355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Антон Леонтьев » Трудно быть солнцем » Текст книги (страница 7)
Трудно быть солнцем
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:37

Текст книги "Трудно быть солнцем"


Автор книги: Антон Леонтьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Нет, не позволим, – согласно кивнула Юлия.

Виктория Карловна вышла из спальни и вернулась через несколько минут, держа в руках первую часть дневника Елены Карловны.

– Юлечка, настала пора, чтобы вы ознакомились с записями моей бабушки. Все равно сегодня вы не в состоянии куда-либо выходить, поэтому, прошу вас, почитайте.

Раздался телефонный звонок. Виктория Карловна вышла. Юлия взяла тетрадь, раскрыла ее. Что же, директриса права. Дневниковые записи Елены Карловны Олянич – единственная возможность ознакомиться с ходом расследования убийств, которые происходили в Староникольске в 1916 году. А если учитывать тот факт, что Елена Карловна и сама стала жертвой таинственного монстра, то все это принимает чрезвычайно интригующий поворот.

Юлия была уверена – чтобы поймать убийцу, на совести которого студентка Олеся, необходимо докопаться до подоплеки тех, старых убийств. Но реально ли найти убийцу спустя девяносто лет? Она не знала ответа.

Дневники Елены Карловны, в любом случае, полны интересного материала. Она вчиталась в первые строчки.

«Сего, 7 октября года 1916 Аnno Domini, я приступаю к записям, которые, возможно, смогут пролить свет на череду странных и зловещих событий, вовлеченным в паутину которых оказался столь милый моему сердцу городок наш, Староникольск…»

Несколько витиеватый стиль, но что поделаешь! Зато почерк у Елены Карловны Олянич понятный, не потребуется напрягать зрение, чтобы разобрать записи.

– О, Юленька, я вижу, вы уже начали знакомиться с литературным наследием моей бабки Елены? – сказала, возвратившись в спальню, Виктория Карловна. – Звонил князь Святогорский. Справлялся о вашем самочувствии и выразил желание посетить вас, однако я взяла на себя смелость отказать ему. Или я была не права?

– Нет, совершенно правы, – ответила Крестинина. – Сегодня я никого не хочу видеть.

Их беседу снова прервала трель звонка, на этот раз у входной двери. Доставили шикарную корзину белых роз.

– Я думаю, это мог послать только один человек, – сказала Виктория Карловна, подавая Юлии небольшой розовый конверт, перевязанный золотистой ленточкой. – Молодой князь. Я же заметила, какое впечатление вы произвели на него, деточка.

Юлия развернула конверт. Виктория Карловна оказалась совершенно права – цветы и записка от Александра Святогорского. Пожелания скорейшего выздоровления и надежда на то, что они смогут увидеться в ближайшее время.

– Князь очаровательный молодой человек, – мечтательным тоном проговорила Виктория Карловна. – Но, деточка, прошу вас, будьте с ним начеку. Вашей прабабке не повезло, вы сами знаете, чем закончился ее роман с Феликсом-младшим. Да и выбор цветов… Розы, князь мог бы остановить свой выбор и на чем-то другом.

– Да у меня и в мыслях нет ничего подобного! – воскликнула Юлия, густо покраснев. – Виктория Карловна, если вы не возражаете, я посвящу сегодняшний вечер и часть ночи чтению дневника вашей бабки.

– Ну да, это поможет вам окунуться в атмосферу Староникольска летом 1916 года. И, думаю, нам это необходимо. Я заварю вам еще чаю, Юленька?

Виктория Карловна вышла на кухню, Крестинина снова раскрыла тетрадь. Итак, обратного пути нет. Все началось с анонимного письма. А чем закончится? Она не имела ни малейшего представления.

Юлия начала читать дневниковые записи Елены Карловны Олянич. Это выведет их на след убийцы.

– Удивительная находка, – в который раз проговорил патологоанатом, осторожно поворачивая череп только что доставленного в морг скелета. – На вид останкам никак не меньше семидесяти – восьмидесяти лет.

