Текст книги "Табель первокурсницы (СИ)"
Автор книги: Аня Сокол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Где-то внизу раздался крик. Испуганный женский возглас. Джентльмены на углу обернулись. И тихий день, заполненный ветром и падающими ажурными хлопьями снега, вспорол раскатистый звук. Точно такой же, как я слышала этой ночью. Грохот выстрела эхом отскочил от стен, прокатился по мостовой и разбился о серые камни домов. Снова закричала женщина, сидящие за широкими окнами кафе посетители возбужденно переглядывались, шофер открыл дверцу мобиля.
– Лошади! Лошади понесли! – с восторгом закричал мальчишка в заломленном на затылок кепи, он бежал вверх по улице прямо к банку, радостно вопя во все горло, – Белые лошади большой черной кареты!
– Гэли? – спросила я так, словно кто-то мог мне ответить, и вексельная книжка полетела в снег. – Гэли! – закричала я и побежала.
Наверное, я еще никогда так не бегала, разве что в детстве, когда брат сказал мне, что в малинник забрался медведь. Привратник кричал что-то мне вслед. Но я ничего не слышала кроме свиста ветра в ушах. Гэли! Девы! Это же Гели!
Я вспомнила, как увидела ее в первый раз, как она стояла на площади трех факультетов, а наши аристократы старательно обходили дочь торговца стороной, а «неаристократы» пасовали перед благородной кровью, не решаясь сделать что-то отличное от общепринятых правил. Никто не решился подойти к ней, никто, кроме дочери графа из провинции, что граничила с Загорьем и находилась настолько близко к Разлому, насколько, вообще, могли жить люди. Правда жизни состояла в том, что поступки обладающих титулом, могут назвать вызывающими, но принять, как данность. Или не принять.
Скользкая мостовая вдруг ушла из-под ног. Краткий миг полета. Я взмахнула руками, «схватившись» за воздух, чувствуя камни мостовой, гладкий лед и подошвы собственных ботинок. Успела представить падение и удар, крик боли. Леди не носятся словно газели, тем более в такой ситуации, когда ничем не можешь помочь. Ну что мне лошадей на скаку останавливать, что ли?
Мысли куда быстрее магии, я просто ничего не успела придумать, кроме одного, уцепиться за падающий снег и разрушить связи между частицами льда у себя под ногами. Откатить изменения воды назад и вместо ледяной корки, меня встретило рыхлое крошево. Я упала на спину и несколько секунд глотала холодный воздух, стараясь разогнать цветные пятна перед глазами. Кто-то снова закричал…
– Леди, – склонился ко мне мужчина с седыми бакенбардами, – Можете встать?
Я молча ухватилась за протянутую ладонь и с усилием поднялась, между лопаток поселилась тягучая боль, перед глазами кружились снежинки. По улице снова прокатился далекий, ломкий грохот, нераскатистое эхо выстрела, другой звук, не менее тревожный и пугающий, словно там, внизу, что-то сломалось.
– Леди, могу я вам помо…
Но я уже не слушала. Вряд ли он мог чем-то мне помочь, разве что отвел бы в ближайшее кафе и напоил чаем, отбил телеграмму отцу… или не отбил, у всех разная степень доброты и озабоченности чужими проблемами.
Я услышала перезвон колокольчика, кто-то бил тревогу, призывая патруль. Тревожными арками с подвешенными колоколами заканчивались почти все улицы в крупных городах и выборочно не в крупных, а в селах хватало колоколов на храме Девам.
Я подхватила юбку и бросилась дальше по улице.
– Леди… – растерянно пролепетал мне вслед мужчина.
Перебежав на другую сторону улицы, я едва разминулась с разразившимся сигналами мобилем, задела женщину в тонком не по погоде плаще, она испуганно охнула, заржали лошади… Выбежала на каменную набережную. Зимнее море тронуло ледяным языком серый гранит и застыло в белоснежной искрящейся неподвижности до самого горизонта. Какая-то женщина все еще тоненько причитала.
