Текст книги "Снять проклятие (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Он самый, чтоб ему в следующий раз портовой шлюхой родиться. Мы его заставили самого солонину жрать, для нас купленную, а он возьми да сдохни. А какая-то сволочь нашептала господину дознавателю, что это я всех подбивал да громче всех орал, что за такие дела вовсе повесить бы надо.
– Ну, так в самом деле надо, – возмущённо ответил Аир. – А если бы вся ваша сотня отравилась?
– Так мы ж не из купеческих сынков, нас бабы новых нарожают, – зло сказал Ржавый.
Говорили они вполголоса, но последние слова как-то попали во вдруг возникший перерыв в общем равномерном гудении, и услышали их все в доме.
– Вот уж правда, – с горьким смешком отозвалась Дара. – Нарожаем. Новых, да.
– От господина барона, – ехидно поддела её неудачливая соперница.
– Его милости ублюдки без надобности, – отмахнулась красавица.
– Да много благородные думают о своих ублюдках, – возразил ей кто-то из мужиков.
– Да уж побольше твоего, – фыркнула она.
Галдёж начался по новой: женская половина обвиняла мужскую сначала в небрежении отцовскими обязанностями, потом – просто во всех грехах подряд, мужчины сперва оправдывались, потом огрызались, а там и сами перешли в наступление. Аир зевнул, положил голову на плечо Ржавому и сказал:
– Если я когда-нибудь и женюсь, то только на глухонемой. Чтобы и на меня не злилась, если ляпну не то, и сама молчала.
– Мальчишка – маг, ты заметил?
К немалому удивлению Бертрана, Сентуивиру захотелось взглянуть, как там их новые подданные. Солнце только-только двинулось из зенита вниз, к западу, на открытом месте над рекой было по-настоящему тепло, работники вовсе остались в одних рубахах. Стучали топоры, взвизгивали пилы, влажно чавкала земля под лопатами: поселенцы вкапывали столбы для ограды, наметив её с трёх сторон – с четвёртой был речной обрыв. Завидев его милость с супругом, народ торопливо закланялся, но работу не бросил, боясь упустить погоду. Дракон милостиво покивал на поклоны, оглядел с седла обжитый понемногу берег, зацепился взглядом за чернявого парнишку, который посреди общей деловой суеты одиноко сидел на поваленном дереве, слишком старом, корявом и трухлявом, чтобы использовать его для строительства или даже для ограды. Парнишка листал пухлую потрёпанную тетрадь и даже головы от неё не поднял, то ли не заметив всадников, то ли не придав значения их появлению.
– Я же не дракон, чтобы видеть магические способности, – возразил Бертран. В поселении они не задержались: Сентуивир бегло осмотрел, что уже сделано, и выслушал краткий отчёт супруга о том, что ещё его люди надеются успеть до ненастья и холодов, и они тронулись дальше – дракону скучно было в башне, и он в любую погоду выезжал верхом, в любимых его местах уже тропки пролегли за много лет.
– Скажи ему, что может приходить и брать книги по целительству.
– Ты же не хотел никого пускать в башню, – удивился Бертран.
– Во-первых, – лениво проговорил Сентуивир, – последнее, на что такой мальчик посмотрит – это розовый мрамор и самоцветные подвески в светильниках, в лучшем случае он заметит, что это красиво, не задумываясь над стоимостью. Во-вторых, слабенький, но несомненный мажонок-целитель остался почему-то без наставника… кстати, не знаешь, почему?
– Да с его наставником случилась какая-то мутная история, – хмурясь, сказал Бертран. – То ли не от того лечил княжеского сына, то ли не тем… Не знаю подробностей, но старика казнили, а парня Ржавый успел увести из-под носа стражников. Должен он был лекарю за что-то, вот тот и потребовал от него спасти хоть ученика. Так, по крайней мере, он говорил.
– Если не врал.
– Если, – согласился Бертран. – Но не похоже, по-моему. Ржавый – не подарок, конечно, но я бы его в Гнезде Грифона точно десятником назначил, а со временем, возможно, и ещё бы повысил. Наглец, конечно, каких поискать, зато умеет заставить других и слушать, и слушаться. И за спиной пакостить не станет по-тихому.
