Текст книги "Огненный холод"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– И вместе с ним династия Сфорца-Малатеста вымрет! – завершил третий.

Марине было тяжело слышать подобные речи, но когда ей позволили навестить Алессандро, она ощутила: надежда есть! Он лежал в небольшой палате, бледный, с закрытыми глазами и перевязанной головой. Марина осторожно взяла его руку и прижала к губам.

Вошедший профессор принялся ей что-то пояснять, но Марина не слушала его. Она смотрела на Алессандро. Его вывели из комы, но он не приходил в себя, и никто не знал, в чем же дело. Медик намекал на то, что, по всей видимости, герцог больше никогда не откроет глаза.

Однако прогноз оказался ошибочным – Алессандро пришел в себя спустя сорок восемь часов. Марина была у него и первой услышала его протяжный стон, увидела, как герцог слабо пошевелился.

– Алессандро! – воскликнула она, но ее тотчас отстранили заполонившие палату врачи и медсестры. Девушке пришлось выйти в коридор. Но спустя несколько минут ее позвали обратно – оказывается, герцог желал, чтобы его личная секретарша была рядом с ним.

Инсульт и операция не прошли бесследно, его высочество не мог координировать движения, и медики намекнули, что, по всей видимости, таким он останется навсегда. Марина не хотела в это верить, не желала с этим смириться. Герцог хотел вернуться в замок, но профессор уговаривал его остаться в клинике. Марина организовала возвращение на вертолете обратно – она знала, что Алессандро хочет быть дома.

И Марина дала себе слово: Алессандро встанет на ноги. И все будет как раньше. Она посетила нескольких маститых медиков, и те разработали уникальную программу реабилитации для Алессандро. Благо что он мог позволить себе любые расходы и к его услугам были экспериментальные медикаменты, недоступные для простых смертных.

Марина, проводившая почти все время с герцогом, уверяла его, что они победят. Алессандро, говоривший с трудом, прошептал:

– Напрасно... Все это напрасно... Мой отец и дед... Я пережил их обоих... Настало мое время!

Рассердившись, Марина заявила:

– Ни за что! Ты будешь жить! Ты нужен всем нам! Ты нужен мне!

Последняя фраза вырвалась у нее против воли. Алессандро внимательно посмотрел на девушку и ничего не сказал. Марина сделала для себя вывод: она позволила себе лишнее. Однако она не может бросить человека, которого... Которого, черт побери, любит! Да, она любила герцога Алессандро Сфорца-Малатеста, и это не была любовь дочери к отцу или секретарши к доброму хозяину – это была любовь женщины к мужчине! Но ее любовь, она прекрасно понимала, останется неразделенной. Что же, у нее имеется цель – поставить Алессандро на ноги. А когда цель будет достигнута, она покинет Италию и вернется в Россию. И никто и ничто не удержит ее здесь!

Герцог был капризным, настроения его менялись каждые пять минут. И он хотел стать здоровым, причем всего за пару дней. Марина знала, что требуется терпение и система, система и терпение. Она руководила командой из нескольких санитаров и физиотерапевтов, обосновавшихся в замке. Программа была рассчитана на год – и за этот год, поклялась себе Марина, Алессандро станет прежним!

Слуги всемерно помогали ей, потому что хотели одного – чтобы их хозяин поправился. Герцог же, с одной стороны, считал себя полностью здоровым и даже изъявил желание лететь в Японию, дабы подписать важный контракт, а с другой стороны, никак не мог смириться с тем, что передвигается с трудом и не может выговаривать отдельные звуки.

– Мне все надоело! – заявил он как-то в сердцах спустя четыре месяца. – Лечение не приносит ни малейшей пользы! Все эти врачи, лекарства, уколы, массажи, долгие занятия в бассейне и на тренажерах...

Марина только головой покачала.

– Но, ваше высочество, разве вы не заметили, что говорите без заиканий?

* * *

На Рождество герцог мог самостоятельно подниматься с постели и даже осторожно спускался по лестнице. А в конце апреля, когда в замке побывал консилиум врачей и медики поразились тому, какие успехи делает пациент, Алессандро заявил:

– Хватит мне валяться в постели, я хочу наконец-то вернуться к работе. Сейчас – или никогда!