Карета лежала на правом боку, заднее колесо продолжало крутиться, переднего не было, как и первой двойки лошадей, оглобля была сломана посередине и на ладонь погружена в белоснежный бок. Второй паре лошадей не повезло, одной распороло брюхо, и она совершенно точно была мертва. Вторая, еще тоненько ржала рядом, пытаясь подняться, передняя нога была сломана, а для лошади это точно такой же приговор, как и оглобля в брюхе. Под белым боком расползалась теплое алое пятно, кровь растопила снег…
Возле распахнутой дверцы кареты на четвереньках стояла Гэли и очумело трясла головой. Прямо напротив подруги толстый молодой человек, которому больше подошел бы белый поварской фартук и колпак пекаря, чем зимняя куртка, отороченная волчьим мехом, делавшая его еще толще и выглядывающая из-под нее кольчуга.
– Слава Девам, – простонала я, бросаясь к подруге, и обхватив рукой, за бок помогла подняться. Гэли шаталась, не переставая всхлипывать и что-то бормотать.
А прямо за ней на снегу лежало тело кучера, еще вчера он небрежно сплевывал при виде шофера, а сегодня лежал у каменного бортика, за которым начиналась безграничная белая гладь моря, на спине мужчины вокруг рваной раны расплывалось, казавшееся черным пятно. Кучер Миэров был мертв.
Мужчина в сером пальто и цилиндре наклонился и погладил живую лошадь по бархатной морде. Женщина в зеленом пальто переступила с ноги на ногу и снова запричитала, молодой человек без головного убора ошеломленно оглядывался. Кряжистый солдат в старой гвардейской форме, крякнул и покачал головой.
Со стороны старого пирса к нам бежали еще двое парней в драных плащах неопределенного цвета.
– Итак, я повторяю свой вопрос, – проговорил ледяной голос, – Где оно?
Гэли вздрогнула всем телом, вскинула голову и посмотрела на толстого парня.
Только сейчас я заметила в его, так похожих на сосиски пальцах, метатель. Два метателя, по одной в каждой руке. Из дула первого еще шел дымок, а второй… Второй был заряжен.
– Это он, – прошептала Гэли, – Он сел в карету, угрожал, велел трогаться… велел, я выполнила, а он все равно застрелил Сета прямо сквозь стенку кареты!
– И тебя застрелю, если не скажешь, – толстая рука, в которой был зажат метатель, поднялась.
– Послушайте, леди нужна помощь, а не ваши… – вмешался молодой человек без головного убора, но договорить не сумел. Ему не дали.
Раздался выстрел. На расстоянии шага метатель грохнул так, что зазвенело в ушах. Как я и сказала жрице, это не легкие и почти бесшумные заряды из магического стекла. Это свинец и порох. Это смерть.
Пуля вошла незнакомцу в шею под кадыком, вышла у основания черепа и зарылась в снег. Стоящую рядом с ним женщину обрызгало кровью, она завизжала и бросилась бежать. Успокаивающий лошадь мужчина в цилиндре вскочил и попятился. Двое оборванцев свернули в переулок, так и не добежав до набережной. Тело парня без звука упало в снег.
Происходящее уже не имело значения. Не имела значение жалобно ржущая лошадь, или две попавшие в беду молоденькие девчонки, и даже далекий перезвон нескольких колоколов. Потому что все было неправильно, потому что в наш просвещенный век люди не стреляют ясным днем в прохожих, не угрожают девушкам. Вернее, стреляют, угрожают, грабят и насилуют, но где-то там далеко за стенами города, скрывая преступные лица платками. А эти, они должны понимать, что такого Серые гончие не спустят, вцепятся в холку и будут трепать пока есть силы и даже дольше.
Так думала не одна я. Так думали и Гэли, и мужчина в цилиндре, и тот, которому продырявили шею, и убегавшая женщина в зеленом пальто. Все, кроме, может быть, двух портовых бедняков, юркнувших в подворотню, и седого гвардейца, единственного, кто остался неподвижно стоять.
– Итак, «леди», – толстяк произнес это слово с небывалым презрением, Крис о Вирке Ленточке говорил с большим уважением, – Отдайте то, что вы забрали у Гикара?