– Да, по-тихому он точно не умеет, – усмехнулся дракон.
Они ехали шагом, вокруг порхали в воздухе золотые и красные листья, ложились под ноги, застилали землю ярким шуршащим ковром.
– Красиво здесь, – мечтательно проговорил Бертран. – Тот, кто назвал нагорье Золотым, наверное, пришёл сюда ранней осенью.
– А вдруг он тут золото нашёл?
– Тогда бы даже ты отсюда гномов выкурить не сумел.
Сентуивир рассмеялся, но признал:
– Да, пожалуй. Зарылись бы под землю и ковырялись потихоньку у меня под носом. Ты прав, нет здесь золота.
– И хвала Матери, что нет.
– Охотники скоро сюда потянутся, – сказал дракон. – Я их сперва гонял, потом махнул рукой: вреда особого от них нет, зато они потом в Долгом Мысе страшные сказки про меня рассказывают, как сами чудом спаслись и другим лезть в мои владения не советуют.
– Боюсь, что скоро конец твоему покою и уединению, – заметил Бертран.
– Да в общем, – рассеянно отозвался супруг, – хватило мне уже и того, и другого. Попробую развлечься теперь на матушкин манер: не надоедает же ей с вами возиться уже который век. Вдруг и мне покажется забавным?
========== Кот из дому – мыши в пляс ==========
До Белых Увалов Бертран доехал с обозом из Долгого Мыса, к радости купца, что его совершенно бесплатно сопровождает очень неплохо вооружённый рыцарь: прежде чем отпустить супруга к матери, Сентуивир отвёл его в подземелье под башней и заставил перемерить гору доспехов и передержать в руках половину арсенала, пока тот не подобрал меч по руке. На возмущённое шипение Бертрана, что он не собирается жить на содержании у супруга, дракон ответил не менее злобным шипением, что во-первых, супруг ему пока ещё нужен живым и, желательно, со всеми частями тела, а во-вторых, он, Сентуивир, не намерен становиться посмешищем для остальных драконов, отправляя супруга в долгий и опасный путь с ржавым мечом и в побитой броне, когда ему впору торговать трофеями. Бертран на «ржавый меч» обиделся, но доспехи у него после памятного боя за Гнездо Грифона и правда как были, так и оставались наспех починенными. Если бы Сентуивир попытался напялить на него позолоченную кирасу с самоцветами по груди и плечам (а такого добра у него было – стояков не хватало всё развесить), Бертран, разумеется, с негодованием бы отказался, но коварный дракон ткнул его носом в очень скромную на вид броню без всяких украшений, зато изготовленную гномами, и сидевшую на рыцаре подозрительно хорошо, словно для него и была сделана. И меч подсунул такой же – без камней, без гравировки, но разрубивший с одного удара стальной держатель для факела. Возможно, у дракона даже в человеческом теле сил было побольше, чем у обычного мужчины, но на лезвии не осталось даже царапины, и Бертран (слаб человек, и увы, не только мышцами) не устоял.
Из Белых Увалов обоз двинулся на юго-восток, а Бертран, не найдя попутчиков, в одиночку рискнул поехать на север. И в первом же трактире на перекрёстке между мелким городишкой, в который он не собирался заезжать, и гномьим поселением при руднике, где ему и вовсе делать было нечего, к нему привязалась троица явно безземельных и безденежных рыцарей, судя по всему, разбойничавших по дорогам. В городке с каким-никаким наместником они наглеть не рисковали, к гномам соваться – самоубийцами тем более не были, а вот напасть втроём на одного в трактире, хозяин которого хоть и платил налоги городишке, но за стражниками вряд ли часто посылал – совсем другое дело.
