Текст книги "Нечисть, нежить, нелюдь"

Автор книги: Аня Сокол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ты помнишь, откуда Михей взял камень? – спросил вириец.

Я кивнула, глядя, как только что упомянутый парень неловко завозился на своем плаще и приоткрыл глаза.

– И помнишь, как близко от разрушенного Фонтана стена?

Стрелок несколько раз моргнул и резко сел.

– Помню. – Я подняла взгляд на Вита.

– Ты можешь попробовать уйти. Если не сожрут сразу… – Вит многозначительно замолчал. – Если не смогут взять след…

– Слишком много «если». – Я свернула плащ.

– Что происходит? – растерянно буркнул стрелок.

– Сколько у нас времени? – спросила, натягивая куртку.

– Кто знает. – Вит пожал плечами. – Лучше считать, что его совсем нет.

Рион стал вполголоса рассказывать Михею о том, в каком месте нас угораздило заночевать и чем придется расплатиться за взятый на память камушек. Смирт продолжал молиться, его завывания были созвучны визгливому лаю и рычанию нежити.

– Может, дверь подпереть? – предложил спустя минуту Михей.

– Не-а, – не поддержала идею. – Во-первых, – я указала на подгнившие доски, – это не дверь. А во-вторых, помнишь, что говорят о притворах?

– От притворы нет затвора, – ответил Рион. – Там не только нечисть, там еще и нежить. Игоша, например, не имеет тела, он и сквозь стены пройдет.

– Так, что ты решила? – Вит едва заметно усмехнулся. Раны на его лице почти зажили. – Попробуешь спастись? И попутно спасти нас? Или ждем дорогих гостей?

– Давай осколок. – Я посмотрела на Михея.

Стрелок замотал головой.

– Сам пойду. Раз из-за меня все случилось.

– Я тоже хорош. – Чернокнижник сел у окна. – Капище не признал.

– Давайте вы потом покаетесь и сравните, у кого вина больше, – попросила я, прислушиваясь к ночным звукам. Кажется, визгливый лай приблизился. – А то, боюсь, восторг от собственной смелости быстро пройдет, я передумаю, забьюсь вон в тот угол и начну выть вместе с нечистью и нашим гостеприимным отшельником.

– Сам пойду, – упрямо повторил стрелок.

– Толку от твоей самостоятельности, – нервно рассмеялся Рион. – Твои следы для них, как красная ковровая дорожка.

– Камень, – попросила я, чувствуя, как слабеют колени.

Называла идиотом Риона, а сама… Правда, у моего поступка было другое название. Подлость. Или даже не так. Трусливая подлость.

Стрелок нехотя отдал мне камень. Тяжелый осколок с иззубренным камнем, самый обычный, если не считать цвета и холода, шедшего от поверхности. А ведь Михей сказал, что он теплый?

Я спрятала камень за пазуху, проверила, легко ли выходит из ножен клинок. Проверила, скорее чтобы потянуть время, вряд ли эта железка спасет меня, даже если успею пару раз взмахнуть.

– Айка, – позвал Рион, когда я распахнула дверь, и пожелал: – Удачи.

Не могу описать, насколько мне полегчало от этого напутствия. Михей бубнил что-то невнятное и очень похожее на извинения.

Я вышла, ощущая спиной их взгляды. Дверь снова открылась, и еще до того как чужие руки легли на плечи, я знала, кто вышел вслед за мной в серую ночь.

– Дойди до стены, перебрось камень и беги в лес, – тихо проговорил Вит, склонившись к самому уху.

Я выдохнула. Наверное, слишком шумно, потому что именно это я и собиралась сделать.

– Нечисть все равно пойдет по следу Михея. Он касался их святилища, он забрал его часть, пусть они не умеют считать, но они…

– Чувствуют, – закончила я.

– До хижины нечисть дойдет в любом случае, а как только унюхает людей…

– А как же ты? – вырвалось у меня, хотя нужно было спросить «как же вы?». Нужно. Но я спросила другое.

– А я положу всех, кого смогу, и Рион мне в этом поможет. У Михея есть арбалет. Шанс выжить остается, и… – Его руки сжали мои плечи чуть крепче. – Этот шанс не зависит от того, будешь ты с нами или нет.

