может исполнять обязанности первосвященника в Иом-Киппур (Иома 1:1).
«http://www.eleven.co.il/?mode=article&id=10722&query=%C1%D0%C0%CA»
[Закрыть] – это необходимая религиозная основа. Комплементарность [9] [9] Комплементарность (Complementarity) – 1. Тенденция человека искать других людей, которые обладают качествами, дополняющими его собственные психологические свойства. 2. Стремление людей к установлению хороших взаимоотношений с теми, кто обладает свойствами, отсутствующими у них самих.
[Закрыть] подходов здесь налицо. Но вместе с тем невозможно отрицать, что даже в вопросе брака иудейское и христианское учения перекрываются. Как известно, протестантизм отвергает монашество, а шведский мистик Сведенборг, учение которого положено в основание нескольких христианских общин, видит в браке основу духовной жизни и даже считает, что истинный брак возможен только среди христиан. Иудаизм, со своей стороны, также способен оценить положительную сторону целибата. Во всяком случае, иудаизм не видит в длительном половом воздержании ничего греховного, если оно делается во имя изучения Торы. В Гемаре приводится несколько историй о мудрецах, которые годами жили в отдалении от своих жен.
Часто и иудеи и христиане сходятся в том, что христиане верят в страдающего слабого Мессию, а евреи – в торжествующего. Но во-первых, христиане верят во второе пришествие, которое будет именно «торжествующим», а во-вторых, иудаизму также знаком образ страдающего мессии. Согласно одной талмудической агаде (Сангедрин 98. а) Мессия нищенствует у ворот Рима, а в трактате Сукка (52а) утверждается, что Мессия будет убит. Что же касается сопутствующих приходу Мессии бедствий, то вера в них отражена в устойчивом понятии «хевлей машиах» («мессианские скорби»).
Иногда можно услышать, что иудаизму чужда христианская идея искупительности страданий праведника в отношении постороннего для него грешника. Но и это неверно. Например, в Талмуде говорится: «Сказал рабби Ами: почему рассказ о смерти Мирьям смежен с заповедями о красной телице? Как красная телица дана для искупления, так и смерть праведника искупает. Сказал рабби Элиэзер: почему в рассказе о смерти Аарона упомянуты одеяния священства? Как одеяния священства служат для искупления, так и смерть праведников искупает» (Моэд Катан 28. а).
Причем в некоторых случаях эта искупительная роль праведника признается даже решающей для спасения грешника. Вот, например, что говорит по этому поводу не хасидский цадик, а глава митнагедов [10] [10] МИТНАГДИ́М (מִתְנַגְדִים, в ашкеназском произношении миснагдим, буквально `оппоненты`; ед. число митнаггед), название, которое дали приверженцы хасидизма его противникам из среды раввинов и руководителей еврейских общин. Деятельность этих кругов, первоначально носившая преимущественно полемический характер, и их религиозное мышление вылились в своеобразный жизненный уклад и целостное мировоззрение. Ведущая роль в создании активной оппозиции хасидизму принадлежит Виленскому Гаону Элияху бен Шломо Залману, благодаря которому Литва стала центром митнагдим. Влияние глав хасидизма зиждилось на непререкаемом авторитете их личности и деятельности как лидеров общин, а для Элияху бен Шломо Залмана и его последователей основным критерием, определяющим положение человека в обществе, по-прежнему была раввинистическая ученость. Ожесточенный конфликт между приверженцами хасидизма и митнагдим в конце 18 в. – начале 19 в. вылился в резкую полемику, публикацию памфлетов, в объявления херема хасидам и обоюдные доносы властям, а затем сменился неофициальным примирением, вызванным главным образом общей борьбой против приверженцев Хаскалы, а также экономическими соображениями.
[Закрыть] Виленский Гаон: «Тот, кто дурно обращался с людьми, не поднимается из геенома, пока его не вытащит праведник» (Эвен шлема 10.20).
В книге Зохар [11] [11] ЗО́ХАР (זֹהַר; полное название «Сефер ха-зохар», «Книга сияния»), основное произведение в корпусе каббалистической литературы.
Зохар является мистическим комментарием (мидраш) к Торе (деление комментария соответствует еженедельным чтениям Торы), перемежающимся более или менее пространными отступлениями, которые содержат поучения, предания (в основном о рабби Шим‘оне бар Иохае и его сподвижниках), различные рассуждения и т. п. Зохар представляет собой написанное по-арамейски изложение высказываний, афоризмов и притч рабби Шим‘она бар Иохая (2 в. н. э.) и его ближайших учеников, относящихся к периоду, когда он в течение 12 лет скрывался от преследований римлян. Однако критическое исследование текста книги показывает, что его основную часть написал между 1270 г. и 1300 г., по всей вероятности, испанский каббалист Моше бен Шем Тов де Леон (умер в 1305 г.) и опубликовал ее по частям.
