Текст книги "ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ И ПИСЕМ"
Автор книги: Антон Чехов
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
ЯВЛЕНИЕ II
Те же и М е р и к.
Б о р ц о в. Хорошо, я грех беру на себя! Согласен?
М е р и к (молча снимает сермягу и остается в поддевке. За поясом топор). Кому холодно, а медведю да не помнящему родства всегда жарко. Взопрел! (Кладет на пол топор и снимает поддевку.) Покеда из грязи ногу вытащишь, так с тебя ведро пота стечет. Одну ногу вытащил, а другая вязнет.
Е ф и м о в н а. Это так… Родненький, дождик не меньше?
М е р и к (поглядев на Ефимовну). С бабами не рассуждаю.
Пауза.
Б о р ц о в (Тихону). На себя грех беру! Да ты слышишь или нет?
Т и х о н. И слышать не желаю, отстань!
М е р и к. Темень, словно кто дегтем небо вымазал. Носа не видать. А дождь в рожу бьет, что твоя пурга… (Берет в охапку одежу и топор.)
Ф е д я. Для вашего брата, жулика, это – первое дело. Зверь хищный прячется, а вам праздник, шутам.
М е р и к. Который человек говорит эти слова?
Ф е д я. Погляди… чай, не повылазило.
М е р и к. Так и запишем… (Подходит к Тихону.) Здорово, мордастый! Аль не спознал?
Т и х о н. Коли ежели вас всех пьяниц спознавать, что по большой дороге ходит, так для этого самого во лбу, почитай, десять дыр надо.
М е р и к. А ты погляди…
Пауза.
Т и х о н. А и то спознал, скажи на милость! По глазищам спознал! (Подает руку.) Андрей Поликарпов?
М е р и к. Был Андрей Поликарпов, а нынче, почитай, Егор Мерик.
Т и х о н. Зачем так?
М е р и к. Какой билет бог послал, так и обозначаюсь. Месяца два как Мерик…
Гром. Ррр… Греми, не испужался! (Осматривается.) Борзых тут нету?
Т и х о н. Какие борзые! Всё больше мошка да комары… Народ мякенький… Борзые теперича, чай, на перинах дрыхнут… (Громко.) Православные, стерегите карманы да одежонку, коли жалко! Лихой человек! Скрадет!
М е р и к. Ну, деньжонки пущай берегут, ежели есть, а касательно одежи – не трону. Брать некуда.
Т и х о н. Куда нелегкая несет?
М е р и к. В Кубань.
Т и х о н. Эва!
Ф е д я. В Кубань? Ей-богу? (Приподнимается.) Славные места! Такой, братцы, край, что и во сне не увидишь, хоть три года спи! Приволье! Сказывают, птицы этой самой, дичи, зверья всякого и – боже ты мой! Трава круглый год растет, народ – душа в душу, земли – девать некуда! Начальство, сказывают… мне намедни один солдатик сказывал… дает по сто десятин на рыло. Счастье, побей меня бог!
М е р и к. Счастье… Счастье за спиной ходит… Его не видать… Коли локоть укусишь, и счастье увидишь… Одна глупость… (Оглядывает скамьи и народ.) Словно привал арестантский… Здорово, нужда!
Е ф и м о в н а (Мерику). Глазища-то какие злющие!.. В тебе, парень, ворог сидит… Ты на нас не гляди.
М е р и к. Здорово, беднота!
Е ф и м о в н а. Отвернись! (Толкает Савву.) Саввушка, на нас злой человек глядит! Испортит, родименький! (Мерику.) Отвернись, говорю, аспид!
С а в в а. Не тронет, матушка, не тронет… Не попустит бог.
М е р и к. Здорово, православные! (Пожимает плечами.) Молчат! Ведь не спите же, косолапые! Чего же молчите?
Е ф и м о в н а. Отверни глазищи-то! Гордыню бесовскую отверни!
М е р и к. Молчи ты, старая карга! Не гордыней бесовской, а лаской и словом добрым хотел почесть долю горькую! Словно мухи жметесь от холода – ну, жалко стало, хотел доброе слово вымолвить, нужду приголубить, а вы рожи воротите! Что ж? И не надо! (Подходит к Феде.) Из каких будете?