Гэли всхлипнула.
– Леди, будет лучше, если вы ответите, – вежливо сказал старый солдат, в руках которого появился метатель.
Девы, их двое!
– Мы ничего не забирали, – я выпрямилась, – Мы купили…
– Не надо, – попросил гвардеец, – будет только хуже.
Толстяк в меховой куртке ухмыльнулся, похоже, его это «хуже» очень даже устраивало, в пухлых руках появилось черное чирийское лезвие. Я не удержалась и коснулась его магией, по клинку прошлись голубоватые искры. Заговорено.
– Да пусть поупрямятся, – зубы толстяка казались желтыми, – Люблю строптивых, – он угрожающе шагнул вперед.
– Гэли, – позвала я.
– В сумке, – сразу поняла меня подруга, – Оно в сумке.
– Там! Быстрее! – раздался чей-то далекий крик.
Скоро здесь будет патруль, но для нас это «скоро» может и не наступить.
– Сумку быстро! – скомандовал гвардеец, взводя курок.
Я отпустила покачивающуюся подружку, огляделась. Дуло метателя переместилось с Гэли на меня. Вращающееся колесо сделало последний неспешный оборот и замерло. Сумки нигде не было, разве что…
Подскочив карете, я ухватилась за приступку, подтянулась, чувствуя, как трещит, зацепившаяся за рессору ткань юбки, и заглянула внутрь. Сумка валялась на противоположной дверце завалившегося набок экипажа. Я дернула подол, кажется, даже разорвав ткань, перегнулась через порог, вытянула руку и попыталась достать до ручки обычного дамского ридикюля. Самыми кончиками пальцев касаясь ее, но никак не могла ухватить. Каждую секунду ожидая, что кто-то из них, скорее всего толстяк, потеряет терпение, и в мою спину полетит пуля или нож. От напряжения, магия металась по замкнутому пространству кареты, касаясь светло-бежевой ткани, лакированного дерева, стекла, шелковых занавесок. Я не сдерживала ее, не до того было. Ридикюль удалось ухватить с третьего раза, когда я, пискнув, едва не свалилась внутрь, но с усилием вытащила сумку.
Костяная ручка казалась прохладной и скользкой, при свете дня на ее белой поверхности ярким пятном выделялись краснокирпичные отпечатки пальцев. Но это не моя кровь…
Я обернулась к Гэли, на боку подруги из коричневой куртки был вырван клок, совсем небольшой, но наружу торчали клочки рыжеватого меха, быстро пропитывающиеся кровью.
Подруга зажала рану ладонью и попыталась улыбнуться бледными губами.
– Напоролась на что-то, когда карета опрокинулась…
– Потом поболтаете, – прервал ее гвардеец, – Сумку, живо!
Вдалеке раздался топот ног. Истекали последние секунды. Вопрос в том для кого «последние»?
– Вам нужны наши покупки у Гикара? – громко спросила я, приподнимая ридикюль.
Вместо ответа, толстяк выдвинул тяжелую челюсть. Все, что нужно, это отдать ему сумку и наверняка умереть. Но жизнь стоит много больше десяти золотых.
Все произошло одновременно. В такие моменты все происходит одновременно и быстро, так что ты даже не успеваешь задуматься, действуя интуитивно…
Я подняла ридикюль, и вместо того, чтобы отдать ее толстяку, швырнула за каменный парапет набережной. Выходка в стиле двенадцатилетней девчонки, выбросившей в реку кинжал с резной рукоятью, только потому, что маменька распорядилась отдать его брату.
– Надо? Забери! – выкрикнула я.
Грохнул метатель, выплевывая в лицо свинцовую пулю. Прав был Отес, слишком быстро, намного быстрее чем в учебном классе, словно хочешь сбить воробья палицей и понимаешь, что промахиваешься… Поэтому я не стала даже пытаться. Не успела сумка удариться о лед Зимнего моря, как я рассыпала зерна изменений, пустила их сплошной волной на все, до чего могла дотянуться. Тот же снег, те же камни, волчий мех, огрызающийся голубыми искрами метатель, теплая ткань и… пот. Я немедленно отпрянула. Пот – это почти человек.
