Текст книги "Вендетта. День первый"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ей сказочно повезло, что дело о попытке ограбления квартиры Хрипуновых приземлилось на столе следователя Воскобойникова. Другой бы, услышав историю Насти, сразу же доложил начальству, а верхушка наверняка связана с так называемой мафией. Девчонка бы умерла еще в следственном изоляторе. А он фактически спас ей жизнь. Правда, заботился Андрей Олегович Воскобойников в первую очередь не об Анастасии Всеволодовне Лагодиной, а о себе самом.

Андрей с тоской посмотрел на оживленную улицу около здания городской прокуратуры. Говорили же ему родители, что нечего соваться на юридический. А он их не послушал. Мог бы после армии пойти в медицинский или, на худой конец, в педагогический – мужчин в школе катастрофически не хватает, и он бы смог быстро стать завучем, а потом, глядишь, и директором. А все его тяга к справедливости! В том, что справедливости нет, Андрей убедился еще в армии – ему пришлось побывать в Афганистане. Он ведь мог погибнуть много раз, но жизнь потеряли его лучшие товарищи...

Воскобойников снова подумал о Насте. Да, он убедит ее забыть об истинных мотивах проникновения в квартиру Хрипуновых. Девчонка отсидит, выйдет на свободу и станет жить как раньше. У нее получится.

И все же, получается, он покрывает мафию? Что такое мафия, Андрей знал не понаслышке. Из того же Афганистана наркотики переправляли в Таджикистан, а оттуда распространяли отраву по всему Союзу или везли дальше, за границу, в Западную Европу. Довелось ему как-то побывать в доме одного афганского наркобарона – настоящий дворец, все в золоте, везде крутая техника, в гараже – невиданные автомобили. У мерзавца и личный гарем имелся, прямо как у злодея Абдуллы в фильме «Белое солнце пустыни». Причем он был всего лишь мелкой сошкой, одним из местных боссов, который получает не так много по сравнению с теми, кто перепродает зелье и гребет миллионы или даже миллиарды.

Да, получается, что Андрей покрывает мафию. Как свою, родную, советскую, так и связанную с ней зарубежную. Однако разыгрывать из себя комиссара Каттани из телесериала «Спрут» у него не было ни малейшего желания. Он помог этой идиотке с философского факультета ЛГУ советом, а теперь забудет обо всем, что ему стало известно. Так спать спокойнее.

Андрей взглянул на снующих по улице людей, на фырчащие автобусы и звенящие старенькие трамваи. Следователь не сомневался: он принял верное решение. Однако почему на душе-то так паршиво?

* * *

– Дядя Глеб... Глеб Романович, я так вам признательна... – Настя обращалась к подтянутому генерал-майору, поднявшемуся ей навстречу.

Остоженский за прошедшие годы практически не изменился. Виски только побелели да прибавилось немного морщин, но он был все тот же, прежний: высокий, представительный, излучающий спокойствие.

Конвоир тактично вышел, оставив столичного генерал-майора КГБ наедине с арестованной Лагодиной. Остоженский с тонкой улыбкой произнес:

– Настюша, если бы столкнулся с тобой на улице, ни за что бы не узнал. Стала настоящей красавицей!

Настя повела плечами – Глеб Романович, конечно же, преувеличивает. Четыре дня в следственном изоляторе красоты и шарма ей не прибавили. Одна только радость была: костлявая тетя Женя оставила ее в покое – Настю под свое покровительство взяла Княгиня, она же Елена Павловна Княжина, которая, как выяснилось, обладала непоколебимым авторитетом в преступном мире. Адвокат связался с генерал-майором Остоженским, и не прошло двух дней, как Глеб Романович прибыл из столицы в Нерьяновск. Специально ради нее.

– Как дела у Максима? – спросила Настя, стараясь, чтобы в ее тоне не сквозил уж слишком рьяный интерес. – Он, я слышала, собирается жениться...