Зохар оказал огромное влияние на развитие каббалы, на все мистические течения в иудаизме и на духовную жизнь еврейства вообще, что видно, в частности, по обилию экзегетической литературы и руководств к изучению книги Зохар.
Полное издание Зохар в 22 томах с переводом на иврит и текстовыми вариантами было подготовлено Иехудой Ашлагом (Ба‘ал Ха-Сулам; 1884?-1954) и вышло в свет в Иерусалиме в 1945-58 гг.
[Закрыть] (3.14б) говорится: «Сказал рабби Йоси: В то время, когда дети земли оказались виновны перед Святым, благословен Он, ведет Он беседу с тем праведником, который находится во вселенной. Ради того, чтобы услышать молитву за обитателей вселенной и примириться с ними. Что делает Святой, благословен Он? Вступает с ними в беседу о грешниках земли. Говорит, что всех их погубит, и лишь ему одному сделает добро. Как поступает тот праведник? Забывает о себе и несет всю вселенную, чтобы примирился Святой, благословен Он, с ними».
В этой связи теряет свою остроту даже то различие, которое кажется достаточно очевидным, – отношение к идее причастия. Если иудей выполняет возложенную на него миссию самостоятельно, то христианин видит свою задачу в том, чтобы приобщиться плодов чужой миссии. Христианский опыт – это в первую очередь опыт причастия. Но аналогичная идея находит свое выражение также и в иудаизме, а именно в опыте хасидизма. Хасид в первую очередь полагается именно на заслуги своего Цадика, своего Праведника, а не на себя.
Иудеи часто приписывают христианству излишний аскетизм, гордясь своей способностью находить смысл в простых радостях жизни. Но с одной стороны христиане подчеркивают, что видят задачу своей аскезы в том, чтобы «освятить плоть», а с другой стороны иудеи также не чужды столкнуть душу с телом. В Зогаре тело не раз именуется «змеиной кожей», а Магараль учит, что праведник должен есть немного и поспешно, чтобы не слишком наслаждаться вкусовыми качествами пищи. В Тании (32) сказано: «презрение и отвращение к телу и радость, связанная только с душой, – путь прямой и легкий для того, чтобы прийти к исполнению заповеди «Люби ближнего своего, как самого себя».
Наконец, как я уже отмечал, считается, что христиане противопоставляют веру делам, сталкивают их («Человек оправдывается верой, независимо от дел закона» Рим 3.28). В то время как вера иудаизма проявляется прежде всего, если не исключительно, в «делах», в исполнении заповедей («Будь внимателен к легкой заповеди так же, как к суровой, ибо не тебе знать награду за них» Перкей Авот 2.1). Но в действительности вера выделяется и противопоставляется Закону не только в Новом Завете, но и в Талмуде. Например, «Шестьсот тринадцать заповедей даны Израилю, пришел Хавакук и свел их к одной, как написано: «А праведник верой своей будет жить» (Макот 24а).
Разумеется, иудеи и христиане расходятся в своем отношении к необходимости соблюдения законов Торы. Евреи видят основу своей религии в скрупулезном исполнении заповедей, христиане видят в законе временную меру – «детоводителя ко Христу» (Гал 3.24).
К этому вопросу я еще отдельно вернусь. Но пока отмечу, что в первом приближении сопоставление иудаизма и христианства в вопросе их отношения к Закону лишено смысла, так как Закон дан исключительно евреям. Иудеи не желают, чтобы неевреи обрезывались и накладывали тфиллин в той же мере, что и христиане.
Ну а церковные догматы? – спросит тут каждый. – Здесь-то ведь точно имеет место принципиальное отличие. Ведь учение о троице и боговоплощении, на которых стоит христианство, радикально расходится с представлениями евреев. Можно показать, что и это расхождение далеко не столь однозначно.
Два символа веры
Как я попытаюсь показать, иудаизму (в его собственных терминах) хорошо знакомы те христианские представления, которые казалось бы радикально отличают его от христианства, а именно учение о «триединстве» и «боговоплощении».
Действительно, каббала различает во Всевышнем десять «сфирот», трансформирующихся в пять божественных ликов – «парцуфим» (два из которых именуются Отец и Сын), а также признает, что праведник – это сам Всесвятой на земле.
О еврейском представлении о роли праведника разговор пойдет отдельно, в отношении же десяти «сфирот» и пяти «парцуфим» важно отметить, что исследуя жизнь этих божественных ликов, иудаизм последовательно уклоняется от рационалистической оценки их статуса. Для иудеев совершенно неуместен тот вопрос, с которого собственно говоря и начинается христианство: как соотносятся эти лица, эти имена Божества, данные в непосредственном религиозном опыте? Иудаизм уклоняется от вопроса о формально-логическом соотнесении единства Бога с десятью Его «сфирот» и пятью «парцуфим».
