Текст книги "Собачья королева"

Автор книги: Антон Соя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава 17
Собаке – собачья смерть

– Пора, Ванечка! Отпирай дверь. Наши-то уже на подходе. Пойдём и мы со злодейкой поквитаемся. Ничего не бойся. Двери входные и окна на кухне открой, не забудь!

Иван открывает дверь и бежит за юркнувшей в неё Чернушкой. За ними энергично скачет той-терьер. В три прыжка проходят они лестницу и врываются на кухню. Там беда! Папа Дима сидит привязанный к стулу: ноги – к ножкам спереди, руки – к спинке сзади. Женщина в мамином домашнем халате на голое тело одной рукой за волосы запрокидывает его безвольную голову, во второй держит длинный острый нож. Тот самый, что у Ивана вырвал участковый. Чернушка повисает на руке с ножом мёртвой хваткой, вгрызается в запястье до крови. В запястье, на котором уже белеет один старый шрам. Женщина остервенело визжит, пытается освободиться от собаки, роняет стул с папой Димой спинкой на пол. Нож выпадает из прокушенной руки. Женщина падает на колени, чтобы схватить нож левой рукой, правую продолжает неистово рвать чёрная собака. Иван ногой футболит нож в другой конец кухни, боясь смотреть в лицо рычащей, изрыгающей проклятья полуголой женщины. За окнами тоже рычат и во входную дверь скребутся.

– Окно и двери! – слышит мамин крик в голове Иван и спешит к окну.

Вместе с ночным воздухом в кухню врывается резкий собачий запах и глухой хоровой рык. Иван смотрит в окно. Под ним море собак, разных, дрожащих от жажды боя, злых, голодных собак. Но Иван их совсем не боится. Он знает – это его стая. Собаки забираются друг другу на спину, карабкаются в кухонное окно. Но Иван уже бежит отпирать входную дверь, боковым зрением успевая ухватить вертящуюся, как юла, женщину на полу, которая отчаянно и тщетно пытается оторвать от себя разъярённую Чернушку Иван открывает дверь, и его тут же сбивает с ног, прижимает к полу волна собак, рвущихся на кухню. Иван падает на спину, успев сгруппироваться. Ладони инстинктивно закрывают лицо и низ живота. По нему бежит нескончаемая река собак. Больших и маленьких, матёрых и щенков, кобелей и сук, породистых и дворняжек. Всех их объединяет одно – они возбуждены до предела, их распирает желание справедливой мести, они приглашены на торжественную казнь. Иван на дне собачьей реки.

«Нелепая смерть, – думает он, – быть затоптанным вырицкими собаками в кошмарном сне». Он резко переворачивается на живот, и теперь собачья река бежит по его спине. Иван зажимает нос, но нестерпимый собачий запах всё равно пробивается внутрь: мускусный запах возбуждённых кобелей, терпкий запах сучек и сладкий запах щенков. Нос напрочь забит запахами и шерстью, да и чёрт с ним. Живым бы остаться! Ивану удаётся откатиться и уткнуться лицом в стену коридора – и теперь собачья река обтекает его сбоку. Собакам нет конца. Кажется, что они бегут целую вечность. На самом деле – секунд пятнадцать от силы. Топот стихает. Больше никто не бежит мимо Ивана, но он не спешит отворачиваться от стенки. Тёплый язык лижет его руки, закрывающие голову.

«Мама», – радуется Ваня и мгновенно ужасается мысли, что стал воспринимать собаку Чернушку как маму.

– Вставай, Ваня! Папу Диму мы спасли, путы его я самолично перегрызла, как пуповину. Лежит он, новорождённый, в кухне, в себя приходит. Теперь нам надо со злодейкой расплатиться. Ведьма вырвалась во двор, но далеко не ушла. Пора и нам туда выйти, порадовать подданных.

Иван встаёт. Коридор весь в земле и следах сотен собачьих лап. Вся обувь перевёрнута. Рядом скачет возбуждённый Фредди. Они втроём выходят на крыльцо, где глазам Ивана открывается картина, достойная кисти Дали.