Изменения это необязательно перенос тепла или холода, иногда это плотность или рассеивание, распад или сжатие, движение или остановка. Изменения коснулись всего вокруг: камень треснул, ткань чуть вытянулась, став рыхлой, крупные снежинки обернулись мелкой порошей. Вода очень послушное вещество, она сама рада изменяться. А пуля… Свинец – это тоже металл. Пуля просто остановилась, застыла в воздухе в локте от лица, как недавно украденное зеркало Гэли, а потом упала на снег. Металлы очень неподатливы.
– Сумка! – взвизгнул толстяк.
Старый гвардеец выругался и, не раздумывая, перемахнул через каменное ограждение. Парень бросился ко мне, но снег под его ногами вдруг превратился в лед. И не просто превратился, а захватил тяжелые ботинки в плен, словно палочку в стаканчике мороженого. И грабитель, попытавшись сделать шаг, не удержал равновесия и просто рухнул на колени, черный нож отлетел сторону.
Я обернулась.
– Я тоже маг, – со злостью сказала Гэли, опуская руку.
Подскочив к пошатывающейся подруге, я подставила плечо, одновременно отбрасывая зерна изменений через камень ограждения, разрывая связь между частицами. Лед Зимнего моря треснул, с громким, показавшимся мне оглушительным звуком, словно раскололось само небо.
– Давай, Гэли! – я потянула подругу к ближайшему дому, к подворотне, в которую нырнули оборванцы, – Сейчас здесь будет патруль, всего несколько минут, несколько шагов…
Не знаю, кому я на самом деле это говорила, ей или себе, а за спиной, ругаясь, поднимался толстяк. Гэли, и так едва переставлявшая ноги, становилась все тяжелее и тяжелее.
– Не вздумай упасть, маг ты или кто, – проговорила я, втаскивая подругу в узкий проулок. – Не вздумай…
Слепые без окон стены домов подступали друг к другу почти вплотную, оставляя узкую тропинку локтя три шириной. Подруга тяжело дышала, наваливаясь на меня все сильнее, звон колокола, наоборот, отдалился. Где носит этот патруль? В таверне, что ли…
Мой взгляд наткнулся на грубо сколоченную дверь, которую красили, наверное, еще в те времена, когда моя бабушка маркиза Элие не была знакома с дедом графом Астером. Облупившееся почерневшее дерево, сломанная ручка и замок, безалаберно висящий на открытой дужке. Лохмотья краски слезали с выступающих, словно ребра, поперечных перекладин. Задняя дверь какой-то лавки или мастерской, а может, склада, пошивочного цеха или раздаточной.
Мысль была проста, раз Гэли не может идти, значит, придется дожидаться помощи на месте. И желательно, чтобы это было безопасное место. Или хотя бы укромное.
У самой двери нога неожиданно поехала и я едва не упала, успев зацепиться за обломок ручки и расцарапав ладонь до крови. А вот Гели ухнула в снег перед порогом и тихо заплакала.
– Давай, – я посмотрела в бледное, почти белое лицо подруги и протянула руку, – Давай еще чуть-чуть.
Я почти втащила ее внутрь, дверь тут же захлопнулась, оставляя нас в уютном полумраке. Груда мусора в углу, обрывки ткани и какой-то жмых в старых рассохшихся ящиках, кадушка полная тухлой воды. Пахло мокрой шерстью. Валяльный цех?
Я усадила подругу на ящик.
– Они ведь не пойдут за нами? – прошептала Гэли, – Зачем им за нами идти? Мы же отдали зеркало. Отдали все!
Именно так. Старый гвардеец, получив желаемое, вряд ли бы пошел за нами, да и любой другой, но толстяк… Я вспомнила маленькие глазки, и как он разрядил метатель в горло парню, только за то, что тот посмел заговорить… Боюсь, такой будет переть, как кабан.