В христианстве также имеется свой дорациональный пласт. Так, в Евангелии ни слова не сказано о «троице», там просто упоминаются некие божественные имена «Отец», «Сын» и «Святой Дух». Но христианство как религия началось с того, что попыталось рационально проанализировать логику сочетания этих имен. Оно описало все мыслимые типы взаимоотношений, сформулировало свой ортодоксальный взгляд, сопоставляя его со множеством еретических, реагируя на них. Так, первоначально сложились концепции динамизма и модализма. Приверженец первой концепции Павел Самосатский [12] [12] Павел Самосатский − (по месту рождения) – еретик III в., антитринатарий. Человек с блестящим светским образованием, он сначала был публичным ритором и софистом в Антиохии, а между 260 и 262 г. занял епископскую кафедру в Антиохии. Снискав особое расположение царицы пальмирской Зиновии (правившей в то время Сирией), он занимал и светскую должность дуценария, дававшую ему возможность жить богато и роскошно. При порочных наклонностях он обнаружил свободомыслие, дисциплинарное и догматическое: отменил в своей епархии древние церковные напевы, гимны в честь Спасителя заменил гимнами в честь себя самого; когда проповедовал, позволял себе неприличные церковной кафедре телодвижения и жесты, требуя рукоплесканий. Позже оказалось, что этот епископ, как выражается один из соборов, судивших его, «отступил от правила веры, не признавал сына Божия сошедшего с неба, а учил только о земном его происхождении». По его учению, в Божестве нет различия лиц, Слово и Св. Дух находятся в Отце таким же образом, как разум и дух в человеке; когда говорят, что «Сын от вечности», то это означает не более, как мысленное существование в Божеском предведении; рождeниe означает выступление для деятельности. Иисус был простой человек; Слово обитало в нем как в Моисее и пророках, только в большей степени; Сыном Божиим он называется лишь потому, что сделался таким через обитание в нем Бож. Слова, еще не означающее личного единения. Это учение П. вызвало три собора в Антиохии (264, 267 и 269 гг.), из которых последний лишил Павла епископства. До смерти Зиновии он не оставлял, однако, епископского дома, и лишь в 272 г. был удален из него силой. Ученье его признано ересью; крещение, им совершавшееся – недействительным, так как названия лиц св. Троицы он употреблял не в православном смысле. Его ересь, несколько видоизмененная, существовала под разными названиями еще в V в. См. Дм. Гусева, «Ересь антитринитариев» (Казань, 1872); A. Raville, «Le christianisme unitaire au III si è cle» (в «Revue des deux Mondes», 1868); Poivez, «Paul de Samosate» (Женева, 1873). Первоисточники сведений о П.: окружное послание антиохийского собора 269 г., отрывочные данные: у Епифания, Афанасия, Феодорита, Августина, фрагменты из его сочинений – в «актах» IV вселенского собора (Mansi, V, 393) и у Юстиниана («Co ntra Monophysitas», Nova collectio Ang. Mai, VII, 69, 299).
[Закрыть] (III век) учил, что Бог един, и соответственно Сын и Дух – это не полноценные лица, а силы единого Божества. Провозвестник модализма [13] [13] Модализм. Раннехристианская христологическая анти-гностическая ересь III в., одна из ветвей монархианства.
Модалисты придерживались монархианской идеи о единоначалии бога-отца в Троице. При этом подразумевалось, что трех самостоятельных реальностей в Троице не существует, а Отец, Сын и Святой дух являются "модусами", формами-проявлениями единого бога. Таким образом, Христос являлся самим богом-отцом, принявшим плоть ради спасения рода человеческого.
В Ветхом завете бог проявлялся в виде Бога-отца, в Новом завете – в виде Бога-сына, в благодатном освящении и возрождении людей – в виде Святого духа.
Для теоретического укрепления своего вероучения модалисты взяли на вооружение философию стоиков с ее пантеизмом и диалектическими формулами.
Модализм был осужден в 261 году на Александрийском соборе. Против него выступали Тертуллиан, Ориген, Новатиан и особенно Ипполит.
Модализм, существовавший преимущественно как богословская теория, дал толчок ересям ноитианства, основанной Ноитом из Смирны асийской, и савеллианства, основанной выдающимся представителем модализма, птолемаидским пресвитером Савелием.
[Закрыть] Савелий [14] [14] Савелий. Птолемаидский пресвитер с 250 по 260 гг., модалист и ноитианин.
Основатель христологический ереси савеллианства (середина III в.).
Согласно учению Савеллия, бог есть безразличное существо, открывающееся в мире под различными именами: то как Отец, то как Сын, то как Святой дух, причем ни Бог-сын, ни Святой дух не имеют отдельного от бога бытия…
Савеллий был осужден на Александрийском соборе 261 г. александрийским епископом Дионисием, и на Римском соборе 262 г. Дионисием, епископом римским.