– Вполне вероятно, что речь идет об Анне Радзивилл, – сказал полковник Кичапов.

Патологоанатом поцокал языком и ответил:

– Ну, это я сказать не могу, но если это так… Она исчезла в 1916 году, как раз в самый разгар этой эпопеи с убийствами? Значит, ее тело провело в земле восемьдесят семь лет.

– Что вы можете сказать? – спросил присутствовавший тут же мэр Староникольска Петр Георгиевич Белякин. – Можете ли сообщить нам причину смерти?

– Для этого потребуется по крайней мере один день, но на беглый взгляд… – Патологоанатом замолчал и снова углубился в изучение женских останков.

Прошло около десяти минут, и врач продолжил прерванную фразу:

– На первый взгляд, как мне кажется, эта дама, возраст которой от двадцати семи до тридцати пяти лет, стала жертвой удушения. И этот чудесный шарфик, который я удалил с ее шеи, мог вполне быть орудием убийства. Кто-то затянул его, скорее всего, сзади, что привело к практически моментальной потере сознания и быстрой смерти. И этот кто-то обладал достаточной силой, чтобы сломать шейные позвонки.

– Вот жуть-то, – сказал, содрогнувшись, полковник Кичапов.

За время своей карьеры в милиции он видел достаточное количество трупов, чтобы стать невосприимчивым к ликам смерти, однако скелет произвел на него гнетущее впечатление. Еще мальчишкой, в местном краеведческом музее, он видел фотографию прелестной молодой дивы, Анны Радзивилл, в белом платье, огромной шляпе и с зонтиком от солнца. И вот, вероятнее всего, теперь он видит останки Анны, найденные в парке княжеского дворца.

– Эта жуть способна вызвать переполох в городе, – сказал Петр Георгиевич. – Витя, – обратился он к полковнику, – как обстоит дело с расследованием убийства этой студенточки, Олеси Гриценко, или как там ее зовут? Есть прогресс?

Кичапов ответил:

– Пока нет, Петр Георгиевич, но мы прикладываем все усилия…

– Что-то я этого не заметил, – проворчал мэр. – Люди шушукаются, ведь на ее теле обнаружили лилию, на шее был затянут шарф и что, это идиотское возобновление тех самых «цветочных убийств»? Я, как мог, старался пресечь слухи, но ничего не получается. А теперь весь город только и будет говорить о том, что найден скелет Анны Радзивилл. И главаря этой секты ты вычислить не в состоянии! А ведь меньше чем через год выборы, Витя, и если я пролечу, то не поздоровится всем, и в первую очередь тебе. Ты потеряешь свое теплое место, учти это!

Патологоанатом, погруженный в изучение скелета, казалось, не замечал перепалки между мэром и начальником милиции Староникольска.

– Я не потерплю, чтобы произошло новое преступление, – сказал Белякин. – Брось все силы на то, чтобы изловить этого маньяка. А я займусь прессой.

Затем, повернувшись к врачу, мэр произнес:

– А вы будете молчать обо всем, что знаете. Никаких сведений, даже в семье не говорите про скелет Анны. И постарайтесь как можно быстрее прислать отчет лично мне. Всего хорошего!

Мэр вышел из прозекторской. Кичапов перевел дыхание и беззлобно произнес:

– Тоже мне, Петр Первый, раскомандовался!

Петр Первый – было прозвище мэра среди подчиненных. Белякин отличался вздорным и злопамятным характером и чрезвычайно быстро терял самоконтроль, когда события принимали невыгодный для него оборот.

– Думает, если отдаст приказ, то мы в пять минут найдем этого придурка, который придушил девчонку, – сказал начальник староникольской милиции. – Ну, что скажешь, Сергеич?

Патологоанатом, копаясь в костях, ответил:

– Витя, я не хотел говорить при Белякине, но едва я увидел это, – он потряс древним шарфом с изображением розы, – так сразу понял: вот оно, орудие убийства!