Я легонько коснулась пальцами раны на боку у подруги, та всхлипнула. Влажный мех по краям замерз и неприятно царапал кожу. По крайней мере, кровотечение не усилилось. Я подошла к выходу, собирая магию в кулак, сейчас петли так заржавеют, а дверь срастется с косяком так, что потом ее придется выбивать. По ногам дуло, на пороге лежал грязный снег, что мы притащили на сапогах…
Я едва подавила стон. Снег! Сапоги! И выскочила на улицу.
На снегу виднелась четкая цепочка следов, обрывающаяся у двери. Рядом, словно огоньки, алели крупные, размером с золотой, капли крови. Дверь захлопнулась, скрывая от меня измученно прислонившуюся к стене Гэли.
– Ты чучело, Астер, – отругала я себя, поднимая руку. И снег, повинуясь приказу, тут же превратился в лед, а потом снова в снег. Это было похоже на перекапывание земли в цветочной оранжерее. Следы тут же сгладились, но… было поздно.
– Тварь! – раздался хриплый голос.
У входа в проулок стоял толстяк в распахнутой куртке и босиком. Видимо, со страху подруга перестаралась, и он не смог выдрать ботинки из ледяного плена. Но я смотрела не на искаженное яростью лицо, не на трясущийся двойной подбородок, я смотрела на зажатые в обеих руках метатели. Оба заряженные! Клянусь матушкиными розами, он использовал то время, пока мы убегали, с толком.
– Получи, – толстая рука поднялась.
Я бросилась бежать, молясь девам лишь об одном, чтобы он не обратил внимания на дверь, рядом с которой я стояла, чтобы Гэли не забыла, что она маг, чтобы… здесь богини наверняка перестали слышать мой лепет.
Шляпка слетела, упав на спину, ленты врезались в шею. Чуть больше десятка шагов до следующего просвета между домами.
Толстяк выстрелил. Я этого не услышала и не увидела, у колдунов или графинь нет глаз на затылке, а магические сферы куда как легче и тише свинца. Интересно, кто изготовил для этого человека заряды? Неужели, есть маг, согласившийся работать на… А на кого собственно? На разбойников? Но все эти вопросы придут мне в голову позже, много позже.
Тогда же я побежала к следующему проулку, а заряд лопнул, рассыпая сухие белые кристаллики, так похожие на сахар. Сухой огонь, смешанный с солью земли. Без катализатора кристаллы полностью безопасны, можно даже в чай положить и выпить, потом, правда, будешь маяться животом.
Именно так я спалила лабораторию. Сухой огонь многим кажется безвредным.
Я успела свернуть за угол старого дома. Успела и… не успела. Кристаллы веером осели на стене, болтающейся за спиной шляпке и ткани куртки, вспыхивая буквально за долю секунды.
Взвизгнув, я ударилась о стену, завертелась на месте, слыша, как трещит пламя. Сорвала капор и бросила на снег, если бы не он, огонь уже танцевал на моих волосах. Дернула за полу куртки, выдирая пуговицы и сбрасывая горящую ткань с плеч.
– Малышка, – игриво позвал толстяк, – Выходи, – после выстрела его настроение необъяснимым образом улучшилось, и из твари я превратилась в малышку.
Я побежала по очередному проходу между домами, совершенно не представляя, где нахожусь, едва не запнулась о ведро с помоями, миновала заколоченные окна, дернула за ручку запертой двери, а сверху, словно в насмешку, с бескрайнего серого неба продолжал падать снег.
– Малышка…
Девы, только не тупик! Пожалуйста, только не тупик! – молилась я, минуя еще один поворот, но вместо широкого ведущего к набережной Зимнего проспекта, снова оказалась на перекрестке узких, похожих на коридоры проулков. Я повернула налево и… замерла, словно увидевшая кошку мышь. В двух домах от меня стоял старый гвардеец, с мокрой формы текла вода, в правой руке он держал сумку Гэли.