Я хотела повернуться, хотела посмотреть ему в глаза, даже если зрачки снова стали вертикальными, но вириец не дал, встал почти вплотную ко мне. Его шепот сливался с ночными шорохами, с отдаленным рычанием и смехом.

– Доживешь до утра, возвращайся в хижину, твари уйдут с восходом. Чтобы сойти с «единого пути», нужны кровь и смерть. И того, и другого здесь будет вдоволь, потопчись как следует, вымажи подошвы так, чтобы в обуви хлюпало, и иди на восток. Поняла? – Я не ответила, и он повысил голос: – Поняла?

– Я поняла, что дурная слава чернокнижников сильно преувеличена.

– Люди должны нас бояться, иначе на шею сядут, – тихо рассмеялся Вит. – На самом деле, если бы был хоть малейший шанс, я бы тоже ушел. Не упусти свой, – шепнул мужчина вместо прощания и отступил.

Скрипнула закрывающаяся дверь, и я осталась наедине с ночью и криками.

Лунный свет заливал округу. Развалины скита проступали сквозь силуэты деревьев причудливыми черными мазками. Звуки разносились далеко – смех, бульканье, рычание. Первый шаг дался мне с огромным трудом – ноги словно одеревенели. Второй шаг дался легче, хотя нерешительность сменилась страхом.

Я медленно двигалась вдоль развалин скита. Остовы домов выглядели зловеще, сейчас все, даже небо, казалось исполнено злого умысла. Из каждого проема, из каждого темного провала за мной словно наблюдали чужие недобрые глаза.

Вопреки ожиданиям у арочного прохода никто меня не поджидал ни чтобы откусить голову, ни чтобы оторвать ногу и приготовить холодец. Никто – ни живой, ни мертвый. Путь был открыт. Но войти туда меня не заставила бы никакая сила. Идти в гости к кровожадным созданиям через парадное – скорейший путь успеть к трапезе, причем в качестве главного блюда.

Я пошла вдоль старого каменного забора. Через сотню шагов обнаружилась расширяющаяся кверху трещина. Когда-то давно часть стены обвалилась, и теперь в неровный проем задувал ветер, шевеля листьями чахлых кустов.

Трещина была не очень широкой, но протиснуться тощей девчонке вроде меня вполне можно. Только надо ли? Проще размахнуться и зашвырнуть осколок подальше в кусты. Он упадет и, может быть, стукнется обо что-то, а может быть, бесшумно зароется в листву.

– Что ты творишь? – прошептала я, осторожно ставя ногу на потрескавшийся камень. – Жить надоело?

На той стороне рос колючий кустарник. Нога соскользнула с камня, кто-то или что-то визгливо захохотало. От этого смеха кровь застыла в жилах. Ветки качнулись, цепляясь шипами за одежду. На миг в небе показалась круглая, как головка сыра, луна.

Играть в прятки с нечистью смерти подобно, а с нежитью еще и бессмысленно. От притворы нет затвора. Очень многие перед смертью убедились в этом. Если нечисть захочет, найдет человека и за высокими стенами, и за железными засовами, и на дне морском, и под землей. Хитростью, силой или магией, но доберется до добычи. Если захочет. Главное, чтобы не захотела. Тут либо ты, либо тебя, единственный способ остановить – убить. Чаровники именно так и поступают. Но всех не убьешь. Нечисть, нежить, нелюдь…

Эол, что я здесь делаю? Пытаюсь обмануть судьбу?

Но тем не менее именно этим я и собиралась заняться. Кто бы мне сказал – почему? Я и сама не могла этого объяснить. Не могла понять, почему украдкой выглядываю из зарослей, вместо того чтобы замахнуться и швырнуть камень подальше?

Что с тобой, Айка? Ты всегда думала только о себе. И считала это правильным.

Эол, я до сих пор так считаю. Тогда – почему? Шансов же почти нет. Но это маленькое «почти» держало крепче любых кандалов, не давая развернуться и уйти.

Ну разве кому-то будет лучше, если я умру вместе с парнями? Нет.

Но все-таки шанс был. Вернуть камень на место, и, если обитатели капища не голодны и не злы, они останутся внутри. То есть я надеялась на самую распространенную человеческую черту. На лень.

«Хватит мямлить, Айка! – скомандовала себе. – Решайся или уходи! Третьего не дано!»

