Текст книги "Время войны"

Автор книги: Антон Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

57

Подполковник Голубеу так и не дождался машины из Уражайского окружного управления. Из города она вышла, но на фильтрационный пункт так и не пришла.

О том, что Уражайское шоссе перерезано, стали говорить сразу после полудня, но первые сообщения оказались ложными. Пробки действительно были, потому что трассу постоянно бомбили с воздуха, но до полной остановки движения дело не доходило.

Потом стали появляться кочевые разведгруппы противника на бронемашинах. Первым делом они перерезали железную дорогу в нескольких местах и не давали ее восстановить. Что касается шоссе, то удерживать его подолгу кочевым группам не удавалось. Чтобы выбить их с дороги, целинцы не жалели солдат, да и сами разведчики то и дело бросали занятые позиции, чтобы перехватить колонны, которые пошли в объезд.

Но кончилось все это закономерно. Прорвав целинскую оборону на флангах, главные силы противника вырвались на оперативный простор и перерезали шоссе окончательно и бесповоротно.

Внушительная масса целинских войск снова оказалась в котле.

Они еще продолжали по инерции идти вперед, не встречая организованного сопротивления, но смысл этого движения был потерян с того самого момента, как клещи легиона сомкнулись у атакующих за спиной.

Если бы повернуть эту массу в сторону, то ей не стоило бы труда пробить истощенные фланги легиона – ведь Бессонов бросил все боеспособные силы вперед, на острие атаки. Но для этого сначала следовало нащупать слабину, а целинцы даже не думали об этом. Они рвались к перешейку, где их ждали минные поля и укрепленные полосы.

72-я саперно-артиллерийская фаланга потрудилась на славу и оставила ударным частям генерала Казарина сто километров превосходных оборонительных позиций.

То, что «казаринцы» не хотели их оборонять – это другой вопрос. Пока целинцы будут корячиться на минных полях, его десять раз можно решить – не мытьем, так катаньем. Не зря же генеральный советник «Конкистадора» засел в штабе у Бессонова и не выходит на связь даже с маршалом Таубертом. Наверное, у него есть дела поважнее.

Надвигается сотый день. Завтра война может кончиться – бесславно для легиона и безболезненно для «Конкистадора». Тот же генеральный советник нажмет кнопку – и маршал Тауберт останется без головы. Конечно, он и так безголовый, но метафора в любой момент может смениться реальностью.

Плохо только, что одновременно с Таубертом голову потеряют все генералы, каждый десятый старший офицер, каждый сотый младший и один из тысячи рядовых.

Но подполковник Голубеу по другую сторону фронта ничего об этом не знал. Он только что получил приказ немедленно расстрелять своих особой ценных пленников, и наверху не слушали никаких возражений. А значит – не будет никакого громкого дела с разоблачением обширной агентурной сети Амура в целинской народной армии, и сам Голубеу не прославится, как инициатор этого разоблачения, и не сможет легко и просто восстановить вое положение в Органах и свою репутацию, подмоченную пребыванием в окружении.

Голубеу еще не понял, что снова находится в окружении, а потому проигнорировал одну деталь категорического приказа: «расстрелять немедленно». И решительно добавил.

– Казнить их перед строем боевого пополнения!

Он так и не дошел до ямы с пленниками, чтобы допросить их – все время отвлекали текущие дела и дурные вести, а сделать это надо было обязательно. Ничего не поделаешь – ценных пленников придется уничтожить, но ценные сведения можно сохранить и использовать в более удобный момент.

Но подполковнику снова не повезло. Полк, состоящий целиком из новобранцев, в темноте на кого-то нарвался, а на кого, и сам не понял, но все равно драпанул так, что только пятки сверкали. И заградительной службе пришлось их останавливать и приводить в чувство.

Голубеу этому обстоятельству даже обрадовался. Будет перед кем расстреливать шпионов для поднятия боевого духа. А заодно можно и нескольких трусов и паникеров расстрелять. Чтоб другим неповадно было.

Но допрос Никалаю и Иваноу пришлось отложить до утра. Подполковник Голубеу слишком устал.

58

Слух о том, что 13-ю фалангу, памятуя о ее карательных подвигах, решили поставить место заградотряда позади войск генерала Казарина, облетел соединение молниеносно. Что и немудрено, поскольку компьютерная сеть легиона кроме официальных каналов предусматривает еще и частные мейлы и чаты, не говоря уже о голосовой связи.