[Закрыть] (IV век) учил, что лица троицы – это лишь формы проявления единого Божества.
Догматический принцип триединства (использовавший диалектику неоплатонической троицы «единое – ум – душа») формировался в полемике с субординационизмом, первым выразителем которого был Арий. Догмат триединства, в общем виде сформулированный еще Тертуллианом и Афанасием Великим, был проработан каппадокийцами Григорием Богословом, Василием Великим и Григорием Нисским. Они учили о единстве по божеству всех Лиц Троицы, включая Духа. После этого ортодоксальному подходу пришлось отмежеваться от тритеизма, согласно которому общая сущность может быть только в трех отдельных существах.
Поэтому первое, что бы сделали христиане, признай они книгу Зогар своим источником, – они выяснили бы, как эти божественные лики, божественные имена понимаются, как они формально логически соотносятся между собой, т.е. атрибутивно или сущностно, иерархически или равноправно, и т.д. и т.п. Понимая это, многие еврейские философы (Абулафия, рабби Элиягу из Кандии) в свое время критиковали каббалистов именно за их близость к христианству, а соответственно христианские каббалисты (например, Пико делла Мирандола [15] [15] Пико делла Мирандола (Pico della Mirandola) Джованни (24.2.1463, Мирандола, близ Модены, – 17.11.1494, около Флоренции), итальянский мыслитель эпохи Возрождения. Учился в университетах Болоньи, Феррары, Падуи, где освоил схоластическую традицию аристотелизма и аверроизма, вместе с тем воспринял культуру филологического гуманизма. Изучил древнееврейский и арабский языки, штудировал в оригинале Ветхий завет и Коран, увлекался каббалой и «натуральной магией». В 1486 обнародовал «900 тезисов», взятых из всех известных ему философских и религиозных учений, отчасти сформулированных самостоятельно, и вызвался защитить их в Риме перед учёными христианского мира (введением к ним явилась «Речь о достоинстве человека» – одно из самых знаменитых свидетельств ренессансного мировосприятия). Папская курия осудила 13 тезисов, а после возражений П. в «Апологии» (1487) и «Тезисы» в целом; П. подвергался аресту. С 1488 поселился во Флоренции, вошёл в кружок Лоренцо Медичи и флорентийских неоплатоников во главе с М. Фичино (Академия платоновская); написал комментарий к «Канцоне о любви» Дж. Бенивьени, трактаты «Гептаплус» (1490), «О Бытии и Едином» (1496). В последние годы жизни испытал воздействие Савонаролы, в нём углубились религиозно-мистические настроения.
П. не завершил большинства замыслов и не привёл в систему крайне разнородные философские мотивы, его вдохновлявшие. Он стремился к всеобщему "примирению философов", исходя из того, что все религии и философские школы являются частным выявлением единой истины и могут быть примирены в универсально понятом христианстве. Другая центральная идея П.– особое положение ("достоинство") человека в мироздании в силу того, что он причастен всему земному и небесному, от низшего до наивысшего; в сочетании со свободой выбора это даёт человеку космическую незакреплённость, творческую способность самоопределения, уподобляющую его богу.
Пантеистические тенденции П. сближают его с Фичино и Николаем Кузанским. В сочинении "Против предсказующей астрологии" (1495) П. отверг астральный детерминизм в пользу свободы человеческой воли; трактат этот оказал значительное влияние на последующую натурфилософию.
[Закрыть]) видели в каббале подтверждение христианских взглядов.
Но как мы видим, какое-то различение внутри Божества допускается и иудаизмом. Что иудаизм действительно запрещает, так это углубленную рационализацию этой различенности. Вам скажут, что иудейская «пятерица» – это нечто «совершенно другое», нежели христианская «троица», но в чем эта «другость» заключается, объяснить затруднятся. Последовательное выяснение вопроса, понимаются ли сфирот как атрибуты Божества, или же как его «лица», можно встретить лишь у секулярных ученых, например, у Гершома Шолема или Моше Иделя, но только не у самих каббалистов, во всяком случае, не у каббалистов Нового Времени.
В популярной литературе «сфирот» иногда, правда, именуются «атрибутами» Всевышнего, но дело в том, что культовое отношение к ним совсем не такое, которое приличествует «атрибутам». В этом отношении весьма показательно размышление еврейского философа XIV века рабби Элиягу бен Элиэзера из Кандии, приводимые в одном исследовании Моше Иделя: «Есть такие, которые говорят, что десять сфирот являются самим Всесвятым. Есть такие, которые не считают их самим Всесвятым, но лишь присущими Ему качествами (атрибутами), прообразующими Его. И есть такие, которые говорят, что эти сфирот и не Всевышний и не Его атрибуты, а нечто находящееся между Всевышним и всем Его творением… Те, которые говорят, что сфирот являются самим Всесвятым, идут по пути христиан… Те же, кто говорят, что сфирот суть божественные атрибуты, двигаются по пути ишмаэлитов… Ишмаэлитам достаточно трех: мудрости, силы и воли, а эти идут дальше… Те же, кто выбрали третий подход, соединяющий каббалистический путь с путем философии, идут верно».
