Текст книги "Операция «Снегопад»"

Автор книги: Антон Первушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Что вы себе позволяете? – разъярился теперь уже Громов. – Мы военнослужащие, мы офицеры. Немедленно свяжитесь с комендантом.

– С комендантом мы свяжемся, – сказал пятнистый. – Но только тогда, майор, когда этого захочу я. И от твоего поведения зависит, захочу я этого или нет.

Громов побледнел от едва сдерживаемой ярости. И всё бы кончилось очень плохо, но тут дверь распахнулась и в отделении появился Фокин в сопровождении какого-то высокого милицейского чина. Лейтенант и пятнистый встали навытяжку.

– Ага, они здесь, – отметил Фокин. – Что же вы, товарищи офицеры? – обратился он к плененным офицерам. – Без опеки и часа не можете?

Лейтенант, выйдя из-за стойки, доложил чину, за что и при каких обстоятельствах были арестованы офицеры. Чин кивнул, но видно было, что решает здесь не он, а этот вот молодой человек.

– Открывайте клетку, – приказал Фокин. – Через час у них поезд.

Замок с «крысятника» был снят, и офицеры выпущены на волю.

– Пусть личные вещи вернут, – сварливо потребовал Лукашевич. – И деньги.

– Денег у них не было, – быстро сказал лейтенант. – Всё пропили.

– Личные вещи вернуть! – распорядился Фокин с брезгливой миной.

На вокзал офицеров привезли под конвоем из трех автоматчиков. Словно уголовников-рецидивистов. Мрачные офицеры вошли в вагон, и поезд почти сразу тронулся.

Стуколин под причитания пожилой проводницы высунулся из вагона и проорал, потрясая окровавленным кулаком;

– Я еще вернусь, суки! Я вам, тварям, еще задам!

– Всё! Всё! Успокойся! – прикрикнул на него Громов.

Стуколин послушался. Сплюнул на пол и утер рукавом раскрасневшееся лицо.

– И все-таки они суки, – произнес он уже тихо, но непоколебимо. – Твари продажные. Мы за них, а они нас…

– Надоело, – сказал Громов. – Все твои вопли мне надоели.

Стуколин понурился. Не так, совсем не так представлялась ему эта поездка в Москву. Офицеры прошли в купе. На этот раз четвертое место оказалось занято. На диване сидел полный и лысоватый человек в очках, рядом с ним лежала гитара в чехле. Он с понятным удивлением и даже озабоченностью воззрился на опухших и побитых офицеров, но те быстро привели себя в порядок и чинно расселись пить чай.

– Давайте познакомимся? – предложил Стуколин, обращаясь к новому попутчику.

– Давайте, – согласился тот. – Меня зовут Михаил.

– А кто вы по профессии? – с любопытством спросил Стуколин.

– Я – автор, – сообщил Михаил со смущенной улыбкой. – Профессиональный автор. Пишу песни, пою их перед публикой. Тем и живу.

– А нам споете?

– Мне не хотелось бы… – Михаил еще более смутился. – Поздно, да и надо ли?

– Надо! – заявил Стуколин. – Хотя бы одну, – добавил он просительно.

– Одну исполню, – согласился Михаил, Он расчехлил гитару, перебрал струны, чуть-чуть подстроил.

– Что вам спеть?

– А что вы обычно поете? – спросил вежливый Громов.

– У меня много самых разных… произведений. Какая тема вам ближе всего?

– Про пилотов что-нибудь есть? – снова встрял Стуколин. – Об истребителях? О войне?

– Об истребителях? – Михаил покачал головой. – Об этом у меня ничего нет. О войне? Пожалуй, спою о войне.

Он еще подстроил гитару и тихим ровным голосом запел:

Теплый дом, сытный стол, брудершафт с поцелуем – Всё потом, всё потом, а теперь недосуг. Собирайся, солдат, и пойдем повоюем, Что потом – то потом, что теперь – то вокруг. – Кто кого, кто куда – мы приказ не нарушим. Мы присяге верны, хоть огнем всё гори. Теплой кровью по горло зальемся снаружи И трофейным портвейном – по горло внутри. Наше черное время не кончится с нами. Нас вода унесет. А оно – над водой Повисит, переждет и вернется с войсками, И никто ему снова не скажет: «Долой[40]40
  Стихи Михаила Щербакова.


[Закрыть]!»

Эти стихи, положенные на красивую грустную мелодию, действовали безотказно. Лукашевич вдруг почувствовал, как у него увлажнились глаза. Он поспешно наклонил голову, чтобы никто, не дай Бог, не увидел его слез.

«Вот тоже казус, – подумал он. – Плачущий герой».

– «Наше черное время не кончится с нами»… – повторил Стуколин враз охрипшим голосом, когда стихли последние аккорды новой для него песни. – «И никто ему снова не скажет: Долой!»… Отличная песня!

– Рад, что вам понравилось, – сказал Михаил, зачехляя инструмент. – А теперь, если позволите, я откланяюсь.

– Да, пожалуйста, – ответил за всех Громов.

Майор снова смотрел в окно, и Лукашевич подумал, что, может быть, его непреклонный и отчаянно смелый командир, от которого не услышишь и слова жалобы, тоже не хочет, чтобы кто-нибудь увидел горе и слезы на его лице.

Михаил встал, забросил гитару на багажную полку, после чего принялся готовить себе постель, а трое офицеров из далекой отсюда воинской части 461-13 «бис», пираты президента, молча слушали перестук колес поезда, идущего по огромной заснеженной стране – поезда, идущего с востока на запад…

Эпилог. ПИРАТЫ XXI ВЕКА.

* * *

(Средняя Азия, июль 1999 года)

– Первый, – прозвучало в эфире, – доложите о готовности.

– Первый к взлету готов.

– Второй, доложите о готовности.

– Второй к взлету готов.

– Третий, доложите о готовности.

– Третий к взлету готов. Короткая пауза.

– Первый, второй, третий, взлет разрешаю. Приступайте к выполнению задания.

Тяжелая стальная створка с грохотом откатилась вправо, открывая белую взлетно-посадочную полосу под нестерпимо ярким небом. Громов медленно вывел штурмовик из подземного ангара. И сразу увеличил обороты двигателя – полоса была не из тех, по которым можно долго разгоняться.

Машина быстро и легко набрала скорость, оторвалась от земли. Громов убрал шасси, сверился с компасом и лег на заданный курс. Беглого взгляда, брошенного назад, майору хватило, чтобы убедиться: «второй» и «третий» без проблем заняли предписанный им эшелон. В переговоры с ведомыми Громов вступать не стал: инструктор требовал соблюдать по возможности радиомолчание.

До цели – двадцать четыре минуты лету, и столько же – обратно. Есть время подумать, что делаешь и зачем делаешь.

Штурмовики шли на предельно малой высоте, приходилось активно маневрировать, чтобы вписаться в прихотливый рельеф, но опытные руки всё делали сами, и голова была свободна для любых, самых сторонних размышлений. Громов вспомнил полковника Зартайского. С той памятной встречи на даче президента (впрочем, ни один из новоиспеченных Героев России не был уверен, что встреча состоялась именно на даче президента) минуло пять месяцев, и Константин виделся с полковником Зартайским еще три раза. После каждой новой встречи с этим загадочным «полномочным представителем» жизнь трех офицеров из воинской части 461-13 «бис» изменялась самым коренным образом. После первой – два с половиной месяца назад – все трое были уволены в запас, после чего очутились в специальном лагере под Казанью, о существовании которого до сих пор ни один из них не знал. Здесь они прошли ускоренный курс подготовки, освоив новую для себя машину – штурмовик «Су-25Т». После второй встречи – еще через два месяца – пилотов перебросили на некую военную базу, спрятанную в горах, местоположение которых на земном шаре какое-то время оставалось для офицеров загадкой номер один. И вот наконец третья встреча. Зартайский появился на базе внезапно, и был он один, без обычного сопровождения. Пригласив пилотов в отдельную комнату и закрыв дверь на ключ, полковник вручил Громову кожаную папку.

«Здесь карты, маршрут, полетное задание, цели и сроки, – сообщил полковник. – Никто из персонала базы видеть этого не должен, – предупредил он тут же. – Вам всё понятно, товарищи офицеры?»

Пилоты переглянулись.

«Мне непонятно только одно, – сказал Стуколин и потер кулак, – кто мы? Честные пираты или грязные наемники?»

Зартайский поднял брови.

«Вы – офицеры Российской армии», – сказал он с нажимом.

«Уволенные в запас офицеры Российской армии». – напомнил ему Громов.

Полковник поморщился.

«Мы это уже обговаривали, – заметил он. – Стоит ли возвращаться к пройденному?»

«Мы особо обговаривали, что от нас не будет секретов. Мы должны быть в курсе, что мы делаем и почему это необходимо. Это было отдельное и обязательное условие».

«Что ж, – сказал Зартайский, не моргнув глазом, – мы действительно это обговаривали».

И он рассказал. Лучше бы он этого не делал…

Пискнул сигнал – автоматизированная система управления самолетом САУ-8 информировала пилота, что штурмовик входит в район нахождения цели. Впереди расстилалась более или менее равнинная местность, и где-то там, в излучине узкой речушки, располагался лагерь «сепаратистов-экстремистов», как назвал их Зартайский. Лагерь был практически неприкрыт – идеальная мишень для бомбометания, вот только «сепаратисты-экстремисты» эти, как оказалось, предпочитали путешествовать по просторам своей родины не в одиночку, а в окружении семьи – чад и домочадцев.

«Это война, – сказал тогда Зартайский. – Не мне объяснять вам, товарищи офицеры, что такое война».

«Но война не объявлена!» – воскликнул Лукашевич.

«Мы бы с удовольствием объявили войну, – сказал Зартайский спокойно. – Тем более что фактически она уже идет. Но наши политики…»

Он не закончил начатую фразу, но всё было ясно и так.

«А верховный главнокомандующий в курсе?» – на всякий случай уточнил Стуколин.

«А как же, – Зартайский вдруг с совершенно идиотским видом подмигнул. – Он в курсе с самого начала».

Вот и понимай как хочешь. Хочешь – понимай, что ты патриот и защитник Родины, а хочешь – что ты сепаратист-экстремист ничем не хуже, но и не лучше тех, в лагере, который ты летишь бомбить. Но самое страшное, что выбора нет: и в том, и в другом случае. Однажды они уже стали пиратами (хотя здесь лучше подошло бы слово корсары[41]41
  Корсары – морские разбойники-«партизаны», грабящие только корабли неприятеля.


[Закрыть]), подписались на дело, которое можно назвать «спецоперацией», а можно… м-да… об этом лучше не думать.

«Да не расстраивайтесь вы так, – сказал тогда Зартайский, – У нас нет причин вас кидать».

«Как вы сказали?» – переспросил Громов.

«Нет причин кидать, – пояснил Зартайский. – Есть такой новомодный глагол».

До цели оставались считанные километры. Оптико-электронная система «Шквал» прицельного комплекса И-251 осуществила обнаружение и захват цели, точнее – даже группы целей. Пилоту оставалось только нажать на кнопку.

Громов медлил. Почему? Может быть, потому, что у него самого где-то в далеком отсюда и, по слухам, изнывающем от немыслимой жары Петербурге остались жена и сын, и они тоже ни в чем не виноваты. Как не виноваты дети и жены тех – в лагере.

«Это война», – сказал тогда Зартайский.

Громов нажал на кнопку. Штурмовик тряхнуло, и две почти идеально прямые дымные полосы определили собой направление, в котором ушли выпущенные ракеты. Больше майор не колебался. Он выпустил еще две ракеты и, отстрелив инфракрасные ловушки на случай, если кто-нибудь из «сепаратистов-экстремистов» захочет поиграться со «стингером», положил штурмовик на обратный курс.

Вслед за ним выполнили боевую задачу и пристроились в хвост штурмовики Лукашевича и Стуколина. На равнине, в излучине безымянной речушки, медленно и страшно поднималась к небу, заслоняя солнце, сплошная стена черного дыма.

А пираты возвращались на базу. Впереди их ждала большая война.