Эол, как же страшно! Почему никто не говорил, что поступать правильно так трудно? Что со мной? Я заразилась «правильностью» от Риона? Или «неправильностью» от Вита? А может, «слабоумием» от стрелка?

Я выглянула из кустов. Раздался отрывистый лай, звук затерялся в темноте. Белевший впереди остов статуи показался вполне надежным укрытием. Бросилась бежать, молясь лишь о том, чтобы кусты трещали не очень громко.

Да, я не оставляю следов, трава поднимается, пыль сразу ложится обратно, запах развеивается, а сломанные ветки… Сломанные ветки так и остаются сломанными, но еще ни разу никто не разглядел в них следов, видимо, я как-то не так их ломаю, не тем местом.

Я нырнула за старый камень и прислушалась. Кто-то рычал, кто-то плакал, пока ничего нового. Сменила беловатый каменный остов на ствол векового дерева, потом на куцые кусты, едва не упала в вырытую гигантскими лапами яму. И снова услышала, как где-то смеется мертвый ребенок. Вечно мертвый и вечно веселый. Рухнула в высокую траву около сломанной скамейки и замерла.

С правой стороны раздались шуршание и шаги. Нет, не шаги, а всего лишь обман, плод воображения. Я знала, что Игоша близко, а остальное дорисовал страх. Рука сжалась на рукояти оружия и тут же разжалась. Это бесполезно, железо не поможет против того, кто и так мертв.

Время растянулось, словно патока, липкая и нескончаемая. Каждый вдох занимал вечность, а выдох – две. Если уродец меня заметил, если почувствовал… Нежить убивает быстро, в отличие от нечисти. Мертвые не играют с едой, они выпивают жертву всю – сразу и без остатка. У них нет своей жизни, и они жаждут чужой.

Ветер снова зашуршал в траве, следующий приступ смеха Игоши прозвучал уже вдали. Сердце билось как сумасшедшее, странно, что никто, кроме меня, не слышал. Я подняла голову. Сдвинуться с места оказалось очень трудно, почти невозможно.

А ведь еще не поздно вернуться. Пока не поздно!

Я заставила себя встать, заставила сделать первый шаг и еще дюжину следующих. Где же развалины Фонтана? В темноте все виделось совсем иным, нежели при свете дня.

Раздалось рычание, поначалу едва слышное, оно усилилось и перешло в громкий рокот, скрипучий и неприятный, будто пустую бочку покатили по мостовой. В ее чреве выл ветер, а о бока стучали камни. Захрустели ветки, я нырнула в ближайшие кусты, густотой так себе и совсем невысокие, но выбора не было. Меня тут же накрыла тень выше человеческого роста. Оглушительный рык почти заставил сердце остановиться, а потом пуститься вскачь.

Я видела очертания звериного тела сквозь кусты, видела блестящую черную шкуру.

Базыга казалась обманчиво неповоротливой. Здоровая нечисть, похожая на чешуйчатого крота. День пережидает, зарываясь в землю. Слепая, но нюх у нее исключительный. Всеядная, говорят, способна переварить рыцаря вместе с доспехами и лошадью, но никто, проверив это на собственной шкуре, не смог потом поделиться достоверными воспоминаниями.

Зачем я все это затеяла? Ведь знала, что геройство еще никого до добра не доводило. Знала, и все равно полезла, видно, и вправду заразилась геройством от парней.

Нужно слиться с качающимися ветками. Не шевелиться и даже не дышать.

Сквозь редкую листву я видела мерно вздымающийся чешуйчатый бок.

«Уходи», – мысленно взмолилась, когда мышцы заболели от напряжения.

Базыга зарычала, и ей – о чудо! – ответили. Неловко развернувшись и задев ветви моего убежища, нечисть поползла прочь. Я медленно выпрямилась. Тело ломило от усталости. Оказалось, что постоять несколько минут неподвижно – гораздо труднее, чем пробежать тысячу вар.

Впереди росло корявое дерево, у самого основания ствол раздваивался, дальше виднелись три ряда жиденьких кустов, а за ними… Белеющие на земле осколки старого Источника.

Дошла! Полдела сделано.

Я перебежала к дереву, ухватившись за корявую ветку, залезла на соединяющиеся стволы и прижалась щекой к сухой коре. На лицо лег тусклый отблеск, лег и пропал. Да, ночью все было совсем не таким, как днем.