Врачи рекомендовали ему щадящий режим, но Алессандро, который чувствовал себя великолепно, и слушать их не хотел. Марина поняла: ее мечта сбылась и герцог вернулся к прежнему своему состоянию. Что же, настала пора возвращаться на родину...

Воспользовавшись тем, что Алессандро отправился в Германию, Марина собрала вещи и составила короткое письмо для герцога. Делать ей в замке больше нечего. Она убедилась, что по-прежнему любит Алессандро, и даже больше, чем когда-либо, но он не обращает на нее внимания, вот что хуже всего. Значит, решено, она уйдет по-английски!

Слугам Марина сказала, что должна навестить родителей. В последний раз взглянула из окна автомобиля на долину с замком и виноградниками – все это остается в прошлом, в далеком прошлом, в прошлом, куда возврата нет...

Прибыв в Москву, девушка позвонила Зульфие – та была страшно рада видеть свою бывшую сотрудницу.

– Что, приелась тебе заграничная жизнь? – спросила она деловито. – Понимаю, не каждому по вкусу придется. Значит, так, Мариночка, работать будешь здесь, станешь моей заместительницей. Кстати, твой разлюбезный герцог, как только ты уехала вместе с ним в Италию, избавился от моего агентства. И знаешь, каким образом? Подарил мне его! Вот ведь мужчина! Работы у нас навалом, все только и хотят, что замуж за иностранца выйти. А ты у нас в данной области эксперт. Жить будешь пока у меня, а потом подыщешь себе что-нибудь подходящее.

Итак, Марина снова будет работать в агентстве, и все потечет своим чередом. А герцог Сфорца-Малатеста станет приятным воспоминанием...

* * *

Марина проснулась от чарующей музыки. Сначала ей показалось, что сон все еще продолжается. Затем она решила, что кто-то забыл выключить радио. И только потом поняла – музыка доносится с улицы.

И не просто музыка, а божественная ария Nessun dormaиз оперы «Турандот» Пуччини. Кто-то выводил ее на итальянском без акцента, причем в три голоса. И Марина даже знала, кто именно. Но ведь этого не может быть! Просто не может быть! Сумасшествие, галлюцинация, фата-моргана!

Она вышла на балкон, а за ней последовала заспанная Зульфия. Внизу разыгрывалась небывалая сцена – горели яркие огни, и три человека выводили арию.

– Батюшки, что здесь творится! – Зульфия протерла глаза. – Что за мужики? А ведь я их где-то уже видела... Точно, по телевизору! Вон тот, толстый, с белым платком...

– Лучано Паваротти, – назвала имя певца Марина шепотом. – А двое других – Пласидо Доминго и Хосе Каррерас!

Да уж, небывалое, фееричное зрелище: три мировые знаменитости в одном из спальных районов Москвы, перед шестнадцатиэтажкой дают мастер-класс. Жильцы высыпали на балконы, на улице собрались зеваки, но никто не смел даже чихнуть – все наблюдали за уникальным событием.

Когда три тенора завершили арию, раздались громовые аплодисменты. Зульфия восторженно заметила:

– Нас еще и по телику покажут! Но что они здесь делают?

Марина знала, что они здесь делают. И кто их сюда привез. На такое был способен только один человек, для которого не существовало преград и который был на «ты» со всеми тремя знаменитостями. И который мог заплатить им любой гонорар, лишь бы они прилетели в Россию и исполняли арии под балконом московской шестнадцатиэтажки.

Вернувшись в комнату, Марина закрыла уши руками и заплакала. Зачем он это делает? Хочет, чтобы она вернулась к нему? Но она не может работать в качестве секретарши!

Марина почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо. Подняла глаза – перепуганная Зульфия.

– Он здесь! Твой Алессандро! Собственной персоной! Хочет видеть тебя!

– Но я не хочу видеть его! – вытирая слезы, произнесла Марина.