Ф е д я. Тутошние, хамоньевские заводские. С кирпичных заводов.
М е р и к. Встань-кась!
Ф е д я (приподнимаясь). Ну?
М е р и к. Вставай! Совсем вставай, я тут лягу…
Ф е д я. То-ись… Твое место, што ли?
М е р и к. Мое. Поди ложись наземь!
Ф е д я. Проходи, прохожий… Не испужался…
М е р и к. Прыткий… Ну, ступай, не разговаривай! Плакаться будешь, глупый человек!
Т и х о н (Феде). Не прекословь ему, парень! Наплюй!
Ф е д я. Какую ты имеешь полную праву? Вытаращил свои щучьи глазищи и думаешь – испужался! (Собирает свой скарб в охапку, идет и постилает себе на полу.) Черт! (Ложится и укрывается с головой.)
М е р и к (постилает себе на скамье). Стало быть, не видал ты черта, коли им меня обзываешь. Черти не такие. (Ложится и кладет рядом с собой топор.) Ложись, топорик, братик… Дай я тебе топорище укрою.
Т и х о н. Топор где взял?
М е р и к. Украл… Украл, а теперь вот и ношусь с ним, как с писаной торбой: и бросать жалко и девать некуда. Как жена постылая… Да… (Укрывается.) Черти, брат, не такие…
Ф е д я (высовывая голову из-под сермяги). А какие?
М е р и к. Они как пар, дух… Дунуть вот (дует), такие и они. Видеть их невозможно.
Г о л о с и з у г л а. Ежели под борону сесть, так увидишь.
М е р и к. Сидел, не видал… Бабы врут да глупые мужики… Ни черта не увидишь, ни лешего, ни мертвеца… Глаз не так сотворен, чтоб всё увидать можно было… Когда мал был, нарочито по ночам в лес ходил лешего поглядеть… Кричу, кричу, бывало, что есть духу, зову лешего и глазами не моргаю: пустяк разный мерещится, а лешего не видать. На погост по ночам ходил, мертвецов желал видеть – врут бабы. Зверье всякое видывал, а что насчет страшного – накося выкуси! Глаз не тот…
Г о л о с и з у г л а. Не говори, бывает так, что и увидишь… В нашей деревне потрошил один мужик; кабана… Распорол этта требуху, а оттеда как выскочит!
С а в в а (приподнимаясь). Ребятушки, не поминайте вы нечистого! Грех, милые!
М е р и к. Ааа… седая борода! Шкилет! (Смеется.) Не надо и на погост итить, свои мертвецы из-под пола вылезают наставления читать… Грех… Не с вашим глупым понятием людей наставлять! Народ вы темный, в невежестве… (Закуривает трубку.) Отец мой был мужик и тоже любил, бывало, наставлять. Накрал раз у попа ночью мешок яблок, приносит нам да и наставляет: «Вы же, ребята, глядите, до Спаса не лопайте яблок, потому грех»… Так и вы… Черта вспоминать нельзя, а чертить можно… К примеру, хоть эту вот каргу взять… (Указывает на Ефимовну.) Во мне ворога увидела, а, небось, сама на своем веку из-за женских глупостев раз пять черту душу отдавала.
Е ф и м о в н а. Тьфу, тьфу, тьфу!.. С нами крестная сила! (Закрывает лицо руками.) Саввушка!
Т и х о н. Зачем пужаешь? Обрадовался!
Дверь хлопает от ветра. Господи Иисусе… Ветер-то, ветер!
М е р и к (потягивается). Эх, силищу бы свою показать!
Дверь хлопает от ветра. С ветром бы с эфтим померяться! Не сорвать ему двери, а я, ежели что, кабак с корнем вырву! (Встает и ложится.) Тоска!
Н а з а р о в н а. Молитву сотвори, идол! Что мечешься?
Е ф и м о в н а. Не трожь его, чтоб ему пусто! Опять на нас глядит! (Мерику.) Не гляди, злой человек! Глаза-то, глаза, словно у беса перед заутреней!