Обломки каменной чаши мягко пульсировали багровым светом, словно расколотое на тысячу кусков сердце. Над светом ядовитым сгустком висела тьма, как грозовое облако, внутри которого то и дело вспыхивали алые молнии.

Вокруг расколотой чаши бродили тени. Живые и мертвые. Я почувствовала, что не могу вдохнуть, так сильно что-то сжалось внутри. Никогда не видела и не знала, что увижу это. Многие счастливо проживают жизнь, не сталкиваясь ни с одной из таких тварей, а может, как раз именно поэтому.

За спиной раздался отрывистый лай, и я едва не завопила от страха. Вздрогнула, но заставила себя сохранять неподвижность и по-прежнему прижиматься к стволу дерева.

Меня здесь нет. Никого нет. Только звери, только мертвые души, только…

Они рычали, хрипели, выли. Базыга наткнулась на двухвостого волка, тот рыкнул и тут же отвернулся. Создания, смысл жизни которых – пускать кровь живых существ, вели себя на капище удивительно миролюбиво. Горбатый шакал, чья слюна парализует человека, оставляя в сознании и до последнего вынуждая чувствовать, как зверь выгрызает бьющееся сердце, равнодушно отвернулся от беловатой пелены, которая то распадалась, то собиралась в сгорбленный силуэт.

Некоторые твари подходили к парящей над обломками тьме и пили ее, как воду, заставляя сгусток терять однородность и расплываться в стороны рваными лентами. Далеко расплываться, это походило на разбегающиеся из темного летающего озера ручейки.

О том, чтобы сунуться туда, не могло быть и речи. Вряд ли твари сделают вид, что не видят человека, разгуливающего по капищу. Придется швырять обломок отсюда. И надеяться, что на это не обратят внимания.

Эол, такое даже звучало бредово! Впрочем, вся затея изначально была глупостью, но уже поздно плакать.

Я полезла в карман и… замерла. Пальцы коснулись ткани, и только ткани. Карман был пуст. Страх холодными пальцами обхватил затылок. Тонкая нить, что удерживала меня на грани самообладания, натянулась.

Стоп! Стоп! Никакой паники! Я заставила себя проверить еще раз. Снова ничего, лишь ткань, крошки и несколько потрепанных нитей. Я начала проверять одежду скорее от отчаяния, так как точно помнила, куда положила обломок. Ничего! Снова проверила карман и попала пальцем в прореху.

Черт! Черт! Черт! Потеряла осколок, просто взяла и потеряла!

Теперь нужно уходить отсюда – из парка, из скита, как можно быстрее.

Я медленно опустила ногу, не спуская глаз с капища, отпустила ветку. Очередная ошибка, не первая и не последняя. Надо смотреть, куда ставишь ноги. Особенно на нечистом капище.

Пока я любовалась на нечисть, ручеек тьмы, пройдя сквозь растительность, изогнулся и окружил древесный ствол. Сапог прошел сквозь тьму и мягко коснулся земли.

А меня в этот момент охватил ужас. Эол, сколько раз я пугалась, и каждый раз думала, что сильнее этого страха уже ничего быть не может. Может. Оказалось, что существует такая тьма, такой беспричинный, мгновенно пронизывающий ужас, от которого хочется завыть волком.

Источник силы в Велиже бил жизнью, он был наполнен тысячью бьющихся сердец, людскими желаниями и мечтами. Источник в старом скиту наполняла смерть.

Черное марево боли и гибели. Тут умирали люди. Мгновенно или мучительно медленно рвались нити их судеб, исчезали желания и помыслы, растворяясь в ужасной темноте. Мгла коснулась ноги, разлилась по венам густым ядом.

Тошнота подступила к горлу. Колени ослабели, и я, как куль с мукой, рухнула в траву. Сапог вырвался из висящей над землей тьмы. Выжегший кровь яд оставил в душе пустоту. Эол, как тошно, как страшно! Как ты мог допустить существование этого ужасного мира! Не могу даже смотреть на него. Не хочу. И не буду. Пусть катится в Дасу. И парни пусть катятся. И я тоже. Нет никакой разницы, где и когда умирать, а потому…

Я перевернулась на живот, заставив одеревеневшие конечности шевелиться, и поползла. Меня не волновала тишина, не волновали потерянный камень и рассвет. Все, чего я хотела, это оказаться подальше отсюда. Отравленное тело стало тяжелым и неповоротливым. Я вцепилась руками в траву, подтянулась, уронила голову на землю и несколько минут лежала неподвижно, а потом подняла руки и повторила все сначала.