Дивный концерт на улице продолжался. Зульфия, тряхнув девушку как следует, заявила:

– Он имеет право на то, чтобы ты его выслушала! Он что, зря перся сюда из Италии вместе со знаменитыми певцами? Ты не представляешь, что там внизу творится! Пол-Москвы сбежалось, не меньше! И телевидение понаехало, и милиция, но никто ни во что не вмешивается. Так ты будешь с ним разговаривать или нет?

Марина указала на свою ночную рубашку.

– Не в этом же наряде!

Зульфия вручила ей алый шелковый халат с драконами и заявила:

– Ну, ты прямо как принцесса Турандот выглядишь! Господи, у меня же камера имеется, надо снять все побыстрее, ведь сегодняшний концерт в историю войдет!

Марина вышла в зал и увидела герцога Алессандро Сфорца-Малатеста в черном костюме, с длинным бордовым шарфом вокруг шеи.

– Марина, добрый вечер, – произнес неожиданный гость смущенно. – Прошу прощения за устроенное представление, но я должен был сделать что-то подобное...

– Ваше высочество, вы ничего не должны, – покачала головой Марина.

– О, каким же я был ослом! – воскликнул герцог. А потом вдруг забормотал как-то потерянно: – Впрочем, я просто не знал, как же сказать... Я знаю, что должен был давно... но тянул время... пытался забыть... думал, что пройдет... Я люблю тебя, Марина...

Девушка вновь качнула головой:

– Я видела ваш свадебный альбом... Оказывается, а похожа на вашу первую супругу. Вы любите не меня, а ее образ!

Она повернулась, чтобы уйти, но Алессандро удержал ее за руку.

– Юлия была для меня всем, – произнес он. – И я очень долго скорбел по ней. И до сих пор скорблю. В прошлом году я едва не умер, и только после столь тяжелой болезни понял: жизнь может закончиться внезапно, и не будет больше возможности сделать то, о чем мечтаешь. Да, Юлия была для меня всем, но она умерла сорок с лишним лет назад! А сейчас я люблю только одного человека – тебя! Тебя, Марина, и только тебя!

Слова, произнесенные герцогом, были подобны удару кинжала в самое сердце. Ведь Миша тоже был для Марины всем... но он мертв... Так что же ей, закрываться в башне из слоновой кости? Тем более когда есть человек, которого она любит...

– Марина, прошу тебя! – герцог Сфорца-Малатеста грациозно опустился на одно колено. – Если бы не ты, я был бы давно мертв. Если бы не ты, я бы так больше и не узнал, что такое любовь. Да, признаюсь, ты поразила меня с самого начала – ты так похожа на Юлию. Но... но в то же время ты совсем другая! И я знаю, что люблю именно тебя, а не образ. Поэтому, милая Марина... прошу тебя...

Марина закрыла глаза. Она так часто мечтала об этом моменте, но, странно, когда он настал, не ощущала ничего, кроме страха.

– Стань моей женой! – завершил Алессандро. – Я ничего не хочу так страстно, как одного: чтобы ты стала моей герцогиней!

Три тенора пели о любви. Марина взглянула на коленопреклоненного Алессандро. Жестом попросила его подняться. И поцеловала герцога. Первый раз поцеловала мужчину после смерти Миши. И она теперь точно знала, что не изменяет тому, кого любила. Она и дальше будет любить Михаила, в глубине души, но сейчас ее сердце принадлежит одному человеку – Алессандро!

И, надо признать, герцог целовался очень умело! Наконец, тяжело дыша, Сфорца-Малатеста спросил:

– Моя герцогиня, это значит «да»?

И Марина, никого и ничего уже более не боясь, чувствуя, что совершенно счастлива, ответила:

– Алессандро, я так хочу стать твоей женой!

Константин

Верочка Чеснокова знала, что ей чрезвычайно повезло. Хотя, конечно, дело было не только в везении, но и в том, что она была отличницей, умницей и красавицей. Но ведь далеко не каждая отличница, умница и красавица получает такое место, причем сразу после окончания медицинского училища!