– Да они что там, совсем сдурели! – неслось со всех сторон, и полковник Шубин, к которому в конечном счете стекались все возмущенные реплики, охотно подтверждал:

– Точно. Сдурели, и еще как!

Но вешать всех собак на Ставку не получалось. Удержать перешеек требовал Бессонов, а ему легионеры в массе своей доверяли. Но конфликтовать с союзниками из ударных частей Казарина 13-я тоже не хотела категорически.

– Если там бунт, то пусть ими занимается особая служба, – говорили все, кто хоть немного представлял себе разделение труда в легионе.

О том, что особая служба занята чем-то другим, внизу никто не знал. Сюда доходили только смутные слухи, которые главным образом касались «органов полиции». Якобы Страхау получил приказ отправить своих лучших бойцов на орбиту, а для чего – неизвестно.

Но наперегонки с этим слухом летел другой. Будто бы «страховцев» перебрасывают на фронт для подавления бунта в ударных частях и несения заградительной службы, а 13-ю выдвигают на передовую.

Но и это была не последняя новость 99-го дня. На ночь глядя пронесся слух, что «страховцы» тоже взбунтовались на почве нежелания приближаться к фронту.

А генерал Казарин тем временем передавал по открытым каналам сети сообщения о том, что в его частях нет никакого бунта. А есть только сидячая забастовка. Его солдаты отказываются открывать огонь по кому бы то ни было до тех пор, пока Пал Страхау и другие виновники сожжения Чайкина не будут смещены со своих постов.

– А не объявить ли и нам сидячую забастовку, – тотчас же заговорили легионеры, уже совершенно не боясь ушей особой службы. Уж если особисты не расстреливают «казаринцев», то своих они и подавно не тронут.

13-я фаланга в этот момент была в движении, и хотя на компьютерных дисплеях высвечивался какой-то путь, создавалось ощущение, что движется она неизвестно куда и с совершенно неясной целью.

А потом подразделения вдруг стали останавливаться – без приказа, сами по себе.

Вечер 99-го дня клонился к закату, и все вдруг осознали, что на выполнение условий «Конкистадора» остаются последние сутки, и за эти сутки сделать уже ничего нельзя.

Кому не повезет в лотерее, тот останется лежать на Целине с простреленной или оторванной головой. А остальных вывезет «Конкистадор». Никуда он не денется – технику будет забирать и людей тоже возьмет, потому что люди ему нужны.

Так не лучше ли просто переждать этот страшный сотый день, которым все закончится.

59

Хотя Лана Казарина со дня вторжения была бойцом 77-й центурии, личное оружие ей доверять опасались. Слишком уж неадекватно она вела себя порой.

Но ведь кто ищет, тот всегда найдет. Оружия на войне полно.

После того, как Игорь ей изменил, Лана неожиданно для всех стала демонстративно обхаживать Громозеку и даже изъявляла желание переселиться в его танк. И громила был вроде бы не против.

Вот он и проворонил момент, когда девчонка, прильнув к нему всем телом, ловкой рукой сорвала с его плеча «джекпот».

Отряд майора Саблина остановился в нерешительности на границе прифронтовой полосы. Впереди были бастующие «казаринцы», а справа километрах в тридцати – побережье перешейка. И некоторые офицеры открыто в эфире предлагали сразу повернуть туда, чтобы первыми встать под эвакуацию.

А Игорь Иванов искренне жалел, что ему присвоили офицерское звание. Это снижало его шансы в смертельной лотерее в десять раз, а умирать Игорь по-прежнему не хотел.

Он вылез из командирской машины, набросив бронежилет поверх комбинезона, и первое, что увидел – это сантиметровое дуло штурмовой винтовки, нацеленное ему прямо в грудь.

С такого расстояния крупнокалиберная пуля «джекпота» пробивает даже хваленый эрланский бронежилет. Конечно, он погасит силу удара, и может быть, при большом везении, выстрел его не убьет, но все равно неприятно крайне.

– Ты что?! С ума сошла от ревности? – ошеломленно воскликнул Игорь, разглядев, кто в него целится.

Лана с винтовкой наперевес стояла на дороге между ним и фронтом, словно преграждая Игорю путь туда, где напряженно ждали развязки подчиненные ее отца. И сам генерал Казарин тоже был там.