В какой-то момент под руку подвернулся камень и до крови расцарапал ладонь. Кусок золотистого мрамора треугольной формы с неровной иззубренной стороной. Тот самый, который я умудрилась потерять. Удивление вышло вялым. Мне и в самом деле стало все равно.

Осколок мерцал тем же красноватым светом, что и остальные камни. Вот как они узнают о пропаже? Все развалины до последнего кусочка связаны магией. Хотя этот камешек вроде отличался. Иззубренный край отливал серебром. Не то чтобы сейчас это имело значение, я отметила разницу походя и тут же забыла про нее. В ушах шумело, руки и ноги слушались все хуже. Кто-то зарычал над ухом, скорее удивленно, чем угрожающе.

Подняла тяжелую голову, встретилась взглядом с нечеловеческими, светящимися янтарем глазами. Звериные вертикальные зрачки сузились.

На расстоянии шага стояла злыдня и, кажется, была удивлена не меньше меня. Тощий хвост раздраженно стеганул по земле. Никогда не видела нечисть так близко. И вполне обошлась бы без этого.

Черная шкура отливала серебром. Я могла поднять руку и…

Зверь едва слышно зарычал.

…могла дотронуться до черной треугольной морды. Поднять руку и тут же лишиться пальцев? По-моему, не лучшая мысль перед смертью.

Злыдня продолжала смотреть на меня с аппетитом, но с места не сдвинулась. Были бы силы, я драпанула бы так, что только пятки сверкали бы. Останавливала мысль, что нечисть быстрее, а к веселой игре в догонялки наверняка присоединятся все остальные.

Зверь шумно фыркнул, лицо обдало горячим дыханием. Пахло из пасти злыдни скверно, совсем как у сына кузнеца, пытавшегося пригласить меня на сеновал.

Тварь наклонилась и с интересом обнюхала мои волосы. Квадратные ушки постоянно шевелились, поворачивались в разные стороны. Она напоминала кошку, очень большую и тощую, состоящую из одних костей.

Я зажмурилась, готовясь лишиться половины головы и заорать, если останется чем, а главное, все-таки вскочить и побежать. Плевать, что это заранее обречено на провал. Я просто больше не могла оставаться на месте.

Тварь мотнула башкой и вдруг боднула меня лбом в щеку. Я распахнула глаза, зверь махнул хвостом и боднул еще раз, едва не опрокинув на землю.

Знаете, что мне напомнило это нарочитое «бодание»? Так парни у нас в Солодках в шутку пихали друг друга кулаками или хлопали по спине, мол, чего ты, не тревожь попусту душу, лапоть сплетется и из сырой бересты…

Ну и кто из нас сошел с ума? Я или злыдня?

Настал мой черед мотать головой. Тварь одобрительно рыкнула. Мы обе стояли на четырех конечностях и по очереди трясли головами. Наверное, был в этом какой-то тайный смысл, но пока я не поняла.

Одно хорошо, встреча с нечистью отвлекла от страшных видений, и я снова смогла думать, хоть и не поручусь за разумность этих мыслей.

Если злыдня не собиралась меня есть прямо сейчас… Я покосилась на тварь, та с готовностью раззявила полную острых зубов пасть. Допустим, она не собиралась меня есть, тогда еще не все потеряно. Осколок надо вернуть, и у нас появится шанс уйти. У меня появится шанс.

Я качнулась и рывком села. Тьма внутри всколыхнулась, перед глазами промелькнули тошнотворные картинки. Смерть, такая разная и такая одинаковая. Она снова заслонила все…

Тварь угрожающе зашипела. Шерсть на загривке встала дыбом. Злыдня снова приблизилась и вдруг лизнула меня в щеку шершавым кошачьим языком. Один раз, второй, почти царапая кожу, почти причиняя боль… Такую приятную боль. Она лизала мне щеку, и с каждым движением ее языка смерть отступала. Тьма уменьшалась, словно я была сосудом, а зверь лакал из меня тьму, как молоко из блюдца. Глоток за глотком, как лакомство.