Собаки заполнили весь двор от забора до забора. Теперь уже не собачья река, а колышущееся в разные стороны собачье море предстаёт перед взглядом Ивана. Собаки тихо поскуливают от нетерпения, словно в ожидании праздничной любимой еды, но никто не лает, и от того собачье собрание выглядит ещё более зловеще. На Ивана они обращают не больше внимания, чем на своих собратьев. Собачьи взгляды прикованы к двум фигурам – женщине, застывшей посреди собачьего моря, и Чернушке, гордо стоящей на крыльце. Собаки отчаянно вертят слюнявыми беспокойными мордами от жертвы к Королеве, боясь упустить сигнал к началу казни-трапезы.

Иван вместе с собаками смотрит на окаменевшую от ужаса голую женщину, пытающуюся зажать левой рукой кровь, бьющую фонтаном из запястья правой руки. Рот женщины раскрыт в беззвучном крике, глаза вылезли из орбит, она видит вокруг себя горящие угли собачьих глаз, жадные ощеренные пасти, видит свою страшную смерть. Практически она уже мертва от неописуемого ужаса, сковавшего её дрожащее, поджарое, спортивное тело. Тело – обнажённое и потому совершенно беззащитное, манящее античной красотой круглого плоского живота, округлых бёдер и идеальной формы грудей, никогда не кормивших дитя. Зрелище, отвратительное и прекрасное одновременно, завораживает мальчика, он не может оторвать взгляд от нагого зрелого, аппетитного женского тела, превратившегося в живой фонтан, брызгающий собственной кровью. Полная луна отражается на мертвенно-бледной коже женщины, и так обычно снежно-белой, а сейчас, очевидно, глянцево-мраморной. Памятник на собственной могиле посреди собачьего пира – вот во что она превратилась. Ивану становится её жалко. Но поздно. Ничего изменить нельзя. Иван ценой большого усилия заставляет себя перевести взгляд с главного деликатеса предстоящего собачьего пира на чёрную собаку рядом с собой. Стоящая на крыльце Чернушка прекрасна. Иван с удовольствием любуется ей. Как же она сейчас великолепна! Всё её существо наполнено дикой первозданной красотой. Не собака, а чёрный сгусток праведной мести. Косматый ангел-мститель с окровавленными клыками, с налитыми кровью глазами и вытянутой в струну от холки до хвоста спиной, с искрящейся статическим электричеством и стоящей дыбом шерстью. Наконец, вдоволь налюбовавшись унижением своей убийцы, Собачья Королева коротко и отрывисто лает.

«Это сигнал. Сейчас они разорвут её», – думает Иван. Он с силой зажмуривает глаза и закрывает руками уши, не в силах смотреть, как сотни собак будут рвать на клочки и пожирать его родную тётку. Ту, про которую он никогда не знал и так ничего и не узнал. Ту, чей страшный завораживающий образ навеки перекочевал в его сны. Ту, что убила его мать и пыталась выдать себя за неё. Он не видит и не слышит убийства, но воображаемая картина, чавканье, скулёж и хруст разгрызаемых костей кажутся не менее страшными.

«Собаке – собачья смерть» – крутится в голове Ивана неуместная фраза из далёкого детства. «Хорошо, что мама меня не слышит, – думает он и тут же спохватывается, – какая мама?» Он опять подумал о Чернушке, как о маме.

– Открой глаза, Ваня! – слышит он тут же в голове мамин голос.