– Да, да, – рассеянно проронил Глеб Романович. – Нашел себе отличную девушку, Веронику. Они так любят друг друга! От Максима тебе большой привет. Но давай перейдем к делу, Настя. Во-первых, мои соболезнования в связи с кончиной твоей мамы. Как ты знаешь, Галина Сергеевна была у меня незадолго до смерти, но, увы, я ничем не смог ей помочь. Во-вторых, я вижу, что помощь требуется теперь тебе.

Настя, вздохнув, принялась излагать известные ей факты. Московский гость с непроницаемым лицом восседал на стуле и ловил каждое слово девушки. Настя, поведав о своем задержании, вдруг смешалась и смолкла.

– Вот, собственно, и все, – произнесла она.

– Ты кого-нибудь здесь посвящала в свою историю? – спросил генерал-майор Остоженский.

Настя подумала о следователе Воскобойникове. Первоначальное ее мнение о нем кардинальным образом переменилось. Неприятный тип, себе на уме, к тому же явно инертный или, что хуже всего, связан с мафией. Она рассказала ему обо всем, а он не придумал ничего лучше, как посоветовать ей обо всем забыть. Ну и ну, тот еще служитель Фемиды!

– Нет, – решительно ответила Настя. – Только вам, Глеб Романович, рассказала. И я верю, что вы поможете мне!

Генерал-майор потер подбородок, кашлянул и на мгновение задумался. Сначала отец, потом мать... и вот теперь дочь стоит на его пути. Лагодины такие неугомонные! И хуже всего то, что вразумить их нельзя. От Галины Сергеевны пришлось избавиться – это сделала пара зависимых от Остоженского урок. Хлопнули женщину, украли сумку с документами и исчезли. А нынче еще и дочка на горизонте замаячила! Причем докопалась до такого, о чем Глеб Романович и не подозревал. Оказывается, некий патологоанатом Хрипунов обладает протоколом вскрытия трупа прокурора и в состоянии доказать, что Всеволод Петрович не покончил с собой, а был застрелен...

– Ну и хорошо, что только мне рассказала, – произнес вслух Остоженский. – Кстати, можешь называть меня дядей Глебом. Так вот, Настюша, твой рассказ меня не удивил. Когда я работал в Нерьяновске, он тогда Болотовском назывался, то понял: в городе имеется криминальное сообщество, именуемое в народе мафией. Как и твой отец, я пытался искоренить это явление, однако, увы, не получилось. Сначала Всеволод Петрович погиб, потом меня перевели в Москву. Но то, что ты сообщила мне, является чрезвычайно ценной информацией.

– Глеб Романович... то есть я хотела сказать, дядя Глеб... – испуганно заговорила Настя. – Поэтому я и обратилась к вам. Вы ведь меня защитите? Я не знаю, на кого мне еще рассчитывать. Следователь... – Девушка снова подумала о Воскобойникове. Если мафию накроют, то наверняка арестуют и противного Андрея Олеговича. – Следователь оказывает на меня давление, для него важно получить от меня чистосердечное признание. А ведь тогда я окажусь в колонии!

– Настенька, буду с тобой откровенен: избежать суда не удастся. Однако я обещаю тебе, что приложу все усилия, дабы вызволить тебя из мест заключения как можно быстрее. Увы, у нас, в отличие от Америки, нет программы защиты свидетелей, в которую включают лиц, готовых дать показания против мафии. Причем там свидетели получают иммунитет по уголовным делам. Но я должен сказать, Настя, что ты очень смелая девушка.

Анастасия улыбнулась. Дядя Глеб ее в беде не оставит. Он, в отличие от рыжеволосого следователя Воскобойникова, не станет замалчивать факты, а поможет ей.

– Однако мне потребуется какое-то время, – продолжал генерал-майор. – Ты сама понимаешь, Настя, что мафия не дремлет, и, если ей станет известно о той информации, которой ты располагаешь, тебе придется туго, тогда даже я не смогу оказать содействие. Нам надо перехитрить мафию. А сделать это очень легко – ты признаешься в содеянном, то есть в проникновении в квартиру тех самых Хрипуновых с целью ограбления...

– Но ведь я не собиралась их грабить! – воскликнула Настя.