Минута, и я снова смогла дышать. Всего минута, и картины смертей померкли. Я посмотрела в горящие глаза напротив. Черная морда так и лучилась самодовольством, словно только что отведала отборных сливок, а меня так и тянуло потрепать ее за ушами, словно самую обычную домашнюю кису. Слава Эолу, не успела.

Что там поют менестрели об истинных парах, способных делиться силой? Кажется, я только что нашла свою.

Злыдня выгнулась и издала пронзительный вой. Ей со всех сторон многоголосо ответили. Мелькнула массивная тень базыги, заскрежетала каркуша, снова залился веселым смехом Игоша, сама тьма шевельнулась, отвечая на призывный крик нечисти. Кто-то прошел за спиной, я почувствовала его мимолетное движение как порыв холодного воздуха. Прошел и… ничего не сделал – сломав ветки кустов, скрылся в окружающей Источник тьме. Корявая ерка, так похожая на высохший и искривленный временем древесный ствол, игриво коснулась плеча руками-ветками. Я не смогла сдержать дрожь. Ерка – это то, во что после смерти превращаются невинные девушки, наложившие на себя руки, те, кому отказано в погребении по законам Эола. Скитающиеся высохшие души. Нежить. И эта нежить, откликнувшаяся на призыв злыдни, совсем не собиралась перекусывать случайно забредшим к столу человеком. А человеком ли?

Злыдня оборвала вой и еще раз лизнула меня в щеку. Отливающий в свете луны серебром бок коснулся плеча. Ее шкура была горячей и жесткой, словно вымоченное в соде покрывало, которое забыли прополоскать. Я чуть повернула руку и тыльной стороной кисти провела по боку твари. Та вроде бы совсем не возражала. Она вела себя так, словно не было ничего необычного в том, что человек среди ночи сидит на нечистом капище и позволяет вылизывать себе лицо. Она вела себя так, словно знала меня, словно…

Я вздрогнула. Злыдня отстранилась и заглянула в лицо казавшимися невозможно яркими глазами. Светлыми глазами. А что, если, называя меня «водянкой», люди были чересчур добры? Что, если я вовсе не представительница вордов, пусть и опасная, но все же принадлежащая к людскому роду девчонка, что, если я… нечисть?

Злыдня одобрительно тряхнула головой, задев кончиком хвоста ногу в сапоге.

Ведь не зря богинки приняли меня за свою, не зря звали с собой.

Игоша продолжал смеяться. Луна нырнула за облако, оставив меня в полной темноте.

«Может, потом погорюешь? – раздался в голове бабушкин голос. – Оплачешь нелегкую долю нечисти подальше от этой самой нечисти?»

Я хмыкнула, потому что, будь бабушка здесь, именно так и сказала бы. И, возможно, подкрепила бы воспитательный эффект подзатыльником. Действительно, какой смысл плакать о том, чего нельзя изменить? Никакого, а вот кое-что другое – еще можно.

Я сжала в руке осколок, иззубренный, мягко светящийся край врезался в ладонь. Кое-что еще можно. Вернуть нечисти то, что взяли. Тогда, возможно, нам дадут уйти. Мне дадут.

Я привстала, замахнулась и непослушной онемевшей рукой швырнула осколок во тьму, запоздало представив, что будет, если камешек не долетит до развалин Фонтана. Но камешек долетел… Ох как долетел!

Вспыхнуло так, что осветило и заросли, и разрушенный Фонтан, и очумевшую от светопреставления базыгу. Наступила тишина. Ватная, ненастоящая, выжидательная, от которой у тварей шерсть на загривке встала дыбом. А потом грохнуло так, словно сам Эол взял в руки молот и ударил по земле. Воздушной волной меня опрокинуло на спину. Злыдня рыкнула и прыгнула в кусты, оборвал смех Игоша, ломая ветки, стала удаляться базыга. Все собравшиеся здесь этой ночью мертвые и нечистые твари стали не просто расползаться с капища, они почти бежали. Уносили ноги, руки, ветки и челюсти со священного для них места.

В животе заурчало от голода. Или от страха. Не знаю.

Подняться удалось только с третьей попытки, мышцы слушались с трудом, словно я три часа кряду перебирала горох, голова кружилась. Я поковыляла к раздваивающемуся дереву, подняла голову и, не сдержавшись, ойкнула, словно наступившая на подол сарафана косолапая Ксанка.

Выглянувшая из-за облаков луна показала капище во всей его неприглядности. Источник разнесло на мелкие крошки, словно разрушений, произошедших много лет назад, было недостаточно. Среди каменной россыпи лежали тела. Немного, но они были. Это те, кто слишком близко подошел к каменной чаше. Одна злыдня, непонятное – состоящее из одних волос – существо и истлевающий древесный ствол – все, что осталось от ерки… Может, зацепило кого-то еще, но, чтобы разглядеть, надо было подойти ближе, а у меня такого желания не появилось.

– Айка, – раздался голос за спиной. Я обернулась. От стены ко мне приближался Вит, за ним бледный Михей с заряженным арбалетом. – Ради всех святых Тарии, скажи, что ты сделала?

– Не… не знаю, – прошептала я. – Просто бросила осколок, а когда он упал… – Я беспомощно развела руками и поежилась, оглядываясь.

– Может, вернемся? – Стрелок нервно поводил арбалетом из стороны в сторону. – Как скоро уродцы возвратятся?

– Очень нескоро. – Вит обогнул сросшееся дерево, осмотрел капище и выразительно присвистнул. – После такого выплеска силы они еще пару дней, вернее, ночей будут в себя приходить. Да что там нечисть! – Он махнул рукой. – Всем досталось. – Стрелок снова поежился. – Всем, так или иначе причастным к магии: людям, нелюдям и даже, – он поддел носком сапога ветку, – заклинаниям. Например, «единому пути», будь он неладен.

– И что нам теперь, не обязательно резать того смирта или еще кого-то и марать руки и сапоги кровью? – тихо спросила я, но Михей все равно услышал, открыл рот, но ничего не сказал. Иногда он умеет быть умным, а иногда нет. Впрочем, так можно сказать о каждом из нас.

– Нет. – Вит прислушался к чему-то и подтвердил: – Можем уйти в любой момент, выплеск силы уничтожил заклинание. И не только его. У меня подчистую снесло ограничитель, который поставили криворукие тарийские чаровники. Теперь, слава Рэгу,[12]12
  Рэг – бог смерти в Вирийском княжестве, противопоставляется Эолу, не почитается в Тарии.


[Закрыть] восстановлюсь полностью.

– Ну хоть кому-то польза. – Я, покачиваясь, отошла от ствола, чернокнижник тут же протянул мне руку, не давая упасть. – Может, и вправду уйдем? Мне здесь не по себе.

«Как и всей остальной нечисти, – мысленно добавила я, – как и всем тем, кто удирал отсюда без оглядки».

– Согласен. – Михей развернулся и махнул арбалетом на тьму, то ли подгоняя, то ли указывая направление. – Да и Рион ждет.

Вит помогал мне идти, поддерживая под локоть, и даже один раз поймал, когда, запутавшись в собственных ногах, я твердо решила прилечь на усыпанную листьями землю. Чернокнижник обхватил меня за талию, позволив уютно устроиться на своей широкой груди. Надо же, и как я раньше не понимала, что привлекательного находили в этом девицы! А вот сейчас оценила. Широкая грудь – это практично, будь рядом кто-то вроде Риона, я бы нас обоих опрокинула, а так ничего, можно даже расслабиться, закрыть глаза и слушать, как где-то сзади топает стрелок, как ветер затихает в листве, как…

– Айка, – позвал Вит и вдруг спросил: – Почему ты не удрала?

Я напряглась. И он это почувствовал, провел рукой по спине, вроде бы успокаивая… Вроде бы, потому что спокойнее не становилось, а сердце, наоборот, колотилось так, что, будь здесь злыдня – точно услышала бы.

Почему? Я замотала головой, пытаясь отогнать далекое и почти забытое воспоминание и одновременно показать вирийцу, что ответа он может не ждать.

Под ногами Михея шуршала трава.

Почему? Да потому, что я до сих пор иногда видела ее во сне. Заплаканную или улыбающуюся Майку, свою единственную подругу, что возвращалась ко мне в мире снов, как бы напоминая: за тобой долг, Айка!