Иван послушно приоткрывает глаза, в страхе ожидая застать разгар собачьего пира, увидеть, как огромный клубок, в который превратилась свора, катается по двору, рыча и скуля, вырывая друг у друга из пастей что-то, что ещё недавно надеялось на счастливую жизнь… Но опасения оказываются напрасны – во дворе почти ничего не изменилось. Всё так же белеет одинокая, с перекошенным ужасом лицом, статуя посреди собачьего моря. Только вот взгляд ведьмы теперь направлен туда же, куда и горящие взгляды собачьего сброда, – за левый угол дома. Туда, где раскинулся невидимый яблоневый сад и откуда сейчас идёт волна холодного синего огня, раздвигая собою плотные слои собачьего моря. Иван видит, как шерсть у всех собак во дворе одновременно встаёт дыбом. Виной тому источник синего холодного огня, появившийся из-за угла дома и двигающийся в сторону ведьмы. Иван чувствует, как зашевелились волосы у него на затылке. И есть от чего. Собаки тихо, едва слышно скулят и раболепно расступаются перед огромным, превосходящим свой прижизненный размер вдвое, Лордом Генри. Да, это он. Сомнений нет. Иван сразу узнаёт своего первого друга, хотя сейчас силуэт мастифа сияет синим пламенем, глаза горят, как два прожектора, а клыки в оскаленной пасти сверкают, как острые клинки. Плавно, гордо, величаво, с надменной грацией большого хищника Лорд Генри, неумолимо приближаясь к ведьме, степенно вышагивает в коридоре, образованном поджавшими хвосты собаками. Широкий коридор залит синим светом, идущим от глаз мастифа до самых ворот. Иван заворожённо и восхищённо наблюдает за новым поворотом трагического действа. Почти добравшись до жертвы, мастиф неожиданно останавливается и, повернув лобастую голову к крыльцу, склоняет её в поклоне перед своей Королевой. Чернушка кланяется в ответ. Иван тоже склоняет голову. Тут ведьма, словно копившая всё это время силы, резко разворачивается и сломя голову бросается к воротам. Одним движением сдвинув тяжёлую щеколду, затравленная женщина выскакивает на улицу и с бешеной скоростью устремляется в сторону шоссе. За ней следом в два прыжка выскакивает полыхающий ненавистью Лорд Генри. А уже за ним, очнувшись от оцепенения и оглушительно лая, выбегают со двора остальные собаки.

Через полминуты всё стихает. Воцаряется ночная тишина, изредка прерываемая отдалённым гавканьем. Собаки исчезли, как предутренний сон. Если бы не вытоптанный газон, следы на земле да поваленные садовые стулья, ничего бы и не напоминало об их недавнем нашествии. От женщины, только что стоявшей во дворе, тоже ничего не осталось, кроме дурной памяти. Остался, правда, в проёме кухонного окна зацепившийся за гвоздик халат, так ведь он ей не принадлежал. Халат – ворованный, как и вся её недолгая жизнь.

– Она не вернётся? – спрашивает Иван.

– Никогда, – отвечает голос в его голове.

– А Лорд Генри?

Голос в голове молчит. Иван с Чернушкой так и стоят на крыльце. Собака напряжённо всматривается вдаль сквозь кусты и заборы, как будто видит там что-то очень интересное.

– Они догнали её? – не унимается Иван.

– Смотри, – говорит мамин голос.

И так же, как только что в его голове звучал голос, теперь там появляется картинка. По тёмной дороге, идущей возле старого кладбища, бежит, задыхаясь от страха, голая ведьма. С двух сторон от неё скачут собаки, не давая ей никуда свернуть. Чуть поодаль за ведьмой летит, едва касаясь земли и пылая синим пламенем, грозный Лорд Генри. Иван видит, что собаки и Лорд легко могут догнать ведьму, но не делают этого. У них другая цель. Иван знает, куда ведёт эта дорога. К речке. К её узкой извилистой части с быстрым, как время, течением и дном, поросшим цепкими водорослями. Место там неглубокое, но гиблое и топлое. Вот теперь и ведьма узнает вкус оредежской водички. Собаки со своим огненным главарём останавливаются, как вкопанные, на крутом берегу, а ведьма, проломившись через кусты, летит вниз головой в тёмные воды Оредежа, тут же попадая в крепкие объятия водорослей. Чем отчаяннее она пытается выбраться из них, тем сильнее запутывается. Собаки, склонив морды, стоят над рекой и расходятся по своим дворам, только когда на воде перестают лопаться последние пузыри над замершим в глубине телом. Никто из них не заметил, как растворился в ночи огненный силуэт Лорда Генри. Быстрое течение отбирает у водорослей бездыханное тело и несёт его всё дальше и дальше, от омута к омуту. Картинка гаснет.

На порог, с трудом переставляя ноги, выходит папа Дима. У него неуверенная похмельная походка человека, проспавшего пять дней после тяжёлого отравления. На опухшем лице следы от грязных собачьих лап, на запястьях кровоподтёки от верёвки. Он молча падает на колени и ползёт на них, пока не оказывается перед Иваном и Чернушкой. Судорожно обнимает их, крепкими руками притянув к себе Чернушку и ноги едва устоявшего мальчика. Фредди деликатно отходит в сторонку. Плечи папы Димы сотрясают рыдания.

– Простите меня! Простите меня! Простите меня!

Ничего больше он сказать не может. Собака слизывает с его лица горькие горячие слёзы. Королевы больше нет. Чернушка – снова добрая лохматая дворняжка. Иван чувствует, что тоже плачет. Плачет о пропавшей матери, о внезапно закончившемся детстве, о потерянной невинности, о страшном сне, который наконец-то закончился.

– Ну хватит плакать, мужички! Погоревали и будет. Что было, того не воротишь, а нам с вами нужно дальше жить. Будем Ваньку поднимать да в люди выводить! Да, папа Дима?

– Конечно, Аннушка.

Иван понимает, что папа Дима тоже слышит Чернушку.

– Тогда собираемся в дорогу. Берём только самое нужное. Дома приберём, когда вернёмся. Окна раскрытыми оставим, пусть ведьмин дух выветривается. А мы пока в Питер прокатимся, визы вам сделаем да в Швейцарию слетаем. Нужно там в одном старом деле разобраться. Ваня, а ты не забудь крестик соорудить и под дальней яблонькой поставить. Не плачьте, мальчики, мы снова вместе! Фредди, верный дружок, иди скорее к нам!

На высоком крыльце двое мужчин сидят в обнимку с двумя собаками. Они – семья. Далекодалеко на горизонте начинает розоветь небо. Солнышко всходит. Сказка на том кончается. Жизнь продолжается.

Всё только начинается.

Станут они вместе жить-поживать, не тужить да добра наживать и будут жить долго и счастливо.

Пока не умрут.

Глава 18
Вот где собака зарыта

Понимаю, что мне никто не поверит, скажут, что я того, но я всё равно вам расскажу Решайте сами, вру я или не вру Если я ни с кем не поделюсь, крыша съедет. Хотя жена считает, что уже съехала.

Я сразу понял, что здесь дело нечисто. Только наши добрые обыватели считают, что в милиции служат сплошь тупые и жадные люди. Я не тупой. И людям верю. Не всем, конечно, но есть ещё достойные персонажи. Как, например, Ваня Пугачёв или его мать. Глаза у них честные. Смотришь в них и веришь человеку. А людям верить нельзя. Поэтому я тогда вечером и сорвался к Пугачёвым сигнал проверять, хоть и выглядело дело полным бредом. «Мать подменили! В доме чужая!» Просто кино про инопланетян. Я с детства любопытный. Поэтому и в милицию пошёл. Люблю до всего сам докапываться.

Иван явно не в себе был. Да и Дмитрий не лучше. Анна тоже мне не понравилась – общий неадекват налицо. Сын на мать при участковом с ножом кидается. А муж в это время чай прихлёбывает спокойненько. Зачем у них вообще на столе такой страшный нож для мяса лежал, когда они чай пили? Я тогда подумал – дело в чае, заварка уж больно странно пованивала. Не люблю я лапшан сушонг всякий. И не стал чай пить. Только имитировал. Анна забыла, что два дня назад обещала мне болтушку от демодекоза для сестриной псинки. Сказала тогда, что ветеринары – лохи, а у неё средство проверенное – враз клеща выгонит. А тут вдруг всё забыла. Ушёл я от них в полном недоумении.

Так что, когда нам из управления прислали запрос на Анну Пугачёву в связи с розыском Интерполом её сестры, обвинявшейся в убийстве мужа, я очень обрадовался. Что-то интересное начало вырисовываться. Похоже, дело-то не в чае! Я такие страшные истории про двойняшек очень даже люблю. Позвонил в управление – узнать: нельзя ли запросить материалы по делу Евгении Пугачёвой. Посмеялись они над моей инициативностью. Но дело запросили и, мало того, даже прислали мне его по факсу. Всю бумагу факсовую в нашем отделении извели. «Изучай, – говорят, – мистер Марпл вырицкий. Ты, наверное, немецкий хорошо знаешь?»

И ржут. А чего ржать? У меня жена в школе немецкий преподаёт. Она мне в тот же вечер всё перевела. Очень интересное дело, между прочим. Последний муж Евгении погиб в аварии – тормоза отказали, а на него страховка семизначная оформлена. Страховщики стали копать, и выяснилось, что не первый муж Евгении так из жизни ушёл. Был подобный казус пять лет назад. Только тогда Евгения ничего не получила, потому что вся страховка по завещанию отошла дочке покойного от первого брака. Страховщики стали копать дальше и нарыли совсем уж интересную тему. Мать и отчим Евгении погибли при точно таких же обстоятельствах, как последний муж. Не слишком напрягала фантазию девушка. Тогда ей всего-то семнадцать стукнуло, и никаких подозрений авария не вызвала. И наследство своё она тогда получила всё до копеечки. А сейчас страховщики, раскопав эту историю, очень обрадовались и полицию подключили. Евгения то ли одним местом почуяла, то ли у неё свой человек в местной полиции имелся – успела дёрнуть на историческую родину.

А мне вот что интересно стало: получала ли Аня наследство родительское и сколько сёстрам досталось – не просто праздное любопытство, а интуиция моя сработала. В деле нашёл координаты адвоката, который интересы погибших представлял и наследством распоряжался, и очень обрадовался. Фамилия у адвоката русская оказалась – Осипофф, из эмигрантов, стало быть. Я так думаю, господин Кнопп специально такого адвоката русскоязычного брал, чтобы его жене Алле всё понятно было без всякого переводчика. Наследство – дело тонкое! Так вот, Пьер Осипофф обрадовался мне ещё больше, чем я его фамилии.

– Вы, – говорит, – господин Казанков, так вовремя звоните. Такая редкостная удача. Вы просто кучу проблем у меня с плеч сняли. Мне теперь не нужно Ивана Пугачёва разыскивать. Вы мне все его координаты и так дадите.

– А зачем вам Иван? – интересуюсь.

– Ну как же, – говорит Осипофф, – ему же скоро шестнадцать. И, значит, вступит он в права свои наследственные.

– Как интересно, – говорю, – а нельзя ли подробнее?

– Нельзя, конечно, – говорит адвокат, – но вам – услуга за услугу. Мать его, Анна, отказалась от причитающейся ей доли. На то у меня её заявление имеется, с подписью и подтверждением её тогдашней опекунши Анастасии Пугачёвой. Ну, а по хитрому завещанию, что Михаель тогда составил, наследство в таком случае переходит её детям, соответственно Ивану. Только Михаель попросил вложить деньги в акции, чтобы они работали всё время, и не в какие-нибудь, а в «Эппл». Понимаете, о чём я говорю?

– Понимаю, конечно. Только я в рынке бумаг не силён.

– Тогда вы ничего не понимаете. Выросло наследство Ивана в сотни раз. Были там десятки тысяч, а теперь – миллионы!

– Спасибо, – говорю, – всё понял. Вы мне очень помогли.

Где миллионы – там преступление. Если не верите, читайте Маркса. Поэтому я, как с Осиповым поговорил, сразу к Пугачёвым ломанулся. Другими глазами на ситуацию посмотреть. Ну, и преступление предотвратить. Это ж наша главная задача – преступления предотвращать.

Пришёл – они опять чай свой бадяжный пьют. Ивана нет. Говорят – спит. Правда, потом пришёл пельмени варить. Дмитрий – полное невменько. Анну я пробил на разговор про демодекоз и ещё раз укрепился во мнении, что что-то здесь нечисто. Может, и правда, не Анна, а Женя меня настойчиво чаем угощала? А как узнать? Да и Иван, опять же, дует в свою дуду. Не моя мать, и всё тут.

Решил я в засаде посидеть да за развитием событий понаблюдать удалённо. То есть выставил старую добрую наружку – лично наблюдательный пост занял, очень уж интересно посмотреть со стороны на странное семейство. Благо, рядом с домом их лес стоит. Выбрал я ель-великан прямо напротив их кухонного окна, забрался повыше. Обзор отличный – и кухню видно за кружевным тюлем, и вход в дом просматривается. Хорошо сидел, удобно. В ветках разлапистых, как в люльке, расположился, к стволу на всякий случай привязался, чаёк из термоса потягиваю да в объектив камеры поглядываю. А там ничего не происходит. Сидят Анна и Дмитрий за столом, и всё. Сколько можно! Тоже мне, Соня со Шляпником, – устроили круглосуточное чаепитие. Разморило меня, и сам не заметил, как заснул. Проснулся от страшного воя. Если б не привязался, точно бы рухнул на фиг и костей бы не собрал. Вой был волчий, собаки так не умеют, видать, какая-то зверюга близко к посёлку из леса подошла, хотя, сколько в Вырице живу, о волках не слыхивал. Потом собаки по всей Вырице разлаялись. Молодцы – на дикого зверя среагировали. На улице светло, почти как в белую ночь – полнолуние и фонари горят. Схватился я за камеру, и вовремя. На кухне Анна Пугачёва своего мужа к стулу привязывает, а он сидит, не сопротивляется, сам ей руки-ноги подставляет. А она-то в таком пикантном халатике, ну, вы меня понимаете. Вот, думаю, извращенцы. Развели садо-мазо в посёлке Вырица, понимаешь. Но снимаю на всякий случай. И откуда эта ворона взялась? Или ворон, в темноте-то не разберёшь. Красный огонёк, что ли, привлёк? Здоровая, чернющая птица – упала на меня неожиданно сверху и выхватила камеру. Я даже за пистолет схватился, а что толку – ни вороны, ни камеры. Но тут я про камеру забыл, потому что собаки побежали. Никогда в жизни я не видел столько собак сразу. Они бежали от шоссе по узкой улице нескончаемым потоком, быстро, организованно, молча. Бежали к участку Пугачёвых. Такого поворота я не ожидал. Помню только, обрадовался, что я так высоко сижу. То, что произошло дальше, в мою голову укладывается с трудом. Я даже несколько раз себя за щёку щипал, чтобы убедиться, что не сплю. Собаки добежали до пугачёвского забора и стали на участок перебираться, часть из них стала натурально лесенкой: совсем большие у забора стоят, поменьше перед ними и маленькие впереди, а остальные по ним забегали и во двор перепрыгивали. Собачий спецназ, мля. Такого даже в китайском цирке не показывают! А у меня ворона камеру отобрала. Вот невезуха. В общем, вся эта собачья стая перебралась на участок, заполнила его, и стали собаки ломиться во входную дверь и в окно кухни скрестись. А там, в кухне, какой-то кавардак стал твориться. Слышу, Анна кричит за закрытым окном, тихо, но слышно, тени по стенам кухни мечутся, не похоже на плотские утехи, что-то нехорошее там творится. Вот я дурень, не взял бинокль, на камеру понадеялся. Тут окно в кухне распахнулось – вижу Ваньку Пугачёва, никого больше в кухне не видно, но слышно рык какой-то. Собаки со двора стали в кухонное окно запрыгивать, опять тем же манером, что и через забор. Потом дверь в дом распахнулась и собаки в неё ломанулись. Сразу вслед за этим из кухонного окна сиганула Анна. Выпрыгивала она в распахнутом халате, а приземлилась уже без него. Не думайте, что я какой-нибудь там извращенец, я просто ценитель женской красоты. Так вот, сиськи её я разглядел даже без бинокля и сразу понял окончательно, что это Женя, а не Аня. Сиськи, надо признаться, у неё были классные, но силиконовые. В чём в чём, а в силиконе я знаток. Столько часов жизни в интернете угробил на то, чтоб разобраться в этом вопросе! Так, что-то я увлёкся. Но это крайне важно. Потому что благодаря опознанному силикону я уверен, что в окно выскочила Женя Пугачёва – преступница, находящаяся в международном розыске. Это ведь одна из достаточно важных примет, отличающих её от сестры. Женя приземлилась прямо на собак, заполнивших двор, и попыталась бежать к воротам, сжимая над головой в левой руке запястье правой, но через пару шагов окончательно увязла в собачьем болоте. Собаки не бросались на неё, но и убежать не давали, молча скалясь и подталкивая её к середине двора – напротив крыльца, между трёх кустов облепихи, один из которых совершенно закрыл мне обзор. Вы спросите, почему я бездействовал? Слишком уж нештатная ситуация сложилась. Чертовщина какая-то! Мистика! А я нормальный мент, а не сказочный. Можно, конечно, было попробовать пострелять в эту собачью стаю. Но их там скопилось несколько сотен. А если бы мои выстрелы их только раззадорили, и они бы набросились на несчастную? А так, в той бредовой сцене, которую я наблюдал, у неё оставался хоть какой-то шанс. Собаки её пока не трогали. На крыльцо вышел Иван, а с ним дворняга, которую он недавно притащил с улицы, и мелкая противная собачка Анны. Все собаки во дворе троекратно тявкнули, словно приветствуя появление хозяина. Спускаться к этой собачьей сходке я не спешил и, как заворожённый, следил за происходящим. Женю мне так и не удалось больше разглядеть. Зато я увидел, как после однократного тявканья дворняжки все собаки, наводнившие двор, раздвинулись, образовав ровный проход через двор от куста, за которым стояла жертва, до ворот. Двор озарился синим светом, и я увидел чудовище. Честно говоря, я чуть не обгадился и ещё раз порадовался, что привязан. Такую страшную тварь я никогда не видел и, надеюсь, больше не увижу. Огненная, горящая синим пламенем, как газовая конфорка, тварь размером с племенного быка. Собак таких не бывает, это точно. Тут, вижу, ожила Женя, да как припусти к воротам. Я б тоже на её месте припустил. Ворота распахиваются, и оттуда Женя выскакивает, за ней тварь эта адская, а следом вся свора собачья. И гонят они несчастную голую бабу в сторону пустого ночного шоссе. Страшное зрелище. Я проследил их бег до той стороны шоссе, а дальше – потерял. Только увидел, как синий огонь мерцал среди деревьев у старого кладбища. Там они, наверное, её и порвали.

Я понимал, что наблюдаю за убийством, более того – за хорошо продуманным и организованным убийством, но словно прирос к ветке, не зная, что предпринять. Всё слишком быстро развивалось. Да и самого убийства я не видел. Что мне этим собакам предъявлять? Нарушение ночной тишины?

Через пару минут в поле моего зрения на месте начала действия остались всего две собаки – дворняжка и её мелкий прихвостень. Они стояли на крыльце сначала с Иваном, а потом к ним присоединился Дмитрий. Я решил подойти к ним и потолковать, сказать, что я всё видел, и потребовать объяснений, чёрт побери! Но пока я отвязывался и спускался с ели, мой пыл заметно поостыл. Во-первых, я окончательно осознал, что коль скоро я уверен в том, что видел Евгению Пугачёву, то получается – я присутствовал на казни убийцы как минимум четырёх человек, в том числе и её собственной матери. А такое наказание, если забыть о презумпции невиновности и моратории на смертную казнь, с моей личной точки зрения – вполне справедливо. Во-вторых, я представил собак, которых я видел сверху, у себя во дворе, и мне сразу расхотелось кричать на Ивана. Я в сказки не верю, но колдунов боюсь. В-третьих, я представил, как пишу рапорт про свору собак, предположительно разорвавших голую Евгению Пугачёву (опять-таки предположительно по силиконовым имплантам), и про ворону, укравшую мою камеру, – и понял, что в лучшем случае меня спишут из органов, а в худшем я попаду на принудительное лечение. И тогда я принял единственное правильное решение – просто пойти домой, лечь спать и постараться забыть всё, что я видел, как кошмарный сон. Будет труп или заявление – буду разбираться. Не будет трупа или заявления, я ничего не видел, ничего не знаю, ничего никому не скажу. С последним получилось самое сложное. Держать в себе такое оказалось очень трудно. Рассказал жене. Сказала, что я ненормальный. Что читать вредно. Вижу везде собак Баскервилей. Зря я ей всё рассказал. Вот теперь вам рассказываю. Думайте, что хотите. Только собак я теперь побаиваюсь и отношусь к ним очень уважительно. На всякий случай. Очень уж твари сообразительные.

Прошёл месяц. Труп не нашли. Заявления по семейству Пугачёвых ко мне не поступало. На воротах у них висит амбарный замок. Свет в окнах не горит. Соседи говорят, что они уехали в отпуск надолго и просили не беспокоиться. Но я всё равно беспокоюсь. Так и тянет меня перебраться через забор и побродить по пугачёвскому участку.

Думаю, что много интересного можно там найти. Но пока здравый смысл побеждает. Надолго ли, не знаю – время покажет!

А ещё я уверен, что правда обязательно всплывёт. То есть выплывет.