אידל, משה, תארים וספירות בתיאולוגיה היהודית, מחקרים בהגות יהודית. עורכים: שרה א. הלר וילנסקי, משה אידל. ירושלים: הוצאת מאגנס, תשמט 87-111
Но вместо того чтобы идти этим третьим путем, религиозную душу явно не устраивающим, иудеи предпочли просто уклониться от этих вопросов, полностью расторгнув всякую связь между «верой» и «теорией».
Однако что стоит за этим отказом, особенно наглядно можно показать в связи с другим учением христиан, в высшей степени неприемлемым для иудаизма, а именно в связи с учением о «боговоплощении».
Аналогия бытия
Идея боговоплощения выглядит ключевой в противопоставлении иудаизма и христианства. Действительно, для христианства в этой идее заключается чуть ли не главное зерно благовестия, иудаизм же исключает возможность сопряжения Всевышнего с каким-либо предметом этого мира и видит в христианском догмате «вочеловечивания» типичный случай так называемого «соучастного идолослужения», т. е. такого культа, в котором поклонение Богу Израиля сочетается с поклонением, созданным Им Силам.
Это расхождение действительно носит принципиальный характер, и ниже я отдельно рассмотрю, как сопряжены иудейский и христианский подходы в своем лобовом столкновении по вопросу боговоплощения. Однако у вопроса этого имеется один специальный аспект, в котором особенность иудаизма и христианства, как двух альтернативных герменевтических подходов, необыкновенно ярко высвечивается.
Как это ни парадоксально, но именно в вопросе противопоставления иудейского и христианского отношения к идее боговоплощения, как ни в каком другом вопросе, можно видеть глубинную сопряженность и даже парность этих вер.
Рабби Моше бен Маймон [16] [16] МАЙМОНИ́Д (Maimonides; Моше бен Маймон, известен в еврейских источниках как רַמְבָּ״ם, Рамбам – акроним от словосочетания раббену Моше бен Маймон; 1135, по собственному свидетельству в конце комментариев к Мишне – 1138, Кордова, – 1204, Фостат), крупнейший раввинистический авторитет и кодификатор Галахи, философ, ученый и врач; самый прославленный ученый послеталмудической эпохи.
Маймонид родился на юге Испании, в мусульманской Кордове, где его отец, Маймон бен Иосеф (родился, вероятнее всего, в 1110 г. – умер в промежутке между 1165 г. и 1170 г.), один из наиболее влиятельных галахистов своего поколения, был даяном. В 1148 г. семья Маймонида была вынуждена бежать из Кордовы, спасаясь от преследований евреев династией Альмохадов (см. Испания), и в течение семи-восьми лет скиталась по Испании и, возможно, Провансу, пока в 1160 г. не поселилась в городе Фес (Марокко).
В годы скитаний Маймонид заложил прочные основы своей широкой разносторонней учености. В 1158 г. Рамбам приступил к работе над комментариями к Мишне; тогда же он написал краткий трактат о еврейском календаре, трактат по логике, ряд комментариев к трактатам Вавилонского Талмуда и труд, посвященный галахическим вопросам в Иерусалимском Талмуде (см. ниже).
Маймонид как галахист. Маймонид начал свою деятельность галахиста еще в юности комментарием к нескольким трактатам Талмуда. Сохранились лишь фрагменты этих работ. В комментариях к Мишне и Талмуду Маймонид ограничивается практической Галахой. Его комментарии к Талмуду относятся к разделам Мо‘эд, Нашим и Незикин и трактату Хуллин, посвященному законам о кашруте. В своих комментариях к Мишне (по-арабски «сирадж») Маймонид объясняет читателю ее смысл, не обращаясь к запутанным и пространным дискуссиям Гемары, язык которой более труден, чем сама Мишна. Маймонид извлекает из Мишны и других текстов, написанных таннаями, а также из соответственных разделов Гемары, часто разбросанные по всему Талмуду принципы, лежащие в основе рассматриваемых тем. В некоторых случаях его интерпретация Мишны отличается от содержащейся в Гемаре.
Маймонид как философ. По общему признанию, Маймонид был крупнейшим еврейским философом средневековья, а его труд «Наставник колеблющихся» является наиболее значительным философским произведением, созданным религиозным евреем. Этот труд написан на арабском языке под названием «Далалат ал-хаирин» («Путеводитель блуждающих») и вскоре дважды переведен на иврит под названием «Море невухим» («Наставник колеблющихся»). Эти переводы определили направление еврейской философии с начала 13 в., и на протяжении всего остального периода средневековья почти все философские труды цитировали Маймонида, разделяя или критикуя его взгляды.
