Текст книги "Нэш Блейз в Лавке Чудес"

Автор книги: Антонио Казанова

Глава 3
ДОМ С ТЕМНЫМИ ОКНАМИ

Есть истории, которые хорошо рассказывать на ночь, особенно в самом начале лета. В первые жаркие вечера, когда мама и папа разрешают тебе гулять подольше и вволю болтать с друзьями, а луна выходит на небо, когда ей захочется, разговор неизбежно переходит на истории о призраках и прочие страшилки.

Действие каждой такой истории разворачивается в таинственной и тревожной обстановке. Так вот, дом, куда направлялись Нэш, Изед и Добан, мог бы стать идеальной декорацией для рассказа о каком-нибудь жутком привидении или оборотне. Этому он был обязан то ли своим сумрачным и грозным видом, то ли уединенным местоположением на вершине холма (как будто Лимбия испытывала к нему отвращение и стремилась исторгнуть его из своих невообразимых пределов).

Архитектура здания, мягко говоря, отличалась оригинальностью: стены не были перпендикулярны земле и потому формировали совершенно дикие контуры. С той стороны, с которой Нэш разглядывал дом, он напоминал шести-, а то и десятиугольник.

Стены были из дерева, точнее, из деревьев. Сотни ветвей поддерживали друг друга и переплетались между собой крайне любопытным образом. Своей гибкостью они наводили на мысль, что сделаны из резины. Сквозь их колышущиеся переплетения наружу выглядывали блестящие зеленые мхи, слегка подернутые влажным туманом.

Дом был двухэтажный, разграничивала этажи длинная то ли каменная, то ли мраморная полоса с красным и зеленым рифлением. Дополнительно его поддерживали и тянули вверх сооружения разной высоты, напоминающие замковые башни, с большими окнами, разделенными на маленькие стеклянные квадраты.

Окна были абсолютно темными.

Многочисленные крыши башенок, которые замедляли бег дома навстречу небесной синеве, были опоясаны остроконечными металлическими решетками, предназначенными то ли для того, чтобы не допустить внутрь незваных гостей, то ли для того, чтобы отрезать злоумышленникам пути к бегству.

В центре, посреди маленьких кособоких башенок, которые смотрели в разные стороны, возвышалась колоссальная, совершенно прямая башня. Только у нее была остроконечная крыша, и не было никаких решеток и ограждений. На вершине четко вырисовывалась металлическая статуя неизвестного животного. Как Нэш ни напрягал память, он не мог вспомнить существо, хотя бы отдаленно похожее на это.

– Добан, ты действительно считаешь, что это подходящее место для праздника? – спросил он.

– Этот дом знавал всякие времена. Сегодня его месторасположение держится в строгом секрете. В первых Календарях Дом с темными окнами назывался выдумкой, отголоском какой-то дурацкой легенды, – ответил Добан, прибавляя шагу, чтобы догнать ребят. – И его описание в точности соответствовало тому, что ты видишь: жуткое логово жутких существ. Рассказывали, что именно здесь под надзором содержались Красные, эти палачи, не знающие жалости и не признающие никаких законов. В действительности Дом с темными окнами был местом, где собирались на совет Аркани Маджьори, и у него не было точного местоположения: он появлялся каждой ночью новолуния, или Хеллоуина, если тебе так больше нравится, в любом месте, где можно было обеспечить защиту от непрошеных гостей. После нарушения Великого Равновесия и кражи первого Календаря, когда безоговорочного доверия лишились и Сияющие, и Темные, Дом начал появляться в местах вроде этого, за пределами Лимбии и Земель Мертвых. Как видишь, несуществующие места совсем не похожи на Ниоткуданикуда, которое хотя и невидимо, но существует.

От всех этих умных слов у Нэша даже голова разболелась. Он потер виски, а потом принялся массировать ладонями голову.

– У тебя есть Опичи? – с легкой тревогой спросила его Изед, поднимая левую бровь.

–  Опичи?Что это такое?

– Зверьки, которые селятся в волосах и копошатся там, отчего голова зудит и чешется, – прозвучало смутно научное объяснение девочки с золотистыми волосами.

– А, ты про вшей! Нет, у меня нет вшей… – помотал головой Нэш.

– У нас их называют Опичи.Они живут в порошке ТеДалло, который понемногу рассеян по всему свету. Вреда не причиняют, но и приятного мало. Избавиться от них можно простым заклинанием. Если тебе вдруг понадобится…

– Да нету меня ни Опичи,ни вшей! Просто голова разболелась от избытка мыслей, вот я и ерошу волосы, чтобы снять боль.

– Получается, головная боль – это разновидность Опичи,которых ты называешь вшами, так? Сколько же названий вы даете вещам? – спросила девочка.

Нэш не ответил, отвлекшись на голос, который явно произносил его имя. Кто-то его звал.

Но в тот самый момент, когда он уже был готов обернуться, Добан обеими руками сжал его голову, не давая ему пошевелиться.

– Ай, ты что…

– Ты уже забыл, что я тебе сказал? Ни в коем случае не оборачивайся, пока не переступишь порог Дома с темными окнами. Таково правило. И это ради твоего же блага.

Нэшу ничего не оставалось, кроме как повиноваться и не обращать внимания на слабый голос, который продолжал звать его по имени из Сигеевого леса, оставшегося уже далеко позади…

– Но они зовут меня… ты их тоже слышишь? – обратился он к Добану, не отводя взгляда от статуи на центральной башне Дома.

– Нет. Их слышишь только ты, – ответил Добан. – Я только могу это себе представить. Не оборачивайся и не обращай внимания на голос: это Призрачное Чудо, ужасное заклинание. В общем, вперед. Мы почти на месте… Изед, постой! – окликнул он девочку, повысив голос совсем немного, но так, чтобы она наверняка его услышала. – Войдем все вместе.

Большие двери, очевидно, главный вход в Дом, ждали их под портиком из кованого железа. Неширокое крыльцо с винтовыми колоннами, расставленными в хаотическом порядке, помещалось под стеклянным навесом. Вверх устремлялась лестница из полированного белого мрамора, и каждая ее ступень была украшена аллегорической маской. Выражения масок разнились от ликующего до разъяренного, от сомневающегося до изумленного.

Нэш хотел остановиться и рассмотреть их, но быстрый шаг Добана не оставлял ни секунды на несанкционированные привалы.

Поднимаясь, он считал ступени и на счете «семнадцать» оказался на лестничной площадке. Там на фоне двух невысоких стен высились две каменные фигуры. Каждая держала в руках по шару удивительной красоты.

У правой фигуры был черный шар, у левой – белый. Они были с необычайным мастерством вырезаны из материала настолько блестящего, что Изед не удержалась и посмотрелась в один из шаров, как в зеркало, чтобы проверить, не растрепалась ли ее прическа.

Нэш внимательно разглядывал статуи, похожие на больших обезьян в странных масках. Внезапно он услышал, что по стеклу над головой забарабанили капли.

– Дождь пошел! – воскликнул он, поднимая голову: капли дождя отскакивали от цветной картинки на стекле, изображающей всадника в доспехах и верхом на то ли волке, то ли драконе.

– Да, дождь пошел, – подтвердил Добан. – Так нам ненавязчиво поясняют, что нас ждут и что незачем стоять снаружи. Но сначала надо, чтобы нас узнали.

– Чтобы нас узнали? Ты хочешь сказать, мы должны показать приглашение или что-то в этом роде?

– Вроде того. Балаболы, то есть вот эти скульптуры с шарами в руках, зададут вам по вопросу. Чтобы ответить на них, можете обратиться к своей Книге Времен. Я вам помочь не смогу.

Изед извлекла свою книгу из-под свитера (где она прятала ее до этого момента, было трудно угадать), Нэш вытащил свою из-под шаманского костюма, оба открыли их посередине. Перелистав несколько страниц, они увидели, как на белом фоне стали появляться одни и те же буквы.

…прибывшие пред очи Темных Врат должны были прислушаться, не пытаясь понять, и дать мудрый ответ. Тайны – это чудеса непознанного, и в первую очередь им необходимо назвать их число; затем настанет момент познакомиться с тем, кто тяжело дышит и завывает, но не от досады.

Было так приятно следить взглядом за словами, которые одно за другим по волшебству появлялись из ниоткуда. Неожиданно ребята услышали шумный треск: каменные фигуры принялись очень медленно вращаться вокруг своей оси в разные стороны, оживленные новым заклинанием. Остановившись, они протянули руки с шарами навстречу друг другу. Когда два шара соприкоснулись, воздух вокруг них засиял, и выяснилось, что они тоже живые.

По гладкой поверхности шаров побежали волны, и они, точно веки, медленно распахнулись. И вот уже на новых посетителей уставились два огромных глаза, черный и белый. Казалось, сейчас произойдет нечто совершенно невообразимое…

Но тут все внимание оттянули на себя обезьяны в масках, которые заговорили наперебой:

 
Кто вы такие? Зачем вы пришли?
Что ищете вы? Из какой вы земли?
И знаете ль вы? Или не представляете?
Сейчас мы увидим, как вы отвечаете.
Услышим ответ, все узнаем о вас.
А может, боитесь? Боитесь? Отказ?!
 

Продекламировав это не очень-то доброжелательное приветствие, два голоса вмиг умолкли. Ребята не успели открыть рты, чтобы хоть что-то сказать в ответ, как обезьяны снова ринулись в словесную атаку. Казалось, Нэш и Изед попали под перекрестный обстрел:

 
Не отказались? Что ж, время пришло:
Тайн назовите немедля число.
Тайны – незнаемого чудеса,
Точно число их, услышь голоса,
Их перечесть, и тебе я не вру,
Можно по пальцам руки ГарГару.
Дайте ответ, не свершайте ошибку!
Будет у нас к вам вопрос на засыпку:
Кто все их видел? Кто все их знает?
Кто тяжко дышит и завывает,
Но не с тоски и не от досады?
Что же! Мы ждем! Услышать вас рады!
 

На слове «рады» обезьяны издали то ли стон, то ли зевок, как будто этот громоздкий стишок, рассказанный ими сотни раз и так и не удостоенный правильного ответа, им жутко надоел.

– Чудеса незнаемого… загадки, ответа на которые ты не знаешь… точное число, равное числу пальцев гар… как там? – спросил Нэш, пытаясь воссоздать в памяти все то, что услышал.

–  ГарГару!Это Крылатый Призрак, то есть призрак, умеющий летать. У него четыре руки, точнее даже лапы, с мясистыми отростками вроде пальцев. На каждой по девять. Возможно, под точным числом они подразумевают «девятку». Кстати, встречаться с ГарГаруникому не посоветую: у них ужасный запах изо рта, – ответила Изед.

– Еще бы, при такой-то внешности! Бр-р… ну и гадость! Но только мне кажется, здесь имеется в виду не «девять». Помнишь, они сказали, что считать надо по пальцам одной руки, ну пусть лапы. Это значит, их может быть девять, а может – и меньше! – Голос Нэша звучал твердо и уверенно.

– Значит, количество этих чудес колеблется от одного до девяти, – сделала вывод Изед.

– Что может быть чудом и загадкой одновременно? – спросил себя Нэш, снова устремляя взгляд на разрисованное стекло, по которому не переставая стучал дождь. Спустя несколько секунд он издал такое ликующие восклицание, что Изед невольно подпрыгнула: – Восемь! Это восемь чудес света! Висячие сады Семирамиды, Колосс Родосский, Галикарнасский мавзолей, храм Артемиды, Александрийский маяк, статуя Зевса, пирамиды Хеопса и… Атлантида. Они одновременно представляют собой загадочные произведения, не имеющие точного и достоверного объяснения, и чудесные образцы приложения исключительного мастерства тех, кто их создал. – Нэш так обрадовался своей сообразительности, что завопил прямо в лицо Изед: – «Восемь» – вот правильное число! В школе нам рассказывали, что чудес света только семь, но моя тетя Ния, которая изучает эти тайны, говорит, что затонувший остров Атлантида был признан восьмым чудом! Пусть не так давно, но это абсолютно точно – число изменилось!

– К счастью, у тебя нет такого запаха изо рта, как у ГарГару… – прокомментировала та. – Я ничего не знаю об этих восьми чудесах… Но я все же не думаю, что загадки– это они же. В Невидимом Мире существует восемь Золотых Загадок, что-то вроде ваших чудес: Перевернутая Гора Рыцарей Арануйи, вот этот вот Дом с темными окнами, Каменная Радуга, Возвышенное Море, Пустыня Железных Голов, Храм Великого Равновесия, Дворец Печатей и Висячий Замок. Получается, «восемь» – действительно подходящее число! Ответ годится и для твоего мира, и для моего!

В этот миг Изед выглядела очень серьезной, она была уверена в своей правоте.

Нэш слушал ее, чуть наклонив голову, как делал Сетт, когда Нэш развлекался тем, что подзывал его, имитируя чужой голос: Сетт был смышленым псом и знал, что это говорит его хозяин, но все равно конфузился, склонял голову и опускал уши, пытаясь понять, кто спрятался у мальчика во рту.

– Точно. – Нэш понизил голос, понемногу успокаиваясь. – Идем дальше: существует некто, кто видел их все, кто тяжело дышит и завывает, но не от досады… Но кто мог видеть все это? И как ему удается перемещаться из одного мира в другой? Нет, что-то тут не так.