Выбрался! Девы милосердные, он выбрался и был зол не меньше, чем толстяк, а я-то надеялась…
Он медленно разжал руку, и ридикюль упал на снег. Как завороженная, я смотрела на краткий полет, на взметнувшийся от удара снег, пока очередное «малышка» за спиной не вывело из ступора. Я отшатнулась вправо, поскользнулась, упала, больно ударившись ладонями. Будь прокляты эти новомодные сапожки с каблуками, будь проклята гувернантка, с умным видом изрекающая очередную банальную истину: «каблук высотой пять – семь пальцев, Ивидель. От этого походка леди становится плавной, осанка прямой». Выберусь, куплю себе такие, как у мисс Ильяны на плоской подошве, и никого слушать не буду. Обещаю, Девы! Выберусь и …
Я поднялась, едва не упала снова, запутавшись в длинной юбке. Оглянулась, старый солдат был уже в десятке локтей, толстяка пока не видно, только слышно. Я бросилась бежать. Холодный ветер ударил в лицо, сбивая дыхание и принося с собой запах нечистот из выставленной бадьи. Тревожных колоколов я больше не слышала, ничего не слышала, кроме собственного шумного дыхания, и ничего не видела, кроме следующего перекрестка, кроме виднеющегося бока повозки и лошади, обмахивающейся хвостом.
Насколько все-таки паника захватывает разум, просачивается внутрь, пускает в тебя семена изменений. Все, на что я была сейчас способна – это бежать. Бежать всегда проще, чем думать.
Я почти вылетела на широкую улицу, выбравшись из лабиринта проулков, заколоченных окон, запертых дверей и помоев. Выбежала, словно в мгновение ока оказавшись в привычном мире магазинов, фонарей и хорошо одетых прохожих. Будто вынырнула из тьмы. Люди бежали вниз по улице, туда, где лежала перевернутая карета. На ходу обернувшись, я увидела догоняющего гвардейца и тот же миг в кого-то врезалась.
Упасть мне не дали, подхватили за плечи разворачивая. Я дернулась, готовая заорать, готовая бросить зерна изменений, неважно каких и куда, и встретилась взглядом со знакомыми синими глазами.
– Крис… Барон… – на груди рыцаря тускло блеснул овальный жетон патруля: «латная перчатка с мечом» и я почувствовала почти осязаемое облегчение, – Они там… помоги… пожалуйста.
– Рыцари, – проговорил, подходя, старый гвардеец, еще одни тяжелые ладони легли мне на плечи, – Моя дочь вас напугала? Прошу прощения, вы знаете, какими впечатлительными бывают юные леди, – стоя за моей спиной, он сжал руки чуть крепче, – Милая отпусти, ребят, там ведь и в самом деле что-то случилось.
Он потянул меня назад, почти выдергивая из рук Криса. Это бы настольно неожиданно и неправильно, что я лишилась дара речи, на один краткий миг, могла только смотреть на рыцаря, полагаю, походя лицом на древесную лягушку с выпученными глазами.
– Конечно, граф Астер – спокойно ответил Оуэн, отступая, и стряхивая с себя мои руки.
Я хотела закричать. Нет, даже не закричать, а завизжать, затопать ногами… Синие глаза утратили спокойствие, становясь привычно колючими, я уловила размытое движение сбоку и давившая на плечи тяжесть исчезла.
– Я видел графа Астера. – услышала я голос Жоэла и развернулась.
За старым гвардейцем стоял рыжий рыцарь, прижимая широкий нож к горлу мужчины.
– Цела? – спросил Жоэл.
– Я… да… кажется.
– Думал, он ей нож к спине приставил, – проговорил рыжий, заставляя гвардейца отступить.
– Ты не суди всех по себе, – излишне добродушно ответил старик.
– А ты бы думал, прежде чем называться. А то так можно без головы остаться, – попенял рыцарь, – Крис, помнишь графа Астера? – барон не ответил, – Астеры, как и Оуэны, поставщики Первого советника. И этот нечета графу, – парень мотнул кудрявой и скомандовал пленнику, – Шаг в сторону.
– Ребята, а давайте договоримся… – начал гвардеец.
– С серыми поговоришь, – процедил Крис – Они любят разговорчивых, – и, повернувшись ко мне, отрывисто спросил, – Что случилось?