По своим философским воззрениям Маймонид был последователем Аристотеля. Именно он поставил средневековую еврейскую философию на прочную основу аристотелизма. Однако политическая философия Маймонида, как и других перипатетиков его времени, опиралась скорее на идеи Платона. В письме своему переводчику Шмуэлю Ибн Тиббону (см. Тиббониды) Маймонид советует изучать произведения Аристотеля с помощью его эллинистических комментаторов – Александра Афродизийского и Фемистия, а также своего современника Ибн Рушда (Аверроэса). Правда, комментарии Ибн Рушда дошли до Маймонида слишком поздно, чтобы оказать серьезное влияние на его труд.
Маймонид как врач. По-видимому, Маймонид обучался медицине сначала у своего отца, а затем, во время семилетнего пребывания его семьи в Фесе, имел возможность совершенствоваться в медицине и общаться с известными врачами. Маймонид был знаком с арабскими переводами греческих сочинений по медицине, а также с произведениями арабских врачей прошлого. Как врач Маймонид пользовался огромным авторитетом среди мусульман. Из арабских источников явствует, что Маймонид читал лекции по медицине и имел учеников, в числе которых были его сын Аврахам, а также Иосеф бен Иехуда Ибн Шам‘ун (умер в 1226 г.) и некий Рашид ад-Дин.
Полемика об учении Маймонида. Полемика по поводу религиозно-философского учения Маймонида началась еще при жизни философа (1180), возобновилась в 1230-35 гг. и снова разгорелась в начале 14 в. Спор касался важных философских и теологических тем: отношения между разумом и рациональной философией, с одной стороны, и верой и традицией – с другой; вопроса о допустимых и запрещенных элементах воспитания человека в соответствии с предписаниями Торы; правильного понимания антропоморфических выражений, содержащихся в Библии и Талмуде; важнейших теологических идей, например, идеи воскресения тела; наконец, самой формы галахического кодекса Маймонида Мишне Тора и отношения Маймонида к дискуссиям законоучителей Талмуда. Одной из первоначальных причин спора был вопрос о принципе, на котором должно основываться руководство еврейской общиной – иерархическом или интеллектуальном, личном. Подозрение Маймонида в попытке заменить изучение Талмуда, составлявшее смысл существования багдадской иешивы, своим систематическим кодексом, а иерархическое руководство – интеллектуальным, вызвало резкое сопротивление гаона Шмуэля бен Али (умер в 1194 г.) и его приближенных (см. Гаон, Эксиларх).
[Закрыть] (Рамбам) в следующих словах выражает логику, казалось бы, исконно иудейского подхода к вопросу о невоплотимости Всевышнего: «Различие между Ним и творениями не есть только различие между великим и малым, но – различие по виду существования. Иными словами, следует внушать каждому, что Его знание и наше знание, Его могущество и наше могущество отличаются друг от друга не как великое от малого или сильное от слабого и тому подобное, ибо сильное и слабое непременно уподобляются в том, что касается вида и их охватывает одно общее определение… Все, что может быть приписано Ему, отличается от принадлежащих нам атрибутов во всех отношениях, так что никоим образом не может быть охвачено вместе с ними единым определением» (Рамбам «Путеводитель заблудших» Гл 35).
Этим утверждением Рамбам (1135-1204) отчасти включается в спор Ибн-Рушда (1126-1198) и Ибн-Сины (980-1037) о том, тождественно ли существование с сущностью, когда образует сущее, которое может быть субстанцией или акциденцией (субстанция есть сущее через само себя, а акциденция – через участие в другом). Если существование нетождественно с сущностью, тогда бытие Бога и бытие человека – это одно и то же бытие, в том смысле, что они оба существуют, оба есть (Ибн-Сина). Если же существование тождественно с сущностью, то бытие субстанций и акциденций, как и бытие разных акциденций, отличаются друг от друга, поскольку отличны их определения (Ибн-Рушд). Таким образом бытие Бога и бытие человека можно понять или как одно бытие, отличающееся лишь по степени совершенства (пантеистическая позиция), либо как две разные действительности, не объединяемые ничем, как только одним и тем же словом, ведь сущность Бога принципиально отличается от несовершенной сущности человека (путь негативной теологии, который избрал Рамбам). Сама же альтернатива представлялась обеим школам единственно мыслимой, и Рамбам, как мы видим, в некотором смысле ближе к Ибн-Рушду, хотя и далек от его последовательной рационализации Бога.
Включившийся в эту полемику Фома Аквинский [17] [17] ФОМА АКВИНСКИЙ, СВ. (1226-1274), теолог и философ-схоласт, учитель церкви. Родился в начале 1226 в Роккасекка, родовом замке близ Аквино. Воспитывался у бенедиктинцев в монастыре Монте-Кассино, а позднее изучал свободные науки в Неаполитанском университете. После вступления в доминиканский орден был отправлен в Париж и Кёльн для прохождения новициата и изучения теологии; в этот период его наставником был Альберт Великий. В 1252 возвратился в доминиканский монастырь св. Иакова в Париже, а четыре года спустя был назначен на одно из закрепленных за доминиканцами мест преподавателя теологии в Парижском университете. В период с 1254-1256 составил комментарий к Четырем книгам сентенций Петра Ломбардского и сочинил небольшой трактат О сущем и сущности (De ente et essentia). К парижскому периоду относится также его неоконченный комментарий к знаменитому трактату Боэция О Троице (De Trinitate). Эта небольшая работа содержит классическое изложение учения Фомы о классификации, взаимоотношении и методологии наук того времени. Кроме того, тогда же им было написано сочинение Об истине (De veritate), суммирующее итоги первого из проведенных им в качестве преподавателя теологии цикла диспутов.
Учение Фомы явилось попыткой обновить христианскую мысль в свете метафизики и теологии, систематизированной на основе принципов аристотелизма. Вместе с тем Фома переосмыслил аристотелевское учение, исправив в нем то, что считал необходимым. Быть может, самым существенным вкладом Фомы в развитие аристотелизма явилось то, что он распространил аристотелевское учение об акте и потенции на отношения между сущностью и актом существования, в котором актуализируется сущность. Фома утверждал, что вовсе не на Аристотеля, а на христианское откровение опирается учение о том, что акт бытия есть "акт всякого акта и совершенство всякого совершенства" (De potentia Dei VII, 2), глубочайшее основание реальности и наивысший атрибут божественности: "Аз есмь сущий" (или: "Я есть Тот, Кто есть", см. Исх 3:13-14). Он считал, что именно акт бытия составляет основу и определяет природу умопостигаемого порядка реальности. Конечно, влияние философии Аристотеля на Фому не следует недооценивать. Достаточно обратиться к чтению богословских сочинений Фомы, чтобы убедиться в том, как высоко он ставит труды этого философа. Вместе с тем именно в комментариях Фомы к Аристотелю мы читаем, что "изучение философии служит не для того, чтобы узнать, что думали люди, а для того, чтобы постигнуть истину" (De coelo I, 22).
Сам Фома всегда стремился самым тщательным образом рассмотреть все возражения, выдвигаемые философами, "так как никто не может вынести суждение по какому-либо поводу, не выслушав доводов обеих сторон, так что тот, кто прислушивается к философии, вправе с большим основанием вынести окончательное суждение, коль скоро он прислушивается к аргументам обеих сторон" (In Metaph. III). Ни в коем случае не ставя под сомнение авторитет Августина, Фома спорил с его последователями, убеждая их в необходимости отказаться от платонизма. Чтобы сделать учение Аристотеля приемлемым для Церкви, Фома комментировал его сочинения, переосмысливая многие моменты его учения.
[Закрыть] (он родился через двадцать лет после смерти Рамбама), нашел этой проблеме свое оригинальное решение. Он подверг радикальному переосмыслению сам этот вопрос. Согласно Аквинату, существование не является ни тождественным с сущностью, ни отделимым от нее. Для любого сущего существование – это результат приобщения сущности к бытию как акту. Поэтому сущность по отношению к бытию выступает как потенция по отношению к акту. Бытие у Фомы есть стоящий над всем принцип, по своей сути, однако, сводимый к другим: быть можно через себя (субстанция) или через другое (акциденция), но будучи через самого себя, можно нуждаться для существования в другом (материальная субстанция) или только в себе (субсистенция). Именно благодаря этому верховному положению бытия и в то же время его сводимости к тому, что оно делает действительным, становится возможно говорить об аналогии бытия, или иными словами о специфически понимаемом подобии Бога и человека как аналогии.
Нетрудно заметить, что это положение явилось философской калькой «догмата о боговоплощении». Как ранее отцы церкви определили Иисуса как истинного Бога и истинного человека, утверждая, что в нем человек и Бог «неслиянно и нераздельно» совпадают, так Фома Аквинский поступил в философии с понятием «бытие».
Вот как характеризуется это учение в энциклопедическом словаре: «Аналогию бытия неотомисты [18] [18] Неотомизм – официальная философия католицизма с 1879, современная версия томизма, который представляет собой христианскую адаптацию философии Аристотеля. Бог воспринимается как первопричина, вещи – как соединение материи и формы, процессы – как переход потенции в актуальность.
Название восходит к имени Фома Аквинский.