– Путешествовать и жить в обоих мирах дозволено лишь избранным. Но даже они не могли видеть все загадки нашего мира. Например, Каменная Радуга исчезла не меньше чем тысячу лунных циклов тому назад.

– То же самое можно сказать обо всех чудесах моего мира. Они очень-очень древние, многих больше нет. Возможно, речь идет о ком-то бессмертном? Или о каком-нибудь тысячелетнем создании…

– Или… – начала Изед.

– Или – что?

– Или это не кто-то, а что-то… что-то, что завывает, тяжело пыхтит или дышит вот так, как ты только что дышал мне в лицо, что-то, что побывало в обоих мирах… ну конечно, это ветер! – воскликнула она и хлопнула в ладоши.

Нэш с энтузиазмом присоединился:

– Точно, так оно и есть, все сходится! Ветер завывает не от досады! Как думаешь, Добан, мы правильно догадались?

Добан не ответил. Он посмотрел на него своими бездонными, гораздо более красноречивыми, чем сотня слов, глазами, и Нэш прочитал в них все то, что хотел узнать.

Тут он снова повернулся к Балаболам:

– Э-э-э… уважаемые… ответ на ваш вопрос… точнее, ответы на ваши вопросы: «восемь» – это точное число чудес и загадок, и «ветер» – тот, что «тяжко дышит и завывает, но не с тоски и не от досады». Что скажете?

Поначалу Нэш запинался, но мало-помалу голос его делался все более твердым. Так уж он был устроен: уверенность приходила к нему по мере того, как он облекал мысли в слова. Точно так же, как когда он садился на велосипед и спускался с крутого холма: чем больше он разгонялся, тем увереннее себя чувствовал… несмотря на то, что такая безалаберная уверенность зачастую приводила к тому, что он терял равновесие и кубарем катился по земле. После чего опять был готов подняться и начать все заново.

Две статуи переглянулись, затем пожали плечами, словно говоря: «Подумаешь, какая ерунда», – и медленно, с трудом вернулись в исходное положение.

– Добро пожаловать на Праздник новой Луны, – нараспев продекламировали они, все так же надоедливо чередуясь.

Большие деревянные двери, защищенные решетками из кованого железа, которые были выполнены в форме зарослей плюща, причем удивительно похожих на взаправдашние, медленно распахнулись наружу, разделяясь на три части: две оперлись на стены за спинами Балаболов, а верхняя часть в форме полумесяца пошла вверх и исчезла в стене дома, точно лезвие огромной гильотины.

За воротами открывался бескрайний атриум, пол которого был в шахматном порядке выложен квадратами белого и черного мрамора. В самом центре зала сверху мягкими складками спускался роскошный красный занавес. На чем он висел, было непонятно. Скорее всего, на каком-то невидимом карнизе.

Больше не было ничего: ни мебели, ни картин.

Добан, вновь не произнося ни слова, мягко подтолкнул ребят вперед.

Все вместе они переступили порог.

Медленно и осторожно они вошли внутрь, как движутся в темноте, боясь на что-нибудь натолкнуться, хотя тут было так просторно и пустынно, что опасности столкнуться с чем-нибудь не было никакой.

– Вы ничего не слышите? – вдруг спросила Изед.

Нэш остановился. Эхо его шагов смолкло, а больше он ничего не слышал.

– Нет, – был его первый ответ.

– Ш-ш-ш… попытайся прислушаться… вот, слышишь?

Нэш вновь склонил голову набок, как Сетт, и перевел взгляд на потолок.

– Да, это музыка.

Мелодия, которую сначала играл один рояль, а потом – уже целый оркестр, волнами растекалась по залу, пропадала в неведомых пространствах и возвращалась чуть смягченная. Эхо разносило ее по шести углам этого грандиозного зала.

– Похоже на классическую музыку, – заговорил Нэш. – Обычно она такая скучная, но в этой есть что-то еще… Она больше напоминает рок.

– Рок? Не знаю, что ты имеешь в виду, мой высокообразованный друг, но эту музыку редкой красоты сочинил композитор из твоего мира: Людвиг ван Бетховен, – ответил Добан. – Это Третий концерт до минор для фортепиано с оркестром, последний из трех актов, если быть точным. Если твоя оценка выражает одобрение, то да, во многом это «рок».

– Бетховен. Ну да, я же его знаю, мне нравится его музыка! У моей мамы есть жутко старые виниловые пластинки с его симфониями. И Сетт обожает Бетховена! Когда он слышит запись самой известной симфонии, пятой, кажется, той, где звучит «та-да-да-дааа!», то поднимается на задние лапы и начинает прыгать. – Нэш вдруг замолчал и опустил свои небесно-голубые глаза. – Я так скучаю по Сетту.