– Ты это о чем? – спросил полковник, непонимающе мигая глазами. – И кстати, у тебя есть что-нибудь выпить?

– В шкафчике бутыль со спиртом, – ответил врач. – Так вот, я думаю, нет, практически уверен, что Олеся Гриценко, тело которой я осматривал, была удушена подобным шарфом.

Полковник Кичапов, звякнув мензуркой, налил себе немного чистейшего спирта и не морщась, в один присест осушил ее.

– Еще раз, Сергеич, и поподробнее. Сегодня я не в состоянии что-либо воспринимать.

Патологоанатом, привыкший к тому, что Кичапову требуется разжевывать элементарные вещи, повторил:

– Студентка была задушена. Точнее, кто-то вначале впрыснул ей в плечо сильный наркотик, а когда она практически мгновенно потеряла сознание, удушил. Убийца воспользовался шарфом с изображением лилии. Как я вижу, он идентичен по составу нитям, из которых состоит найденный в котловане шарфик.

Полковник крякнул и произнес:

– Хорошо дерет, спирт-то! Значит, ты хочешь сказать, что девчонку и Анну, если эти останки принадлежат Анне Радзивилл, задушили одним и тем же шарфом?

– Ну, не одним и тем же, ведь этот до сегодняшнего дня покоился под землей, – возразил патологоанатом, – но Олеся была умерщвлена подобным же шарфом. И возникает вопрос – откуда он у убийцы?

– Э, Сергеич, это не так важно, – сказал полковник Кичапов, – куда важнее следующий вывод: если и Анну, и девчонку убили одинаковым способом с применением практически одинакового средства, то это значит, что наш убийца пытается копировать «цветочные убийства» 1916 года. А это, друг мой, очень и очень плохо. Однако пока не доводи свои мысли до сведения Белякина. Ну, я пошел, у меня в связи с этим скелетом сегодня полно дел. Отчет, как только будет готов, отправишь сначала мне, мэр перебьется. И постарайся сделать все как можно быстрее.

Полковник вышел прочь. Патологоанатом остался один на один с найденным в парке скелетом. Он осторожно отцепил брошку в виде дельфина с сапфировыми глазками от платья, подхватил едва не рассыпавшуюся в прах сморщенную полусгнившую розу.

– Итак, Анна Ильинична Радзивилл, посмотрим, что я могу сказать про последние секунды вашей жизни, – проговорил он будничным тоном и принялся за свою работу.

«Сего, 7 октября года 1916 Аnno Domini, я приступаю к записям, которые, возможно, смогут пролить свет на череду странных и зловещих событий, вовлеченным в паутину которых оказался столь милый моему сердцу городок наш, Староникольск.

Я, Елена Карловна Олянич, появилась на свет 27 февраля 1867 года. Родители мои, Карл Иванович Олянич и супруга его, Нина Игнатьевна, урожденная Серьянинова, воспитывали меня в строгости, что, несомненно, сформировало мой характер и воззрения.

Я с самого детства проявляла интерес к наукам, что отцом моим не поощрялось. Человек суровый и глубоко религиозный, он считал, что девушкам не пристало заниматься чем-либо еще, кроме как домашним хозяйством и воспитанием многочисленных отпрысков. На примере матери своей, которая произвела на свет кроме меня еще семерых детей, я видела, что ничего хорошего в подобном существовании нет. Она скончалась, не дожив до своей тридцать восьмой годовщины. И, как я уверена, не последнюю роль в ее трагической судьбе сыграл мой отец, ныне также покойный. Господь забрал его к себе после несчастного случая – он упал с лошади, которая испугалась змеи, и сломал шею. В момент его смерти мне было четырнадцать лет.