Сыграл свою роль и тот факт, что отец Веры, Илья Ильич Чесноков, был заслуженным работником МВД, хотя исполнял он функции, отличные от функций следователя, но, как сам был уверен, не менее важные. Илья Ильич был поваром, причем не каким-нибудь, а главным поваром в правительственном санатории, расположенном в Подмосковье. Илья Ильич немало повидал на своем веку, со многими политическими деятелями встречался, но предпочитал об этом не распространяться: в конце концов, времена, когда за такие рассказы можно было загреметь в лагерь или даже расстаться с жизнью, закончились не так давно. Хотя Илья Ильич любил вспомнить о том, как совсем еще мальчишкой встречался с самим Владимиром Ильичом и вождь мировой революции очень хвалил творожную запеканку, приготовленную молодым Илюшей Чесноковым. Впрочем, никто не знал, правда это или нет. Однако сомнению не подлежал тот факт, что запеканки, как и другие блюда, Илья Ильич готовил отменно. А вот о некоторых других встречах он многие десятилетия хранил молчание – о том, как готовил, например, для Троцкого, Ежова или Бухарина...

Времена террора Илья Ильич пережил, хотя видел, как исчезают один за другим (а иногда и целым скопом) вожди советского народа. Еще, допустим, прошлым летом отдыхали в санатории, а потом – раз, и выяснялось из газет, что они-де были злостными врагами народа, заграничными шпионами и вообще планировали покушение на жизнь любимого товарища Сталина. После Двадцатого съезда, когда страх постепенно исчез, Илья Ильич в тесном семейном кругу заметил шутя, что если посчитать всех врагов народа, которых он обслуживал, то получится целый полк.

Доводилось ему видеть и Сталина, причем неоднократно. Впрочем, великий кормчий доверял только своим поварам и к концу жизни, став чрезвычайно подозрительным, вообще питался кое-как, боясь быть отравленным. А вот на правительственных банкетах, а также частных сабантуях, устраиваемых сильными мира сего, Илья Ильич часто готовил и перевидал как трезвыми, так и в стельку пьяными многих: и Буденного, и Ворошилова, и Молотова, и Хрущева и иже с ним. Однако Илья Ильич умел держать язык за зубами, за что его чрезвычайно ценили.

* * *

Дочка Ильи Ильича и его супруги Веры Пантелеевны, родившаяся вскоре после войны, была названа в честь матери – Верочкой. Были у четы Чесноковых еще два ребенка, да старший сын пропал без вести под Сталинградом, а дочурка, Валечка, умерла в детстве от скарлатины.

Вера была единственным и оттого любимым ребенком. И отец, и мать страстно желали, чтобы Верочка получила высшее образование, но этому не суждено было осуществиться. Верочка проявила интерес к медицине, однако в институт поступить не смогла – срезалась на химии. Отец хотел было попросить влиятельных знакомых, чтобы помогли девочке с поступлением, однако Вера сама воспротивилась и заявила:

– Не хочу, папа! Шесть лет учиться, затем еще в ординатуре мучиться... Мне и так хорошо!

Зато медицинское училище Верочка закончила с отличием, и Илья Ильич уже знал, где дочка будет работать – в том же санатории, где сам он был начальником пищеблока, а супруга, Вера Пантелеевна, кастеляншей. Так Верочка и стала трудиться вместе с родителями, и тем было покойно: место хорошее и дочка под присмотром. А то уехала бы в другой город, кто знает, что бы там могло произойти! Санаторий все же не обычный, а для высокопоставленных лиц, самое место для молодой девушки из хорошей семьи.

Верочка пошла в мать – длинные русые волосы, большие голубые глаза, тонкая белая кожа, ямочки на щечках, красивая фигура. Загляденье, да и только! Илья Ильич подумывал о том, чтобы выдать дочку замуж, скажем, за полковника. Конечно, дочке решать, он ведь не тиран, неволить не будет, однако хорошо бы указать направление, в котором девочке надо двигаться. А то ведь Верочка такая хохотушка, в голове одно веселье. Но надо же и о будущем думать!