– Сетт? Кто это, твой друг? – спросила Изед.

– Сетт – это его пес, можно сказать – да, его друг. Буквально через несколько лунных циклов мы с ним познакомимся, маленькая моя, – объяснил Добан. Потом он обратился к Нэшу: – Ностальгия свойственна сердцам, в которых есть место для бесконечного Добра. Не забывай, в твоем мире время идет очень медленно: несколько мгновений на Земле – это полные лунные циклы здесь. Когда ты прибежишь домой, для Сетта и остальных это будет выглядеть так, будто ты только что вернулся со своего Хеллоуина.

Слова Добана, как всегда, были для Нэша словно чистая вода для умирающего от жажды.

– В общем, – вернулся он к прежней теме, – если это Бетховен, значит, я был прав, когда подумал, что это рок, хотя он и родился в XVIII веке. Но главное, праздник уже начался!

– Так пойдемте! Чего мы ждем? – заторопилась Изед.

– Следуйте за мной. Я хочу устроить вам заслуженный сюрприз. Не каждый день приглашают на Праздник новой Луны. – С этими словами Добан направился к большому красному занавесу посреди зала и слегка наклонился, чтобы приподнять занавес. В этот момент восторг Нэша в предвкушении предстоящих непостижимых событий поднялся до небес.

За занавесом открывался вход в несуществующий коридор. Коридор был ярко освещен: то пылали свечи в серебряных канделябрах. Вместо пламени в них дрожали лунные лучи, рисуя на стенах спирали света.

Откуда-то издалека доносилась музыка.

– В Невидимом Мире возможно и такое! – восхищенно прошептала Изед.

– Точно! – поддакнул завороженный Нэш.

Они чуть пригнули головы, чтобы проскользнуть под занавесом, который приподнял Добан, и очутились в невероятном коридоре.

– Я привык к Прозрачности, Добан! – неожиданно воскликнул Нэш, чем немало удивил своего спутника. – Теперь я вижу все как с закрытыми глазами, так и с открытыми… Это хороший знак, да?

– Это отличный знак, но я ожидаю от тебя и кое-чего другого, причем довольно быстро, потому что у тебя большие способности. А большие способности неизбежно означают большую ответственность. У нас мало времени, как тебе известно, но ты… ты настоящее чудо. Ты – наша единственная надежда, Нэш Блейз.

– Наша – это чья? Ты имеешь в виду себя и Изед? Или кого-то еще?

Добан улыбнулся одними губами и устремил взгляд в глубь коридора.

Нэш снова посмотрел на канделябры: оказалось, что они движутся! Они перемещались, позволяя гостям с большим удобством пройти по узкому коридору, и наклонялись, чтобы лучше осветить им путь.

Тут и там сквозь шероховатые каменные стены проглядывали пучки мха. Нэшу даже показалось, что он ощущает холодное дуновение ветра, который проникает в трещины между каменными глыбами. Но больше он не смог открыть для себя никаких особенностей этого необычайного места.

Не смог он этого сделать потому, что коридор неожиданно закончился, и закончился он стеной.

Мальчик опередил Изед и Добана.

– Я помню, мы сегодня это уже делали: надо сконцентрироваться на слове «Пентрассо»и повторять его, пока не пройдешь сквозь стену, – сумничал он.

– Не время корчить из себя всезнайку, мистер Самый Умный, – одернула его Изед. – Ты не знаешь, насколько глубока стена, не знаешь, сколько надо сделать шагов, чтобы пройти через нее…

– Это правда, Нэш: маг должен подумать, прежде чем произносить заклинание, – подтвердил Добан. – Что же до этой стены, то проходить через нее не придется. Ты ведь на праздник пришел? Так повернись к ней спиной…

И человек без возраста умолк, предоставляя Нэшу свободу действий.

– Повернуться спиной? – переспросил Нэш.

Он подозрительно посмотрел на стену а затем медленно оглянулся.

Как примула, которая расцветает в первые апрельские дни, изумляется грации своих собственных лепестков и чрезвычайно медленно являет свою красоту миру, так и Нэш не сразу поверил своим глазам.

Перед ним возникло нечто настолько невообразимое, что это просто не поддавалось описанию. Изед, похоже, тоже была поражена до глубины души. Она стояла, разинув рот, и неверяще глазела по сторонам.

Коридора, по которому они только что шли, больше не было.