Заботы по воспитанию детей взяли на себя наши дальние родственники. Впрочем, я долго не задержалась в Староникольске. Унаследовав от матушки некоторую сумму денег и не спросив ничьего соизволения, я уехала за границу. Вольный воздух Германии позволил мне почувствовать себя в совершенно ином мире. Я стала студенткой прославленного Геттингенского университета, который и окончила, получив звание доктора философии. Однако меня не занимали гуманитарные науки, я отдавала предпочтение точным предметам. Математика, биология, химия – вот что определяло круг моих приоритетов.

По окончании alma mater у меня появилась возможность остаться работать при кафедре. Помимо этого, белобрысый и симпатичный Фридрих сделал мне предложение. Подумав над тем и над другим, я отказалась. Фридриха я не любила. Германия была для меня страной, предоставившей мне колоссальные возможности. Однако Староникольск, городок, в котором я появилась не свет, всегда был моей подлинной родиной. Поэтому-то, не долго думая, я и вернулась обратно. Я знала, что меня ожидает – прозябание в русской провинции, и я сознательно пошла на этот шаг. Мне было прекрасно известно, что в результате приобретенных знаний я смогу оказаться полезной своему городу. Думаю, так и произошло.

Я не могу хвалить собственную персону, однако, как мне кажется, мне удалось переломить общую тенденцию к косномыслию и лени, столь характерную для россиян в общем и жителей Староникольска в частности. Меня вначале воспринимали в городе как смешную ученую даму, никто не хотел прислушиваться к моим речам, здравым и правильным. Однако мне удалось найти поддержку среди некоторых представителей местной интеллигенции и капитала. Потребовались годы, чтобы в Староникольске, городе, обладающем древней историей, открылся музей краеведения. Я приняла более чем щедрое предложение городского совета стать во главе его.

Времена менялись, и Староникольск постепенно начал превращаться в культурный центр нашего уезда. Я до чрезвычайности рада этому факту, ибо что может быть отраднее, чем при жизни видеть результат собственных трудов.

Господь оказался более чем милостив ко мне, помимо успехов на социальном и научном поприщах он послал мне счастье в семейной жизни. Я достаточно поздно вышла замуж за человека, которого полюбила нежной и искренней любовью, Степана Логвинова. Я была первой дамой в Староникольске, которая не изменила фамилию, выйдя замуж, что вызвало шквал пересудов и обсуждений. Увы, мой брак с этим замечательным человеком длился всего четыре месяца, Степан скончался от простуды, перешедшей в воспаление легких, не дожив до появления своего сына, которого я нарекла Карлом, в честь своего отца.

Можно задаться вопросом, почему своего единственного сына я назвала в честь отца, человека малоприятного и ограниченного, а не в честь горячо любимого мужа, которого смерть забрала от меня, едва мы сказали друг другу «да» перед лицом господа. Однако таково было желание моего умирающего супруга, и противиться ему я не могу. Кроме того, сын мой Карлуша, как я надеюсь, станет полной противоположностью деду своему.

Такова краткая история моего рода. Я привела ее для того, чтобы читатель, позднее перелистывающий страницы, заполненные моими записями, имел представление об авторе. Понимая, что я совершенно не приспособлена к литературному творчеству и не готова к той самоотдаче, которой требует написание романа, я все же решила оставить для потомства эти бумаги. В первую очередь решение мое обусловлено желанием запечатлеть документально результаты моих сумбурных изысканий. Я не хочу, как и уважаемый и любимый мной следователь из Петрограда, стать жертвой таинственного несчастного случая. Сейчас в моих руках находятся неопровержимые доказательства того, что он, как и пять жительниц Староникольска, стал жертвой жуткого, бесчеловечного существа, известного более в прессе как «цветочный убийца». Однако до сей поры я теряюсь в догадках и топчусь в темноте – мне неизвестно, кто же является этим монстром. И все же, в этом я совершенно уверена, я смогу раскрыть эту страшную и кровавую тайну.