С а в в а. Пущай глядит, богомолочки! Молитву творите, глаз и не пристанет…
Б о р ц о в. Нет, не могу! Выше сил моих! (Подходит к прилавку.) Послушай, Тихон, в последний раз прошу… Полрюмки!
Т и х о н (качает отрицательно головой). Деньги!
Б о р ц о в. Боже мой, да ведь я уже сказал тебе! Всё пропито! Откуда же я возьму тебе? И неужто ты разоришься, если дашь мне в долг каплю водки? Рюмка водки стоит тебе грош, меня же избавит она от страданий! Страдаю! Не блажь тут, а страдание! Пойми!
Т и х о н. Поди рассказывай кому другому, а не мне… Ступай, проси вон у православных, пущай подносят тебе Христа ради, ежели желают, а я Христа ради только хлеб подаю.
Б о р ц о в. Дери ты с них, бедняков, а я уж… извини! Не мне их обирать! Не мне! Понимаешь? (Стучит кулаком о прилавок.) Не мне!
Пауза. Гм… Постойте же… (Оборачивается к богомольцам.) А ведь это идея, православные! Пожертвуйте пятачишку! Нутро просит! Болен!
Ф е д я. Ишь ты, пожертвуйте… Жулик… А водицы не хочешь?
Б о р ц о в. Как я унижаюсь! Как унижаюсь! Не надо! Ничего мне не надо! Я шутил!
М е р и к. Не выпросишь у него, барин… Известный жила… Постой, у меня где-то пятачишка валялся… Оба стакашку выпьем… напополам… (Роется в карманах.) Черт… застрял где-то… Кажись, намедни что-то звякало в кармане… Нет, нету… Нету, брат! Счастье твое такое!
Пауза.
Б о р ц о в. Не выпить мне нельзя, иначе я преступление совершу или на самоубийство решусь… Что же делать, боже мой! (Глядит в дверь.) Уйти разве? Пойти в эти потемки, куда глаза глядят…
М е р и к. Что же вы, богомолочки, ему наставления не прочтете? А ты, Тихон, отчего его наружу не выгонишь? Ведь он не заплатил тебе за ночлег. Гони его, толкай в шею! Эх, жесткий нынче народ. Нет в нем мягкости и доброты… Лютый народ! Тонет человек, а ему кричат: «Тони скорей, а то глядеть некогда, день рабочий!» А про то, чтоб ему веревку бросить, и толковать нечего… Веревка деньги стоит…
С а в в а. Не осуждай, добрый человек!
М е р и к. Молчи, старый волк! Лютый вы народ! Ироды! Душепродавцы! (Тихону.) Пошел сюда, сними мне сапоги! Живо!
Т и х о н. Эк, расходился! (Смеется.) Ужасти!
М е р и к. Пошел, тебе говорят! Живо!
Пауза. Слышишь ты, аль нет? Стенам говорю? (Поднимается.)
Т и х о н. Ну, ну… будет!
М е р и к. Я желаю, живодер, чтоб ты у меня, у нищего бродяги, сапоги снял!
Т и х о н. Ну, ну… не серчай! Поди, стаканчик выпей… Иди выпей!
М е р и к. Люди, чего я желаю? Чтоб он меня водкой угощал или чтоб сапоги снял? Нешто я оговорился, не так сказал? (Тихону.) Ты, стало быть, не расслышал? Погожу минутку, авось расслышишь.
Между богомольцами и прохожими некоторое волнение.
Приподнимаются и глядят на Тихона и Мерика.
Молчаливое ожидание.
Т и х о н. Нелегкая тебя принесла! (Выходит из-за прилавка.) Барин какой нашелся! Ну, давай, что ли? (Снимает с Мерика сапоги.) Каиново отродье…
М е р и к. Вот так. Поставь их рядом… Вот так… Ступай!
Т и х о н (снявши сапоги, идет за прилавок). Больно ты любишь мудрить! Помудри еще у меня, так живо из кабака вылетишь! Да! (Подходящему Борцову.) Ты опять?