Началось с того, что один из троицы прикинулся оскорблённым – усмехнулся незнакомец, видите ли, глядя на его щит без герба, – и потребовал поединка. Бертрану драться совершенно не хотелось, он даже выслушал обычное в таких случаях обвинение в трусости с понимающей ухмылкой, но с места не сдвинулся. Увы, отделаться от благородных разбойников по-хорошему не удалось, они орали и наскакивали, надоев хуже брехливых шавок – пришлось выйти во двор, куда тут же вывалились все сидевшие в трактире и прислуга заодно, и даже хозяин с озабоченным видом встал на крыльце, гадая, не послать ли всё-таки раз в год за стражей, а то больно уж дорогая экипировка у чужака, не вышло бы потом разбирательства с отрыванием голов у всех, кто близко стоял и просто смотрел: трактирщик был человек бывалый, и ему не нужны были ни камушки, ни позолота, чтобы оценить стоимость доспехов и оружия. Щит с серебряной елью на зелёном поле был ему не знаком совершенно, но уж баронскую корону он на нём заметил, едва глянув. И подивился глупости рыцарей-разбойников, не способных понять простой вещи: барон, которому и четверти века не сравнялось, в гномьей работы доспехах и с гномским же мечом – это ж либо отец его весьма знатен и богат (правда, тогда не понятно, почему отпустил сына одного, даже без оруженосца), либо его милость сам столь многого в свои годы добился, и тогда уж лезть к нему и вовсе не стоит, не дожидаясь гнева его батюшки.
Денёк был серенький, пасмурный, грязь, недавно взявшаяся хрустким ледком, подтаяла и, влажно причавкивая, скользила под ногами, в воздухе висела холодная водяная пыль – то ли редкий туман, то ли мелкий дождь, садившийся капельками на металл и кожу и охотно впитывающийся в сукно. Бертрану откровенно лениво было драться с недоумком: после поездки по такой погоде больше всего на свете ему хотелось посидеть у огня и выпить чего-нибудь горячего, а лучше – горячительного, но отвязаться по-другому, не получилось, и он потянул из ножен подарок супруга.
– Так, стало быть, вы, сударь, не желаете извиняться за то, что посмеялись над моим щитом? – приняв горделивую позу, вопросил зачинщик.
Можно было и извиниться, объясниться, что в мыслях не имел, и дурацкие сплетни Бертрана волновали мало: кто считает его трусом, пусть поспрашивает об этом горных орков. Вот только чуяла его… хм… сердце чуяло, что извинения делу не помогут, потому что явно этот дурак нацелился на трофейный доспех, какой ему и в сладком сне не приснился бы. Ну-ну, пусть попробует снять.
– Не желаю, – нетерпеливо ответил Бертран, прикидывая, как бы проучить дурака, не убивая и не слишком калеча при этом. Но так, чтоб это было не слишком долго – хотелось всё-таки и сапоги поскорее высушить, и выпить.
– Тогда пусть прольётся кровь!
Бертран хмыкнул над пафосной чушью, но тут все трое разом вытащили мечи из ножен, и с него мигом слетело ленивое благодушие: беспокоиться, похоже, предстояло не о том, чтобы не убить придурка, а о том, чтобы не убили его. Он цепко оглядел противников, прикидывая, кто наиболее опасен и как лучше защищаться, действуя в одиночку против троих, но им помешали.
– Хэй, блахародные хаспада! А не мало ли вас на аднаво?
Все четверо опустили мечи и уставились на неспешно, вразвалочку приближающуюся к ним девицу. Девица была долговязая, длиннорукая-длинноногая, нескладная с виду, с маленькими глазками и широким ртом – орочья кровь так и лезла в глаза. Обряжена она была в очень неновую, но тщательно, трепетно даже ухоженную кольчугу родом из-под горы, подороже доспехов разбойничающих рыцарей, и её нескладный вид Бертрана не обманул – видел он в бою и орков, и их полукровок. Она помяла левую руку выше локтя, поморщилась, покрутила запястьем и сказала деловито:
– Щит не дашь, твая миласть? – на эти «а» она налегала так, что даже хэканье на их фоне терялось. – Неспадручно без щита-то, а мой вдребесхи. У тебя вон бастард, а я-то с аднаручникам.
Бертрана на разбойников брали с двенадцати лет, в пятнадцать он поступил в военную школу, а дальше в его жизни была сплошная военная служба, а в ней, как водится, случались самые неожиданные и враги, и союзники, так что отличать их друг от друга он поневоле научился. Ну, пока что милостью Матери, чутьё его ни разу не подводило. Он стряхнул с левой руки щит, отдал его девице, и та так привычно, словно они были давними напарниками, скользнула ему за спину, что один из нападающих возмутился:
– Что за поединок с оруженосцами!