Не желая предварять одно событие другим и путать хронологию, я позволю себе время от времени предаваться личным замечаниям и комментариям. Думаю, что любой следователь, даже всемирно известный сыщик Шерлок Холмс, воссозданный живым воображением британца Дойля, имеет право на наличие симпатий и, соответственно, антипатий. Признаюсь честно, криминальные романы увлекают меня, и, пролистывая дешевое издание, которое я приобретаю тайком, дабы не портить собственную репутацию, весьма, надо сказать, высокую в нашем городке, я частенько представляла себя на месте сыщика, который ведет расследование. На последних страницах этих произведений я, увы, с ужасом открывала для себя, что не могу вычислить преступника. Но подлинная жизнь гораздо разнообразнее книжного вымысла, поэтому я льщу себя надеждой, что смогу применить весь свой талант и ум, дабы раскрыть череду преступлений.

Итак, вспоминая жаркое лето этого года, я могу сказать, что начало для меня «цветочным убийствам» было положено не в тот день, когда была обнаружена задушенная Евгения Ирупова с белой лилией на груди, а примерно за три недели до этого, 13 июля, когда я впервые почувствовала смутное беспокойство и ощутила атмосферу спрессованного ужаса. Городок наш, как можно понять, тишайшее и спокойнейшее место на земле. За последние двадцать лет самым громким преступлением была драка на улице. Но страсти, человеческие страсти кипят. Мы такие же, как и жители крупного города, например, столицы.

Прогресс обошел нас стороной, нас не затронули вихри революционного движения и нигилистических безумств. Война, длящаяся уже третий год, забирает свою дань, однако Староникольск остался практически таким же, каким он был и пятьдесят, и сто лет назад. С одной стороны, это отрадно, а с другой, внушает опасения.

Однако, не рискуя углубиться в пространные размышления спорного характера, что свойственно моей менторской натуре, воспитанной на свободомыслии германской классической философии, я перехожу к сути событий.

В мои обязанности как директора местного музея входит постоянное пополнение коллекций и забота о сохранности фонда. В моем распоряжении находятся добровольные помощники, однако большую часть работы приходится выполнять самой. Музей временно – и это временное состояние длится уже седьмой год – располагается в небольшом кирпичном здании с отвратительным сырым подвалом. Староникольские нувориши, обещая поддержку благородным начинаниям, не спешат, тем не менее, отворять для меня собственные кошельки.

13 июля выдалось чрезвычайно погожим днем. Я задолго наметила его для того, чтобы пополнить музейную коллекцию амфибий, членистоногих и насекомых, которая пропала из музея и, как я подозреваю, была за гроши продана одним из сторожей на рынке. Оставив своего обожаемого сына Карлушу на попечение няньки, особы, надо признать, безответственной, я отправилась на берег реки Тишанки. Всем известно, что около Староникольского монастыря, являющего собой шедевр архитектурного зодчества середины шестнадцатого столетия, в изобилии водятся различного рода представители фауны. Своими жертвами я выбрала бабочек и квакш. Увлеченная процессом охоты, я не сразу заметила, что на берегу реки, заросшем камышом, слышатся голоса. Когда же голоса стали приближаться, то, случайно уловив нить разговора, я поняла, что мое появление в грязном платье, с сачком в руке и кастрюлькой с квакшами не является своевременным.

Я бы никогда не унизилась до того, чтобы подслушивать чужой разговор или становиться хотя бы даже невольной свидетельницей интимного общения, однако этот раз стал исключением из правил. По голосам я поняла, что по берегу реки прогуливаются мужчина и женщина, причем их разговор носит весьма личный характер. Я затаилась, надеясь на то, что гуляющие, минуя меня, удалятся в противоположную сторону и избавят, таким образом, и себя и меня от конфузного положения и еще более стыдного разоблачения.

Однако они остановились как раз напротив того места, где я стояла по колено в теплой воде. Сквозь камыши до меня отчетливо долетал их разговор. Более того, я смогла даже кое-что видеть – в частности, лица мужчины и женщины. Впрочем, это мне не требовалось, чтобы распознать в гуляющих молодого князя Феликса Святогорского, или Феликса-младшего, и диву синематографа Анну Радзивилл.