Б о р ц о в. Видишь ли, я, пожалуй, могу дать тебе одну золотую вещь… Изволь, если хочешь, я тебе дам…
Т и х о н. Чево трясешься? Говори толком!
Б о р ц о в. Хоть это подло и мерзко с моей стороны, но что же делать? Я решаюсь на эту мерзость, будучи невменяем… Меня и на суде оправдали бы… Возьми, но только с условием: возвратить мне потом, когда буду обратно из города идти. Даю тебе при свидетелях… Господа, вы будьте свидетелями! (Достает из-за пазухи золотой медальон.) Вот он… Портрет надо бы вынуть, да некуда мне его положить: я весь мокрый!.. Ну, грабь с портретом! Только вот что… ты тово… пальцами не прикасайся к этому лицу… Прошу… Я, голубчик, был груб с тобою… глуп, но ты извини и… не трогай пальцами… Не гляди своими Глазами на это лицо… (Подает Тихону медальон.)
Т и х о н (рассматривает медальон). Краденые часики… Ну, да ладно, пей… (Наливает водки.) Трескай…
Б о р ц о в. Только ты пальцами… не тово… (Пьет медленно, с судорожной расстановкой.)
Т и х о н (открывает медальон). Гм… Мадама!.. Откуда это ты подцепил такую?
М е р и к. А покажь-ка! (Встает и идет к прилавку.) Дай-ка поглядеть!
Т и х о н (отстраняет его руку). Куда лезешь? Из рук гляди!
Ф е д я (поднимается и идет к Тихону). Дай-кась и я погляжу!
К прилавку подходят с разных сторон странники и прохожие.
Группа.
М е р и к (крепко обеими руками держит руку Тихона с медальоном и молча смотрит ни портрет).
Пауза. Красивая дьяволица! Из барынь…
Ф е д я. Из барынь… Щеки этта, глаза… Оттопырь руку-то, не видать! Волосья по самый пояс… Чисто как живая! Говорить собирается…
Пауза.
М е р и к. Для слабого человека это первая гибель. Сядет этакая верхом на шею и… (машет рукой) и – крышка тебе!
Слышен голос Кузьмы: «Тпррр… Стой, тетеря!»
Входит К у з ь м а.
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и К у з ь м а.
К у з ь м а (входит). Стоит кабачок на пути – ни проехать, ни пройти. Мимо отца родного днем поедешь, не приметишь, а кабак и в потемках за сто верст видать. Расступись, кто в бога верует! Ну-кася! (Стучит пятаком о прилавок.) Стакан мадеры настоящей! Живо!
Ф е д я. Ишь ты, черт верченый!
Т и х о н. Руками-то не размахивай! Зацепишь!
К у з ь м а. На то они и от бога дадены, чтобы ими размахивать. Растаяли, сахарные, тетка ваша подкурятина! Дождя испужались, нежные! (Пьет.)
Е ф и м о в н а. Испужаешься, добрый человек, коли на пути такая ночь захватит. Таперича, слава богу, благодать, по дорогам деревень и дворов много, есть где от погоды уйти, а допрежь и не приведи создатель что было! Сто верст пройдешь и не токмо что деревни или двора, щепочки не узришь. Так и ночуешь на земле…
К у з ь м а. А давно, баба, на свете маешься?
Е ф и м о в н а. Восьмой десяток, батюшка.
К у з ь м а. Восьмой десяток! Скоро доживешь до вороньего века. (Глядит на Борцова.) А это что за изюмина? (Глядит в упор на Борцова.) Барин!
Борцов узнает Кузьму и, сконфузившись, идет в угол и садится на скамью. Семен Сергеич! Да это вы или не вы? А? С какой такой стати вы в этом кабаке? Нешто вам тут место?
Б о р ц о в. Молчи!
М е р и к (Кузьме). Кто это?