Дядя Глеб мягко остановил ее:

– Конечно, не собиралась, мне ли этого не знать. Но пусть мафия ни о чем не подозревает, ведь самое главное – фактор неожиданности. Мне нужно время, чтобы собрать необходимые улики, убедить начальство, разработать операцию. Ты, Настюша, чрезвычайно важный свидетель, но, увы, находишься в следственном изоляторе. Чтобы обезопасить себя от покушений со стороны мафии, ты должна молчать. Если ты молчишь, то мафии ты неинтересна, ты становишься заурядной домушницей, каких тысячи. Отличное прикрытие! Я лично прослежу за тем, чтобы ты попала на образцово-показательную зону. А затем, месяц или два спустя, когда мафию повяжут, ты выйдешь на свободу. Согласна с моим предложением?

Настя кивнула.

– Дядя Глеб, я понимаю, что преступила закон, но ведь не для обогащения и не ради корысти, а для торжества справедливости! Ваша идея спрятать меня от мафии в тюрьме просто гениальна. А что будет потом с моей судимостью?

– Приговор отменят, – заявил с апломбом генерал-майор. – Уж я позабочусь, Настюша.

– Дядя Глеб, даже не знаю, как благодарить вас! – воскликнула в эйфории девушка. – Вы... вы так много сделали для меня! Без вашей помощи я бы сошла с ума!

– Ну что ты, – сказал Остоженский, – не могу же я бросить тебя в беде. Однако запомни: ты никому не должна рассказывать о том, что знаешь.

Когда девушку увел конвоир, Остоженский ударил по столу кулаком и прошептал:

– Ну что же, Хрипунов Степан Игнатьевич, тобой я займусь немедленно. А девчонка никогда больше не выйдет на свободу – вот уж о чем я точно позабочусь!

Генерал-майор сразу же понял, что Настя несет в себе угрозу. Собственно, она ничего еще не знает и даже не догадывается о том, что главой мафии в Болотовске был он, дядя Глеб. Но девушка напала на след патологоанатома, и этому было необходимо положить конец. Настю Остоженскому не было жаль – она представляла для него и его организации опасность. А все, кто представлял опасность, подлежали уничтожению. Настя Лагодина отправится в колонию. И там же, в колонии, она найдет смерть.

Удовлетворенный принятым решением, Глеб Романович вышел из комнаты для свиданий.

* * *

Свидание с дядей Глебом успокоило Настю. Ну вот, а она боялась, что никто не захочет ей помочь. Остоженский был лучшим другом ее отца и обязательно сделает так, чтобы она оказалась на свободе. И помимо этого, начнет борьбу с мафией.

Сразу же после разговора с генерал-майором Настя заявила конвоиру, что желает сделать заявление и хочет увидеть следователя.

Девушка написала «чистосердечное» признание, сообщив, что на проникновение в квартиру Хрипуновых ее подвигла корысть. Воскобойников протянул Насте протокол, та внимательно прочитала его и подписала каждую страницу.

– Я рад, что вы вняли моему совету, Анастасия Всеволодовна, – сказал Воскобойников. – Слышал, к вам приезжал из Москвы генерал-майор Остоженский. О чем вы с ним говорили?

– Если содержание нашего разговора так вас занимает, можете спросить у него самого! – ответила дерзко Настя. Она не собирается посвящать этого субъекта в подробности беседы с дядей Глебом.

Андрей Олегович вздохнул:

– Анастасия Всеволодовна, поверьте, я вам не враг. Я прекрасно понимаю, что вы оказались в ужасной ситуации, однако вы не должны усугублять ее. Одна с так называемой мафией вы ни за что не справитесь. Умный же всегда отступит, сказал кто-то из философов. Вы не помните, кто именно?

Смерив Воскобойникова презрительным взглядом, Настя ничего не ответила. Она не станет больше изливать душу какому-то конопатому следователю.

«Девица, похоже, мне не доверяет», – подумал Андрей, когда Настю увели. Он пролистал показания Анастасии и остался доволен. Теперь ей ничто не грозит. Глупо ведь изображать из себя Дон Кихота и бороться с ветряными мельницами. Или...

Воскобойников на мгновение представил, что его ждет. Годы и десятилетия работы в одной и той же должности. Когда-то он был полон идеалов и энергии, но все давно прошло. Он сделался пособником мафии, пусть и невольным. Однако только так он может сохранить жизнь упрямой девчонке. Да и свою собственную тоже.

И все же Андрей чувствовал себя не лучшим образом. Неужели ничего изменить нельзя?

* * *

Потянулись однообразные, серые, скучные дни. Настя по-прежнему находилась в изоляторе временного содержания. Несколько раз ее вызывали на очные ставки. Ей пришлось оказаться лицом к лицу с Лидией Мироновной и ее любовником, санитаром Полянским. Настя отказалась от мысли разоблачить неверную жену – никто ведь ей не поверит, да и пускай сами разбираются в своих проблемах.

Пришлось столкнуться и с трясущейся от возмущения Марьей Прокофьевной, что Насте было неприятнее всего. Она попыталась принести свои извинения, но пенсионерка ничего и слышать не хотела, а прямо пылала негодованием:

– Докатились! Таких, как ты, при Иосифе Виссарионовиче на Колыму отправляли или расстреливали. И правильно делали! Ты ведь настоящая вредительница, вот кто ты!

Настя смирилась с тем, что ее считают воровкой. Собственно, это было отчасти правдой. Ну ничего, дядя Глеб поможет, он вытащит ее из тюрьмы. В том, что все будет хорошо, Настя не сомневалась.

Адвокат девушки, унылый косноязычный мужчина, был очень доволен тем, что подзащитная дала признательные показания. Теперь оставалось одно – ждать суда. Настя подружилась с несколькими женщинами, сидевшими в одной с ней камере. Кто-то, как и она, попался на воровстве, другие на спекуляции и торговле краденым, двух женщин обвиняли в проституции, а Елену Павловну по кличке Княгиня – ни много ни мало в попытке убийства. Того, что она напала на своего неверного любовника и всадила ему в живот нож, Княгиня и не скрывала, а сожалела только об одном – что ей не удалось довести задуманное до конца.

Костлявая и золотозубая тетя Женя, арестованная за сутенерство и торговлю наркотиками, бросала время от времени на Настю странные взоры, но девушка не обращала внимания на неприятную особу. Как девушка убедилась, в местах заключения существовала своя иерархия, и Княгиня находилась на вершине пирамиды, в то время как тетя Женя – почти в самом низу. Но подлинным открытием для Насти стало, что женщины, арестованные и дожидающиеся, как и она сама, суда, не были монстрами, исчадиями ада или злостными рецидивистками. Раньше Настя если и задумывалась о судьбе людей, оказавшихся в тюрьме, то представляла себе их неудачниками, краснобаями и лентяями, желающими добиться благополучия, преступая закон. Теперь же она убедилась, что по большей части обитательницы следственного изолятора ничем не отличаются от нее: у каждой своя трагическая судьба, у каждой – исключительные обстоятельства, толкнувшие ее на преступление, и почти все они, вообще-то, обыкновенные люди.

И Настя была одной из них. Со временем девушка свыклась с мыслью о том, что ей придется попасть в колонию. Ничего, она не сомневалась, что дядя Глеб сдержит свое слово и вытащит оттуда в ближайшее время.

В Нерьяновск на свидание с Настей приехала мамина сестра тетя Оля. Настя ужасно боялась встречи с ней, не представляя, как она сможет смотреть в глаза родственницы. Тетя Оля, как сразу поняла Настя, была глубоко разочарована поступком племянницы.

– Анастасия, как ты могла! – заявила она. – Если тебе требовались деньги, то ты должна была обратиться к нам. Мы бы ни за что не оставили тебя в беде! А вместо этого ты пошла по кривой дорожке. Хорошо, что бабушка ничего не знает, мы скрываем от нее правду, смерть Гали и так стала для нее настоящим ударом. А если еще вскроется, что ее любимая внучка стала воровкой и находится под судом...

Настю так и подмывало рассказать тете Оле правду, но пришлось одернуть себя – ведь дядя Глеб взял с нее слово, что она будет молчать.

– Я даже рада, что ни Всеволод, ни Галя не стали свидетелями такого позора! – отчеканила тетка. – Анастасия, я говорила со следователем, ты получишь, скорее всего, три или четыре года. Я организовала делегацию с кафедры, где работала Галя, они будут выступать в качестве свидетелей защиты. Тебе дадут отличную характеристику, и будем надеяться, что суд учтет наше ходатайство, а также то обстоятельство, что это твое первое преступление.

Суд в силу того, что Настя дала признательные показания, прошел быстро. Прокурор потребовал для Насти наказание в виде пяти лет заключения в колонии строгого режима. Выступили ленинградские друзья и знакомые мамы, которые уверяли, что Настя – достойная комсомолка, идеологически выдержана, социально активна. Была затронута и тема смерти родителей Насти: адвокат старался доказать, что гибель отца, а потом и матери негативно повлияла на мировоззрение его подопечной.

Наконец было предоставлено последнее слово и самой подсудимой. Настя, чувствуя, что краска заливает ее лицо, искренне принесла свои извинения семье Хрипуновых и Марье Прокофьевне Петуховой, заявила, что совершила большую глупость, и заверила суд в том, что подлинно раскаивается в содеянном и никогда более не посмеет нарушить закон.

Приговор суда был ожидаем: три года и девять месяцев лишения свободы в колонии строгого режима. Прокуратура приняла решение не обжаловать приговор, и Настю отправили по этапу.

* * *

Ей предстояло отбывать наказание в местной женской колонии, расположенной километрах в пятидесяти от Нерьяновска. Княгиня, узнав о том, куда Настя попадет, сказала:

– Мой процесс еще впереди, но, скорее всего, мы на зоне встретимся. Я передам «маляву» для моей знакомой, которая сейчас мотает срок в той колонии, куда тебя направляют. Зина человек сложный, однако мне многим обязана и в колонии одна из главных. Если что, обращайся к ней, Зина защитит тебя от швали наподобие этой.

И Княгиня кивнула в сторону громко храпевшей на нарах тети Жени. Затем она понизила голос:

– А вообще, студентка, сдается мне, что в твоем деле не все так просто, как представляется. Никакая ты не воровка, я сразу поняла, а девочка из интеллигентной семьи. О твоем папане-прокуроре я наслышана, в то время тоже срок мотала, кстати, по его милости. Но ты не бойся, я зла не держу, потому что знаю: человек он был справедливый и честный. Потому-то, как шепчутся на зоне, и свернул ласты. Вроде за той историей стоят серьезные люди...

Княгиня внимательно посмотрела на Настю, и девушка почувствовала, что душа у нее ушла в пятки. Может ли она доверять Елене Павловне? Кто знает, может, ее специально подослала мафия, чтобы прозондировать, известно ли Насте что-либо.

– Молчишь? – усмехнулась женщина. – И правильно делаешь! Лучше всего молчать. Запомни – в жизни никому доверять нельзя. Все в итоге окажутся сволочами и предателями. Ну, бывай!

Тетя Оля, навестившая племянницу после вынесения приговора, заявила, что должна уже уехать из Нерьяновска, а также добавила, что не сможет часто навещать Настю.

– Ты ведь понимаешь, у меня трое детей, муж, его родители, а также твоя бабушка, моя больная мама. И за всеми приходится следить, всех кормить и поить, за всеми ухаживать. Кстати, Анастасия, раз ты последующие три года и девять месяцев будешь находиться в колонии, то было бы разумно, если бы ты согласилась, чтобы Саша, твой двоюродный брат, после того, как вскорости женится, поселился в вашей квартире. Ты же сама знаешь, что наш дом и так полон, а ваша квартира будет в ближайшие годы пустовать.

– Ну конечно, тетя Оля, – ответила с готовностью Настя. – Только я ведь скоро выйду на свободу!

– Хорошо, что соседи ничего не знают, что судили тебя здесь, в провинции, – заметила тетка. – Я всем сказала, что ты уехала на Дальний Восток, в том числе и бабушке. Она постоянно о тебе спрашивает. Напишешь как-нибудь письмо о том, что ты учишься в аспирантуре во Владивостоке, мне передашь, я его потом бабушке отправлю...

* * *

В числе прочих женщин, приговоренных судом, Настю доставили на зону: это произошло в середине мая 1990 года. Девушка быстро приспособилась к жизни в колонии – Зина, проинформированная Княгиней, взяла Настю под свое покровительство. Дни тянулись долго, Настя работала в мастерской по пошиву рукавиц, а по вечерам, сидя в крошечной библиотеке, листала пожелтевшие журналы и ветхие книги и думала о том, что вот-вот наступит избавление. Дядя Глеб пока не давал о себе знать, однако Настя понимала: не так-то просто организовать эффективную борьбу с мафией.

В конце лета в колонию прибыла Елена Павловна, получившая десять лет, а чуть позже и тетя Женя, приговоренная к шести с половиной годам. Настя была рада видеть Княгиню, да и та, кажется, испытывала положительные эмоции от встречи с девушкой, которую все время звала «студенткой». Впрочем, студенткой Настя уже давно не была – из университета ее отчислили.

Тетя Женя, как поняла Настя, ее тоже не забыла. В первый же вечер в колонии златозубка прилюдно начала оскорблять и задирать Настю:

– Эй, ты, прокурорская дочурка! Что, папаша твой придушил полюбовницу, а потом себе мозги выпустил? И не придумал ничего лучше, как застрелиться на толчке! А маманю твою поленом пришибли в подъезде? Ах, пардон, не поленом, а кирпичом. Ну что ты на меня так вылупилась, девонька? Запамятовала, ты же у нас собственность Княгини! Или теперь уже и Зинкина? Или они тебя обе обрабатывают?

Настя еле сдержалась, чтобы не дать отпор тете Жене, которая, как она поняла, именно того и хотела.

– Так что ты молчишь, студентка? Давай, дай мне по морде! Или боишься, что за это схлопочешь «строгача», и плакали тогда досрочно-условное или амнистия? Ты что, язык проглотила, прокурорское отродье? Интересно, а твоя мамаша встретилась с твоим папашей на том свете? Думаю, да – они ведь оба в пекло попали!

Тетя Женя захохотала, а Настя все-таки бросилась на обидчицу с кулаками. Зэчки, окружив Настю и тетю Женю, наблюдали за дракой. Тетя Женя была верткой особой, к тому же на голову выше Насти, и девушке приходилось нелегко.

Драка прекратилась с появлением Княгини. Та, толкнув в грудь тетю Женю, сказала:

– Шваль, запомни, твое место у параши. Так и быть, повторю, но в последний раз – студентка находится под моей защитой. Ну, всем понятно?

Настя еще несколько раз сталкивалась с тетей Женей, и та каждый раз хмыкала, цокала языком и отпускала сальные шуточки, однако больше девушку не задирала.

В начале осени Настя стала проявлять беспокойство. Отчего генерал-майор Остоженский не объявляется, неужели он забыл ее? Нет, это полностью исключено! Но почему тогда она все еще в колонии?

В конце сентября, под вечер, в библиотеку, где Настя листала старые журналы, пришла одна из молодых заключенных и сказала:

– Эй, Лагодина, тебя Княгиня кличет. Ждет около пошивочной мастерской. Сказала, что важно!

Настя тотчас отправилась к мастерской. Интересно, что хочет сказать ей Елена Павловна? Может быть, какие-то новости с воли?

Около мастерской никого не было – рабочий день уже закончился. Настя осмотрелась, но Княгиню так и не увидела.

– Елена Павловна! – позвала она свою покровительницу, и сразу же до нее донесся шорох.

Настя обернулась и почувствовала сильный удар в живот. Хрипя от боли, девушка повалилась на землю, и кто-то начал избивать ее. Она только сжалась в комок, защищая голову. Затем что-то звякнуло, Настя ощутила резкую боль в спине и потеряла сознание.

* * *

Открыв глаза, Настя увидела, что находится в лазарете. Она лежала на кровати около зарешеченного окна. Медсестра в белом халате, заметив, что Настя пришла в себя, встрепенулась и позвала врача, женщину средних лет с иссиня-черными волосами, забранными на затылке в некрасивый пук.

– Что со мной? – спросила Настя, на что врач ответила:

– Кто-то пырнул вас ножом. Вы видели лицо напавшей?

– Нет, – ответила Настя, еле ворочая языком. – Но, скорее всего, там была тетя Женя... Я хотела сказать, Евгения Михайловна Лебедева.

Врач пожала плечами:

– Ну, это только ваши предположения. Сейчас вам требуется покой. Завтра с вами поговорит начальник колонии, а сейчас вас желает видеть Елена Павловна Княжина.

Княгиня вошла в палату, присела на стул около кровати, на которой лежала Настя, потрепала девушку по руке и проронила:

– Паршиво выглядишь, студентка. Ну ничего, выкарабкаешься, ты же молодая и сильная.

– Мне сказали, что туда вы меня позвали... – произнесла Настя.

Княгиня нахмурилась и ответила:

– Брехня! Кто тебе передал?

– Одна из заключенных, – ответила Настя. – Я даже имени ее не знаю, новенькая. И лицо смутно помню...

– Ничего, я этим займусь, – ответила Княгиня. – Нож, которым тебя пырнули, оставили на том же месте. Вот и еще одна зацепка. Отпечатков нет, но я знаю, кто такие ножи делает. Однако тут нечего гадать – тети Жени работа! Только зачем ей на такое идти? Если вскроется, ей навесят еще пятерик. Не врубаюсь я что-то... Ну да ладно, выясню! – Княгиня помолчала, а затем добавила: – Тот, кто тебя ножом пырнул, знал, что делает. Мог бы запросто тебя кокнуть, но ведь не стал почему-то. Рана хоть и глубокая, но жизненно важные органы не повреждены. Как будто... как будто кто-то хотел, чтобы ты оказалась в больничке. Ну, я и тут до всего дознаюсь. А сейчас отдыхай. Кормить тебя здесь будут получше. Завтра еще навещу. И не смей мне тут умирать, студентка!

Княгиня удалилась, Настя прикрыла глаза. Девушка заслышала шаги и, открыв глаза, увидела медсестру – та держала в руках небольшую эмалированную ванночку, в которой лежал шприц.

– Время для внутривенной инъекции, – сказала медсестра, склоняясь над Настей. – Сейчас впрыснем вам витаминчики, сразу пойдете на поправку!

В руку Насте вошла игла, и девушка тотчас почувствовала странное, разрастающееся жжение.

– Мне плохо... – прошептала Настя. – Прошу, позовите врача!

Медсестра, вытащив иглу из вены, успокоила:

– О, это всего лишь местная реакция. Сейчас все пройдет.

Но Настя почувствовала нарастающий шум в ушах, в глазах начало темнеть. Девушка попробовала что-то произнести, однако из горла вырвалось только маловразумительное клокотание. Рука, в которую медсестра ввела «витаминчики», онемела. Анастасия почувствовала, что становится трудно дышать.

– Сейчас все пройдет, – донесся до нее далекий голос медсестры, бесцеремонно оттягивавшей Насте веко. – Отличная реакция, просто отличная.

Что было дальше, Настя не помнила. Казалось, что вокруг нее царит необыкновенный шум. Ей так хотелось, чтобы шум смолк, но он, напротив, только усиливался. Кто-то начал трясти ее, причем так бесцеремонно, что Настя желала лишь одного, чтобы все это как можно быстрее прекратилось.

Все действительно прекратилось, но затем возобновилось: и шум, и тряска. А потом снова странная, гнетущая пауза. Вернее, полнейшая тишина и темнота. И опять их сменили свет и тормошение. И так несколько раз подряд.

* * *

Девушка открыла глаза и подумала: почему же она раньше не догадалась сделать это? Взгляд уперся во что-то зеленое. Только через некоторое время Настя поняла, что перед ней стена, выложенная плиткой цвета морской волны.

– Наконец-то! – раздался до того громкий голос, что Настя поморщилась. Попыталась попросить, чтобы в ее присутствии не кричали, но язык не слушался.

Только спустя много часов Настя узнала, что в ту ночь умирала восемь раз. Лишь благодаря невероятным усилиям врачей, а также тому обстоятельству, что начальник колонии позволил перевезти больную из тюремного лазарета в одну из нерьяновских больниц, где она попала в руки лучшего кардиолога в городе, Настя и осталась жива.

– Вы – целая научная статья в профессиональном журнале! – заявил пожилой профессор, спасший Насте жизнь. – Вообще-то я был настроен весьма пессимистично и не думал, что мы сумеем вытянуть вас с того света. Ваше сердце упорно не хотело биться, и откажись оно работать в ближайшие десять минут, я бы отдал команду завершить реанимационные меры. Вы умирали с десяти вечера до половины пятого утра, уважаемая Анастасия Всеволодовна. Такое не каждому суждено испытать!

Что же именно с ней случилось, Настя узнала несколько позже, когда окрепла и ее перевели в палату интенсивной терапии. Там девушку посетил сам начальник колонии, в которой она отбывала наказание, и долго расспрашивал касательно того, что произошло вечером того дня, когда кто-то напал на нее и пырнул ножом. Затем начальник, седой усатый полковник с лихим казацким чубом, выслушав рассказ Насти, сказал:

– Анастасия Всеволодовна, настало время сказать вам правду. Тем вечером вам была сделана внутривенная инъекция хлористого кальция, и это на фоне того, что после ранения вам ввели сердечные гликозиды. А сердечные гликозиды вкупе с хлористым кальцием – убойная смесь, почище укуса кобры! Поэтому инъекция вроде бы безобидного препарата и привела к клинической смерти. Вообще-то у вас не было шансов выжить, ведь вы находились в палате одна. Работники лазарета на следующее утро обнаружили бы ваше бездыханное тело, и тогда поделать ничего было бы уже нельзя. Однако Княгиня... я хотел сказать, Елена Павловна Княжина, пожелала увидеть вас во второй раз тем вечером – она принесла вам пачку новых журналов. Елена Павловна всегда добивается того, что хочет, поэтому ей было разрешено навестить вас. Она-то и нашла вас в бессознательном состоянии и подняла тревогу.

Получается, что Княгиня спасла ее. Вернее, собственная Настина страсть к чтению...

– Вы помните, кто сделал вам инъекцию? – поинтересовался начальник колонии.

Настя слабо качнула головой:

– Медсестра...

– Ага! – обрадовался полковник. – Вы сможете установить, какая именно? Вы запомнили ее лицо? Отлично!

– Что будет со мной? – спросила Настя.

Начальник колонии пригладил чуб и сказал:

– Буду откровенен. Когда мне доложили об этом происшествии во вверенной мне колонии, я мог бы замять дело. Ну, умерла одна из заключенных... Разве такого не бывает? Но я придерживаюсь мнения, что никто не может быть наказан более того, чем установлено законом. Поэтому я связался с Нерьяновском, и вас доставили к профессору Сипливому, нашему прославленному кардиологу.

– Но почему? – спросила Настя. – Медсестра ошиблась с медикаментами или с дозой?

Начальник колонии помрачнел:

– Раньше бы это дело замяли, но сейчас ведь в стране гласность и перестройка! Хлористый кальций внутривенно на фоне лечения сердечными гликозидами – не халатность и не глупость, а попытка убийства. Происшествием уже заинтересовалась прокуратура, но я не хочу раздувать дело. Ведь получается, что в итоге виноват я, начальник! Поэтому, Анастасия Всеволодовна, советую вам держать язык за зубами, ведь вы после пребывания в больнице вернетесь в колонию. Если будете вести себя как надо, вам будут созданы благоприятные условия, и я лично позабочусь о том, чтобы с вами больше ничего подобного не случилось. Да и не забывайте, именно я могу помочь и с амнистией, и с условно-досрочным освобождением...

* * *

Насте в те дни было не до расследования причин покушения, поэтому, когда ее навестил следователь (все тот же самый Андрей Олегович Воскобойников!), она заявила, что ничего не помнит и ничего не знает. Воскобойников, как ей показалось, не поверил, но настаивать не стал.