– Что за поединок – втроём на одного? – усмехнулся Бертран. – Ну, так что, господа? Я жду.
Господа откровенно замялись: дело оборачивалось совсем не так, как им хотелось. Они-то думали поколотить богатенького бароныша и в качестве законного трофея снять дорогой доспех. Но драться всерьёз против подозрительно спокойного и собранного типа и вставшей у него за спиной опытной наёмницы, разом лишившей их преимущества? Оставалось срочно придумывать наименее позорные пути к отступлению.
И гласом небес раздался сиплый вопль промокшего рога.
– Никак королевский курьер к наместнику? – ни к кому вроде бы не обращаясь, произнёс трактирщик со своего крыльца, приложив ладонь ко лбу козырьком, только от дождя, а не от солнца. – Эй, лодыри, лошадей на смену готовить, живо! Вина согреть, полдюжины яиц на сковороду… – кажется, вкусы курьера ему были отлично известны.
– Что ж, не будем мешать курьеру его величества, – изящно поклонившись, сказал Бертрану один из рыцарей. – Очевидно, сами Девятеро не желают нашей ссоры.
– Несомненно, – насмешливо поддакнул он, но проводил их взглядом, убедившись, что они спрятали оружие и вообще убрались со двора, и только тогда обернулся к неожиданной союзнице:
– Благодарю за помощь, наёмница. Руку сломала, когда «щит вдребезги»?
– Аха, – она чуть замешкалась, возвращая щит. – Вот такие же блахародные на абоз напали, еле атбились.
– А в благодарность, что отбились, купец тебя на постоялом дворе бросил?
Она равнодушно пожала плечами:
– Так и ему в дарохе лишний рот ни к чему, и мне руку бальную в телехе трясти… Падлечусь вот, занава службу паищу. Меня мноха хто знает, Хрета Ляхушачий Рот меня звать. Не слыхал?
Он покачал головой:
– Если ты не со Злого хребта, вряд ли я мог про тебя слышать. – Сомнительно, конечно, что со Злого – с таким-то выговором.
– Не, мы с юха, с Мхлистава.
– Пошли-ка в зал, Грета, – сказал Бертран, откровенно разглядывая девицу… вернее, безработную наёмницу. – Ты ведь Маргарета?
– Ой, твая миласть, ты б меня ещё Мархо назвал, – фыркнула она. – Хрета я, попрасту.
*
– Верно, – кивнул Сентуивир, с любопытством глядя на не в меру умного мальчишку, – не служат драконы магам, каким угодно сильным.
– А значит, вы и есть тот дракон, которого видят охотники?
Он прищурился, не желая избавлять человечка от его заблуждений, а у мальчишки глаза горели, как у кота, в восторге, что он говорит с самым настоящим драконом, пусть и в человеческом облике. Отмытый и одетый в старую хозяйскую мантию, он выглядел совсем ребёнком – тощий, с цыплячьей шейкой, с чуть пробившимися усишками, но Сентуивир помнил его лицо, когда его привели в библиотеку и разрешили брать ВСЁ. Естественно, никуда не вынося, но дозволив делать любые выписки. «Такой, – думал дракон, откровенно обшаривая взглядом утонувшее в просторной мантии тельце, – согласится на что угодно, лишь бы узнать что-то новое».
– Ты знаешь легенды о нашей крови? – вместо ответа спросил он.
– Бессмертие и неуязвимость? – мальчишка скептически покривился. – Но ведь даже драконов можно убить, значит, их кровь не сделает неуязвимыми людей и прочих.
– Верно. Но продлит жизнь и укрепит здоровье, и весьма существенно. Правда, может и убить того, кто недостаточно силён. Я вот только не знаю, – в непритворном сомнении произнёс дракон, – сколько её нужно для этого, а на моём супруге проверять уже поздно: он уже переболел и выжил. И если начать с одной капли – опасно это или нет? Я не знаю.