К у з ь м а. Мученик несчастный! (Нервно ходит около прилавка.) А? В кабаке, скажи на милость! Оборванный! Пьяный! Я встревожился, братцы… Встревожился… (Говорит Мерику полушепотом.) Это наш барин… ваш помещик, Семен Сергеич, господин Борцов… Видал, в каком виде? На какого человека он похож таперя? То-то вот… пьянство до какой степени… Налей-кась! (Пьет.) Я из его деревни, из Борцовки, может, слыхали, за двести верст отседа, в Ерговском уезде. Крепостными у его отца были… Жалость!
М е р и к. Богатый был?
К у з ь м а. Большой…
М е р и к. Профуфырил отцовское-то?
К у з ь м а. Нет, судьба, друг милый… Господин был большой, богатый, тверезый… (Тихону.) Чай, сам, небось, видывал, как, бывалыча, тут мимо кабака в город езживал. Лошади барские, шустрые, коляска лесорная – первый сорт! Пять троек держал, братец ты мой… Лет пять назад, помню, едет тут через Микишкинский паром и заместо пятака рупь выкидывает… Некогда, говорит, мне сдачу ждать… В-во!
М е р и к. Ума, стало быть, решился.
К у з ь м а. Словно как будто ум и при нем… Из малодушества всё вышло! С жиру! Первое дело, ребята, из-за бабы… Полюбил он, сердешный, одну городскую, и представилось ему, что краше ее на всем свете нет… Полюбилась ворона пуще ясна сокола. Из благородных девушка… Не то чтобы какая беспутная или что, а так… вертуха… Хвостом – верть! верть! Глазами – щурь! щурь! И всё смеется, и всё смеется! Никакого ума… Барам это ндравится, по-ихнему умная, а по-нашему, по-мужицкому – взял бы да со двора прогнал… Ну… полюбилась и – пропадай ты, доля барская! Стал с ней хороводиться, то да се, чай да сахар, прочее… на лодках всю ночь ездиют, на фортепьянах…
Б о р ц о в. Не рассказывай, Кузьма! К чему? Какое им дело до моей жизни?
К у з ь м а. Извините, ваше высокоблагородие, я только самую малость… Рассказал им и будет с них… Я малость, потому встревожился… Очень уж я встревожился! Налей-кась! (Пьет.)
М е р и к (полушепотом). А она его любила?
К у з ь м а (полушепотом, который постепенно переходит в обыкновенную речь). Как не любить? Барин не пустяковый… Полюбишь, коли ежели тыща десятин да денег куры не клюют… Сам-то солидный, сановитый, тверезый… каждого начальства всё одно, как вот я тебя сичас… за ручку… (берет Мерика за руку) «здрасте и прощайте, милости просим»… Ну, прохожу однажды, это самое, вечером, через сад господский… сад-то, брат, ввво! верстами меряй… иду потихоньку, смотрю это, а они сидят на лавочке и друг дружку (изображает звук поцелуя) целуют. Он ее раз, она, змея, его два… Он ее за белу ручку, а она вся – вспых! и жмется, так и жмется к нему, чтоб ей… Люблю, говорит, тебя, Сеня… А Сеня, как окаянный человек, ходит с места на место и счастьем похваляется с малодушества… Тому рупь, тому два… Мне на лошадь дал. Всем долги простил на радостях…
Б о р ц о в. Ах… Ну к чему рассказывать? У этого народа никакого сожаления… Больно ведь!
К у з ь м а. Я малость, барин! Просют! Отчего чуточку не рассказать? Ну, ну, я не буду, ежели серчаете… Не буду… Мне плевать на них…
Слышны почтовые звонки.
Ф е д я. Ты не ори, потихоньку…
К у з ь м а. Я и так потихоньку… Не велит, ничего не поделаешь… Да и рассказывать больше нечего. Повенчались – вот и всё… Больше ничего и не было. Налей-кась Кузьме бессребренику! (Пьет.) Не люблю пьянства! В самый раз, когда господам, после венца, за ужин садиться, она возьми да и убеги в карете… (Шепотом.) В город к аблакату дернула, к полюбовнику… А? Какова? В самый настоящий момент! То-ись… убить мало!
М е р и к (задумчиво). Да… Ну что же дальше?
К у з ь м а. Очумел… Вот, как видишь, стал зашибать муху и ноне, сказывают, до шмеля дошел… То были мухи, а теперь – шмель… И до сей поры любит. Погляди: любит! Должно, идет таперь пешком в город на нее одним глазочком взглянуть… Взглянет и – назад…
К кабаку подъезжает почта. П о ч т а л ь о н входит и пьет.
Т и х о н. А нынче запоздала пошта!
П о ч т а л ь о н молча расплачивается и уходит.
Почта со звоном уезжает.
Г о л о с и з у г л а. В этакое ненастье пошту ограбить – раз плюнуть!
М е р и к. Жил на свете 35 лет и ни разу пошты не грабил.
Пауза. Таперь уехала, поздно… Поздно…
К у з ь м а. Каторги понюхать желательно?
М е р и к. Люди грабят, не нюхают. Да хоть и каторга! (Резко.) Дальше что?
К у з ь м а. Ты про несчастного?
М е р и к. А то про кого же?
К у з ь м а. Второе дело, братцы, откуда разоренье пошло – зять, сестрин муж… Вздумал он за зятя в банковом обчестве поручиться… тысяч на тридцать… Зять любит взять… известно, знает, шельма, свой интерес и ухом своим свиным не ведет… Взял, а платить не надоть… Наш так и заплатил все тридцать. (Вздыхает.) Глупый человек за глупость и муки терпит. Жена с аблакатом детей прижила, а зять около Полтавы именье купил, наш же, как дурак, по кабакам ходит да нашему брату мужику жалится: «Потерял я, братцы, веру! Не в кого мне теперь, это самое, верить!» Малодушество! У всякого человека свое горе бывает, змеей за сердце сосет, так и пить, значит? Взять, к примеру, хоть нашего старшину. Жена к себе учителя среди бела дня водит, мужнины деньги на хмель изводит, а старшина ходит себе да усмешки на лице делает… Поосунулся только малость…
Т и х о н (вздыхает). Кому какую бог силу дал…
К у з ь м а. Сила разная бывает, это правильно… Ну? Сколько тебе? (Расплачивается.) Забирай кровные! Прощай, ребята! Спокойной вам ночи, приятного сна! Бегу, пора… Акушерку к барыне из больницы везу… Чай, заждалась сердешная, размокла… (Убегает.)
Т и х о н (после паузы). Эй, ты! Как вас? Несчастный человек, иди выпей! (Наливает.)
Б о р ц о в (подходит нерешительно к прилавку и пьет). Значит, теперь я тебе за два стакана должен.
Т и х о н. Какой уж тут долг? Пей – вот и все! Заливай горе бедой!
Ф е д я. Выпей, барин, и мое! Эх! (Бросает пятак на прилавок.) Пить – помирать и не пить – помирать! Без водки хорошо, а с водкой, ей-богу, вольготней! При водке и горе не горе… Жарь!
Б о р ц о в. Фу! Горячо!
М е р и к. Дай-ка сюда! (Берет у Тихона медальон и рассматривает портрет.) Гм… После венца ушла… Какова?
Г о л о с и з у г л а. Нацеди-ка ему, Тиша, стаканчик. Пусть и мое выпьет!
М е р и к (с силой бьет медальоном о пол). Проклятая! (Быстро идет на свое место и ложится лицом к стене.)
Волнение.
Б о р ц о в. Это что же? Что же это такое? (Поднимает медальон.) Как ты смеешь, скотина? Какое ты имеешь право? (Плаксиво.) Ты хочешь, чтоб я тебя убил? Да? Мужик! Невежа!
Т и х о н. Будет, барин, серчать… Не стеклянное, не разбилось… Выпей-ка еще, да спать… (Наливает.) Заслушался вас тут, а давно уж пора кабак запирать. (Идет и запирает наружную дверь.)
Б о р ц о в (пьет). Как он смеет? Этакий ведь дурак! (Мерику.) Понимаешь? Ты дурак, осел!
С а в в а. Ребятушки! Почтенные! Положите храпение устом! Какая польза от шума? Дайте спать людям!
Т и х о н. Ложитесь, ложитесь… Будет вам! (Идет за прилавок и запирает ящик с выручкой.) Спать пора!
Ф е д я. Пора! (Ложится.) Приятного сна, братцы!
М е р и к (встает и постилает на скамье полу шубок). Иди, барин, ложись!
Т и х о н. Ты же где ляжешь?
М е р и к. Где придется… Хоть и на полу… (Постилает сермягу на полу.) Мне всё равно. (Кладет рядом с собой топор.) Ему на полу спать мука… Привык к шелку да к вате…
Т и х о н (Борцову). Ложись, ваше благородие! Будет тебе на патрет глядеть! (Тушит свечу.) Брось ты ее!
Б о р ц о в (пошатываясь). Где же мне лечь?
Т и х о н. На бродягино место! Чай, слыхал, уступает тебе!
Б о р ц о в (подходит к уступленному месту). Я тово… опьянел… Это… что же? Тут мне ложиться? А?
Т и х о н. Тут, тут, не бойся, ложись… (Растягивается на прилавке.)
Б о р ц о в (ложится). Я… пьян… Все кругом… (Открывает медальон.) Свечечки у тебя нет?
Пауза. Ты, Маша, чудачка… Глядишь на меня из рамочки и смеешься… (Смеется.) Пьяный! А разве над пьяным можно смеяться? Ты пренебреги, как говорит Счастливцев, и… полюби пьяного.
Ф е д я. Ветер-то как воет! Жутко!
Б о р ц о в (смеется). Какая ты… Разве можно так кружиться? Тебя не поймаешь!
М е р и к. Бредит. На партрет загляделся. (Смеется.) Комиссия! Образованные господа всякие машины и лекарства повыдумывали, а нет еще того умного человека, чтоб нашел лекарство от женского пола… Ищут, как бы все болезни лечить, а того и вдомек не берут, что от бабья народа пропадает больше, чем от болезней… Лукавы, сребролюбы, немилостивы, никакого ума… Свекровь изводит невестку, невестка норовит как бы облукавить мужа… И конца нет…
Т и х о н. Натрепали ему бабы вихор, вот он и топорщится.
М е р и к. Не я один… Спокон века, пока мир стоит, люди плачутся… Недаром и не зря в сказках да песнях черта с бабой на одну линию ставят… Недаром! Хоть наполовину да правда…
Пауза. Барин вон дурака ломает, а я нешто от большого ума в бродяги пошел, отца-мать бросил?
Ф е д я. Бабы?
М е р и к. Тоже как вот и барин… Ходил, как окаянный, завороженный, счастьем похвалялся… день и ночь как в огне, а пришла пора, открыл глаза… Не любовь была, а одно только обманство…
Ф е д я. Что ж ты ей сделал?
М е р и к. Не твое дело…
Пауза. Убил, думаешь? Руки коротки… Не то что убьешь, но еще и пожалеешь… Живи ты и будь ты… счастлива! Не видали б только тебя мои глаза, да забыть бы мне тебя, змея подколодная!
Стук в дверь.
Т и х о н. Кого-то черти принесли… Кто там?
Стук. Кто стучит? (Встает и подходит к двери.) Кто стучит? Проходи, заперто!
Г о л о с з а д в е р ь ю. Впусти, Тихон, сделай милость! Рессора в карете лопнула! Помоги, будь отцом родным! Веревочкой бы только обвязать, а потом уж как-нибудь доехали бы…
Т и х о н. Кто едет?
Г о л о с з а д в е р ь ю. Барыня едет из города в Варсонофьево… Пять верст только осталось… Помоги, сделай милость!
Т и х о н. Поди, скажи барыне, коли даст десять рублей, так и веревка будет и рессору починим…
Г о л о с з а д в е р ь ю. Взбесился ты, что ли? Десять рублей! Собака ты бешеная! Рад людскому горю!
Т и х о н. Как знаешь… Не хочешь и не нужно…
Г о л о с з а д в е р ь ю. Ну, да ладно, погоди…
Пауза. Барыня сказала: хорошо.
Т и х о н. Милости Просим! (Отворяет дверь и впускает кучера.)