– Нет, – болезненным до безумия голосом ответила Лана. – Я не сошла с ума. Это вы все сумасшедшие. Вы безумные убийцы, дикие звери, и я была с вами заодно. Я ничем не лучше вас, но я не позволю вам убить моего отца.

– Да погоди ты! – взорвался Игорь. – Никто не убивает твоего отца. Видишь, мы остановились. Мы никуда не идем. Твой отец не хочет воевать – это его дело. Мы тоже не хотим. Хочешь – спроси у него сама. Вызови его и спроси. Послушай, что он скажет.

– Я знаю, что он скажет, – истерически выкрикнула Лана. – Он дурак! Ему в тюрьме повредили мозги, и он вам верит. А я вам не верю! Я никому не верю! Я знаю, что меня убьют! И пускай! Я не пойду с вами убивать моего отца. И никого не пущу. Только через мой труп.

– Да ладно, – поднимая руки, успокоительно проговорил Игорь, но голос его дрожал, и по всему было видно, что его самого надо успокаивать. – Видишь, я иду в другую сторону.

И он сделал несколько шагов назад в надежде укрыться за машиной.

– Это ты во всем виноват! – прошипела Лана, поднимая винтовку к плечу. – Если бы не ты, я бы давно умерла честным человеком.

Логика была железная, и Игорь не нашел, что возразить. Зато Громозека проявил больше находчивости и, прикрыв командира широкой спиной пророкотал, медленно надвигаясь на вооруженную девчонку:

– Да брось ты! Это я виноват. Я двери взламывал, а то бы он век до тебя не добрался…

И, не закончив слова, Громозека вдруг заорал: «Ложись!!!» – и отшвырнул Игоря в сторону, а сам повалился в другую.

Очередь из «джекпота» пришлась точно в промежуток между ними и пули забарабанили по броне командирской машины. Кто-то из землян на заднем плане истошно завопил:

– Она психованная!

И другой голос в той же тональности адресовался конкретно к Громозеке, который с полминуты назад, лишившись штурмовой винтовки, отобрал у кричащего автомат:

– Гром, стреляй! Она нас всех перебьет!!!

Игорь Иванов тоже внес вою лепту в этот обмен мнениями.

– Не стрелять! – крикнул он, не забыв нажать на шлеме кнопку «Общий вызов». – Всех урою!!!

И все по тону поняли – точно уроет. Так что стрелять никто не стал, даже водила БМП, который уже навел на Лану пулемет и был готов разрезать ее очередью пополам.

Этот парень оказался благоразумнее всех. Удержавшись от стрельбы, он по закрытому каналу поспешно соединился с особистом на орбите и выпалил в шлемофон:

– Тревога! Стрельба по своим! Лана Казарина, мобилизованная. Скорее, она свихнулась!

А снаружи поручик Иванов и Громозека лежали в паре метров друг от друга, завороженно глядя на Лану. Винтовка в ее руках ходила ходуном и непонятно было, что она сделает в следующий момент.

– Сейчас ее отстрелят, – прошептал Громозека, потому что дежурный особист в эту самую минуту орал по общей связи:

– Вызываю командира! Вызываю командира! Что у вас происходит?! Помощь нужна?

– Сами разберемся, – прохрипел Игорь, а Громозека проникновенно сказал, обращаясь к Лане:

– Брось пушку, дура! Тебе же сейчас голову отстрелят.

Но она только отступила на пару шагов, а потом вдруг бросилась бежать, судорожно сжимая в руках тяжелый «джекпот».

60

Дежурный особист не знал, что делать. «Стрельба по своим» – это код особой юрисдикции. А если дело касается мобилизованных, то и думать нечего. Жми на кнопку сразу, пока вражеский диверсант, коварно пробравшийся в легион под видом мобилизованного, всю центурию не положил.

Но центурион сказал «Сами разберемся!» Значит, ситуация не столь опасна, как может показаться с орбиты. или центурион просто не в силах ее здраво оценить.

По правилам дежурному особисту в таких случаях полагалось советоваться не с командиром подразделения, а с полевым уполномоченным особой службы, но его в 77-й центурии не было. И во всем отряде майора Саблина – тоже не было. Так что советоваться пришлось с самим Саблиным, а тот ответил:

– Ты погоди! Я сам посмотрю, что там такое.

А пока он смотрел, дежурный особист узнал от своего случайного информатора, перепуганного водилы БМП, что обезумевшая мобилизованная сбежала со стоянки центурии с оружием в руках.

– Жертвы есть? – поинтересовался особист.

– Пока вроде нет.

Бегство с оружием – это уже дезертирство. Тоже карается отстрелом ошейника, но необязательно сразу. Так что можно посоветоваться с начальством.

Но начальство почему-то отвечало нервно и не по существу. В том смысле, что не до тебя сейчас и кончай маяться дурью.

Это было странно, и дежурный особист 77-й центурии поинтересовался, в чем дело.

Вразумительного ответа он не получил, а из невразумительных вытекало, что вроде бы на орбите взбунтовались наемники из отдельной фаланги рейнджеров, которые штурмуют звездолет генерала Тутаева. И нейтрализовать их нельзя, потому что они не носят ошейников.

Эта информация окончательно отвлекла дежурного от инцидента с Ланой Казариной, тем более, что в уши ударил сигнал тревоги, а за ним команды по громкой трансляции.

– Свободной вахте особой службы немедленно явиться на лидер. Чрезвычайная ситуация. Для перелета разрешено реквизировать транспорт боевых кораблей.

К дежурным особистам это не относилось, но все они разом перестали интересоваться тем, что происходит внизу, на Целине, и вывели на свои дисплеи главную страницу сообщений особой службы.

Самое свежее сообщение гласило, что в 21.00 по корабельному времени с пульта генерала Тутаева прошел сигнал на отстрел ошейника верховного коменданта оккупированных территорий Пала Страхау.

Следом пришло подтверждение:

«Сигнал отработан. Отстрел произведен».

А дальше покатилось лавиной:

«Мятежники из ОФР используют коды маршала Тауберта и Ставки. Вплоть до особого распоряжения приказы от имени маршала и Ставки не выполнять! Легионом командует генерал Бессонов».

«Внимание! Прошедшая по каналам Ставки команда на арест генералов Тутаева и Сабурова исполнению не подлежит».

«Смерть Пала Страхау подтверждена непосредственным наблюдением. Подрыв самоликвидатора не требуется».

«Разъяснение особой службы: Пал Страхау казнен за преднамеренный срыв отгрузки пленных, неоправданную жестокость по отношению к мирным жителям, неповиновение и соучастие в мятеже отдельной фаланги рейнджеров».

«Приказом генерала Бессонова обязанности коменданта оккупированных территорий временно возлагаются на начальника тыла легиона Никитина».

«По каналам космической эскадры распространен приказ адмирала Эсмерано – не оказывать никакой помощи мятежникам из ОФР. Челнок с десантом ОФР задержан. Лидер особой службы вне опасности».

И так далее и тому подобное – до тех пор, пока не появилось сообщение специально адресованное всем постам особой службы.

«По поводу эвакуации западной группировки штаб легиона разъясняет: по заявлению генерального военного советника концерна „Конкистадор“, никаких планов эвакуации с Целины личного состава легиона в случае неудачного завершения войны у концерна нет. Личный состав останется на планете независимо от того, будет война продолжена или прекращена. Вывод: продолжение войны выгоднее ее прекращения. Текущая задача – завершить окружение и разгром целинских войск к востоку от перешейка. И не вешайте головы. Сотый день еще не кончился. Он еще даже не начался».

И приписка от генерала Тутаева, сухая и строгая, как будто ничего не случилось:

«Всем сотрудникам особой службы вернуться к текущей работе. Напоминаю всем о личной ответственности каждого сотрудника за порядок, дисциплину и максимальную боеготовность во вверенных их попечению частях и подразделениях».

Эта приписка мгновенно отрезвила дежурного особиста 77-й центурии и он немедленно запустил триангуляцию – поиск Ланы Казариной по сигналам ее ошейника.

Надо было разобраться с этим инцидентом до конца.

61

Громозека догнал Лану на танке, и Игорь Иванов обрушился на нее сверху, с брони. «Джекпот» отлетел в сторону, а Лана забилась, придавленная к земле. Ей было больно, но она не сдавалась, и утихла, только когда подоспели Громозека и Кирил с Янкой.

Когда они втроем вернулись на стоянку, Игорь рявкнул тоном сержанта-дембеля в части, насквозь пораженной дедовщиной:

– Строиться!

Двадцать человек, удивленно переглядываясь, вытянулись неровной шеренгой.

– Встань в строй, – приказал Игорь Лане.

Она выдернула локоть из ладони Громозеки и пристроилась на правом фланге. Громозека встал рядом.

– Старшине Гро… то есть Горобцу объявляю благодарность.

– Ура, – буркнул Громозека.

– А теперь вопрос: какая сволочь настучала особисту?

– Как в своих стрелять – не сволочь, а как доложить по инструкции… – пробормотал водитель БМП, который прекрасно понимал, что отмалчиваться нет смысла – все равно Игорь пробьет по компьютеру, и будет только хуже.

– Знаешь, если бы ты ее застрелил, я бы, конечно, не знаю что с тобой сделал, но в центурии у себя оставил бы. С такими воевать можно. Но ты хотел убить ее чужими руками. И поскольку ты действовал по инструкции, я ничего тебе сделать не могу. Поэтому иди к Саблину и проси о переводе. Мне ты не нужен. Мне завтра в бой идти, и только стукачей за спиной не хватало.

Тут в разговор встрял другой боец – тот, у которого Громозека взял автомат.

– Да брось, командир, – сказал он. – Какой бой? Все уже. Нас не сегодня-завтра эвакуируют…

– Кто тебе это сказал?

– Да все говорят.

– Не знаю, кто эти все, но наверное, такие же дуболомы, как и ты. А я, в отличие от тебя, забрался в сеть легиона достаточно глубоко, чтобы понять: нас бросили на эту планету, чтобы завоевать ее и на ней жить. И другой планеты для нас нет. Земли в Одиссее нету – это медицинский факт. Если кого-то вдруг и эвакуируют – то только на тех же правах, что и целинцев. Голыми и в рабство. Если кто хочет – милости прошу. Пишите ходатайства. А я не хочу!

Сзади, шаркая ногами по траве, подошел Саблин.

– Ладно, хватит митинговать, – сказал он. – У меня хорошие новости. Страхова грохнули.

– Кто? – раздалось сразу несколько голосов.

– Мы, – ответил майор.

– В смысле? – переспросил теперь уже один поручик Иванов.

– В прямом. Тутаев ошейник отстрелил.

– И что теперь?

– А черт его знает. Там наверху какая-то заварушка была. Вроде, Тутаева арестовать хотели, а он не дался. Сабуровцы помешали. Короче, бунт на корабле. А нам – боевой приказ: вперед, на мины. Под покровом ночи внезапно атаковать наступающего противника и не допустить его прорыва к перешейку.

– А что Казарин?

– Ага! Кстати о птичках. Лана, как я рад, что ты жива. Будет очень неплохо, если ты поговоришь с отцом. Ему уже сообщили о трагической гибели дорогого товарища Страхова, но это официоз, а ему требуется доброе дружеское слово.

Лана молча вышла из строя назад и направилась к командирской машине.

– Да… И умоляю тебя, не стреляй больше в моих людей. Они мне дороги, как память.

Лана и тут ничего не ответила, но когда Игорь через минуту подошел к своей машине, он услышал, как она разговаривает с отцом.

Саблин тоже с кем-то разговаривал по шлемофонной связи, а потом обернулся к Игорю и сообщил.

– Ввиду надвигающейся катастрофы в честь сотого дня поступило распоряжение разоружить всех мобилизованных женщин в боевых частях и отправить их под конвоем на сборные пункты для отгрузки в уплату «Конкистадору». приказ начальника тыла.

– Пусть начальник тыла застрелится вместе с «Конкистадором», – огрызнулся Игорь. – Мы своих солдат не сдаем. пора бы уже привыкнуть.

– Я-то привык… К тому же твоим девчонкам, по-моему, восемнадцати еще нет.

– А хоть бы и было. Все равно никого не отдам.

– Да и флаг тебе в руки. Только поимей в виду – там, на фронте, иногда убивают. Я сам видел.

Тут оба обратили внимание, что Лана уже не общается с отцом, а внимательно прислушивается к их разговору. И когда Саблин отошел, она тихо спросила у Игоря:

– Ты не отправишь меня?

– Разве ты забыла? Я ведь сказал тебе в самый первый день: я тебя никому не отдам.

– Но ведь я же тебя чуть не убила.

– Бывает. В следующий раз я тебя чуть не убью. И мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день.

Лана улыбнулась – впервые за вечер, а может и впервые за несколько дней: что-то Игорь давно не видел ее улыбки. Но тут в наушниках зашелестел голос майора Саблина.

– По машинам! Штурмовая центурия впереди, 77-я за ней, остальные по порядку номеров. Полная боевая готовность. Поехали.