Внизу улицы послышались крики, какая-то женщина заплакала, народ собирался у опрокинутой кареты
– Малышка, – услышала я вкрадчивый голос, и зимний холод, забравшийся под жакет, ледяными пальцами коснулся позвоночника. На минуту, на одну минуту, я забыла о толстяке. Но он не забыл обо мне.
Я повернула голову, и все перестало иметь значение. И бегущие вниз по улице люди, и гвардеец, которому Жоэл заламывал руку, и пробирающий без куртки холод. Все, кроме горячих пальцев Криса и направленного прямо в лицо дула.
Второй метатель толстяка – второй заряд.
Две секунды нас с Оуэном обсыплет сухим огнем. Кристаллы воспламенят все, чего коснутся, все – и камень, и железо, и плоть. Я вспомнила катающегося по земле сквайра и его крики. В голове билась только одна мысль – только не это.
Руки Криса сжались, я почувствовала рывок, и в следующий момент уже покатилась по земле, загребая грязный снег, вскрикнула, подняла голову, ища глазами парня с метателем и стоящего почти напротив него Криса.
Толстый палец коснулся курка.
Девы, только не рыцарь. Я не хотела… не могла видеть его смерть. И не могла не смотреть.
Кольчуга, длинный подбитый мехом плащ, черные высокие сапоги, шпага у пояса, нож, метатель в кожаном креплении на бедре, овальная бляха патрульного у горла, короткие темно-русые волосы, на которые с бездонного серого неба падали снежинки. Крис успел отбросить меня, но не успел уйти с линии прицела сам, оставшись стоять вполоборота к переулку.
Все что у него осталось – это две секунды. Два удара сердца.
Боек ударил по капсюлю…
Сухой огонь, так похожий на песок, легкий и подвижный. Даже если я выпущу навстречу веер изменений, каждую крупинку перехватить не получится.
Энергия выстрела меняет магическое стекло, превращая его в хрупкую яичную скорлупу, тогда как сферой «до» можно жонглировать. Ломкий, словно снежинка, шарик рассыплется, едва соприкоснувшись с препятствием. Или это не так? Так, но… Энергия – это ведь тоже препятствие, вернее, из него можно создать препятствие.
Теплое дыхание сорвалось с губ облачком пара.
Бесшумная сфера отправилась в свой последний полет…
Я даже не стала поднимать руку, так и осталась стоять на четвереньках, в неудобной позе, на привычные жесты не было времени. Не было мыслей о неудаче. Был миг и зерна изменений, брошенные даже не целясь.
Если нельзя воздействовать на оружие, нельзя на заряд, нельзя на руку его держащую, то, что остается? Остается цель и мир вокруг. Воздух, который движется, стоит нам только вдохнуть или выдохнуть. Ничего не возникает из ничего, и это движение можно изменить, почерпнуть силу и…
Крис инстинктивно пригнулся, поднимая руку в неосознанном жесте защиты.
Волосы качнулись от ледяного дуновения. Ветер тоже нельзя поймать в сети. Я вложила в его усиление все – страх, неуверенность, обиду, все – до чего смогла дотянуться, все – что могла найти.
А нашла я много. Порыв ветра едва не опрокинул Жоэла и гвардейца, взметнул плащ Криса и… заставил легкую магическую сферу лопнуть, не долетев до цели. Воздух – это тоже прикосновение, это препятствие, сиюминутное и непостоянное.
Крупинки сухого огня освободились и последовали за ветром. Словно я сдула песок с ладошки.
Протестующе закричал рыжий, А потом все звуки заглушил визг. Сухой огонь, что я отбросила ветром назад, вернулся отправителю, оседая на куртке толстого, на его лице, руках и даже черных носках. Толстяк вспыхнул мгновенно, как пропитанный керосином фитиль.
Метатели упали на снег, пылающая фигура завертелась на месте, беспорядочно махая руками, рассыпая вокруг сверкающие искры. В голове гудело и сквозь этот оглушающий звук пробивался лишь непрекращающийся вибрирующий, визг толстяка. А еще ругательства Жоэла. Я качнулась и с трудом поднялась не в силах оторвать взгляда от пылающей фигуры.