Княжеский род Святогорских не нуждается в представлении, он ведет свое происхождение чуть ли не от самого Рюрика. Князья, чья резиденция находится в нашем городе, всегда благоволили к Староникольску, а старый князь, Феликс-старший, даже пожертвовал мне на музейные нужды как-то сто рублей золотом.

Молодая красавица Анна Радзивилл прибыла в наш городок два месяца назад для участия в работе над картиной. Эта картина и стала камнем преткновения между ней, режиссером и местными властями, в особенности духовной властью. Учитывая низменные потребности публики, режиссер остановил свой выбор на страшной и, на мой взгляд, ненужной тематике – кровожадных кровососах-вампирах. Причем в качестве антуража для подобного рода событий он выбрал наш город и, в частности, Староникольский монастырь. Разумеется, владыка Иннокентий восстал против этого, кинематографический процесс затянулся, съемки прервались на неопределенное время, и Анна Радзивилл получила возможность воссиять, подобно Полярной звезде на вечернем небосклоне, среди дам нашего скромного общества.

Анна, тщательно скрывающая свой возраст, который, как я думаю, скорее тридцать, чем двадцать пять, откровенно развлекается и напропалую флиртует со всеми мужчинами. Это ее забавляет, а наши матроны, не понимая этого, воспринимают все всерьез и намереваются объявить Анне войну.

Услышав, тем не менее, фразы, которыми обменивались молодой князь и Анна, а в особенности тон, в каком протекало их общение, я поняла, что в этом случае дело серьезное. Князь несколько лет назад взял в жены тихую и набожную Аделаиду Шереметеву, которая находится сейчас на сносях.

– Аня, – слышала я голос князя, доносившийся до меня через камыши, – я тебя люблю, прошу тебя, ответь мне согласием!

Если верить модным журналам, которые только тем и занимаются, что печатают великосветские сплетни и пространные рассказы о последних новинках синематографа, Анна Радзивилл была три или четыре раза замужем, в том числе и на самом деле за представителем древнего литовского княжеского рода Радзивиллов, и имеет маленькую дочь. Впрочем, ее последним супругом был ее восторженный почитатель – железнодорожный инженер, с которым она прожила всего полгода. Теперь же, как я понимаю, очаровав молодого князя, она снова нацелилась на крупную добычу. Святогорские, помимо того, что являются подлинными аристократами, обладают огромным состоянием и по праву считаются самым богатым семейством в нашей губернии.

Слова, которые произнес князь, не стали для меня шокирующим открытием. Уже давно каждый из жителей славного нашего городка знал, что Святогорские вовсе не отличаются примерным поведением и не являются образцом нравственных норм. Старый князь, Феликс-старший, в молодости был настоящим повесой, именно его многочисленные измены и вогнали раньше времени в гроб его очаровательную жену. От отца своего Феликс-младший и унаследовал весьма скверную привычку не быть верным законной супруге. Он женился всего несколько лет назад, и его молодая жена, урожденная княгиня Аделаида Шереметьева, прелестное юное дитя, пленяла всех своей непосредственностью и красотой. Однако, как мы уже давно знали, Феликс-младший не удовольствовался этим и принялся искать подруг буквально через месяц после венчания.

Поэтому, услышав слова, которые молодой отпрыск княжеского рода обращает к Анне Радзивилл, я не удивилась, а скорее огорчилась. Я достаточно хорошо знала молодую княгиню, поэтому мне не хотелось, чтобы ее муж причинял ей боль своими многочисленными похождениями. Анна Радзивилл, безусловно, была дамой, которая заслуживала внимания со стороны мужского пола – красивая, надменная, недоступная, богатая, овеянная легендами синематографа. Святогорский, проводивший много времени в Староникольске, конечно же, сразу увлекся ею.

– Нет, князь, вы мне не нравитесь, – услышала я ответ дивы. Мне удалось подсмотреть, как капризным жестом она вырвала у него свою ручку, затянутую в белую перчатку.