Очередная смена власти в Москве оставила Илью Ильича равнодушным. Что ни говори, но прежние времена, когда все ночного звонка боялись, прошли безвозвратно. Ну, сместили Никиту Сергеевича, и что с того? Теперь у нас новые вожди, молодые и энергичные, а жить в полном соответствии с заветом покойного Иосифа Виссарионовича становится лучше и веселее! Так и до коммунизма недалеко – ведь социализм уже вроде бы построен!

Верочка политикой не интересовалась, зато завела романчик с одним из шоферов. Илья Ильич, который в санатории пользовался всеобщим авторитетом и обладал поистине неограниченной властью, это быстро пресек и позаботился о том, чтобы наглеца перевели в другое место. Ишь чего, парень решил в зятья к самому Чеснокову затесаться! Не бывать такому! Верочка выйдет за полковника, а тот, глядишь, со временем и генералом станет. И будет Илья Ильич и Вера Пантелеевна внучат нянчить на старости лет, да не простых, а генеральских!

* * *

Летом 1965 года в санаторий пожаловали гости – многие из них впервые, потому что сами в Москве оказались недавно, приехали из провинции, в основном с Украины, откуда родом был новый генсек Леонид Ильич. Он в Кремль въехал, а его друзья и соратники сменили старую элиту в министерствах, комитетах и ЦК.

Работы было много, требовалось учитывать пожелания всех гостей, да и не забывать о том, что некоторые из них, в особенности те, что постарше, соленого или перченого, например, не едят. К тому же многие из их супружниц не потребляли сладкого и требовали жарить на оливковом масле. И ведь не возразишь им – не простой же санаторий, а для слуг народа! Да, при Иосифе Виссарионовиче, думалось Илье Ильичу, лучше было – все ели то, что подают, никто пикнуть не смел, потому что другие проблемы у всех имелись: страну поднимали, в живых остаться пытались, боялись...

Но времена новые наступили, и Илья Ильич не знал, к лучшему или нет. Но не его это дело – политикой заниматься. Его дело на кухне царить, следить за тем, чтобы четыре раза день на столе у гостей появлялись питательные и вкусные блюда. За дочку, после того как шустрого шофера перевели в другой пансионат, Чесноков был спокоен. Вот сезон закончится, осенью он и представит ее моложавому полковнику танковых войск. А там, глядишь, и до свадебки недалеко!

Но Верочка была совершенно иного мнения на сей счет. Папа Гошу спровадил, а ведь все у них так многообещающе начиналось... И Гоша такой красавчик, жениться на ней обещал. А отец, как всегда, вмешался! Верочка знала, что Илья Ильич планировал выдать ее замуж не за простого шофера, а за крупного военного. Ну, или в крайнем случае за ученого-физика с докторским званием. Только вот зачем ей, Верочке, такой муж? Она ведь хочет любви! А отец этого не понимает. Что ж поделать, человек старой формации, у него даже в спальне висит портрет Сталина. А она – молодая современная девушка и сама будет решать, как свою жизнь обустроить.

* * *

С Дмитрием Евсеевичем Гелло Верочка познакомилась совершенно случайно – до того она и не ведала, что существует подобный политический деятель. Дмитрий Евсеевич работал вторым секретарем ЦК Украины, однако после отставки Хрущева был приглашен своим хорошим другом, Леонидом Ильичом, на ответственную работу в Москву. И это был его первый визит в подмосковный санаторий.

Верочке товарищ Гелло сразу же понравился – совсем еще не старый (лет сорока с небольшим), он выделялся статью, хорошо поставленным голосом и шармом. Приехал мужчина один, хотя, как разузнала любопытная Верочка, был женат и имел дочку.

Дмитрий Евсеевич посещал физиотерапевта, а Верочка как раз работала в физиотерапевтическом кабинете. Она увидела товарища Гелло без рубашки – полноватое, однако красивое тело сразу свело ее с ума. И глаза... и брови... и чувство юмора!

Товарищ Гелло тоже положил глаз на симпатичную медсестру. Он практически сразу стал ласково называть ее по имени и позволял себе двусмысленные замечания, от которых девушка, впрочем, таяла.

Дмитрий Евсеевич, занимавший теперь пост министра среднего машиностроения, был практически здоров, если не считать старых ран, полученных на войне, а также отложения солей и диабета. Но какое Верочке было дело до его болячек! Дмитрий Евсеевич разительно отличался от всех ее знакомых. Во-первых, он был старше и солиднее. Во-вторых, занимал такой ответственный пост. В-третьих, являлся представителем иного, запретного и для девушки закрытого мира. Да, она видела партийных чиновников, министров и даже членов ЦК – однако сама-то не принадлежала к этой касте! И она, и ее матушка, и даже легендарный отец, Илья Ильич Чесноков, всего лишь навсего обслуга, а хозяином был... был вот такой человек, как Дмитрий Евсеевич Гелло.

Дмитрий Евсеевич обладал ухарскими манерами, и как-то после одной из процедур, когда Верочка подала переодевавшемуся за ширмой товарищу Гелло полотенце, вдруг привлек ее к себе и смачно поцеловал. Девушка даже и не пробовала сопротивляться – еще бы, ей хотелось именно этого!

А целоваться Дмитрий Евсеевич умел, не то что водитель Гоша. К тому же сигаретами и по€том от него не разило! Сразу видно, совершенно иной человек!

Заслышались шаги физиотерапевта, Верочка отпрянула от ширмы. Не хватало еще, чтобы их увидели вместе! Тогда и разговоров не оберешься, и, хуже всего, отец устроит ей головомойку. Верочка хорошо помнила, как Илья Ильич самолично нажаловался директору санатория на то, что одна из официанток строит глазки ответственному работнику – два дня спустя девушка больше здесь не работала.

Одевшись, Дмитрий Евсеевич поблагодарил физиотерапевта, а когда тот отвернулся, шаловливо шлепнул Верочку по ягодицам и подмигнул. Ну надо же, а он, оказывается, настоящий баловник!

Девушка всю ночь не могла сомкнуть глаз, думая о товарище Гелло. Ведь он – человек из другого мира! И ей так хотелось попасть в этот мир! Да, мужчина женат. Да, у него имеются дети. Да, занимает важную должность в Москве. Однако ведь известно – любви все возрасты покорны!

Точно так, к ее большому удивлению и облегчению, размышлял и Дмитрий Евсеевич. В следующий раз, когда он навестил физиотерапевта, доктора отчего-то куда-то вызвали – наверняка все устроил сам товарищ Гелло! Когда они остались в кабинете одни, Дмитрий Евсеевич, улыбнувшись, спросил:

– Могу ли я называть тебя просто – Верусик?

– Конечно! – ответила с гулко бьющимся сердцем девушка.

И товарищ Гелло снова поцеловал ее. И даже не только поцеловал. Верочка была в восторге. Вот она, ее любовь, вот оно, ее счастье!

* * *

Начались упоительные недели. Девушка ловко обманывала всех – родителей, сослуживцев, начальство. Дмитрий Евсеевич заявил, что никто ни о чем не должен узнать. Поцелуи быстро сменились ласками иного рода, и в итоге Верочка была готова вверить товарищу Гелло самое драгоценное, что у нее было, – свою невинность.

Водитель Гоша уже покушался на сию драгоценность, но Верочка не позволила парню заходить слишком далеко. А товарищ Гелло – совершенно другое дело! Вскоре они оказались в постели одного из свободных номеров, и Верочка поняла, что девятнадцать лет своей жизни провела совершенно бесцельно – ведь, оказывается, существует и такое...

Дмитрий Евсеевич открыл для нее новый мир, и Верочка была на седьмом небе от счастья. Отец даже как-то проворчал:

– Что-то ты вся прямо светишься? Если думаешь, что вновь увидишься со своим хахалем, тем шофером, то ошибаешься!

Чмокнув сурового Илью Ильича в щеку, Верочка пропела:

– Нет, папочка, не нужен мне этот неудачник! Он в далеком прошлом!

Отец ей поверил. И ведь Верочка не обманывала – для нее существовал только один человек, и имя ему было Дмитрий Евсеевич Гелло. На людях они делали вид, что не знают друг друга: она была одной из персонала, а он – гостем. Но в течение дня выдавалось несколько моментов, когда Верочка могла уединиться в различных укромных местечках вместе с товарищем Гелло. Обмолвился он как-то и о своей семье – так девушка узнала, что супруга Дмитрия Евсеевича по причине женских немощей занимается с ним интимом крайне редко. А ведь Дмитрий Евсеевич здоровый, молодой, полный энергии мужчина! И Верочка поняла: разведется как пить дать и женится на ней! Зачем ему старая карга, которая к тому же ни на что в постели не годится? Другое дело – она: юная, свежая, темпераментная. Верочка не могла насытиться романом с Дмитрием Евсеевичем.

И была чрезвычайно опечалена, когда ему пришлось покинуть санаторий и вернуться обратно в Москву – лето закончилось, начинались трудовые будни. На прощание Дмитрий Евсеевич оставил ей вырванный из блокнота лист, на котором был записан его домашний телефон. А также целых триста рублей и золотое колечко с аметистом. Вот как!

– Дмитрий Евсеевич, а когда мы снова увидимся? – робко спросила Верочка, называвшая любовника на «вы» и по имени-отчеству.

Тот, пошевелив густыми бровями, степенно ответил:

– Я позабочусь о том, чтобы ты получила новое место. Или ты все время хочешь работать в этой глуши? Вместе с родителями... Под их бдительным присмотром...

– Нет, не хочу! – воскликнула пламенно Верочка. – А вы можете сделать так, чтобы я получила место в Москве? Около вас...

Дмитрий Евсеевич усмехнулся и важно кивнул:

– Поговорю с кем следует. Нечего тебе здесь пропадать, Верусик. Мы скоро увидимся!

Верочка долго плакала в день отъезда Дмитрия Евсеевича. Родители не могли понять, что происходит с дочкой, а та не собиралась посвящать их в перипетии своей личной жизни. Отец и мама такие отсталые, такие замшелые!

* * *

В течение долгих недель от товарища Гелло не было вестей, а затем Верочку как-то пригласили к телефону – и она услышала глуховатый голос своего любовника.

– Верусик, с нового года будешь работать в столице, – заявил он. – Имеется место в одной из больниц, как раз для тебя. И мы скоро увидимся.

Вот уж чего девушке хотелось больше всего! Она попробовала объяснить родителям, что не хочет более работать в санатории, но отец оказался неумолим.

– Что ты такое мелешь? – хмыкнул Илья Ильич Чесноков. – Никуда мы тебя не отпустим. Тоже мне, вбила в башку глупую мысль! Москву ей подавай! Может, еще в Париж захочешь?

Разговор произвел на Верочку тягостное впечатление. К тому же в последнее время ощущала легкое недомогание. Да еще беспричинные истерики на нее накатывали. И непонятный голод ночью. Девушка была уверена, что все это – симптомы разбитого сердца. Какой папа, оказывается, тиран! А мама слушается его и не имеет собственного мнения. Домострой, да и только. В шестьдесят пятом-то году!

Когда у Верочки случился кратковременный обморок, Илья Ильич настоял на том, чтобы ее осмотрел врач. Доктор во время осмотра не обронил ни слова, затем сказал, что надо сделать кое-какие анализы. Верочка, нагнетая обстановку, пострашнее живописала симптомы, желая, чтобы отец помучился. Пусть считает, что его жестокое обращение привело к ухудшению ее здоровья!

Вечером, когда девушка листала журнал «Крестьянка», в коттедж, где обитало семейство Чесноковых, вошел мрачный Илья Ильич. Верочка без слов поняла – случилось что-то неладное.

Отец так сильно хлопнул входной дверью, что Верочка, полусидевшая-полулежавшая на диване, вздрогнула. Вера Пантелеевна моментально оставила дочку и отца наедине. Девушка поняла – грядет буря. Но в чем, собственно, дело?

– Говори мне, кто он! – потребовал сдавленным тоном Илья Ильич. – Имя!

Верочка, перевернув страницу журнала (этот томный жест она видела в одном из иностранных фильмов, которые смотрели отдыхающие), ответила небрежным вопросом:

– Папа, что с тобой?

Илья Ильич, подскочив к дочери, вырвал у оторопевшей девушки из рук «Крестьянку», порвал надвое, бросил на пол и стал топтать ногами, выкрикивая:

– Что со мной? Нет, вы посмотрите, она еще спрашивает, что со мной!

В таком бешенстве Верочка отца еще никогда не видела. Подоспела и Вера Пантелеевна, пытавшаяся утихомирить супруга, но что у нее никак не получилось.

– Готовься, мать, бабкой скоро станешь! – вдруг заявил Чесноков.

Верочка несколько мгновений переваривала отцовскую фразу, а потом выдохнула:

– Папа, о чем ты?

Илья Ильич настаивал на своем:

– Кто этот прохвост? С кем ты якшаешься? Ну, я ему его поганую женилку с корнем-то выдеру! Он у меня попляшет, мерзавец! Да я его по стенке размажу! Говори, кто паскудник?

Верочка, заливаясь слезами, произнесла:

– Папочка, я... я разве... Нет, не может быть, чтобы я...

– Да, да, дочка, ты беременна! – воскликнул Илья Ильич. – Спасибо доктору – как только результаты пришли, он тотчас мне сообщил. И обещал, что больше никто не узнает.

Вера Пантелеевна охнула и схватилась за сердце. Верочка помогла маме сесть в кресло, принесла ей стакан воды и валерьяновых капель. Илья Ильич, расхаживавший по комнате, продолжил бушевать:

– Итак, говори начистоту! Снова с тем шофером сошлась? Или нового дружка себе раздобыла? Кто он? Имя!

Верочка, глотая слезы, прошептала:

– Папа, я не хотела... Я не знала... не думала... А точно... ну, что я беременна?

– Точнее не бывает! – заметил мрачно Чесноков. – Господи, Вера, как ты могла? Или... Признавайся, он надругался над тобой? Насилие совершил? Принудил к... мерзости?

Верочка хмыкнула про себя: никто ее не принуждал и никто над ней не измывался. Да и не мерзость это вовсе, а очень приятное занятие. Что и говорить, отец – человек старой формации. Конечно, ведь он родился еще в девятнадцатом веке. Прямо-таки герой пьесы Островского...

– Он меня любит, – важно произнесла Верочка. – И обещал жениться.

С последним она немного приврала, ничего такого от Дмитрия Евсеевича девушка не слышала. Но как только тот узнает о ребенке... Верочка подумала, что все складывается как нельзя лучше: теперь у него и повод будет, чтобы с женой расстаться. Прекрасно! Она в Москву переедет, а родители останутся тут, в глухомани. И горевать по данному поводу она совсем не будет. Ну ни капельки!

– Конечно, женится, – заявил, потирая руки, Илья Ильич. – Пускай только посмеет сопротивляться, я его на аркане в загс затащу, ирода! Или... Или аборт сделаешь – и дело с концом. Никто ни о чем не узнает. А весной выйдешь замуж за полковника!

Верочка, сцепив руки замком на животе, упрямо качнула головой:

– Ребенок мой, и мне решать, что с ним будет! Папа, мне уже девятнадцать, так что ты не имеешь права мне указывать. Я уже люблю своего малыша! И если будет мальчик, назову его, как отца, – Димой. Или, впрочем, лучше в честь дедушки по отцовской линии – Евсеем. Хотя нет, это имя мне не нравится, старомодное какое-то...

Чесноков шумно вздохнул, а Верочка беспечно продолжила:

– Тебе имя нужно? Зовут его Дмитрий Евсеевич, фамилия – Гелло. Он – министр среднего машиностроения СССР. А ты что, папочка, думал, я с каким-то сопляком стала бы встречаться?

Илья Ильич долго молчал, а потом вполне обыденным тоном сказал:

– Значит, вот так... И как все произошло? Он тебя соблазнил?

– Наоборот, я его соблазнила, если хочешь знать! – запальчиво воскликнула Верочка. – И никакой у нас не роман и не интрижка, а настоящая и глубокая любовь! Дмитрий Евсеевич мне присмотрел место в столице и обещал... Обещал, что женится на мне! Зачем мне твой полковник, папа, если сразу можно выйти замуж за маршала?