– Давайте проверим на мне, – немедленно загорелся мальчишка. – Я буду записывать все симптомы, которые проявятся, если кровь принимать, постепенно наращивая дозу, а если даже и умру… – он дёрнул плечом. – Ну… жалко, конечно, наши на зиму останутся без целителя – даже без такого, как я. Зато если выживу…
– Будешь помалкивать об этом, а книгу оставишь здесь и никогда не попытаешься переписать по памяти, – жёстко оборвал его Сентуивир. – Я не хочу, чтобы на меня охотились с целью напоить моей кровью какого-нибудь стареющего императора, – помягче прибавил он, нежно касаясь кончиками пальцев лица парнишки. Тот даже дышать перестал и прикрыл глаза, подаваясь навстречу простенькой ласке. «Неужели его любовничек совсем его не ласкает? – удивился Сентуивир. – Просто пользуется, ничего не давая взамен? Ну, тогда не обижайся, рыжий дурак, если твой мальчик найдёт кого-нибудь поумнее». – Обещаешь? – выдохнул он во влажные волосы, почти касаясь их губами.
– Да, – бестрепетно кивнул Аир.
– Хорошо, – сказал Сентуивир. Он налил воды в бокал, стоящий на столике, об который вечно ушибался вечно о нём забывающий Бертран, кольнул палец кончиком ножа и уронил в воду единственную каплю. – Пей.
Он ждал, что мальчишка в последнюю минуту не то чтоб откажется – просто замнётся, усомнится в необходимости платить жизнью за неявную возможность пожить подольше, но тот с готовностью выпил воду, в которой капля драконьей крови растворилась без следа, и потянулся к тетради со своими выписками.
– Подожди, – сказал Сентуивир, мягко улыбаясь, – книгу заведёшь отдельную и будешь отдавать мне, уходя. Договорились? А пока я хочу наградить тебя за храбрость.
– Как? – голосок разом осип: всё-таки парнишка догадывался – как, только не верил в такую возможность.
Сентуивир рассмеялся, притянул его к себе и поцеловал. Всерьёз, так чтоб парень поплыл в его руках. Заходить дальше дракон пока что не собирался, помня, чем это едва не закончилось для его супруга, но с мальчишкой и просто целоваться было приятно: темперамент у того был вовсе не цыплячий. «Похоже, – подумал владыка Драконьей Башни, – время, пока Берт в отъезде, удастся провести не только с пользой, но и с удовольствием».
========== Знакомьтесь: ваши новые соседи ==========
– А меня с братцами вместе учили, нихто ж меня с маей-то рожей замуж не возьмёт, вот атец и учил с мечом управляться.
Если Грета и боялась оборотней, серыми тенями стелившихся по обе стороны полузабытой лесной дороги, виду она не показывала. Впрочем, может, и не боялась: даже осьмушка орочьей крови сказывается на человеке очень сильно, а уж половина… Ну, волки – и волки, чего их бояться?
– Вот ещё хадков пять панаёмничаю, – прибавила она задумчиво, – денех падкаплю, найму какова красавчика, чтоб дитё мне заделал… ежели не убьют, панятна. А то астанусь на старасти адна-адинёшенька, некаму вады падать.
– Может, мне тебя замуж выдать? – подавив улыбку, спросил Бертран. Он к её «ляхушачьей роже» привык уже на второй день, а теперь вовсе не обращал внимания на широкий рот и маленькие глазки, потому что у Греты оказался на диво лёгкий нрав (правда, идущий в обнимку с неумеренно бойким языком, но на слишком вольное обращение Бертран вообще был склонен смотреть сквозь пальцы, а вот подхалимов терпеть не мог и не верил им ни на грош).
– Так ведь ежели приданое бальшое дашь, женятся-то на деньхах, не на мне, твая миласть, – возразила наёмница. – А ежели силком кахо заставишь, так он же меня невзлюбит хуже всякай злыдни. На кой-мне этакое счастье-то?
– Но неужели не было ни одного парня, которому бы ты нравилась какая есть?
Грета фыркнула.
– Вот такая, да? И сабой страшна, и любова мужика пабью? Нет, твая миласть, таких дурных не была.
Они ехали неспешной рысью, избегая оживлённых дорог, чтобы оборотням не приходилось перекидываться в людей, которые пешком передвигались куда медленнее волков. На Золотое Нагорье согласились перебраться немногие, не набралось и десятка желающих, хотя в срединных землях жилось им несладко – люди откровенно выживали их с привычных мест, вырубая леса и распахивая охотничьи угодья. Бертран, впрочем, на многое и не рассчитывал: главное, чтобы первые переселенцы нашлись вообще, а за ними и другие потянутся. Пятеро взрослых волков и трое подростков вполне в состоянии были защитить крестьян от обычных хищников Золотого Нагорья, плохо было только то, что среди них не было ни одной женщины. С женщинами вообще была беда, впору было покупать их у работорговцев… или сманивать вдов и бесприданниц, обещая им не особо завидных, но всё же мужей.
Правда, вовсе не все вдовы стремились снова выйти замуж – матушка, к примеру, на настойчивое предложение найти себе консорта, и совсем не обязательно смазливого сопляка, который живо пустит имение по ветру, просто спросила Бертрана: «А зачем мне это нужно? Так я сама себе хозяйка…» И что можно было на это ответить, Бертран не знал. Она действительно выглядела вполне довольной жизнью, вернувшись в Зелёный Дол из замка старшего пасынка, жене которого с нескрываемым облегчением передала все ключи, едва Бертран поступил в военную школу: деревушка в два десятка дворов и дом, в котором не теснятся несколько семей, её, уставшую от суеты и шума, более чем устраивали. Ещё ей очень понравилась Грета, и она настойчиво советовала всеми силами наёмницу удержать после того, как оборотни будут доставлены к Драконьей Башне. Бертран покивал, соглашаясь: он и сам бы охотно принял от наёмницы вассальную клятву, но понятия не имел, как к такому предложению отнесётся девица, привыкшая к отношениям «наёмник – наниматель», где никто никому ничего сверх контракта не должен. Получить верный кров, стол, заботу сеньора в случае болезни или ранения, но за это признать за ним право распоряжаться собой – вряд ли это понравится независимой и весьма самоуверенной Грете Лягушачий Рот.
Снег летел и летел, танцевал, кружился крупными хлопьями. Ложился на прихваченную морозцем дорогу, заравнивая колдобины, прятал до весны жухлую траву, накидывал ажурные шали на деревья. Лошади косились на оборотней, нервно прядали ушами, но волки не проявляли бесчестного желания сожрать попутчиков, и три вьючные кобылки послушно труси’ли за верховыми: одежду для оборотней в их людской ипостаси и кое-какие хозяйственные мелочи везли во вьюках, чтобы не связываться с повозкой, для которой нужны дороги получше и пошире, не просто лесные тропки. Оборотни, собственно, дорогу и выбирали: время от времени кто-нибудь из них уносился далеко вперёд на разведку, потом возвращался и докладывал об увиденном, так что Бертран утвердился в своём решении сделать их егерями. Использовать силу и быстроту зверей и их человеческий разум в обмен на право жить и охотиться без помех на Золотом Нагорье. Где нет никаких жрецов Девяти, и никто не станет указывать владыке Драконьей Башни, кого принимать, а кого не принимать под свою руку. «Интересно, как там Вир? – подумал Бертран. – Надеюсь, поселенцы ему не сильно докучают».
*
Самого колдуна поселенцы, к немалому своему облегчению, толком и не видели, но его распоряжения передавал сперва Аир, допущенный в башню, а потом Ржавый, которого дальше ворот не пускали, но который зато вместе с приказаниями владыки Драконьей Башни приносил в поселение инструмент и кое-какие припасы – плату за стребованную работу. А требовал господин маг поставить небольшой домик на опушке перед воротами и выкопать колодец, даже место указал для того и другого, угадав к общему удивлению с колодцем: мужики ожидали, что после двух-трёх аршин наткнутся на голый камень, но на верных четыре сажени шла сплошная глина, а вот под нею неожиданно оказалась жила с чистейшей водой – ну, что тут скажешь, колдун и есть колдун, сквозь землю видит.
Мужики поворчали, конечно, что с этими домами да колодцами на себя времени не остаётся, но честно-то говоря, не сильно они и упирались. Дрова и охота – конечно, забота немалая, но ни соль, ни муку в лесу не добудешь, да и кирки, лопаты, топоры тоже денег стоят, а их давали даром, требуя взамен самой обычной, привычной работы. Пару неказистых, но крепких ещё лошадок, чтобы возить брёвна и камень, пригнал из Долгого Мыса Мика, которого отправили в город продать скопившиеся шкуры, и к возвращению его милости напротив ворот стоял домик с печкой и с колодцем позади, куда и переселился Ржавый, которому велено было быть у колдуна под рукой, чтобы не гонять змеелюдов по заснеженному перелеску, ежели вдруг зачем-то он владыке башни понадобится. Аир тоже перебрался туда, но он в доме только ночевал, с рассвета и до заката пропадая в библиотеке башни. Целительские атласы, изображающие тела людей и нелюдей в разрезах, труды известных травников, книги лечебных заклинаний… Да он отказался бы от посмертия и пары следующих возрождений, чтобы иметь возможность изучать всё это, а с него всего-навсего требовалось спать изредка с хозяином башни – любовником, кстати, куда более ласковым, внимательным и умелым, чем рыжий наёмник. Правда, перед Ржавым Аир всё же чувствовал себя виноватым, помня, чем ему обязан, но тот-то как раз голову свою рыжую такой ерундой, как верность любовника, не забивал. Ему хватало тёплого тела под боком долгими зимними ночами и сопения в шею, чтобы быть вполне довольным жизнью, а чем уж парень платит за науку… понятно, чем – тем, что у него есть. Собой, то есть.
Благополучное возвращение господина барона из дальней и довольно опасной для одиночки поездки поселенцы восприняли с облегчением, но вот кого он им привёз в качестве соседей… Народ глухо зароптал, но Бертран спокойным ровным голосом объявил, что он сюда никого не звал и тем более никого здесь не держит, так что недовольные могут отправляться на все четыре стороны. Но чтобы от тех, кто останется, он ни слова не слышал про волчьи морды. Так же, как и от оборотней он не желает слышать, что без людей нагорье было бы куда просторнее и свободнее.
– Не поладите до весны по-хорошему, возвращайтесь откуда пришли, – закончил он, развернул коня и уехал, оставив оборотней и крестьян угрюмо смотреть друг на друга.
Ржавый почесал в затылке: да уж, задал им его милость задачку.
– Вы жить-то где думаете? – спросил он волков… ну, то есть, сейчас-то они, понятно, были людьми, но как-то сразу прилипло это «волки». – В общем доме, или свой поставите?
– Свой, – ухмыльнулся вожак. – Вон там, на горке.
– Огораживаться-то с четырёх сторон придётся, – усомнился Мика. Остальные помалкивали, предоставив дезертирам объясняться с новыми соседями. – И воду носить далеко.
– Ничего, донесём. А ограда нам без надобности, к нашему жилью и так ни один зверь близко не подойдёт.
– Значит, не врут люди – вы и впрямь метки ставите? – влезла в мужской разговор Дара. – А может, и нам ограду пометите, а то иной раз с утра выйдешь, а на речку идти боязно: волчьими лапами так и истоптано кругом.
– Не врут, – усмехнулся волчий вожак. Он в упор смотрел на пообносившуюся и заметно потрёпанную лесной жизнью красотку, но ни обветренное лицо, ни облезлый полушубок его не смущали. – Хочешь узнать, чего ещё не врут?
– У вас, кобелей, одно на уме, – проворчала могучая тётка Фрида. – Что у волков, что у людей. Пошлите в дом, что ли. Жрать небось хотите с дороги-то? А вы чего вылупились? – напустилась она на молчаливо насупленную толпу. – Перевёртышей не видали? Ну, кому сильно надо, ночью пощупайте, велика ли разница. А пока воды в баню натаскайте, а то напустят нам блох в дом-то…
*
– Они там у тебя не поубивают друг друга?
– Не должны. – Бертран с наслаждением вытянул ноги, пристроив их на низенькой скамеечке у самой каминной решётки. Вообще-то, в башне были сложены печи с какой-то гномами рассчитанной, очень сложной системой дымоходов, но в кабинете его супруга чуть ли не сутками полыхал камин – Сентуивир любил сидеть у открытого огня. – Деваться им некуда, так что пусть привыкают ладить. Не буду же я их за ручку водить.
– А если поубивают?
– Тебя это в самом деле заботит? – удивился Бертран.
– Да вот ещё, – Сентуивир налил вина в два бокала, принёс один супругу, со вторым сел в другое кресло. – Мне просто любопытно, что в таком случае будешь делать ты?
– Разберусь, кто виноват, и накажу кого попало, – усмехнулся бывший помощник командира гарнизона. – Если будет кого наказывать… А вообще, там есть Ржавый, там есть тётушка Фрида, и вожак оборотней давно не брехливый щенок. Договорятся как-нибудь. – Он помолчал немного, сделал пару глотков и спросил совсем другим тоном: – Ты не жалеешь? Что позволил им здесь поселиться?
– Да нисколько, – фыркнул дракон. – Ваша королева держит змей и ящериц, а я вот людей себе завёл, они гораздо забавнее.
– Особенно мальчик-целитель в роли ручной змейки.
– Ты ревнуешь? – удивился Сентуивир. – Хм. Судя по твоей хорошенькой орчанке-полукровке, в дороге ты тоже не мёрз в одинокой постели?
– Хорошенькой? – Бертран от неожиданности поперхнулся: у Греты имелось множество достоинств, от непоколебимой верности нанимателю до умения сварить похлёбку из старых сапог, но назвать её хорошенькой, наверное, только дракон и мог. – Н-нет, ты знаешь, я всегда считал, что оруженосец – это только оруженосец, не более того. Я бы хотел, чтобы она осталась, – прибавил он, – но не уверен, что она согласится.
– Предложи для начала контракт на год, – пожал плечами супруг. – Наёмники обычно любят такие. А откажется… – он опять повёл плечом. – Значит, откажется, ничего не поделаешь. Для Ржавого неплохая пара была бы, – вдруг прибавил он.
– Вряд ли, – усомнился Бертран. – Вот уж эти двое точно поладить не сумеют.
========== Подарки к юбилею ==========
Конец лета выдался холодным и дождливым, и осень началась рано: перелесок между башней и посёлком уже тронуло позолотой, и поверх начавших желтеть крон со стороны поселения наплывали дымки: жирный и чёрный, тяжело ползущий – от угля из кузницы, сизые кудрявые – от дров, которыми топились печи в домах, почти прозрачные – с коптилен. Коптили припасы на зиму даже в Волчьем Конце (все новосёлы хихикали над этим названием, но прилипло оно намертво), хотя уж у оборотней-то, казалось бы, свежее мясо не переводилось. Дара тем не менее исправно коптила окорока-грудинки добытых волчьим молодняком оленей и кабанов: совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь, кажется, для самих оборотней, она ушла к ним, едва они построились. Когда они понемногу расселились, вожак настойчиво зазывал её к себе, но она осталась в общем доме, где жила холостая молодёжь. Бывшие краснолесские кто плевался, кто многозначительно хмыкал, но в присутствии волчат про беглую обозную девку надо было или говорить только хорошее, или вообще помалкивать. «Как про покойницу!» – фыркала она, но воинственный дух её заступников ей явно льстил.
А тётушку Фриду долго обхаживал гном-кузнец, макушкой достававший ей аккурат до могучей груди. Она всё не решалась ответить согласием, боясь насмешек со стороны как своих, так и его соплеменников, пока гном не обратился за помощью к самому господину барону. Тот в один прекрасный день привёз из Долгого Мыса жрицу Матери Всех Живущих и просто приказал Фриде обвенчаться с кузнецом. Против воли его милости та, разумеется, пойти не посмела (ну да, ну да, – с ухмылочками покивали головами не только краснолесские, но и гномы с оборотнями, – не посмела, само собой), и страшно гордый Балгуб ввёл своё шумное и скорое на руку сокровище в свой дом, понятное дело, каменный – вдоль реки только такие и стояли, потому что бурное течение уже вовсю крутило водяные колёса загадочных гномьих механизмов. Жрица, кстати, обвенчала ещё несколько пар, нарекла имена нескольким детям, в том числе уже двухлетним, огляделась немного и заявила господину барону, что она, пожалуй, тут и останется. Часовенку только поставьте хотя бы деревянную… и домишко при ней… а ещё она ненадолго сходит в город и вернётся с двумя-тремя послушницами – ученицами и будущими преемницами.