Князь не выглядел смущенным. Скорее всего, отрицательный ответ только раззадорил его.

– Анна, не будь такой недоступной, я же тебя люблю по-настоящему. Я готов весь мир бросить к твоим ногам. Подумай, я разведусь с Аделаидой, и ты станешь моей новой женой!

Я даже представить себе не могла, что князь намерен осуществить то, о чем ведет речь. Конечно же, он говорит это только для того, чтобы уговорить Анну Радзивилл совершить грехопадение. Я же знала, что Феликс находится в полной зависимости от отца своего, старого князя. Именно тот является владельцем огромного состояния, и юный Святогорский, если он возжелает пойти против воли родителя, окажется без средств к существованию. Старый князь не станет одобрять его похождения и не раздумывая лишит сына прав на наследство.

Так что я испытывала некоторое сочувствие по отношению к Анне Радзивилл. Однако, как я понимала, Анна давно не являлась наивной простушкой, роли которых ей приходилось играть. Она была цепкой и расчетливой особой, не лишенной, впрочем, шарма и обаяния. Не мне осуждать ее, однако подобные женщины, чересчур красивые и удачливые, чем-то не нравятся мне. Они готовы добиваться успеха любой ценой, иногда забывая о морали. Но не мне судить Анну.

– Князь, оставьте это, – продолжала Анна, и я даже восхитилась ею. Мне было известно, что другие дамы нашего городка не с таким упорством говорили «нет» молодому князю, предпочитая маленькую интрижку и богатый подарок от него ссоре с Феликсом-младшим.

– Аня, прошу тебя, – заговорил резким тоном князь. В нем, насколько я поняла, проснулась фамильная гордость и упрямство Святогорских. Князья не привыкли к тому, чтобы кто-то противился их воле. – Вчера ты была такой милой, что произошло сегодня? Я не понимаю!

Зашелестели шелка платья Анны Радзивилл, она ответила:

– Вчера было вчера, дорогой князь. Не забывайте, у вас есть супруга, которая вот-вот разродится наследником.

– Ну и что! – с жаром возразил Святогорский. – Аделаида глупая гусыня, я ее не люблю. Свадьба состоялась по настоянию моего отца. Ему, видите ли, претит, чтобы моей женой была женщина без титула. А мне нужна та, которую я люблю. Анна, я тебя люблю!

Я так и не расслышала, что ответила ему Анна, потому что в самый неподходящий момент небольшая рыбина проплыла в теплой воде, где я стояла, и задела мои ноги плавниками. Поддавшись рефлексу, я тихо вскрикнула. Этот крик все-таки был достаточно силен, чтобы его услышали Святогорский и Анна. Он подозрительно оглянулся, затем всмотрелся в камыши, которые загораживали ему доступ к воде. Я побледнела от ужаса, а затем покраснела от стыда, только представив, что они разоблачат мое нежелательное для них присутствие.

– Вы слышали, князь? – произнесла Анна, щелкнув большим зонтиком, который, как белый гриб, распахнулся над ее головой. – Здесь кто-то есть. Пойдемте, я не хочу больше оставаться тут.

– Да, вы правы, сударыня, – намеренно громким тоном, вежливо-безупречным, со светским безразличием, ответствовал ей молодой Святогорский. Наверное, ему не доставляло никакого удовольствия думать, что кто-то являлся свидетелем его откровенных признаний петербургской диве. Святогорские, всегда склонные к распутству, на людях производили впечатление личностей замкнутых и едва ли не следующих всем заветам Библии.

– Сегодня такая прелестная погода, милостивая государыня, – послышалось мне. Голоса Анны и князя удалялись. Я, выждав для верности еще минут десять, осторожно вышла на берег. Вместо того чтобы заняться нужным для музея делом и пополнить коллекцию амфибий и насекомых, я уделила внимание личным взаимоотношениям князя и Анны. Зато мне повезло, я оказалась свидетельницей их небольшого разговора и стала обладательницей их крошечной тайны. Я не собиралась никоим образом раскрывать их секрет, но все же испытала гордость за себя – оказывается, в этой жизни требуется всего лишь в нужное время оказаться в нужном месте, чтобы получить доступ к информации.