– Девы милосердные, – прокричал кто-то из прохожих за спиной, – Вызывайте целителей. Да помогите же ему…
Толстяк налетел на стену, ударился об нее, едва не упал, отступил на два шага и ударился снова.
– Астер, – рявкнули над ухом, и я вздрогнула, – Астер, – повторил Оуэн, хватая за подбородок и заставляя посмотреть в синие глаза. Раньше никто не позволял себе со мной таких вольностей, таких наглых жестов, таких… интимных, – Туши огонь! Немедленно!
– Что? – заморгала я, дородная дама в светлом пальто, стоявшая в десяти локтях ниже по улице, прижала руку ко рту.
– Прекрати это, – приказал он, – Сумела начать, сумей и закончить.
Я снова перевела взгляд на мечущегося толстяка, его визг стал выше и утратил всякое сходство с человеческим голосом.
– Ведь он… – растерянно пробормотала я.
Факел из человека снова ударился о стену и на этот раз упал навзничь. Огонь продолжал гореть, и он будет гореть, пока есть чему, пока… Жоэл подхватил у ближайшей задней двери ведро с помоями и вылил на толстяка. Пламя с шипением погасло. А вот если кристаллы сухого огня обработать не солью земли, а водным светом, это бы не помогло. Бывает пламя, которое горит и под водой.
Толстяк издал тонкий звук, похожий на кваканье и затих. Пахло горелой шерстью и шкварками.
– Какого хер… – Крис сцепил зубы, и отпустил мое лицо, – Какого демона, ты творишь, Астер?
– Хоть предупреждайте, графиня, – скривился рыжий. – Из-за ваших выкрутасов самозваного графа упустил.
Я огляделась, седовласого гвардейца нигде не было.
– Но… я не хотела… думала, что… – я никак не могла подобрать слов, никак не могла понять, почему Оуэн смотрит с такой злостью, Жоэл еще и разочарованием, а люди с испугом.
– Зачем, во имя Разлома? – рыжий сплюнул в снег, – Мы же патрульные.
– Вы не прошли посвящение, – выкрикнула я.
То, что они говорили, было неправильным и несуразным. Не так благодарят спасителя. Не так! Хуже всего был взгляд Криса.
– Это просто невозможно, не на первом потоке, – растеряно говорила я, переводя взгляд с одного хмурого лица на другое.
Поступая в Академикум ни жрицы, ни рыцари не имеют магической силы. И если жрицы принимали благословение богинь вначале обучения, отрекаясь от всего, вручая жизнь Девам и получая взамен силу, то рыцари приходят к посвящению лишь в конце. Лишь достойные из достойных решаются на ритуал. Им не надо учиться управлять силой, они получают иное. Неподвластность. Посвященные неподвластны магии, ни нашей, ни ментальной. Они гасят ее одним прикосновением. Вы можете облить посвященного рыцаря керосином и чиркнуть спичкой, если он будет столь любезен, позволить вам это, но вы не сможете спалить ни волоска на его коже, ни ниточки на его одежде с помощью сухого огня, даже если закопаете с головой в карьер по добыче.
– Графиня, – попенял Жоэл, – Мы не посвящены, но это, – он щелкнул пальцем по овальной бляхе патрульного, – Защищает ничуть не хуже. Или думаете, нас на убой отправили?
Я ничего такого думала. Вообще. Да и другого тоже. Голова казалась пустой и легкой, а тело наоборот тяжелым и неповоротливым.
– Стал бы я иначе живой щит изображать, – Крис посмотрел на рыжего, тот склонился к толстяку… к тому, что от него осталось, и не глядя на меня приказал, – Рассказывай, Астер, что там у вас произошло? Есть еще пострадавшие?
Тревожный колокол затих и тут же зазвенел вновь, над одним из складов поднимался темно-серый дым, там, где толстяк едва не задел меня, там, где…
– Гэли! – выдохнула я и, подхватив юбку, бросилась обратно в переулок.
За спиной в очередной раз помянул демонов и, кажется, моих родителей Оуэн. Надеюсь, он это несерьезно, папенька очень трепетно относится к родословной.