Основные представители – Э. Жильсон и Ж. Маритен
Начало неотомизма датируется появлением энциклики папы Льва XIII "Aesterni Patres" (Вечные отцы), которая была опубликована в 1789 году. В ней философия св. Фомы провозглашалась единственной философской доктриной, соответствующей основам вероучения католической церкви. С этого времени изучение философии св. Фомы Аквинского было введено в качестве обязательного во всех католических учебных заведениях, а также поощрялось и в некатолических университетах. С этого периода и начинается неотомизм – философское течение, пытающееся заново переосмыслить философское наследие св. Фомы, модернизировать его, приспособить к современности.
Наиболее интересная особенность современной католической философии – это устойчивый интерес к современной науке. Этим католицизм отличается от всех прочих христианских конфессий. Если с точки зрения теолога-неотомиста Бог может быть познан лишь через посредство его творений, то отсюда следует, что всякое научное знание о тварном мире может быть полезно и даже необходимо в деле богопознания.
[Закрыть] усматривают в том, что это понятие служит основой для соотнесения различных сфер, атрибутов бытия: субстанции и акциденции, формы и материи, бесконечного и конечного, божественного и сотворенного и т. д., в конечном счете – для построения теологической картины мира. Признание аналогичности бытия исключает его понимание как однозначного или многозначного. Иначе говоря, аналогичное проявление бытия, означающее позицию мировоззренческой середины и компромисса, удовлетворяет католическую схоластику потому, что однозначность понятия бытия ведет к отождествлению Бога и природы, к пантеизму, а его многозначность вырывает между Богом и природой пропасть, т. е. ведет к радикальному дуализму, в конечном итоге – к негативной теологии». (Современная западная философия Москва 1991 стр 22)
Итак, даже посторонний взгляд легко улавливает положительные стороны христианской теологии и невольно обнаруживает слабые места еврейского подхода, неизбежно раскалывающегося на концепцию «Путеводителя», ведущую к «негативной теологии», и «Зохара», ведущую к «пантеизму».
Однако полагать, что в сложившейся ситуации «вразумительная» христианская позиция противостоит еврейской «невразумительности», значит не вполне понимать существо проблемы.
Действительно, объявив Иисуса истинным Богом и истинным человеком (а бытие – отдельным актом, совмещающим субстанции и акциденции), христианство с легкостью смогло различить и сопоставить горний и дольний мир, уйти как от пантеизма, так и от дуализма. Но это было сделано лишь за счет того, что вся эта проблематика сконцентрировалась в христологии. В христологии, т.е. в учении о двойной природе Христа, эта проблема так же расколота, как в иудаизме она расколота относительно всего мира. Все эти парадоксы стали приоткрываться только в ХХ веке в теологии соотношения заведомо несовпадающих «христологии сверху» и «христологии снизу», противоречащих одна другой как «Путеводитель» и «Зохар».
Очертив границы парадокса и благодаря этому добившись предельной ясности определений, сам парадокс христианство не решило, и решить не могло. О том как на самом деле сопрягается взгляд «Путеводителя» с «Зохаром», а «христология сверху» с «христологией снизу», оно не знает. С другой стороны, еврейская традиция, объявив и «Путеводитель», и «Зогар» в равной мере принадлежащими ей источниками, в действительности представляет собой не «тупик», а альтернативное решение той же проблемы. Обе эти антиномические позиции включены в консенсус еврейской мысли в их первозданной и незамутненной чистоте, присутствуют без какого-либо разумного компромисса между ними.
В свое время спор велся очень остро. В какой-то момент «аристотелик» Рамбам даже приговорил «антропоморфиста» Раавада к лишению «удела в мире грядущем» רמב'ם משנה תורה. הלכות תשובה.3.7)
Но последующие поколения с благодарностью переиздают труды и того и другого. Последующие поколения в равной мере относят к своему наследию и «Путеводитель» Рамбама и «Критические глоссы» Раавада. Относя два эти подхода к одной традиции, иудаизм совершает в «бытии» совершенно то же самое, что христианство совершает в «мысли», а именно сопрягает миры, осуществляет «аналогию бытия», а не мыслит ее. Иудаизм исконно экзистенциален, и он предпочитает иметь дело с религиозной действительностью во всей ее первичной и первозданной антиномичности, а не в закругленных интеллектуальных решениях.
Говоря об этой особенности иудаизма, рав Йосеф Соловейчик пишет: «Иудаизм принимает диалектику, состоящую лишь из тезиса и антитезиса. А третий член гегелевской триады – примирение – отсутствует. Конфликт окончателен, почти абсолютен. Только Бог знает, как примирять, мы – нет» (Рабби Соловейчик сборник статей «Катарсис» («Этика величия и этика скромности») стр 223. Маханаим Иерусалим 1991).
Таким образом мы видим, что даже в пунктах самого острого идейного расхождения иудаизм и христианство представляют собой не столько две взаимоисключающие друг друга позиции, сколько два спаренных и соотнесенных образа одной веры.