Я вернулась домой, занялась тем, что пополнила-таки коллекцию некоторыми редкостными, пойманными мной экземплярами квакш, обитающих в реке Тишанке. Затем настало время заняться моим драгоценным отпрыском Карлушей. Мой дивный сынок удивляет меня, он растет не по дням, а по часам. Какая жалость, что его драгоценный отец, мой возлюбленный супруг, не смог стать свидетелем взросления собственного отпрыска. Но что поделаешь, судьба часто оказывается крайне несправедливой к людям.

Закончив занятия с сыном во второй половине дня, я уселась за свою монографию, посвященную Смутному времени. Незаметно настал вечер, теплый и полный комаров. Тем вечером я была приглашена в поместье к Святогорским. Мне удалось – и я считаю, по праву – сделать себе имя в нашем городке, я стала одним из столпов научного общества. Поэтому любое мало-мальски важное собрание не могло пройти без моего участия. Я не стремилась к этому, однако приятно было осознавать, что заслуги мои находят должное признание среди сограждан.

Старый князь уже много раз жертвовал крупные суммы на нужды моего музея и науки вообще, поэтому я с охотой приняла его приглашение. Меня все же охватил некоторый страх, так как я знала, что мне предстоит столкнуться лицом к лицу с молодым Святогорским и Анной Радзивилл, которая сделалась частым гостем в княжеском дворце. Однако, как я надеялась, они не разглядели меня в камышах и мое появление не подольет масла в огонь.

Дворец Святогорских представляет собой шедевр архитектурного зодчества. Один из предков старого князя истратил баснословные деньги, чтобы возвести это величественное и грандиозное здание. Строительство дворца имело место при Екатерине, Святогорские тогда были в фаворе. На внутреннюю отделку было истрачено целое состояние. Сколько раз, любуясь шедеврами старых фламандцев или итальянскими фресками, которые украшали потолки в зале для приемов, я думала, что князья могут послужить обществу и передать в дар музею Староникольска один или даже несколько шедевров. Увы, старый князь, жертвующий денежные суммы, придерживался иного мнения. Он считал, что несколько сот рублей вполне достаточный с его стороны взнос на процветание науки в нашем городке.

Подлинным шедевром был княжеский парк, оранжерея и фонтаны. Я всегда считала, что каскад фонтанов во многом напоминает версальский. Жаль, что такое великолепие находится в частной собственности и скрыто от глаз жителей Староникольска. Я вовсе не проповедую насильное отторжение прав собственности у князей Святогорских, мне просто жаль, что обычные люди не имеют доступа к этому великолепию.

Пожилой дворецкий провел меня в залу для посетителей, я опустилась в кресло. Мне было известно, что нужно немного подождать – и это несмотря на то, что я пришла минута в минуту, в шесть часов пополудни, ровно в назначенный мне срок. Я понимаю, что не представляю для князей никакого интереса, поэтому таким людям, как я, всегда приходится ждать.

Я увлеченно рассматривала мраморные бюсты князей Святогорских великолепной работы неизвестных мастеров из крепостных, когда услышала приглушенные рыдания. Я обернулась. Мне показалось или на самом деле кто-то тихо плакал?

Массивная дубовая дверь, которая вела в подсобные помещения, была приоткрыта. Я, всегда отличавшаяся неумеренным любопытством и, возможно, часто совавшая нос не в свои дела, сразу же решила выяснить, в чем же дело. Мне почему-то привиделась ужасная картина – молодой князь, не считаясь с чувствами своей находящейся в положении юной супруги, объявил ей о намерении немедленно расторгнуть брак и жениться на Анне Радзивилл.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю