Текст книги "Письма"

Автор книги: Антон Макаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

На другой день он приехал в колонию. Ребята встретились с ним как родственники, с глубочайшей теплотой дружбы, и как читатели, и как граждане Советской страны. Алексей Максимович прожил у нас три дня. В здании школы ребята приготовили для него большую комнату, любовно украсив ее зеленью и цветами.

Алексей Максимович вставал вместе с нами – в шесть часов утра. Ему не пришлось тратить время на ознакомление с нашими делами: все было ему известно; многочисленные письма наших двадцати восьми отрядов, все до одного, были им прочитаны, и он ничего не забыл из того, что было там написано.

Он знал не только фамилии, но имена всех командиров, а также и других ребят, о которых ему писали.

Он знал, как ведется наше хозяйство.

Ему хорошо были известны дела свинарни – главного нашего богатства. В колонии была замечательная свинарня, устроенная по последнему слову техники. В ней воспитывалось триста чистокровных английских свиней.

Даже расположение наших построек было ему знакомо. В первое же утро, зайдя в его комнату, я уже не застал в ней нашего дорогого гостя. Я увидел его только за завтраком в общей столовой. Он сидел, тесно окруженный ребятами одиннадцатого отряда, и деревянной ложкой ел гречневую кашу. За его спиной стояла в белоснежном халате дежурная хозяйка – одна из девушек-воспитанниц – и чуть не плакала:

– Алексей Максимович, как же это так: для вас завтрак готовили, а вы взяли и пришли сюда, в отряд. А мы там хороший завтрак...

Он лукаво поглядывал на ребят, пригласивших его завтракать и оправдывался:

– Послушай... чего ты пристала? Это же каша... такая замечательная...

Ребята были в большом затруднении: с одной стороны, им хотелось, чтобы Алексей Максимович завтракал за их столом, с другой стороны, выходило как-то неловко – они лишили Алексея Максимовича какого-то лучшего завтрака, приготовленного для него дежурной хозяйкой. Петька Романченко нашел выход из положения:

– Алексей Максимович сначала у нас позавтракает, а потом сьест твой завтрак, Варя, хорошо?

Горькому этот выход очень понравился. Он оглянулся на хозяйку и добродушно развел руками:

– Ну вот, видишь. Чего же ты волнуешься? А твоего завтрака на нас хватит?

– На кого – на вас?

– На меня и на них... Вот... на одиннадцатый отряд.

– Так они... Вот еще новости! Их же пятнадцать человек!

– Не хватит, значит?

Дежурная хозяйка в панике бросилась на кухню. По дороге налетела на меня и с возмущением забормотала:

– Эти... одиннадцатый... все напутали... все испортили.

Я ей посоветовал подать "горьковский" завтрак на стол одиннадцатого отряда. Там началось пиршество, и Горький смеялся больше всех, глядя на кусок зажаренной свинины, одиноко лежавшей на тарелке. Одиннадцатый отряд, конечно, краснел и отказывался от встречного угощения. Так ничего и не вышло из отдельной кухни, организованной для гостя заботами наших юных хозяек.

После завтрака Алексей Максимович ходил между командирами и договаривался, куда ему отправляться на работу. На самых далеких полях убиралось яровое, но туда нужно было ехать, а Горький ни за что не хотел ехать на линейке, так как откуда-то узнал, что для этого нужно снять с работы лошадь. Но и в этом случае выход был найден. Алексея Максимовича усадили на жатвенную машину. Держаться на железном сиденье жатки было довольно трудно, но жатку окружил целый отряд, и упасть Алексею Максимовичу было некуда.

Он шутил:

– На чем только я не ездил, а на таком экипаже еще ни разу не доводилось.

В поле он отказался от косы:

– Какой я косарь? Ну вас, смеяться будете!

– Нет, не будем смеяться, Алексей Максимович! Вот острая коса, это для вас приготовили.

– Я лучше вот эту штуку возьму.

Он взял вилы и помогал ребятам подгребать колосья. ребята окружили его и, рассуждая о разных хитростях работы вилами, успевали подбирать за него все колосья. Алексей Максимович обиделся:

– Что же ты... Слушай, оставь же и мне что-нибудь...

Прибежал дежурный бригадир:

– Это для чего Алексею Максимовичу вилы дали? Ог гость, а вы его... работать! Алексей Максимович, там вас столяры ожидают. У них сейчас сдача ульев.

Алексей Максимович понимал, что нельзя никого обижать. Поэтому в течение рабочего дня он успевал побывать на всех работах.

В бывшей зимней церкви он рассказал колонистам, как много лет тому назад он пришел в этот самый монастырь, чтобы поспорить со знаменитым святошей.

В свинарне он обеспокоенными глазами наблюдал, как поросится Венера, и принял на свои руки первого великолепного английского поросенка.

После работы и ужина все колонисты собирались вокруг Горького. Один вечер был посвящен постановке "На дне" силами ребят. Горького посадили посередине зала и во время действия на сцене рассказывали ему разные подробности об актерах. Больше всего понравилась Алексею Максимовичу игра колониста Шершнева, изображавшего Сатина. На другой вечер был концерт.

А потом пришел третий день, и Алексей Максимович должен был уезжать. Глаза колонистов с утра сделались удивленными: как это так – уезжает Горький!

Казалось, что он не три дня был среди нас, а с самого основания колонии жил с нами. И это было вполне естественно: колония имени Горького не только носила это имя – горьковцы любили и чтили Алексея Максимловича, как отца.

Ребята выстроились на дворе. Развернули знамя, подали команду. Но не было уже в этом строю никакой торжественности, было только одно стремление: как-нибудь удержать прощальные слезы. Алексей Максимович проходил по рядам, пожимал всем ребятам руки и ласково-грустно улыбался.

Большой, нарядный автомобиль был прислан за ним из Харькова, и шофер заботливо распахнул блестевшую лаком дверцу.

К ВОПРОСУ О КОНСУЛЬТАЦИИ

Мне думается, основные недостатки консультационной работы у нас установлены твердо. Их можно представить в таком коротком перечислении:

1. Консультационная работа с молодым автором смешивается с редакционной работой журналов и издательств. То, что обязаны делать редакции в области переписки с авторами, хотя бы и начинающими, ни в коей мере не может относиться к работе консультации.

Под консультацией можно понимать серьезно организованную литературную помощь молодому автору в том случае, если он обращается за такой помощью, и только в том случае, если эта помощь представляется необходимой и уместной по характеру дарования, обнаруженного автором. Консультация не должна превращаться в литературную учебу (или в учебу общую) для всех, выразивших желание учиться. Для этих целей у нас есть достаточно средних и специальных учебных заведений, куда и нужно направлять желающих. Таким образом, требуется определить более точно, что такое литературная консультация.

2. Требуется также более точное определение и методики консультационной помощи. До сих пор эта методика определялась соображениями, относящимися почти исключительно к форме. Разрешались вопросы: как писать, как распологать материал, как изображать пейзаж, портрет, диалог, а еще чаще даже эти вопросы не разбирались, а просто просматривалась готоваля литературная продукция и указывались ее недостатки, опять-таки с точки зрения формы.

Такая методика еще более приближала консультацию к обучению литературной грамотности, но ни в коем случае не могла воспитывать писателя и даже мешала такому воспитанию.

Истинная работа с начинающим писателем, мне думается, должна идти по иному направлению. Писателем может быть только тот человек, который талантливее и острее разбирается в самой жизни, у которого жизненный анализ стремится претвориться в художественной форме, в художественном синтезе, при этом претвориться, сколько-нибудь по-новому, с особым стилем и особым выражением. Писателем может быть только тот, кому есть что сказать, и при этом сказать по-своему.

Работа с начинающим писателем может идти по линии ревизии его жизненного материала и его художественного стиля с таким расчетом, чтобы в наибольшей степени помочь ему в мобилизации материала и в выработке стиля. Я допускаю такой общий вид консультационной работы:

а) Полное, основательное, аналитическое выяснение жизненного багажа автора, его идей, выводов, живых запасов образов, устремлений, подтверждений.

б) Более или менее глубокая помощь в организации в углублении жизненного опыта при помощи более сложного и творчески ценного наблюдения жизни и участия в ней, а также при помощи чтения книг художественных и научных.

в) Выяснение и определение его творческих элементов: оптимизма, пессимизма, лиричности, юмора, сарказма, иронии, остроы глаза, характера композиции, сюжетных наклонностей, ощущения красок, метафоричности, смелости слова или осторожности. Краткости или цветистости языка.

г) На основании всех перечисленных данных прямая творческая помощь автору в работе над произведением, достаточно ценным, чтобы быть литературным явлением, т. е. над повестью или над серией рассказов, стихов, отрывков и т. д.

3. В свете вышеуказанных положений явной становится неудовлетворенность нашей предыдущей работой. Совершенно очевидно, что помощь автору должна быть обязательно помощью индивидуальной и обязательно со стороны лица достаточно сильного и способного разобраться в творческих данных автора. Такое лицо не обязательно должно быть писателем, а должно обладать литературной эрудицией, вкусом, педагогическим талантом. Тем более недопустимо поручение отдельным лицам целой группы начинающих, с оплатой гонораров за число печатных листов, недопустимо обращение консультационной работы в сдельную работу с кучей рукописей.

На основании всего изложенного я предлагаю следущую систему консультационной работы:

1. Переписка с авторами, присылающими свои рукописи в редакции, должна быть выведена из системы консультации.

2. Обьектами консультации должны быть авторы, желающие получить литературную помощь и в достаточной мере обнаруживающие свои способности.

3. Консультация должна быть строго индивидуальной работой одного товарища с одним автором. Консультантами должны быть люди в совершенной степени авторитетные, талантливые и серьезно относящиеся к задаче. Их труд должен быть оплачен по самым высоким ставкам, а за качество работы они должны отвечать перед писательской общественностью.

4. В консультации не должно быть никаких постоянных штатных работников, кроме работников учета и распределения. Но во главе консультации должен быть человек, способный организовать каждому автору наилучшие формы помощи, особенно способный выбрать самого подходящего для данного автора помощника.

5. Вопросы языковой техники, выходящей за границы индивидуальных стилей, и вопросы теории словесности должны быть совершенно изьяты из ведения устной консультации и сосредоточены в особом журнале, который ни в коей мере не должен напоминать "Литературную учебу", а должен быть очень доступным и простым изложением основных общих положений литературной техники. Журнал должен излагать все вопросы с определенным педагогическим устремлением, с расчетом на начинающего автора. Для такого журнала должна быть составлена на каждый год и утверждена Правлением ССП точная программа. К такому журналу и нужно отсылать всех интересующихся литературной техникой.

14 августа 1938 г.

В БИБЛИОТЕКЕ

Библиотека у Вали не очень бедная, но в ней тесно, темно, а снаружи у дверей нет ни одной витрины, ни одного рекомендательного списка. Валя работает в библиотеке всего вторую неделю, за это время даже самый опытный библиотекарь ничего бы не успел сделать.

Кое-какие книги Валя раскладывает на столах. Они лежат в хороших ярких переплетах с красивыми заглавными надписями, с золотым и серебрянным тиснением. Иногда их берут в руки и перелистывают, но затихают со склоненной головой вовсе не над ними, а над тоненькими тетрадками журналов "Наука и техника", "За рулем", "Радио". Валя знает, что это необходимые признаки первого читательского этапа. Когда она ближе познакомится с посетителями библиотеки, дело пойдет быстрее. Уже вчера к ней подошел юноша с черными глазами, хорошенький, как девушка, и несмело попросил:

– Товарищ Осипова, честное слово... я не запачкаю и верну, в полной исправности верну, знаешь, когда? Я верну пятнадцатого числа. Хорошо?

В руках у него серый томик "Петра I".

– Так нельзя, – сказала Валя, – не разрешается на дом.

Юноша в смущении раскрыл "Петра I" и сказал так же нерешительно:

– Вот увидите, товарищ Осипова! Я никому не скажу, никто не узнает.

– Узнают. Вот вы понесете книжку домой, и все увидят, обязательно ко мне прибегут, скажут: Нестерову дали, и мне дайте.

Юноша обрадовался: опасность была не такой большой, как казалось Вале:

– Я, знаете? Я под поясом спрячу. Никто не узнает.

– Вот видите! Книгу под пояс! Разве можно?

– Ну, не под пояс... а знаете... я за пазуху положу, там чисто, честное слово, чисто.

И юноша через бортик гимнастерки показывает действительно чистый край сорочки.

А сегодня пришел из инструментального цеха Давид Резник, пересмотрел все книги на столах, потом стал против столика Вали:

– Скажите, есть такие книги, которые о любви?

Он не покраснел, а только посерьезнел и обьяснил, чтобы не было недоразумений:

– Это я знаю: есть романы, так в них просто все описывается про людей, как будто были такие люди. Так это я знаю. А может, у вас есть такие книги, чтобы не романы, а чтобы так... чтоб серьезно?

У Давида Резника длинное худое лицо, а нос полный, мясистый. Он не торчит вперед, как у других людей, а как будто привешен на лице. Скулы у Давида насилу помещаются под кожей, такие они острые и выпирающие. Вообще Давид только с большой натяжкой может быть назван красивым юношей. Но он стоит серьезный перед Валей и требует серьезную книгу о любви. По Давиду видно, что такая книга ему действительно нужна до зарезу, и Валя чувствует, что она обязана дать ее ему.

– Давид, что же вам предложить? Вы читали "Анну Каренину" Льва Толстого? Вы, кажется, брали у меня.

– Нет, "Анна Каренина" – что! Там ничего нет определенного. Это роман, я не хочу роман.

Валя морщит лоб. Нет, в ее библиотеке нет такой книги. С неприятным чувством вины она вспоминает, что такой книги она вообще не знает.

– Стойте, Давид! Как же это я забыла "Викторию" Гамсуна? Вы не читали?

– "Викторию"? Не читал. Гамсуна? А кто это такой – Гамсун? Это не наш? Так это не роман?

– Нет, роман. Но это ничего, Давид. Вы прочитайте.

– Нет, я не хочу роман. Роман меня не устраивает. И там, наверное, все плохо кончается. Печально кончается.

Он с грустным вопросом смотрит в глаза Вали. Валя разочарованно кивает. В самом деле у Гамсуна все грустно кончается.

– Нет. Вы посудите, товарищ Осипова! Для чего мне такая книга? Если нужно, чтоб печально кончилось, так это каждый сумеет. А если нужно, чтобы хорошо кончилось, так надо научиться. Странно, почему никто не напишет такую книгу? Такую книгу в первую очередь нужно написать.

Валя согласилась с Давидом, и Валя частично отвечает за отсутствие такой книги, но расстроенное лицо Давида начинает интересовать ее и с другой стороны:

– А для чего вам такая книга?

– Мало ли для чего? Надо же прочитать! Я не понимаю: о технике написали, о звездах написали, о разных животных, которых давно нет, тоже написали! А о любви почему-то не написали.

Давид улыбается и моментально хорошеет.

– Надо же сказать по этому вопросу что-нибудь определенное!

Он все-таки смотрит на Валю с надеждой, и Валя склоняет голову на бок.

– Давид, я поищу в городе такую книгу. Но, насколько я помню, нет такой книги, Давид.

– Спасибо, – говорит Давид Резник, – очень буду благодарен.

Он ушел последним, и Валя занялась приведением библиотеки в порядок. Она распределяла книги по полкам, складывала на столе газеты и журналы, и все ей казалось, что она сейчас вспомнит книгу о любви.

Потом вдруг она вспомнила другое: как странно, и она любила, и другие люди кругом любиби и любят, почему ни разу никому в голову не пришло издать серьезную книгу о любви, чтобы было написано все "определенно", как говорил Давид Резник. Валя прыгала с лестнички на лестничку, и быстрыми молниями проносились у нее все какие-то интересные и в общем приятные мысли: хорошо было, что Давид Резник ищет такую книгу, хорошо было, с другой стороны, что другие люди не искали такой книги и в душевной простоте считали себя специалистами в этой области. И может быть, замечательнее всего было то, что книга о любви еще не написана, но скоро ее кто-нибудь напишет. Она выйдет в советском издании, и Валя получит ее, свежую, чистую, свою, и никто не скажет о книге, что она отображает буржуазную мораль. В самом деле, что общего между Давидом Резником и Анной Карениной и зачем ему учиться страдать у Гамсуна? Вале даже показалось на одну только секундочку, что в мире все хорошо устроено, потому что, допустим, такую книгу о любви кто-нибудь написал...

Валя остановилась с пачкой книг в руках и мечтательно улыбнулась: воображаю, какая получилась бы гадость. Разве можно написать книгу о любви, вообще о любви? Чудак этот Давид! Ему все хочется знать, чтобы все было определенно, тогда и жить не нужно. Зачем жить, если все написано. Прочитал и... все как по нотам!

Валя даже вздрогнула от отвращения. Она нахмурила бровки и, подымая книги к полке, закусила губу. Пускай. В ее жизни любовь тоже получилась... очень, очень неудачно. Ну и пускай. Все-таки это лучше, чем по книге. И кроме того, а кто знает, как будет завтра? Никто не знает. Какая завтра придет любовь? Может быть, такая придет, что Гамсуну не снилась.